Текст книги "Возрождение (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

– Готов, Дирак?

Ветеран, прикрыв ладонью глаза от слепящих солнечных лучей, бросил очередной взгляд на поле перед крепостью, затем снова уставился на баллисту.

– Бездари, – пробурчал он, адресуя нелестную оценку своим молодым помощникам. – Как есть бездари. Две стражи[69]69
  Сутки на Эллане длятся столько же, сколько и на Земле. Аррауки делят сутки на шесть четырехчасовых периодов – «страж»


[Закрыть] будете учить записи, ясно?

Дождавшись четырёх гулких ударов кулаками в грудь, что должно было означать повиновение, Дирак несколько раз крутанул массивное деревянное колесо, обеспечивающее баллисте вертикальную наводку, затем, подумав, на четверть оборота повернул другое колесо, поменьше, смещая условный прицел по горизонтали.

– Ты, – он ткнул толстым пальцем в одного из подчиненных. – Давай, мочи камни.

Тот подскочил к огромной, чуть ли не по пояс Оррину, корзине и принялся доставать оттуда небольшие камни, выкладывая их на чашу грубых, сработанных из дерева, весов. Как только чаша задрожала, готовясь перетянуть удерживающий её груз, юноша подхватил стоящий у стены кувшин и щедро плеснул на камни неприятного вида буро-зеленую жидкость.

– Рукавицы надень, дурень, лечи тебя потом, – хмыкнул наставник. Затем повернулся к колдуну. – Твой черёд, мастер.

Старик подтянул к себе посох и, кряхтя, поднялся с табурета. Несколько секунд он задумчиво разглядывал плошку с камнями, затем простёр над ними правую руку. Левая вцепилась в сталь посоха так, словно саами намеревался выдавить кровь у себя из-под ногтей.

Фаррел с этой магией был знаком. Среди суаши встречались мастера, способные придать камню любую форму одним лишь усилием воли, создавая величественные скульптуры, не прибегая к обычным инструментам. Сам Оррин был лишён магического дара, но умел чувствовать потоки силы… Сложно сказать насчёт остального, но в части управления сущностью камней этому саами до совершенства было явно далеко. Что не удивительно – получив от суаши изрядную толику знаний в обмен на убежище, колдуны аррауков смогли освоить далеко не всё. Магический дар нуждается в постоянных тренировках, но никакие упражнения не позволят шагнуть дальше, чем отпущено природой.

Камни в плошке шевельнулись, сквозь покрывшую их зеленоватую слизь проклюнулись короткие, в сантиметр от силы, шипы. Старик опустил руку, несколько секунд стоял, тяжело дыша, затем провел рукавом по лбу, стирая крупные капли пота.

– Готово, – хрипло выдавил он.

– Грузи, – эхом откликнулся Дирак и, убедившись, что ставшие колючими камни аккуратно уложены в чашу баллисты, повернулся к Урмасу. – Можно бить, суарр.

– Яд? – поинтересовался Оррин, с явным неодобрением поглядывая на метательные снаряды.

– Он самый, – ухмыльнулся Урмас, демонстрируя слегка сточенные от времени клыки. – Ежели там эльф, его ждёт пара-тройка очень непрриятных дней. Если человек… что ж, тогда ему не повезло.

Лапа баллисты рванулась вверх и гулко ударила о перекладину стопора. Облачко камней взлетело, разбухая, а затем метательные снаряды обрушились вниз, накрыв и куст, за которым прятался соглядатай, и пространство на несколько шагов вокруг него. Мысленно Оррин упрекнул себя за непонятливость – стало очевидно, что все эти одинокие кустики были оставлены на поле не зря, каждый являлся тщательно пристрелянным ориентиром и расчёты боевых машин, руководствуясь записями, могли довольно точно поразить нужную цель.

Он снова приник к биноклю. Мелкие камни, пусть и обросшие шипами, вряд ли могли убить. Другое дело – нанести болезненную царапину. Очевидно, эльфийскому разведчику досталось – из-под неприметного холмика, оказавшегося серо-зелёно-жёлтым плащом, выскочила человеческая (или эльфийская, тут и при посредстве бинокля разобрать невозможно) фигура и бросилась к далёкой опушке леса. Послышались щелчки арбалетов, но расстояние для прицельного выстрела было великовато. Уколы ядовитых камней не прошли даром – пробежав шагов с сотню, соглядатай рухнул и задёргался в конвульсиях.

– Всё-таки эльф, – хмыкнул Урмас. – Человек свалился бы раньше.

– Как я смотрю, закон Ангуса Миротворца здесь непопулярен? – чуть насмешливо заметил Оррин.

– Ты имеешь в виду корроля людей, запретившего использовать яд? – Урмас пожал плечами. – Я мог бы сказать, что слова жителей равнин, пусть они и напялили на голову корроны, меня не слишком заботят. Но не скажу. Закон не нарушен.

Ангус, прозванный Миротворцем, при жизни пролил столько крови, сколько хватило бы на пяток других, менее агрессивных королей. И горные крепости он пытался воевать не раз, правда, с «исторически сложившимся» результатом. То есть, без особого успеха. Да и в ходе свар с соседями король не продемонстрировал ни особых полководческих талантов, ни обычной житейской предусмотрительности, которая позволила бы ему не ввязываться в заведомо бесперспективные кампании. На закате жизни он вдруг ударился в показное миролюбие, принялся активно мириться с теми, с кем всю жизнь старательно портил отношения, а заодно и издал ряд законов, которые в итоге и привели к появлению прозвища, оставшегося в веках. Одним из них был закон о военном применения ядов, трупов умерших от заразных болезней и другой гадости, способной причинить войскам вреда чуть ли не больше, чем обычное оружие. Изображая из себя поборника воинской чести, Ангус обещал всей силой обрушиться на того, кто посмеет применять в честном бою столь грязные методы.

Как ни странно, закон – в отличие от многих и многих других – действовал и поныне. Эльфам, к примеру, не составило бы большого труда обрушить на горные крепости потоки ядовитой зелени, остановить которую можно разве что огнём. Но, случись такое, люди, привыкшие к относительно «благородным» методам ведения боевых действий, могут повернуть оружие против наставников из древних лесов. Расчёт простой – сегодня ты забросал крепость противника телами умерших от чумы, а завтра какая-нибудь дрянь прилетит и в твой дом. Лучше уж по-простому, мечами да копьями. Ну и магам участвовать в войнах не возбранялось. Правда, некоторые заклинания подпадали под действие «Закона о ядах в воинском искусстве» и, следовательно, использовать их не дозволялось.

– Не нарушен? – Оррин с сомнением покачал головой.

– Ты редко бываешь в нашем мире, дрруг, – оскалился арраук, – и знаешь не все законы. Да, люди любят придумывать правила, даже если эти правила потом мешают им жить. Аррауки – иное дело, наш кодекс чести пришёл с нами из Арракса и, я уверрен, его строки останутся неизменными, пока жив последний из нашего рода. А что до короля Ангуса… есть один хитррый закон, его установил Ансгар Оберегатель. Слышал о нём?

Фаррел пожал плечами. Старый друг был прав, он и в самом деле не слишком много внимания уделял изучению истории местного человечества, уделяя практически всё время Земле и её обитателям. Сколько их было, этих королей и благородных тэнов, часто древностью рода не уступавших сидящему на троне. Сколько было законов, что отменялись сразу же после кончины властителей, их породивших, либо настолько прочно забывавшихся, что разве какой из убелённых сединами летописцев мог вспомнить об их существовании.

– Ансгар мало чем прославился, – пояснил Урмас, – да и закон этот… не закон, а так, фраза, брошенная вскользь. Но люди – странные существа. Слова, сказанные простым кэрлом, не имеют веса, а то, что произнес корроль… Дело было так, один тэн напал на другого. Тот отрравил колодец на пути вражеского отрряда, несколько десятков воинов умерли. Дело дошло до королевского суда. Ансгар не стал слушать истца, он сказал, что тот, кто защищает свой дом, имеет право делать это любым способом.

– Что ж, справедливо.

Цейссовский бинокль снова пошёл в дело. Тело лазутчика ещё подёргивалось, руки скребли по земле, тянулись к спасительному лесу. Эльфа трудно убить, в особенности – ядом. Людские болезни на них не действуют вовсе, отрава, хоть и самая смертоносная, довольно быстро побеждается организмом, способным жить тысячелетиями. Но Урмас прав, в ближайшее время этот – уже не боец. А если муки достаточно сильны, эльф может и с собой покончить, лесные долгожители боль переносят плохо. Пытать их, кстати, одно удовольствие – там, где человек будет смеяться в лицо палачам, эльф после первой же загнанной под ноготь иглы расскажет всё, о чём его спросят.

Взгляд, усиленный просветлённой оптикой, скользнул вдоль опушки леса. Подсознательно Оррин ожидал увидеть укрывавшихся за деревьями воинов, готовых броситься на штурм, но ничего подобного не наблюдалось. Оно и понятно – увидеть эльфа в лесу можно лишь если тот сам захочет показаться, а людям и вовсе не следует высовываться. Солнце стоит в зените, не лучшее время для того, чтобы лезть на стены под прицелом дальнобойных арбалетов, катапульт и баллист. Вот завтра утром – другое дело. Эльфы наверняка туман притянут, в этом деле они мастера. Но, скорее всего, ближайшие дня три-четыре пройдут относительно спокойно. Штурмовать крепость, стены которой вздымаются где на четыре, а где и на все пять десятков локтей, без осадных орудий – безумие. Строить что-то серьёзное осаждающие (в том, что они в лесу присутствуют либо подтянутся в самом ближайшем времени, Оррин не сомневался) не станут, эльфам не составит труда вырастить потрясающе гибкие деревья-рогатки, способные метнуть пятикилограммовый камень метров на семьсот. Точность так себе, зато затрат никаких. Правда, колупать этими камнями могучие стены Каэр Тора можно до второго пришествия.

Этими мыслями он поделился с Урмасом. Тот лишь ухмыльнулся.

– Рогатки, да… Помнишь, в прошлый рраз они нам изрядно навредили. Не беспокойся, дрруг, эльфов ждёт сюрприз. Три года мы покупали соль, много соли… Посмотррим, как нашим недобррым гостям удастся вырастить деревья на солончаке.

Оррин вернулся к своему занятию, поскольку делать было особо нечего. Дирак продолжал гонять молодняк, заставляя их наводить баллисту на разбитую телегу, не заглядывая в свитки с расчётами, саами снова задремал, прижавшись щекой к посоху и обхватив его обеими руками, Урмас откровенно скучал.

Внезапно всадник вздрогнул, вгляделся пристальнее. Из-за кустов на открытое пространство вышли четыре фигуры. Трое мужчин, одна – судя по одежде – женщина. Расстояние было достаточно велико для бинокля, но Оррин мог бы поклясться, что узнал женщину. Которой, кстати, здесь совершенно не положено было находиться.

– Урмас, у нас проблемы.

– Что случилось, дрруг? – вождь тут же подобрался и подошёл вплотную к зубчатому парапету башни. Всадник протянул ему бинокль.

– Вон, посмотри… чуть в стороне от дороги.

– Четверо… гм… людей, я думаю, – сообщил арраук после небольшой паузы. – Эльфы одеваются иначе. Женщина. Если они не с эльфами, у них непрриятности.

– Они точно не с эльфами, – вздохнул Фаррел. – Женщина – суашини, моя близкая-по-рождению.

– Сестрра?

– Можно сказать и так. Её зовут Гэль.

– Что она делает в лесу?

– Если бы я знал…

– Их убьют, – безапелляционно заявил Урмас. – Или возьмут в плен, будут пытать, а потом всё равно убьют.

– Уверен?

– Уверен, – суарр смачно сплюнул. – Видел такое рраньше.

– Можешь что-нибудь сделать?

Урмас некоторое время помолчал, затем без особой уверенности предложил:

– Оррганизовать вылазку?

Подумав, всадник покачал головой.

– Твои бойцы не успеют. Думаю, в лесу полно эльфов, да и людей хватает. К тому же арраукам придётся идти под градом стрел, лишние потери не нужны. Как только вы высунетесь за стены, этих четверых утянут в лес. Думаю, они пока что на свободе лишь потому, что эльфам неизвестны их намерения.

– Есть идеи?

Присутствие в лесу эльфов являлось лишь предположением, нельзя было исключать и вероятность того, что шпион был одиночкой. Но четвёрка, расположившаяся у опушки, почему-то не делала попыток направиться к воротам Каэр Тора. Гэль здесь раньше не бывала, но Фаррел-Фрейр рассказывал ей и о цитадели, и о своём знакомстве с Урмасом, и о том, что здесь можно, при необходимости, обрести помощь и защиту. Было бы логичным, оказавшись ввиду крепости, тут же двинуться к ней, под защиту стен, но Гэль почему-то не спешила.

– Она заметила засаду, – прошептал Оррин. – Заметила или почувствовала.

– Твоя сестрра – воин?

– Она волшебница. Но эльфийские стрелы в лесу, да со всех сторон… тут не волшебницей, тут богиней надо быть. Хотя… знаешь, друг, есть одна возможность. Но и риск велик.

– Говорри.

– Крепость закрыта от построения порталов?

Урмас посмотрел на всадника чуть ли не с сочувствием.

– А сам как думаешь? Зачем мне непрошенные гости, появляющиеся в наших коридорах без прриглашения? Саами постоянно обновляют заклинание.

– Значит, саами? Не артефакты, точно?

– В Каэр Арте есть артефакты, – внезапно подал голос колдун, до этого казавшийся спящим. Впрочем, и говорил он, не открывая глаз. – И в Каэр Дуффе тоже. Здесь защиту строил я, поддерживают её мои ученики. Артефакты ненадёжны, их можно сломать с большого расстояния, эльфы наловчились делать это уже давно. Последний артефакт Каэр Тора был потерян больше двадцати лет назад.

– Ты сможешь на время снять защиту, мудрый? А затем быстро вернуть её?

Старик молчал долго.

– Да. Двадцать ударов сердца.

Двадцать секунд. Если эльфы не спускают с крепости глаз, если у них наготове отряды людей, если они опознали в Гэль сильную волшебницу, если смогли просчитать единственно возможный для неё и её спутников путь быстро и без риска попасть под защиту цитадели – то порталы они откроют сразу же. Ну, скажем, с задержкой три-четыре секунды. Планировка крепости осаждающим известна, в мирное время и люди, и эльфы периодически посещали Каэр Тор по делам торговым, а где торговля – там и разведка, как же без неё.

По всей видимости, те же мысли пришли и к Урмасу.

– Сколько порталов они сумеют откррыть? – вопрос адресовался колдуну.

– Среди молодых эльфов не так много тех, кто способен использовать эту магию, – пробурчал саами. – Среди опытных мало тех, кому хочется умирать под стенами нашей крепости. Я думаю, не больше дюжины.

Суарр почесал когтями затылок.

– Дюжина, значит. Половина к воротам, остальные – на привратные башни. Им и продержаться-то понадобится недолго, двадцатую часть стражи, или чуть больше. Пока дружки от леса добегут.

– Риск слишком велик, Урмас.

– Риск, ха… – оскалился вождь. – Это им риск, дрруг, а для нас хоррошая возможность показать этим лесным выползням, что тут их ждёт добрая дррака. Эй, Дирак! Всем катапультам второго нижнего яруса – прицел на ворота, катапультам и баллистам первого – на верхние площадки привратных башен. Баллисты зарядить ежами.

Он перевесился через парапет, мгновение высматривал там кого-то, затем заорал так, что у Оррина заложило уши.

– Саррмак! Уводи бойцов с привратных башен. Всех свободных арбалетчиков – на первый внутренний ррубеж, туда же полсотни латников. По десятку латников к каждой катапульте. Всем арбалетчикам – прриготовиться.

На добрых три минуты в цитадели воцарился настоящий хаос. Первый внутренний рубеж, крепость в крепости, ловушка для тех, кому удастся ворваться в Каэр Тор через проломленные ворота – относительно небольшая площадка, окружённая каменной стенкой в рост человека, из-за которой стрелки имеют возможность расстреливать штурмующих в упор, с десятка шагов – нет доспехов, способных выдержать попадание болта из тяжёлого арбалета с такой дистанции. Меж позиций арбалетчиков – проходы для воинов. Когда Оррин осматривал эти укрепления в первое своё посещение Каэр Тора, он не раз задавался вопросом – а есть ли вообще у осаждающих хотя бы малейший шанс на победу? Разве что сровнять эти древние стены с землей…

Хотя на любую силу рано или поздно найдётся большая сила. Ведь взяли ша-де-синн крепости аррауков в их родном мире.

– Воины готовы, – сообщил Урмас, неторопливо снимая чехол со здоровенного топора. – Твоя сестрра сумеет увидеть твой сигнал?

– Она знает, что я здесь, – уверенно ответил Оррин. – Она также знает, что Каэр Тор защищён от магии портала. Думаю, они не зря столь долго стоят – явно ждут возможности добраться до крепости. Гэль склонна к принятию быстрых решений, но и осторожность ей не чужда. Думаю, посредством магии она видит меня сейчас лучше, чем я её – с помощью бинокля. И ждёт.

– Хорошо, тогда приготовься подать ей знак, – он повернулся к колдуну. – Можно приступать, мастер.

Старик кивнул, снова встал – Оррину показалось, что он услышал, как скрипят измученные временем кости – и, буквально вонзив посох в каменную плиту, принялся крутить его меж ладоней, что-то бормоча себе под нос. Эффект проявился почти сразу. Воздух над цитаделью на мгновение подернулся рябью, похожей на марево, висящее жарким летом над раскалённым асфальтом. Всадник запрыгнул на парапет, стараясь не думать о том, что подвернись нога – и падать придётся очень долго, вскинул над головой руки, соединив их в круг, и резко развел в стороны. Гэль умная, поймёт. Хотя, говоря откровенно, движения воздуха над Каэр Тором не заметил бы разве что слепой.

Почти сразу же посреди площадки, в паре шагов от баллисты, взметнулся серый вихрь портала. Из него выскочил… нет, вылетел худощавый юноша, которого явно как следует толкнули в спину, за ним, в том же темпе, вывалился второй парень. Ещё один мужчина проскользнул сквозь марево торопливо, но аккуратно – о двоих, лежащих друг на друге, он не споткнулся и рядом не грохнулся. Последней из портала вынырнула Гэль и, обернувшись, резким взмахом руки словно перечеркнула кипящее серое облачко, тут же рассеявшееся клочьями уже обычного дыма.

А в следующую секунду…

– Тео, друг! Глазам не верю!

– Дядя Фёдор?

– Миша? Какого хрена?..

Глава 7
В которой Миша ищет себе собеседника, теряет родственника, наблюдает за дуэлью и узнаёт много нового

Догнать этого Фаррела Оррина – не имя, а сплошное рычание – мне так и не удалось. Лошадёнка, на поверку, явно не стоила уплаченных за неё денег. Может, на небольших дистанциях она и могла уверенно добраться из пункта «А» в пункт «Б», но уже к вечеру второго дня пути начала демонстрировать неуважение к всаднику. И, к тому же, дала понять, что никакого аллюра, кроме шага, отныне я от неё не дождусь.

Меня не оставляло ощущение, что какие-то неведомые и, стопроцентно, зловредные силы замкнули дорогу в кольцо и из этой колдовской окружности я уже никогда не выйду. Так и сдохну у очередного куста, как две капли воды похожего на сотню точно таких же, оставшихся за спиной. Дошло до того, что я начал пристально всматриваться в дорожную пыль, почти уверенный, что очень скоро увижу в ней свои собственные следы.

Следы были. Не мои, это я утрирую… хотя кто их разберёт. Время от времени по этому тракту явно кто-то передвигался. Правда, я пока никого не встретил, даже волки перестали беспокоить меня воем. Вообще, если подумать, идиллия – густые кроны деревьев смыкаются над дорогой, время от времени сквозь листву пробиваются солнечные лучи, воздух чистый и прохладный. Только вот однообразие утомляет. Правду говорят, что за хорошей беседой любой путь кажется короче. С лошадью поговорить, что ли?

– Ты не могла бы двигаться быстрее?

И ухом не повела, скотина. Интересно, у неё есть имя? Надо было спросить, но я как-то не подумал об этом. С другой стороны, я не специалист в этом деле, но почему-то всегда считал, что лошадям имена, присваиваемые им людьми, глубоко индифферентны. Собаки – те своё имя помнят… ну, по крайней мере, если позовёшь – прибежит. Кошка – та ещё подумает, в конце концов, каждая кошка искренне убеждена, что хозяйка в доме именно она, а эти двуногие дылды – просто устройства для кормления и чесания. Нет, ну лошадям имя иметь положено. Надо бы что-то придумать. Не в том смысле, что я ей буду орать – «эй, как-там-тебя, дуй сюда», и она сразу же прибежит, весело потряхивая хвостом, а просто раз уж эта волчья сыть для меня сейчас единственный собеседник, то неудобно как-то без имени получается.

Итак, тварь ленивая, ты у меня будешь… Россинант? Слишком много чести, да и с полом накладочка выходит. Изольда? Хм, почему Изольда? Местный колорит сказывается? Фрося, вот – самое оно. Фрося, ленивая, с хронически унылой мордой и выражением глаз типа «ой, как вы все меня достали».

– Фрося, жрать хочешь?

Тоскливый взгляд в ответ, в котором нет ни капли благодарности за только что обретённое имя. Или готовности к диалогу. Жрать она хочет всегда, я подозреваю, это потому, что процесс прореживания придорожной зелени несовместим с погоней за Леночкой и сопровождающим её всадником. Или это она его сопровождает?

Вот, кстати, характерный аспект неспешного путешествия в одиночестве. Лезут в голову всякие мысли, одна лучше другой. Хорошо, догоню я этого Фаррела. А дальше-то что? Попрошу вежливо – «господин хороший, девушку отдайте-ка, я её домой отвезу, к папе с мачехой». Сразу возникает два вопроса. Во-первых, а хочет ли Лена возвращаться в отчий дом, из которого сама же и сбежала? Во-вторых, он сразу меня проткнёт чем-нибудь острым, или сперва поглумится?

В принципе, я верю в человеческую доброту. Я вполне могу допустить, что этот всадник способен бросить медную монету нищему, накормить голодного, защитить слабого. Тот факт, что этот, возможно, добрейшей души человек воспользовался ситуацией и захомутал беспомощную девчонку себе в рабыни, пользуясь законом, о котором она и не слыхивала, ни о чём не говорит. Одно другому не мешает, бал правят традиции. Облагодетельствовать убогого – традиция. Обзавестись персональной рабыней – тоже. Можно ли осуждать дикаря из племени мумбо-юмбо за привычку обедать человечиной? Ведь он искренне верит, что всё делает правильно, в полной гармонии с местной моралью. Так поступали его отцы и деды, так действуют друзья и соседи, а тут вы явились со странными утверждениями, что человеков кушать низзя. С такими претензиями можно и самому на праздничный обед угодить. В качестве главного блюда.

– Фрося, ты хочешь, чтобы тебя съели?

Кажется, она согласна стать шашлыком, лишь бы её не заставляли тащиться в какую-то неведомую даль.

– Дура ты, Фрося. Даром, что философский вид на свою морду напускаешь.

Мораль сей басни такова – всадник Фаррел «в законе», а я тут как раз выступаю в роли того миссионера, что пытается перетянуть людоедов в вегетарианство. Возмутитель спокойствия. А что правильное общество должно сделать с возмутителем спокойствия? Правильно, изолировать его от себя, дабы не мешал жить по заветам отцов и дедов. Вот Фаррел меня и изолирует – и ведь прав будет.

Интересно, сколько стоит рабыня?

– Как думаешь, Фрося, молодая, но очень худая девка стоит больше, чем старая и ленивая лошадь? Если меньше – я тебя на Лену махну не глядя.

Есть такой анекдот. Турист, проживший месяц в пустыне, рассказывает: – «Сначала ты разговариваешь сам с собой, через неделю начинаешь разговаривать с ящерицами, через две понимаешь, что они с тобой говорят. А потом оказывается, что ты их с интересом слушаешь». Не знаю, как тот турист, но неделю я свёл к трём дням и с лошадью уже говорю. Вероятно, скоро она начнёт отвечать.

Ну ладно, а какие у меня варианты? Я сейчас не про Фросю, я про всадника и его рабыню. Вариант первый – дождаться, пока они устроятся на ночлег, после чего выкрасть девчонку. Эдакий Михаил Чингачгукович… неслышно подобрался, разрезал стягивающие юную деву путы, взвалил её на плечо – и бежать, бежать! Ну а Фрося, для полноты картины, тут же оборотится в полудикого мустанга и с удвоенным грузом на спине умчится от взбешенного рабовладельца. Вариант второй – устроить засаду и всадить аборигену стрелу в… ну, короче, куда-нибудь, чтобы стал посговорчивее. Самый, замечу, реалистичный вариант. А промахнусь – сделаю себе харакири. Если успею.

Есть путь честный и прямой. Выкупить у Фаррела девушку. Хоть её же луком рассчитаться, хоть златоустовским ножом. Ну не может рабыня, к тому же такая худая, стоить больше, чем блочный «Хойт»! Воин должен оценить. И опять-таки – кто, скажите, помешает воину этот лук, этот нож, а также всё остальное моё имущество, включая хронически безрадостную Фросю, попросту приватизировать, оставив меня гнить в придорожных кустах?

Мда, что-то мой поход нравится мне всё меньше и меньше.

– Скажи-ка, Фрося, нам долго ещё ехать?

– Такими темпами – вечность.

Оппа… кажется, приехали. В смысле – приплыли. «Я уехала. Прощай навсегда. Твоя крыша». Что там дальше по программе? Я буду с интересом слушать Фросины рассказы о нелёгкой и беспросветной лошадиной жизни и пускать скупую мужскую слезу в самых трогательных местах. Кстати, вот что интересно, реплика лошади прозвучала по-русски. Когда это она выучить успела? Какая талантливая скотина…

– Михаил, ты заснул?

Я тряхнул головой, пытаясь вернуть ясность мыслям. Затем сообразил, что голос исходит не от унылой Фросиной морды, а откуда-то у меня из-за спины. И голос, кстати, смутно знакомый.

– Галя?

Выглядела волшебница, надо признать, «на все сто». Дева-воительница восьмидесятого уровня. Изящная кольчужка тончайшего плетения – как мне кажется, такую можно пальцем проткнуть, если как следует надавить, высокие, почти до колена, сапоги из тёмно-зелёной кожи, зелёный же плащ, чуть ли не шёлковый, красиво струится к самой земле. На поясе – меч… ага, знакомая штука. Трофей с того седого покойника. Блондинистые волосы эффектно рассыпались по плечам. В общем, прямо картинка из какой-нибудь фэнтэзийной компьютерной игры. Только один нюанс – там женские персонажи часто щеголяют голыми ногами, да и бюст раскладывают в бронелифчике так, чтобы противник утратил всякую способность к сопротивлению. Видимо подразумевается, что лучшая боевая экипировка – это убийственная красота. Увы, полюбоваться Галиными ножками я мог только в своём воображении – между кольчугой и сапогами просматривались лишь довольно мешковатые штаны из плотной чёрной ткани. И кольчуга под горло и до запястий, никаких тебе обнажённостей.

– Ага, это я, – кивнула юная волшебница. – А упомянутая тобой Фрося, надо понимать, это милое блохастое создание?

– Фрося – мой друг и транспорт, – вступился я за моё «удачное» приобретение.

– И собеседник, – подколола девушка.

Только тут я заметил, что волшебница не одна. Чуть поодаль стояли двое – один мужчина весьма в годах, невысокий и слегка раздобревший. Второй – длинный парень с совершенно идиотскими усиками-ниточками и собранными в хвост волосами. Волосы, кстати, светлые, а усы – тёмные. Что из этого он красит?

Я вообще-то к таким типам отношусь без особой симпатии. Нет, я не гомофоб – в наше время и в нашей стране неизвестно, что лучше, быть сторонником «нетрадиционных отношений» или их ярым противником. И в том и в другом случае заклюют. Личное мнение лучше держать при себе. Но и воспринимать всерьёз эдакого индивидуума я не могу. Хотя кто его знает, может, это у него просто образ такой. Вон, Галя из себя валькирию изображает, а этот… ученик чародея? Наверняка нерадивый.

– Других нет, – буркнул я, имея в виду «собеседника». – Вернее, не было.

– Теперь есть, – усмехнулась Галя. – Знакомься, Миша. Это господин Руфус Гордон, экзорцист. С ним его ученик, Николаус дер Торрин. Прошу любить и жаловать.

– Очень приятно, – я спрыгнул на землю и протянул руку. – Михаил Орлов.

– Можно просто Миша? – Гордон стиснул мою ладонь.

Мда… может, он и выглядит располневшим и неповоротливым, но рука у него, как тиски. Уважаю. И меч у него такой себе серьёзный. Я, прямо скажем, не знаток, но это же сразу видно, когда человек пользуется чем-то, к чему непривычен. Скажем, возьмите женщин и их маленькие сумочки-клатчи. У одной эта сумка – как продолжение руки, другая же явно не знает, что с ней делать. И это заметно. У господина Гордона меч на поясе висел так, словно являлся столь же привычным атрибутом, сколь для городского жителя – мобильный телефон. Если оружие убрать – образу господина Гордона явно будет недоставать чего-то важного.

– Нужно, – улыбнулся я.

– Ну и хорошо, – он выпустил мою ладонь. – Я Руфус. Или Руф, если удобно.

– Ник, – его спутник тоже сунул мне ладонь. Влажную и вялую, после такой хочется вытереть руку о штаны, хотя это и невежливо.

Вообще, как говорил дядя Фёдор, рукопожатие – это целая наука. Не высшая математика, можно и без учебника обойтись, но основы выучить всё-таки надо. Как руку подавать, сколько раз встряхивать, как выбирать дистанцию. Кое-кому не мешало бы взять парочку уроков.

– Рад знакомству, – сообщил я Нику и, повернувшись к его наставнику, поинтересовался: – простите, а термин «экзорцист» означает, что вы бесов изгоняете?

– В некотором смысле, – серьёзно кивнул Руфус. – Я уже знаю, что понимается под этим словом в вашем мире, Миша. Только у вас под термином «изгнание бесов» подразумевается чаще избавление от некой нематериальной сущности, в то время как мои бесы очень реальны. Иногда – слишком.

Говорил он по-русски, но… не то чтобы не совсем чисто, скорее, довольно академично. И слова о «вашем мире» я мимо ушей не пропустил. Гость, значит.

– А вы отсюда?

– Нет, мы с Суонна, – ответил он так, словно я, как любой в меру образованный человек, просто обязан знать, что такое Суонн и где он находится. Скорее всего, не самое приятное местечко, если бесы там материальны и их приходится изгонять мечом.

– Давайте оставим расспросы на потом, – в голосе волшебницы прозвенели нотки нетерпения. – Миша, тебе удалось найти девушку?

Поначалу я решил, что она издевается. Если бы мне удалось задуманное, то Лена, очевидно, была бы здесь. Затем я вдруг понял, что вопрос вполне искренний. Этот мир полон опасностей. Ведь вполне всё могло сложиться так, что госпожа Друзова-младшая не пережила бы и первого дня. Уже за один только костёр в эльфийском лесу. На самом деле, я и сейчас не знаю, жива ли она. Как говорит мне мой небольшой опыт, полученный в магаданской тайге, магическому указателю совершенно по барабану, на что наводиться – на живого человека или на давно остывший труп.

– Нет. Но я иду по следу. А как вы нашли меня? Мне тут посоветовал один приятель…

– Обманку сделать? Хороший совет, не скрою, но меня такими штуками не возьмёшь, – рассмеялась девушка. – Твой «антирадар» я сразу нашла. Мог бы, приличия ради, не прятать его прямо у места перехода. Ладно, давай к делу. Что-нибудь узнал о ней?

– Немного, но… а откуда такой интерес к моей подопечной?

– Ситуация изменилась, Миша, – волшебница резко посерьезнела. – Теперь она «подопечная» не только для тебя, но и для всех нас. Помнишь того мужчину, которого я убила? Он ищет Лену. И тот факт, что я его пополам разрезала, сути проблемы не меняет. Он вернётся и снова пойдёт по следу. Почему – это тема отдельного и долгого разговора, который должен пройти в более спокойной обстановке. Так что выкладывай, чем богат.