Текст книги "Рыжик (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Мачальский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)
"Ну да – полный... кисмет", – мысленно вздохнула Люда.
– ...Алексей одних инструкций и приказов из-за тебя, дочка, нарушил столько, что хоть роман из рапортов пиши. И придётся! Когда выздоровеет, я ему не завидую... Хотя нет, пожалуй что немного завидую, – неожиданно закончил он и Люда поймала его метнувшийся искоса взгляд.
"Это шо за намёки! Это шо за..." – вспыхнула она негодованием, но неожиданно на поверхность сознания всплыла совсем другая мысль: – "Стоп! Как он Лёшку назвал?!"
– Кто-кто? – вскинулась Люда и удивлённо продекламировала по слогам: – БУ-РУН-ДУ-ЧОК?!
– Бурундук, – поправил Орхан Селимович. – Это у Алексея такой героический позывной. А что ты удивляешься? Бурундук в тайге, знаешь ли, второй после тигра зверь!
– Да-а-а?!..
– Конечно! Тот же тигр, только маленький, и полоски вдоль.
Люда невольно фыркнула.
– Традиция такая, – пояснил Орхан Селимович. – Каждый выбирает позывной по характеру. Мне, например, приятно называться именем героя моего народа.
"Езданшер", вспомнила Люда и вдруг в голове у неё словно что-то щёлкнуло. И то, что не давало покоя при виде турецкой внешности "товарища", вдруг сформировалось в совершенно ясное воспоминание: "...Может турков? – Не-не, курдов. Это я хорошо запомнил. Ещё подумал..."
– А можно, теперь я задам вопрос? – осторожно начала она, получила благосклонный кивок и, собравшись с духом, выдала: – Вы курд?
На этот раз Орхан Селимович смотрел на неё так долго, что ей даже страшно стало.
– Впервые вижу не земляка, который может вот так просто определить моё происхождение. Ну, предположим, позывной разболтал Иркат... но... неужели наша история интересна ещё кому-нибудь?
– Ну-у-у... – засмущалась Люда, возблагодарив Бога, что "товарищ" не читает мысли. Ибо то, каким боком она догадалась про "курда", настоящему курду лучше не знать... ЗАРЭЖЭТ!
От необходимости отвечать её избавил корабль.
– Ухты! Гурда-бурды-кергуду! – сказал он... по крайней мере, Люда так услышала.
– Проводи, – ответил ему Орхан Селимович.
Буквально через пару секунд дверь квакнула и в комнату вошёл пожилой мужчина. Несомненно, землянин, даже больше – земляк, и притом, весьма старомодный, потому что в качестве пиджака на нём был надет строгий полувоенный френч. Сам же мужчина был коренаст, массивен и гладко выбрит... на всю голову. "Видать, генерал, – подумала Люда. – Или маршал. А взгляд! Никакого детектора лжи не надо".
"Генерал" мельком на неё глянул и сразу прошёл к Орхану Селимовичу. Тот поднялся навстречу и крепко пожал протянутую руку. Лишь после этого молчаливого, но по-мужски значительного приветствия "генерал" обернулся к Люде.
– Ну, здравствуйте! – поздоровался он ожидаемо весомым голосом.
– З-здрасьте... – пробормотала она пришибленно.
"Генерал" затянул паузу, придавив её на долгое мгновение тяжёлым взглядом... и вдруг лукавые морщинки разбежались вокруг его глаз. – Ох, и заставили вы нас побегать, девушка. Ох, погоняли. Всем досталось на орехи. Давно так не работали, давно... Да, Орхан? Прямо, молодость вспомнил!
– В вашу молодость было и похлеще, наверное, – хмыкнул тот.
– Ну да, ну да... – задумчиво проговорил "генерал", словно действительно вспомнил былое. – Ладно, оставим лирику на потом, сейчас на повестке дня стоит другой вопрос, – вернулся он в настоящее и шагнул к Люде, протягивая руку. – От имени правительства и себя лично благодарю за оказанное содействие!
Люда оторопело протянула ладонь навстречу и почувствовала сдержанное, но крепкое пожатие. О-БАЛ-ДЕТЬ! И что ей на это отвечать?
– Служу Галактике! – ляпнула она, не подумав, и тут же испуганно исправилась: – Ой, за перепрошення – всегда пожалуйста... в смысле – обращайтесь... Оййй... – замолкла она окончательно, ожидая расправы за свою дерзость. Однако реакция мужчин её озадачила.
Орхан Селимович, до того торжественно столбычивший сбоку, вдруг согнулся и ушёл в сторону, а "генерал" продолжал смотреть чуть расширенными глазами, позабыв, что так и держит Людыну руку. Наконец, он её отпустил и обернулся к уже принявшему вертикальное положение коллеге.
– Нет, ты слышал? – как бы удивлённо вопросил он, а после одобрительно добавил: – Наш человек... Да, Орхан? – И они обменялись крайне многозначительными взглядами.
– Я думаю – не обойдутся, – сказал Орхан Селимович.
– Я тоже так думаю, – ответил "генерал".
– Значит, прячем канал и ждём? – спросил Орхан Селимович.
– Значит, ждём, – подтвердил "генерал".
"Вербуют они меня что ли?" – подумала Люда, с подозрением за ними наблюдая.
Но "генерал", сославшись на занятость, попрощался и вышел, зато Орхан Селимович повернулся к ней.
– Возникли вопросы? – заметил он Людыно состояние.
– А? Да! А вот это кто был? Генерал? – наобум спросила Люда. На ответ она особо не надеялась, и "товарищ" её надежды оправдал. Он пару секунд задумчиво смотрел в пол, потом потёр лоб, а потом, будто самому себе проговорил:
– Всё больше убеждаюсь, что Алексей был прав.
"В чём?!" – хотелось крикнуть Люде, но слова ей не дали.
– Если других вопросов нет, то теперь, Людмила, у нас к вам будет очень, очень серьёзный разговор... – перешёл Орхан Селимович на официальный тон.
"Точно вербуют! А-а-а, рятуйте!"
– ...Так вот, вам надлежит вернуться обратно на Землю. Одной. Без вашей Миклухи. Естественно, доставку и оперативное прикрытие мы обеспечим. Но это нужно сделать как можно быстрее, вы понимаете? Очень важно для вашей безопасности...
– Уже? – перебила Люда, словно не своим, совершенно спокойным голосом.
– Уже, – твёрдо постановил Орхан Селимович.
– Ладно... – легко согласилась она, слыша себя будто со стороны. А в опустевшей голове в это время крутилась только одна мысль: "Ну, вот и всё!"
Когда Лёшка оказался инопланетянином, можно было ещё надеяться это как-то обойти.
Когда у него оказалась красавица Элька, можно было надеяться это как-то утрясти.
Когда оказалось, что всё из-за Миклухи, ещё можно было хоть на что-то надеяться...
А вот теперь надеяться стало не на что. Сказка кончилась. Золушка превратилась в тыкву. Хотя...
"Миклушенька-а-а!.. Пацятечку-у-у!.. А меня обратно отправляют. Ты как на это?"
"Знаю, мам, знаю! Пока-пока!.."
"И всё?!.. И всё..."
Ну вот, всё как всегда...
___________
Когда Люда раньше думала, что так ещё не пробуждалась, она явно поспешила с выводами. Потому что ТАК она точно ещё не пробуждалась – чтоб ей вообще не пробудиться!
Бывало, что не хочется вставать... ну, бывало, что очень не хочется вставать... бывало совсем не хочется, не то что вставать, а даже глаза приоткрыть... Но чтобы прямо во сне начать придумывать отмазки, чтобы не надо было подниматься, собираться и переться куда-то только потому, что видите ли, наступило утро – такой засады точно ещё не было. Вот же-ж достали!
Ведь снилось ей, что Лёшка подхватил её на руки, прижал, закружил так, что аж дух захватило, и тихо шепчет на ухо: "Ры-ы-ы-жик..." Ну, как от такого оторваться! И где ещё, как не во сне, она такое удовольствие заимеет. Это было настолько очевидно, что первой мыслью было: "Сейчас придут и разбудят идти на работу", а второй: "Интересно, за похищение инопланетянами можно взять отгул?", а третьей: "...А за похищение спецслужбами?" И на этой "оптимистической" ноте она всё-таки проснулась... в КПЗ. Мммать-перемать!
Хорошо было то, что попала она не к обычным ментам в легендарный "обезьянник", а к солидным дядям из госбезопасности в отдельную камеру со всеми удобствами. Плохо, что забрали её прямо из-под подъезда общаги и держали уже второй день. Впрочем, Орхан Селимович так и предупреждал. Первое, что он спросил, инструктируя Люду перед отлётом: "Вы умеете чистосердечно врать?" Она в ответ по-юлькински широко распахнула наивные очи и пару раз хлопнула ресницами. "Хорошо, – похвалил он. – Версия такая: вас похитили инопланетяне. Да-да. По дороге с работы. А дальше – любой каприз, вплоть до чистой правды. Главное, постоянно менять мнение, путаться в показаниях и вспоминать новые подробности, которые противоречат старым. Справитесь?" КА-А-АНЕШНО, самое оно – чтобы не вспоминать о своей заблудшей судьбе.
Бедная госбезопасность! Люду пять раз вызывали на допрос, который каждый раз становился всё короче, а перерывы на "покурить" наоборот – всё продолжительней. Между делом залечили ей шишку на затылке, проверяя версию, не след ли это от трепанации черепа "для внедрения в мозг чужеродного сознания". И надо было видеть их глаза потом, когда она с обезоруживающей непосредственностью брякнула: "Ай, да что вы там возитесь, это я головой об камень звезданулась". Последний раз в комнате кроме следователя оказался ещё один дядечка явно экспертного вида, который посидел, послушал, а в конце, на вопросительный взгляд службиста, возмущённо пожал плечами: "Хотите мне аппаратуру расстроить?!" На том всё и закончилось. Люду вернули в "родную" камеру, где она, едва добравшись до койки, отрубилась без задних ног. А вот теперь зачем-то проснулась. Зачем? С тех пор, как её турнули с космического корабля пришельцев – без любви и надежды на светлое будущее – ей хотелось двух вещей: либо убить-зарезать кого-нибудь, либо спать, чтобы набраться сил для "убить-зарезать кого-нибудь". Сейчас убивать было некого, надо было спать... А уже не спалось!
Она лежала лицом к стене и тупо в эту стену смотрела. Потом на глаза попалась откинутая на подушку рука. А на запястье – плетёный кожаный шнурок. Этот браслетик подарил ей на прощание Орхан Селимович. "На счастье", – пояснил он. – "Большего дать не могу, но этот сплела мне ещё моя мать. Носи, не снимай". Люда впечатлилась и безропотно позволила завязать его на руку. Только сейчас вдруг обратила внимание, что никакого узла на нём нет. Перевернула другой стороной – там тоже не было. Подёргала для проверки – шнурок сидел плотно и, хотя не жал, слазить с руки не собирался. Вот ещё – неснимаемое "счастье"!
В коридоре снаружи загремело и зашургало. Дверь отворилась.
– Затынко! Поднимайтесь и на выход!
"РРРРР! Ну что ж, сами напросились..."
Явился за нею, оказывается, лично следователь, который раньше встречал только в кабинете с видом то тщательно нагнетённого превосходство, то "маслом намазанного" панибратства. Сейчас он ничего не нагнетал и не мазал, а был сухо деловит и даже немного нетерпелив:
– Побыстрей, пожалуйста!
"Потерпишь!" – буркнула про себя Люда и принялась неторопливо обуваться. Потом она так же не спеша напялила на макушку свой многострадальный беретик, который стребовала с пришельцев под предлогом "да как я без него на люди покажусь!", и только тогда соизволила пройти на выход. Следователь стоически выдержал и прошёл за нею. В кабинете он усадил Люду на стул, сел сам и сейчас же сунул ей какой-то лист.
– Ознакомьтесь и подпишите.
– А шо это?
– Ваши свидетельские показания.
Люда заглянула в листок: "Я, Затынко Людмила...", "не видела... не знаю...", "была похищена неизвестными, предполагаю – инопланетянами..." На полстраницы... два дня допросов.
– Э! Какой – "предполагаю", я же вам всё рассказала! Это же пришельцы!.. Надо срочно что-то делать!.. Сообщить правительству!.. учёным!..
– Людмила! – словно вскрик раненой птицы заткнул фонтан её энтузиазма, но следователь тут же спохватился, унял эмоции и продолжил, доходчиво выделяя слова: – Подпишите. Пожалуйста. И можете быть СВО-БО-ДНЫ!
Люда обиделась. Серьёзно обиделась. Она сердито подмахнула бумагу, бросила её на стол и вскочила.
– Про-о-опуск! – прозвучало сзади с надеждой.
Она вернулась, выдрала из протянутой руки бумажку и выскочила за дверь. За спиной раздался какой-то звук – не то громкий вздох облегчения, не то тихие рыдания счастья.
"И что теперь делать? Кого доставать? Юльку?.. Юльку жалко!" – мрачно подумала Люда, выходя из Управления госбезопасности. – "Ну, нет чтоб подержать ещё дня три! Может хоть тогда бы..."
– Людмила Затынко? – прозвучал рядом голос, так что она даже вздрогнула от неожиданности. Перед нею оказался чёрный автомобиль, вокруг неё – некие люди в штатском, и все были настроены решительно, не оставляя шанса на выбор. – Вам придётся проехать с нами, – безапелляционно закончил один из них.
"Ребята! Как же мне вас не хватало!" – с чувством подумала Люда.
– Пройдёмте! – деловито ответила она и, нахально отпихнув одного "штатского", с энтузиазмом полезла в машину. – Ну, шо встали? Едем, нет?
На лицах ребят отразилось лёгкое замешательство, но они быстро справились и взялись исполнять свои обязанности. Наивные! Они не знали, что всё только начинается. На них уже готовы были обрушиться три отработанные версии... не считая вариаций... не считая того, что по ходу стрелит в голову... не считая требований личного характера, как то: защиты, политического убежища, психиатра, наконец, про которого они должны и сами скоро догадаться.
Но, к великому огорчению Люды, догадались они слишком скоро – и психиатра вызывать не стали – уже на следующий день, едва не пинком, высадили её из машины прямо перед общагой и рванули куда подальше, даже не попрощавшись. Обидно, да?! Люда с тоской посмотрела им вслед, потом с ещё большей тоской – на подъезд общежития... потом решительно развернулась и пошла на работу. Видеть сейчас бессловесную (теперь уж совсем бессловесную) тварь Аполлинария было тоскливо до волчьего воя. А на работе хоть люди... которых почти не жалко.
Люде думала, что прогуляться пешком – хорошая идея, но оказалось, что она напрасно так думала, и теперь буквально на ходу теряла твёрдость духа, которую так тщательно утрамбовывала под девизом «надо жить дальше». В голове на разные лады крутилась одна и та же мысль: «Вот, оказывается, как оно бывает – не достали бомбами, просочились душами».
Город изменился. На первый взгляд, это были те же улицы, те же дома, деревья, люди, спешащие по своим делам. Но чем дольше она в них вглядывалась, тем больше осознавала, что ничего прежнего вокруг уже нет. Вроде привычно оживляли фасады знакомые вывески "Гастроном", "Промтовары", "Книги"... но все магазины были закрыты либо на "переучёт", либо на замок без объяснения причин. Взгляд всё так же цеплялся за витрины киосков "Торгпресса", но вместо "Известий" и "Работницы", находил там лишь корявый политический "самиздат" отечественного производства... в странном сочетании с иноземным эротическим глянцем. Заборы и стены на каждом углу "радовали" глаз рукописной агитацией, содержание которой непременно должно было заинтересовать милицию... но не интересовало, ввиду полнейшего отсутствия таковой на улицах. Присутствующие же на улицах граждане, что должны были, по идее, воодушевиться "свободой слова", энтузиазма ничуточки не проявляли, а только стыдливо отводили взгляд и торопились пройти мимо. Люда обратила внимание, что за всё время не видела ни одной даже самой завалящей улыбки – одни хмурые озабоченные лица. Вроде бы жителей можно было понять – поводов для радости было мало. Но ведь даже в подвале под обстрелом найдётся место хотя бы сочувствию! Здесь же всем было безразлично. Настолько безразлично, что казалось, упади кто посреди тротуара, остальные переступят и обойдут, поспешив оставить за спиной заботу о ближнем.
Их страна проиграла борьбу за выживание, и каждый теперь выживал по собственному разумению. Государство ещё присутствовало, но налаженная жизнь уже стремительно разваливалась. Одни правители паковали чемоданы, другие – примеряли "корону", а граждане, предоставленные сами себе, ощущали себя котятами, брошенными в собачью стаю. Прошлое потеряло значение, а будущее не сулило ничего хорошего, и теперь – решай сам, бежать ли, спасаясь с тонущего корабля или выгребать на его останках пока построят новый.
Город стал совершенно иным. Весь мир вокруг стал иным. И это было странно, потому что Люда отчётливо помнила, как билось в её груди сердце Того Мира. За него – за это живое сердце – она сражалась в ночном небе с Чёрной Волной. И победила! Но прошло три дня и, без всяких ракет и бомб, предстал пред нею совершенно чужой город и чужой мир – будто жуткий искорёженный Чёрный Лес из памятной ей "страшной сказки". В той "сказке" она не смогла сдержать тьму... И в следующей... Неужели всё повторилось?! Неужели Миклуха была права, когда говорила, что их мир погибнет вместе с нею? Неужели и вправду, несмотря на все усилия, дух этого мира исчез? Но как это возможно?! Люда в отчаянье оглянулась на безучастных прохожих: "Это же был ваш мир! Как вы могли?!" Но те проходили мимо, и даже не поднимали друг на друга глаз, словно чувствуя за собой вину... Впрочем, не все.
Неожиданно, навстречу "вырулила" толпа молодых людей, явно не страдавших от перемен, а наоборот весьма бодрых и целеустремлённых – вероятно тех самых, что писали на заборах. Они нагло пёрли против движения, заставляя шарахаться не только встречных людей, но и автомобили. Их лица выражали "бронебойную" решимость, а сжатые кулаки время от времени дружно вскидывались над головами под громкое, но неразборчивое "Ой, ой, ого-гой!". И что-то подсказывало, что это был отнюдь не призыв к защите Родины до последней капли крови. Впрочем, и этот призыв был уже не актуален, а новые лозунги – на первый взгляд такие правильные – просто пугали. Причём, не столько своей революционностью, сколько одиозными фигурами их глашатаев. Вот и сейчас, демонстранты выглядели так, будто угрожали людям "светлым будущим" и запугивали неминуемым "благосостоянием". Народ это чувствовал и весьма поспешно старался обойти новопатриотскую тусовку.
Люда, следуя примеру добропорядочных граждан, тоже благоразумно решила не связываться. Но перед тем, как окончательно свалить в сторону, какой-то чёрт – не иначе! – дёрнул её рассмотреть демонстрантов повнимательней. И конечно, в первых рядах гудящей от "патриотского" ража толпы обнаружилось знакомое лицо. Оно торчало над головами, как тыква на огуречной грядке, и если бы не рост, Люда, пожалуй, не узнала бы в этом благородном лике – каждой бровёй своей выражавшем стремление вести народ к процветанию и цивилизации – наглую харю бывшего жлоба-мажора, который если и мог кого-нибудь вести, то только свою банду на очередное дело.
"А ведь ЭТОТ в военкомат не пойдёт – разве что под конвоем!" – зло подумала Люда. Уступать дорогу моментально расхотелось. Теперь это стало выглядеть как-то унизительно. Правда, внутренний голос напомнил, что она – щуплая девушка – прёт "в лоб" на банду здоровых парней. Что парни и так нарываются, кому бы вломить за приход демократии. Что милиции нет, а прохожие обойдут и не заметят... Но ей тоже всё стало безразлично. "Тебе хотелось "убить-зарезать"? – подумала она с неожиданным злорадством. – Так вот оно – в любом количестве. Уж точно не жалко!" И чувствуя, как закипает душа, испаряя остатки здравого смысла, Люда ломанулась навстречу неминуемой драке. Не учла она только одного – у жлоба тоже были глаза, и узнать в рыжей растрёпе, нахально не уступившей дорогу, свою "отрывательницу курвиметров" ему было намного проще. Жлоб поднял голову, ошалело вытаращился и... ухватился обеими руками за соратников, тормозя движение. Парни его порыва не поняли и удивлённо замедлились.
Видя колебания в стане врага, Люда сжала кулаки и непроизвольно прихватила зубами нижнюю губу. Неизвестно, на что она рассчитывала, но со стороны этот жест выглядел, наверное, как зверская демонстрация клыков. Жлоб матерно охнул. Парни тоже впечатлились, зашушукались и уже вполне сознательно попятились. Люда хищно ухмыльнулась и прибавила шагу.
И вот, когда до желанного мордобоя оставались считанные метры, когда Люда уже напряглась, словно перед прыжком, и сжатые до хруста побелевшие кулаки уже готовились врезать по наглым мордам, рискнувшим встать на её пути, вот тогда пассивное сопротивление толпы вдруг сорвалась во вполне активное: "Шухер!". Грозные до того демонстранты отшатнулись и... мелкой трусцой перебежали на другую сторону улицы – Люда только и успела, что проводить их удивлённым взглядом. Через некоторое время с той стороны раздалось знакомое, хотя и менее уверенное "Ой, ой, ого-гой!".
Она выдохнула, разжимая пальцы, и поняла, что подраться сегодня – не судьба. Обидно, да?!! Придётся-таки идти на работу. Может хоть там – среди "свит" и "надвигов" – удастся забыть о пропащей жизни. Геологи-то нужны при любой власти...
А на работе опять никто не работал. Сотрудники выглядели какими-то пришибленными: негромко переговаривались по углам и затравленно озирались на приветствие. Даже в курилке было подозрительно тихо – прямо, как никогда. Только на их этаже, в другом конце коридора, Люда заметила существенное движение. Там крутилась толпа ответственных «пиджаков» – своих и каких-то неизвестных – и когда Люда взялась за ручку двери, с их стороны отчётливо прозвучал незнакомый начальственный голос: "Так, панове! А що у нас тут?" Дожидаться "що у пан╕в там" она не стала и поскорее нырнула за дверь.
– Добрый... О! Все свои что ли? – прервала она церемонию приветствия, обнаружив, что церемониться особо не с кем – в комнате находились лишь Юлька с Олежкой. – А шо это за банда по этажу шляется, не знаете?
– Явилась, не запылилась! – так же непринуждённо встретила её Юлька, выглядывая из-за Олежкиного монитора.
– А! Это из министерства приехали, – нарисовался там же Олежка. – Кажется, акционерную компанию будут создавать какую-то.
"Ну, это ещё не страшно... наверное", – подумала Люда, плюхаясь за свой стол – простой однотумбовый стол с потёртой дерматиновой столешницей... И всё! Как же это тоскливо...
– ...С утра ходят, примериваются, – ворчливо продолжил Олежка. – Ищут, чего продать, кого уволить. Наших, вот, – обвёл он широким жестом комнату, – всех УЖЕ уволили.
– Как это?! – обмерла Люда.
– Да так... Власть поменялась, пенсионеров попросили.
– Не поняла! А работать кто будет?!
– Работать будет молодёжь, – менторским тоном сообщил Олежка. – Вот ты, например.
– Обалдеть, мы же не знаем ничего!.. А кстати, о молодёжи – чего в курилке никого не было? Вроде, в армию не забирали...
– Так финансирование тоже ж урезали. Следующий квартал работаем на ноль две, а после – вообще неизвестно что будет. Вот народ и ломанулся искать другую работу. Да ладно, мы-то хоть на ноль две! – Олежка успокаивающе махнул рукой. – УНГРИ вообще разогнали нафиг. Они там сейчас сидят у себя – митингуют. В суд подавать хотят!
– Подожди... а кто же тогда остался-то?
– Мы. Теперь вы с Юлькой – геологи, а я – начальник отряда. Так что, девочки, будем бурить!
– Да отстань ты со своим "бурением"! – встряла наконец Юлька. – Люськин, ну, рассказывай! Где была, как твоя... "ы-ы-ы"? – таинственно повела она глазами.
– Моя "Ы" уже не "ы", – буркнула Люда, совершенно пришибленная новостями. – А была я... в застенках спецслужб.
– О-о-о! И как там – ЗА СТЕНКОЙ? – вытаращилась подруга, видимо, вообразив пыточную камеру инквизиции.
– Нормально, – попробовала разубедить её Люда. – Чисто, интеллигентно. Высокие вежливые люди... Я им сказала, что меня похитили инопланетяне и удалили мне имплантат, – она значительно посмотрела на Юльку, – который они же вживили в прошлое похищение.
– И что?! – теперь вытаращились уже двое.
– Представляешь, не поверили! Гадыны такие... Ещё интересовались, типа, "кто её выпустил из дурдома".
– А тебя уже выпустили? – съехидничал Олежка. – Или так – погулять вышла?
– Дурак! – вступилась Юлька. – Человек пострадал, можно сказать! Люськин, ну скажи!
– Скажу:
"На праведный суд из космической тьмы
Летят неприступные боги!
А если промедлят немного, то мы...
Начнём им выдергивать ноги".
– Ну, Люськи-и-ин!..
– ...Грядёт возмездие Божие! Всем воздастся с торицею!
– И вправду, тронулась, – подвёл итог Олежка, повертев пальцем у виска.
– А ты думал!.. – Люда и на него значительно посмотрела, потом подмигнула Юльке и направилась из комнаты.
– Ты куда?! – всполошилась подруга.
– Нести благую... э-э-э... дурную весть людям! Если что, я – у Костика. Его хоть не уволили? – риторически вопросила Люда и вышла.
В коридоре она привалилась к стене и с минуту так стояла, пытаясь унять крупную дрожь, волнами пробегавшую по телу. НАЧАЛОСЬ! Теперь уж точно – началось.
Оказывается, она до сих пор в глубине души надеялась – до последнего надеялась! – что ЭТО непосредственно её не коснётся. Что развал Большого Мира не затронет её маленький собственный мирок и останется чем-то абстрактным, внешним... Теперь коснулось. И не надо быть Миклухой, чтобы понять – её мир окончательно и бесповоротно умер. Весь – и большой и маленький. А то, что она видит вокруг – только агония, всеобщее выживание друг друга, грызня за лучший кусок, всё, что остаётся после Чёрной Волны.
"НО ВЕДЬ Я ЕЁ ОСТАНОВИЛА!" – звенела в голове почти детская обида.
"Ничего ты не остановила", – ответил внутренний голос. – "Ты и не могла остановить – только задержать".
"И как жить дальше? Как МНЕ жить дальше?"
"Как жить, как жить... Живи и всё! Сама по себе. Сразу это страшно, но ты привыкнешь. А куда денешься!"
"Ну да, ну да... Ладно, куда ж деваться – будем жить!" – решила Люда, с грустной иронией потёрла браслетик "на счастье" и отлепилась от стены.
Дошаркав до лестницы, она спустилась на первый этаж, но едва выйдя в коридор, натолкнулась на давешнюю "пиджачную" компанию. Впереди с высокомерием ледокола дефилировал главный "пиджак", за ним подобострастной толпой двигались костюмчики помельче, хотя тоже преисполненные важности, совсем сзади мелькали запуганные лица местного начальства. На Люду никто не обратил внимания. Не увидел в упор! Скользнув мимо неё взглядом, как по пустому месту, главный начальник продолжал с ответственным видом высматривать по сторонам "чего бы ещё украсть", совершенно уверенный, что дорогу его превосходительству освободят всенепременнейше. Вот гад!
"А не отойду!" – взбеленилась Люда. – "Не отойду и всё! Что тогда?"
Воображение услужливо подкинуло несколько весьма привлекательных вариантов разной степени телесных повреждений, самым вежливым из которых было "оба-на, кого я вижу!".
"Ой, как же руки чешутся! Тем более, опыт уже есть..."
"А оно тебе надо?" – включилось благоразумие.
"Да ладно, классно же!"
"Хочешь Олежке на взлёте карьеры засаду устроить? Или вон – Михал Михалыч из-за голов подпрыгивает, тайные знаки изображает..."
"Ну-у-у..."
– Д╕вчино, в╕д╕йд╕ть вже, що ви стали? – соизволил заметить препятствие «главный пиджак» (с такого расстояния – так даже «галстук»), а Михайло Михайлович из задних рядов сделал ей страшные-престрашные глаза.
– Ой, вибачте [прим. – «извините»]! – шарахнулась она в сторону.
– Що це, пане Михайле, ваш╕ сп╕вроб╕тники в робочий час по коридорах гуляють? – продолжало возмущаться начальство, уже пройдя дальше.
– Це – з новеньких... – оправдывался Михайло Михайлович, украдкой показывая Люде тайный знак «сгинь-сгинь, с глаз моих».
Поспешив "сгинуть", Люда прошмыгнула мимо всей кавалькады и уже почти ушла, когда услышала за спиной:
– Ви, панове, продумайте пильн╕ше ваш список. Ф╕нансування т╕льки на тридцять в╕дсотк╕в. УНГР╤ от – прийшлося скоротити ус╕м в╕дд╕ленням. Можливо, варто ще когось позбутися? Ми, безумовно, зац╕кавлен╕ у збереженн╕ вашо╖ установи, але сам╕ розум╕╓те...[прим. – «Вы, господа, продумайте внимательней ваш список. Финансирования только на 30%. УНГРИ вот – пришлось сократить всем отделением. Возможно стоит ещё от кого-то избавиться? Мы, безусловно, заинтересованы в сохранении вашей организации, но сами понимаете...»]
"Стоять!!!" – проходить мимо моментально расхотелось. – "Що ж це я – геблювала, геблювала, а сокирою не поправила? Надо бы вернуться..." [прим. – поговорка: "Ти геблюй, геблюй ["стругай рубанком"], а я пот╕м сокирою ["топором"] поправлю"]
"Может, не надо?" – заныло под "здравым смыслом", нехорошее предчувствие.
"Как же – не надо? Надо! Это же та гадина, что наших и унгривцев сократила!"
"А тогда и тебя турнут... в лучшем случае", – грустно констатировал внутренний голос разума.
"И пускай! Зато хоть глазки поросячие кой-кому выдряпаю на прощание!"
"А где потом работу найдёшь? Видела, как всё производство стало. Маму с батей поувольняют, кто будет им помогать?"
"РРРРРР! Миклуху бы сюда!"
"Миклухи нет и не будет, а тебе здесь жить..." – Борьба разума с экстремистскими побуждениями продолжалась всего мгновение и, чувствуя себя последней предательницей интересов трудящихся, Люда пристыжено поникла головой и поплелась дальше.
Вот, так вот. Так оно и происходит: с нею, с людьми, со всей страной. А ещё драться собиралась... Тьфу! Смотреть вокруг было противно, на душе – гадостно, смысла жизни – никакого, кроме тупо инстинкта самосохранения. Может, если бы она не знала ощущение большого живого Мира, приспособиться было бы легче. Ну, ходят тут паны вельможные, хозяйничают, как у себя дома – обойди и тешься, что не тебя уволили. Ну, валится всё вокруг и неизвестно, что будет дальше – крутись и выживай, пока что-то не построится. Ну, отобрали всё, что было в жизни дорогого – ничего, как-нибудь наживём новое. Да всё бы ничего – собрался с духом и живи потихоньку! – если бы не память, которую нельзя просто стереть и которую Люда уже начинала тихо ненавидеть вместе с собственным бессилием. Поэтому, в каморку сисадмина она вошла в состоянии полнейшей прострации – медленно и уныло.
– Кость, а Кость...
– О, господи! – подпрыгнул тот в кресле и, откинувшись на спинку, уставился на неё, как на привидение.
– ...Ну почему всё так паршиво, а? – закончила Люда мысль, дошаркала до лежанки и взгромоздилась на неё с ногами.
Костик несколько секунд разглядывал её потерянный лик.
– Дай догадаюсь: и те – не взяли, и эти – попёрли?
– Ы ы, – грустно покрутила она головой. – То есть, ОТТУДА конечно попёрли...
– Ага, значит получилось! – воодушевился он. – И как ТАМ?
– Так себе... – скривилась Люда и принялась рассказывать, наплевав на всякую секретность: – ...Лёшку вот ранили. Думала – не довезу, так страшно было. – Костя на это дернулся было что-то спросить, но передумал. – Потом на летающей тарелке прокатили... А потом отобрали Миклуху, поблагодарили за службу и вернули домой. Нормально, да?
– Жлобы! – на полном серьёзе посочувствовал Костик.
– Не, не жлобы. Со жлобами я потом чуть не подралась... ну, когда шпионы отпустили.
– Так ты к ним всё-таки попала?!
– Ну да. Как только ТЕ вернули, так и попала: сначала к нашим, потом – к ихним...
– Ого! И как?
– Так себе, – призналась Люда. – Я им чистую правду: меня похитили инопланетяне! А они не верят. Обидно, да?
– И что?!
– Ничего. Помурыжили и решили избавиться от тела.
– В смысле?!
– Ну, выписали пропуск и избавились. А те – не наши – так даже до общаги тело подбросили... так сказать.
