Текст книги "Возрождение (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

– В таком случае, очень аккуратно посмотри в сторону кустов, что по левую руку от гати. На воду. И постарайся не дёргаться.

Ник послушно уставился на кусты. Ну и что? Самые обычные… вялая листва, комки паутины. Торчат почти прямо из воды, затянутой зелёной ряской, какие-то скрученные ветки. Под ними – поросшие серым влажным мхом кочки, стоптанная подошва сапога… Что?

К чести юноши стоило отметить, что спокойствие он более или менее сохранил.

– Теперь вот что, – губы экзорциста едва шевелились, – теперь говори. Рассказывай всё, что угодно, только громко.

– Э?..

– Просто говори. Громко. Что хочешь, – прошептал Гордон, старательно перерывая содержимое мешка.

– Ага… – не сказать, что Ник понял поставленную задачу, но раз уж наставнику надо, можно и поговорить. – Вот был у меня случай один. Собрались мы как-то хорошей компанией завалиться в один знатный кабачок. «Весёлый кабатчик» называется. Хотя все его не иначе, как «Весёлым кабанчиком» звали. Хозяин держал повара-иллирийца, а эти мастера умеют молочного поросёнка готовить так, что и ножа не надо. Клянусь, сам видел, как повар запечённого поросёнка разделывал ребром глиняной тарелки. Я его спрашиваю…

– По всей видимости, это тот бедолага, что прошёл заставу перед нами, – шептал Руфус, не поднимая головы. – Не добрался, выходит. Жаль парня.

– … зачем, мол, тарелкой-то? Что, ножа нет? А он мне, значит, отвечает, что нож-то есть, куда ж без ножа. Только вот когда тарелкой, так всякий гость видит, какой поросёнок вышел нежный. В общем, заказали мы поросят, вина тоже. Если разобраться, самое…

– Из всех порождений, которые я знаю, только моховик старается утопить жертву в болоте, – продолжал бормотать экзорцист. – И сейчас эта тварь сидит в засаде и ждёт нас. Головой не верти, но старайся очень внимательно осмотреть кусты. Он точно где-то там.

– …знатное вино, оно в таверне «Орденская честь», хотя, как мне кажется, не лучшая это слава для Ордена, чтобы его честью таверну называли. Но в «Кабанчике» и впрямь доброе винцо водилось, если к хозяину подход иметь. Принесли нам кувшин… – Ник на мгновение запнулся, затем продолжил, старательно выговаривая слова. – Стало быть, принесли кувшин, только мы разлили по кружкам, как заваливается в кабак один наш приятель, Михас. Я соседа в бок толкаю, мол, видишь, кто заявился? А он мне – «вижу его, не слепой же».

– Молодец, соображаешь. Далеко?

– А Михас нас не замечает. Стоит в дверях, только глазами во все стороны зыркает. Хотя между нами шагов-то с десяток, от силы.

– Огненный шар сделать сумеешь? – Ник, сосредоточившийся на своей речи, едва разобрал еле слышно заданный вопрос.

– Ну, Михас – он всегда такой. Я-то сумею найти нужного человека в толпе, а он только и может, что смазливых служанок высматривать. Правда, в этом он дока, ничего не скажешь. Со служанками у меня опыта маловато.

– Ничего, живы будем, будет и опыт. Силы только в шар вложи побольше. Сейчас я шуметь стану, а ты, как будешь готов, сразу и бей, – Гордон вытащил из мешка какую-то блестящую вещицу и резко заговорил в полный голос. – Ох ты, ну слава светлой Сирилл, я уж думал, возвращаться придётся. Без этой штуки, друг мой Николаус, нам у монолита делать нечего было бы. Так что ты там говорил насчет вина-то? Я, помнится, в этом «Кабанчике» когда-то бывал. Так скажу как на духу, хуже той кислятины, что мне там подали, была разве что…

Он не договорил. Ник вскинул руку, с пальцев сорвался комок огня и, с каждым мгновением увеличиваясь в размерах, рванулся к кустам. Метнул огненный шар и экзорцист. Две вспышки полыхнули почти одновременно, одна, как и говорил юный дер Торрин, в десятке шагов впереди, вторая – не более чем в пяти шагах у него за спиной. Правда, вспышка впереди была раза в четыре ярче.

– Уф… – Руфус мазнул рукавом по лбу. Жёсткая кожа куртки не слишком подходила для таких дел, но смахнуть заливающий глаза пот кое-как удалось. – Слава Сирилл… Это ж надо, в такую ловушку забрести. Никогда не слышал, чтобы моховики парами охотились. Не любят они друг друга. Вернее, они вообще никого не любят. На вкус, разве что.

Ник поднёс руку к самым глазам, перевел взгляд на дёргающееся в столбе пламени приземистое существо, состоящее словно из одних только перекрученных корешков и веточек, затем снова поглядел на руку. Пальцы явственно дрожали.

Огонь постепенно опадал. Магическое пламя затушить непросто, но здесь, в болоте, ему просто нечем было кормиться. Тщедушные тельца порождений Зла уже распались жирными чёрными хлопьями, ближайшие кусты дымились, но лесного пожара можно было не опасаться.

– А мне и правда необходимо было нести эту чушь?

Руфус пожал плечами. Признаться, сейчас он и сам чувствовал себя не слишком хорошо. Ведь, если разобраться, с Ника спрос невелик, он в болоте, небось, впервые в жизни. А вот опытному экзорцисту попадать в подобные ловушки негоже.

– Моховик бегать не любит. Подойди мы к нему шага на три – точно утянул бы или тебя, или меня. Одна радость, не слишком эта тварь сообразительна. Если б догадался, что мы его заметили, наверняка напал бы. Гать узкая, от его рук особо не увернёшься, а схватит – уже не выпустит. И меч мой не поможет, тут топор бы, а лучше алебарду. Но решил, что мы просто тут разговоры разговариваем, а затем дальше пойдём, прямо к нему в лапы. А второй, что к тебе со спины подбирался, поначалу больше думал, как нам обратную дорогу перекрыть. Он-то поумнее оказался, почувствовал что-то, начал ближе подползать. Так что вовремя ты…

– И ты тоже.

– И я, верно. Ну, с почином тебя, Николаус дер Торрин. Считай, первое порождение Зла уничтожил.

– Довольно просто вышло, – хмыкнул юноша.

Не понять, чего в этой реплике было больше – скромности и нежелания выпячивать своё столь удачно проявленное мастерство или же, напротив, гонора вроде «да мы, маги по крови, и не такое сумеем». Руфус надеялся на скромность, хотя деньги на это не поставил бы.

– Моховик здесь не самая опасная тварь, – вздохнул он, снова забрасывая мешок за спину, – есть и похуже. Его сила в неприметности и скрытности. Сумей его заметить издалека, шагов хотя бы с тридцати – и тебе нечего опасаться. Если моховик бросится в атаку, сумеешь его спалить прежде, чем он до тебя дотянется. А вот если не увидишь вовремя… Я бы посоветовал, гуляя по болоту, держать заклинание огненного шара наготове, если не всё время, то хоть сколько сможешь. Устал – дай заклинанию развеяться, но и сам на месте стой, отдыхай. Да, утомляет это весьма, но усталость – она только здоровому помеха, а покойнику, сам понимаешь, ни бодрость, ни усталость уже не интересны.

Он внимательно оглядел кусты, окончательно переставшие дымиться, словно ожидал приметить ещё одного притаившегося болотного уродца, затем двинулся вперёд.

Монолит и в самом деле оказался совсем недалеко. К магическому месту болото подступать не отваживалось, поэтому путники выбрались на пусть и небольшую, шагов двадцать в поперечнике, но практически сухую поляну, покрытую совершенно неуместно выглядевшей здесь, посреди хлябей, ярко-зелёной сочной травой. Кстати, это один из характерных признаков действующих путеводных камней – трава у их подножия не жухнет ни в засуху, ни по осени. И морозы ей не страшны, да и снег вокруг монолитов не ложится никогда.

Очень густые ивы стояли стеной, словно отгораживая изумрудную зелень поляны от мрачной затхлости болота. Гибкие ветви, свисавшие до самой земли, как и трава, не боялись ни зимней стужи, ни осеннего увядания. К тому же они создавали известную преграду для любого существа, желающего подойти к монолиту не по проложенной гати. Безусловно, ива – не усыпанный шипами терновник, сквозь который не то что человек – и тот же оборотень не полезет без очень острой нужды. Но некую иллюзию безопасности деревья давали.

В самом центре поляны возвышался монолит. Вернее – самый простой на вид светло-серый, почти белый камень, неровный, покрытый неглубокими кавернами. Высотой он едва доходил Руфусу до плеча, и если не знать, что это есть сосредоточение древней магии, толком до настоящего времени непознанной, но исправно выполняющей неизвестно кем отданные приказы – пройдёшь мимо и взгляда не задержишь. Камень и камень, большой – но попадаются и побольше. В темноте не светится, ничем особым не пахнет, руку приложи – тёплый на солнце, прохладный в тени, как скале и положено.

Монолит. Врата в иные миры.

Ник с утробным стоном завалился прямо на траву и принялся лихорадочно стаскивать с себя сапоги.

– Пиявки? – участливо поинтересовался Руфус, настороженно оглядывающий окрестности и держащий свою трость так, что лишь человек, ничегошеньки не сведущий в магии, не сумел бы догадаться, что никакая это не полированная палка.

– Мо-озоли!

– Ничего, впредь аккуратней будешь. Готов к приходу следующего порождения?

– Какого? – парень тут же ухватился за мокрый сапог, сплошь покрытый тиной, словно обувка должна была прибавить ему шансов в схватке с лесными чудовищами.

– Сейчас будем ламию приманивать, – буднично сообщил экзорцист. – Я же тебе говорил.

Особой уверенности в удачном завершении задуманного он не испытывал. Ламия, в отличие от тупого моховика, весьма разумна и вооружена опытом поколений. Обвести её вокруг пальца достаточно сложно, да и в рукопашном бою она чрезвычайно опасна. Одна царапина – и лучше уж руки на себя наложить, чем прожить лишний час, не имея надежды оправиться от незначительной, на первый взгляд, раны, и постепенно превращаясь в обтянутый кожей скелет. Правда, есть у ламий одна черта, дающая надежду на успех. Как большая часть по-настоящему разумных существ, ламии весьма любопытны. А принимая в расчёт тот факт, что их память после смерти достаётся всему роду, у любопытства имеется и практическое обоснование. Как-никак, всё увиденное рано или поздно попадет в эту копилку, и кто знает, может, у ламий так и заведено – чем больше нового и важного ты принесёшь роду, тем больше в посмертии уважения к остаткам твоей сущности. Правда, следовало отметить, мало осталось в этом мире такого, что может заинтересовать ламию настолько, что она потеряет осторожность.

Кое-что Руфус в запасе имел. Не из этого мира.

– Какое оружие против ламии годится, знаешь?

Ник почесал затылок, затем предположил:

– Огонь?

– В целом, верно, – кивнул экзорцист. – Ламия, суть порождение Зла, родственное водной стихии, малоуязвима для магии воды и воздуха, в то же время плохо защищена от огненных заклинаний и от проявлений тверди земной. Говоря проще, от каменного, деревянного и железного оружия. Но убивать её нам не надо, поэтому если это создание удастся приманить, я накину на неё «оковы мороза».

– Но ведь… – брови Ника поползли вверх, – если я правильно понимаю, оковы на водное создание не подействуют?

– Лёд, друг мой, скуёт кого угодно. Другое дело, что там, где ты простоишь в ледяном плену дня три, ламия освободится через пару десятков ударов сердца, не позднее. Но нам, в данный момент, только это и нужно. Твоя задача – за эти мгновения замотать её в сеть как можно плотнее, чтобы шевельнуться не могла. Сеть с адамантовой нитью, её не порвёшь.

– Это ж надо, адамантовая сеть! – совершенно по-детски восхитился Ник. – А правда, что её из алмазов делают?

– Нет, что ты. Но я на самом деле точно не знаю, как маги создают эти нити. Слышал, что используется дерево и щёлочь, чтобы получить что-то вроде нити, затем пускают в дело «драконий огонь». В общем, никогда особо не интересовался, это работа для алхимиков. А адамантовой нить называют лишь потому, что очень уж прочна[31]31
  На Земле эту нить называют углеродной. Учитывая химический состав и тот факт, что термин «адамант» достаточно часто обозначает алмаз, название для нити вполне обосновано.


[Закрыть].

Гордон извлёк из мешка довольно объёмный свёрток. Сеть была и в самом деле знатная – лёгкая, прочная, способная выдержать не только отчаянные рывки могучей ламии, но и магический огонь. Кроме, ясное дело, «драконьего» – тот, при должном старании и умении, сожжёт всё, что угодно. Кварц – и тот кипит под его ударом.

Такая сеть стоила очень дорого, и заурядный сельский экзорцист позволить себе подобную роскошь не мог. Правда, сам Руфус был не столь уж и зауряден… если принимать во внимание его близкое знакомство с третьим магистром Ордена, уважаемым Зантором Клуммом. Тот старался друга не забывать, подбрасывая ему с оказией ту или иную вещицу, весьма полезную в многотрудной деятельности охотника на порождения Зла.

– Запомни, Ник, не успеешь её опутать сетью – нам конец. Хуже разбушевавшейся ламии… ну, я уж и не знаю. И второй раз «оковы мороза» не сработают, эта тварь водяную магию отобьёт запросто, вся надежда только на неожиданность.

– Может не стоит и начинать?

Не то, чтобы Ник откровенно трусил, но перспектива связываться с порождением Зла, которое почему-то нельзя убивать, его не радовала. О, истории о том, как доблестные рыцари выходили против этих полуженщин-полузмей с одним мечом и побеждали, можно было послушать в любом трактире. И, главное, истории не лгали. Да, рыцарь. Да, выходил. Да, с одним мечом. Правда, при этом умалчивалось, что рыцарь, как правило, был закован в тяжёлые доспехи с ног до головы.

– Стоит, непременно стоит. Слушай дальше. Если тебе рассказывали о том, что ламия не способна увидеть неподвижного человека – не верь. Способна. Другое дело, что движущегося человека она видит гораздо лучше, поэтому на затаившегося противника часто не обращает особого внимания. Я бы предпочёл, чтобы ты её развлекал, пока я буду накидывать «оковы», но, увы, не получится. Если только ты не скажешь, что в Академии стал мастером по водяной магии третьего круга.

– Я и первого-то… не очень, – признался Ник.

– Поэтому встанешь вот здесь, – Руфус для верности притопнул ногой, – и будешь изображать памятник благородному рыцарю Тувору Ловкому, который, как известно, прославился поимкой трёх ламий живьём. Четвертая, кстати, его сожрала. Главное – не двигайся, дыши через раз. И будь готов накинуть сеть. Двадцать ударов сердца, не больше. Вероятно – меньше.

– Я понял.

Ник взял в руки сеть, поразившись лёгкости свертка, и замер.

– Да погоди, – усмехнулся экзорцист. – Думаешь, ламия под ивой притаилась? Её ещё приманить нужно, это дело небыстрое. Моховиков на болоте встретить несложно, здесь им самое раздолье, а ламии попадаются редко.

Теперь из мешка был извлечён совсем уж необычный предмет. Небольшая ярко-жёлтая коробочка, украшенная какими-то серебряными штуковинами. С одной стороны коробка выглядела гладкой, с другой к ней были приделаны диски из чёрной сетки. Руфус установил коробку на верхушку монолита и вдавил одно из серебряных украшений.

И тут же поляну заполнил звук, чистый и чарующий, заставляющий дрожать душу. Нику не раз и не сто раз приходилось слушать менестрелей, умевших не только петь, но и аккомпанировать себе на самых разных инструментах. Но ни один из них, сколь угодно великий, не сумел бы и на полшага приблизиться к совершенству этого колдовского звучания.

– Чт-то это? – заикаясь, выдавил себя Ник.

– Это музыка, мой мальчик, – вздохнул экзорцист. – Это великая музыка, созданная глухим менестрелем, жившем давным-давно на Земле. Он посвятил эту мелодию женщине, которую звали Элизой.

А музыка плыла над зелёной травой, проскальзывала меж ветвей ив, уходила всё дальше и дальше вглубь обширного болота. Нику казалось, что сейчас все – и порождения Зла, и люди (окажись они тут), и обычная живность – должны замереть и внимать волшебным звукам, боясь пропустить хотя бы самую малость.

Прошло совсем немного времени, и звуки угасли. Ник чувствовал, как к горлу подступает комок, ему до боли хотелось услышать эти звуки снова, и он уже открыл было рот, чтобы попросить наставника вернуть магию музыки, как коробочка зазвучала снова.

Это была совсем другая мелодия. Грозная и торжественная, она вдруг плавно перетекала в щемяще-нежную, а затем снова взрывалась мощными аккордами.

– Это одно из последних произведений того глухого менестреля, – подал голос экзорцист. – «Девятая симфония», так называют эту музыку.

– Велика та страна, в которой есть такие менестрели, – прошептал Николаус. – Я никогда…

– Замри!

Ник послушно осёкся на полуслове и обратился в статую, продолжая с наслаждением впитывать в себя волны чарующей музыки. И, странно, куда-то пропал страх, перестали дрожать руки, хотя глаза прекрасно видели, как из узкого прохода между ивами выплывает одновременно и жуткое и красивое создание.

Женское тело от немыслимо узкой талии и выше, большие груди идеальной формы, нежная шея и странно узкое лицо, украшенное чувственными алыми губами и огромными лимонно-жёлтыми глазами. Водопад вьющихся волос, чёрных с зеленоватым оттенком, стекал по покатым плечам, опускаясь до… До той части, где прекрасные женские формы сменялись мощным змеиным телом. Надёжные пластинки чешуи, которую и не всяким ударом можно пробить, длинный, не меньше трёх метров, хвост скользил по траве. Обычно ламии передвигались именно в таком положении, казавшемся весьма неудобным – держа торс вертикально и опираясь на гибкий хвост. Но если бы потребовалось – этот хвост, свернувшись в спираль и с силой распрямившись, мог буквально выстрелить телом ламии вперёд, и многие воины поплатились жизнью, слишком понадеявшись на обманчиво-медлительные движения этого порождения Зла.

В данный момент тварь явно не собиралась атаковать, да и толком не видела ничего вокруг. Всё её внимание было приковано к источнику никогда ранее не звучавшей в этом мире музыки.

Хотя Руфусу, согласно плану, полагалось сейчас изо всех сил привлекать внимание чудовища к себе, он решил изменить тактику. Воспользовавшись тем, что звуки из жёлтой коробочки буквально загипнотизировали ламию, он лихорадочно плёл вязь заклинания. Не стоило сомневаться, что рано или поздно тварь почувствует чары, это было неизбежной сложностью в применении магии воды к родственному этой стихии существу. Если бессмертному творению давно умершего менестреля удастся удержать внимание ламии ещё на несколько мгновений, то…

Из всех порождений Зла именно ламии считались наиболее разумными. Оборотень, почуяв запах свежей крови, становится совершенно шальным, не обращает внимания ни на что вокруг. К моховику, присмотревшему себе жертву, можно спокойно подойти сзади с топором и покончить с ним одним-двумя ударами. Рыцарь Смерти, осыпаемый зарядами боевой магии, будет тупо атаковать, не пытаясь уклониться.

Ламия оказалась умнее.

Совершенно неожиданно для Руфуса она метнулась к нему, выставив перед собой руки с длинными, острыми, как стилеты, когтями. Экзорцист уклонился в последний миг, лишь чудом не порушив столь старательно выстраиваемое заклинание. Промахнувшаяся тварь зашипела, хвост стеганул воздух, пронёсшись всего лишь в паре пальцев от лица Гордона, а уже мгновением позже ламия атаковала снова. Прекрасно владея данным от рождения оружием – когтями – она снова и снова кидалась на врага, а тот кружил вокруг монолита, подставляя под удары неподатливый камень. Пока что Руфусу отчаянно везло, но не стоило сомневаться, что долго это не продлится. Достаточно одной царапины, и яд ламии сделает своё чёрное дело.

При этой мысли у Ника из головы разом вылетели все наставления, полученные от наставника. Он дёрнулся, а затем выхватил этот неуклюжий пистолет, горько сожалея об отсутствии привычной шпаги, и выпалил в ламию. Грохот выстрела, слившийся со рвущей струны души музыкой, прозвучал истинным святотатством.

В ламию он не попал. К счастью, не попал и в Руфуса. Но внимание твари, следовало отдать ему должное, привлёк.

Несущая в себе память бесчисленных поколений, ламия с этим оружием уже была знакома, хоть и не лично. Знала и то, что увернуться от выпускаемых в неё крошечных стрел будет куда сложнее, чем от стрел обычных. А потому решила оставить шустрого противника на потом и в первую очередь разобраться с более опасным. В конце концов, у этого вертлявого человечка оружия не видно, а магия, которую ощущало чудовище, не вызывала особых опасений. Она, ламия, рождена в воде, провела в ней большую часть жизни и, если повезёт, из воды и уйдёт в посмертие. Ей ли страшиться родной стихии?

Ник понимал, что сейчас порождение Зла бросится на него. Что надо будет уклониться, нырнуть куда-то в сторону, уйти от взмаха длинных когтей. Но не мог. Его тело словно само превратилось в камень, напрочь отказываясь подчиняться хозяину.

Человек и полузмея замерли друг напротив друга. Ненадолго, не более чем на три удара сердца.

Именно этого времени хватило Руфусу, чтобы завершить плетение заклинания.

Облако голубых искорок окутало ламию, стремительно сгущаясь и превращаясь в тонкую льдисто-сверкающую оболочку, охватывающую тварь целиком, от макушки до увенчанного шипами кончика хвоста. «Оковы мороза» на время, отведённое действию заклинания, превращали жертву в статую. Только вот в случае с этой жертвой на долгую неподвижность рассчитывать не стоит.

– Ник, сеть! – заорал Руфус, срывая голос. – Ну же, быстрее!

Но парень продолжал стоять, словно его тоже накрыло морозным облаком. Экзорцист бросился к напарнику, выдернул из безвольных рук свёрток с сетью и принялся лихорадочно опутывать обледеневшее создание. Он едва успел – заклятье, не выдержав борьбы с родственной сущностью, рассыпалось с мелодичным звоном, брызнув во все стороны быстро гаснущими голубыми искрами. Ламия, так и не сумевшая толком понять, что произошло, рванулась к пребывающей в ступоре жертве – и тут же грузно завалилась набок.

– Уф… – Гордон тяжело опустился на траву и принялся вытирать со лба пот. – Ник, чтоб тебя… Сказано было – не шевелиться. Куда полез, спрашивается?

– Я думал, она тебя…

– Думал он, – недовольно фыркнул экзорцист. – До меня ей тянуться надо было, а ты стоял, как запечённый поросёнок на столе, подходи и угощайся. Спасибо, конечно, что отвлёк, но в следующий раз ты уж лучше меня слушайся. А что растерялся – не переживай, это со всеми бывает в первый-второй раз. Выжили – и славно. Со временем поймёшь, что бояться порождений Зла не стоит. Опасаться – это обязательно, это весьма для здоровья пользительно. А бояться тут нечего. Сильная, ядовитая, опасная… но ведь и мы не просты, а, друг мой?

– Ну что ж, приступим, пожалуй…

Руфус вновь развязал свой мешок, содержащий, пожалуй, всё, что угодно, кроме вещей, действительно необходимых двум путникам в дальней дороге, сунул туда замолчавшую жёлтую коробочку, а затем принялся раскладывать на заботливо расстеленной прямо на траве тряпице устрашающего вида инструменты. Крючья, щипцы, зазубренные ножи, длинные иглы, покрытые насечками, не мешающими вонзить иглу в тело, но порядком затрудняющими последующее извлечение – весь этот палаческий инвентарь носил явственные следы частого использования по назначению. Похоже, с последнего применения никто не озаботился отмыть сталь от крови, и теперь некогда блестящую поверхность пыточных орудий покрывали самого недвусмысленного вида тёмные пятна.

– Ник, друг мой, выйди-ка с поляны и набери немного хвороста. Я понимаю, что на болоте с сухими дровами сложно… ну, веток наломай каких, что ли. Нам костерок разложить надо, – Гордон поднял какую-то железку, задумчиво повертел её перед глазами и пояснил, – поверишь ли, для поддержания беседы раскалённый металл часто полезнее, чем любые увещевания.

Юноша содрогнулся всем телом, но спорить не рискнул и молча отправился выполнять поручение. При этом его спина выражала самое искреннее неодобрение тому, что в ближайшем будущем должно будет произойти с пленницей.

Ламия уже не дёргалась, оценив прочность сети, и просто лежала на боку, глядя на Гордона в упор огромными жёлтыми глазами. Если бы не эти глаза, её вполне можно было назвать красивой… но именно они заставляли сразу же понять, что ничего общего у этого создания с человеком нет и быть не может. Даже хвост, по-своему изящный и немного завораживающий, не производил столь отталкивающего впечатления. Впрочем, если на хвост посмотреть внимательнее, по коже пробегал неприятный холодок – там, где концевые шипы касались земли, вечнозелёная трава уже увяла, образовав пока что небольшой, с пару ладоней, серо-желтоватый круг. Это существо питалась жизненными силами окружающего мира… Да, она предпочитала убивать людей. Но могла подкармливаться чем угодно, в противном случае ламии вымерли бы много веков назад.

– Пошшему проссто не убьёшшь? – внезапно прошипела тварь.

– Глупый вопрос от столь разумного создания, – хмыкнул Руфус, не поворачивая головы и продолжая извлекать из мешка всё новые и новые хитроумные приспособления. – Если я потратил столько сил, чтобы захватить тебя живой, следовательно, мне от тебя что-то надо.

– Шшто?

– Правдивые ответы на вопросы, – словно малолетнему глупышу, объяснил экзорцист. – Нет, ну сама посуди, о чём говорить с существом, хранящем в памяти всю историю мира. И не только нашего.

Ламия перевела взгляд на инструменты и по могучему телу пробежала судорога отвращения.

– Пошшему шше ты не ссадаёшшь ссвои вопроссы?

– Сейчас костерок запалим, нагреем в нём кое-что, затем и для вопросов придёт черёд.

Из прохода меж ивами появился Ник с охапкой веток толщиной от пальца и менее. С сухостоем на болоте действительно было сложно, поэтому Руфус и не думал укорять молодого напарника в недостатке прилежания.

– О, отлично, друг мой, отлично! У меня уже всё готово.

– Не надо косстра, – торопливо прошипела ламия, предварительно ещё раз, без особой надежды, попытавшись вырваться. – Ссадавай вопроссы, шшеловек. Я отвешшу. Ессли пообещаешшь, шшто убьёшшь бысстро.

– Правду ответишь? – экзорцист недоверчиво приподнял бровь. – Как мне опыт подсказывает, сперва с пленником надо поговорить на языке огня и железа, вот после этого он всегда по-особому честен. И искренне рвётся сказать вопрошающему всё, включая то, о чём его не спрашивают.

Ламию передёрнуло, словно ей в тело только что вогнали раскалённое жало.

– Лошшь ссвойсственна только людям. Мы не лшшём никогда. Обещай, шшто не будешшь мушшить. Я сскажу вссё.

– Что ж, – с явным разочарованием вздохнул Руфус, откладывая зазубренное шило на толстой деревянной рукояти. – Попробую тебе поверить. Обещаю, что мучиться не будешь, если твои ответы меня удовлетворят.

– Ссабавно, – не удержалась от колкости ламия, – и шшто тебе помешшает сспроссить, сскашшем, о сспоссобе превращения ссвинсса в ссолото, а потом сскассать, шшто мой ответ тебе не понравилсся?

– Ты уже торгуешься? – удивлённо поинтересовался Гордон.

– Нет, шшеловек, – тут же пошла напопятную женщина-змея. – Не торгуюссь. Сспрашшивай.

– Некоторое время назад стало невозможно связаться с другими слоями посредством хрустальных шаров. Вернее, не со всеми слоями, а со слоем Земли. Он тебе знаком?

– Сснаком, мои предки поссещали её в древноссти.

– Ты можешь сказать, в чём причина?

– Нушшен хрусстальный шшар. И обрасс того, сс кем ты шшелаешшь бесседовать.

Экзорцист извлёк из мешка хрустальный шар и поднёс его к самому лицу пленницы. Затем закрыл глаза, старательно вызвал перед внутренним взором лицо Теодора, и передал эту картинку ламии. Довольно простая магия, её учат на первом курсе Академии. Язык человека ненадёжен, иногда свидетель какого-то происшествия, хоть он даже высокообразован, не способен связно описать то, что видел. В этих случаях подобная магия и применяется. Можно передать свою мысль, можно перехватить чужую – если человек этому не противится. Кстати, умение блокировать мысли входило в тот же курс, и именно в этом вопросе преподаватели не знали снисхождения. У Ордена немало секретов, хранить их – первейшая обязанность каждого, кто посвящён в тайны.

Ламия упёрлась взглядом в шар и словно окаменела. Прождав минут пять, Руфус предположил, что тварь сейчас пойдёт на хитрость и потребует развязать ей руки, дабы контакт с шаром получился полноценным. В общем-то, это было правдой, хотя иногда и самому экзорцисту удавалось пользоваться шаром без физического контакта. Не для пользы дела, а так, из чистого интереса. Ну а если взять, к примеру, Нату – там вообще взаимодействие с шаром осуществляется исключительно на уровне магических потоков, заподозрить призрака в наличии у того каких-либо частей тела ну никак нельзя.

Но никаких просьб от ламии не поступало. Всё тот же остановившийся взгляд, всё то же абсолютно неподвижное тело. Наконец потерявший терпение Гордон подошёл к пленнице и взял шар в руки, прерывая контакт. Одновременно с этим по телу твари пробежала конвульсивная волна, хвост забился, пятная траву ядом, пальцы, прижатые к змеиной части тела сетью, скрючились, когти проскрежетали по чешуе.

– Ссерая мгла, – прошипела ламия, продолжая дёргаться в судорогах. – Не могла ссама вырватьсся, ты правильно посступил, шшеловек, шшто ссабрал шшар.

– Что за серая мгла?

– Магия. Ссильная. Сстарая.

– Магия? С её помощью блокируются шары?

– Нет, шшеловек, – сквозь шипение женщины-змеи пробилась явственная насмешка. – Сс её помощью убивают любопытных.

– Таких, как я? – недобро прищурился Гордон.

Яркие губы ламии растянулись в презрительной усмешке.

– Ты сслишшком сслаб, шшеловек. Это – для ссильных. Для тех, кто намного ссильнее и меня, и тебя.

Гордон задумался. Рассказ старого друга Клумма стал приобретать интересные оттенки. Кто-то воспользовался древними силами, чтобы не только обезопасить Землю от контактов с другими слоями – по меньшей мере, контактов посредством магии хрустальных шаров – но и убить неосторожных, решивших этим средством воспользоваться. И выходит, что жертвами должны были стать не обычные волшебники, а некто особо великий.

– Кто мог использовать эту, как её?..

– Ссерая мгла – ссаклинание боевых волшшебников народа шша-де-ссинн. Не сснала, что кто-то из них ещё шшив. Память рода говорит, шшто это ссильные маги. Пошшти бессмертные.

– Боги?

– Ты ссчитаешшь вашшу Ссирилл богиней? – чуть надменно поинтересовалась ламия. – Это не исстина. Ссирилл – из рассы ссуашши, Открывающих пути. Шша-де-ссинн – их враги. Сстарая война, никто не сснает пришшин. Она нашшалассь до того, как первая ламия увидела ссвет дня.

Руфус внимательно посмотрел на ламию. В её словах содержалась какая-то странность, и он лихорадочно пытался понять, что же резануло слух. К его удивлению, следующий вопрос прозвучал из уст Ника.

– Первая ламия? Ты хочешь сказать…

– Насс ссоссдали ссуашши. Нам дали память поколений, шштобы мы ушшилиссь на ошшибках тех, кто погиб в бою. Мы бились с шша-де-ссинн, но они окассалиссь ссильнее. Все ссуашши погибли. Мы надеялиссь, шшто шша-де-ссинн тошше. Ссирилл была одной из посследних. Насс поссылали на поисски шша-де-ссинн в рассные миры, и ессли мы там умирали, осстальные усснавали, где исскать врагов. Но Ссирилл погибла, погибли и другие. Ссуашши большше нет. Нам некому сслушшить.