Текст книги "Мастер убийств"

Автор книги: Дон Пендлтон

Соавторы: Л. Эйнджел,Жорж Лотнер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

СУПЕРБОЕВИК

Ж. Лотнер
ПРОФЕССИОНАЛ

Глава 1
ФАРС В АНТАНАНАРИВУ

Политический фарс, который проходил в столице островного африканского государства, был тщательно спланирован и, казалось временами, отрепетирован опытным режиссером. Все шло гладко, и ни одна досадная мелочь не нарушала творческого замысла сценариста, коим был ни кто иной, как сам президент страны.

Через псевдоготические стрельчатые окна палаты заседаний Дворца правосудия в Антананариву лился ослепительный свет африканского солнца. В его сверкающих потоках высочайший суд выглядел торжественно и необыкновенно живописно, словно на полотне Жака-Луи Давида: карминовые, шитые золотом мантии, блестящая иссиня-черная кожа и контрастирующие с нею белки глаз.

Прокурор Эгире Андриандзафитриму принимал заученные горделивые позы и театрально вздымал кверху руки, призывая земное и небесное правосудие покарать виновного. Его хорошо поставленный голос гулко отдавался под сводами палаты, а прокурор продолжал греметь:

– Обвиняемый Жосслен Доман, гражданин Республики Франция, четырнадцатого мая сего года, как уже доказано следствием, попытался совершить покушение на жизнь полковника Нджалы, президента Малагасийской Республики. Хотя это звучит неправдоподобно, господин председатель суда, – прокурор сделал многозначительную паузу, – но подсудимый утверждает, что действовал по собственной инициативе…

Нетерпеливым жестом прервав речь прокурора, председатель суда Зефин Рабеманандзара обратился к французу, совсем изнемогшему от жары и впавшему в странное оцепенение:

– Обвиняемый, признаете ли вы, что действовали с единственной целью – убить президента Нджалу?

– Да, господин председатель, – безучастно ответил тот. – Я хотел убить Андрозикели Нджалу, президента Малагасийской Республики.

Журналисты и зрители, присутствующие в зале, возмущенно зашумели. Некоторые из них время от времени заглядывали в листки пресс-бюллетеней, подготовленных помощником президента Амилкаром Андриаманантеной, и полушепотом обменивались комментариями, бросая на обвиняемого любопытные взгляды.

Жосслен Домани был, пожалуй, единственным в зале заседаний, кто сохранял полное равнодушие к великолепию происходящей вокруг драмы. На лице француза застыло сонное выражение, он растерянно моргал поблекшими голубыми глазами и слабым голосом отвечал на вопросы суда.

– Итак, вы признаетесь в совершении данного преступления? – уточнил председатель суда. – Вы собирались убить полковника Нджалу?

– Да, господин председатель, – повторил Доман, глядя прямо перед собой. – Я готовил покушение на полковника.

– И вы заявляете, что вами не манипулировали крупные политические группировки? Вас не направили сюда французские либо иные спецслужбы? Вы упорно называете себя убийцей-одиночкой?

– Да, – Доман неторопливо кивнул в знак согласия.

После затянувшейся паузы председатель суда предложил прокурору продолжить обвинительную речь.

– Обвиняемый Жосслен Доман, вы отдаете себе отчет в том, что я просто обязан потребовать у суда высшей меры наказания?! – торжественным голосом вопросил прокурор.

Однако угроза смертного приговора также не возымела на Домана предполагаемого действия. Он сидел с опущенной головой, опершись руками о барьер, отгораживающий от зала скамью подсудимых. Судьи переглянулись.

– Обвиняемый, ответьте прокурору! – повысил голос председатель суда. – Пожалуйста, встаньте!

Голоса прокурора и председателя суда доносились до Домана как бы издалека. Он попытался подняться, но внезапно белый мраморный зал, черные лица зрителей, судейские мантии, мундиры охраны – все закружилось перед его глазами и он молча рухнул в проход.

Сквозь противный звон в ушах Жосслен успел расслышать, как председатель суда поспешно и озабоченно объявил:

– Подсудимый Доман потерял сознание от жары. Объявляется перерыв на неопределенное время.

После этого Жосслен провалился в темноту.

Воздух был напитан парами йода, нашатырного спирта и эфира.

Доман очнулся от резкого запаха лекарств в небольшой, облицованной белым кафелем комнате. Перед ним, держа в руках шприц, стоял Сиссоко Диавара – молодой круглолицый врач. Тусклые глаза Домана прояснились и наполнились ужасом. Он вспомнил все, что произошло с ним после ареста…

– Не-е-т! – закричал он. – Нет, я больше не могу, это невозможно больше выносить!

Доман рванулся из рук державших его полицейских. С соседнего столика со звоном посыпались какие-то склянки, ампулы с лекарствами, но «объятия» представителей африканской Фемиды были слишком крепки. Врач с улыбкой приблизился к нему, ласково приговаривая воркующим голосом:

– Ну, что с тобой, малыш? Чего ты так боишься? Будь умницей, иди сюда, ты же мужчина!

– Я больше не могу, я не вынесу этого… – обессиленно прошептал Доман. – Оставьте меня в покое…

Белый кафель, белое солнце, белые халаты врачей, белый потолок комнаты. И на их фоне – черные лица, которые плыли перед ним, как нескончаемая лента кошмарного сна, и от него он никак не мог пробудиться.

– Ну, не упрямься, будь паинькой! – продолжал увещевать врач.

Сержант-полицейский закатал рукав рубашки белого, и врач умело ввел иглу в напряженную вздувшуюся вену. Доман с ужасом смотрел, как вытекает из шприца желтоватая прозрачная жидкость. Но уже через несколько секунд выражение его лица вновь стало безучастным, голос – покорным, движения – механическими.

В этот момент из-за спин врачей выступил высокий грузный человек с ослепительной белоснежной улыбкой.

– Прекрасно! Оденьте подсудимого, – приказал он, весело глядя на Домана. – Замечательно, безупречно, – приговаривал он, приблизившись к французу и внимательно осмотрев его.

Он заботливо поправил лацканы пиджака, отер салфеткой пот с влажного лба Жосслена и, судя по всему, остался доволен осмотром, потому что вновь повторил нараспев:

– Бе-е-зупречно. Итак, начнем сначала, месье Доман. Вы помните, что говорил прокурор Эгире Андриандзафитриму? «Я требую высшей меры наказания!» – Он вопросительно заглянул в глаза Жосслена.

– Да, господин президент, – послушно ответил тот.

Андрозикели Нджала оглушительно расхохотался. Врачи, переглянувшись, улыбнулись застенчиво и осторожно. Им никогда раньше не доводилось видеть президента страны в таком благодушном настроении.

Лучи утреннего осеннего солнца заливали золотистыми потоками рабочий кабинет президента Малагасийской Республики. Андрозикели Нджала любил роскошь. На полу лежал белоснежный персидский ковер, солнечный свет мягко скользил по резной мебели красного дерева, по стульям с позолотой, играл в подвесках люстры старинной венецианской работы, бликами отражался на письменном приборе.

Среди всего этого великолепия оставался почти незаметен Амилкар Андриаманантена – помощник президента, невысокий худощавый африканец, который раскладывал по папкам утреннюю почту. С разбора корреспонденции, как правило, начинал рабочий день президент Нджала.

– Амилкар, опустите шторы и включите телевизор, – сказал своему помощнику Нджала, входя в кабинет. – Сегодня, кажется, должен быть оглашен приговор по делу Жосслена Домана… Процесс будут транслировать по национальному телевидению.

На экране появился прокурор Эгире Андриандзафитриму в роскошной мантии. Он снова требовал для подсудимого смертного приговора. Время от времени камера крупным планом показывала зал, лица зрителей были холодновато-любопытны. Некоторые из них пробегали глазами по строчкам пресс-бюллетеней.

Присутствующие в зале заседаний не могли не заметить характерной для этого процесса, а точнее, для его последнего дня, особенности. На все вопросы судей, адвоката и прокурора обвиняемый твердил одну и ту же фразу;

– Совершенно верно, господин президент. Я согласен, господин президент…

– Достаточно, Амилкар! Выключите телевизор, – приказал помощнику президент Нджала, поднимаясь из кресла. – Закажите три видеокопии. Одну – для меня, вторую – для архива телевидения, третью – для полковника Мартена. И можете поднять шторы. Кстати, вы очень неплохо поработали при подготовке этого процесса – ваши пресс-бюллетени убедительно показали, какими подлыми фанатиками были убийцы многих особ, облеченных государственной властью. С помощью умело подобранных фактов вы психологически настроили зрителей против обвиняемого. Слово «фанатик» удачно соотнеслось с обликом нашего дорогого Домана. Публика одобрительно восприняла приговор. Это как раз то, что нам было нужно.

– Исключительно благодаря вашей доброте, господин президент, – льстиво произнес помощник, – Доману удалось избежать смертного приговора… Все в восторге от вашего великодушия, особенно аккредитованные в Малагасии иностранные дипломаты.

Президент Нджала усмехнулся.

– Республика Франция – наш давний и добрый друг. Зачем же казнить ее подданных? А Доман… Доману грозят серьезные неприятности. Ему больше не захочется никого убивать. А чтобы это случилось как можно быстрее, мы отправим его на перевоспитание… Оно пойдет ему на пользу.

Так решилась судьба секретного агента французской спецслужбы Жосслена Домана. Благодаря не только африканским, но и европейским средствам массовой информации процесс получил широкую огласку во многих странах мира.

«Перевоспитание» полковника Домана проходило в небольшой тюрьме, расположенной на пустынном горном плато к северу от Антананариву. Заключенные работали здесь в старых каменоломнях. Через месяц Жосслену стало казаться, что весь мир состоит из жгучего белого солнца, раскаленного камня и удушливой серой пыли. Он утрачивал ощущение реального времени, ему казалось, что со времени ареста прошла целая вечность.

Для того, чтобы не потерять счет дням, он по утрам царапал ржавым гвоздем черточки на сырой стене камеры: шесть вертикально, а седьмую – горизонтально. Это означало, что прожита еще одна неделя. Через полгода Доман прикинул, что одной стены на срок, который ему придется отбывать в тюрьме, скорее всего, не хватит…

Отдохновением и единственным праздником заключенных были дожди. Когда начинали дуть муссоны, а на горизонте появлялись низко летящие темные тучи и на уставшую от зноя землю падали спорые крупные капли дождя, быстро превращаясь в сплошной поток воды, заключенные толпились перед маленькими окошками камер. Они просовывали руки сквозь прутья решеток, жадно ловили живительную влагу, пили ее, а также смачивали ею лица. Дождевые капли пахли ветром, океаном, далеким тропическим лесом, цветами, грозой и… свободой.

Так проходили дни, которые складывались в месяцы, месяцы – в годы.

Однажды в полдень на работах в каменоломне, взваливая на плечи корзину с породой, оступился молодой малагасиец Томбо, сосед Жосслена по камере. Тяжелая корзина соскользнула со спины и больно ударила его по лодыжке. Бедный юноша согнулся от боли, упал на землю и не смог встать, невзирая на приказы надсмотрщиков. Тогда те начали нещадно избивать его, сначала палками, потом – ногами.

Жосслен видел, как они все больше входили в раж. От злобы их глаза постепенно наливались кровью. Очень скоро Томбо уже не мог кричать и только глухо хрипел от ударов. Слепящая ярость внезапно овладела Доманом, и одним прыжком он оказался около них.

Двое неуклюжих конвоиров не могли соперничать в искусстве рукопашного боя с агентом спецслужбы. Невзирая на то, что Жосслен уже год питался тюремной баландой, он не утратил былой силы. Надсмотрщики даже не успели схватиться за оружие, как Доман несколькими ударами свалил их на землю. Но когда на их крики прибежало еще шестеро тюремщиков, профессионализм не смог помочь французу. В ход пошли приклады и дубинки…

Надсмотрщики долго били его, уже потерявшего сознание, били, пока не устали. Доман не помнил, как очутился в камере, но позже сквозь туман забытья он чувствовал, как чья-то рука заботливо отирает кровь с его лица и подкладывает под голову связку соломы. Это был Томбо. Так у Жосслена появился друг.

Прошел месяц. Однажды утром Доман проснулся и долго смотрел на свой календарь. Стена камеры была сплошь покрыта черточками: шесть вертикально, одна – горизонтально. И тогда он решил, что их более чем достаточно и настала пора подумать о побеге.

Вскоре план созрел, и Жосслен посвятил в него своего верного друга Томбо. Тот пообещал следовать за французом по первому его зову. Через некоторое время удобный случай представился.

Доман с Томбо дробили камень в отдаленном забое. Их сторожили всего двое надсмотрщиков. Солнце стояло в зените, тюремщиков разморило от жары, и они уселись в тени скалы. Внезапно Жосслен со стоном схватился за живот, потом упал и, громко крича, стал кататься в пыли.

Насторожившиеся солдаты вскочили с земли. Один из них, крепко держа автомат, осторожно подошел к Доману. Когда он приблизился на расстояние двух шагов, Жосслен резким ударом ноги выбил оружие из рук тюремщика и, вскочив, сжал его горло так, что тот не успел даже вскрикнуть. Второй солдат схватился было за пистолет, но Томбо, подкравшись сзади, размахнулся и опустил молот ему на голову.

Через пару минут все было кончено. Друзья спрятали трупы солдат меж камней и прислушались – вокруг было тихо. Прячась за редким кустарником, Жосслен и Томбо побежали к реке, широкой лентой извивавшейся вдали. Вода должна была смыть следы беглецов и унести с собой все запахи, делая друзей недоступными для собак-ищеек.

Минуло двое суток после побега. Ночью друзья подошли к маленькой деревушке километрах в сорока от Антананариву, где в заброшенной хижине у Домана был спрятан тайник с оружием, деньгами и документами. Томбо тут же накопал где-то съедобных кореньев, испек их на костре, и, наскоро поев, друзья устроили привал и забылись коротким тревожным сном.

Как только рассвело, Томбо проснулся от смутного ощущения надвигающейся опасности. Он внимательно огляделся, но ничего подозрительного не увидел. Тогда он лег на землю и стал слушать. Земля чуть заметно гудела…

Проснись, надо уходить! – склонившись над Жоссленом, потряс он за плечо спящего француза.

Доман проснулся мгновенно. В эту минуту из-за поворота дороги показался грузовик с солдатами. Следом за ним ехал «джип». Жосслен и Томбо бросились бежать в еще спящую деревню, продираясь через кустарниковые заросли.

– Уходите, люди! Уходите все – мужчины, женщины, дети! Уходите скорее, там солдаты! – кричал Томбо, пробегая по деревенской улице. – Они убьют вас!

В домах послышались голоса, крики, плач детей. Жители в панике выбегали из хижин и метались по улице.

– Уходите в лес, скорее, скорее, – поторапливал их Томбо.

Через несколько минут деревня опустела. Нужная Жосслену хижина стояла на краю леса, чуть поодаль от остальных построек. Когда они добрались до нее, грузовик с солдатами уже показался на противоположном конце улицы. Послышались короткие автоматные очереди, лай, потом визг раненых собак. Несколько хижин загорелось, и по деревне пополз едкий дым.

Доман поднял циновки, сваленные в углу хижины. «Слава Богу, тайник невредим!» – мелькнуло в его голове. Он бросил Томбо автомат, обойму, проверил второй автомат. Кроме этого в тайнике были спрятаны нож, пистолет, патроны, деньги, паспорт на имя дилера американской торговой компании.

– Скорее, – взволнованно шептал Томбо, – они уже совсем близко.

Солдаты, прочесывая деревню, заглядывали в каждую хижину. Послышалось несколько взрывов гранат, чей-то предсмертный крик. Томбо вскинул автомат.

– Не стреляй! – приказал Жосслен. – Подожди.

Прикладом автомата он пробивал отверстие в стене, чтобы выбравшись, они могли оказаться прямо в лесу.

– Я пойду первым, а ты – за мной.

Но Томбо не удержался и спустил курок. И сразу же в ответ на его выстрел раздалось несколько автоматных очередей. Томбо упал.

«Все пропало! – с тоской подумал Доман. – Куда мне одному против взвода автоматчиков!»

Грузовик с солдатами повернул в их сторону. Жосслен не целясь, почти наугад выпустил очередь в ветровое стекло, и грузовик, внезапно потеряв управление на полном ходу врезался в горящую хижину. Раздался многоголосый вопль, а следом за ним и взрыв. Солдаты заметались по улице. Доман выпустил им вдогонку еще несколько очередей, взвалил на плечи раненого Томбо и выполз сквозь пролом в стене. Через несколько минут друзья уже были в спасительном лесу.

Жосслен сидел на берегу реки, у ночного костра и бережно держал на коленях голову Томбо. Юный малагасиец уже около часа находился в забытье. Наконец он открыл глаза и вопросительно посмотрел на Домана.

– Я умираю, верно, Жосс? – едва шевельнул он губами.

– Да, – ответил Доман. – Наверное, тебе страшно?

– Нет, – помолчав минуту, прошептал Томбо.

– Почему? На твоем месте я бы боялся, – грустно признался Жосслен. – Смерть – невеселая штука.

– Ну, – чуть улыбнулся Томбо, – ты – другое дело, брат мой.

И снова закрыл глаза. Теперь уже навсегда.

Глава 2
ШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА

Марсельский экспресс приближался к предместьям Парижа. Французскую столицу окутывала белесая предрассветная дымка. Предместья были подернуты флером цветущих акаций, гроздья нежных цветов сирени повисли на ветках, словно клочья нерастаявшего ночного тумана. Бушевала весна. Влажный воздух был насыщен ароматами трав и распускающихся листьев, но вскоре к этой восхитительной гамме стал примешиваться едкий дымок вокзала.

– Мадам и мсье, наш поезд прибыл в Париж. Будьте внимательны, не забудьте, пожалуйста, в вагонах свои вещи, – проворковал по радио нежный женский голос. – Счастливого пути!

В толпе пассажиров, хлынувшей на перрон, резко выделялся высокий, атлетически сложенный человек с темным тропическим загаром и седоватой щетиной на щеках и подбородке. Одет он был не по сезону легко. Приезжий вошел на привокзальную площадь и огляделся…

«А здесь ничего не изменилось», – с грустью и удивлением подумал Доман.

Улицы были еще пусты, в оконных стеклах бликами играло утреннее солнце.

«Два года… Два года прошло с тех пор, как я покинул Францию. Или с тех пор, как Франция покинула меня?.. Последнее, пожалуй, вернее…»

Доман выпил кофе в маленьком бистро, с наслаждением вдыхая аромат свежих булочек. Так вкусно они пахнут только в одном городе мира! Потом он зашел на почту и, взяв бланк, набросал текст телеграммы. Рыжеволосая телеграфистка по профессиональной привычке прочитала написанное вслух.

– Срочная телеграмма полковнику Мартену. Улица Паради, пятнадцать… – девушка вдруг рассмеялась. – Декода, что такое «декода»?

– Это подпись, – улыбнулся ей в ответ Жосслен. – Мой друг ужасно любит шутки и розыгрыши. Думаю, что он соскучился по мне и телеграмма несказанно его обрадует.

Рабочий день подошел к концу.

Лейтенант службы безопасности Эдуард Валеруа уже собирался уходить, но на лестнице его окликнул сотрудник шифровального отдела.

– Эдуард, прошу вас, вернитесь на несколько минут. Пришла очень странная телеграмма, – объяснил он, пока они поднимались наверх, в шифровальный отдел. – Мы сидим над ней целый день. Взгляните. Знаете, что она мне напоминает? Коды, которыми мы пользовались в Африке несколько лет назад.

Валеруа несколько раз перечитал текст телеграммы и озадаченно посмотрел на шифровальщика.

– Действительно, странно. Уже два года, как мы отказались от этого шифра.

Он отошел к окну и молча постоял возле него.

– Кто же может пользоваться этим шифром сейчас? – Тревожное предчувствие шевельнулось в его душе, и он сам ответил на свой вопрос: – Тот, кто исчез два года назад.

Секретарь африканского сектора отдела службы безопасности Алиса Арджани возвращалась домой. Это была длинноногая стройная девушка двадцати семи лет с роскошной волной каштановых волос и веселыми синими глазами. Она вошла в парадное и уже на лестнице услышала настойчивые телефонные звонки за дверью своей квартиры. Алиса непроизвольно ускорила шаг и у порога едва не споткнулась о завернутый в шуршащий целлофан огромный букет красных роз.

Звонили с работы, и Алиса сразу узнала голос Эдуарда, хотя тот был сильно взволнован.

– Алло, Алиса, я тебя не побеспокоил? Ты отдыхаешь?

– Вовсе нет, я только что вошла.

Разговаривая, Алиса держала на коленях букет и пыталась найти в нем визитную карточку. «Любопытно, кто бы мог послать его и по какому случаю?» – заинтриговано думала она, рассеянно слушая Валеруа.

– Очень хорошо, тогда можешь сразу выйти. Немедленно приезжай.

– Куда?

– На работу.

– Что случилось, Эдуар?

– Нечто чрезвычайное. Поспеши, – кратко ответил Валеруа и повесил трубку.

В букете не оказалось ни приглашения, ни поздравления, ни визитной карточки. В нем была только записка с именем – «Жосс».

– Боже мой, неужели он здесь?! – взволнованно прошептала Алиса. – Он вернулся…

Девушка подошла к письменному столу. На нем уже два года пылилась фотография, она изображала их с Жоссом, смеющихся, стоящих в обнимку у маленького отеля в Швейцарских Альпах. Они были счастливы и не ведали, что вскоре произойдет.

Алиса Арджани была знатоком своего дела, но и ей пришлось немало поколдовать над почтовым бланком.

Когда Алиса и Валеруа закончили расшифровку телеграммы, время уже близилось к полуночи. Дешифрованный текст гласил: «Доман полковнику Мартену. Контракт будет подписан в Париже между двенадцатым и пятнадцатым. Жосс».

Валеруа побледнел.

– Немедленно свяжитесь с полковником Мартеном, – поспешно приказал он дежурному.

Франсуа Мартен уже спал, и до него долго не могли дозвониться. Наконец он ответил заспанным голосом, но когда Валеруа прочитал текст телеграммы, сон полковника как рукой сняло.

– Жосслен Доман вернулся? – переспросил он.

– Да, и судя по всему, он в Париже, – задумчиво сказал Валеруа.

– Сколько времени он здесь?

– Не знаю, но телеграмма датирована сегодняшним числом.

– Что он там пишет? Контракт… будет подписан между двенадцатым и пятнадцатым? – Мартен помолчал, а потом в ужасе воскликнул: – Но… между двенадцатым и пятнадцатым президент Малагасийской Республики Нджала будет гостить во Франции!

Сказав это, полковник Мартен понял, что отдых на ближайшее время отменяется, впрочем, не для него одного.

– Я сейчас приеду, Эдуар, – торопливо проговорил он. – А вы пока свяжитесь с министром. В этом деле мне необходимо солидное прикрытие. Немедленно установите наблюдение за квартирой Домана. Кроме того, вызовите комиссара Розена и инструктора, который занимался подготовкой Домана, этого… ну, как его?!

– Пикара?

– Да-да, Пикара.

– Хорошо, полковник. Будет сделано.

С минуту Валеруа молча курил. Алиса, подсев к телефону, быстро набрала номер. В ответ раздались короткие гудки.

– Ты звонишь его жене? – спросил Эдуар.

– Конечно, а кому же еще?

Она снова набрала номер, но он был по-прежнему занят.

– Кто-то уже звонит к ним домой, – сказала Алиса задумчиво.

Валеруа потянулся к селектору, чтобы связаться со службой прослушивания, но девушка, угадав его намерения, мягко удержала руку Эдуара.

– Дай им еще несколько минут, прошу тебя.

Выйдя на дальней станции парижского метро, Жосслен Доман нашел тускло освещенную телефонную будку. Он закрыл за собой стеклянную дверь и набрал номер… Жанна сразу сняла трубку, словно ожидала звонка.

– Жанна, это я…

– Жосс! – вскрикнула она, услышав его голос. – Это ты, Жосс?!

– У меня очень мало времени, Жени.

– Где ты, Жосс? Откуда ты звонишь?

– Сейчас они, наверно, придут к тебе…

– Кто?

– Если они придут, сразу опусти шторы на окнах гостиной, – быстро сказал Жосслен и повесил трубку.

Он посмотрел на часы – разговор занял меньше двух минут. Это было не опасно. Насвистывая, Доман неторопливо побрел по ночной улице. На набережной Сены он внезапно наткнулся на лежащего клошара. Тот сладко спал на вентиляционной решетке метро, прикрывшись засаленным пледом и кучей старых газет.

План созрел мгновенно, и бродяге принадлежала в нем главная роль. Жосслен наклонился и слегка потряс его за плечо. Клошар невнятно что-то проворчал и повернулся на другой бок. Жосслен толкнул его сильнее. Тогда бродяга открыл глаза и возмущенно произнес:

– Что вам угодно, месье? Вы же видите, человек спит, никому не мешает. Время позднее. Коль вам не спится, так шли бы в бистро или в кафе…

Он вытащил из-под груды газет старый будильник и для пущей убедительности потряс им перед носом Домана. Будильник жалобно звякнул и неожиданно разразился звонкой трелью.

– Вот видите? – укоризненно произнес бродяга, хотя оставалось непонятно, о чем это могло свидетельствовать.

Жосслен, ничего не ответив на возмущенную тираду клошара, вынул из бумажника стофранковую купюру и многозначительно помахал ею в воздухе. Клошар сразу оживился, и тон его стал любезнее:

– Так вы, месье, не из полиции? Надо было сразу сказать… Сейчас встаю. С хорошим человеком и поговорить приятно.

– Мне нужна твоя помощь, приятель, – сказал Доман, бросая бродяге свой пиджак. – Работенка на пару часов, а заработка хватит на приличный ужин с шампанским, если ты еще не забыл, что это такое…

Участники ночного совещания, экстренно созванного полковником Мартеном в африканском секторе отдела службы безопасности, смотрели видеозапись судебного процесса над Доманом в Антананариву. Это был третий экземпляр, любезно переданный французской спецслужбе малагасийским президентом Андрозикели Нджалой. Прокурор Эгире Андриандзафитриму потребовал вынесения смертного приговора, краткую и невнятную речь произнес адвокат Зефин Райнизанабулулуна и высокий суд удалился на совещание…

В это время дежурный доложил о приезде министра безопасности Шарля Сен-Ламбера.

– Я благодарю вас, господин министр, за то, что вы приехали, несмотря на столь поздний час, – сказал полковник Мартен, вставая навстречу высокопоставленному гостю.

Министр жестом дал понять, что благодарности излишни, и тяжело опустился в кресло.

– Едва я улегся в постель, – сказал он, – как сразу почувствовал, что меня, как всегда, одолевает бессонница. Надеюсь, с вашей помощью мне будет легче скоротать эту ночь. Может быть, у вас найдется чашка кофе?

– Конечно, господин министр, – с готовностью откликнулась Алиса Арджани. Варить кофе входило в ее обязанности.

– Итак? – министр вопросительно посмотрел на Мартена.

– Жосслен Доман в Париже, – коротко ответил тот без лишних предисловий.

Министр явно не понял всей опасности, таящейся в этой фразе, и удивленно приподнял брови:

– Жосслен Доман? Кто это?

Шарль Сен-Ламбер получил свой пост всего лишь полгода назад, и ему еще многое приходилось объяснять.

– Доман… Он… – замялся Мартен. – Как бы это сказать…

Валеруа пришел ему на помощь.

– Полковник Доман – специальный агент службы безопасности. Он самовольно вернулся к своим обязанностям после того, как отбыл двухлетний срок заключения в Малагасийской Республике. Господин министр, он очень опасен, уверяем вас!

– Опасен? Но почему?

– Он хочет убить президента Андрозикели Нджалу, – вновь подал голос Мартен.

– Президента Нджалу? Но для чего? – изумился министр, отхлебнув из чашки ароматный кофе, принесенный Алисой.

Мартен снова замялся, а потом заговорил, тщательно подбирая слова.

– Боюсь, что это будет непросто объяснить… Все происходило следующим образом: мы послали его в Африку с определенной… как бы сказать…. миссией два года назад.

– С какой миссией? – переспросил министр.

– Жосслен Доман должен был устранить Нджалу. Это был приказ вашего предшественника, господина Маршанду.

– Филиппа Маршанду?

– Именно так, господин министр. Я могу объяснить вам политические мотивы…

– Не надо ничего объяснять. Докладывайте по существу.

– Мы послали полковника Домана в Африку…

– Вы это уже говорили.

– Но когда он оказался в Антананариву, политическая ситуация резко изменилась, и Нджалу уже незачем было устранять. Даже более того… – Мартен многозначительно посмотрел на министра в надежде, что ему не придется договаривать.

– И вы продали Домана? – прямо спросил министр.

– Нет, нет, господин министр, я бы назвал это иначе, – торопливо промямлил полковник Мартен и принялся нервно ходить по комнате.

– Почему же вы не отозвали его? – принимаясь за вторую чашку кофе, поинтересовался министр.

– Видите ли… – пробормотал Мартен, – это было очень сложно… У нас не было надежной связи с тем местом, где скрывался Доман. В общем, мы сообщили президенту Андрозикели Нджале местонахождение нашего агента.

– Значит, вы его все-таки продали, – заключил министр.

– Нет, – мягко поправил его полковник Мартен. – Не продали, а отдали. Во имя высших государственных интересов. На благо Франции, которой все мы служим.

Когда Доман и бродяга добрались до моста через Сену, под которым обычно ночевали парижские клошары, с ними уже произошла разительная перемена. Надев новый костюм Жосслена, бродяга полностью преобразился. Но и сам Жосслен тоже выглядел весьма экстравагантно в широкополой шляпе неопределенного цвета и широченном, заплатанном, видавшем виды плаще.

Повеселевший клошар широким жестом представил Домана своим приятелям:

– Я хочу познакомить вас с моим другом. У него есть для вас одно выгодное дельце.

Клошары недоверчиво осмотрели Домана, пытаясь понять, какую выгоду может посулить им человек, столь бедно одетый.

Жосслен ослепительно улыбнулся им из-под полей шляпы, свисавших почти до самого его носа.

– Ну что? Прогуляемся, ребятки? – дружелюбно предложил он. – А по дороге я объясню, что вам это даст.

Спустя четверть часа Доман в сопровождении шумной разношерстной компании шел вдоль набережной Сены, чуть серебрившейся в мареве теплой весенней ночи, к своему дому, в котором он не был целых два года.

Министр безопасности Шарль Сен-Ламбер подошел к окну. Париж спал. Только не знающие покоя Елисейские Поля горели вдали тысячами разноцветных огней.

– Мне все-таки хотелось бы понять, зачем он послал эту телеграмму?

– Зачем? – переспросил Валеруа и усмехнулся. – Посмотрите на нас, господин министр.

Он выразительно обвел взглядом бледные лица коллег, с уже проступившими под глазами тенями.

– Эта наша первая бессонная ночь, но, я уверен, отнюдь не последняя.

– А что вы собираетесь предпринять? – спросил министр, обращаясь к полковнику Мартену.

– Все, что необходимо для его ареста, – угрюмо ответил Мартен.

– Ареста?! – Старик во френче цвета хаки, сидящий в инвалидной коляске в углу комнаты, неожиданно расхохотался.

Министр удивленно и озадаченно оглянулся на его смех.

– Это один из опытнейших специалистов, инструктор Пикар, господин министр, – поспешил представить старика полковник Мартен. – Непосредственно он и занимался подготовкой Домана к командировке на Мадагаскар.

– Да, да, – заинтересовался министр, – и что же вы, месье Пикар, скажете о своем подопечном?

– Доман – это человек, который знает все, – горделиво заявил Пикар. – Он знает, как поступать в любой ситуации. Это мой любимый ученик, мое лучшее воспоминание о работе инструктора. Если бы у меня был сын, – голос Пикара стал почти нежным, – я бы хотел, чтобы он походил на Домана.