Текст книги "Возрождение (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

– И вы пошли на сделку, – в голосе Фаррела не прозвучало ни капли осуждения.

– Да, – глухо сказал Урмас. – Вождь, чьё имя навсегда вычеркнуто из книг, откуда родители берут славные имена детям, прриказал воинам открыть ворота и держать мечи в ножнах.

Он открыл шкатулку. На бархате, выстилающем её дно, лежал предмет, в котором Оррин без особого удивления опознал один из магических инструментов, широко распространённых на родине суаши. Устройство, позволяющее сохранять и воспроизводить изображение, было в чём-то схоже с видеокамерой, но работало напрямую с мозгом человека, не нуждаясь в экранах.

– Эту вещь мы называем Глазом Тора. Ты ведь знаешь, как им воспользоваться?

– Знаю.

Оррин бережно взял древний прибор и прижал его к виску. В то же мгновение каменные стены, стол, заставленный остывшей едой, светящиеся шары – всё исчезло, сменившись совсем иной картиной.

Похоже, Глаз был установлен над воротами так, чтобы обозревать не слишком широкий двор крепости.

Повсюду толпились аррауки – одни в пластинчатой броне, другие в лёгких кольчугах, а иные и просто в обычной одежде. Мечи в ножнах, увесистые топоры на длинных рукоятях укрыты чехлами, арбалеты, способные с сотни шагов проломить толстую нагрудную пластину доспеха, разряжены. Глаза всех собравшихся смотрят вниз, буравя каменные плиты, выстилающие крепостной двор.

В дальнем от ворот углу шестиугольной площади неподвижными изваяниями застыли люди… вернее, суаши, которых от людей и не отличишь без генного анализа. Дюжина взрослых. Трое детей. Лиц не разобрать, только фигуры. И к ним неспешно приближаются трое. Вот осталось десяток шагов, полдесятка…

Наверное, человек в подобной ситуации обязательно что-нибудь сказал бы. Например «Что ж, вы долго бегали от нас, но всему приходит конец и теперь вы умрёте». Или, если короче, «Вот мы и встретились снова». Может быть, совсем коротко «Вот и всё». Так устроен человек, что, потратив время и силы на преследование, ему просто необходимо хоть на мгновение продемонстрировать торжество победителя. Не силой, поскольку в этом уже никто не сомневается, а на словах. Дать ощутить обречённость… может, вызвать попытку вымолить пощаду.

Ша-де-синн не замедлили шага. Просто в один миг выскользнули из ножен белые, словно отлитые из молочного стекла, клинки, синхронно взлетели вверх… и опустились. Фонтаном ударила первая кровь, пятная серые шестигранные плиты – а мечи взлетали и рушились снова и снова. Падали женщины, дети… Никто – в том числе и мужчины суаши, не пытался оказать сопротивления. Они были неважными воинами – для этих ролей существовали специально созданные слуги, рефлексы которых многократно превосходили средний уровень, а навыки владения оружием закладывались прямо на этапе конструирования. И магами они, зачастую, были более чем средними… нет, если вести речь о тонком манипулировании магическими потоками, позволяющими управлять геномом, подчинять себе метрику пространства, управлять развитием живых организмов или совершать иные «чудеса» из области высшего знания, то в этом деле равных суаши не было. Но там, где требовалось ударить грубой силой, обрушить на противника потоки огня, льда, ветвящихся молний, призрачной, но от этого не менее смертельной, каменной шрапнели – там суаши пасовали. Они могли создать чрезвычайно опасных слуг-магов, но сами редко достигали в боевой магии сколько-нибудь значительных высот. Они могли сконструировать химер, внушающих ужас одним своим внешним видом, но, привыкнув полагаться на слуг, не могли защитить себя сами. А в этот раз и не пытались – просто стояли и ждали смерти.

Всё было кончено очень быстро. Последний раз взмахнув мечами – уже не удара ради, а чтобы стряхнуть с белых лезвий потёки крови, убийцы так же синхронно развернулись и двинулись к выходу из крепости. Оррин видел, как стискиваются пальцы аррауков на рукоятях мечей и топоров – но ни одно лезвие так и не увидело свет. Он знал причину – приказ кланового вождя для воинов рода священен. Тот же Урмас – пожелай он, и все бойцы Каэр Тора лягут костьми, пытаясь защитить Фаррела и его спутницу. Пожелай иного – и сколь бы сильны ни были симпатии аррауков к всаднику, в прошлом дравшемуся с ними плечом к плечу на этих стенах, его поднимут на мечи в мгновение ока. Может, потому эльфам и людям так и не удалось взять ни одной горной крепости – эльфы по натуре законченные эгоисты, люди склонны действовать в порыве чувств, иногда за пределами и логики, и целесообразности.

– Вы выполнили условия договора, – тихо сказал Оррин, бережно опуская древний прибор в бархатное ложе шкатулки. – И они ушли?

– Ушли. Да, друг, они соблюли все договорённости. Не прошло и пары дней, как ша-де-синн исчезли из нашего мира. Но кое-что они оставили.

Догадаться, о чём шла речь, было нетрудно.

– Память.

– Верно. Вождь, чьим именем никогда не назовут ребёнка, покончил с собой на третий день, когда убедился, что захватчики исчезли. Он счёл, что его жертва была не напрасной, и я не могу сказать, что многие из тех, кого в тот день не было в Каэр Торе, считали иначе. Нам – ты понимаешь, что я говорю о моём клане – не предъявляли обвинений. Нас не упрекали в тррусости. Нельзя упрекнуть в чём-либо арраука, выполнившего однозначный приказ вождя клана. Нам не плевали в спину… но мы, каждый, чувствуем эти плевки до сих пор. С этим чувством рождаются наши дети, с ним родился и я. Тот, кто стал новым клановым вождем, совершил ранее немыслимое – он обратился ко всему клану с вопрросом, что делать и как жить дальше. И мы – вернее, наши предки, но я не отделяю себя от тех, кто в те давние времена сам выбрал для себя кару, не пощадив и грядущие поколения – решили, что более недостойны ходить по земле Арракса и дышать его воздухом. Место, где клан выменял жизнь за честь, перестало быть нашим домом.

Урмас снова глотнул вина и с силой впечатал драгоценную чашу в доски стола, так, что остатки благородного напитка фонтаном ударили вверх.

– Многие в этом мире считают, что аррауки пришли сюда, спасаясь от беды, с которой не могли справиться их мечи. Теперь ты знаешь, что так оно и было. Только вот эту беду мы принесли с собой. Мы дали этой кррепости, первой из построенных в Эллане, имя Каэр Тор, чтобы каждый день и каждый час помнить о том, что привело нас сюда. И ни одно из наших укреплений не получит названия Каэр Урранг или Каэр Дирт, ибо это осквернило бы память тех, кто сделал горький, но верный выбор.

Он помолчал, а затем заговорил уже нормальным тоном.

– Есть ошибки, друг мой, которые совершают лишь раз. Поэтому, если по твоим следам идут ша-де-синн, аррауки встанут на их пути. Все как один. И если придётся умереть… мы умрём с легким сердцем, зная, что наши души получат пррощение за то, что совершили наши предки.

– Спасибо, Урмас, – вздохнул Оррин, всё ещё находящийся под впечатлением от увиденной картины трёхтысячелетней давности. – Спасибо, но, клянусь, я бы не хотел, чтобы кто-то умирал лишь потому, что очутился не в то время и не в том месте. Да, девушка, которая приехала со мной, пока что не суаши. Это сложно объяснить, так что просто поверь мне на слово. Но она несёт в себе зерно истинного суаши и уже почти подошла к тому возрасту, когда это зерно проклюнется в ней. И ты верно понял, я чувствую, что ша-де-синн идут по её следу. Появятся ли они здесь одновременно с отрядами людей и эльфов, или сочтут нужным их опередить – не знаю. Охотники никогда не упускали случая выполнить грязную работу чужими руками, картина, что ты показал мне, рассказывает скорее об исключении. Они пожелали показать свою силу, свою власть над жизнями жертв – но демонстрация эта предназначалась не обречённым суаши, а вам и только вам.

– Ты собираешься сложить руки и дать убить её?

– Нет, для этого не стоило так далеко забираться, – всадник усмехнулся, но никакого веселья на его лице заметно не было. Просто растянулись губы, дополняя произнесённые слова. – Я хочу покинуть Эллану и, если мне не изменяет память, именно здесь, в Каэр Торе, есть тень ручья Лио. А у тебя наверняка найдётся ключ.

Урмас помрачнел.

– Проблемы? – нарочито спокойно поинтересовался Оррин, чувствуя, как неприятный холодок пробегает по спине.

– Что ты знаешь о ручьях? – вопросом на вопрос ответил арраук. – Кроме того, что они существуют.

Тонкие пути связывают между собой много миров. Никто не знает, сколько именно. Властелины Пути, кичившиеся способностью выходить на тонкий путь в любом месте и в любое время, признавали, пусть и без особой охоты, что эта невероятная транспортная сеть им неподвластна. Более того, даже более или менее стройной теории о том, кто и когда связал бесчисленные миры тайными тропами, выработано не было. В угоду гордости, многие из суаши, обладающие даром использования этого явления, предпочитали утверждать, что тонкие пути – суть порождения самой природы, то есть их существование лишено какого-либо потаённого смысла. Есть – и всё тут.

Попытки исследования и каталогизации миров предпринимались всеми расами, которые сумели обнаружить (или создать) и активировать хотя бы одного «привратника». Считалось, что в этом нёлегком деле лидировали всё те же суаши, которые могли обходиться и вовсе без путеводных объектов. Но, справедливости ради, стоило признать (и среди суаши находились такие, кто, зажав гордость в кулак, с этим соглашались), что эта умозрительная статистика зиждется не столько на конкретных данных, сколько на самоуверенности. Число миров безгранично и, возможно, где-то там, по дальним и незнакомым тропам, шагают исследователи, чей личный счёт открытых и изученных миров способен вогнать лучшего из Властелинов Пути в чёрный омут зависти.

Почти все миры, соединённые тонкими путями (опять-таки, термин «все» подразумевает «все известные», не более того), относительно пригодны для жизни. Ключевое слово здесь – «относительно». Эллана, Земля, Суонн, Арракс, Версум, Фалгос и десятки других, где разумные антропоморфные существа могут жить без сложных защитных приспособлений, теряются среди сотен миров, пребывание в которых хочется сократить до минимума. Бесконечные пустыни, где неутихающий бешеный ветер несёт над пологими дюнами тонны песка, лавовые поля, дышащие огнём и дымом, ледяные пустоши, где до почвы – пара километров вниз… Были и другие – с буйством жизни, где каждый эндемик[64]64
  Эндемик – в биологии – растение или животное, проживающее лишь в одном определенном районе мира.


[Закрыть], относись он к флоре или к фауне, видит целью своего существования сожрать зазевавшегося путника. В общем, путешествие по тонким путям «вслепую» всегда несло в себе известный элемент риска.

Миру, именуемому Лио, название дали суаши, а от них это словечко вошло в книги аррауков, эльфов и полудесятка других рас, с которыми Властелины Пути более или менее регулярно контактировали. Этот Слой находился примерно посередине между мирами приятными и откровенно негостеприимными. То есть, пребывать там какое-то время было можно, но удовольствия при этом никто из посетителей не испытывал.

Лио был миром, где царствовала вода. Вода здесь была повсюду – она сочилась из песка и из скал, она заполняла огромные моря, она висела в воздухе либо секущими струями почти никогда не прекращающегося дождя, либо – если дождь всё-таки заканчивался – густым, промозглым туманом. Вода была пресной – не дистиллятом, а именно пресной, пригодной для питья, весьма полезной, пожалуй. А вот насчёт перекусить – с этим на Лио было туго. Вернее, было попросту «никак» – водный мир не сумел породить ни растений, ни животных, ни хоть каких-нибудь бактерий или вирусов. Стерильная и вечно мокрая планета. Суаши как-то провели эксперимент, забросив на Лио несколько контейнеров с мальками пресноводных рыб и изрядное количество хлореллы[65]65
  Хлорелла – род одноклеточных зелёных водорослей. Для процесса фотосинтеза хлорелле требуются только вода, диоксид углерода, свет, а также небольшое количество минералов для размножения.


[Закрыть], которой малькам полагалось питаться. Увы, на высшие организмы вода Лио оказывала вполне благотворное влияние, водоросли же сдохли практически сразу. Рыбки тоже. От голода.

«Привратниками» на Лио служили ручьи. Ключами – камни со дна этих ручьёв. Якорями, как нетрудно догадаться, отколотые от этих камней кусочки. Годился далеко не каждый ручей, но, в целом, уйти из Лио «куда-то» проблемы не составляло. Проблемой было уйти туда, куда нужно – подавляющая часть ручейков имела нехорошую привычку менять русло по собственному настроению, пересыхать без видимых причин, а то и нагло занимать «чужое» пространство, и путник, идущий привычным маршрутом, вполне мог оказаться совсем не там, где планировал. Но, что было куда хуже, точно так же вели себя и их тени.

Встречались и ручьи, так сказать, «стационарные», не меняющие своего положения десятилетиями, а то и веками. Но такие явления в Лио были редкостью и, насколько знал Оррин, во всей Эллане существовало одно-единственное место, где тень ручья Лио оставалась на одном и том же месте уже лет с тысячу. Местных лет.

Отвечая на вопрос старого друга, он не стал пересказывать всю эту теорию, ограничившись лишь кратким резюме. И выводом касательно того, что лично ему, Оррину, другого способа гарантированно попасть на Лио не известно.

– Всё верно, – кивнул Урмас. – Всё верно, дрруг мой. Только вот беда какая, высох ручеёк-то.

– Высох? – вскинул брови Фаррел. – Тень ручья Лио высохнуть не может. Исчезнуть, это да, для Лио такое в порядке вещей, хотя ручей Каэр Тора просуществовал… сколько?

– Он был здесь, когда мы пришли. Так что не знаю. Может, это вообще самый долгоживущий ручей. Но сейчас он иссяк. Сперва воды становилось всё меньше и меньше, потом сочились лишь капли. Где-то с год назад пропали и они. Гномы исследовали скалу, из которой брал начало ручей, но ничего определённого сказать не смогли.

– Крепость осталась без воды?

Арраук изобразил обиду.

– Ты что ж, думаешь, что мы не позаботились о колодцах? – хмыкнул он, окидывая всадника изумлённым взглядом. – Под нами, всего в полусотне локтей, водоносные горизонты. Если Каэр Тор обложат, мы осаждающим воду прродавать сможем. По медяку за бочку. Озолотимся.

– Печально…

Урмас встал и, обогнув стол, положил руку другу на плечо.

– Это сильно нарушает твои планы?

– Скажем, это заставляет их пересмотреть, – поморщился Оррин. – Лио меня устраивал куда больше, чем любой другой путь из Элланы, который я смог бы отыскать.

– Развилка… – понимающе хмыкнул арраук.

Всадник лишь кивнул. Многочисленные острова Лио изобиловали ручьями, речушками и прочими водными артериями, сосудами и капиллярами. Преследователю нелегко будет определить, куда именно сунулись беглецы. Жаль, что эта дорога теперь закрыта.

– Мы пробовали пустить по пересохшему пути воду, – сообщил Урмас, отводя в сторону взгляд, словно стесняясь столь дилетантских действий, – и воспользоваться ключом. Не вышло.

И не могло выйти. Тень «привратника», хотя и кажется неотъемлемой частью мира, на самом деле с ним ничего общего не имеет. Тот дуб на Земле, что являлся тенью эльфийского мэллона, можно срубить – это будет просто дерево, пригодное хоть на доски, хоть на дрова. А тень останется, просто будет невидима, и если точно знать место, то использовать кору-ключ можно просто помахав ею в воздухе. А вот если срубить сам мэллорн, хоть и думать о подобном святотатстве неприятно, то исчезнет и его тень, и сколько не тыкай в дуб ключом, ничего не произойдет.

Фаррел встал, подошёл к узкой прорези то ли окна, то ли – что более вероятно – бойницы. За ужином и беседой время летело незаметно и сейчас небо уже сбросило звёздчатое покрывало, пылая алыми красками рассвета.

– Что думаешь делать дальше?

Он пожал плечами. Что сказать старому другу? Попросить убежища в крепости, запереться за каменными стенами и принять бой, если предчувствия не обман и ша-де-синн явится к Каэр Тору – один, с компанией себе подобных или с армией эльфов и людей? В искренности Урмаса он не сомневался ни на мгновение, если арраук сказал, что готов принять бой, значит, так и есть. И сейчас могущественного тана (а контролировать три горных крепости и, по меньшей мере, шесть тысяч отменно обученных воинов – не признак ли могущества) ничуть не беспокоило осознание того, что бессмертный охотник, если поднапряжётся и не пожалеет времени, сумеет одолеть горных воителей и в одиночку. Долг чести – людям есть чему поучиться у аррауков. Да и суашини, если на то пошло. Оррин не обманывал себя – его личная преданность делу и стремление любой ценой защитить возрождённого есть не более чем следствие полученного в незапамятные времена приказа. И счастье, что тот приказ был отдан в достаточно мягких формулировках, оставляя исполнителям свободу манёвра. Ему хотелось бы думать, что он искренне привязан к Лене и желает защитить её просто потому, что она – девчонка, толком не начавшая жить. Но… но он понимал, что возникни необходимость – пожертвует ею, не раздумывая, ради исполнения воли давно почившего хозяина. Несмотря на всё её обаяние молодости.

Крепость – не выход. Имей он уверенность, что от вставшего на след охотника удастся отбиться – да, пожалуй, готовность аррауков к самопожертвованию вполне можно было бы использовать. Она и сейчас пригодится – не убить ша-де-синн, так хоть задержать на какое-то время. Но лишних жертв лучше избежать.

– Дальше я думаю немного поспать, – наконец сообщил он. – С ног валюсь.

– Это вино, – авторитетно уверил его Урмас. – Коваррная штука, голова соображает, а ноги отнимаются. Комнату тебе приготовили, а девчонка твоя спать будет долго, от сонного-то отвара. Да оно и славно. Как говорят у нас, сон прриносит мудрые мысли.

– Это у всех говорят, – хмыкнул Оррин, – что у людей, что у суаши. Слова разные, суть одна.

Поспать ему не дали.

Суашини могут обходиться без сна долго. На четвёртые или пятые сутки накопившаяся усталость начнёт оказывать влияние на скорость реакции, но и тогда воин-суашини останется отменным бойцом, в сравнении с которым сколь угодно хорошо обученный человек будет выглядеть черепахой. Но если речь идет о по-настоящему серьёзном противнике, лучше встречаться с ним как следует отдохнувшим. За прошедшие века Оррин, в иных местах известный как Фрейр, приучил себя не выделяться – спал как все, каждую ночь, если не происходило чего-нибудь экстраординарного, ел регулярно. И сейчас приобретённая привычка вышла боком – глаза слипались, тело казалось ватным, а в голове билось одно-единственное желание – зажмуриться и провалиться в сон ещё часика на два. А лучше – на все пять.

Увы, воин в массивных доспехах – интересно, зачем аррауки таскают на себе весь этот металл, находясь в относительной безопасности цитадели – нарочито шумно топтался у дверного проёма. Потрясти гостя за плечо вроде бы как и невежливо, но создать ему условия, с мирным сном несовместимые, можно и без подобных жестов. Для усиления эффекта стражник демонстративно громко выдал, обращаясь к невидимому собеседнику:

– Уважаемый гость скорро проснётся, Гаррта, тащи таз для омовения!

И сказано это было отнюдь не шёпотом. Оррин поморщился – вроде и не так уж много вчера выпил – хотя чаши у гостеприимного Урмаса ничего общего с напёрстками не имели, но в прошлом приходилось вливать в себя и побольше, и покрепче. Видать, винцо-то и в самом деле коварное, пусть и кажется слабеньким.

– Гость уже проснулся, – пробурчал он недовольно.

Воин то ли намёка не понял, то ли пропустил его мимо ушей. Аррауки – народ сложный. С одной стороны, вроде бы как и мирный – за весь период их пребывания на Эллане, насколько Оррину было известно, ни разу обитатели горных крепостей не выступали в качестве агрессора. В глобальном смысле, мелкие пограничные стычки не в счёт. С другой стороны, каждый арраук лет с десяти уже считался «младшим воином» и при этом никого не интересовало, какого ребёнок пола. Младший – значит, не в бой идти, но помогать старшим всем, чем можно. Не кашу готовить, этим занимались в свою очередь все, и сам Урмас, бывало, вставал к котлу или к вертелу, хотя его от подобных занятий освобождала традиция. А вот крутить, по указаниям мастера, механизмы наведения баллист и катапульт[66]66
  Поскольку существует определенная путаница в терминологии, здесь под термином «баллиста» понимается машина, оснащенная лапой-ковшом и способная метать снаряды (камни, щебень и т. п.) по баллистической (навесной) траектории, а под термином «катапульта» – машина, способная метать длинномерные снаряды (дротики, в том числе по нескольку сразу) или небольшие камни по настильной траектории.


[Закрыть], подносить бойцам стрелы, оттаскивать в укрытие раненых, а то и поработать с арбалетом у специальных, ниже обычного расположенных бойниц – это для младших являлось делом привычным. Лет с пятнадцати «младший» становился «запасным» воином. В схватку их по-прежнему не пускали, берегли – но, чтобы служба не казалась мёдом, тренировали столь напряжённо, что Оррин поражался – как молодёжь не сбежит куда-нибудь от подобных издевательств. Достаточно сказать, что в интервале от пятнадцати до двадцати лет доспехи юношам и девушкам разрешалось снимать лишь для омовения. Девушек в «запасные» определяли уже по желанию – аррауки понимали, что продолжение рода в условиях, так сказать, враждебного окружения есть задача первостепенной важности. Поэтому лет в шестнадцать все местные особы женского пола – на взгляд человека неопытного, отличавшиеся от мужчин лишь более длинными волосами и относительно мелкими клыками – оказывались замужем, а то и становились матерями.

Лозунг «мужчина может иметь столько жён, сколько способен прокормить» здесь не прижился. Сыты, обуты и одеты были все, и примерно в одной и той же степени. И голодали – если таковое случалось, тоже все. Кусок мяса в миске сотника ничем не превосходил тот, что доставался немощному старику, одинокой женщине (редко, но встречались и такие) или заурядному «запасному» юноше. Добыча, взятая в бою или полученная в качестве выкупа за пленников от проигравшей стороны (сами аррауки проигравшими становились крайне редко) считалась собственностью общины. Золото и серебро шло на закупку продовольствия и иных необходимых в быту вещей, редкое оружие распределялось по жребию среди тех, кто выражал желание им обладать, а, скажем, драгоценности… К ним аррауки относились с полнейшим равнодушием, а вот кое-кто из благородных тэнов захлебнулся бы слюной от зависти при одном лишь случайном взгляде на содержимое сундуков в сокровищнице крепости.

Суарры, возглавлявшие род, имели право отдавать обязательные к исполнению приказы в вопросах, касавшихся рода в целом, но при распределении материальных благ особыми привилегиями не пользовались – разве что в части размера отводимых им помещений.

По этой причине, мужчины не имели возможности привлечь внимание женщин богатством. Оставалась слава. Не обязательно слава воина – искусные мастера часто пользовались у юных арракчи[67]67
  Арраук – термин, применяемый и к мужчине-воину (от десяти лет), и к девушке – «младшей» (десять-пятнадцать лет), и к представителю рода вообще, когда речь не идёт о половой принадлежности. Арракчи – женщина в возрасте от пятнадцати лет. Арраш и Аррани – ребёнок до десяти лет, соответственно мальчик и девочка.


[Закрыть] ничуть не меньшим успехом, чем прошедшие десятки битв ветераны. Детей следует рожать от лучших – а потому две, три или более жён являлись не символом богатства, а символом доблести, мастерства или мудрости.

Каэр Тор, как и другие крепости горного племени, представлял собой самый настоящий военный лагерь, где, в случае необходимости, за оружие мог взяться практически каждый. В этом Оррину довелось убедиться в своё прошлое посещение цитадели, когда на стены вместе с Урмасом вышли и три его жены. На вопрос всадника, не стоит ли отправить женщин в безопасное место, одна из арракчи сухо ответила, что место жены воина – рядом с супругом, на пиру ли, в бою или на погребальном костре.

Она погибла на следующий день, приняв эльфийскую стрелу в смотровую прорезь шлема. В тот раз победа далась арраукам нелегко.

– Что-то случилось? – поинтересовался Оррин, понимая, что будить гостя без должной причины хозяева не стали бы.

– Суарр Урмас просит тебя подняться на стену.

– Немедленно?

– Он не требовал торропить тебя.

В келью проскользнула аррани, лет семи на вид, принёсшая большой медный таз, наполненный тёплой водой. Утреннее омовение здесь являлось ритуалом практически обязательным. Считалось, во сне воин уязвим перед магическим влиянием, но вода смывает последствия дурного воздействия и позволяет воину освободиться от тех чар, которые враг мог бы накинуть на него спящего. И, скажем, вылить ведро воды на голову соратнику, чьё поведение выглядело неадекватным, являлось весьма распространённой профилактической мерой и воспринималось без обиды, а то и с благодарностью.

Прежде, чем умыться, Оррин сел на узкой койке и, прижав ладони к вискам, уткнулся носом в колени. Так он просидел недолго, секунд пятнадцать. Когда всадник распрямился, его лицо блестело от пота, зато слабость прошла начисто, тело было наполнено силой, сонливость исчезла. Ополоснув лицо тёплой водой и промакнув кожу куском ткани, услужливо поданным ребёнком, он быстро, но не проявляя показной торопливости, оделся.

– Я готов, веди.

– Желаешь поесть? – по всей видимости, в приглашении Урмаса и в самом деле не было особой срочности, возможно, что и внеплановая побудка являлась инициативой посыльного.

– Нет, потом.

– Хоррошо. Иди за мной.

Идти пришлось довольно долго. Каменные лестницы, позволявшие перемещаться между ярусами крепости, были достаточно узкими – едва разминуться двоим – и ограждения не имели. К тому же приходилось периодически уступать дорогу тем, кто спускался вниз или, наоборот, очень уж торопился подняться наверх. В сравнении с днём вчерашним, на внешних укреплениях Каэр Тора царило заметное оживление. Не до состояния «враг сейчас пойдёт на штурм», но аррауки явно готовились к драке. Повсюду сновали арраши, нагруженные связками коротких стрел-болтов, «младшие» замерли у бойниц с арбалетами в руках, пока что не взведёнными, кое-где прохаживались ветераны, присматривая за тем, чтобы каждый делал своё дело как полагается.

– Готовитесь к осаде?

Провожатый лишь пожал плечами – движение под массивными пластинами доспеха едва угадывалось.

С верхнего яруса стены Оррина провели в узкую дверь центральной башни. Посланник махнул рукой, давая понять, что уважаемому гостю необходимо продолжить подъём, и зашагал куда-то, сочтя миссию выполненной.

Ещё несколько этажей. Лестница куда более узка, оступись – и падать придётся долго, так, что даже невероятная, в сравнении с человеком, живучесть суашини может не спасти. Зато и противнику здесь не пройти, один боец с багром тут удержит целую армию… К тому же Оррин был уверен, что в случае опасности часть каменных ступеней уползёт в стены.

Поднявшись на самую верхнюю площадку башни, он застал там Урмаса и с ним полдесятка аррауков, суетившихся у массивной баллисты. Чуть в стороне, на массивном табурете, сидел совершенно седой арраук, вместо привычных лат облачённый в балахон из толстой чёрной ткани. Саами, местный колдун. Рядом, прислонённый к каменной стенке, стоял длинный посох, навершие которого украшал полупрозрачный мутно-зелёный камень. Сам посох, насколько Оррин мог судить, был выкован из металла и, скорее всего, гномами – только они варили голубую сталь.

Фаррел коротко поклонился волшебнику, получил в ответ чуть заметный кивок, и повернулся к Урмасу.

– Что-то произошло, друг?

– Можно сказать и так, – прогудел суарр. – Дни спокойные заканчиваются, начинаются дни весёлые.

– Эльфы явились?

– Посмотрри сам.

Он протянул Оррину бинокль. Хороший бинокль, Carl Zeiss Victory 10x56, полученный несколько лет назад в подарок от самого Фаррела. Ну, в самом деле, что можно подарить старейшине рода, чтобы и удивить, и порадовать? Не пластмассовую зажигалку же… Жаль, что без лазерного дальномера. Дальномер – вещь полезная, но увы – в этом мире батарейки приходят в негодность непозволительно быстро. Две-три недели, и заряд на нуле.

Если, путешествуя по миру, вы встретите замок, расположенный в лесной чаще так, что деревья буквально вплотную подступают к стенам – можете быть уверены, что войск в этом замке нет и не было уже очень давно. Шайка разбойников – это запросто. Какая-нибудь нечисть – не исключено. Зверьё – почти наверняка. Но не более того. Ни один командир, имеющий хоть какое-то представление о военных действиях, не позволит не то что деревьям, а хоть бы и низенькому кустарнику подступиться к оберегаемым стенам ближе, чем на два полёта стрелы. В случае, когда в числе потенциальных противников числятся эльфы – на два полёта эльфийской стрелы[68]68
  Достоверный рекорд дальности полёта стрелы из спортивного лука, подтверждённый незаинтересованными свидетелями, составлял около 450 м. Прицельную стрельбу (навесом) английские лучники вели на 300 метров (возможно, цифра завышена). Дальность выстрела из тяжелого арбалета – 400 метров или немногим более.


[Закрыть]. То есть, метров восемьсот свободного пространства относительно гарантировали безопасность. Кроме того, в случаях, когда перспективы боевого столкновения становились реальными, категорически не рекомендовалось бродить по стенам без доспехов. Пробить латы, как правило, не могли и лесные стрелки – разве что почти в упор, метров с семидесяти. Люди не могли похвастаться и вполовину такими достижениями. А вот тяжёлые арбалеты, любимые аррауками, вполне способны были уложить латника с четверти километра.

Пространство перед Каэр Тором было полностью освобождено от растительности. Вернее, почти полностью. Фаррел, которому доводилось как участвовать в защите крепостей, так и сражаться на стороне осаждающих, с удивлением обнаружил по меньшей мере три десятка невысоких кустиков, разбросанных на подступах к стенам. Бросалась в глаза небольшая телега, давно лишившаяся колёс и почти вросшая в землю, а также с полдюжины других потенциальных укрытий, вполне пригодных для того, чтобы враг мог подобраться незамеченным на расстояние выстрела.

Старательно осмотрев пространство перед цитаделью и, не заметив ничего особо интересного, Оррин повернулся к Урмасу, движением брови изобразив вопрос.

– Третий куст влево от телеги, – подсказал тот.

Всадник снова приник к биноклю. Только теперь, точно зная, куда следует смотреть, он сумел разглядеть позади куста небольшой холмик, по виду весьма мало отличимый от окружающего пространства, поросшего пожухлой от солнца и недостатка влаги травой. Холмик не шевелился, но причин не доверять мнению опытных воинов у Фаррела не было. Его сильной стороной всегда была схватка лицом к лицу. Суашини, проживший на Земле почти пять тысячелетий, отменно владел и луком, и арбалетом, но умение точно поразить цель не является приложением к способности эту цель вовремя обнаружить.

– Эльф?

– Он самый. С ночи здесь лежит… – подумав, Урмас без особой охоты уточнил: – а то и со вчерашней. Случайно заметили, хорош твой подаррок, ох хорош.

– Если со вчерашней, стало быть, он видел, как я с Лавеной прибыл сюда?

– Не он видел, так другие, – хмыкнул суарр. – Не думаю, что твоё, дрруг, пребывание в Каэр Торе осталось тайной для тех, кто тебя преследует… если ша-де-синн снюхались с эльфами.

Он повернулся к молодёжи, продолжавшей возню с баллистой. Четверо были совсем молоды, очевидно, «запасные». Пятый – ветеран в летах, лицо покрыто шрамами, голова большей частью выбрита и лишь длинная густая прядь почти полностью седых волос, схваченная в паре мест железными пряжками, спускалась от макушки до середины спины. Айдар – так называли эту причёску кочевники. Казаки пользовались термином «оселедец».