Текст книги "Враг престола"

Автор книги: Дмитрий Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Глава тринадцатая
Цена

В свете последних событий считаю не только желательным, но и необходимым пересмотр части законов, касающихся проступков, наказаний и имущественного вопроса в отношении орков. Не ради защиты оных, но во избежание беззакония, путаницы и всякого произвола.

Джон Гарен. Обращение к Королевскому совету

Точильный камень скользил по лезвию меча с привычным металлическим скрипом. Обычно этот звук радовал Оша, ведь он означал, что его оружие становится лучше и острее. Сейчас же скрежет мучил слух орка, словно упрекая его за что–то.

Конечно, родичи Оша умирали и раньше. Стычка на старой дороге, сражение с всадниками племени Клыка, охота на Красного Жеребца или штурм Нордгарда. Ничто из этого не обходилось без жертв, но в основном это были орки, которых Ош не знал близко. К тому же смерть, настигающая в бою, – славная смерть. В ней нет ничего постыдного, Теперь же она была совсем другой. Нелепой, неправильной и бессмысленной.

Казнь не искала справедливости и не служила ей. Она была средством, чтобы заглушить боль утраты, испытанную людьми, когда их уже взрослые, но всё ещё неразумные дети нашли свою гибель в лесу. Они искали виновных, и орки прекрасно подходили на эту роль.

Злая насмешка судьбы. Слепой случай.

Какой–то внутренний голос нашёптывал Ошу, что рано или поздно они всё равно умрут. Сражение, когти зверя, болезнь или старость заберут их всех. Стоит ли переживать из–за этого? Если близнецам суждено умереть сегодня, то лучше помочь им своими руками, избавив от страданий.

Это был голос, пытающийся успокоить совесть Оша. Голос, который мог достигнуть разума орка, но не его сердца.

– Ош, – к нему подошёл Каршас, – рыжеволосая тебя звать. Туда.

К удивлению Оша, белоголовый орк указал куда–то в сторону ручья, прочь от лагеря. С тех пор как они покинули шатёр короля, Зора ни разу не оставляла Ургаша одного. Ош ещё не говорил ей про близнецов и то, что он собирался сделать вечером, а потому не знал, как она отреагирует на это.

Чувство, что он навсегда запомнит этот день, не оставляло его. Сунув меч в ножны, Ош встал и вышел за пределы лагеря. Он шёл к ручью, где орки брали воду, пока не увидел знакомую копну медно–рыжих волос среди лесной зелени. Зора была одна.

– В чём дело? – спросил Ош. – Ему лучше?

– Доставай меч.

– Что? – удивился он, но тут же отскочил назад, уклоняясь от копья Зоры, наконечник которого просвистел в опасной близости от его шеи.

Осознав, что её первая атака не достигла цели, Зора вновь набросилась на него. Сталь копья разрезала воздух, пытаясь вонзиться в тело орка. Ошу ничего не оставалось, кроме как обнажить меч, отбивая атаки рыжеволосой фурии. Та в самом деле пыталась убить его.

– Да что с тобой?! – недоумевал он, отступая под её натиском. – Прекрати!

Его слова, казалось, не достигали её слуха. На лице Зоры застыло выражение ярости, делая её похожей на дикого зверя. Глаза пылали недобрым огнём.

– Это всё твоя вина! – выкрикнула она.

«Моя вина? – подумал Ош. – Неужели она так переживает за близнецов?»

– С тех пор как ты появился, всё покатилось к варговой матери!

Копьё вновь и вновь бросалось вперёд, подобно голодной змее, кидающейся на свою добычу. Ош понял, что, если бы не меч в его руке, он был бы уже мёртв.

– Сколько наших уже умерло? – рычала она.

Отбив в сторону меч, Зора нырнула вперёд и, резко распрямившись, ударила Оша ногой в живот. Дыхание орка перехватило. Он упал, но тут же смог перекувырнуться, возвращаясь в стойку. В землю, туда, где он был мгновение назад, жадно вонзился наконечник оружия Зоры.

– Сколько ещё умрет? – продолжала она.

Копьё поддело горсть земли, метнув её Ошу в лицо. Он успел закрыться руками и в то же время блокировать удар, обрушившийся на него справа. Меч завибрировал в руке. Ош почувствовал, что гибель, грозящая ему в любой момент, пробудила волю Безымянного. Уже знакомый холод волной пробежал по телу орка.

– Близнецы? Ушан? – Неожиданно для себя Ош увидел, что на глазах Зоры выступили слёзы. – Меня ты тоже закопаешь ради своего упрямства?!

Дух просыпался. Он чувствовал реальную угрозу, исходящую от Зоры. Ош представил, что будет с ней, если рукой его вновь овладеет смертоносный морок–виларум. Пощадит ли её Безымянный? Пощадит ли он самого Оша?

– Ургаш доверился тебе! – Бронзовые плечи Зоры сотрясал плач, но она упрямо не выпускала из рук оружия, снова и снова обрушивая его на Оша. – Я доверилась тебе!

Меч в руках дрогнул. Широкими разноцветными глазами Ош посмотрел на Зору. Все силы его были направлены на то, чтобы подавить волю древнего духа, но он всё равно почувствовал искру, пробежавшую между ними. Искру, само существование которой он всё это время отчаянно пытался скрыть, спрятать в самом укромном уголке своего сердца.

Она была растерянна. Она была испугана. В янтарных глазах блестели слёзы. В свете закатного солнца они напоминали капли чистейшей сосновой смолы.

– И теперь он умирает! – Она занесла копьё для нового удара. – Умирает из–за тебя!

Сталь со свистом разрезала воздух. Лес вокруг них наполнился запахом крови.

Зора открыла глаза, зажмуренные во время отчаянного удара, и только после этого поняла, что сделала.

На этот раз Ош не поднял меча. Не встречая на своём пути никаких преград, копьё пробило кольчугу, увязнув в плече орка. На траву упали капли чёрной крови.

Подняв правую руку, Ош стиснул древко, не давая Зоре высвободить оружие из раны. Орк понял, что на самом деле в сердце её не было ненависти, а Безымянный вновь уснул, оставив их в покое.

– Почему же ты не ударила меня… в сердце? – спросил Ош низким, уставшим голосом, наполненным неподъёмным грузом той ответственности, которую он взвалил на себя.

Вмиг ослабевшие руки Зоры дёрнули копьё, но оружие не двинулось с места.

– Отпусти, – тихо произнесла Зора, не отрывая глаз от крови, сочащейся из раны Оша.

– Я просто хотел, чтобы у нас был дом, – продолжил орк, смотря сквозь неё.

Следующий рывок Зоры оказался гораздо сильнее, но оружие снова не поддалось.

– Отпусти же это проклятое копьё! – закричала она, утрачивая последние остатки самообладания.

– Разве это так плохо? Разве это нужно только мне?

Он вновь вспомнил лица погибших. Всех, начиная с родного племени и заканчивая близнецами, жизнь которых угасала вместе с закатом.

Нет, он не мог отступить. Не сейчас, когда цель была так близка. Иначе все эти жертвы окажутся напрасными. Пускай они возненавидят его. Пускай она возненавидит его. Он не может остановиться. Он не предаст их.

Собрав все оставшиеся силы, Зора рванула копьё так, что оно чуть не откромсало Ошу пальцы. Выскользнув из раны, оружие отлетело прочь. Обессилевшие от смятения чувств, руки Зоры не удержали его.

Закрыв лицо руками, девушка упала на колени и расплакалась. Этот плач вырвал Оша из оцепенения. Неужели гордая и воинственная охотница может позволить себе такую вопиющую слабость? Орк как–то забыл, что, несмотря на весь гонор, свирепость и неуступчивость, Зора всё равно была женщиной. Женщиной, которую он полюбил в тот самый момент, когда впервые встретил её в тёмном старом амбаре.

Забыв об осторожности, забыв о боли, терзающей раненое плечо, он подошёл к ней, опустился на колени и, отстранив ладони от смуглого лица, жадно впился в мягкие губы.

Поцелуй был стремительным и беспощадным, как неожиданный удар меча, как бросок хищника, внезапно хватающего свою жертву. Жарким, как ревущий огонь. Неистовым, как ураганный ветер, вырывающий деревья с корнем. Сокрушив сопротивление охотницы, он не оставлял и шанса на спасение.

Её острые зубы сомкнулись. Сильные руки девушки схватили Оша, пытаясь оттолкнуть, но орк не поддался.

Ещё никогда он не видел её лица так близко. Морошковые глаза широко распахнулись от удивления и волнения. На мокрых от слёз щёках угадывался румянец. Звериное чутье мужчины подсказывало ему, что крепость её сердца уже была окружена, но всё ещё не собиралась сдаваться.

Выхватив из–за пояса кинжал, Зора приготовилась пустить его в ход, но её запястье перехватила здоровая рука Оша. В следующее мгновение рыжеволосая бестия оказалась на земле. Сталь клинка брякнула о гальку ручья.

Спина Зоры выгнулась, как натянутый лук. Глаза закрылись. Дыхание стало частым и прерывистым. Она содрогнулась всем телом, после чего зубы её наконец разжались. Языки встретились, сплетаясь в сладостном танце вожделения.

Оторвавшись от губ девушки, Ош скользнул мимо точёного подбородка, припав к смуглой шее. Над ручьём раздался задыхающийся стон наслаждения, тут же смешавшись с игривым журчанием воды.

Как и тогда, в день их первой встречи, аромат Зоры опьянял его.

Неожиданно Ош почувствовал на себе крепкую хватку её мускулистых бёдер. Тонкие пальцы вонзились в его плоть. Обнаружив в себе неожиданную силу, рыжая дикарка перевернула Оша на спину, оседлав его, как ретивого скакуна.

На какое–то мгновение орку показалось, что сейчас рука девушки метнётся к кинжалу и холодная сталь клинка с немой готовностью вонзится в его тело, но этого не произошло. Она вернула ему поцелуй так, как это могли сделать только орки. Объединяя в себе жёсткость и нежность, прикосновение её жадных губ взволновало его и без того разгорячённую плоть. Желание переполняло его, чуть ли не выплёскиваясь через край.

Сердце гулко стучало в ушах. Ош нащупал кожаную шнуровку её одежд, и пальцы сами собой принялись распутывать узлы, отделяющие его от вожделенного жара нагой кожи. Зора не отставала от него, сражаясь с ремнями распоротой кольчуги.

Прикусив губу Оша, она почувствовала на языке железный вкус его чёрной крови. Ноги её напряглись ещё сильнее, сжимаясь в порыве страсти.

Быстрее. Больше. Крепче. Жарче.

Острые зубы рыжеволосой фурии впились в шею. Ош почувствовал причудливую смесь боли и наслаждения. Она желала его. Желала так сильно, что обычного поцелуя ей было недостаточно. Тонкая рука сжимала раненое плечо, размазывая по нему тёплую кровь.

Справившись наконец с проклятым шнуром, Ош сорвал с неё боевое одеяние, обнажая подтянутую грудь. Налившись желанием, она стала упругой на ощупь.

Припав языком к пылающей плоти, орк вновь завладел инициативой, обрушив Зору на мокрую гальку. Его нежные, но настойчивые прикосновения заставили её извиваться, подобно дикой кошке. Кольчуга упала на землю. Одна рука Зоры обхватила затылок Оша, другая скользила по жилистой спине, оставляя за собой сочащиеся кровью царапины.

Они почти скатились в воду. Ручей журчал совсем рядом, заглушая тяжёлое дыхание диких любовников. Их сладострастная борьба, их брачный поединок продолжался до тех пор, пока тела не обрели первозданную наготу. Они словно возвращались к самой природе, внимая её древним, священным наставлениям.

Ош ощутил её влагу, аромат её исступлённого желания. Морошковые глаза блестели, как драгоценные камни. Она всецело принадлежала ему, как и он принадлежал ей. Их тела, их дыхание, сами их души соприкасались в этот волшебный момент.

С севера налетел порыв ветра, возмутившего кроны деревьев. Разноцветные глаза Оша встретились с медовым взглядом Зоры. Когда многоголосый гимн шелестящей листвы раздался над головой, он принял её дары. Он овладел ею. Страстно. Резко. Настойчиво. Он взял её, словно они были дикими зверьми. Растворился в ней, как в тёплом летнем озере.

У ручья больше не было ни голубоглазого орка, ни огненнорыжей охотницы. Слившись в томных объятиях, познав друг друга, они стали едины. Одна душа, одно тело на двоих.

Когда всё было кончено, Ош почувствовал невероятную слабость. Были ли виной тому рана или напряжение, пронизывающее всё его существо, но он бессильно осел на содрогающееся в любовном трепете тело Зоры.

Она не стала отталкивать его в сторону. Не стала ничего говорить. Вместо этого девушка просто обняла шею своего мужчины, жарко дыша в его ухо.

Метаморфозы этого создания поражали Оша. Как в самой природе, в Зоре тесно переплелись жёсткость и нежность, лёд и пламя. Она могла и опьяняюще ласкать, и беспощадно карать. Быть может, именно это единство дыхания жизни и неотвратимой поступи смерти так привлекало его. Дикая роза, усеянная шипами. Красота её дурманила орка. Опасность будоражила разум и сердце.

Собрав остатки сил, Ош поднялся и сел. Волшебство прошло. Несмотря на своё приятное послевкусие, ему всё же не удалось заглушить мрачных мыслей, вновь проснувшихся при виде закатного солнца.

Неожиданно Зора вновь обняла его. Её рука прижалась к раненому плечу орка. Кровь там уже засохла и остановилась, начиная формировать новый рубец.

– Извини, – виновато буркнула она.

– Пустяк.

Обнажённая и манящая, Зора прижалась к нему, согревая своим теплом. Вторая её рука нащупала бледный шрам на груди. Это был след от стрелы. Смертельная рана.

– Мне нужно идти, – сказал Ош, потянувшись за кольчугой. – Солнце садится.

Она не разжала объятий, словно ощутив смятение, терзающее его мысли.

– Не пытайся меня отговорить. Я уже всё решил.

Голос его предательски дрогнул. Несмотря на решимость, Ош знал, что, если она пожелает его переубедить, у него едва ли найдутся силы к сопротивлению. Не здесь. Не сейчас, когда она смотрит на него таким взглядом.

– Я не буду тебя отговаривать, – ответила Зора, – но я пойду с тобой.

* * *

Эшафот был сколочен наспех, поэтому он заскрипел, когда на него поднимался Дорт. При виде орка по деревенской толпе прокатился недобрый ропот. Бурлящее многоголовое существо, слепо жаждущее крови. Немногочисленные люди сира Гарена с трудом сдерживали его, чтобы не допустить самосуда.

Орк был один. Его брат умер от полученных ран, не дождавшись заката. К своему стыду, Ош понял, что в глубине души радуется этому. Он не был уверен, что после первого удара его рука поднимется, чтобы совершить второй.

Дорт шагал понуро и безразлично, будто смерть брата убила и его самого. Оша не удивляло это. Неугомонные и затейливые, близнецы всегда были вместе, понимая друг друга с полуслова, прикрывая друг другу спину в бою.

Ош зря точил свой клинок. Джон Гарен предусмотрительно приготовил для казни куда более подходящее орудие. Это был двуручный меч одного из солдат. Тяжёлый и неповоротливый, он возвышался на эшафоте зловещим железным крестом.

Два латника опустили Дорта на округлую колоду плахи. Он не проронил ни слова.

Стиснув рукоятку, Ош опёрся на страшное оружие, вспомнив слова, которые сир Гарен вложил в его уста. Орк возвысил голос над притихшей толпой.

– Именем короля Конрада Серокрыла, прозванного Молчаливым, правителя пяти земель и защитника людей Сероземелья, – он посмотрел на Зору, стоящую в первых рядах, и та бессильно опустила глаза, – я, Ош Дурной Глаз, эмиссар его величества, приговариваю тебя к смерти. – Он слушал свой голос как бы со стороны. Закончив речь, Ош поднял над головой клинок. Раненое плечо тут же отозвалось тупой болью. К горлу подступил комок. – Я никогда не забуду вас, – пообещал Ош.

Тяжёлое лезвие обрушилось на шею Дорта. Раздался глухой удар. Отскакивая от дощатого пола, голова орка укатилась в сторону. Солнце село, погрузив мир во тьму.

Часть II

Глава четырнадцатая
Родящая земля

Великая пустыня, именуемая также Сыпучим морем, – суровое место для человека. Без оазисов жизнь там была бы невозможна.

Братья Вико. «Дети песка»

Вокруг вновь был призрачный туман. Они всё ещё шагали сквозь него. Сокрытые. Брошенные. Забытые. Юноша чувствовал их присутствие, но теперь их гнев, их боль, их печаль не страшили его. Вместо этого они находили отклик в его молодом сердце.

Теперь он был не один. Рядом с ним стоял хранитель. Как и тогда, в пустынном храме, он был облачён в зловещие угольночёрные доспехи.

– Вы – они? – задал Эдуард вопрос, на который уже знал ответ.

– Да.

– Люди думают, вы сгинули, но это не так, верно? Вы всегда были здесь, с нами?

– Да.

– Простите нас. Этого не должно было произойти. Мы не должны были забывать.

– Ты должен… пустить нас.

В это мгновение Эдуард особенно остро почувствовал их гнев. Безумие, владеющее теми, кто окружал его в холодной пустоте.

Они бессильно разрывались меж двумя мирами, неспособные ни вернуться домой, ни обрести вожделенное забвение.

Их жертва. Их награда. Их проклятие.

Эдуарду стало страшно. Когда–то они были людьми, но это было давно, много веков назад. В кого превратились они теперь? Что будет, если они вернутся? В памяти всплыли видения смерти и разрушения. Образ бессмертного легиона, вновь шагающего по земле людей. Без усталости. Без страха. Без жалости.

– Вам не нужно вмешиваться, – сказал Эдуард, в голосе которого послышалась мольба. – Я соберу людей. Это наша ошибка, наша вина, и нам исправлять её.

Страж повернул к нему голову. В недрах шлема пылали два призрачных огонька, озаряющие пустые глазницы иссохшего черепа.

– Ты… не понимаешь, – сказал мёртвый легионер и поднял руку, указывая куда–то вдаль. – Но ты поймёшь.

Проследив за указующим перстом, Эдуард вновь увидел ту самую кроваво–красную звезду, пылающую над горизонтом. Он вдруг понял, что огонь её жив, что звездой владеет чужеродная, страшная воля. Эдуард смотрел и чувствовал, как его тоже пристально изучают – с холодным и хищным интересом. Кто–то незнакомый. Далёкий. Древний. Злой.

– Время… на исходе.

* * *

Когда глаза Эдуарда открылись, он содрогнулся всем телом. Так бывало всякий раз, когда тревожные сны овладевали им во мраке ночи.

Рядом, в складках одеяла что–то пошевелилось. Он был не один. Образы жутких видений были ещё слишком сильны в памяти.

Эдуард хотел вскрикнуть. Тело напряглось, готовое вскочить и схватиться за оружие. На покрытую жёсткой щетиной щёку легла тёплая, нежная рука, усмиряющая его беспокойство одним лёгким прикосновением.

– Тебе приснился дурной сон, мой единственный.

Трепетное нагое тело Гайде прильнуло к нему в ночи, словно отгоняя страхи и тревоги. Счастье и лёгкость наполняли сердце юноши, и всё–таки его решимость таяла, словно воск свечи, растопленный ярким пламенем её нежности.

Хотел бы Эдуард, чтобы она была права. Чтобы это был всего лишь ночной кошмар. Но с тех пор как он посетил пустынное святилище, его видения стали куда чётче. Духи говорили с ним. Просили. Пытались о чём–то предупредить.

Он поднялся на ложе из циновки и верблюжьих шкур. Одеяло упало, обнажая мощный торс юноши.

– Что гложет тебя, свет моей жизни?

Тонкие руки обхватили его живот, а голова девушки легла на мускулистое плечо. Он чувствовал мягкое прикосновение её смуглых грудей. Ощущал, как гладкое упругое бедро прижимается к его ноге.

– Правильно ли я поступаю, Гайде? – Широкая ладонь его пробежалась по лбу, обнаружив там прохладную испарину. – Быть может, твой отец прав? Зачем всё это?

Последние несколько дней он был по–настоящему счастлив. Неспешным караваном племя двигалось через пустыню. С тех пор как песчаная буря улеглась, каждый день, каждую ночь Гайде была с ним. Она стала его душой, его миром, всем, чего он когда–либо желал.

– Ты – муаз'аммаль. – Всякий раз, когда девушка произносила это, по спине Эдуарда пробегали мурашки. – Было сказано, что ты объединишь племена и спасёшь людей в надвигающейся ночи.

Он откинул одеяло и встал, отстранив её от себя.

– Я не просил этого.

Эдуард начинал скучать по тем временам, когда списывал голоса в своей голове на безумие. Он не хотел этой ответственности, боялся её.

– Мудрецы Тайного города учат, что мы не вольны менять пути предназначения.

– Но этот путь окрашен кровью, Гайде. – Ночь приятно холодила его разгорячённую кожу. – Если наибы послушают меня, обратного пути не будет.

Чем ближе становился оазис, тем сильнее крепли в его сердце сомнения.

– Мой отец просил меня разубедить тебя, – призналась девушка.

Эдуард содрогнулся. На мгновение его голову посетило дикое предположение, что это единственная причина, по которой Гайде была с ним.

– Но сейчас я вижу, что не должна этого делать.

Она поднялась и, подойдя к Эдуарду сзади, вновь обняла его, прижавшись нагим телом к его крепкой спине.

– Если бы я только увидела в тебе алчность, слепую жажду господства над судьбами людей, я бы сама убила тебя во сне.

Девушка–пустыня. В ней причудливым образом сочетались красота и суровость, жар и холод, нежность и жестокий нрав, присущий её народу. Именно это Эдуарду нравилось в ней. Качества, которыми обладала его мать.

Он повернулся к ней, заключив в объятия.

– Мы можем уехать, – сказал он горячо. – Только ты и я. Далеко отсюда, туда, где нас никто не найдёт. Бросить всё и жить только друг для друга.

Она крепче прижалась к нему, словно стараясь слиться с ним, превратиться в единое существо.

– Не можем, мой единственный, – прошептала она. – Это твоё предназначение, твоя судьба. Если мы сделаем это, то придёт день, когда ты возненавидишь меня за то, что я сбила тебя с пути. Я не желаю этого.

В каждом её слове была любовь. В каждом вздохе – страсть. Эдуард не смел возразить ей. Приподняв тонкий девичий подбородок, он нежно прильнул к мягким губам, и Гайде затрепетала в его руках.

Вернувшись на лежанку, они сплелись в сладострастной истоме, не в силах насытиться друг другом. На востоке забрезжили первые лучи рассвета.

* * *

Патрик Дюваль вошёл в рабочий кабинет брата. В Просторе наступил сезон дождей. Всякий раз, когда погода резко менялась, голова Патрика раскалывалась так, словно в неё вбивали сапожные гвозди. Вот и сегодня он проснулся с ужасной мигренью, неотступно преследующей его повсюду.

– Слышал ли ты новости из пустыни? – спросил Винсент.

Лорд–хранитель Востока, как обычно, был на ногах с рассвета.

Пусть даже его искалеченное тело навсегда оказалось приковано к креслу–каталке.

– Собирается великий хурал, – ответил Патрик, поморщившись от боли.

Винсент указал в сторону резного столика, на котором стоял графин вина и флакончик с желтоватой маслянистой жидкостью, которая могла быть только настоем дурмана.

Отсчитав в кубок несколько вязких капель, Патрик залил их вином и проглотил почти залпом. Его брата часто мучили боли в парализованных ногах, и он принимал эту настойку, чтобы унять их. Сам Патрик редко обращался к дурману, зная, что тот вызывает сильное пристрастие при регулярном употреблении.

– Что с того? – спросил он, когда головная боль отступила, обнажая ясность мысли. – Не первый и не последний раз.

– А известно ли тебе, – продолжил Винсент, – что на этот раз его собирает наш старый знакомый, юный Эдуард Колдридж?

Отступив пару шагов назад, Патрик нащупал стул и неуклюже упал на него.

– Я вижу, до тебя начинает доходить. – Любой другой позволил бы себе самодовольную ухмылку, но лицо Винсента Дюваля оставалось непроницаемым.

– Он не посмеет, – сказал Патрик севшим голосом. – Наибы не пойдут за ним…

– Ты готов поставить на это наши жизни? – Голос правителя Востока ничуть не изменился. – Впрочем, можешь не тревожиться. Я уже принял соответствующие меры.

Только тогда Патрик заметил, что они были не одни. На широком балконе, подставив смуглые лица лучам утреннего солнца, сидели два человека, напоминающие бывалых караванщиков. Они тихо переговаривались на языке пустыни.

– От меня–то ты что хочешь? – вновь обратился Патрик к брату.

– Возьмёшь две тысячи человек и отправишься в Кран де Мор. Нужно укрепить границу. На всякий случай. Сейчас мы не можем позволить себе беспечности.

– Мэтью тоже поедет?

– Нет. Он нужен мне для другого дела. К тому же, как ты знаешь, после того случая на турнире он стал несколько… неуправляем.

– Он всегда был неуправляем, – посетовал Патрик. – Ты слишком мягок с ним. Если бы отец был жив…

– Я более тебя не задерживаю, – бесстрастно сказал Винсент, возвращаясь к бумагам.

Патрик терпеть не мог, когда брат так делал, но ему приходилось признать, что только благодаря уму и воле этого человека они заняли столь высокое положение.

Коротко поклонившись, Патрик покинул кабинет брата. Ему предстояла долгая дорога.

* * *

Песок осыпался под ногами верблюдов с едва слышным шелестом. За долгое время, проведённое в пустыне, Эдуард успел соскучиться по зелени, шуршанию листвы и журчанию вод. Только теперь он начал по–настоящему понимать, в каких тяжёлых условиях были вынуждены жить эти люди с тех пор, как объединённая армия королевства одолела ханскую орду, оттеснив кочевников из степных районов Востока.

Изящно перекинув ногу через переднюю луку седла, рядом ехала Гайде. Её лицо и голову закрывал белый платок, украшенный крохотными серебряными медальонами, позвякивающими в такт с неторопливыми шагами верблюда. Эдуард не уставал поражаться, как тонко она чувствовала характер этого своенравного животного, уверенно направляя через пески.

По другую руку Эдуарда сопровождал Ярви. Верблюду он предпочитал низкорослого песочно–жёлтого мула местной породы.

Впереди виднелся тёмный силуэт К’Халима. Ветер развевал его чёрный бурнус, похожий на траурный флаг. Теперь, когда кочевник стал вождём, он всегда ехал впереди племенного каравана, указывая путь остальным.

– Ты говорил, что сегодня мы прибудем на место? – сказал Эдуард, надеясь, что его слова достигнут ушей К'Халима.

Пустынник поднял руку, указав куда–то вперёд, и произнёс лишь одно слово:

– Там.

Сначала Эдуард не понял, что имеет в виду их проводник. Однако через некоторое время они достигли края наклонного плато, по которому медленно поднимались почти весь день.

Остановив верблюда на краю каменистого склона, Эдуард изумлённо любовался картиной, раскинувшейся внизу. Окаймлённый скалами, великий оазис оказался гораздо больше, чем ему представлялось.

Между зарослями кустарника и финиковых пальм пестрели шатры и юрты. Небольшой водопад, рождающийся, казалось, прямо из скалы, ниспадал вниз, где его принимали берега мутного озерца. Там собрались женщины. Одни стирали, другие набирали воду для омовения и хозяйственных нужд.

Порыв ветра ударил в лицо Эдуарда. Юноша вдохнул его полной грудью, почувствовав, как воздух стал мягче, обогатившись дыханием растений и драгоценной влагой.

– Добро пожаловать в Аман–Мусмира, мухтади, – сказал К’Халим с гордостью в голосе. – Это святая земля общего хурала. Здесь запрещено проливать кровь. Следите за тем, чтобы оружие ваше не покидало ножен.

Произнеся эти слова, пустынник повернул верблюда в сторону короткой извилистой тропы, опускающейся к цветущему дну ущелья. Эдуард, Ярви и весь племенной караван последовали за ним.