Текст книги "Мастер убийств"

Автор книги: Дон Пендлтон

Соавторы: Л. Эйнджел,Жорж Лотнер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

– Все это очень трогательно, – нетерпеливо прервал его министр, – но что вы все-таки собираетесь делать? Если Доман решился на убийство малагасийского президента, то где он сейчас? Как его найти? Его, видимо, нелегко будет арестовать.

– Да, его местонахождение неизвестно, – задумчиво произнес Мартен, – но ему придется входить в какие-то контакты и тогда, возможно…

– Ни в коем случае! – возмущенно возразил Пикар. – Я учил его не входить в контакты. Он обучен тактике работы на «выжженной территории».

– Что это значит? – недоуменно спросил министр.

– Это значит, – с видом знатока объяснил старый инструктор, – что человек, которого я воспитал, всегда первым идет в атаку. Он не бежит от встреч, но упреждает своих противников. Жосс Доман будет вас преследовать. Он один справится со всеми вами. Он способен довести противника до сумасшествия. Это профессионал экстра-класса, а ничто не приносит профессионалу большего удовольствия, чем сознание его собственного профессионализма, чем сознание прекрасно выполненной работы. Я совершенно уверен, что Доман исполнит задуманное, и это будет просто шедевр. Он, несомненно, «заключит контракт».

Глава 3
СТАРЫЙ БУДИЛЬНИК

Становилось прохладно, с набережной Сены тянуло сыростью. Уже далеко перевалило за полночь. Инспектору Оксильеру Фаржу из бригады противодействия и двум агентам – Доминику Виктора и Андре Рагуле, уже несколько часов торчавшим у дома Жосслена Домана, ожидание вскоре стало казаться бессмысленным, а борьба со сном – все более трудной.

– Доман не придет, – проворчал Фарж, плотнее заматывая шарф и мечтая о теплой ванне. – Он же не сумасшедший, чтобы сюда являться.

– Ты так думаешь? – заметил Рагуле. – Все-таки он два года не видел свою жену.

– Ну и что? – продолжал упорствовать Фарж. – Он же понимает, что в первую очередь увидит не ее, а нас. Хотя каких только глупостей не делаем мы, мужчины, из-за женщин!

– Говорят, что ты, Оксильер, большой специалист по части баб. Может, поделишься опытом, расскажешь что-нибудь интересное? Смотришь, и дежурство быстрее закончится.

– Что же вам рассказать? – спросил Фарж, явно польщенный предложением Рагуле.

– Да вот я слышал какую-то историю о шампанском, – подсказал тот и заговорщицки подмигнул Виктору.

Фарж на минуту задумался, улыбаясь приятным воспоминаниям, и начал свой рассказ со ссылки на документ. Привычка эта осталась у него со времен учебы на юридическом факультете, как и любовь ко всему английскому.

– Исторические хроники свидетельствуют, что после первой брачной ночи молодой принц Артур, брат Генриха VIII, высунув голову из-за полога своей кровати, заметил своим спальникам: «Честное слово, джентльмены, любовь – иссушающее дело!» Поясню к чему я клоню. Я впервые попробовал шампанское в постели, когда еще был студентом. В ту пору у меня был замечательный договор со студенткой-художницей, которая позволяла мне жить в ее студии в обмен на мои услуги в качестве модели, а также любовника. Я мог не беспокоиться о квартирной плате, и мне удавалось растянуть свои весьма скромные средства на довольно продолжительный срок.

Моя Жюли была на год старше меня, и в свои двадцать два года выглядела уже сформировавшейся чувственной женщиной. Именно она взялась сделать из меня сексуального мужчину. Мне приятно думать, что я оказался неплохим учеником.

Жюли была весьма привлекательна и общительна, а потому имела много друзей и знакомых. Три пары танцоров из дансинга «Фоли-Бержер» жили в одном с нами доме. Это было высокое старое здание на Монмартре. Поскольку студия занимала весьма просторное помещение, обитатели дома и те, кто жили по соседству, чаще всего избирали именно ее местом для вечерних сборищ. Среди них были артисты, художники со своими моделями, студенты университета. Они приносили с собой хлеб, сосиски и вино и часами толковали про самые разные проблемы, споря до хрипоты.

Из окна студии можно было выбраться на плоскую крышу, где мы с Жюли и танцоры из «Фоли-Бержер» загорали голыми на матрацах, которые мы туда притащили. Если было настроение, то мы занимались любовью. Как правило, одна пара начинала, а вслед за нею принимались за это приятное занятие и другие. Бывало, три-четыре пары занимались бок о бок любовью на матрацах, сдвинутых в одну громадную постель.

Рагуле иронично усмехнулся и толкнул локтем Виктора, вот, мол, заливает.

– Напрасно ты улыбаешься, Андре, – заметил на это Фарж. – Самое замечательное было в том, что всем нам это представлялось совершенно правильным. Мы не находили в нашем поведении ничего зазорного: я никогда не слышал непристойных комментариев, зато смеха и веселья было предостаточно. Иногда я, правда, подумывал, что, немножко схожу с ума, но теперь все это кажется мне совершенно естественным. Просто мы откликались на зов любви и на потребности наших молодых инстинктов.

В первую же нашу ночь Жюли, чувствуя мой зверский сексуальный аппетит, скрытый во мне до поры, захватила меня, словно тайфун. Это было такое фантастическое ощущение, что я и сейчас могу вспомнить ту ночь в мельчайших подробностях…

Фарж на минуту умолк, а затем растерянно спросил:

– Так о чем это я?..

– Ты собирался рассказать о шампанском, – с готовностью подсказал Виктор.

– Ах да! Так вот, среди наших друзей был один парень по имени Эдуард Прюнье хороший художник и к тому же сын очень крупного промышленника. Он никогда не трепался об отцовском богатстве, но все мы знали, что для него не было проблемы купить лишний тюбик золотистой охры или жженой умбры.

Когда Эдуарду исполнился двадцать один год, он спросил Жюли, нельзя ли устроить небольшую вечеринку у нее в студии для парижских друзей, которые не смогли побывать на официальном празднике, устроенном его родителями.

На следующий день Эдуард принес коробки с морскими деликатесами всех видов, а также приволок в наши и без того захламленные апартаменты три ящика «Вдовы Клико». По указанию Жюли я вскрыл ящики, и мы уложили бутылки в коробки со льдом. При этом Жюли тайком спрятала в шкафу нашей кухни пару бутылок, заговорщицки шепнув: «Наши чаевые!»

Это была роскошная, сумасшедшая, необычная вечеринка. Стояла знойная августовская ночь. Через два часа ни на одном из нас не осталось ничего из одежды. Еще до полуночи на крыше и в студии разыгралась настоящая сцена любовной оргии. Молодые люди, которых влекло друг к другу, дали выход своей сексуальной энергии и удовлетворяли свои нужды.

«Это шампанское во всем виновато!» – сказала Жюли, когда я позже спросил, как это получилось. Я еще не привык к шампанскому и не знал, что этот холодный как лед, напиток, гораздо более вкусный, чем обычное вино, обладает таким возбуждающим эффектом.

Но двумя днями позже мне преподали новый урок.

У нас с Жюли была привычка заниматься любовью в полдень, потому что друзья наши расходились только на рассвете и мы поздно ложились спать.

Утром мне не нужно было идти в Сорбонну, и я позировал Жюли. Картина шла хорошо, мы были в отличном настроении и, в полдень, проглотив бутерброды, завалились в кровать.

Было очень тепло, и накрапывал дождь, а поэтому мы не могли выбраться на крышу. Мы открыли окна, однако воздух в студии оставался спертым. К концу первого акта мы были не только пресыщенными, но и очень вялыми. Через несколько минут после того, как мы успокоились, Жюли притащила одну из двух украденных бутылок «Вдовы Клико», которую она заблаговременно поставила под струю холодной воды на кухне, ничего мне не сказав.

С первого же глотка я почувствовал, что начинаю оживать, а после второго стал осознавать, что мой член выпрямляется и пошевеливается, готовясь к будущему действию. Я был просто потрясен. Протянув руку, я требовательно притянул к себе Жюли. К моему удивлению, тело ее уже налилось и чуть увлажнилось. Она улыбнулась той особой, ободряющей улыбкой, которая всегда возвращала меня к жизни. Затем она окунула пальцы в стакан с шампанским и окропила мой член холодным напитком. Он тут же отреагировал с благодарностью и стал весь внимание. Через несколько минут мы вновь занимались любовью.

Бутылки шампанского хватает на восемь бокалов – по четыре на каждого. К тому времени, как бутылка была пуста, мы кончили по пять раз, и при этом великолепно!

– Да ты, Оксильер, оказывается сексуальный гигант! – иронически присвистнул Рагуле.

– Я не преувеличиваю, поверьте! – настаивал Фарж и продолжал: – Теперь, когда я время от времени выбираюсь на ответственное любовное свидание, я беру шампанское в постель и предпочитаю пить его там, а не за обеденным столом. Я никогда не упускаю возможности повторить свой первый опыт и уверен – вовсе не для того, чтобы оживить прошлое.

Поверьте, в шампанском содержится нечто возбуждающее. Я не знаю, что именно, и не стремлюсь узнать, потому что не вижу смысла делать какое-то открытие – главное, что это срабатывает безошибочно. Шампанское всегда благотворно действовало на всех моих партнерш. Я выяснил, что полбутылки на двоих обеспечивает пару желанных оргазмов. Небольшая цена!

– А я-то всегда считал шампанское просто мочегонным средством! – вздохнул Рагуле.

– Ах, Андре, вечно ты все опошлишь! Тебе бы не в секретной службе работать, а в казарме оттачивать свой юмор на новобранцах.

– Ну, ладно, ладно, – примирительно заметил Виктор. – Мы на дежурстве, и о шампанском можем только мечтать. Зато кофе у нас есть. Сейчас достану термос…

За квартал до своего дома Доман сделал клошарам знак остановиться. Улица спала, тускло светили фонари, но Жосслен сразу заметил профессиональным взглядом три темных затылка в машине напротив парадного входа. Черного хода в доме не было, видимо, поэтому Мартен решил ограничиться одной группой агентов. В темном доме ярко светились окна его квартиры. Жени была одна: шторы в гостиной оказались подняты.

– А теперь – бегите за мной! – негромко скомандовал Доман клошарам.

Фарж и его напарники как раз собрались снова попить кофе, чтобы ненароком не уснуть, как вдруг услышали гулкий топот бегущих ног. Потом послышалась какая-то непонятная возня и из-за угла соседнего дома на пустынную улицу вывалила целая компания подвыпивших бродяг. Между ними, видимо, произошла размолвка, потому что все они внезапно набросились на высокого смешного оборванца в нелепом широченном плаще и низко надвинутой мятой шляпе.

– А-а-а! – завопил он, неуклюже отбиваясь от собутыльников. – Спасите! Полиция, полиция, на помощь!

Он заметил людей в машине, рванулся из цепких рук своих рассвирепевших приятелей и быстро перебежал улицу.

– Полиция, спасите! Меня убивают! – пьяный бродяга заглядывал в окна машины и лихорадочно дергал дверцы.

– Какое дурачье! Отгони их от машины, Рагуле, – приказал Фарж.

Рагуле вылез из машины и начал расталкивать наступавших клошаров.

– Идите отсюда, проваливайте, что вы к нему привязались?!

В это время оборванец, улучив момент, юркнул в открытую дверцу машины и вцепился в сиденье мертвой хваткой.

– Спасите меня, это ужасные люди, вы их не знаете, они хотят меня убить… – бормотал он.

– Это еще что такое! – заорал потерявший терпение Фарж. – Выкиньте его немедленно, а то он загадит нам всю машину. Он него же несет какой-то тухлятиной!

Но клошар отчаянно сопротивлялся, упираясь ногами и руками. Внезапно в машине раздался оглушительный трезвон – из кармана бродяги выпал огромный будильник и от удара о пол разразился заливистой трелью, способной свалить живого и поднять мертвого.

– Это что еще такое? Будильник? – окончательно рассвирепел Фарж. – Суньте ему в морду этот будильник! Убирайся отсюда, негодяй!

Наконец, они выпихнули клошара из машины, дав ему хорошего пинка под зад, да так, что бродяга кубарем пролетел метра три. Но, видимо, решив, что он получил все же меньше того, что причиталось ему от подвыпивших приятелей, бродяга не расстроился, а напротив, с улыбкой уселся на тротуаре поудобнее и фальшиво запел:

 
– Спишь ли ты, братец Жак?
Спишь ли ты, спишь ли ты…
 

Рагуле нашарил под сиденьем будильник и швырнул в безголосого бродягу. Будильник со звоном покатился по мостовой и ударился о край тротуара.

– Что вы, господа! – возмущенно закричал бродяга. – Как так можно? Вы же разобьете часы. Это очень ценный будильник. Старинный… Еще моя бабушка, упокой, Господи, ее душу…

Бродяга поднял будильник. Пошатываясь и бормоча что-то нечленораздельное себе под нос, он побрел по противоположной стороне улицы.

– Пожалуй, надо еще выпить кофе, а то мы через пару часов заснем, – сказал Рагуле.

Фарж потянулся за термосом и пакетом с бутербродами. Бродяга тем временем дошел до старого вяза, росшего у дома Жосслена Домана, и быстро скользнул в тень его широкого ствола. Затем он осторожно обернулся – в машине было тихо. Инспектор Фарж и двое агентов потягивали черный кофе, и в свежем ночном воздухе далеко разносился, дразня обоняние, ни с чем не сравнимый аромат.

Скрываясь в тени дерева, Доман по-кошачьи мягко и неслышно проскользнул в парадное, тихо затворив за собою дверь.

Уже близилось утро, небо на востоке начало светлеть, а заседание в отделе службы безопасности все еще продолжалось. После вдохновенной речи инструктора Пикара настроение присутствующих явно испортилось. Министр это почувствовал.

– Вы напрасно впадаете в отчаяние, господа, – сказал он. – Конечно, судя по всему, Жосслен Доман – опытный профессионал, но надо учитывать и то, что он провел два года в африканской тюрьме. Кроме того, вы упомянули, что в Антананариву его подвергали обработке, вводя специальную сыворотку. Это усталый человек, его здоровье наверняка подорвано…

– Усталый?! – от возмущения инструктор Пикар даже привстал в инвалидном кресле. – Мой ученик не может устать! – выкрикнул он. – Режим, разработанный мною, сделал из него настоящего бойца. Он не политик, не болтун, он – человек действия. Это лев!..

Но полковнику Мартену уже изрядно надоели восторженные излияния старика в адрес Домана.

– Все, хватит! Мы все поняли, Пикар, – сказал он, берясь за ручки инвалидного кресла.

– Как это «хватит»? Я еще не закончил, – протестовал Пикар, но Мартен решительно вывез его за дверь.

– Итак, – сказал министр, на которого речи старого инструктора явно произвели сильное впечатление, – этот Пикар прекрасно охарактеризовал нам своего ученика. Меня только одолевает сомнение: не из тех ли Доман ребят, что свихнулись от чрезмерного усердия, превратно поняв служебный долг? Вы не слышали историю о морском пехотинце, который вдруг решил применить свою военную специальность на «гражданке»? Я имею в виду Чарльза Уайтмена, двадцатипятилетнего студента архитектурного университета города Остин в штате Техас. Неужели не слышали? Дело было громкое.

Сотрудники африканского сектора пожали плечами.

– До того, как войти в дружную семью студентов, этот голубоглазый – как, кстати, и наш неуловимый Доман – блондин служил, как я уже сказал, в морской пехоте США и был отличным снайпером. Я знаю все подробности, потому что проходил в то время стажировку в Штатах, – пояснил министр Сен-Ламбер. – Так вот, однажды он вспомнил о своих боевых навыках, пропадающих без толку. Что ж, решил он, тряхнем стариной. Тем же вечером Уайтмен закончил приготовления – уложил в дорожный мешок винтовки, пистолеты, нож – и сел за пишущую машинку. Этот всегда веселый и уравновешенный юноша написал, что мир не стоит того, чтобы в нем жить, что он ненавидит отца – преуспевающего бизнесмена, разведенного с его матерью, но очень любит свою жену, а потому намерен убить ее.

Он сел в машину, заехал за женой на работу и, привезя домой, аккуратно убил ножом. Тело Уайтмен положил на кровать, накрыл простыней и поехал к матери. Ее он убил выстрелом из пистолета.

Вернувшись домой в три часа ночи, Уайтмен ненадолго прилег. Рано утром он взял напрокат в одном магазине маленькую багажную тележку, а немного погодя купил в кредит двенадцатизарядную винтовку. Потом он положил свои покупки и мешок с оружием в машину и поехал в университет.

Когда он вкатил тележку с мешком в холл университета, дежурный не обратил на него внимания, приняв за рабочего-ремонтника с инструментом, потому что предусмотрительный Уайтмен оделся соответствующим образом.

На скоростном лифте бывший снайпер поднялся на двадцать седьмой, последний этаж университета. По лесенке он втащил тележку с мешком на смотровую площадку.

В это время здесь стояла, наслаждаясь видом на город, сорокасемилетняя служащая университета Эдна Тоупелли. Уайтмен хладнокровно застрелил ее, а затем принялся готовить свою позицию по всем правилам снайперского искусства. Судя по количеству припасов, которые он с собой захватил, убийца рассчитывал обосноваться здесь надолго.

Смотровая площадка на крыше университета часто привлекала к себе посетителей. Едва Уайтмен устроился поудобнее, как наверх поднялось семейство из пяти человек – муж с женою, двое их сыновей и сестра жены. Шедший первым пятнадцатилетний сын и получил первую пулю. Оба мальчика были убиты, женщины – тяжело ранены. Уцелел только шедший последним муж – убитые и раненые свалились на него сверху с лестницы.

Прогнав таким решительным образом посетителей, Уайтмен принялся выбирать объекты в городе. Первыми на его мушку попалась юная влюбленная пара. Смертельно раненая девушка крикнула: «Помогите!» – и упала. Приятель бросился к ней на помощь, но тут же сам свалился замертво.

Сквозь оптический прицел Уайтмен продолжал рассматривать город. В трех кварталах от университета он заметил копошившегося у проводов рабочего. Выстрел – и тридцатилетний электрик, занимавшийся ремонтом электросети, оказался убит.

После этого Уайтмен стал стрелять безостановочно. Любой человек, попавший в окуляр прицела, становился для него мишенью. С профессиональной точностью он поражал своих жертв в голову или в грудь. Испуганные люди метались по улицам в поисках укрытия, не понимая, что происходит. А Уайтмен продолжал хладнокровно нажимать на курок, останавливаясь только затем, чтобы вставить новую обойму.

Всего он убил пятнадцать человек и ранил тридцать три. Одной из его жертв стал младенец в чреве матери – пуля, пробив живот, попала в ребенка, а женщина осталась жива.

– Какой ужас! – воскликнула Алиса и с любопытством спросила: – И чем же завершилась эта бойня?

– Когда было обнаружено место расположения убийцы, полицейские под прикрытием дымовой завесы подобрались к университету и бросились на штурм. На двадцать седьмом этаже они обнаружили обезумевшего отца семейства, рыдающего над телами жены, свояченицы и сыновей.

Полицейские выбили забаррикадированную дверь и подвергли смотровую площадку мощному обстрелу. Снайпер был убит…

– Вы хороший рассказчик, господин министр, – вновь нарушила наступившую тишину Алиса. – Однако ваше сравнение свихнувшегося убийцы и агента спецслужбы кажется мне не совсем корректным…

– Значит, по-вашему, он лев? Ну что же, если он лев, то съест всех вас и закусит мною. Съест и не подавится – только косточки захрустят!

– Нет, господин министр, – поторопился возразить Мартен. – Мы его остановим.

– Мы? – с иронией переспросил министр. – Кто же сможет остановить этого супермена?

– Я! – внезапно поднявшись с места, произнес человек, до сих пор безмолвно сидевший в глубине комнаты. – Я – комиссар Розен из бригады противодействия. Даю слово чести!

Министр Сен-Ламбер посмотрел на Розена долгим испытующим взглядом и одобрительно кивнул.

Глава 4
ЖАННА

Жанна Доман была невысокой брюнеткой с легкой склонностью к полноте, проявившейся с возрастом. У нее была по-девичьи нежная кожа, свежий румянец, пухлые чувственные губы и темные, по-восточному раскосые глаза.

Однако от двухлетней тревоги, волнений и бессонных ночей под этими прекрасными глазами залегли сероватые тени, которые придавали ее лицу выражение беспомощности, горечи и обиды на весь мир.

Жанна сидела в гостиной на полукруглой софе, сжавшись в комок.

От долгого ожидания она впала в какое-то оцепенение. После звонка Жосса прошло уже более шести часов, но сам он все не появлялся. Обычно Жанна успокаивала себя поэзией, но сейчас ей было не до чтения, и томик «Поэзии XIX–XX веков» был нервно отброшен в сторону. Телефон молчал. Вдруг она услышала в прихожей легкий шорох, скрип двери и бросилась туда.

– Жосс?! Это ты, Жосс?! – позвала она вполголоса.

Она увидела у двери незнакомого темнолицего оборванца в рваном плаще, заросшего щетиной. Жанна в ужасе закричала, отпрянула, но бродяга рассмеялся и, сбросив шляпу и плащ, оказался Жоссом. Немного похудевшим, с посеребренными сединой висками, но, в общем, мало изменившимся. Он шагнул к ней. Жанна почувствовала его родной запах, тепло рук, укололась о небритые щеки и не смогла удержаться, чтобы не заплакать.

– Тише, тише, Жени, дорогая, не надо плакать, – шептал Жосслен и нежно гладил ее по плечу.

– Два года, Жосс, два года! Я думала, что сойду с ума от ожидания… – голос Жанны прерывался от слез.

– Все так странно получилось, Жени! Видишь, какой мне пришлось устроить маскарад, чтобы прийти к тебе. Два года я мечтал снова вернуться домой и делаю это, как вор.

Когда первые поцелуи, объятья и страстные вздохи были позади, супруги лежали в спальне, на широкой постели. Ночная лампа сияла мягким, чуть розоватым светом, мягкие волосы Жанны касались плеча Жосслена. Рассеянно он взял с прикроватной тумбочки старую шкатулку, – в которой были запонки, часы, галстучные булавки, фамильные перстни и, – открыв ее, вдруг наткнулся на свой именной медальон агента спецслужбы.

«Доман Жосслен. Служба безопасности Франции…»

«Может пригодится!» – подумал Доман.

– Жосс! Ты слушаешь меня? – Жанна приподнялась с подушки и заглянула ему в глаза.

– Конечно, Жени, я очень внимательно слушаю тебя… – поспешно ответил Жосслен.

– Тогда скажи мне, – повторила она свой вопрос, – в службе безопасности знают о твоем возвращении?

– Забудь о моей работе, Жени. Прошло два года с тех пор, когда я видел своих сотрудников в последний раз.

– Я не забыла этого, Жосс, и думаю, что она тоже не забыла, – медленно сказала Жанна.

– Кто «она»? – нарочито равнодушно спросил Доман.

– Ты знаешь, о ком я говорю…

Доман промолчал.

– Через четверть часа после твоего звонка они заявились ко мне. Говорили о какой-то телеграмме… Почему ты не пришел ко мне перед тем, как ее послать? Они перерыли всю квартиру, угрожали мне… Зачем тебе это нужно, Жосс? Ты вернулся, чтобы увидеть меня или для того, чтобы поиграть с ними? Твой приход – это визит нежности или визит-провокация?

Жанна замолкла, ожидая ответа, но Жосслен тоже молчал.

– Они сказали мне, что ты хочешь убить президента Нджалу. Ты что, сошел с ума? Я не могу второй раз потерять тебя, Жосс. Я слишком сильно люблю тебя…

Жосслен ласково коснулся завитков ее темных полос. Она прижалась щекой к его плечу, и Доман почувствовал, что она плачет.

– А я слишком сильно ненавижу их, Жени. Я просто игрок Жосслен Доман, который решил сейчас сыграть свою игру. Два года в африканских каменоломнях многому научили меня. И то, что я задумал, является для меня делом чести. Когда-то я был напичкан дурацкими идеями о том, что умирать надо не на коленях, а стоя… – Он помолчал. – Говорят, раньше у меня были голубые глаза. И хотя они поблекли, Жени, я им еще покажу… Меня предали люди, среди которых были и мои друзья. Я не могу простить им этого.

Тем временем рассвело. Птицы, проснувшись, пробовали за окном свои голоса. Первые лучи весеннего солнца заиграли в зеркалах, рассыпались по потолку солнечными зайчиками.

Жанна причесывалась в ванной, в открытую дверь переговариваясь с Жоссленом.

– Валеруа приезжал ко мне сначала каждое воскресенье, потом – раз в три недели. Однажды он сказал: «Я подаю в отставку!». Это случилось после того, как в газетах появились сообщения о твоем процессе в Антананариву Говорят, что его отставку приняли, но он по каким-то причинам остался. По-моему, всерьез он и не собирался уходить… Ты слушаешь меня, Жосс?

– Да, – откликнулся из комнаты Жосслен. – Это похоже на него. В Валеруа всегда проскальзывал какой-то холодок. Он из тех, что, как говорят, себе на уме. Жени, а когда консьерж выносит мусорные ящики?

– В семь часов, а что? – непонятно отчего встревожилась Жанна и заглянула в комнату. Жосслен уже оделся и, стоя у стола в гостиной, вертел в руках какой-то старый будильник.

– Спустись, пожалуйста, вниз, – сказал он тоном приказа. – Надо успеть выбросить тряпье, которое я взял вчера «напрокат» у бродяги.

Жосслен протянул жене шляпу, плащ и будильник.

– А ты? – с тревогой спросила Жанна.

– Я скоро уйду. Сегодня у тебя наверняка снова будут незваные гости. В лучшем случае – Мартен, в худшем – Розен. Ориентироваться будем на худшее. Комиссар Розен – ужасная дрянь, но отличный полицейский. Будь с ним очень осторожна…

– А потом?

– А потом они уйдут.

– Нет, Жосс, – медленно сказала Жанна. – Я спрашиваю о нас с тобой. О нас двоих…

Жосслен обнял ее за плечи и повел к двери.

– Жени, у меня мало времени, поэтому выслушай меня внимательно и постарайся понять. В данный момент моя жизнь складывается так, что в ней есть президент Нджала, есть комиссар Розен, есть полковник Мартен. Нас уже четверо, а может быть, – пятеро или шестеро. А будет, вероятно, еще больше. Сначала мне нужно разобраться с ними, чтобы потом снова вернуться к цифре «два». Я имею в виду тебя и меня.

Когда Жосс говорил таким тоном, спорить было бесполезно, Жанна слишком хорошо это знала. Она молча вышла за дверь. После ее ухода Жосслен быстро набрал номер домашнего телефона Валеруа.

Эдуар только что вернулся домой после ночного совещания. До встречи президента Нджалы в аэропорту Орли оставалось еще около четырех часов. Валеруа принял душ и решил поспать хотя бы немного, но в этот момент раздался телефонный звонок.

– Алло, Эдуар?

– Жосс?!

– Я у Жанны, – Доман говорил таким беззаботным тоном, будто они расстались только вчера после дружеской вечеринки. – Мне хочется с тобой поговорить. Сюда скоро должен заявиться Розен…

– Почему Розен? – наигранно удивился Валеруа.

– Ты что, не в курсе дела? Было бы хорошо если бы и ты приехал.

– Зачем ты звонишь мне, Жосс? – после долгой паузы спросил Эдуар. – Разве не знаешь, что нас прослушивают?

– Да брось ты, – усмехнулся Доман, – кто нас может слушать в такую рань, кроме утренних пташек. Ну, будь другом, приезжай!

– Ты ничуть не изменился, – сказал Валеруа, но Жосс уже повесил трубку.

Закончив разговор с Валеруа, Доман быстро прошел в ванную комнату и чуть приоткрыл окно, выходившее в узкий двор-колодец. Затем он выскользнул из квартиры и через окно на лестничной клетке выбрался на широкий карниз, огибающий весь этаж. Закрывая за собой створку, он услышал, как Жанна торопливо поднималась по лестнице…

– Я еле-еле успела… – запыхавшись, сказала она с порога.

Однако никто ей не ответил.

– Жосс! – позвала она. – Жосс!

Квартира была пуста. Жанна поняла, что игрок Жосслен Доман начал свою игру, и у нее больно сжалось сердце.

Инспектор Оксильер Фарж уже начал подремывать после утомительной бессонной ночи. Скоро должна была приехать смена, и кофе больше не бодрил. Вдруг он услышал странно-знакомый звук – заливистую трель будильника. Звук доносился откуда-то неподалеку, и Фарж осмотрелся – на обочине тротуара стояли мусорные ящики, выставленные консьержем. Инспектор выскочил из машины, подбежал к ним и выругался сквозь зубы: в крайнем ящике лежали плащ, шляпа и будильник вчерашнего бродяги. Это был полный провал, непростительный и позорный.

– Что там такое, Оксильер? – крикнул из машины Рагуле.

– Немедленно вызывай комиссара Розена, – заорал Фарж. – Доман был здесь этой ночью, я точно в этом уверен… Виктор, быстро со мной наверх!

Они сломя голову помчались на третий этаж. Дверь квартиры была открыта.

– Где Доман? – крикнул Фарж с порога, увидев Жанну. – Если хочешь жить, говори!

– Его здесь нет, – ответила Жанна, стараясь выглядеть как можно спокойнее.

– Не притворяйся дурочкой, сейчас ты мне все скажешь! – инспектор приставил пистолет к ее виску. – Я нашел будильник в мусорном ящике!

«Они все сошли с ума! – лихорадочно подумала Жанна. – При чем тут будильник?»

– О каком будильнике вы говорите?! Мой стоит на прикроватной тумбочке.

– Я не о нем говорю! – Фарж в ярости тряс Жанну за плечи. – Черт бы тебя побрал! Я знаю, что Доман был здесь и сейчас ты мне скажешь, где он прячется… Куда он ушел?

– Где бы Доман ни был, вам его не найти, – ответила женщина.

– Оксильер, его нигде нет, – крикнул Виктор, тем временем обшаривший всю квартиру. – Птичка улетела!

Жанна усмехнулась.

– Ах ты, грязная шлюха! – Фарж взвыл от ярости и с размаху ударил ее по лицу.

Жанна вскрикнула и ничком упала на пол.

По карнизу добравшись до окна ванной комнаты, Доман слышал и даже немного видел эту сцену сквозь оставленную им щель между створками. Услышав звук удара и крик Жанны, он решил было вмешаться, но тут в прихожей раздались новые голоса, и Жосслен замер.

– Браво, Фарж, поздравляю! – Доман узнал голос Розена. – Он входил сюда и выходил отсюда, и вы все это прохлопали. А теперь решил сорвать злость на беззащитной женщине?

Присмиревший Фарж угрюмо молчал.

– Я понял, как он это сделал. Фокус состоял в том, что вы ждали его одного и вам даже не пришло в голову, что проходящая мимо компания загулявших пьяниц – это подкупленные им люди… Фарж, вы плохо работаете, – медленно, ледяным тоном произнес Розен. – Инспектор Оксильер Фарж, вы очень плохо работаете. Учитесь у Домана работать как следует. Дом окружить! Поставить посты наблюдения на все входы и выходы. Доман вернется сюда, я чувствую это.

– Хотя он, конечно, не вернется, – после паузы добавил комиссар, когда дверь за Фаржем и полицейскими закрылась.

– Доман толкнул створку окна и через открытую дверь ванной комнаты увидел Жанну, которая сидела на ковре, обхватив руками колени, комиссара Розена, нервно прохаживавшегося по гостиной и гладко причесанную женщину в скромном сером костюме. Жосс узнал ее. Это была Дельфина Леру, лейтенант из бригады Розена. В полиции о ней ходили гадкие слухи…

– Доман сыграл с нами прелестную шутку, – остановившись около Жанны, заметил Розен. – И вам, мадам, придется нам сейчас сообщить, куда он уехал.

– Кто? – глухо спросила Жанна.

– Доман.

– Я не знаю.

– Когда он ушел?

– Я не знаю.

– Где он сейчас?

– Я не знаю.

– Когда он должен вернуться?

– Я не знаю, – чуть не плача, проговорила Жанна.

– Да, – кротко вздохнул Розен, – для разговоров с вами надо хорошенько запастись временем.

– Не беспокойтесь, комиссар, не беспокойтесь, – вступила в разговор Дельфина Леру. – Сейчас ею займусь я. Мадам Доман такая милая, очаровательная, терпеливая. Вот мы сейчас и проверим, так ли она терпелива на самом деле, как старается выглядеть.