Текст книги "Враг престола"

Автор книги: Дмитрий Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Глава семнадцатая
Место для шага вперёд

Изначально Кромар Каменщик, зодчий тогдашнего короля, мыслил воздвигнуть Предел за Сумеречной рекой. Однако сегодня лишь Кромов камень – первое и единственное творение руки человеческой в сим проклятом крае.

«Географика».

Земли и народы Запада

Они покинули Крепость Наблюдателя вечером пятого дня. Погода всё ещё оставалась хмурой, но и дождь и туман отступили, открывая отряду Ургаша путь в неизвестность.

Как и обещал, герцог снабдил орков всем необходимым. Кустарное оружие заменила добрая сталь кузниц Предела. Ветхие сыромятные хламиды превратились в клёпаную кожу, калёные звенья кольчуг и твёрдые панцири кирас. Правда, многие орки всё равно не пожелали расставаться с привычными меховыми одеяниями, нахлобучив их поверх нового ратного убранства.

Даже Ургашу нашли подходящую обнову из гардероба самого герцога. Старая, но по–прежнему прочная кольчуга оказалась вождю в самую пору. Оружейники замка добавили к ней толстые латные наплечники и тяжёлый кованый пояс с чешуйчатыми поножами. Наручи и наголенники у предводителя орков уже присутствовали, а от шлема он сам отказался.

«Сами себе это ведро на кочан надевайте, – расхохотался тогда Ургаш. – Я вам что, пугало огородное?»

Впрочем, на протяжении всего пребывания в Свинцовом замке Ургаша не покидало хорошее расположение духа. Жаркий поединок и сражение плечом к плечу неожиданно быстро сблизили его с правителем Предела. На поверку у них оказалось много общего.

Ошу нравилась трофейная кольчуга, которую он снял с одного из людей Красного Жеребца. Орк попросил лишь залатать дыру, проделанную в ней копьём Зоры, однако кузнецы Предела подошли к задаче шире. Полностью обновив стёганую кожаную подкладку, они усилили её заклёпками и пластичными вставками, добавив к одеянию Оша цепные наплечники и пару отличных чешуйчатых наручей. Мастера знали своё дело: вес боевого платья почти не изменился.

Пока оружейники колдовали над его кольчугой, Ош проводил большую часть времени с Алистером Дрейком, главным фортификатором герцога, и Алимом, которому по просьбе орков всё же дозволили отправиться в Мёртвые земли вместе с ними.

Как и Алим, Дрейк был немолод. Как и Алим, он иногда вызывал у Оша мурашки. Худой, похожий на скелет старик с пытливыми чёрными глазами, в которых золотом горели тонкие, но яркие кольца. Первый советник герцога, он также являлся ключником замка, виварием и главным инженером всего Предела.

Никогда ещё орку не доводилось встречать настолько умных людей. Рядом с Дрейком старина Локвуд выглядел бы, пожалуй, серым школяром. Однако здешний мудрец открылся и с неожиданной, тёмной стороны. И это пугало Оша.

Фортификатор смотрел на мир так, словно слой за слоем препарировал его, пытаясь докопаться до истинной сути вещей, вычленить первопричину и открыть тайну любого явления. С равной увлечённостью и энтузиазмом он создавал зрительные стёкла, возвращающие старикам зрение, и чудовищные боевые механизмы, сеющие смерть и разрушение. Ведомый страстью первооткрывателя, Дрейк не занимал себя вопросами о добре и зле. Он был выше их.

Сир Дрейк был крайне увлечён планом короля по присоединению Мёртвых земель и необычной личностью самого Оша. Как одержимый, он вновь и вновь обсуждал с орком перспективные маршруты экспедиции, попутно делясь теми отрывистыми знаниями, которыми он обладал, – о том, что происходило за стеной. Свои изыскания старик подкреплял записями из библиотеки замка и старыми картами, сохранившимися ещё со времен правления Зигмунда Строителя.

Рана Зоры затянулась, превратившись в новый рубец. Девушка всё ещё отказывалась разговаривать с Ошем.

Варгов пришлось оставить. Звери не могли идти в гиблые земли Запределья. Ургаш выделил несколько надёжных орков из бывшего племени Клыка и велел им угнать стаю на восток, к лесистым берегам реки Изар. Как бы между делом вождь добавил, что, если до первых снегов известий не будет, им надлежит возвращаться домой.

Когда все приготовления были закончены, настало время отправляться в путь. Речные ворота отворились, и орки выступили на запад. Теперь это были уже не оборванные, грязные дикари. За долгие месяцы скитаний по королевству они изменились до неузнаваемости. Находясь среди людей, орки, сами того не замечая, приспосабливались к новым условиям, перенимая их повадки.

Волосы были подстрижены или заплетены в подобия кос. Лица всё ещё сохраняли оттенок злобной дикости, но на них уже не было ни грязи, ни племенных красок. В одежде по–прежнему встречались мех и резная кость, но теперь всё это красовалось поверх добротного ратного снаряжения.

Не банда разбойников, не сборище отщепенцев. Пускай небольшая, но всё же это была армия. Армия безликих.

Ургаш, как всегда, возглавлял передовой отряд. Ошу казалось, что вождя распирает от гордости, когда он, оборачиваясь, смотрел на бывшее лесное племя изгоев. Рядом с ним шла Зора. Она всё же настояла на своём, не пожелав остаться в доме людей.

Пока орки один за другим покидали стены Крепости Наблюдателя, Ош остановился, чтобы последний раз взглянуть на останки поверженного гиганта. Завал мусора уже почти разобрали, но череп по–прежнему был здесь. По–прежнему смотрел на Оша пустым, мёртвым взглядом.

– Пугает, да?

Ош вздрогнул от слов Алима, возникшего позади, словно ниоткуда.

– Да, – признался Ош. – Но кто это?

– А вот это, друг мой Ош, очень правильный вопрос, – сказал старик и увлёк орка прочь от страшной головы.

Согласно плану, путь их лежал на запад, к развалинам Кромова камня, где когда–то собирались возвести самую первую крепость Предела. Это место должно было стать перевалочным пунктом в их путешествии к Замковым горам. У их подножия, на северном побережье безымянного озера, находилась легендарная Мёртвая цитадель. Руины, где сотни лет не ступала нога человека. Именно там, в останках города Древних, по предположению Дрейка, мог находиться тот самый источник скверны, против которого послал их король.

В ясную ночь со стен Свинцового замка можно было разглядеть на горизонте еле заметное голубое сияние, исчезающее в тёмных небесах. Больше двух сотен лиг непроходимых пустошей отделяли это загадочное место от мира людей.

– Тебе известно, кто такие Древние? – вкрадчиво спросил Алим.

– В общих чертах, – кивнул Ош. – Они ходили по земле много–много зим назад. Сильное племя.

– Да, – подтвердил Алим, – но знаешь ли ты, что они были не первыми?

– Не первыми?

– Воспоминания об этом почти стёрлись даже с камня. Когда–то давно, ещё до Древних, мир населяли боги. Могущество их могло поспорить лишь с их жестокостью. Кое–кто считает, что именно боги создали людей, но я в этом сомневаюсь. Мне известно лишь то, что они были злы. Смутные, очень давние и почти забытые предания гласят, будто боги пожирали человека, как мы пожираем зерно или скот. Но однажды люди призвали Древних, чтобы защититься от гнёта богов.

– И… они защитились?

– И да и нет, – загадочно ответил Алим. – Ты поймёшь. Потом.

Оша посетила молниеносная догадка.

– Так, значит, тот череп…

– Да, это череп бога. Одного из них. Такие всё ещё можно найти в земле. У неё долгая память. Некоторые говорят, что эти кости до сих пор хранят следы страшного могущества.

Ошу стало не по себе. Он вспомнил гиганта и россыпь призрачных глаз, горящих холодным огнём. И ведь такую жуть на него навевали пустые глазницы давно мёртвой, но словно так и не умершей до конца головы. Он почувствовал Безымянного. Дух словно вслушивался в эти мрачные легенды.

– Отчего ты не страшишься идти с нами, Алим? Человеку здесь не выжить.

– Человеку – да, но не тёмному. – Старик улыбнулся одними губами. – Ты поймёшь. Потом.

Так они и шли, погружаясь в пустынные земли Запределья шаг за шагом, лига за лигой. Ош всё так же задавал Алиму вопросы, а тот туманно и уклончиво на них отвечал.

Вода и ветер изрезали неприветливое побережье Сумеречной реки многочисленными оврагами и провалами. Тут и там из безжизненного серого суглинка торчали нелепые скальные выступы. Словно пальцы, угрожающие небесам. Должно быть, когда–то здесь был лес, но люди герцога предали его огню, чтобы проще было заметить неприятеля, подбирающегося к крепости. Словно в подтверждение этой мысли, далеко впереди маячили тёмные островки деревьев, но Ош сомневался, что увидит там что–то, хоть отдалённо напоминающее ту золотую осень, что владела сейчас восточными землями.

Никто не напал на отряд ни в первую, ни во вторую ночь их путешествия. Только на третий день они наткнулись на небольшую группу пожирателей, которая тут же набросилась на пришельцев, но была полностью уничтожена.

Пока Ош с Каршасом и Ургашем обсуждали схватку, к ним подошёл Алим.

– Сожгите тела, прежде чем мы пойдём дальше, – сказал старик. – Так будет лучше.

Чем дальше они углублялись на запад, тем больше менялся мир вокруг. Если в окрестностях бастионов Предела земли казались безжизненными и пустыми, то здесь, под влиянием древней и загадочной магии, царство природы начинало обретать самые причудливые формы. Нечто жуткое и незримое словно стремилось вывернуть наизнанку привычные глазу мхи, травы и деревья, превратить в извращённое подобие самих себя, отражения в кривом зеркале.

Унылый серый ландшафт то и дело прерывался яркими, кричащими цветами местных зарослей. Из раскидистого лилового папоротника в красных, словно кровь, прожилках торчали извивающиеся тёмные стволы деревьев, ощетинившихся полупрозрачными колючками и вздутой корой. Грязно–бурым месивом их взъерошенные кроны тревожно шумели над головами орков. Под ногами хрустели пожухлые листья, устилающие тронутые жёлто–зелёным мхом камни.

Напоминающие огромных чёрных змей лианы оплетали массивные валуны. Их мясистое тело было сплошь усыпано шипами и редкими красными цветами, источающими приторный запах гниения. С уродливых сухих ветвей тут и там свисали густые иссушенные бороды Солисовой власяницы. Ош помнил наставления ключника Предела, предупреждавшего о том, что растения эти крайне ядовиты. Во всяком случае, для людей.

Так и не объединившись в лес, редкие поросли сменялись почти безжизненными равнинами, в которых становилось не по себе. Словно когда–то давно землю эту тронула страшная, неведомая сила, отголосок которой всё ещё присутствовал в ней.

Путь был то обманчиво лёгок и приветлив, то превращался в колючие заросли чёрных стеклянных скал, испещрённых мерцающими прожилками пурпурных кристаллов чар–камня. В низинах собиралась дождевая вода. В одних местах она была чистой и прозрачной, в других превращалась в мутную зловонную жижу.

Один раз Ош видел, как из такой грязной, сырой ямы поднялось извивающееся тёмное щупальце. Стремительно метнувшись в пожухлые заросли, оно схватило какого–то нерасторопного местного зверька. Когда жалобный предсмертный писк жертвы стих, щупальце увлекло его тушку на дно.

Немым предостережением служили попадающиеся то и дело следы. Одни были знакомы Ошу, другие он видел впервые. Впрочем, исходя из размера лапы и количества когтей, орк отнюдь не спешил расширять свои познания в особенностях местного зверья.

Природное чутье орков, привыкших скрываться от людей в самых негостеприимных уголках, сильно выручало в походе. Много раз оно подсказывало, как обойти опасные места, не попасть в логово местным хищникам и не угодить в западню пожирателей.

Мёртвые земли действительно были коварны и жестоки, но основной их опасностью оставалась незримая древняя магия, пропитывающая каждый камень, каждую травинку, каждый глоток воды и воздуха. Королевский виварий оказался прав. Орки чувствовали её, но она не высасывала из них жизнь, как делала это с людьми.

Шли в основном по ночам. По мере приближения зимы дни становились всё короче, и это было на руку оркам.

Однажды, уже под утро, когда отряд устраивался на днёвку, в лагерь вернулась встревоженная Зора. Вместе с Каршасом и другими разведчиками, способными двигаться быстро и бесшумно, она, как обычно, осматривала окрестности новой стоянки, выискивая возможные опасности.

Ош тоже хотел быть в их компании, но Ургаш не позволил ему. Всякий раз, когда рыжеволосая бестия уходила в неизвестность, Ош не находил себе места.

Решительно затоптав костёр, который разводили сородичи, Зора призвала всех соблюдать предельную скрытность.

– В чём дело? – встревожился Ургаш. – Что ты нашла?

– Я видела его, Кромов камень. – Она указала рукой на запад. – Там, совсем близко.

– Это же отличая новость! – вмешался Ош.

– Нельзя туда идти. – Рядом с Зорой появился Каршас, лицо и одежда которого были густо вымазаны грязью. – Плохое место.

– Плохое место? – Ош вопросительно посмотрел на Зору.

– Пожиратели, – пояснила она. – Много. У них там логово. Не знаю, главное или нет, но большое – это точно.

– Наверное, трупоеды отошли туда после нападения на замок людей, – рассудил Ургаш. – Собирают силы для второго захода на крепость.

– Мы должны помешать им, – твёрдо сказал Ош. – Герцог – наш союзник.

– Герцог – человек, – неодобрительно фыркнул Каршас.

– Он прав, – поддержала коротышку Зора, – пусть люди сами с ними разбираются.

– Мы обходить их на севере, – продолжил Каршас, – узкий проход. Я показать.

– Нет, – отрезал Ургаш, – Дурной Глаз дело говорит. Нужно с ними разобраться. Ургаш не оставляет врагов за спиной.

– Если ветер донесёт до них наш запах, если мы наткнёмся на их разведчиков, – Ош выдержал паузу, – нам всё равно придётся с ними драться. Но тогда мы потеряем наше преимущество – внезапность.

– Но их гораздо больше, – вновь возразила Зора.

– Они не знают, что мы идём. – Нахмурившись, Ургаш посмотрел на Каршаса. – Ведь не знают?

– Они не знать, – подтвердил коротышка. – Они готовиться спать. Укрываться в старых камнях от небесного глаза.

Ноздри Ургаша втянули утренний туман, словно пробуя его на вкус.

– Будет погожий день, – сказал он, окинув взглядом светлеющее небо, и кровожадно улыбнулся какой–то неожиданно остроумной мысли. – Сегодня наш вечный враг станет нашим союзником.

Глава восемнадцатая
Хурал

Плоть есть испытание духа. Слова же «дух испытывает плоть» говорят нам о том, что дух содержит в себе воплощение. Не стоит полагать, что суть духа и плоти различна.

Назим Кус'Рулах.

«Слово о муаз’аммале».

Перевод

Они не пришли.

С тех пор как Эдуард посетил пустынное святилище, он каждую ночь видел их, но не сегодня. Сегодня место туманной мглы заняли извилистые тропы оазиса. Его шаг был беззвучен, как падение листа. Его глаза были глазами кошки, различающей малейшее движение в ночной тьме.

Впереди стояли два человека. Пустынники. Он знал, что они умрут. Прячась в тенях, он без труда расправится с ними – и никто не сможет поднять тревогу или позвать на помощь.

Поблёскивающий в лунном свете крис беззвучно покинул ножны. Рука давно привыкла к его тяжести, слилась с ним в единое целое. Она была стремительна и безжалостна, как хищник, вышедший на ночную охоту.

Эдуард ничего не чувствовал. Он просто наблюдал, как тела убитых кочевников опустились на песок с перерезанными глотками. Ни звука. Он смотрел на них как на вещи, досадные препятствия, стоящие на пути к цели.

Рука, всё ещё сжимающая окровавленное оружие, откинула в сторону полог шатра. Эдуард увидел себя. Беззаботно спящий на укрытой шкурами циновке, он обнимал трепетное тело Гайде, крепко прижавшейся к нему в ночи.

Только когда Эдуард понял, что смертоносная сталь нависла над его любимой, безразличие оставило его. Внутри поднялась такая ярость, такой ужас, что мысли на мгновение померкли, смешались в неистовый снежный ком, мчащийся с горы в сторону обладателя извивающегося кинжала.

Остановить. Уничтожить. Убить. Разорвать на куски!

«Я должен проснуться», – паническая мысль вспыхнула в сознании Эдуарда, словно клеймо, оставленное раскалённым железом.

Он не успеет. Рука с кинжалом уже начала страшный путь вниз.

Гайде приоткрыла сонные глаза, которые тут же расширились от ужаса. Во тьме раздались тяжёлые удары. Им вторил испуганный женский крик.

* * *

Очнувшись, Эдуард на какое–то мгновение решил, что всё увиденное было очередным кошмаром, но в шатёр тут же ворвались встревоженные люди К'Халима. Дрожащий свет факела выхватил из темноты три силуэта.

Первый принадлежал Гайде. Бледная, как луна, девушка смотрела прямо перед собой. На её лице застыли тёмные бордовые брызги.

У её ног распростёрлось тело незнакомца. Песок в этом месте потемнел от крови, сочащейся из глубокой и страшной раны на его голове. Рука мертвеца сжимала кинжал с длинным волнистым лезвием.

Над убитым возвышался, подобно надгробной статуе, человек в чёрных доспехах легионера. В руках у него не было оружия, но на тяжёлых латных перчатках темнели кровавые пятна. Именно к этому чёрному силуэту был прикован неподвижный взгляд Гайде.

Один из людей К'Халима что–то сказал на языке пустынников, но человек в латах не пошевелился. Тогда янычар осторожно подошёл к нему и опасливо тряхнул за плечо.

На землю с глухим стуком упал шлем. За ним последовали и остальные части латного облачения. Внутри никого не оказалось. Доспехи были пусты.

Побелев лицом, пустынник отшатнулся, судорожно нащупывая на шее какие–то магические обереги.

– С тобой всё хорошо? – спросил Эдуард, дотронувшись до плеча Гайде.

Девушка потрясённо кивнула.

Поднявшись с постели, Эдуард наклонился над телом убитого. Очень скоро он нашёл у него под подбородком татуировку в виде лун–близнецов.

Они нашли его. Лунное братство. Тот, кто платит им, не оставит его в покое. Как наивно было думать, что они с Гайде смогут жить нормальной жизнью!

Эдуард не особенно переживал за себя, но всё ещё помнил тот необузданный гнев, который обжёг его при виде руки убийцы, заносящей нож над возлюбленной. Часть этого гнева до сих пор бурлила в нём. Раньше, чем Эдуард понял, что делает, пальцы схватили мертвеца за горло, оторвав того от земли.

– Кто заплатил тебе? – спросил юноша сквозь зубы.

Люди К’Халима тревожно переглянулись.

– Говори мне, – продолжал Эдуард, сотрясая бездыханное тело. – Говори мне!

– Мухтади, – обратился к нему один из мечников, с трудом подбирая слова, – по–моему, он…

– Говори! – выкрикнул Эдуард, и на мгновение шатёр сотряс налетевший откуда–то порыв ветра. Факел одного из кочевников погас.

В наступившей полутьме загорелись два ярких, мертвенноголубых глаза. Они принадлежали мёртвому убийце. Протяжно захрипев, он забился в руках Эдуарда.

– Говори! – гневно продолжал юноша, сжимая в руках мёртвую плоть.

На этот раз оба мечника попятились в суеверном ужасе. Мертвеца сотрясали страшные судороги, а из горла вырывались нечленораздельные звуки и тошнотворное бульканье.

На плечо Эдуарда легла мягкая девичья рука.

– Довольно, любимый, – произнесла Гайде, – не мучай этого несчастного.

Её нежность, её спокойствие потушили неистовый пожар, ревущий в душе юноши. В тот момент, когда он отпустил шею убийцы, тело мертвеца вновь стало недвижимо. Ледяной свет исчез из пустых глаз, а голова упала обратно на бордовый песок.

Эдуард посмотрел на пустынников. Те, не смея бежать, буравили его изумлёнными взглядами, в которых ужас смешивался с почти религиозным восторгом.

– Приведите ко мне К'Халима, – сказал Эдуард. – Сейчас же!

– Мухтади, ночь над песками, – робко возразил один из них. – Наба[2]2
  Наба (пуст.) – наиб, глава племени.


[Закрыть] отдался сну.

– Ну, так разбудите его, – велел Эдуард тоном, не терпящим дальнейших пререканий.

Он был уже не жалким беглым каторжником. Не дахилом из западных земель. Он был лордом Колдриджем, законным правителем Простора!

Опасаясь прогневать его, люди К'Халима удалились выполнять поручение. После увиденного никто из них не осмелился больше возражать.

Эдуард поднялся и крепко обнял Гайде. Она всё ещё дрожала от испуга в его руках.

– Твой отец здесь?

– Да, – ответила она, – скоро он отправляется на север, в Тайный город. Наверное, он уже слишком стар, чтобы стать тёмным, но такого человека, как он, там всегда примут с почётом.

– Я хочу, чтобы ты поехала с ним.

– Отчего ты желаешь этого, вода моей жизни? Или мы не принадлежим друг другу?

Он провёл мозолистой рукой по нежной коже её смуглой щеки. Как могла подумать она такое?

– Нет ничего, что я желал бы больше, чем держать тебя в своих объятиях, но у меня есть враги, которые могут навредить тебе. – Он умолк, погрузившись в хмурые мысли. – Ты – моё сердце. Никто не сможет жить без сердца.

– Тогда как я смогу сделать это? – Она упала на его широкую грудь. – Куда бы ни вела твоя дорога, я желаю быть рядом и разделить её.

Они провели друг с другом всего несколько дней, но Эдуарду уже казалось, что это была целая жизнь. Судьба или хрупкая страсть молодой любви? Он не мог ответить на этот вопрос. Сейчас юноше хотелось лишь уберечь Гайде от любых невзгод, грозящих ей. Он не допускал даже мысли о том, что может потерять её навсегда.

В шатёр вошёл К’Халим. На поясе пустынника висел кривой меч. Скользнув взглядом по мёртвому телу, он обратился к Эдуарду:

– Мне рассказали о случившемся. Вы невредимы?

– Я хочу, чтобы ты созвал хурал, – твёрдо сказал Эдуард. – Сейчас.

– Но многие вожди ещё не прибыли, – возразил кочевник, – собрание не будет полным.

– Мы не знаем, придут ли они вообще, – ответил Эдуард. – Обойдёмся теми, кто есть.

Он ожидал, что К’Халим будет возражать, ведь была середина ночи, но кочевник не сделал этого.

– Что сказать мне им?

Заглянув в тёмные глаза Гайде, Эдуард увидел в их глубине лишь нежность, любовь и безграничную веру в своего долгожданного избранника.

– Скажи, что их призывает муаз'аммаль, – ответил юноша.

* * *

Ярви слышал о том, что случилось в шатре Эдуарда, но сейчас он был вынужден доверить жизнь юного Колдриджа ему самому.

Скользя между повозками, шатрами и юртами, он преследовал человека в мешковатой одежде, спешащего, как он был уверен, к своему господину.

Усатый толстяк в полосатом бурнусе то и дело опасливо оглядывался назад, но не мог заметить своего преследователя. Бесшумной тенью вор скользил по его следу, замирая в укрытии всякий раз, когда ему чудилась опасность.

Миновав несколько общих навесов и стойло верблюдов, толстяк надеялся окончательно замести следы, прежде чем исчезнуть в богато украшенном шатре.

Оказавшись рядом, Ярви прокрался вдоль стены плотного полотна, внимательно прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Говорили на языке пустыни, но Трёхпалый прекрасно понимал каждое слово.

– Проклятье! Сами предки хранят этого человека!

– Ты думаешь, они прислушаются к его словам?

– Лучше бы им этого не делать.

– Они суеверны. Если он сможет доказать, что…

– Тогда придётся действовать. Нам не простят промедления. Слишком многое поставлено на карту.

– Да, но оазис…

– Плевать на оазис. С такой поддержкой все земли к востоку от Трещины будут нашими.

– Я… прослежу, чтобы мои люди были готовы…

Последний глупец догадался бы, что готовится что–то скверное. Именно этого и опасался Ярви. Не все наибы покорно уступят власть. Тем более если найдётся человек, который щедро заплатит за голову наследника безумного графа.

Внезапно ухо резанул грубый, гортанный окрик. Один из янычаров, охраняющих шатёр, заметил лазутчика и поднял тревогу.

Выругавшись, Ярви поправил капюшон и метнулся прочь. На его пути вырос громила в остроконечном шлеме. Вопреки обычаю он тут же попытался зарубить нарушителя ятаганом. С трудом уклонившись от смертельного удара, Ярви резко метнул нож в шею стража и скрылся в тени шатров. Вслед ему летели стрелы, окрики и проклятия.

* * *

Соборный шатёр поддерживали больше двух десятков опорных жердей. Сшитый из тщательно выделанных верблюжьих шкур, его всегда устанавливали таким образом, чтобы четыре входа смотрели в разные стороны света. Стараниями местных жителей, охранителей вод, он был выстроен два дня назад, но отсутствие части вождей не позволяло начать совет.

Центральную часть внутреннего убранства занимала широкая низкая жаровня. Мерцающие красным жаром угли становились символическим центром мира, вокруг которого усаживались правители пустынных племен.

Когда Эдуард, облачённый в чёрную броню хранителя, появился у восточного входа, вожди уже ожидали его. Гайде не сопровождала своего возлюбленного, ведь обычай запрещал женщинам присутствовать на столь высоком собрании.

Сжимая в руке шлем, Эдуард прошёл на своё место. Наибы проводили его внимательными и оценивающими взглядами. Под сводами шатра их собралось чуть больше дюжины. Одни были ровесниками К'Халима, другие вполне годились ему в отцы.

После того как Эдуард занял своё место, один из наибов, бородатый здоровяк с проседью, хлопнул ладонью по невысокому столу, что–то гневно выкрикнув на языке кочевников. К'Халим спокойно ответил ему, по–видимому призывая к порядку.

Здоровяк насупился и вновь опустился на атласные подушки, скрестив на груди толстые руки, усеянные золотыми браслетами и перстнями.

Эдуард был уверен, что услышал в речи бородача слово «дахил» и собственное имя, сильно искажённое пустынным диалектом.

– Не все здесь разделяют мою уверенность на твой счёт, – тихо пояснил К’Халим, когда слуги внесли блюда с финиками и напитки. – Для многих ты всё ещё чужак, чьё присутствие на хурале оскорбительно.

Эдуард поставил шлем на стол и поднялся, возвысившись над собранием.

– Почтенные вожди, – начал он, окинув взглядом присутствующих. – Как вы все знаете, меня зовут Эдуард Колдридж. Мне неизвестен язык пустыни, а потому нам придётся объясняться словами западного королевства. Надеюсь, вы не сочтёте это за оскорбление.

– Неслыханно! – воскликнул худощавый молодой пустынник, облачённый в шитый золотом белый халат с широким блестящим поясом. – Саг–ша'ар, твоё имя звучит честью в моих устах, как и имя твоего почтенного отца. Скажи, почему этот мухтади считает себя достойным подавать голос в центре мира?

Эдуард понял: наибы явились на хурал не ради него. Они пришли, потому что К'Халим созвал их, воспользовавшись правом вождя. Кто из них поверит, что он муаз'аммаль?

– Я имею право держать перед вами слово, – жёстко возразил Эдуард. – Это моё право рождения, право наследника лорда Натаниэля Колдриджа, моего отца. Я пришёл напомнить вам о вашем долге перед моим именем и моим домом.

К своему удовлетворению, Эдуард отметил, что на старшее поколение наибов его слова произвели впечатление. Некоторые из них, суровые и бывалые войны, подобные О'Кейлу, виновато опустили глаза, избегая его горящего взора.

– Я не знаю, о чём ты говоришь, мухтади, – ответил всё тот же белый вождь. – Я не знал твоего отца, и я не знаю тебя. Пусть прошлое само хоронит своих мертвецов. Мы ничего не должны тебе, Человек с запада.

– Не говори за всех, Окам–ша’ар, – подал голос сухой старик, годящийся Эдуарду в деды. – Я знал Натаниэля из дома Колдридж. Достойный муж, хороший воин. Он победил Заира Погонщика в честном бою, забрав себе его жену. Я был на том хурале и прекрасно помню, что мы обещали ему тогда. Помню, к своему стыду.

– Варик–ша'ар, ты можешь помнить что тебе угодно, – не сдавался Окам. – Меня не было на том совете, и я ничего не обещал безумному графу.

Эдуард отметил про себя, как ловко Окам говорит на языке королевства. Свойственный другим наибам акцент у него почти отсутствовал, что говорило о долгой практике. Не вёл ли белый вождь дел с купцами Простора? И не вёл ли он дел с Винсентом Дювалем, занявшим трон Дубового чертога?

– Твой отец обещал, – возразил другой долгожитель, дородный мужчина с пышными усами и широким мятым лицом. – Или ты не отвечаешь за слово своего предка?

– Как ни крути, а прошлое настигает человека, – продолжил свою мысль старый Варик. – Мыслю я, что многие не пришли сюда сегодня, опасаясь, что юноша этот ткнёт их носом в собственное бесчестье. Его отец действительно долгие годы помогал нам, а мы бросили его в момент нужды, обрекая на гибель.

– Откуда же ему известно о том уговоре? – вновь вопросил Окам. – О'Кейл поведал ему? Кто мог знать о нём, кроме вас, старцы?

Мне это подозрительно. И потом; почему человек этот называет себя наследником графа? Или наследование у вождей королевства уже не распространяется от отца к старшему отпрыску?

– Что вы имеете в виду, почтенный Окам–ша'ад? – спросил другой вождь, бородатый воин, лысую голову которого украшал длинный рваный шрам, оставленный то ли когтем зверя, то ли орудием недруга.

– А вы не слышали? Его брат Грегори, истинный наследник безумного графа, был недавно схвачен на Восточном тракте. Какие–то дикари, подвизавшиеся служить их королю, утащили его в столицу. Чернокровые. – Окам презрительно сплюнул в жаровню, произнося это слово.

Эдуард стоял как громом поражённый. Грегори жив? Как такое может быть? Почему он ничего не слышал об этом? Почему брат не пытался вытащить его с каторги? А может, он не знал? Нет, он должен был об этом знать. Как же справедливость? Как же поруганная честь семьи? Кто, как не первый наследник, должен был отомстить за неё?

У Грегори и Эдуарда были разные матери, и дети никогда особо не ладили, но это не отменяло кровного родства. На протяжении двух долгих лет, проведённых Эдуардом в застенках Гнезда Олофа, он был уверен, что брат мёртв, что он сгинул на войне. А как иначе, если учесть, что он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь младшему родичу? Во всяком случае, так теперь это видел сам Эдуард.

– Сейчас это не важно, – рассудил Варик. – Если Грегори Колдридж попал в руки королевского сектома, его можно считать мёртвым.

– Духи сказали мне, – тихо ответил Эдуард, захваченный своими мыслями. – Союз, некогда заключённый моим отцом и вашими народами. Мне поведали о нём духи.

Повисло молчание. Наибы племён смотрели на Эдуарда. Одни – с любопытством, другие – с равнодушием, третьи – с недоверием.

– Люд молвит, будто ты – муаз’аммаль, – подал голос потягивающий трубку старик, сидящий прямо напротив Эдуарда. – Так ли это?

Лицо этого человека чем–то неуловимо напоминало Хазара. Резная трубка в тощей руке добавляла сходства. Голову украшал тонкий тюрбан, а подбородок серебрился короткой седой щетиной.

Заглянув в карие глаза старца, Эдуард припомнил одно из своих видений. Залитое кровью знамя Колдриджей, реющее над горящими полями. Было ли это картиной прошлого, или духи показали ему будущее?

– Я не знаю, – честно признался Эдуард.

– Бабкины сказки, – отрезал Окам. – Духи не выигрывают войн. Их выигрывают солдаты. Сколько у тебя воинов, Эдуард Колдридж?

– Полторы тысячи, – ответил за него К’Халим.

– И что вы собираетесь сделать против многотысячной королевской армии? – не унимался молодой наиб.

Подал голос угрюмый здоровяк, сидящий рядом с Вариком. Вопреки просьбе Эдуарда он говорил на пустынном языке. К'Халим шёпотом перевёл сказанное.