Текст книги "Возрождение (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Взгляд старика скользнул по моей кольчуге и мечу, на мгновение задержался на выглядывающем из-за плеча луке – спорю на сто золотых, подобных конструкций здесь никогда не видывали – и благоразумно решил, что указывать вооруженному человеку на какие-то нарушения общепринятых норм не стоит.

– У нас один торговец, его зовут Охан Мак Кормик. Его лавка там, – дед ложкой указал направление. – Ты не ошибёшься, воин, над дверью лавки доска с рисунком зайца.

Заяц, священное животное кельтов, являлся символом процветания, изобилия, хорошей жизни, но лавке глубокоуважаемого Охана зверёк помогать явно не торопился. С моей точки зрения, большая часть выставленного товара вполне подходила под определение «хлам». С другой стороны, а чего ожидать от торговца, ведущего дела в забытой всеми кельтскими богами деревне, где не то что богатого покупателя – обычного-то днём с огнём не сыщешь.

Хозяин, весьма уже немолодой человек, высохший до состояния жерди, бросил на меня не слишком благожелательный взгляд. Создавалось впечатление, что мой визит оторвал его от размышлений о бренности всего сущего вообще и убыточности бизнеса в частности. Ему потребовалось несколько секунд, дабы пересилить плохое настроение и растянуть губы в гримасе, которую следовало воспринимать как приветственную улыбку.

– Да будет Луг[52]52
  Луг – сын солнца и бог света. Луг помогает в изучении искусств, покровительствует военным и врачам.


[Закрыть] благосклонен к тебе, воин.

– Пусть светлый Бел[53]53
  Бел – бог солнечного света и огня. Бог плодородия, материального и духовного роста и развития.


[Закрыть] не оставит вниманием твой дом, уважаемый Охан.

Мои познания в кельтской мифологии были почти нулевыми. Стоило бы как следует покопаться в интернете и собрать информацию о том, кого в каких случаях упоминать, да вот не удосужился. Одна радость – в большинстве своём местные боги были достаточно универсальными. И вообще, я, как воин, мог спокойно по любому поводу поминать Тевтата, вполне годящегося как на роль военного покровителя, так и на должность «смотрящего» за самыми разными аспектами мирной деятельности. Впрочем, в данный момент упоминание Бела, местного аналога Аполлона, вполне сошло.

– Какая нужда привела славного воина в мою скромную лавку?

Судя по кислой улыбке, торговец предполагал, что особого дохода с этого визита ему не обломится. А если так – стоит ли стелиться перед посетителем?

– Мой путь был нелёгок, и не всегда Тевтат был ко мне благосклонен, – доступно объяснил я ситуацию. – Увы, монеты в моём кошеле сейчас уже не радуют меня мелодичным звоном.

– Воин желает что-то продать? – вздохнул торговец.

Я выложил на стол перед ним один из ножей.

– Этот клинок вышел из рук великого мастера, живущего далеко на юге.

Торговец взял нож, извлёк его из ножен и повертел перед глазами, словно был слабоват зрением. Признаю, лишённое блеска лезвие, покрытое тёмными разводами, смотрелось куда менее эффектно, чем полированная сталь, в которую можно было смотреться, как в зеркало. Охан поковырял клинок ногтем, словно собирался соскрести тёмно-серый налет.

– За этим ножом не ухаживали должным образом, – сообщил он мне.

– Это не так, уважаемый, – я понял, что слова Дениса подтвердились, и дамасскую сталь в этих местах не видывали. – Это весьма искусная работа. Мастер, создавший нож, сумел овладеть кое-какими секретами гномов. Это узорчатый металл намного прочнее обычного, он не ржавеет и весьма гибок. Но, самое главное, его острота не знает себе равных… среди клинков, созданных людьми.

На самом деле, дамасская сталь ржавеет. Но это не значит, что о подобных свойствах стоит говорить каждому, кто увидел её впервые в жизни.

Торговец достал какую-то палку, чиркнул по ней ножом. Заточка была новой и достаточно качественной, срез вышел весьма гладким.

– Что за мастер сделал этот клинок?

– Никто не знает его имени, – вздохнул я, решив, что подпустить немного туману не повредит. – По слухам, его мать сошлась с одним из гномов. Конечно, гном не повёл женщину в родовые пещеры, но подарил сыну что-то из умений. Это не голубая сталь, почтенный Охан понимает, что подобные секреты гномы берегут ценой жизни. Но и эта тайна досталась юноше не даром. Гном отобрал у него имя…

Понятия не имею, на кой хрен гному имя человеческого отпрыска-полукровки. И не знаю, возможны ли вообще общие дети у людей и этих, для меня пока чисто мифических, коротышек. Но, на мой взгляд, звучал этот бред вполне таинственно, учитывая, что Денис говорил о гномах, как об очень закрытой касте, тщательно избегавшей с людьми контактов, выходящих за рамки торговых сделок по строго ограниченному ассортименту. Так что опровергнуть мои слова было попросту невозможно.

– … и дал сыну вместо имени прозвище. Мастера называют «Золотые уста».

– Он обучен красиво говорить?

– О, нет, уважаемый. Говорят, – я понизил голос до шёпота, словно тут по углам толкалась целая толпа, желающая подслушать секреты изготовления узорчатых клинков, – что для закалки таких ножей молодой мастер использует собственную слюну. А потому таких ножей создано всего два. Много ли слюны у человека…

Подумав, мастер предложил мне за уникальный клинок, созданный неведомым здесь Златоустом и (бред, признаю) закалённый его слюной, два статера. Если привезти эти монеты на Землю и продать как золотой лом, подобных ножей можно было бы купить штук пять. Хорошая сделка… но, увы, для моих целей этого было недостаточно. Я вежливо улыбнулся и заявил, что право обладания одним из двух уникальных изделий стоит дороже. Торговец поинтересовался, какая сумма способна спасти гиганта мыс… в смысле, поиздержавшегося в походах и боях воина. Я ответил, что двенадцать статеров, пожалуй, способны были бы заставить меня расстаться с продуктом «гномьих технологий».

В общем, после долгого торга нож ушёл к уважаемому Мак Кормику за шесть статеров. Самое забавное, что я бы отдал его и за первоначально предложенные две монеты. По сути, столь дорогой нож здесь попросту не был востребован. Люди низших сословий, чтобы резать мясо или строгать дерево, пользовались клинками поскромнее. Ну, точить чаще – зато и стоит такое убогое изделие немного. Люди богатые наверняка пользовались за столом ножами, украшенными резьбой, камнями и драгоценными металлами. А при встрече с врагом отдавали предпочтение клинкам побольше… в общем, ножик, удобный для туриста, местным был интересен разве что как диковинка.

Ссыпав монеты в приятно потяжелевший кошель – один из статеров Охан сразу разменял на два десятка серебряных драхм, я решил продолжить общение.

– Посмотри и на эти кольца, уважаемый.

На первое время денег мне должно было хватить, и продавать побрякушки я не собирался. Но необходимо было примерно знать, на что рассчитывать в случае крайней нужды.

Малахит и чароит торговца не заинтересовали. Презрительно заявив, что подобная оправа не сделала бы чести и младшему подметателю мусора в мастерской ювелира, Охан предложил мне по серебряной драхме за каждое из колец и, насколько я понял, совсем не расстроился, когда я убрал их в карман. А вот массивный перстень с лазуритом явно произвел впечатление.

Не помню, откуда у матери появилось это кольцо. Я, как и большинство мужчин, не обременённых избыточными доходами, не способен ни оценить женские украшения, ни толком их запомнить. Оправа сделана грубо, я бы сказал, нарочито грубо, имитируя старину и ручную работу. Крупный кабошон[54]54
  Кабошон – драгоценный или полудрагоценный камень, обработанный в форме шара или полусферы.


[Закрыть] красивого синего цвета имел белые полупрозрачные вкрапления, образующие что-то вроде неровной звезды с лучами разной длины. Ни разу не видел, чтобы мама его носила – скорее всего, с того момента, как кто-то вручил ей этот подарок, перстень так и провалялся в шкатулке с немногочисленными цепочками и другими подобными недорогими украшениями. Да и обращались с ним явно без должного пиетета, оправа была чуть погнута, металл – серебро или мельхиор, кто его разберёт – утратил былой блеск, что добавляло кольцу «возраста», но не красоты.

Тем временем, торговец вертел кольцо в руках, явно раздумывая над возможностью урвать заинтересовавший его предмет по дешёвке. Мысленно я предложил ему действовать – бизнес не срастётся, но, зато, я получу совершенно бесплатную информацию.

Видимо решив, что возможностей человеческих глаз для оценки камня недостаточно, почтенный Мак Кормик достал из ящика стола небольшой кожаный футляр, откуда извлёк странный прибор вроде монокля, только не с бесцветным, а с густо-синим стеклом. Неизвестно, что сквозь это стекло можно было разглядеть, но процесс занял у Охана минуты три, не меньше.

– Это редкий камень, – наконец сообщил он. – Луг послал тебе удачу, воин. Я готов дать тебе… двадцать четыре статера.

Я мысленно присвистнул. Статер весил чуть больше восьми граммов и выходило, что за кольцо, цена которому от силы три тысячи рублей, я получу двести граммов пусть и не слишком чистого, но золота. С другой стороны, уже тот факт, что торговец предложил подобную сумму сразу, означал, что кольцо стоит, как минимум, раза в два-три дороже. Я это знал. И Охан знал, что я знаю, ожидая долгого торга… что ж, придётся его разочаровать.

– Увы, уважаемый, я не собираюсь продавать камень. Хотел лишь узнать цену…

– Подожди, воин, – лавочник явно забеспокоился, – подожди. Быть может, я и понесу убытки, но это кольцо заставляет меня рискнуть. Я удвою названную сумму – поверь, нигде в королевстве ты не сумеешь получить за эту вещь больше сорока восьми статеров.

– Э, клянусь Тевтатом, я не отдал бы его и за сотню золотых, – усмехнулся я, припоминая, что у меня дома лазурит не относился к числу драгоценных камней. Эдак можно было бы наладить неплохой бизнес. Десять граммов синего камня в обмен на полкило золота. Де Бирс удавится от зависти. В полном составе.

Пальцы Мак Кормика сжались, пряча кольцо в кулаке.

– Тогда я заплачу тебе сто десять!

На мой взгляд, если продать эту лавку с молотка, включая стены и самого хозяина, то и тогда сотню статеров набрать не удастся. Может, меня хотят тупо развести?

– Эта вещь передаётся в моём роду из поколения в поколение, – я решил, при случае, заявить, что оправу меняли неоднократно, – и было бы недостойно продать камень даже при большой нужде…

– Двести!

На торговца было жалко смотреть. Интересно, он дойдет до того, что бросится на меня со свежекупленным ножиком? На всякий случай, я сделал шаг назад и положил руку на эфес меча.

– Прости, но камень не продаётся. Не соблаговолишь ли вернуть его мне?

Мак Кормик и в самом деле бросил взгляд на нож. Только мне показалось, что он в этот момент думал не о попытке отправить пришлого воина в иной мир, завладев столь приглянувшимся торговцу имуществом, сколько о том, что ему придётся отрезать себе руку – добровольно пальцы не разожмутся.

Прошло не меньше минуты, прежде чем кольцо, освободившись от покрывшейся потом руки, упало на столешницу.

– Триста десять статеров… – прошептал Охан, лицо которого уже пошло красными пятнами. – И двенадцать серебряных драхм. Клянусь, у меня нет больше… впридачу ты сможешь забрать любой товар в лавке… во имя светлого Бела и грозного Тевтата, забери всё!

Я забрал кольцо и вышел из лавки, раздумывая, не допустил ли я огромную ошибку. Три сотни золотых монет… нет, дело не в деньгах. Если торговец готов был отдать за заурядный камень такую груду золота, значит, кольцо стоит дороже, намного дороже. Но в этих местах человеку вполне могут перерезать горло за пару серебряных драхм. Отдай я кольцо лавочнику за толику золота, и он тут же утратил бы ко мне всякий интерес, подсчитывая барыши. Или я ничего не понимаю в людях, или я теперь для уважаемого Охана Мак Кормика являюсь ходячим источником благосостояния. Не думаю, что ему будет трудно найти пару человек, способных всадить мне в спину стрелу и обшмонать карманы.

Пойдёт ли торговец на подобную сделку с совестью? Что-то мне подсказывало, что и не задумается.

Смогу ли я обеспечить собственную безопасность? Ой, не смешите! Максимум, от кого я, с моими навыками, смогу отбиться, так это от заурядного крестьянина. Да и то большой вопрос – в этих местах человеческая жизнь ценится не сказать чтобы дорого, а потому вопросы самозащиты вбиваются в людей с детства. Не то, что у нас – хобби… Армейские навыки у меня были, но и там нас больше учили строевому шагу, чем полезным в средневековом мире навыкам. Автомат бы…

Надо отсюда убираться.

Но, с другой стороны, хотелось бы собрать хоть какую-то информацию о Лене. Вряд ли девчонка, явившаяся сюда из другого мира и слабо ориентирующаяся в новом для себя окружении, никому не бросилась в глаза. Раз здесь не задержалась – следовательно, были тому причины. А где можно узнать свежие сплетни? Думаю, что самое подходящее для этих целей место там, где люди пьют пиво и что покрепче.

Найти таверну труда не составило. Как и лавка, это заведение было единственным на всю деревню и все дороги (в том числе тропки) вели туда. По причине относительно раннего времени – народ, преимущественно, пребывал в поле – зал с низким потолком, грубой мебелью был совершенно пуст. Мне пришлось несколько раз смачно хлопнуть кулаком по стойке, пока не откинулась занавесь, перекрывающая доступ во внутренние помещения, и не явилась хозяйка – я так решил, ибо на служанку она не слишком походила – этого заведения. Я не поклонник рубенсовских форм, да и возраст успел оставить на женщине довольно жестокие следы, но лет десять назад она была, пожалуй, предметом неровного дыхания всей округи. Могучая стать, огненно-рыжие волосы, не утратившие былой красоты черты лица.

– Да принесет Тевтат безопасность твоему дому, уважаемая.

По уровню доходов хозяйка таверны могла заткнуть за пояс десяток таких, по словам Романа, «бедных, но гордых йоменов», каким предполагал выглядеть я. Но на социальной лестнице воин стоял выше.

– Пусть направит Тевтат твой меч, господин, – она поклонилась, без подобострастия, но и не как равному. – Желаете подкрепиться с дороги?

– Было бы неплохо. Но сначала – несколько ответов на вопросы.

На стол легла серебряная монета. Драхма. Почти восемь граммов серебра. Вполне достаточно, чтобы считаться щедрым клиентом. Это ж не у нас придумали принцип «клиент всегда прав». Это принцип, вполне успешно действующий во всех мирах… ну, я так думаю. Потому, что обиженный клиент не склонен расставаться с монетами, это любой нормальный торговец усваивает накрепко.

– Слушаю, господин.

– Я здесь кое-кого ищу…

Признаться, я имел весьма смутное представление насчёт того, как построить беседу. Лена могла – и, вообще говоря, должна была – нарваться на неприятности. Здесь, в отличие от древней Руси, не привечали блаженных и юродивых. В этом мире жили свободные люди… и даже тех, кто находился на положении рабов и рабами же назывался, не всегда легко было отличить от хозяина и членов его семьи. Одежда поплоше – и всё, пожалуй. Каждый знал своё место, определённое многовековыми традициями. Кому пахать и сеять, кому воевать, кому торговать. Лена в эту схему не вписывалась. Может, поначалу она и собиралась изображать из себя эдакую амазонку-лучницу, не знаю, но после кострища у корней мэллорна и последующего общения с эльфами у неё, думаю, выбор невелик. Я бы прикинулся нищенкой – самый хороший способ присмотреться к окружающим и решить, что делать дальше. Нищенку могут прогнать, могут ударить – но никто не станет убивать побирушку.

Хотя, как я уже говорил, знание языка не дает автоматически и знания местных реалий. Может, я заблуждаюсь. Но, как мне кажется, любая попытка выдать себя за кого-то другого может привести к весьма плачевному результату. Например, объявят ведьмой и отправят на костёр. Или утопят. Понятия не имею, как древние кельты решали проблемы с ведьминским сословием.

Таким образом, мой вопрос был максимально общим и предполагал, что собеседница сама дополнит его деталями, прежде чем дать обстоятельный ответ.

– О, воин, если ты слуга всадника Фаррела Оррина, то увы, он не дождался тебя и уехал два дня назад. То-то я смотрю… ведь негоже всаднику не иметь оруженосцев.

Два дня назад… ага, как раз тогда, когда Лена должна была появиться в этой деревне. Совпадение? Да запросто.

– Не повезло, – вздохнул я, справедливо решив, что раз неведомый мне всадник отбыл, то и опровергнуть любую чушь, которую мне заблагорассудится нести, он не сможет. – Дела задержали меня, да и коня в дороге потерял, но всё ж надеялся успеть.

– О да, – с готовностью развила мысль женщина. – Он ждал тебя, воин, почти десять дней.

– Как твое имя, красавица? – поинтересовался я.

Быть может, комплимент из уст более… гм… взрослого человека произвел бы лучшее впечатление, но, видимо, хозяйку этого заведения не так уж часто баловали добрым словом. Она покраснела от смущения, улыбнулась.

– Мерна.

– Мерна… красивое имя, – нифига красивого, но почему бы не сказать, если мне это ничего не стоит. – Оррин ведь в твоей таверне ночевал?

Сомнительно, чтобы у проезжего человека было здесь жилье, как сомнительно и то, что в этом захолустье найдется другая гостиница.

– Истинно так, воин, – она снова улыбнулась, открыто и доброжелательно.

– Не сказал ли Оррин, почему уехал столь внезапно? Да ещё и в одиночку?

На мой взгляд, только сверхважные дела могли заставить благородного всадника – это, как я понимал, местный аналог рыцаря – торчать в этой дыре дольше, чем потребовалось бы на перекус и пересып.

– Кто я такая, чтобы всадник что-либо объяснял мне, – развела руками женщина. – Да уж, если на то пошло, и кому-либо другому. Только вот уехал он не один. Рабыню взял, как раз накануне.

– Рабыню? – я старательно изобразил удивление, одновременно мысленно благодаря местных богов за идею заглянуть в таверну. Чует мое сердце след сумасшедшей девчонки, ох, чует. – Зачем Оррину рабыня? Хотя… небось, молода и собой хороша?

Я постарался изобразить глумливую ухмылку, но тут же согнал её, заметив, как нахмурилась хозяйка.

– Пришла тут в нашу таверну девушка, нищенка, – пояснила она явно без особого воодушевления. – Худая, видать, давно голодала. Правда, ежели еды давать вдосталь, дабы в тело вошла, так и вовсе собой недурна будет. Видать, заприметил то твой всадник. Ну а она и сболтнула лишнего… про закон Идена-Заступника, что про нищих гласит, доводилось слышать?

На всякий случай я решил пожать плечами. Понимай как хочешь, то ли «бес его знает, что это за закон», то ли «да кто ж его не знает». Мерна решила, что я имею в виду первый вариант, и тут же пояснила:

– Старый закон, его сейчас не всякий и вспомнит. Мол, ежели у человека денег нет, да хозяина, да заступника, да родителей тоже – никого, кто мог бы за бедняка слово замолвить – то любой может такого назвать рабом. Фаррел и назвал. Лавена – она и не поняла, что вмиг свободы лишилась, улыбалась ему, глупая… хотя ведь закона не знала. А то, может, и промолчала бы.

– Лавена?

– Девку Лавеной звать. Купил он ей из одежды кое-что, у меня купил, не поскупился. На возок посадил, да сразу и отбыл.

Она подумала и помрачнела.

– Тут дело-то вишь какое, воин. Сцепился он тут с кэрлом из пришлых, Тристаном звать. Сцепился вроде как и по пустяку, охолонил того маленько, да вот мира меж ними так и не стало. У нас ведь как – могут друг другу и бока намять, и зубы покрошить, дело обычное. Потом пива по паре кружек в себя зальют – и смотри ж ты, друзья друзьями, словно с детства вместе росли. Потом снова подерутся, да опять помирятся. А тут уж не поладили так не поладили, Тристан на твоего Оррина волком смотрел, да и всадник кэрла не жаловал. И, видать, задело кэрла-то, что всадник девку себе в рабыни взял. Может, он и сам того хотел бы, не ведаю.

Она вздохнула.

– Может, потому и в путь торопился. От беды подальше. А Тристан то ли с зависти недоброе замыслил, то ли просто по своим каким-то надобностям уехал, про то не скажу. Но отбыл сразу, как только Оррин права заявил на Лавену. Только вот ежели Тристан и в самом деле чего удумал, найти помощников ему не в труд будет. Деньги у него водятся, а места тут неспокойные. Стражники, есть такое дело, разбойников ловят – да разве ж их всех выловишь… А у всадника и оружье дорогое, и конь немало статеров стоит. Про другую справу уж и не говорю, сразу ж видно, не бедствует.

– А куда уехал-то Фаррел?

– Да тут одна дорога…

Пообщавшись со словоохотливой Мерной минут пять, я одарил её ещё одной драхмой, получив от хозяйки головку сыра, каравай хлеба, несколько аппетитных на вид колбас и изрядный кусок окорока. Предложение отведать чего-нибудь горячего я отверг, ссылаясь на необходимость как можно быстрее отправиться в путь, дабы догнать господина.

В том, что этот всадник увёз Лену, я теперь не сомневался. Совпадали приметы, совпадал цвет волос – но это были признаки косвенные, хотя и многообещающие. А вот слова женщины о том, что бродяжку Лавену эльфы стрелами порезали – аргумент непрошибаемый. Никто из местных по доброй воле в лес не пойдёт, а если и пойдёт – получит от ворот поворот, но без членовредительства. Не нужны эльфам конфликты на пустом месте, настраивать против себя соседей, с которыми ведёшь дела – последнее дело. Ленка костёр у мэллорна развела, вот у вечно юных крыши-то и посрывало.

Теперь оставалась одна, но зато вполне серьёзная проблема. Транспорт. Всадник, как ему и положено по должности, уехал верхом. Девушка сопровождала его тоже не пешим ходом, следовательно, догнать их на своих двоих не представлялось возможным. Нужна была лошадь.

Я уж не знаю, зачем это понадобилось дяде Фёдору, но ездить верхом он меня обучил. Может, предполагал, что рано или поздно мы с ним пройдем по Тонкому пути и окажемся в мире, где водительские права, мягко скажем, не востребованы. Может просто считал, что верховая езда, как и владение оружием, умение ориентироваться на местности или навыки разведения костра в дождливую погоду, являются умением, необходимым мужчине, выбравшему столь необычный род занятий. Так или иначе, но несколько уроков я получил и теперь мог, пусть и без особой уверенности, лошадь оседлать и худо-бедно на ней усидеть.

На вопрос, где тут продают лошадей, Мерна покачала головой и объяснила, что всех хоть сколько-нибудь годных под седло животин скупили королевские посланцы. А те коняги, что привыкли тянуть плуг или телегу, под седло никак не пойдут, да и зазорно оруженосцу на кляче-то, ему конь добрый нужен.

Как подсказывала логика, если лошади скуплены здесь, то точно так же они скуплены и во всех ближайших деревнях. И либо оруженосец благородного всадника Фаррела Оррина отправится в дальнейший путь пёхом, либо – это в лучшем случае – на какой-нибудь телеге.

Внезапно на улице послышались крики.

– Что-то случилось?

Говорил я уже в спину женщине, торопливо выбегающей из таверны.

Небольшая толпа, из которой доносились вопли и плач, собралась у недавно покинутой мною лавки уважаемого и обиженного Охана Мак Кормика. Подойдя поближе, я понял, что мой отказ продать злополучное кольцо стал не последней неприятностью для торговца. Предпоследней. Потому как только что с ним случилась воистину последняя неприятность. Усатый, невысокий и невероятно широкоплечий стражник в весьма приличного вида кольчуге (как я чуть позже понял, это был десятник, командовавший местным крошечным гарнизоном) как раз проводил дознание, порыкивая на особо визгливых и довольно ловко вытягивая информацию из относительно вменяемых граждан.

Как я понял, почти сразу после моего ухода Мак Кормик покинул свою лавку, наказав какой-то женщине, сейчас громче всех голосившей и заливающейся слезами, приглядывать за хозяйским добром, оседлал лошадь и, взгромоздившись на неё, собрался куда-то отправляться. То ли упряжь оказалась с гнильцой, то ли изношена была сверх всякой меры – в общем, лопнула подпруга, вследствие чего седло съехало набок и торговец плюхнулся на землю. Лошадка была невысока, падение ничем особо серьёзным ему не грозило, но вмешался его величество «закон подлости». И теперь Охан лежал пластом, не подавая признаков жизни, а вокруг его разбитой о случайно подвернувшийся камень головы расплывалось тёмное пятно. У меня мелькнула мысль хоть пульс пощупать у торговца, но я решил, что местные не поймут. Да и опытному десятнику определить, что перед ним лежит труп, труда не составило.

Признаться, несмотря на всю трагичность ситуации, мне стало немного легче. Всё-таки кольцо, за которое мне совсем недавно давали немыслимые по местным понятиям деньги (и торговую точку впридачу), изрядно жгло карман. Почему-то не оставляла мысль о том, что Охан собирался отнюдь не «посидеть с приятелями за кружечкой пива», не иначе как собирался избавить меня от драгоценного груза. Иначе с чего бы он так внезапно с места сорвался… хотя, возможно, у меня просто паранойя.

– Слышь-ка, воин, – внезапно раздался у меня за спиной голос Мерны, – ты ж говорил, что коня ищешь? Сколь отдать готов?

– За этого? – сразу понял я, кивнув в сторону понуро стоящей лошади.

– Ты не смотри, что кобылка неказиста, – торопливо зашептала трактирщица, – она вынослива и послушна. А что немолода, так другой-то и нет. Эдана, вдова, отдаст задёшево, недобрая это примета – лошадь, от которой хозяин смерть принял, в доме держать. Да и ей каждая медяшка теперь в радость, дела-то у покойного шли неважно…

Я не стал говорить, что упомянутый покойный не так давно сулил мне за простенькое кольцо два с половиной кила золота.

– Четыре статера могу дать, – изобразил я некоторое сомнение. Цену лошадей в местном обществе я, несмотря на объяснения одного знакомого эльфа, представлял себе более чем смутно. Пусть трактует мою неуверенность как считает нужным. То ли я в стеснённых обстоятельствах и пытаюсь сбить цену, то ли, напротив, склонен переплатить по причине нужды в транспортном средстве.

– Четыре драхмы добавь, воин, – нахмурилась Мерна, – не осла покупаешь.

– Хорошо, – вздохнул я, – четыре так четыре. А лучше так, я даю четыре статера и десять драхм, но лошадь беру со сбруей… и чтобы не гнилая.

– Прослежу, – кивнула трактирщица. – Жди здесь.

Солнце вот-вот собиралось скатиться за горизонт, и я решил, что пора искать место для ночлега. Вернее, насчёт солнца – это я так, образно. Никакого солнца здесь не было, кроны деревьев формировали на лесной дороге густую тень, которая с каждым часом – нет, с каждой минутой становилась всё гуще и вот-вот обещала превратиться в потёмки, а затем и вовсе в непроглядную темень.

У каждого человека в жизни бывают моменты, когда он сначала принимает какое-то решение, а потом образно, с фантазией высказывает сам себе мысли о собственных умственных способностях. В настоящий момент я пытался оправдать свою же дурость – ну зачем, спрашивается, мне надо было пускаться в путь в середине дня? Чтобы иметь сомнительное счастье ночевать в лесу, под неумолчный писк комариных облаков и отдалённый, но весьма тревожащий волчий вой. Это вам не лесопосадки городов, там, максимум, что можно встретить – бездомных собак. Тоже не подарок, особенно для невооруженного человека. Собаки чувствуют слабость потенциальной жертвы, а собираясь в стаю, вообще наглеют беспредельно. Но собаки – ладно, у них чинопочитание… ну, в смысле, человекопочитание закреплено, наверное, на генном уровне. Боятся. Боятся окрика, боятся палки, камня. Не всегда, не все – но стая, даже голодная, совершенно не обязательно нападёт.

Здесь собак не было. Здесь были волки – а у них пиетет перед людьми отсутствовал. И уж перед лошадьми-то… Лошадь – это не только ценный… гм… транспорт, но и хренова туча мяса. И второй кусок мяса, поменьше, сидит сверху, сжимает в потной ладони рукоять меча и думает, а не достать ли лук. Правда, этот кусок мяса стрелок тот ещё. И стрел всего пять штук, а если хищника не убить, а только оцарапать – можно огрести целый комплекс печальных последствий.

В общем, в этих местах в одиночку ездить – либо признак отчаянной храбрости, либо беспросветной глупости. Судя по тому, каким взглядом провожала меня Мерна, она склонялась ко второму варианту оценки. Сейчас я готов был с ней согласиться.

С другой стороны, было бы немного глупо спрашивать, как долго мне добираться до следующего поселения. Подразумевалось, что я, пусть и не совсем местный, но хоть немного представляю, куда двигаюсь.

Я и представляю. Направление.

Вообще говоря, как подсказывает логика, расстояние от деревни до деревни не должно превышать километров сорок – дневной переход более или менее подготовленного путника, готового шагать от рассвета до заката с перерывом на обед и непродолжительный полуденный отдых. Ну не сорок – так пятьдесят. Если мне не доставляет удовольствия идея ночевать в лесу, где заунывно воют волки, не думаю, что она придётся по сердцу кому угодно другому.

Не исключено, что примерно так и было. Часа два назад я миновал развилку. Не классическое сказочное «направо пойдёшь – коня потеряешь, налево пойдешь – жена башку открутит», а простую лесную развилку. Основная – читай, «самую малость более утоптанная» дорога продолжала двигаться в прежнем направлении, отпочковавшаяся от неё – активно забирала вправо, скрываясь между деревьями. Без знания местности, на мой взгляд, оба пути были практически равнозначны – ну, разве что, типа наезженный тракт обещал в перспективе какое-то жилье. Похоже, я ошибся. Интересно, кому пришло в голову в этой средневековой глухомани прокладывать эдакую магистраль федерального значения? Хотя кто знает этих кельтов… Познакомившись с римлянами и их дорожным строительством, они, быть может, решили, что транспортные артерии – «это наше всё».

В общем, уж вечер близится, а гостиницы всё нет. И не предвидится.

Ночёвка в лесу, который относится к категории «потенциально враждебный», должна организовываться по правилам. Костёр, не затухающий до утра. Бодрствующие посменно стражи, способные вовремя поднять тревогу и дать потенциальному противнику первый отпор, пока остальные члены группы протрут глаза и возьмутся за оружие. В идеале – как поступали те же римляне, которым, как известно, палец в рот не клади – оборудование бивуака, в том числе и хоть каким-то подобием защитного периметра.

Ночевка «в одиночку» под эти, вполне разумные, принципы как-то не подпадала. Но и выхода не было.

Выбрав первый попавшийся проход между деревьями, я отдалился от дороги на сотню шагов. Заснуть прямо на обочине, на мой взгляд, было верхом самоуверенности. Кто их знает, местных, может тут отдельные особи и по ночам ходють. Или ездють. Разденут ведь, лишат всего, нажитого непосильным трудом. Нет уж, в чаще как-то поспокойнее будет. А волки – ну, они тут звери свободные, ходят где хотят, и нарваться на них на проезжем тракте можно с точно такой же вероятностью, как и в глухом лесу.

Следующим шагом было найти дерево, на которое можно взгромоздиться и хоть этим как-то обезопасить себя от наиболее реальной угрозы. Волки по деревьям не лазают. На всякий случай, я решил не думать о том, встречаются ли здесь рыси, барсы и другие твари, способные перемещаться не только в одной плоскости.