Текст книги "Рыжик (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Мачальский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

– Давай, Олянка, сворачивайся! Мне только кнопку нажать, а ты вечно до последнего тянешь!..

– Та йду, вже, йду!..

– Ну, мне кто-то будет помогать?! Рыжая!!!

Люда непроизвольно вздрогнула, но "рыжая" она здесь была не одна.

– Да вон, у тебя человек мается, не знает чем заняться...

– О, Людок, иди пока хлеб нарезай! – моментально пристроили её к делу, и Люда поняла, что процедуру знакомства со всеми "извольте-позвольте" и "очень-на приятственно" она уже где-то пропустила.

Её затащили в закуток, отгороженный от входа шкафом и сунули в одну руку тот же кухонный нож, а в другую буханку хлеба. Вероятно, резать всё это предполагалось навесу, потому что стол оказался живописно завален кучей пакетов с продуктами в разной стадии распаковывания. Царила над этим хаосом чернявая Ритка.

– Олька, хватит дурью маяться! Освобождай стол! – успевала она раздавать указания, пока выкладывала солёности с маринованностями в многочисленные тарелочки, тарелки и тарелища. Посуда целыми стопками доставалась из шкафа, который наверняка считал себя книжным, но его мнения на эту тему никто не спрашивал.

– Та йду!..

– Рыжая! Ну накрывайте уже, мне же ставить некуда!

– Иду, иду!..

– А мне бы какую-то... – робко начала Люда, но не успела закончить, как ей было сунуто дощечку для нарезания и тарелку для раскладывания, а она сама была задвинута в самый угол, чтоб не угодить под горячую руку.

"Горячая рука" в это время принялась "метать" готовые угощения на свежерасстеленную скатерть, где их подхватывали и устанавливали другие горячие руки. Работа закипела, можно было не торопясь заняться делом, наблюдая из закутка праздничную суету.

Но едва Люда успокоилась, как началась вторая часть "марлезонского балета", о вступлении которой, словно заправский мажордом, возвестила отчаянным скрипом многострадальная дверь.

– Девчонки, мы пришли! – ввалилась в комнату толпа народу с битком набитыми пакетами наперевес.

Шедший в первых рядах Матвийко, тут же попытался быстренько сдыхаться груза, водрузив его на чистенькую скатерть. Но Ритка оказалась начеку.

– КУДА?!!!

Он дёрнулся, словно от выстрела в упор, и нерешительно замялся:

– Э-э-э... А куда?

– Да туда, туда давай! – резонно решив, что пока "мужикам" объяснишь, праздник успеет закончиться, Ритка в ручном режиме затолкала парня в кухонный простенок за шкафом. – Там пока выставляй!

– О, М╕лочка! Як ти тут? – просиял Матвийко при виде забившейся в угол Люды и грохнул пакетами чуть не в тарелку с нарезанным хлебом. В пакетах что-то подозрительно звякнуло.

"Сыр, – прокомментировал внутренний голос, – российский сорокаградусный..."

"Ты ещё!.." – шикнула на него Люда, оторопело взирая на воздвигшуюся перед нею баррикаду и отчаянно пытаясь собрать разбежавшиеся мысли.

Но пока она сама с собой препиралась, Матвий уже вывернулся из угла и на его место вдвинулся Евгений.

– Привет, Людочка! – пробубнил он деловито и с натугой водрузил на стол свой груз. Там тоже что-то мелодично дзынькнуло.

"Портвейн "Дружба"! Плавленый вкус детства..." – умилился внутренний голос, но Люда его не слушала.

– Э! Куда столько?.. – начала она вспухать от возмущения при виде утвердившейся в своих правах баррикады, но Евгений также деловито отвалил в сторону, и над столом навис очередной подозрительно тяжёлый пакет.

– Па-а-аберегись! – объявил Эдик вместо здрасьте и "третьим накатом" завершил возведение кургана, за которым, словно хата среди многоэтажек, окончательно затерялась не только горка нарезанного хлеба, но и сама Люда.

И тогда она не выдержала.

– Да вы меня тут похоронить собрались что ли?!! – гаркнула она во всё горло, глядя в отчаянии на это безобразие.

Внезапная тишина была ей ответом. Ещё кипя возмущением, Люда подняла взгляд и обнаружила, что паразит Эдик уже успел смыться, а весь "заряд бодрости" достался давешнему фотографу. Тот ошарашено замер с ма-а-асеньким кулёчком в руке, так и не донеся его до стола.

– Я поставлю, да? – осторожно протянул он свой вклад в "погребение".

– Эт што? – с угрюмым нажимом остановила его Люда.

– Сы-ы-ыр... – робко сообщил тот. – Тут немного... Но если ты против...

И Люда едва успела отвернуться, чтобы прыснуть со смеху хотя бы в стену, а не прямо в лицо этому несчастному, потому что видеть эту растерянную мордашку никаких сил бы уже не хватило.

– Чего такого-то? – донеслось снаружи.

– Не-не, ничё, – сквозь истерику выдавила Люда, – буду знать, чем отравилась...

– В смысле?..

– Эй, вы чё там творите?! – не выдержал народ.

– Хи-хи... Люскин опять Лёху опустила! – "объяснила" Юлька.

Едва смысл сказанного дошёл до центров мозга, отвечающих за логику, смех превратился в сдавленный кашель.

"Людок, ты дура..." – сообщил ей внутренний голос.

"Это же и есть Лёха! Ой, дура я, дура..." – согласилась она, смущенно прикусив нижнюю губу и стараясь не глядеть по сторонам.

Выручила неугомонная Ритка.

– Так, давай, давай к столу! – вытолкала та всё ещё мнущегося со своим сыром парня из кухонного угла, после чего обратила "высочайшее" внимание и на Люду: – Ты там нарезала уже или нет?!

– Тут ещё чуть-чуть осталось...

– Потом, потом... Рассаживайтесь уже, сколько можно!

– Ага, труба горит! – прокомментировал Олежка и отодвинул стул. – Рыжая, давай к нам!

Когда языки, наконец, развязались, пьянка вольно потекла своим руслом. И Люда выяснила множество животрепещущих вопросов.

...Что, вот как надо проставляться, когда приходишь в коллектив (А! Так это не день рождения!).

...Что дамы будут "красненькое", а мужики "беленькую" (Что значит, "беременным нельзя"?! Юлька, я тебя прибью!).

...Что Лёхе – чисто символически, потому что завтра ему весь день рулить (Так он шофёром работает!).

...Что за любовь мужчины пьют стоя, но по техническим причинам женщины им это прощают (Ой, да сиди уже, герой, ещё стол опрокинешь!).

...Что вот пахали, пахали целый год, а заработанные деньги "ушли" куда-то наверх (И много отобрали? СКОКА-СКОКА?!!).

...Что Билюченко, конечно, лапочка, но кто же ему позволит импичменты объявлять (О! Так это кандидат в президенты что ли?! А что такое "импичмент"?).

...Что хорошо сидим, а то на День геолога Жека – чингачгук хренов – кидал топор в дерево, а попал в шашлыки (А-а-а... кто у нас Жека? Евгений?!).

...Что – а фиг с ним! – девушкам тоже "беленькую" (Беременным нельзя!.. Почему сразу вру – я мечтаю!).

...Что – за тех, кто в "поле"! – пока ещё есть кому помнить за то "поле"...

Голова уже "плыла": то ли от вина, то ли от гама, то ли просто оттого, что обильное возлияние Люда старательно заменяла не менее обильным заеданием. А что ещё с горя делать? Надежды на "культурную программу" с самого начала пошли прахом – Матвия загнали на другой конец стола, и с тем же успехом он мог бы находиться на другом конце света (начни она даже объясняться в любви, всё равно никто бы не услышал). Попытка присоединиться к компании тоже не прокатила. Юлька веселилась со своим Олежкой, Эдик – с Риткой... Народ разбился на кружки по интересам, то подкалывая друг друга и покатываясь от хохота, то горячо обсуждая животрепещущие темы большой политики и маленькой зарплаты. Но ни то, ни другое, сколько Люда ни пыталась проникнуться, почему-то её не цепляло, так что постепенно она выпала из коллектива и заскучала. Лучше всего бы, конечно, сделать перерыв и выйти подышать свежим воздухом, а то в комнате действительно стало душно. Но выбраться из-за стола тоже оказалось нереальным, если, конечно, не задаться целью убиться самой и покалечить других. Ненароком вспомнилось, что давно не слышала малУю. Но и тут случился облом...

"Миклушенька-а-а?.. Солнышко-о-о?.. Ты где?"

"Отстань, пьяница!"

– Упф!.. – от неожиданности Люда чуть не подавилась. – "Я не поняла, ты как с ма... вообще разговариваешь?"

"Я занята!"

"Чем?!!"

Ответить малАя не удосужилась. А при попытке подсмотреть, чем же таким важным занята деточка, Люда неожиданно наткнулась на "стену". Не настоящую конечно, но в уме возникла именно такая ассоциация, словно что-то отгородило привычную уже глубину Миклухиного сознания. И это было обидно. Она даже удивилась, насколько обидно! Кто бы подумал, что за несчастные четыре дня можно так привязаться к свалившейся буквально на голову "сказке". Странной, иногда даже страшной "сказке", вечно встревающей куда не след со своим мнением и выпендрёжем, но на самом деле, такой чудесной и сказочной, что без неё сразу чего-то в жизни не хватает.

Решительно собрав остатки воли, Люда отгородилась от внешнего галдежа и, словно ухом к замочной скважине, "прильнула" к Миклухиной защите. И постепенно стала различать ощущения, отголоски страстей, которые за нею бушевали.

"Ну что, я одна должна всё делать?! Кто-то будет мне помогать или нет?!" – С некоторой долей вероятности именно так могло быть выражено словами плеснувшее, словно волна на берег чувство.

"Та помогаем уже, помогаем!" – эхом отозвалось с другой стороны.

"Хи-хи... Уж запрягла, так запрягла!"

"Правильно, пинком под зад и – работать! Нечего с вами разговаривать!"

"С кем, с нами? А сама чем занимаешься?!"

"Девочки, соберитесь! Мне ещё мою пьяницу домой вести!"

"Миклуха!.. – не выдержала Люда. – Ты что?!.. Ты с кем?!.."

"Ну, Лю! Не мешай!" – было ей ответом и – словно захлопнулась перед носом дверь.

Ошарашено глянув по сторонам, Люда первые мгновения никак не могла определиться, кто бы это мог быть. Ну не компьютеры же, в конце концов! И не микроскопы... Взгляд метался от одного к другому, не находя причин остановиться. Но что-то всё же было, нечто настолько привычное, что проходило мимо глаз, и лишь тревожило подсознание, заставляя вновь и вновь присматриваться к окружающей обстановке. Но вот взгляд зацепились раз, другой... и наконец, до Люды дошло – цветы! Обычные и такие естественные в "женской" комнате цветы в разнообразных горшках, горшочках и даже стаканчиках, которые оккупировали все подоконники и крышки шкафов. Больше того, даже на столах обнаружились неподъёмного вида кадки, из которых возносились над головами пирующих причудливые фигуры, удивительно кого-то напоминающие...

Будто четыре "хозяйки" комнаты...

Элегантная лилия – словно завёрнутая в прямые, ниспадающие фонтаном локоны; шикарная "блондинка"-диффенбахия, похожая на изысканный фарфоровый сервиз с тёмно-зелёной каймой по каждому "блюдцу"; лохматый до неприличия хлорофитум, напоминающий давно не стриженую голову; и, почти заслонившая окно, буйно разросшаяся красавица-роза...

Люда совершенно неприлично вытаращилась на них и даже рот приоткрыла от удивления.

– Мух ловим? – раздалось у неё над ухом.

– А?! Чего?.. – очнулась она.

– Хотя нет, с таким ртом – скорее ворон... – уточнил Лёша, с профессиональным прищуром фотографа приглядываясь к Людыному выражению лица.

Вообще-то Люда хотела извиниться. Ей-богу хотела. Всё-таки человек ни за что пострадал от неё уже два раза. НО КТО Ж ЗАСТАВЛЯЛ ТЕБЯ ПОДКРАДЫВАТЬСЯ ТАК НЕОЖИДАННО!

– Вот, блин, невезуха – ловила ворон, а попался кобель какой-то! – ляпнула она, не успев подумать.

Сзади что-то хрюкнуло и упало. Многозначительная ухмылка медленно сползла с Лёшиного лица, а глаза стали как у собаки, которой показали палку.

– Ладно, пойду тоже покурю... – как-то отрешённо проговорил он и, пока Людыно сознание выкарабкалось из "ой, дура!" к чему-то более конструктивному, повернулся и вышел из комнаты. Провожая взглядом его спину и уже чувствуя со стороны совести предварительные покусывания, она вдруг вспомнила, где видела его впервые. "Варвары, латынь учите! Курвиметром кривые меряют..." – всплыла фраза с эпических разборок у общаги. И лицо, черты которого по памяти ни тогда, ни сейчас толком не воспроизводились.

"А я – хоть бы спасибо сказала... Нет, хоть бы вообще – молчала!"

– Рыжая, ты чего это наши ценные кадры изводишь? – прокурорским тоном поинтересовался из-за плеча Олежка.

Люда только сейчас обратила внимание, что за столом стало значительно свободнее. Видимо, пока она была "в трансе", половина народа и правда вышла покурить.

– Чего это я извожу... – огрызнулась она раздражённо. Матвийка в комнате тоже не оказалось и Люда начала оглядываться, как бы выйти самой и не будет ли наглостью с её стороны спуститься за всеми в курилку.

– А то! Мы тут всем коллективом его обхаживаем – в кои-то веки появился хозяин для нашего "бобика", а ты!..

– А шо я-то?.. – буркнула Люда, всё же решив при первом удобном случае нормально без вывертов поговорить с Лёшей.

– Она ещё спрашивает!.. Парень может сейчас пойдёт и повесится с горя! Где мы потом ещё водителя найдём?

– Ну, прям таки повесится!.. – возмутилась Люда, но как-то неуверенно, и снова клятвенно пообещала себе, что – "обязательно, как только, так сразу".

– Кто?.. Кто повесится? – отвлеклась на них чернявая как смоль дама "шемаханского" вида, сидевшая напротив.

– Да кто угодно повесится! – серьёзно заявил Олежка в расчёте на то, чтоб закруглить тему, но ошибся.

– Как же – кто угодно! – встряла соседка "шемаханской царицы", во внешности которой превалировали каштановые кудряшки и ярко напомаженные губы. – Помнишь, как у нас Сарчук вешался?

– О! Ещё бы я не помнила! Мы с ним в одном общежитии жили... Месяц всем душу мотал: "ой, не могу так жить!", "ой, повешуся!". Уже и на профком вызывали, и по партийной линии уговаривали, и всем коллективом на поруки брали... Не помогло!

– Что?.. Таки повесился?! – замирающим голосом поинтересовалась Юлька.

– Ага – спился! – словно даже разочарованно объявила дама. – Да он вообще, как выпьет, так дурной делался совершенно.

– А как он к Вербицкому ходил, помнишь? Перед самым выездом в поле!.. Дидашенко его только что за руку не держал, чтоб – ни грамма. Так это чудо уже после рабочего дня где-то нашёл... И в "тёплом" виде попёрся в кабинет к директору – самому! – разбираться, почему такого ценного сотрудника, как он, и не ценят, а "всякие" только кресло в кабинетах занимают! Представляешь?! Вербицкий его молча выслушал... и тут же вручил бумагу "по собственному желанию". А Дидашенко потом за голову хватался – с кем в поле ехать...

– А помнишь, как потом его мать писала заявления в горком?.. Это, представляете девочки, – обратилась "шемаханская царица" к сидящей напротив молодёжи (Олежка поморщился, но стерпел), – жили они в общежитие тут по соседству, так она накатала телегу, что от нашего здания исходит вентиляция, "от вентиляции – вибрация, от вибрации – радиация, некоторые болеют, а другие уже умерли!"

– Шо, правда?! – вырвалось у Люды.

– Ато! Комиссия приезжала разбираться! Начальство на ковёр вызывали... сотрудников... Вербицкий ТАК матерился!..

– Ой, да тут когда-то весело было!

– Да, вроде, и сейчас негрустно... – собрался было вступиться за родную организацию Олежка, но его прервали.

Испуганно взвизгнув, распахнулась дверь, впуская толпу курильщиков. Комната сразу наполнилась бодрым галдежом и запахом табачного дыма, народ задвигал стульями, рассаживаясь по местам, и Люда поняла, что это её последний шанс подышать свежим воздухом. Вскочив так, что едва не опрокинула кресло, она бросила мимоходом Юльке "щасс!" и рванула к выходу... И вдруг замерла, как вкопанная.

В дверь входил Матвийко – счастливо улыбающийся и довольный "як слонь", – держа за руку миловидное создание, которое так же счастливо, но несколько смущённо улыбалось ему в ответ.

– О, Милочка! Познайомся, це – Наталя, – услышала она, как во сне и, видимо, сама что-то ответила, потому что девушка кивнула, проходя с Матвийком внутрь.

– Люда, а вот можно такой вопрос... – отметил мозг голос Лёхи, но сознания это не достигло. Люда сомнамбулой прошла на выход и "как дышать" вспомнила только в коридоре.

"Ну, вот и всё... Вот и приехали..."

"А что ты хотела? Чтобы такой парень, и только тебя дожидался? Есть и пошустрее..." – довершил разгром её надежд внутренний голос.

"Ну и ладно... И не очень-то хотелось..." – соврала она сама себе и со вздохом подытожила: – "Как всегда..."

"Лю, шо случилось? Лю?!.. Мама?!.." – всполошилась Миклуха, но Люда уже успокоилась:

"Не-не, ничё... Это, малЕнька, такая жизнь..."

Когда Юля вернулась в общагу, она сразу поняла, что у подруги нет настроения. Людка сидела на кровати, обняв гитару; на столе светился экраном телевизор, вглухую показывая какой-то боевик, а она тихо бренькала, отрешённо глядя в стену, и на появление Юльки не отреагировала вообще.

– Тебе плохо, да? – осторожно поинтересовалась та, чувствуя себя чуть-чуть виноватой.

На забаве она не сразу обратила внимание, что Матвий как-то слишком любезничает с незнакомой девицей. Но обернувшись, чтобы поделиться сенсацией... обнаружила пустое место. И только тогда вспомнила, что пустует оно уже довольно давно. Предчувствуя назревающую трагедию, Юлечка настойчивым тычком подняла бурчащего Олежка, чтобы срочно мчатся домой. И оказалась права...

Людка подняла серьёзный взгляд и серьёзно ответила:

– Нет. Мне хорошо. Са-а-авсем хорошо...

После чего, без перехода, ударила по струнам, взревев при этом хриплым басом:

"Если тррруп оказался вдррруг

и не жив, и не труп, а так.

Если сррразу не ррразберешь

плох он или хорош?

Скальпель в руки возьми, рррискни.

Ррразложи на столе его.

Был он труп или спал больной,

там поймешь, кто такой..."

– Ну, Люсь-кин!.. – попыталась прервать "страдания" Юленька, морщась от Людыного рёва, но безуспешно.

"...Если он не скулил, не ныл,

значит трупом наверно был,

а когда со стола упал,

то тихонько лежал.

Если ж он заорал, сбежал,

ты его догони, верни,

медицинский исполни долг -

врач сказал, значит в морг", – закончила Людка назидательным тоном и опять взялась тихо перебирать струны.

– Ну, ты нормальная ва-аще! – смогла, наконец, возмутиться Юля. – Чё орать-то?!

– Я не ору, я пою! – со взглядом, вдохновенно устремлённым в потолок, пояснила подруга.

– Полиричнее нельзя?! – съязвила Юлечка.

– Как скажешь, – согласилась Людка и замерла, внимательно глядя в телевизор.

Юля проследила за её взглядом и обнаружила, что картинки на экране мелькают, словно перелистываемые нетерпеливой рукой: одна, другая... боевик, дурная комедия, любовная драма...

– Стоп! – вдруг скомандовала Людка.

На экране киборг-убийца, самозабвенно крошил полицейский участок из крупнокалиберного вооружения. Но пока Юленька соображала, чем это грозит лично ей, подруга уже наигрывала простенький мотив.

– Ка-а-анешна можно! – радостно сообщила она и затянула нежным мультяшным голоском:

"Он был когда-то странной

железкой безымянной,

которую на свалке

никто не подберет.

Теперь он Терминатор

и всем крутым ребятам

при встрече

просто

бОшки оторвет".

– Теперь нормально? – с милой улыбкой переспросила Людка и, не взирая на отчаянье в Юлечкиных глазах, продолжила издевательски-детским тоном:

"Без мяса и без сала

из умного металла

его создали люди

для всяческих работ.

Но сдвинулися клёпки

в его железной попке

и скоро

всем нам

Судный День придет!"

– Люсюньчи-и-ик!.. Ну, Лю-у-у-сь!.. – опять заныла Юленька и поспешила заполнить паузу важной сентенцией. – Да брось ты переживать, они и так все придурки!

– Правда?.. – с наивным удивлением уставилась на неё подруга, словно поражённая до глубины души данным открытием.

– Да! – со знанием дела подтвердила Юлечка.

– Как это грустно... – огорчилась Людка и принялась снова отрешённо бренькать по струнам.

Юля собралась было выдать ещё что-нибудь "утешительное", как вдруг услышала, что в монотонный гитарный перебор вплёлся посторонний звук, словно где-то за окном пытался завестись мотоцикл. А прислушавшись, с удивлением поняла, что это низкое на грани слышимости рычание издаёт сама Людка. Да и струны с каждой секундой всё резче и злее стали срываться с её пальцев, пока наконец, нарастающая угроза не вырвалась в раздражённом возгласе, обращённом почему-то к телевизору:

– Ну, опять?!

Экран испуганно мигнул и начал перебирать картинками с такой скоростью, что в глазах замельтешило. Но вот он остановился и... в комнате раздалось безнадёжно-горькое детское всхлипывание.

– Грррр! – уже отчётливо "высказалась" Людка и решительно отложила гитару. Юлечка с удивлением проводила взглядом её спину, исчезающую в двери, и только тогда опомнилась:

– Э, куда?! Меня подожди!

Выскочив в коридор, она застала "картину маслом" – подруга остановилась у какой-то двери (похоже той самой, на которой "споткнулась" ещё утром), решительным пинком в неё постучалась и, не дожидаясь приглашения влетела внутрь. Юленьке резко поплохело от предчувствия большой драки, и пока она гнала следом, то успела мысленно накрутить себя до "позвонить в милицию". Однако, достигнув места предполагаемого смертоубийства, она горы трупов не обнаружила. Напротив, в проёме двери виднелся экран телевизора, на котором, судя по азартному голосу комментатора, кто-то у кого-то как раз отобрал мяч, а с кроватей глядели живые и здоровые, но слегка очумелые от вторжения хозяева. Юля ещё успела ощутить табачно-пивной "штын", исходящий из комнаты, и... едва отшатнулась от внезапно вынырнувшей подруги. В руках у той оказался цветочный горшок. Из горшка торчало пригнобленного вида геранька с поникшими листьями.

– Чё это?! – оглядела Юлечка подругу и её странное приобретение.

– Вы сдурели?! – очнулись, наконец, хозяева комнаты.

– "Ну кто так принимает мяч?!" – поддакнул комментатор из телика.

Людка неожиданно набычилась, а растение испуганно вздрогнуло и словно приникло к ней обвисшими, с желтыми каёмками листьями. Под его стеблем стали заметны окурки, устилавшие сухую серую землю.

– Смотреть надо за растением! – гаркнула Людка через плечо и, уже обернувшись к подруге, с упрямой решимостью объявила: – Он будет жить у нас!

– Да ладно, – согласились из комнаты, – мы и так не знали, чего с ним делать.

– Почему – "он"? – удивилась Юленька, но так как подруга, ничего не объясняя, устремилась мимо неё в свою комнату, поспешила за нею, на ходу успокаивая: – Ну, ладно, ладно... пусть живёт.

Вернувшись к себе, Людка торжественно водрузила горшок с цветочком на стол и начала суетиться, едва не по куриному хлопая руками:

– Где?.. Где?.. Где?..

– Что?! – попыталась привести её в чувство Юлечка.

– Газета!..

– А нету!

– Кулёк!..

– На! – заинтригованная Юля выдернула из-под кровати завалившийся туда пустой пакет и вручила подруге.

Людка тут же подстелила его под цветочек и опять чего-то засуетилась:

– Ннн!.. Ннну?!..

– Чё?.. – поинтересовалась Юлечка уже раздражённо.

– Ннн... Лопата!

– Чё?!!

– Ннн... А! – решилась Людка и схватила столовую ложку, причём – Юлечкину, валявшуюся по причине немытости на столе ещё с утра.

И не успела Юленька возмутиться, как её любимая ложка была сунута в грязную землю и подруга принялась выгребать ею мусор из горшка.

– Вот и хорошо, – говорила она при этом. – Сейчас мы тебя почистим, и будешь ты у нас как новенький. Мы будем тебя любить, поливать, выгуливать... и назовём Аполлинарием!

Юлечка послушала, покрутила пальцем у виска и решила, что на сегодня душеспасительных операций с неё достаточно.

___

Начальник оперативного отдела смотрел на изображение своего подчинённого и не верил собственным ушам.

– Так прямо отстранить?!

– Угу... – подтвердил тот уныло, предчувствуя головомойку.

– А причины?

– Необъективное восприятие объектов наблюдения, – отчеканил, словно Устав, подчинённый.

– Долго думал, да?

– Долго... – со вздохом признался тот.

– Ты понимаешь, что у нас сроки?..

– Понимаю...

– И всё же?..

– Орхан Селимович, а если я сорву операцию?! У нас же сроки!..

– Так... Спокойно... Давай разберёмся. Это была, я так помню, твоя идея-шминдея?

– Ну, моя...

– Кто мне всю плешь проел своей интуицией?

– Ну, я...

– Ты понимаешь, что кроме твоего "предчувствия" у нас других инструментов сейчас нет?

– Понимаю... Но Орхан Селимович!..

– А ты уверен, что действительно необъективно воспринимаешь?

–Я всё обдумал.

– А может, ты просто не веришь собственному чутью, да? Боишься поверить?

– В смысле?..

– Ну, как это обычно бывает, когда действительность слишком точно совпадает с нашими желаниями. Так что даже страшно поверить.

– Но как же я отличу, если?..

– А вот на то ты и есть – оперативник. Давай выполнять свою работу, да?!

После того, как изображение погасло, начальник оперативного отдела ещё с минуту сидел неподвижно, поджимая пухлые губы и хмуря и без того тёмные брови. Такие эксцессы просто так не проходят. Надо же – в самый пик работы и такое отчебучить! Но, видно, припёрло парня. Хорошо ещё начальство не знает...

Стоило о нём подумать, как начальство и явилось... Даже изображение его несло заряд подавляющей ответственности. Начальник отдела мысленно досчитал до пяти и изобразил деловой вид.

– Ну, что скажешь? – угрюмо поинтересовалось начальство.

Сразу стало ясно, что обычного "работаем" будет недостаточно. Начальник отдела глубоко вдохнул и решился.

– Я считаю, что мы – с определённой долей вероятности, конечно, – нащупали объект.

Начальство подняло взгляд.

– Вероятности?..

– Ну-у-у, процент-шмоцент... туда-сюда... Вы же понимаете, в нашем деле без вероятности никак. А тут и подавно... Тут, будь даже самым мудрым из мудрых, не скажешь наверняка. Хотя как раз "мудрые из мудрых" всегда не прочь потопить корабль ясности в море риторики...

– Орхан!

– Да?

– Я могу твою "вероятность" доложить наверх?

– Ну-у-у... с определённой долей вероятности.

– Понятно, если к стенке припрут...

– Ну, да... Я же не могу вводить вас в заблуждение!

– Хорошо. Что по этому направлению предпринимается?

"Прекратили истерику и вернули сотрудника к работе", – подумал начальник отдела, но сказал другое.

– Единственное, что мы можем предпринять, это ждать. Ждать, когда объект себя проявит и максимально снизить риск упустить его. Для начала предлагаю до предела сгустить сеть прикрытия, чтобы мобильные группы дежурили во всех ключевых точках. У нас таких резервов нет, поэтому понадобится ваша помощь. И кстати, это хорошая информация, чтобы доложить наверх.

– Поучи ещё... – буркнуло начальство. – Ладно, принято! И вот что, Орхан... Вы там у себя плохо представляете, какая истерия творится наверху – на САМОМ ВЕРХУ. Мы – на грани "крайних мер" и "моря крови".

– Они там будут бегать с топорами по полю, но дрова-то рубить всё равно придётся нам...

– Правильно понимаешь. Мы тоже можем "взять под козырёк", снять ответственность... Но это дело особенное, дело нашей профессиональной чести. Дело, за которое нам самим не должно быть стыдно перед человечеством. Понимаешь?

– Понимаю... Сделаем... – просто пообещал начальник отдела.

И подумал, что "мне бы ещё мою уверенность"...

___ _______

Наутро после пьянки положено страдать. Эта освящённая веками традиция вошла в народный эпос под поэтическим названием «похмелье» – своего рода жертва пресловутому Бахусу. Ведь, чем более «гадко» с похмелья, тем больше имеется поводов для гордость за вчерашнее – «ну мы и врезали!». И вот, представьте, как бывает обидно, если и не «врезали»-то ничего, а страдаешь почти так же.

Утром Люда проснулась и поняла, что зря это сделала – на душе было так плохо, что хуже некуда. Ощущение пустоты и потери гнуздило душу, как экскаватор траншею. Даже странно стало. Вроде в истеричках никогда не числилась. Могла, конечно, по случаю захотеть "убить-зарезать" кого, но чтобы – аж ТАК!.. Чтобы до – выброситься через форточку?! До – встать в унитаз и спустить воду?!.. Тут одной неразделённой любви явно мало.

"Миклушенька! Ты не знаешь, чого мен╕ так недобре?.. Мацёпка!.. Мик..." – Миклухи «дома» не было.

А вот теперь можно было и в форточку кидаться...

Вместо Миклухи в душе разливалась та самая пустота, от которой хотелось либо не просыпаться, либо уснуть обратно... желательно навеки. Люда зарылась лицом в подушку и приготовилась тихо и достойно умереть. Не тут-то было!

– Уа-а-аххх... Скоко времени?.. А!!! Люськин!!! Подъём! На работу уже опаздываем!

...Видимо, лучшие подруги существуют для того, чтобы жизнь малиной не казалась...

В пылу лихорадочных сборов Люда – нещадно пинаемая и подгоняемая – мимоходом вяло отметила сочувственный изгиб гитары на стене, укоризненный блеск немытой второй день посуды и неожиданно радостный трепет листьев новоприобретённой гераньки.

"Надо же – отжила! Воспряла духом. Ну, это пока она не знает, как я её вчера – бедную бессловесную тварь – обозвала! А, кстати, как я её обозвала?" – вдруг серьёзно задумалась Люда, тупо зависнув перед растением.

– Аполлинария своего поливать будешь? Давай скорее, скорее, шевелись! – тут же подогнал её Юлькин голос.

"Аполинарием! – ахнула Люда. – За что же я её так жестоко?!", – и, уныло шаркая неподъёмными тапками, почапала за водой.

...А когда они выскочили на улицу, там их встретил мелкий занудный дождь...

На работу они всё же опоздали. Во дворике перед главным входом Люда увидела Лёшкин «бобик» и слегка оживилась. Капот машины был распахнут, словно её только что попросили сказать «А-А-А!», и из него многообещающе торчал чей-то зад, надо полагать водителя – самое время для светской беседы! Но Людын благородный порыв был грубо пресечен Юлькой, так что и «бобика», и вестибюль, и коридор они пролетели, что называется, на одном дыхании. А на втором уже выдыхали сакраментальное «ой, извините, задержались!» Однако, встретили их в комнате на удивление благожелательно.

– Людочка, а подойдите сюда, пожалуйста! – махнул ей рукой Владимир Иваныч от стола пана Ромця. Там же оказалась и Екатерина Львовна, которая только кивнула в сторону девочек. Единственно, Олежка оставался за своим компом и при их появление "приветственно" постучал кулаком по своей черепушке. Люда в ответ уныло скривилась и с тяжким вздохом отправилась за очередной порцией геологических откровений.

– Взгляните-ка сюда! – вместо вступления ткнул в разложенную на столе карту Владимир Иваныч. – Узнаёте?

И столько в его жесте было многозначительности, столько воспитательного пафоса, что до жути захотелось брякнуть в ответ жизнерадостное "Нет!". Страшным усилием воли Люда сдержала себя и выдавила, хоть и кислым тоном, но вполне приличное:

– Это то, шо вчера показывали?

– То, да не то! – сейчас же залучился лукавством старый геологический "зубр". – Вы внимательней посмотрите, внимательней! Вспомните, о чём вчера говорили...

Господи-боже! Да если бы она помнила, о чём там, у них вчера шла речь!

– Так, Дидашенко! Не морочь ребёнку голову! – пришла на помощь Екатерина Львовна. – Вчера, Людочка, вы предположили, что черносланцевая толща одновременно является и верхним мелом, и олигоценом. Помните? Так вот, вы оказались правы!

"Честное слово, я не хотела!" – мысленно воскликнула Люда, тщательно сохраняя на лице нейтрально-деловое выражение.