Текст книги "Рыжик (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Мачальский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)
– Ты чего это?
– "Не бери-и-и жену в горалях, зло-о-обны дикие горале!" – с подвыванием процитировала она, чем заработала один взгляд быстрый насмешливый, а три других – медленные и озадаченные. Потом до народа стало доходить... причем первой почему-то обиделась Юлька:
– А говорил, что только к ихним дивчатам всякие бегают! А сам?!
– Это был ответный набег, – вступился за горальскую честь Лёша.
– Угу, отбили "маржену" и дивок до купы прихватили... как добычу, – поддержал Олежка.
– Партизаны, ядрит их в пень!
Только завхоз отнёсся к чужому "горю" с пониманием и сочувствием.
– Ну ты, Петрович, и попал! – похлопал он несчастного зятя по плечу, чем немедленно вызвал новый виток подначек.
– Стра-а-ашные люди!
– А как они нашу бараболю называют?! РИ-И-ИПА!..
Народу было весело, однако Люде это издевательство быстро надоело. Оставив стаю добивать подранка, она с профессиональным интересом присмотрелась к обрыву, запиравшему поляну. В конце концов, геологи мы или кто?! Спасибо аварии, а то бы все горы проехали, ни одного обнажения не увидели. Заладили, понимаешь – карьер, карьер... Вот же прямо здесь сплошной учебник тектоники – никакого карьера не надо!
Всё обнажение составляла монументальная крутая складка, и даже не верилось, что эти изгибы образованы из вполне твёрдых, ничуть не склонных гнуться пород! Свод терялся под нависающими, словно многослойная вуаль, пластами периклинали [прим. – погружение шарнира антиклинальной складки вдоль её оси, более пологое, чем на крыльях] с рваными от недавнего обвала краями. Зато открытые тем же обвалом крылья волнистыми "локонами" ниспадали по сторонам и заворачивались навстречу друг другу, будто настоящие пряди длинных густых волос.
У Люды мелькнуло смутное ощущение скрытого за всем этим лица, и она нервно вздрогнула от воспоминания о страшном призраке. Но пока она пыталась вытрясти из головы мысли, не имеющие отношения к геологии, почти над ухом раздался вальяжно-уверенный голос:
– Флишевая формация!..
Люда оглянулась и обнаружила Олежку, который с видом Семёнова-Тян-Шанского в виду гребней Заилийского Алатоо, созерцал то же обнажение. Вся "банда" толклась рядом, почтительно ожидая, что скажет специалист.
– Да ты шо?! – вырвалось у неё поневоле, и так натурально, что Олежка подозрительно покосился. – Настоящий флиш?! А возраст какой?
– Палеоген, – довольно уверенно определил их единственный эксперт.
– А почему не "мел"? Там тоже флиш...
Олежка задумался.
– Не, не "мел", – наконец изрёк он. – В "мелу" флиш такой... СЕРЫЙ! – его руки изобразили нечто масштабное. – А это такой... серый... – как про нечто недостойное, пошевелил он пальцами. – Я даже думаю, что это эоцен, скорее всего "быстрица", – авторитетно завершил он экскурс, но поймал нарочито восторженный Людын взгляд и уже менее категорично добавил: – Ну, или "манява".
– ...Или "выгода", – задумчиво прикинула Люда.
– Ну-у-у... – многофункциональная "говорящая" рука эксперта по местной геологии показала "тудым-сюдым".
– ...Или "ямна", – продолжала рассуждать Люда, уже достаточно нахватавшаяся от "зубров" всяких умных слов.
– Не-е, ну не "ямна"! – возмутился Олежка такой явной профанации искусства. И вообще – это всё на северном склоне, а в Горганском покрове другие свиты.
Толкущийся рядом народ с интересом прислушивался к мнению профессионалов. При этом и Юлька, которая должна была всё понимать, и Лёха, который ничего понимать не должен был, совершенно одинаково крутили головами. Петро, так тот просто "ловыв гав" чисто из благоговения перед высшим образованием. Только умудрённый опытом завхоз, слышавший диспуты и похлеще, снисходительно позволял молодёжи забавляться "своей геологией", одновременно прикидывая хозяйственным оком объёмы бутового камня и возможные подъездные пути. Люда фыркнула и повернулась идти к объекту спора. За её спиной Олежка продолжал вещать на публику, явно копируя чью-то лекторскую манеру:
– Флиш – это такая слоистая "лесенка", где каждая "ступенька" начинается с песчаника, а заканчивается глинистым сланцем или даже известняком. И так – вся толща. Раньше даже думали, что это сезонный цикл: весной реки сносят грубый материал, летом – помельче, осенью – совсем глина, а зимой может и химический осадок выпасть. Потом установили, что эти толщи глубоководные и приносят их мутьевые потоки с континентального склона. Каждый ритм составлен осадком одного оползня...
Спотыкаясь и оскальзываясь на глыбах, Люда добралась до стенки обрыва и тут глубоко задумалась, не зная, какому из противоречивых желаний поддаться наперёд. С одной стороны, она – уже солидный человек, дипломированный геолог, пять минут как молодой специалист, и не пристало ей, аки зелёному первокурснику на первой практике, со щенячьим восторгом гасать по обнажению, лупя молотком по каждому камню. Тем более, и молотка-то нет – в поле собирались, называется. Но, как же хочется!.. Надо же отколупать пласт и посмотреть "иероглифы" на нижней поверхности: выпуклые они или вдавленные, следы течения или усыхания, а может и отпечаток какой живности попадётся. Или расчистить глянуть ту структуру с вкраплениями гравия – словно застывший в полёте снегопад. Или вон, симпатичный прослоек выглядывает, который подводное оползание свернуло таким себе аккуратным и аппетитным рулетиком. А там вообще что-то поблёскивает... Мммать-перемать! В руках буквально зудело от нехватки чего-то тяжёлого, чем это всё можно было расколотить! Внезапно правая кисть ощутила такую нужную ей сейчас деревянную ручку и, не задумываясь, за неё ухватилась. И только потом всполошилось сознание:
– Шо за?..
– Бери, бери! – серьёзно кивнул Лёшка. – Я так и подумал, что понадобится.
– С-спысибо, – только и смогла выдавить Люда, прежде чем непреодолимая сила познания бросила её на камни.
Первой жертвой пал свёрнутый рулетом пласт. Он пережил две эпохи тектонической активности, воздвигавших и рушивших горные системы, и двадцать пять миллионов лет глубинных катагенетических изменений, сцепивших песчаные зерна в прочнейшую породу, а точку в его геологической истории поставила встреча с Людыным молотком, который просто расколотил его на мелкие кусочки. Его гибель не стала событием в развитии седиментологии, но пар выпустить помогла, и к следующей жертве Люда подступила уже вполне сознательно. Белый прожилок стелились по сколу пласта и прятался в раздутом, как хвост сытого удава, утолщении. Точный удар – и наружу выглянули мутно-белые кубики, словно спросонья, удивлённо блестя зеркально чистыми гранями.
– Ой, какой кальцитик чудесный! – воскликнула Юлька и тут же попыталась отнять молоток. – Дай!.. Дай, я!.. Я тоже хочу!..
– Нэма хап-хап! – отдёрнула Люда орудие производства. – Свои надо иметь!
Двусмысленность данного замечания стала ясна, когда подруга обиженно надулась и толкнула локтём "своего" Олежку.
– А чего я?! – возмутился тот.
Люда с трудом подавила желание оглянуться на собственного спасителя и тщательно сосредоточилась на поисках нового объекта для изучения. Приглядев симпатичненькую складочку, похожую на вырезанного из дерева божка, она примерилась и осторожно тюкнула туда молотком. Песчаник выдержал. Люда ударила чуть сильнее, так что сверху попадали плиточки аргиллита, но основной слой продолжал упорно сопротивляться и будто даже корчил в ответ ехидные рожицы. "Кхм!.." – сказала Люда и дербалызнула от души. Камень звонко треснул и с чистой совестью отвалился. Но в открывшейся жеоде вместо чистых белых кристаллов показалось нечто аспидно-чёрное, которое совершенно неожиданно сыпануло оттуда искристо-смоляным потоком прямо под ноги.
– Ай! – испуганно отшатнулась Люда.
– Ой! – удивился Лёша. – Ничё себе! А что это?
Народ тут же потянулся на их голоса. Люда нагнулась, подобрала щепотью самую крупную кучку чёрного порошка и выложила на ладони для всеобщего обозрения. Да и сама с интересом пригляделась к своей добыче. Там что-то настырно блестело и Люда, пошуровав пальцами, вынула неожиданно чистый прозрачный кристаллик – словно зёрнышко из гранёного стекла.
– Какая прелесть! – восхитилась Юлька. – А там ещё есть?
– Да по моему, их тут до дидька [прим. – "...до чёрта"], – Люда поперекатывала на ладони чёрное вещество и оно "отозвалось" радужным чистым блеском. – Только они такие прозрачные, шо аж не видно.
– Народ, может это алмазы? – вдохновился идеей Олежка.
– Во флише? В прожилках? – скептически покривилась Люда.
– Ну-у-у – прожилковые алмазы...
– Угу, – "согласилась" она, – судя по тому, как они вывалились, то – рассыпные. И чёрный порошок ещё... Уголь какой-то...
– О, та тож грагом╕ди! – обрадовался Петро.
– Как-как?!!
– Грагом╕ди, кажу! Чи драгом╕ди? Хто як говорить...
Яснее от этого не стало.
– Стар╕ люди кажуть, за Австр╕╖ т╕ кам╕нц╕ пани купували [прим. – «покупали»], в Чех╕ю везли.
– О, я же говорю – алмазы! – обрадовался Олежка.
– ...А зараз т╕льки д╕ти збирають, як корови пасуть, – добавил Петро обыденно. – П╕сля дощу тут того д╕ла багацько ╓.
Люда насмешливо посмотрела на Олежку и тот увял.
– Ой, а давайте, мы тоже пособираем! – воодушевилась теперь Юлька. – Только... только... – состроила она щенячьи глазки в Людыну сторону, – дай постучать, а?
– Я никому ничего...
– Ну, пожалуйста!..
– РРРРР... – "сердечно" выдала Люда, но что она могла поделать супротив Юлькиного обаяния.
Видя колебание, подруга, не долго думая, выдрала молоток из её рук и деловито огляделась. Люда сейчас же присела и отвернулась, стараясь спрятать голову как можно ниже. За её спиной раздался звонкий "бздым" и возмущённые голоса. Но удары посыпались с пулемётной частотой и народ посчитал, что спасаться бегством всё же эффективнее. И правильно сделал! На первой практике Юлькин энтузиазм в добывании образцов едва не стоил Тимохе глаза, а мелкие увечья получило полгруппы. Люда хмыкнула и сосредоточилась на своей добыче. Она тщательно выгребла из щелей между камнями чёрный порошок с кристаллами, разгладила пальцем по ладони и принялась внимательно рассматривать.
Кристаллики имели форму двойной пирамидки: иногда скошенные, словно придавленные, иногда почти правильные ромбоэдры, и такой чистоты, что на чёрном фоне практически терялись, зато уж блестели и переливались, как настоящие бриллианты. Правда, Люда уже начала догадываться, что это могло быть. Здесь прожилки с кристаллами образовывали либо кальцит, либо кварц. Кальцит – он карбонат, поэтому мягкий и мутный. Значит, методом исключения, остаётся кварц. Но какой же странный! По чистоте – настоящий горный хрусталь, но нет привычных призматических "карандашиков", зато обе зеркально расположенные пирамидки будто соревнуются, кто кого перерастёт, налезая гранями друг на друга. А если приглядеться, то в более крупных кристаллах внутри даже виднеются бурые включения. Эх, в микроскоп бы их посмотреть!
Люда попыталась изобразить "глаз" если не "алмаз", то хотя бы "ПОЛАМ-ЦЕЙС" и начала медленно приближать ладонь, тщательно всматриваясь в её содержимое. Вот помутнели и растворились за краем поля зрения окружающие кристалл смоляные чешуйки. Вот стали отчетливо видны зеркально чистые грани, а минуту спустя на них проступили едва заметные штрихи. Вот, как через витрину, выглянуло включение – прозрачная гранёная капля, словно хрустальная ваза, а внутри неё – крупный бурый пузырёк, переливающийся нефтяными разводами... Люда слишком поздно поняла, что с нею творится нечто несанкционированное и что никаким зрением такое увидеть невозможно. Сознание её в панике затрепыхалось, но уже не смогло оторваться от разворачивающейся картины. Пузырёк начала подрагивать, расти и вдруг распался на много мелких пузырьков, тоже дрожащих от внутреннего напряжения и постепенно растворяющихся. Люда явственно ощутила зреющую там энергию. Внезапно изображение пошло трещинками, как продавленное стекло, миг – и в голове у Люды, словно взорвалось! И этим взрывом её вытолкнуло в обычное мировосприятие.
– Ай! – едва не опрокинулась она, и оторопело уставилась на свою ладонь. На ней светлым пятном обозначилась "звёзда" размётанного чёрного порошка, а по краям лежали какие-то рваные осколки, в которых кое-где поблёскивали остатки граней. Ну, ничего себе, рассмотрела! Опять Миклухины фокусы...
– Люд, ты чего? – Лёшка неожиданно оказался рядом. – Что случилось?
– О-оно взорвалось! – подняла она удивлённый взгляд. – Представляешь, прямо в руке взорвалось! Эти "алмазы" ваши...
– Ого! – оценил тот, разглядывая её ладонь. – Опасная, оказывается, штучка.
– Да-а-а уж, кто бы подумал... – буркнула Люда, поднимаясь на ноги и настороженно оглядываясь, словно пытаясь высмотреть, не скрывается ли Миклуха за окрестными кустами или камушками. Кусты молчали, а вот в камушках сланцевой стены что-то многозначительно поблёскивало, будто капельки росы, развешанные паутинками меж складок. Может правда росы?
– А ещё есть? – заинтересовался Лёша.
– Да пожалуйста, – щедро разрешила она. – Тут ещё валяются, только покрупнее выбери.
Лёшка наклонился над россыпью чёрного порошка и тут до них долетел победный клич:
– Вода! Идите все сюда, я воду нашёл!
– Оба-на! – моментально насторожилась Люда и, уже срываясь с места, скомандовала: – Лёшка, за мной!
Стыдоба за такое фамильярное поведение и сам объект стыда догнали её одновременно, далеко обогнав угрызения совести. Зато в глубине души мелькнуло удовлетворение, о причинах которого Люда задуматься просто не успела.
Когда она достигла места, весь народ толпился у стены, в нерешительности заглядывая за торчащий ребром полуметровый пласт песчаника. Люда тоже туда заглянула и обнаружила самый настоящий источник, жизнерадостная струя которого била из трещины меж слоями. Только верить этой жизнерадостности никто не спешил... разве что Лёшка, не слышавший местных страшилок:
– О, водичка! Щас напьёмся... А чё вы так смотрите, как на врага народа?
– Да ты что!? – испугалась Юлька и даже замахала руками от избытка экспрессии.
– Брехня-а-а!.. – отмахнулся завхоз, но почему-то не слишком уверенно.
– Та де бим я то пив! – отшатнулся в священном ужасе Петро.
– Не понял! А чё такого?.. – удивился Лёшка. – Люд, что тут творится?
Но Люда едва слышала обращённые к ней слова. Заворожено глядя на родник, она плечами раздвинула друзей и опустилась на корточки перед живо бегущей струёй. Та словно почувствовала и заметно потянулась в её сторону, чуть сдвинув прежнее русло. Люда протянула руку, и быстрая холодная вода охватила пальцы, взбегая с разгону на ладонь и ласкаясь о кожу, будто искала сочувствия в этом прикосновении.
"Миклушенька, – осторожно позвала она, – малЕнька мОя, это ты?"
Ответом ей был только тяжкий вздох, настолько глубокий и всеобъемлющий, что, казалось, вздохнули сами горы. И после этого Люду накрыло!.. Захлестнуло на всю глубину души тем, что чувствовала сейчас сама Миклуха, что ощущала та, кем она теперь стала – захлестнуло и оставило корчиться от раздирающей сердце боли.
...Спокойная обречённость и неожиданный свет невозможного чувства, щемящая тоска одиночества и вспыхнувшая рассветным солнцем надежда. Страх, сомнения и... словно в омут головой – счастье. А потом... Сначала они вырубили деревья – и тысячелетнего леса не стало! Потом отобрали любовь всей её души – и душа заледенела в жгучем холоде оставшейся пустоты. А после... Не было никакого после, потому что та ужасающая безысходность медленно убивала её, пока не осталось ничего. Даже хуже чем ничего – страшный туман беспамятства, голодный, как волчья зима. Но вдруг сквозь него молнией полыхнул жар давно забытой силы – её силы! Той самой, что когда-то прорвалась из невообразимых глубин и застыла капельками в маленьких хрустальных саркофагах, рассыпанная в земной толще. Той самой, которую собирала по капле текущая сквозь камни вода, становясь целительной влагой. Той самой, что давала ей жизнь раньше, а сейчас отбирала, выжигала её проклятую "не-жизнь" калёным железом скрытого в камне огня. Ужас двойной смерти рвал на части, но чёрный омут всё втягивал и втягивал бьющуюся извне надежду. И тогда она захотела умереть. По-настоящему умереть. Так захотела, как не хотела ничего за всё своё существование. И Гора услышала её желание!
..."Чёрное око" закрылось, приваленное глыбами обвала. Выплеснулся из скалы, замурованный ранее источник. Равнодушный молчаливый камень закрыл страницу этой истории, а живая болтушка-вода смыла её строки. Навсегда!..
– ...Ып... ып... ып... – услышала Люда чьи-то прерывистые вздохи и только потом поняла, что они – её собственные. Оказывается, рука занемела от ледяной воды настолько, что перехватывало дыхание. Под эти всхлипы порванная в клочья душа медленно собиралась в целое и Люда – то ли чтобы потянуть время, а может за бодрящим ключевым холодом – опустила туда и вторую руку. А потом сложила ладони ковшиком и, под напряжёнными взглядами окружающих, осторожно, стараясь не расплескать, поднесла к губам. Вода была холодная до ломоты в зубах и... сладкая. Не сахарная, как лимонад, а сладкая одной своей чистотой и свежестью. Такая вода просто не могла обманывать...
– М-можно пит-ть, – с трудом совладав с дрожью в голосе объявила Люда, поднимаясь на ноги.
Лёшка, который и так с подозрением поглядывал на окружающих, буркнул "ну, слава богу!" и тут же принялся умываться, а после с удовольствием хлебать воду из сложенных ладоней. Завхоз тоже не стал ждать, кряхтя наклонился и пару раз хлюпнул себе в лицо. Пристыженные их примером Юлька с Олежкой, едва дождавшись очереди, дружно сунулись умыться-напиться, но не выдержали торжественности момента и принялись плескаться и безобразничать. Только Петро так и остался в стороне от веселья, с некоторым страхом глядя на "м╕ських варьят╕в" [прим. – «сумасшедших городских»]. Всё это время Люда тихо дрожала в сторонке, пытаясь привести в порядок чувства.
– Эй, ты чё, так замёрзла? – в который за сегодня раз обнаружился рядом Лешка. – Не заболела часом?
Она хотела ответить нечто саркастическое, но наружу вырвался только нервный смешок.
– О-о-о, гражданка... – понял тот по-своему и, обернувшись, гаркнул через плечо: – Народ, хорош дурью маяться, давайте уже возвращаться!
– Эй, молодёжь! – сразу поддержал почин Данило Петрович и решительно погнал всех к машине. – Время, время!..
Люда чисто на автопилоте двинулась за коллективом, но не успела сделать и десятка шагов, как на плечи ей легла куртка. Оказывается, Лёшка успел по дороге "раздеть" тракториста и тот щеголял теперь линялой рубашкой и смущённо-благотворительной улыбкой. Спецовка его была не самая чистая, но сразу стало уютнее.
– Спасибо... Дякую... – искренне поблагодарила она мужчин.
Лёшка на это только хмыкнул, зато застенчивый тракторист вообще потерялся от смущения:
– Йой, та то н╕ц! [прим. – «да ничего»]
И так у него это получилось непосредственно и мило, что Люду, едва-едва начавшую отогреваться, тоже потянуло на подвиги вспомоществования.
– Петро, ст╕йте! Я що хот╕ла сказати... – Голова ещё звенела, и нужные слова подбирались с трудом. – Передайте сво╖м, що воду тепер можна пити... Правда-правда! – И специально для Лёши, чтоб чего не подумал (потому что по виду он как раз и подумал), добавила: – Лёш, тут такая история... я потом расскажу, да? – договорила она и посчитала свою миссию законченной.
Но ошиблась.
– А откуда... А в╕дки... – почти в унисон начали водители, глянули друг на друга и замолкли.
– А-а... в смысле, откуда я это знаю? – растерялась Люда, но всё же попыталась отбрехаться: - Ну-у-у, як... сама ж пила - не вмерла!
И по выражению лиц поняла, что про "не вмерла" – она это зря...
Лёшка с подозрением нахмурился, а у тракториста явственно отобразилось философское "подождём до завтра". Люда уже начала нервничать, поминая "не злим тихим словом" свою дурость, по ошибке называемую добротой.
– Ой, ну Лёшка – ты хоть с ума не сходи!.. – воззвала она к разуму. – Ты же сам эту воду пил! Я понимаю, местные всяких легенд наслушались... И вообще, неизвестно ещё от чего ихний доктор помер! – ляпнула Люда не подумав...
...И только тогда по-настоящему испугалась.
– Чё, правда? – как-то хрипло переспросил Лёха, настойчиво глядя на Петра.
– Ну, може ╕ брешуть... – замялся тот настолько явно, с таким безнадёжно скорбящим сочувствием, что и дураку стало бы ясно – пиши завещание.
– Так! Мне кто-нибудь нормально объяснит? – Лёшка совсем помрачнел и настойчиво уставился теперь уже на Люду.
– Эй! Вы там долго?! – позвали их с опушки. Люда было дёрнулась, но Лёшка дорогу не уступил.
– Щассс! – отмахнулся он через плечо и вернулся к предмету своего внимания: – НУ?..
Но "предмет внимания" сейчас как никогда напоминал предмет мебели.
"Объяснить... Объяснить... ЧТО?!! – секундами "свистели у виска" панические мысли. – Рассказать про колдунью?.. Про сумасшедшую Навку?!.. Или тогда – чего уж! – сразу про Миклуху! А то как же я обосную свои "предчувствия"... ПО-МО-ГИ-ТЕ!"
"Помочь?" – скользнула между мгновениями чья-то быстрая мысль, заставив будущее из них подзадержаться.
"Да!!!" – не задумываясь, взвыла Люда.
"Пжалста..."
И в наступившем, наконец, будущем оставленный позади обрыв с грохотом обвалился.
От неожиданности Люда присела и зачем-то закрыла голову руками, где-то сзади взвизгнула Юлька, а голос завхоза произнёс нечто, составленное из одних междометий. Потом пыль отнесло в сторону и оказалось, что ничего страшного – просто сорвался козырёк из нависающих плит песчаника, которые до этого закрывали свод складки... Всего-то...
А если бы по башке?!!
Видимо, эта мысль пришла в голову всем... И всем "понравилась". Потому что у каждого нашлось, что сказать по этому поводу.
– Блин... блин... Вот, блин! – показал чудеса красноречия Олежка, только сейчас представив, какой опасности они избегли. Юлька же наоборот – своё отвизжала и была полна оптимизма:
– Как здорово мы успели!.. Ой, а давайте там прожилки посмотрим, оно же больше падать не будет, да?
– Й-П-П!.. – Данила Петрович едва не высказал всё, что думает о таких геологах вообще и о ней в частности. – Марш к машине!!! Я вам покажу... прожилки!.. Я вам покажу – обнажения!.. Спиц-циалисты хреновы... Мне ещё за вас отвечать!..
– М-да... – почесал затылок Лёха, разглядывая новости рельефа. – Теперь хоть точно знаем, куда озеро девалось. Слышь, Петь! Озеро же под самым склоном было?
– Та б╕гме било... – с тем же пролетарским жестом подтвердил тот.
– Ладно, идём уже, чё стоять... Люд?..
Но Люда с места не сдвинулась. Потому что с открытой теперь верхней части обрыва в обрамлении ниспадающих крыльями слоёв на неё смотрело каменное лицо Навки...
В принципе, чего-то такого она и ожидала. Но одно дело ждать, а другое – видеть собственными глазами! Неизвестно, чего там было больше – или портретного сходства, или игры воображения – но Навкуся была точно такая, как Люда её запомнила с ночи. Только сумасшедшая улыбка сменилась выражением усталой задумчивости, словно тихая скорбь по несбывшейся любви. И смотреть на неё было теперь не страшно... Совсем-совсем!.. И даже почти не больно... Разве что в глазах помутнело от зачем-то навернувшихся слёз.
– Люд, ты чего? – услышала она озадаченный Лёшкин голос, но пока поворачивала голову, Лёшка успел проследить за её взглядом: – Ух!.. Ты ж!.. Петро, глянь, чё сделалось!
Людыны губы непроизвольно потянулись в улыбке. Спасибо Миклухе, теперь и объяснять особо ничего не надо – всё строго по легенде: колдуньи, мавки...
– Ну вот, видите, почему воду пить можно? Это и есть ваша Ма...
– Мат╕р Божа! – экспрессивный возглас тракториста перебил и спутал все её мысли.
Вообще-то она хотела сказать "...Мавка, которая охраняет целительный источник"... А он что хотел? Может просто помянул всуе?
– Пречистая Д╕ва! – уточнил Петро, не оставив ей выбора. – Це ж Диво!.. Явлення Божо╖ Матер╕!..
"Тьфу, верблянськи забавы!" – ругнулась про себя Люда и вслух тихо добавила: – Да-да, именно это я и хотела сказать...
Петровы возгласы привлекли внимание остальных, которые уже порядком ушли в лес, а теперь поспешно возвращались.
– Эй, шо вы орёте там?! Люськин, вы живы?! – пытались они несколько противоречиво выяснить издалека причину шума, но ответа так и не дождались, а потому конкретный вопрос задали уже в упор: – Да что случилось?!
– Образ Пресвято╖ Д╕ви! В камен╕! Диво! – принялся вещать Петро, истово осеняя себя крёстным знамением. Лёша молча показал куда смотреть.
– Ой, правда! – наконец и Юлька это увидела. – Какая прелесть!
– О блин, а похоже! – не вполне по катахезису возрадовался Олежка, но торжественностью момента всё же пройнялся. – Может и нам того... надо креститься?
– Ерунда!.. – проворчал, как обычно, Данило Петрович и не забыл при этом об ответственности. – Так, богомольцы! Петрович может себе поклоны бить хоть до второго пришествия, а нам ещё ехать. Время, время!..
Народ поудивлялся, поохал и опять направился к дороге. Люда брела вместе со всеми, отмечая как Юлька, опасно помахивая молотком в одной руке, на ходу тыкает другую своему Олежке раскрытой ладонью под нос. Тот аж споткнулся, едва ей всё не рассыпав, но выровнялся и принялся шарить по карманам. В результате, они всё же остановились и с крайне загадочным видом стали тщательно своё "нечто" упаковывать. Сразу вспомнилось, что она сама – мантэлэпа карловна – кристалликов так и не насобирала, хотя держала их в руках. "Да, держала..." – с грустью подумала она и ещё раз напоследок оглянулась.
Как живая склонилась Навка над родником и по складкам её волос струились, переливаясь чистыми радужными цветами, всё те же "паутинки росы". Люда тяжко вздохнула и ощутила ответный Миклухин вздох. Малая молча "прильнула" к ней, да так и осталась, словно прижавшаяся в поисках тепла и сочувствия подруга. Её чувства опять захлестнули Люду, но больше не казались бешенным прибоем, дробящим скалы здравого смысла, теперь они накатывались с усталой тяжестью отбушевавшего своё моря, и Люда так же молча приняла их, гася и впитывая уходящую стихию. Пора было идти, пора... Но там оставалась каменная Навкуся, там оставалась частью своей загадочной души Миклуха, и не было сил сделать шаг.
– Пойдём уже, – Лёша всё ещё был рядом и ненавязчиво сопроводил её за плечи.
– Эхэх... – напоследок вздохнула она на пару с Миклухой и окончательно отвернулась. Только ещё попыталась благодарно глянуть на своего – в который за сегодня раз – помощника, но тот неожиданно оказался недоступен. Лёша смотрел под ноги, и лицо имел как тогда во сне – суровое, с нахмуренными нависшими бровями. Так, молча каждый о своём, они и добрались до машины. Там с Люды сняли куртку, с Лёхи сапоги, все тепло попрощались с трактористом, который так и не взял с них ни копейки, и утрамбовались в кузов, снова по уши завалившись баулами.
– Ну, с Богом! – как-то очень искренне напутствовал Данило Петрович тронувшийся автомобиль.
"И-МЕН-НО! С Богом", – в кои-то веки согласилась с начальством Люда, чувствуя, как от покачивания "бобика" её медленно но уверенно начинает клонить в сон. Впрочем, она и без того за утро вымоталась, как лошадь на междугородних перевозках. Не-е-ет! На сегодня хватит дуэлей. Быстренько смотрим этот несчастный карьер и...
"Лю, вот я так и не поняла, а кто такой Бог?" – перебил её мечты требовательный голос.
"Лапка, я устала... я сплю на ходу... в смысле, на езду – посмотри сама, а? Я разрешаю..."
"Посмотрела..."
"Хм... когда?.. Хотя, ладно... И шо?"
"И не поняла!"
"Гррррр... Так... спокойно... И что я могу?"
"Объясни!.."
"КАК?! Спокойно... ладно... Ты такое "трилямбдабдетское гравиметрище" помнишь?"
"Ну, помню..."
"А знаешь, что оно означает?"
"Да ты сама не знаешь!!"
"Во-о-от!"
"Гррррр..."
И так, в тёплой дружественной обстановке, они приехали на карьер...
А на карьере их встретили... коровы.
– Му-у-у-у! – сказал Олежка и показал корове «забодаю».
Та подняла на него прекрасные задумчивые глаза в обрамлении аристократических ресниц, посмотрела как на идиота и вернулась к травке. Вертевшаяся рядом собака вопросительно вильнула хвостом. Юлька покрутила у виска пальцем.
– А если бросится?
– Что она – дура? – резонно заметил Олежка. – Это если бык...
– А он что – дурак?
– Конечно! Про корриду слышала?.. Торро! Торро! – он подошёл ближе и начал махать полою куртки корове едва не по носу. Собака с энтузиазмом поддержала его звонким лаем. Корова с минуту терпела, потом развернулась и походкой, которую "модели" осваивают годами, а иная голливудская "звезда" не освоила и за всю жизнь, не торопясь отошла в сторону. При этом она, как бы невзначай, уронила кое-что из-под хвоста. Люда не удержалась и фыркнула, отворачиваясь, Юлька обидно захихикала. Оскорблённый Олежка возжаждал сатисфакции, но натолкнулся на подло поставленные поперёк дороги "мины" и предпочёл за лучшее ругаться издалека:
– Вот жеж зараза! Ах ты ж, скотина рогатая!
– Гав! – добавила от себя собака.
– "Хоть какая скотина рогатая, но зато молоком я богатая", – напевно продекламировала Люда.
– Шо? – хмуро обернулся Олежка.
– "Накорми меня свежею травкою... э-э-э... а не силосом с биодобавкою", – назидательно добавила она.
– И шо?!
– "Накорми меня-а-а на закате дня-а-а"... – провыла она лирическим голосом, но ввиду того, что понимания от слушателей так и не поступило, решила логически закруглить: – "Позови меня, покорми меня, подои меня". – А когда и это не помогло, раздражённо закончила: – "Коровья лирическая"! Исполняется впервые.
– А-а-а! – кажется понял, наконец, Олежка. – Так ты это – того?.. – покрутил он ладонью возле уха.
– Чего-о?! – начала Люда, надуваясь возмущением, но Олежка быстро сориентировался:
– ...Того, в смысле – сочиняешь, что ли?
– Нет, реально подоить прошу! Вымя, блин, распирает! – ядовито буркнула Люда, повернулась и побрела прямо через стадо к рабочей стенке карьера. Сзади донеслись приглушённые голоса: "Чего она такая злая?" – "Не выспалась!" – "А на людей чего бросаться?"... Она не прислушивалась, но бывают слова, которые – как ни крутись – сами западают в душу. И последовавший душераздирающий зевок стал тому доказательством. Таки правда, не выспалась!
...Карьер оказался довольно заброшенным – неглубокая выемка гектара на два, сплошь заросшая буйными травами, а нередко и кустами, где лишь в дальнем конце белела стена разрабатываемого уступа. Их довезли туда, высадили в серый, неуверенно клонящийся к обеду день, сказали "У вас час, не больше, а то не успеем обратно по шоссе..." и укатили под аккомпанимент радостного лая невесть откуда примчавшейся на развлечение худой чёрной дворняги.
Лёшка из машины так и не показался. По дороге он был сильно занят этой самой дорогой, а потом была суматоха высадки, а потом... Люда опомнилась, когда "бобик", блеснув стёклами, уже разворачивался возле карьерного шлагбаума. Стало грустно и немного обидно – словно ей забыли помахать на прощание ручкой... И она так и не поняла: ей это впрям очень нужно было или это так усталость сказывалась?
