Текст книги "Рыжик (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Мачальский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
– О, пан Ромцю, як то час плине! – объявил пан Ромцю, глянув на настенные часы. Он выдвинул ящик стола и надолго завис над ним. Судя по сосредоточенному взгляду, там хранилось блюд не меньше чем всё меню ресторана, но достал он только аккуратную металлическую коробочку. И начался цирк...
Ровненько поставил коробочку.
Аккуратно задвинул ящик.
Раскрыл коробочку и тщательно расположил: справа – крышку, слева – дно.
Выдвинул ящик.
Достал салфетки и ровненько разложил: справа – одну, слева – другую.
Аккуратно задвинул ящик.
Жестом фокусника извлёк из крышки вилку с ножичком и аккуратно разложил по салфеткам: слева – вилку, справа – ножик.
Выдвинул ящик.
Достал ещё салфетку и ровненько заправил на место галстука.
Аккуратно задвинул ящик.
Ровненько по центру установил дно коробочки.
Взял вилку левой рукой, ножик – правой.
И, наконец, замер с видом хирурга перед операцией.
Люда опомнилась, что приоткрыв рот наблюдает за этим завораживающим действом. Она смущённо отвела взгляд... и покраснела, потому что пока она смотрела спектакль "Сервировка по-геологически", все остальные наслаждались картиной "Зв╕дк╕ля [прим. – «откуда»] ти, подоляночко?". Олежка даже подмигнул ей, а Екатерина Львовна успела укоризненно на него глянуть, но тут конец представлению объявил Владимир Иваныч.
– Так-с, перекусим, – в предвкушении потёр он руки.
Девочки в унисон поскучнели.
– Ну, мы пока в столовку сгоняем... – начала приподыматься Люда, но уйти ей не дали.
– Куда?! – возмутилась Екатерина Львовна.
– Де-е-евочки... – укорил Владимир Иваныч и приглашающе развёл руками.
– Щас всё будет! – бодро подскочил Олежка.
Не успели они оглянуться, как у каждой появилась личная кружка, бутерброд и по горке печенюжек к чаю. А ещё через минут пять появился и сам чай.
– Спасибо, – только и смогла выговорить Люда, слегка пришибленная напором гостеприимства. На что Екатерина Львовна только рукой махнула. А вот Владимир Иваныч...
– Это что... – заявил он благодушно. – Вот однажды у нас в поле... – И замолчал, как бы ожидая приглашения.
– Ну расскажи, расскажи... – усмехнулась его театральной паузе Екатерина Львовна.
– Ну вот... Готовили мы на съёмке выкидной маршрут. Как всегда собираем самое необходимое – палатку, котелки... А наши женщины, от большой заботы, всё подкладывают и подкладывают! "Ну куда, – говорю, – это всё!" А они отвечают: "Пригодится", и дальше пакуют. "Ну что, пригодится? Фарфоровый чайничек, да? У костра чаёк гонять? Или вот – вилки зачем-то"... И тут наш Валера – такой всегда молчаливый, спокойный, слова не вытянешь – вдруг "просыпается" и так озабоченно восклицает: "Да-а-а! Вилок не на-а-адо! Вилкой много не зачерпнё-о-ошь"... С тех пор на стене нашей столовой красовались полевые мудрости: от нашей самой старшей сотрудницы – "Чёрт знает! Аппетита нет, а жрать хочется", а от самого младшего – "Вилок не надо! Вилкой много не зачерпнёшь!"...
– Ы-ы-ы, – изобразила Люда разочарование, – а почему здесь не висят?
– Ну так... То ж – ПОЛЕ!
– Подальше от начальства, поближе к геологии!
– И вообще, здесь своих артефактов хватает, – Владимир Иваныч хитро глянул на Люду и многозначительно подмигнул Екатерине Львовне.
– Да уж, сюрприз, – серьёзно кивнула ему Екатерина Львовна и насмешливо глянула на Люду. – Магия, однако!
От этих намёков Людын мозг буксанул и завис в положении "недостаток данных".
– Вот знаете, Людочка, за каким столом вы сидите?
"Деревянным!.." – вставил внутренний голос, но Люда его почти не слышала.
– О-о-о! Это знаменитый стол! – поддержал Владимир Иваныч.
"...Участник войны, заслуженный геолог, первооткрыватель более чем двадцати месторождений полезных..."
– За этим столом сидел наш знаменитый геологический бард – Горощенко! Может слышали: "Высокие плато", "Прощай, Тянь-Шань", "Северо-западный ветер"...
– "Северо-западный ветер"?! – пискнула Люда от избытка чувств. – Это его?! За этим столом?!.. Ммм... мама дорогая!
– Ну, вижу, что знаете...
– Канешна знаю! – нетерпеливо перебила Люда. – Юлька! Помнишь, я на практике пела:
"Северо-западный ветер.
Тучи, сплошные тучи.
Небо дождём сочится,
словно душа мольбой.
Северо-западный ветер,
злой, как несчастный случай.
Если со мной, то ладно.
Плохо, если с тобой"...
– Это его?! – в свою очередь подскочила Юлька. – Ни чё себе, номера! Ну ты, Люськин, даёшь!
– Я. Никому. Ничего...
– Девочки, а давайте ещё по бутербродику?..
После работы Олежка вызвался проводить их до общаги... Это было и хорошо, и плохо. Хорошо было Юльке, которую всю неблизкую дорогу забавляли анекдотами, а плохо – Люде, которой пришлось довеском плетись за балакучей парочкой. Юлька хихикала, томно опуская глазки, а Люда изнывала от ревнивой зависти.
Хотя она старательно не подавала виду, но что-то её всё же выдало – то ли опасно сузившиеся глаза, то ли заупокойное молчание, – но в общаге Юлька пошла "к знакомым девочкам" и пропала на весь вечер. Люда потынялась туда-сюда по комнате и, наконец, её неупокоенный взгляд упёрся в гору немытой посуды на столе. Посуду должна была мыть Юлька...
"Не буду мыть! – притихшая было обида воспряла с новой силой. – И нехай валяется хоть до завтра... хоть неделю... Не буду – и всё! Пусть сама моет, гуляка. Сколько можно вообще!.."
...Её собственная миска, с утра ещё такая чистая и сияющая, грустно "смотрела" жирным заляпанным боком, как бы говоря: "А я чем виновата?".
Люда отвернулась, вернулась обратно, снова попытала уйти, но не выдержала угрызений совести за судьбу "бессловесной твари" и потянула миску из кучи: "Ну ладно, свою, так и быть, помою..."
"А мы чем виноваты?" – с надеждой "посмотрели" на неё все оставшиеся миски-кастрюльки. Люда тяжко вздохнула и стала собирать "кучу-малу" – нести в умывальник.
В результате, она перемыла всё. Это было, конечно, неправильно, но горка чистой посуды так благодарно блестела ей со стола, что обида сама собой улетучилась. Люда ещё посидела-посидела... и решительно полезла под кровать, туда, где лежала ещё нераспакованная, глубоко зарытая в шмотки и сумки, старая гитара. Настраивать "подругу дней своих суровых" пришлось долго – та всё "дулась" за долгое отсутствие внимания и никак не хотела попадать в лад. Наконец, Люда её "уломала", зверски брякнула пару аккордов и задумалась. Настроение было лирическое: хотелось то ли любви – большой и чистой... то ли убить-зарезать кого... И руки сами собой проиграли известный бодренький мотив:
"При-хо-дит время,
С юга птицы прилетаю,
Снеговые горы тают,
И не до сна!
При-хо-дит..."
Скрипнула дверь и в проёме показалась Юлькина голова.
– О! Люскин за гитару взялась... – Но пока Люда решала запустить в неё тапочком или просто презрительно оттопырить губу, та уже ввинтилась в комнату, плюхнулась рядом на кровать и немедленно заскулёжничала: – Сыграй-сыграй-сыграй... ну?! – и даже начала трясти за локоть, как будто так, в условиях, максимально приближённых к экстремальным, играть удобней. – Миклуху-Миклуху-Миклуху...
– ...Маклая? – закончила Люда.
– Ага, ага!.. – подруга отпустила локоть и так вся приготовилась, что Люда прыснула со смеху.
– Ну слушай... – обижаться на Юльку было себе дороже. – Из дневника Миклухо-Маклая! Песня о перевоспитании людоедов! Исполняется впервые... – буркнула Люда напоследок и начала:
"При-хо-дит пле-емя...
Словно птицы налета-ают,
Словно волки набега-ают,
И! Не! До! Сна!
При-хо-дит пле-емя...
Люди головы теря-ают,
Ведь это пле-емя
Любит головы весьма!
Па! Па-бам! Па-ба-па!..
Ут-топись в Атлантике без лишних слов -
Там сейчас нужна подкормка рыбам.
Ил-ли ускачи к макакам без штанов -
С ними будешь весел и здоров!
При-хо-дит пле-емя...
Словно волки набега-ают,
Всё сломают, поваля-ают...
И всех сожрут!
При-хо-дит пле-емя,
Люди головы теря-ают,
Ведь это пле-емя
Люд-доедами зовут!
Сколько гуманизма в супе не ищи -
Там одна морковка и бататы.
Сколько головой об стенку не стучи -
Все равно пойдёшь ты на харчи!
При-хо-дит пле-емя..."
На припеве Юлька начала помогать и дальше они воодушевлённо орали уже на два голоса застольный гимн их группы:
"Стойте, папуасы! И макаки – стой!
Нет у вас причины для волненья.
Жрать своих соседей – это же отстой!
Есть рецептик вкусный и простой.
При-хо-дит пле-емя...
А тут запахи гуляют!
Аппетита нагоняют
В кишках пищат!
При-хо-дит вре-емя...
Людоедство вымира-ает,
Бо не-ту лу-у-учше
Сала, хлеба и борща!
Па! Па-бам! Па-ба-па!"...
___ _______
Утро выдалось тяжёлое.
– Юлька, вставай.
– М-м-м...
– Юлька, вставай, бо опоздаем!
– М-м-м... бысовес-с-симе... щас-с...
– Юлька-а-а!!
"...да чтоб тебя приподняло да гэпнуло!"
– Ай! – Юльку как-то странно передёрнуло и она открыла очумелые спросонья глаза. – Вста-аю, вста-аю, – Юлечка медленно, как зомби из гроба, поднялась на кровати. – Чё сразу драться...
"Э-э-э... драться?! – удивился Людын внутренний голос и сам же ответил: – Ладно, потом разберёмся..."
– Уа-а-ах, – душераздирающе зевнула свеже воскресшая. – Зала-адила: Юлька, Юлька... Двадцать лет как Юлька. Уже и оттянуться по-человечески нельзя. Э-эх, с такими парнями клёвыми познакомилась! За-айти обещали... – Она подняла заспанный взгляд куда-то в потолок и мечтательно почухала на голове утренний "одуванчик". – Ладно, иду уже.
Соседка встала и точно зомби – в короткой прозрачной ночнушке, покачиваясь и подволакивая ноги – побрела в туалет. Который, между прочим, находился снаружи, в тамбуре их двухкомнатного блока... открытом с коридора. Люда проводила её взглядом и только головой покачала – блондинки! А ей ещё предстояло бутерброды собрать.
Она домазывала третий кусок, когда дикий девчачий визг резанул снаружи. Руки дёрнулись и бутерброд радостно упорхнул на свободу... маслом на пол.
"Да шо ж такое!"
Люда как пришпаренная вылетела за дверь и... уже никого не застала. Только Юлечку, самозабвенно визжащую и что-то там у себя прикрывающую, да панически дробный топот в глубине коридора.
– Шо ты орёшь, дура?!
Топот затих вдали, Юлечка затихла рядом.
– Я... я... выхожу, а там – парни...
"Село без с╕льради!"...
– Юлька, мантэлэпа ты карловна, марш домой, бо придушу ей-богу!
– Иду-у, иду-у...
Не особо разогнавшись, Юленька поплелась обратно в комнату, где сразу направилась к столу и ухватила бутерброд.
– И с чем это? – капризно поинтересовалась она.
– С "таком"!.. – огрызнулась Люда, ныряя под стол за упавшим куском. – Остатки роскоши, завтра-послезавтра шо-то покупать надо будет.
– У-ы-ы... – заныла Юлька. – Опять сальцесон твой...
Люда как раз пыталась с помощью магической формулы "что быстро подняли..." довести падавший бутерброд до кондиционного состояния, и подружкины страдания ей были глубоко безразличны.
– "Гамай, кицю, йидз капусты", – мимоходом посоветовала она не отрываясь от процесса, – "бендзеш мяла дупке тлусте"... [прим. – "кушай, киса, ешь капусту, заимеешь попку толсту"]
– Ой, ну опять ты со своими прибамбасами! – возмутилась Юлька, морщась на свой завтрак.
– Шо поробыш, три класса польской школы... от звонка до звонка.
– Э-хе... – тяжко вздохнула о своём Юленька, откусила хлеб и с трагическим видом принялась жевать.
– Чаем запей, чудо!..
На работу они успели. Но не успели начать работать, как дверь без стука распахнулась.
– ПРИВЕТ ГВАРДИИ! – громогласно поздоровался весомый мужчина при бороде и ответственной наружности. – Владмрваныч... Рманваныч... – рокотал он, обходя всех по очереди. – Да-а-амы! – чмокнул он ручку слегка скривившейся Екатерине Львовне, после чего обернулся: – О! Молодёжь! – и уставился начальственным взором на съёжившихся девочек.
Собственно, рассмотрению "высших инстанций" подверглась Юлечка, а Люда так – сбоку посидела, но обоим стало неуютно.
– Ну ладно, – глубокомысленно изрёк мужчина. – Вижу, у вас всё в порядке. Пойдём дальше... – и вышел, хмуря ответственное чело.
Юлечка выдохнула, все переглянулись и опустили головы к бумагам. Но не прошло и пяти минут, как дверь открылась снова. И тоже без стука.
– Здоров були, начальники! – в помещение решительно вошёл представительный мужчина и обвёл всех орлиным взором. – Ну, як життя? Як молоде поповнення? – его не менее орлиный нос миновал Люду и нацелился на Юлечку. Да там и замер.
– Помалу, Микола Якович, помалу, – ответила за всех Екатерина Львовна, саркастически рассматривая его орлиный профиль. – А як у вас?
– Аж гудЕ! – гордо возвестил тот. – Ну то й добре, п╕ду ще до геоф╕зик╕в зайду. – Он повернулся и прошествовал на выход.
– Ну, и как это называется? – задала риторический вопрос Екатерина Львовна.
– Щас ещё Щербаня припрётся, – не отрываясь от составления карты, предрёк Владимир Иваныч. – Отсчёт пошёл: десять, девять...
Все напряжённо уставились на дверь.
– Четыре, три...
Дверь распахнулась и, опять без стука, в помещение почти вбежал маленький человечек.
– Здрастуйте, здрастуйте, товарищи, – засуетился он по комнате с деловым видом. – Владимир Иванович, Роман Мыколаевич! Как ваш отчёт? Мы ждём ваших рекомендаций. До конца года, вы помните? А до конца года уже осталось...
Он всё суетился, но как бы не оборачивался, взгляд его прикипал к Юлечкиному углу. Так вот, непрерывно говоря и размахивая руками, человечек оббежал комнату и выскочил за дверь.
– Кхм! – значительно прокашлялся пан Ромцю. – То-о ви, пане Влодю, чар╕вни-ик!
– Шаман, однако! – развеселился Владимир Иваныч.
И тут в дверь постучали. Вошедшие молодые люди обладали бородками и очками, имели научный вид и пришли ИС-КЛЮ-ЧИТЕЛЬНО по делу.
– Владимир Иванович, помогите разобраться с масштабом.
– Прошу, хлопцы. Ну, что у вас?
– Да вот на карте, расстояние между скважинами одинаковое, а масштаб разный.
– Поме-еряем... – Но пока Владимир Иваныч доставал из стола хитрое приспособление, блеснувшее старой латунью, и пока что-то подкручивал да вымерял, молодые люди дружно таращились через плечо в другой угол комнаты. Где, вероятно по чистой случайности, располагался Юлечкин стол.
"Ну, качка б тебя, блондинку, забодала!" – подумала Люда с завистью, но глянула на Юльку и таки поняла обратную сторону популярности. Та сидела, румяная как матрёшка, боясь поднять взгляд.
Картина была что надо! Олежка хрюкнул и скрылся за монитором своего компа. Екатерина Львовна подпёрла ладошкой щеку и мечтательно изобразила "ах, молодость!". Пан Ромцю сидел прямо и строго смотрел из-под нахмуренных бровей на это "распутство".
Юлька уже уверенно скатывалась в истерику, когда молодые люди тоже заметили повышенное внимание, испугались и поспешно вернулись к измерениям. Но было поздно – явился бес, вселся верхом на Люду и – вьё!– поехал.
Она тихо-тихо поднялась, влезла на стул и осторо-о-ожно сняла со стены портрет Карпинского. Коллектив заворожено наблюдал за её диверсионной деятельностью. А она с портретом наперевес бесшумно подкралась к молодым людям, которые старательно следили за манипуляциями Владимира Иваныча. Оказавшись за их спинами, Люда уставила "Карпинского" прямо им в затылки и замерла. Наконец, один не выдержал и украдкой оглянулся... но вместо очаровательной блондиночки прямо ему в глаза глянул хмурый бородатый мужик.
– О-ой! – подскочил парень от неожиданности и грохнул об стол задом.
Второй обернулся на возглас и тоже обомлел пред грозным ликом великого учёного.
– Покайтесь грешники! – взвыла Люда. – Ибо нечестивы помыслы ваши! На колени!!!
Те оторопели. Олежка всхлипнул, упал со стула и уполз на четвереньках в угол. Екатерина Львовна сидела, вытаращив очи, будто косточкой подавилась. Единственный пан Ромцю сохранял величественное спокойствие и благосклонно улыбался. Владимир Иваныч, который не видел за спинами парней смысла происходящего, удивился:
– Так! А что происходит?!
– Ой, та мы... – спохватились молодые люди. – Огромное спасибо, Владимир Иваныч, огромное спасибо! – Они спешно похватали свои бумаги и смотались, провожаемые насмешливыми взглядами. Как только дверь закрылась, на коллектив напало дикое веселье.
– Рыжая, блин! Предупреждать надо! – выполз из угла Олежка.
– Да действительно... ык... – всё ещё давилась Екатерина Львовна.
Владимир Иваныч только головой качал, глядя, как Люда вешает "святой лик" на место.
Не до смеха было только Юлечке, которая так и сидела, вся пунцовая, и со страхом глядела на дверь.
И дождалась! Дверь начала приоткрываться и в щель просунулась чья-то остроносая физиономия.
– Можно спросить...
– Нет! Не можна! Брысь! – прозвучало одновременно и длинный нос как сквозняком вынесло.
– Слуш... – начал Олежка, приподымаясь из-за стола, но на ногах не устоял и плюхнулся обратно. – Ой, не могу, сдохну... Слушайте, я щас приду... – выбрался он наконец, и заплетающейся походкой вышел за дверь, неся в руке лист бумаги. Через минуту он вернулся.
– Всё, больше лазить не будут, – торжественно пообещал он девочкам.
– Ты что там, балбес, привесил? – скептически отнеслась к его заявлению Екатерина Львовна.
– Чего сразу – балбес? – возмутился тот. – Всё продумано и научно выверено: вход – два "у.е.", лицезрение – десять.
– Ото, пан Ромцю, що-о значить – економ╕-╕чне мислення!
И действительно, больше их не беспокоили. Причём совсем. В результате, когда у Олежки в компе пропала сеть, а на звонки никто не откликнулся, к сисадмину послали Люду.
"Ну ка-а-анешна! – обижено думала она спускаясь на первый этаж. – Красавица наша – вся такая! – выходить боится. Олежка вообще – "водитель кобылы", как же без него. Старшие слово "компьютер" с двумя "п" пишут... А ничё так, шо нам в школе тож информатику на пальцАх показывали?"
Она дошла, как было сказано, до самого дальнего закутка первого этажа и нашла дверь, которая больше всего подходила под определение "бывшая кладовая". Ручки там не было. Люда преодолела дрожь в руках и нерешительно пошкрябалась – никакого эффекта. Тогда она набралась смелости и постучала – ноль эмоций, хотя сквозь щель пробивался свет. Люда обнаглела и пихнула дверь всем весом. "Так бы сразу и сказала!" – решила дверь и легко поддалась. Поэтому, всю прелюдию загадочного мира компьютерных технологий Люда пролетела, что называется, на одном дыхании. Да там и лететь, собственно, было нечего – два шага и она уже упёрлась в тыл большущего монитора (она таких ещё не видела!), который занимал треть большущего стола, который "попирал" стены малю-у-усенькой каморки – как говорится, без окон, без дверей, полна горница... сисадминов.
За монитором маячил гордый профиль в строгих очках.
"Сисадмин, – подумала Люда. – "Чайник", – подумал сисадмин. – "Сам ты чайник", – подумала... Так! Хорош дурью маяться, может человек делом занят..."
Молодой человек, восседавший за этим огромным монитором, с неторопливым достоинством Бэримора тормознул комп, так же неторопливо снял наушники и, не меняя удобной позы, молча воззрился на Люду прямоугольными стёклами очков. Стало как-то стрёмно.
– Здрасьте. Меня к вас... нас... – растерялась она и окончательно забыла слова, – это... пропало...
Сисадмин, оставив Люду, направил взор куда-то в потолок... и вдруг картинно воскликнул:
– Всё пропало!
– О, господи! – у Люды с неожиданности аж колени подогнулись.
– Бежать... бежать! – как бы в глубоком отчаянии покачал он головой.
Людын мозг буксанул и завис, осталось только ждать, когда смысл происходящего явится сам, извинится и всё объяснит. А меж тем, сисадмин никуда бежать и не думал.
– Мелко всё это, – развалился он обратно в кресле. – Исчезла... пропала... закатилась под стол... Вот гляди, – он поклацал мышкой и на мониторе появился ярко размалёванный геологический разрез. – Доломанская палеодолина. Глубина до километра. Неоген. Пятнадцать миллионов лет назад. В современном рельефе не отражается! – И воззрился на Люду, как профессор на студентку, ожидая полного понимания своих глубоких мыслей.
Люда смотрела-смотрела... и не выдержала:
– Я так╕ перепрошую , а ле – Г АА А? !
– Ну, примерно это я и имел в виду, – совершенно серьёзно подытожил он и вдруг совсем домашним тоном предложил: – Чаю будешь?
– Буду, – сморгнула Люда, отходя от кипучего сарказма.
– Садись, – хозяин комнатки махнул рукой себе за спину, потянулся и включил электрический чайник.
Люда обошла стол и присела на пошарпаное сооружение, больше всего напоминавшее смотровое ложе в больнице. Поверх дерматина тут ещё были навалены сумки, коробки. Сидеть в этом завале было неудобно, зато стала хорошо видна заставка монитора с обалденно-фэнтезийным зАмком. Пока Люда оглядывалась и примащивалась, чайник вскипел и с торжественным щелчком выключился. Хозяин с медлительным достоинством залил воду в настоящий чайничек для заварки.
– Ну, бум знакомы – Константин, – полуобернулся он, развалясь в кресле. – Для посвящённых – Костя.
– Людмила. Для вас можно... э-э....
"Люда, Люся, Мила... Рыжая? Да хоть горшком назови, только в печку..."
– Лю-у-уда, – укоризненно сморщил нос новый знакомый, – я же сказал – для посвященных!
– Так э-э-э...
– ...чай!
– А-а-а! – Люда значительно покивала головой. – Па-а-анятна... – Хотя чего ей "панятна", было ещё непонятно.
Костя разлил чай по широким кружечкам, которые сошли бы за пиалы и подал гостье.
– Да, – спохватился он, – ничего что зелёный?
– Фигня, – разрешила Люда, поднося к губам исходящий паром напиток, – абы не "люрка з баюрки". [прим. – "бурда из лужи"]
Костя замер со своей посудиной, уставя очки на Люду. Та подняла взгляд от кружки и поперхнулась.
– Шо? Опять?! – каркнула она хриплым с перепугу голосом.
– Стой-стой! – он потряс пальцем, стимулируя мыслительный процесс. – Щас вспомню... О! "Жил-был пёс"!
– Где-е? – Следить за мыслью никогда не было у Люды сильно стороной, а уж за мыслями сисадмина...
– Ой, ну не тупи! Мультик такой.
– А-а-а... И шо?
– Так! – Костя отчаялся достучаться до сознания. – Придётся показать... – и деловито защёлкал по клавиатуре.
– А можно?! – Такой развал производственной дисциплины как-то в голове не укладывался.
– Хм, обижаешь! У нас всё можно. Наслаждайся!
И они насладились: пахучий зелёный чай, колоритный народный юмор...
– Ты-ы заходи если что, – процитировал Костя на прощание, – я тут после работы долго засиживаюсь. В ответ Люда изобразила "как только, так сразу".
...Она поднималась по лестнице и сама себе улыбалась, а на душе было так тепло, как от того чая: "Надо ж, как здорово вышло. Будет теперь, где спрятаться, как достанут. Вот только что-то я забыла.. зачем-то же туда шла?.."
И только войдя к своим, она наконец вспомнила – сеть! "Мать-перемать, шо опять туда спускаться?!" – мысленно застонала Люда, но глянула на Олежкин стол и поняла, что никуда бежать не надо. А даже если б надо, так всё равно не побежала бы. Бо этот "пенделюх" уже и сеть имеет, и подружку у неё увёл...
– Так! Теперь всё выдели – "контрол-А", и – "форматирование"... А, Рыжая! – соизволил Олежка заметить свою спасительницу. – Уже работает. Мы тут решили вас в компьютерах подтянуть... – ("вас" главное... молчал бы уж!). – Куда?!! – гаркнул он неожиданно, так что Юлька, потянувшая было пальчик к клавиатуре, дёрнулась как ошпаренная.
– Я что, я ничего... только кнопочку...
– Какую?!!
– Ну эту...
– А я какую сказал?!
"Оженився дурний, та й взяв дурнувату... – искренне посочувствовала компьютеру Люда. – Та не мали що робити... як форматувати, – закончила она мысль и только собиралась сесть за стол, как пан Ромцю поднял голову от рукописи отчёта и... произнёс сакральную фразу:
– Ото бачте, пан Ромцю, як час плине!
"Мать-перемать, я работать сегодня начну?!"
Под конец трудового дня, когда уже взялись собираться домой, Люда глянула на Юльку с Олежкой... и ей заранее поплохело. С потерей подруги она уже смирилась, но работать «хвостиком» в их компании – это уже слишком.
– Адьёс, молодята! У меня дела, – объявила она решительно и направилась в Костикову коморку.
И не прогадала!
В этот вечер она вернулась домой затемно. Костя, узрев восхищенный взгляд "ребёнка", решил поразить её воображение по полной и они три часа азартно "юзали" просторы инэта вдоль и поперёк. Потом пришёл охранник и прикрыл, как он выразился, "лавочку", чем вызвал короткий терминологический диспут ("Не лавочку, а секту гуглистов восьмого часа!" – "Каких-каких глистов?"). В общем, было весело...
Вся под впечатлением, Люда не сразу поняла, что гудящая в коридоре общаги музыка... гремит, оказывается из её комнаты! Она рванула дверь и застала картину и маслом, и табачным дымом, и незнакомыми хмырями и хмырицами, которые вольготно расположились по всему помещению.
Под орущий благим рэпом магнитофон.
А самый главный хмырь – длинный такой жлоб! – уже сграбастал нервно хихикающую Юлечку и вовсю лапает. Причём на Людыной кровати. На чистом, только недавно стираном пододеяльнике! "Ну-у-у всё!" – Люда подскочила к столу и одним гневным взмахом руки вырубила магнитофон. Тот издал последний протяжный стон и заглох, оставив только звон в ушах. Потом и он пошёл на убыль, и тогда Люду заметили.
– Люськин! – подорвалась на ноги Юлька, поспешно выпорхнув из навязчивых объятий. – А мы тут ждём, ждём... – она ухватила Людыну руку и на радостях стала трясти так, будто оторвать решила.
– Вижу, – тихо рыкнула Люда. Если бы она была кошкой, то шерсть на её загривке встала бы сейчас дыбом, а хвост угрожающе мотался из стороны в сторону (Юлька тоже это почувствовала и трясти руку стала медленно и осторожно). – А спанькаты не пора?
– Ну, ты чего?! Я ж вчера говорила...
– ...Хамишь, детка, – прозвучал опасно ленивый голос и Люда обернулась.
С наглым прищуром на неё смотрел тот самый длинный жлоб. Перед глазами немедленно встала картина: уже два кота, выгнув спины, стоят напротив друг друга, и хвосты обоих нервно хлещут по бокам. Тем временем жлоб с вальяжной неторопливостью начал подниматься с кровати, и поднимался довольно продолжительно, пока окончательно не сложился двухметровой жердью под самую лампочку. "О-о-о-о-о..." – проследила Люда за процессом пока не задрала голову до предела.
"Морду бить будешь?" – ехидно встрял внутренний голос. "Ыгы..." – многообещающе хмыкнула Люда. "Так, не достанешь же!" – "При-дёт-ся под-пры-ги-вать..."
– Ну Люськин!.. – попыталась встрять Юлька, но Люда только фыркнула в её сторону, не сводя взгляда со жлоба. Тот нахально навис над нею, загораживая лампочку, весь в ореоле света, как явление Христа народу.
– Зацени, пипл! – удивилось это "явление". – Нас, типа, выгоняют...
"Пипл" подобострастно загыгыкал. Люде стало тоскливо от нехорошего предчувствия.
– В натуре, нас не уважают! – в голосе добавилось обиженного пафоса.
Поднялся угрожающий ропот. Людыны предчувствия комком сдавили горло.
– А что мы делаем с теми, кто нас не уважает, а?! – вопросил жлоб в пространство, и вся банда зашевелилась в предвкушении. – А вот что! – объявил он и сграбастал Люду за "шкирку".
Слёзы бессилия навернулись на глаза и, глядя прямо в нагло ухмыляющуюся рожу, она от всей души пожелала: "А ЧТОБ ТЕБЯ ДЕРБАЛЫЗНУЛО!"
Лампочка над головой жлоба вдруг налилась непереносимой яркостью и не успела Люда отвести взгляд, как там что-то звонко дзенькнуло и свет погас, а вместо него с радостным треском на потолке стало разворачиваться яростно-белое кольцо электрического разряда.
– А-А-А-А! – взвыл дурным голосом парняга, бросил Люду и схватился за голову. Люда не удержалась и шлёпнулась на пол, глядя не отрывая глаз, как шаровая молния змеёй обвивает люстру. "Мать-перемать..." – крутилось в голове вместе с разрядом, заглушая всё: и страх, и детский восторг, и пульсирующую где-то в сознании мысль о возможном пожаре. В растянувшемся мгновении мелькнули замершие фигуры с окаменевшими лицами, осевший тёмной кучей посреди комнаты жлоб, вытаращенные Юлькины глаза... и всё исчезло, накрытое совершенно непроглядной тьмой.
"Ма-а-ать перема-а-ать..."
Сначала было тихо. Потом скрипнула кровать, и чей-то хриплый голос нерешительно спросил:
– Э-э-эй! Есть кто живой?
– НЕТ! – не успев подумать, рявкнула Люда.
– А, а?.. – заакал удивлённо голос, но Люду уже понесло.
– Всё, смертнички, докувыркались! – перебила она с мрачным сарказмом и... прямо на попе, тихонько отползла к стенке. На всякий случай.
Снова стало тихо. Видимо, народ переваривал информацию. И тут распахнулась входная дверь.
– Девчонки! – в проёме появилась фигура соседки в домашнем халате со свечой в руке. – Вы где? Люда-а-а... Юля-а-а...А-А-А!
Взревев раненым лосем, жлоб вскочил и ломанулся в дверь, едва не сбив соседку с ног, и Люда воздала хвалу своей предусмотрительности, что вовремя успела убраться с дороги. Свечу вместе с соседкой вынесло наружу, но теперь стали видны мечущиеся блики, которые освещали коридор. Видимо, электричество отрубило во всей общаге и народ повыползал из комнат с фонарями и свечками. И вот этот свет "в конце тоннеля" увидели брошенные своим вождём "пиплы".
– Валим! Шухер! Банзай! – подхватились они и всей толпой ломанулись следом. – Авария, маг не забудь... – Вся банда шустро протопотала мимо Люды и исчезла за дверью.
Люда подождала ещё, но поняла, что уже ничего не высидит и начала подыматься. И тут в коридоре зажёгся свет...
...Перед нею на пороге комнаты с занесённой для бегства ногой замерла Юлька. И, в свете открывшегося факта, глазки подружки воровато забегали.
– Э! Ты-то куда? – Люда поймала её за рукав.
– Там... туда...
– Па-анятна... А прибрать?
– Ага, да... щас... – Юлька нерешительно оглянулась в полутьму комнаты. – Так лампочка... перегорела же... может завтра... – начала она свой обычный скулёж, но тут в комнате снова резко потемнело. Люда обернулась к двери и отшатнулась, загородившись рукой от бьющего в глаза фонаря.
– Ну всё, залётчицы, – раздался хриплый от злости голос и весьма кровожадно закончил: – вы попали... Затынко, Каминская, а ну – марш ко мне!
А дело было вот в чём. Оказывается с улицы Юлькину дискотеку услыхала комендантша, которая, как раз, делала вечерний обход территории. Она остановилась под окнами, гневно взирая на нарушение режима... и тут началось! Свет во всём здании вдруг задёргался, как паралитик, а там, где только что гремела музыка, проём заискрился весёлыми бело-голубыми сполохами. Комендантша схватилась за сердце. "Гадыны... ну, гадыны..." – причитала она в бессильной ярости, оторопело наблюдая, как на потолке комнаты, хорошо видимом ей снизу, наворачиваются кольца короткого замыкания. А когда свет окончательно погас, комендантша бросилась внутрь, намереваясь кое-кого изничтожить. И теперь этот "кое-кто" мялся перед нею, изображая полное раскаяние. Атмосфера в комендантской была очень неуютная.
– Та-а-ак! – многозначительно начала комендантша, грозно упершись руками в стол. Она даже садиться не стала, так и нависла над столом, девочками... всем подотчётным ей миром.
