Текст книги "Порядок подчинения (ЛП)"

Автор книги: Дейл Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)

Технически было незаконно присоединяться к самолетам с неработающими радарами или радиомаяками, но Тычина не собирался мириться ни с каким дерьмом от своих робких ведомых. Он выполнил несколько разворотов на 360 градусов с включенными на полную мощность габаритными огнями и огнями защиты от столкновений, крича по радио: «Зеленый полет, черт возьми, я вас вижу – вы должны видеть мои огни … Синий-два, ты у меня на радаре, я на твоем месте в четыре часа, шесть километров – открой глаза, черт возьми … Синий-один выдвигается курсом три-ноль-ноль, Синий-два, я прямо перед вами и над вами, давай, поехали.»

Это был беспорядок, который становился все хуже – никто ничего не мог сделать правильно.

«Империал», это «Эмбер-один», у меня в поле зрения самые восточные бандиты», – радировал Головко. Тычина невольно улыбнулся – Головко, посетивший немало западных авиабаз и даже посетивший курс обучения вооружению истребителей НАТО в Германии, очень любил использовать сленг американских истребителей, такой как «пугало» и «бандит». «У меня есть бомбардировщик «Туполев-95», повторяю, бомбардировщик «Туполев-95 Медведь». Прозвище «Медведь» было в отчетности НАТО, но, конечно, Головко предпочел бы использовать его. «Я вижу оружие, установленное снаружи. Подхожу, чтобы рассмотреть поближе. Приготовьтесь».

«Не приближайтесь, пока не обнаружите и не идентифицируете какое-либо оборонительное вооружение», – крикнул Тычина. «Пусть ваш ведомый отойдет на противоположную сторону».

«Принято», – ответил Головко. «Амбер Два, вам разрешен переход на верхнюю позицию. Держите меня в поле зрения».

«Янтарь в двух экземплярах».

Второй синий, наконец, присоединился к правому флангу Тычины и висел рядом – у него не было модуля IRSTS (инфракрасной системы поиска и слежения), поэтому ему приходилось полагаться на габаритные огни Головко, чтобы оставаться в строю. «Зеленый рейс» не торопился присоединяться к Тычине. «Зеленый рейс», у вас уже есть радиолокационный контакт со мной?» Несколько долгих, раздражающих мгновений спустя он ответил, что у него есть контакт с радаром и что Зеленый номер Два держит его в поле зрения и приближается. «Синий рейс поднимается до базы плюс семь и увеличивает скорость».

«Империал», это «Эмбер-один», я вижу подфюзеляжную орудийную башню, повторяю, я вижу брюшную башню со спаренными пушками. Хвостовых пушек не видно. Я называю это «Медведь G-модели». Оружие, установленное снаружи, похоже на крылатые ракеты, я повторяю, крылатые ракеты, вероятно, AS-4, по одной на каждом крыле. Как понял, Империал? Мне нужны инструкции немедленно. Прием.»

Тычина с трудом сглотнул. Ракета AS-4 была крылатой ракетой более старой конструкции, впервые разработанной более тридцати лет назад, но она была способна развивать скорость, в четыре раза превышающую скорость звука, – даже быстрее, чем ракеты класса «воздух-воздух» R-23 и R-60, которые несли МиГ-23, – и с текущей высоты пуска AS-4 могла пролететь более пятисот километров. Он нес 900-килограммовые фугасные боеголовки, достаточно мощные, чтобы разрушить большое офисное здание, или он мог нести ядерную боеголовку мощностью 350 килотонн.

«Рейс Эмбер, это Империал, подтвердите загрузку оружия … Андрей, ты уверен, что это ракеты AS-4?»

«Без сомнений, Павел», – сказал Головко. «Я отступаю на замыкающую позицию. Что ты хочешь сделать?»

В горле у Тычины пересохло, как в старом сапоге, а дыхание участилось.

Российские бомбардировщики.

У них были крылатые ракеты, мощное оружие, которое могло опустошить Львов, или Киев, или Одессу. Он никогда не думал о возможности нападения на российский самолет …

… Но что они здесь делали?

Что происходило…?

«Павел, приступай к делу», – передал Головко по рации. «Каковы твои»

«Истребители!» Крикнул Рыльский в Янтаре-Два. «Истребители запускают ракеты, Андрей! Поворачивай направо! Убирайся оттуда!»

Тычина перевел дроссельную заслонку на максимальный форсаж и полностью развернул крылья за кормой, чтобы набрать скорость. Русские только что приняли решение за него: у них действительно было сопровождение истребителей, и они ждали на очень большой высоте, пока Головко не начал выходить на позицию для атаки. Тычина прокричал по радио: «Имперский рейс, это имперский ведущий, атакуйте приближающиеся бомбардировщики «Туполев» и неопознанные истребители. Проверьте свои маяки. «Пурпурный рейс», радиосвязь с базой открыта, «Имперский рейс» атакован большим соединением российских бомбардировщиков и неизвестным количеством и типами истребителей. Скажите им, чтобы объявили чрезвычайное положение в системе противовоздушной обороны! Перерыв. Андрей! Амбер-два, каково ваше состояние?»

«Я по уши в дерьме, вот что, Павел», – ответил Головко по рации. Его голос был таким ледяным, как будто он сидел в церкви – единственным признаком того, что он был вовлечен в воздушный бой, были случайные тяжелые хрюкающие звуки, которые он издавал, напрягая мышцы живота от перегрузок, пытаясь удержать кровь в верхней части туловища и не потерять сознание. «Максум» был сбит сразу. Никаких предупреждающих сигналов радара – они запускают тепловые прицелы, снижаются с большой высоты, затем выскакивают для выстрела в хвост. Я думаю, что это МиГ-29. Преследуйте бомбардировщики «Империал Флайт». Не пытайтесь путаться с истребителями – они съедят ваш обед за вас. Заходите быстро, стреляйте по бомбардировщикам и разорвите их строй. Один бомбардировщик уже повернул назад, когда увидел, что мы приближаемся – я думаю, они готовы вернуться домой. Заходите быстро, стреляйте и продолжайте».

Раздался громкий хлопок! Визг помех – или это кричал Головко? – а затем передача резко оборвалась.

Два украинских истребителя исчезли примерно за пятнадцать секунд.

К тому времени Тычина превысил скорость первого Маха и переместился в зону действия радаров группы бомбардировщиков Ту-95. Его радар засек два из них. Они все еще находились на большой высоте, двигаясь на относительно высокой скорости по тому же маршруту, о чем впервые сообщил польский авиадиспетчер. Прямая и уровневая атака – русские, должно быть, думали, что не встретят никакого сопротивления.

На высоте сорока километров он включил свой первый R-23 и нацелился на бомбардировщик. Обычным вооружением МиГ-23 была 23-миллиметровая пушка, две ракеты средней дальности Р-23Р с радиолокационным наведением и четыре ракеты Р-60 с тепловой самонаведкой. Но из-за того, что в этом патрулировании участвовало так много самолетов, истребителям, оснащенным IRSTS, сегодня вечером было выдано только по два R-60 на самолет; самолеты без IRSTS имели только ракеты с радиолокационным наведением и без тепловых самонаводящихся устройств, потому что у них не было бы достаточного наведения на перехват для маневрирования в позицию для инфракрасной ракеты. Тычина терпеть не мог, когда у него не было полной загрузки ракет. Он знал, что в его стране дела обстоят плохо, но обычно недостатка в оборонительном оружии, таком как управляемые ракеты, не было. До него доходили слухи о краже оружия и оборудования на черном рынке.

Обращай внимание на то, что происходит, Павел, напомнил он себе, пытаясь сохранять спокойствие. Он превысил скорость 1,5 Маха, а ракета с радиолокационным наведением R-23 имела ограничение скорости 1,2 Маха. Но Тычине было все равно: скорость – это жизнь, и он не собирался снижать скорость. Он выключил форсажную камеру, чтобы сэкономить топливо и не дать российским истребителям поднять его форсажный шлейф, но при этом нацелил свой нос прямо на головной бомбардировщик. По мере обнаружения новых целей он корректировал наведение своего радара, всегда нацеливаясь на лидера. Если ведомые увидят, что их лидер падает, они могут быть более склонны прекратить атаку.

Ровно в двадцать четыре километра он получил постоянную пинг – пинг – пинг указанием в его шлем гарнитуры, указывая на то, что Р-23, Ракета был в зоне досягаемости и готов к запуску. Тычина нажал и удерживал предохранительный выключатель сбоку от ручки управления, в результате чего раздался быстрый предупредительный звуковой сигнал пинг-пинг-пинг. Плавники ракеты были отсоединены, ракета была готова к полету.

Казалось, что в этот самый момент весь мир вспыхнул огнем. Ракета с тепловой самонаведкой R-73A, выпущенная с другого атакующего российского истребителя МиГ-29, промахнулась менее чем в метре от правого двигателя Тычины, пролетела над фюзеляжем, пока тот не оказался в нескольких метрах от нее, после чего сдетонировала четырнадцатикилограммовая боеголовка. Верхняя и переднеприводная части фонаря «Тихины» разлетелись вдребезги, и сотни острых как бритва осколков стекла попали молодому пилоту в голову и верхнюю часть туловища. Шлем Тычины был почти сорван с его головы силой взрыва, внезапной декомпрессией в кабине, а затем сверхзвуковым порывом ветра. Невероятно, но большая часть фонаря кабины осталась нетронутой.

К его собственному изумлению, он был жив и все еще в сознании. Порыв ветра бил по его телу, но он больше не слышал оглушительного рева. Он был защищен от прямого сверхзвукового удара ветра тем, что осталось от его купола. Отрицательный воздух действовал несколько успокаивающе, замораживая кровеносные сосуды в носу и на лице и предотвращая серьезную потерю крови.

И, что более важно, его самолет все еще летел, органы управления все еще реагировали, двигатели все еще вращались – и когда он нажал кнопку запуска на ручке управления, ракета с радиолокационным наведением R-23 соскочила с поручня на левом подкрыльевом пилоне. Она отчаянно раскачивалась, пытаясь стабилизироваться – теперь Тычина понял, почему на ракете было ограничение скорости, – но как только он подумал, что ракета выйдет из-под контроля, она выровнялась и проследила за лучом радара. Он должен был держать нос нацеленным на бомбардировщик Ту-95 Bear, чтобы ракета могла его отследить, но несколько секунд спустя он был вознагражден яркой вспышкой света, затем темнотой, а затем потоком огня вдалеке.

Его пальцы в перчатках зашевелились, как только он увидел удар. Он находился на расстоянии восемнадцати километров, когда выпустил свою последнюю ракету Р-23 по другому бомбардировщику, затем немедленно переключился на ракеты Р-60 с тепловым наведением и начал поиск новой цели. Взорвался второй бомбардировщик, пылающим метеором пронесшийся в ночном небе прямо к замерзшей земле. Все бомбардировщики Ту-95 начали выбрасывать мусор и сигнальные ракеты, но таинственным образом остались на курсе, и потоки сигнальных ракет были похожи на большие освещенные стрелы, направленные прямо на них.

Тычина напрочь забыл о своих ведомых и обо всех остальных, кроме того, что сказал Головко перед смертью: быстро заходи, стреляй по лидерам и убирайся.

Инфракрасная система поиска и слежения была эффективна примерно на расстоянии десяти километров, и бомбардировщики казались крошечными точками на полукруглом индикаторе в его кабине. В этот момент Тычина отключил радар атаки – нет смысла сообщать о своем местоположении дольше, чем необходимо, – навел прицельную сетку самонаведения на одну из точек и активировал свою первую из двух ракет R-60. Он больше не мог слышать характерный рычащий звук, когда система самонаведения ракеты обнаружила горячее свечение огромных турбовинтовых двигателей Ту-95 «Кузнецов», но он определил расстояние по показаниям на своем индикаторе IRSTS и выпустил первую ракету с пяти километров, максимальной дальности полета ракеты.

Слишком рано. Он зацепился не за двигатель, а за сигнальную ракету-приманку. Со скоростью 1,22 Маха он двигался почти со скоростью полкилометра в секунду, и у него едва хватило времени выбрать и выпустить еще одну ракету. Попадание ракеты в третий бомбардировщик было почти мгновенным, и он почувствовал, как куски металла от взрыва посыпались на его самолет. Тычина проигнорировал удары.

Он попытался выбрать другую ракету, но у него было только две. Черт возьми, какое время, когда заканчиваются ракеты! Тычина переключился на свою 23-миллиметровую пушечную установку GSh-23L на брюхе и выпустил полную односекундную очередь, пролетев достаточно близко от противовращающихся винтов четвертого Ту-95, чтобы почувствовать невероятное ритмичное биение огромных опор о фюзеляж своего истребителя. Поток пушечных выстрелов прошелся по фюзеляжу бомбардировщика, гондолам правого двигателя и правому крылу. Тычина дал разрешение на правый разворот, увидел, что прямо над ним Ту-95 резко накренился с нацеленной на него подфюзеляжной орудийной башней, и вместо этого бросил свой МиГ-23 в крутой левый крен.

Когда он повернул налево после разворота на 180 градусов, он чуть не закричал от удивления: падал не один, а два «Туполева-95». Бомбардировщик, который он сбил пушечным огнем, должно быть, вывернул прямо на траекторию другого бомбардировщика, потому что к земле по спирали приближались два огненных сгустка. Он не мог видеть остальную группу бомбардировщиков, но очередная проверка радаром показала правду – бомбардировщики снова направлялись на север. Он сделал это! Атака закончилась! Он сделал.

Тычина видел ракету на последней пятой секунды полета с большим шлейфом желтого огня, окружающим маленькую черную точку, как раз перед тем, как небольшая ракета R-73A, выпущенная преследующим ее российским истребителем МиГ-29, врезалась в его МиГ-23 и оторвала ему все правое крыло. Его голова ударилась о правую заднюю стенку кабины, окончательно лишив его сознания, когда истребитель резко вильнул влево и начал ленивое вращение к земле.

Но удача, пусть даже последняя крупица удачи, была на его стороне. Потеря фонаря после близкого попадания первой ракеты привела к срабатыванию всех зарядов для катапультируемого кресла, кроме нескольких последних, и включила сиденье. Когда топливные баки фюзеляжа разорвались от попадания, удар и вибрация привели к тому, что катапультное кресло выбросило бессознательное тело Тычины из подбитого истребителя. Кресло было автоматическим и работало должным образом. Тычина продолжал находиться в свободном падении примерно до высоты четырех тысяч метров, когда сработали автоматические таймеры baro, освободив его от ремней безопасности и затянув ремень вдоль внутренней части сиденья, который с треском выбросил его с места. Это действие автоматически потянуло за страховочный трос парашюта, и Тычина оказался под полным куполом парашюта к тому времени, как достиг двух тысяч метров.

Не сумев удержаться на ногах, Тычина приземлился в роще тополей, которые безжалостно царапали его лицо и грудь, как дикое животное.

Горожане и пожарные из деревни Мызово сняли его несколько минут спустя и нашли все еще живым, почти в сознании и на удивление невредимым, за исключением лица и туловища, которые были ужасно изуродованы деревьями и его последними секундами в кабине самолета.

Но он будет жить, чтобы летать и сражаться в другой раз.

Его победа над российскими захватчиками той ночью станет объединяющим лозунгом для всей нации.

ОДИННАДЦАТЬ

В Кабинете министров Белого дома в тот вечер по восточному времени

«Валентин Сенков попал в самую точку», – сказал президент. Он встречался со своими сотрудниками в Совете национальной безопасности в кабинете Белого дома, по соседству с Овальным кабинетом. В отличие от остальных, президент был одет в повседневные брюки и толстовку – даже Первая леди, которая сидела справа от президента, рядом с вице-президентом, была одета в деловой костюм. «Он предсказал, что Величко нападет на Украину, и он это сделал».

Это вызвало очень демонстративную реакцию генерала Филипа Фримена, председателя Объединенного комитета начальников штабов: «Извините меня, сэр, но мы с госсекретарем Шеером проинформировали вас о необходимости оказания поддержки нашим союзникам по НАТО против явно дерзкой и провокационной России. Я бы никогда не ожидал, что Величко зайдет так далеко, чтобы вторгнуться в соседнюю страну Содружества, особенно в Украину, но почерк был на стене».

«Я вряд ли думаю, что отклонение замечаний мистера Сенькова в пользу ваших собственных здесь конструктивно, генерал», – предостерегла Первая леди, свирепо глядя на него. «Я думаю, что здесь необходимы несколько идей о том, как справиться с этим событием».

Фримен хотел сказать следующее: Почему бы тебе не спросить своего приятеля Валентина Сенкова? Что он действительно сказал, так это: «Очень хорошо, мэм, у меня и мистера Шеера действительно есть некоторые рекомендации».

«Мы считаем необходимым заявить о полной поддержке наших союзников по НАТО, господин президент», – сказал Шеер. «Нам нужно недвусмысленно показать им, что мы не позволим России запугивать их. Президент Турции Далон запросил некоторую помощь, в основном в оборонительном вооружении и авиации, и я рекомендую нам санкционировать эту помощь».

«Дополнительная помощь Турции?» Парировал госсекретарь Харлан Гримм. «Сэр, Греция кричит о нашей поддержке Турции после исламских войн – они думают, что мы вооружаем Турцию, чтобы они могли вернуть Кипр. Кроме того, мы запретили экспорт высокотехнологичного оружия в Турцию по определенной причине – если они не получают то, что хотят, они пытаются это украсть. Мы поймали их с поличным с грузовиками ракетных технологий Patriot, которые они пытались украсть у Израиля».

«Сэр, мы должны поддерживать наших союзников», – серьезно повторил Фримен. «Если мы этого не сделаем, не только союзники, но и Россия подумают, что нам все равно, что происходит в этой части мира. И это приведет к катастрофе».

«Если я не могу достичь консенсуса в моем собственном кабинете,» прервал его президент, – это должно означать, что у нас пока нет решения. Мне нужно больше информации – о Турции, о состоянии североатлантического союза, о том, что имеет в виду Величко. Я думаю, что встреча министров НАТО в Брюсселе вполне уместна».

«Давайте привезем их сюда и перевезем в Майами-Бич, где тепло», – вступила в разговор первая леди. Это замечание вызвало у нее одобрительный смешок.

«Хорошая идея, дорогая», – сказал президент. «И мне нужно встретиться лицом к лицу с Величко в Европе. Ты можешь это осуществить, Харлан?»

«Маловероятно, господин президент,» ответил Гримм,» но я буду работать над этим».

«Хорошо. Что-нибудь еще, что мне нужно рассмотреть?»

«Извините меня, господин президент, но есть целый список вещей, которые мы должны рассмотреть», – сказал генерал Фримен. «Я действительно обеспокоен последней российской воздушной атакой в Европе. Русские, похоже, используют свои тяжелые бомбардировщики не только для борьбы с судоходством и морской разведки – у них на борту есть средства наземного нападения. Это совершенно новая угроза, исходящая от русских, и я думаю, что мы должны отреагировать на нее».

«Как?» – заинтересованно спросил президент.

«Я и несколько членов Объединенного комитета начальников штабов считаем, что действия русских в Европе требуют от Стратегического командования приведения в боевую готовность сил бомбардировочной авиации и… возвращения в режим ядерного стратегического сдерживания».

Фримен мог бы снять с себя всю одежду и оповестить весь Совет национальной безопасности и добиться более сдержанной реакции, чем он получил только что – и самым громким голосом был голос Стальной Магнолии. «Вы что, с ума посходили, генерал?» – усмехнулась она. «Вы хотите вернуться к круглосуточной боевой готовности с ядерными бомбардировщиками и ракетами? Вы хотите снова начать летать за Полярным кругом на бомбардировщиках B-52? Я думал, Стратегическое авиационное командование умерло.»

«Мэм, позвольте мне объяснить».

Но зал был в полном смятении. Дональд Шир наклонился к Фримену и прошептал: «Хорошая попытка, Фил».

«Я думаю, все высказали свое мнение по поводу этой идеи», – сказал президент с улыбкой. «Итак, есть ли что – нибудь…»

«Господин президент, я действительно думаю, что это важно», – настаивал Фримен, удивленный абсолютно негативной реакцией. «Сэр, я не говорю о начале войны, и нет, мэм, я не говорю о воздушно-десантной тревоге – мы покончили с этим в шестидесятых. Я говорю о том, чтобы направить президенту Величко заслуживающий доверия, быстрый и мощный сигнал – отступайте, или мы снова вернемся к бизнесу времен холодной войны. Я говорю о том, чтобы взять треть наших бомбардировщиков большой и средней дальности, около ста самолетов плюс триста ракет наземного базирования Minuteman III с одной боеголовкой и привести их в боевую готовность. Мы практикуем это, это очень безопасно, и мои сотрудники собирают данные о том, как быстро мы можем это выполнить».

Члены Совета национальной безопасности немного успокоились, услышав некоторые реальные цифры. Не так давно в боевой готовности находилось более трехсот бомбардировщиков и более тысячи ракет наземного базирования – Фримен предполагал гораздо меньшее количество, примерно треть от того, что раньше было обычным делом. «Как именно мы могли бы этого добиться?» Спросил Майкл Лифтер, советник президента по национальной безопасности.

«Мы уже прощупываем подразделения, которые будут затронуты, – ответил Фримен, – получаем точные цифры о том, что у них есть в наличии и как быстро они смогут собрать все это воедино. Прямо сейчас в книге указано, что через четыре дня после того, как президент скажет «уходи».

«Отсюда поступает приказ Стратегическому командованию в Омахе – Стратегическое авиационное командование упразднено,» многозначительно сказал он Первой леди, – но оно заменено Стратегическим командованием, которое в мирное время является Объединенным штабом стратегического планирования целей, а в военное время фактически преобразуется в Стратегическое авиационное командование. Они выполняют план ведения войны, который мы одобряем. Стратегическое командование получает самолеты и экипажи от Командования воздушного боя ВВС и других крупных военных командований и берет на себя оперативный контроль над всем ядерным оружием в наших арсеналах. Главнокомандующий Стратегическим командованием генерал Крис Лэрд подчиняется непосредственно президенту. Генерал Лэрд становится ответственным за выживание своих войск и за выполнение чрезвычайного военного плана, называемого Единым интегрированным оперативным планом, или SIOP.»

«Третья мировая война», – заявила первая леди.

«Мы надеемся, что нет, мэм», – сказал Фримен. «Основная цель сил оповещения – сдерживание. Мы надеемся, что круглосуточное дежурство бомбардировщиков с ядерным зарядом удержит президента Величко от каких-либо попыток против НАТО».

«Итак, это снова БЕЗУМИЕ», – снова вмешалась Первая леди. «Взаимно гарантированное уничтожение. Баланс террора».

«Это также способ заверить наших союзников, что мы готовы действовать в случае нападения», – сказал Фримен, глядя прямо на Стальную Магнолию, а не на президента. «И это ответ на новейшую угрозу русских установить крылатые ракеты большой дальности наземного базирования на свои разведывательные и морские самолеты. Как вы знаете, на Кубе снова размещены бомбардировщики «Бэкфайр» – русские утверждают, что это всего лишь патрульные самолеты дальнего действия, но теперь мы знаем, что они могут иметь возможности для наземного нападения и могут очень легко нанести удар по половине континентальной части Соединенных Штатов».

«Хорошо, генерал», – сказал президент. «Думаю, я услышал достаточно. Я думаю, было бы очень мудрой мерой предосторожности расследовать повторное приведение бомбардировщиков в боевую готовность. По крайней мере, это кость, которую мы можем бросить Далону и другим союзникам.»

«Сэр, поскольку Россия стучится в парадную дверь Турции, считаете ли вы разумным просто бросать кости?» Спросил Шеер. «Возможно, оправдан более позитивный шаг».

«Вы все составьте, каким, по вашему мнению, должен быть этот шаг, и я рассмотрю его», – сказал президент. «Как я уже сказал, мне нужна информация. Генерал дал мне пищу для размышлений, но мне нужно больше информации от других членов, прежде чем я смогу принять решение».

«По крайней мере, господин президент,» быстро сказал Фримен, догадываясь, что президент вот-вот закончит эту встречу,» позвольте моим сотрудникам проинформировать вас о процедурах принятия экстренных мер, включая реагирование на командный пункт ВДВ и установление дистанционной и мобильной связи с Национальным военным командным центром».

«Конечно, Филип», – ответил президент, отводя очень обеспокоенный взгляд своей жены. «Я думаю, мы сможем обсудить это завтра утром. Как насчет встречи за завтраком с представителями власти, скажем, после встречи за завтраком в министерстве здравоохранения и социальных служб первой леди?»

«Извините, сэр, но у первой леди нет допуска «Совершенно секретно»-SIOP-ESI, – твердо сказал Фримен. «Она не может присутствовать на этих брифингах».

«Она не может?» – недоверчиво переспросил президент. «Как вы думаете, генерал? Она может присутствовать на заседаниях СНБ, она может приходить и уходить в Овальном кабинете в любое время – но она не может присутствовать на брифинге о том, как пользоваться брелоком в портфеле, с которым офицер ВМС постоянно ходит за мной по пятам?»

«Согласно действующему законодательству»

«Позвольте мне поручить Карлу Абеллу разобраться с этим», – сказал президент слегка встревоженным тоном, имея в виду юрисконсульта Белого дома. «Он встретится с вами и с кем бы то ни было еще, кто нам понадобится, и добьется для нее допуска».

Фримен сказал: «Очень хорошо, сэр», – и улыбнулся, притворившись, что не обиделся на самодовольное, удовлетворенное выражение, которое в этот момент придала ему Стальная Магнолия.

ДВЕНАДЦАТЬ

Гранд-Айл, Вермонт

Январь 1995

Будильник прозвенел в пять утра, Ребекка К. Фернесс уже проснулась, поэтому она быстро выключила будильник и снова нырнула под одеяло. В спальне было холодно, поэтому она обнажила только голову и плечи, прикрытые фланелевой ночной рубашкой, поверх толстого пухового одеяла. Холодный воздух был резким, и когда она вдыхала его, казалось, что он наполняет ее тело энергией. Зимой, подумала она, нет места лучше Вермонта, даже в морозные пять утра.

Мужчина, лежавший рядом с ней в постели, недовольно заурчал, когда зазвонил будильник, но через несколько мгновений снова принялся тихонько похрапывать. Фернесс игриво решила, что ему нельзя позволять снова заснуть, если ей придется вставать, поэтому засунула руки под толстое одеяло и провела ими по его плечам и шее. Она была удивлена тем, какой холодной на ощупь казалась его кожа. В спальне было всего около 45 градусов – немногие спальни в настоящих загородных домах на втором этаже отапливались, – но Эд Колдуэлл настаивал на том, чтобы спать обнаженным, независимо от того, насколько было холодно. В конце концов, сказал бы Эд, только маленькие мальчики спят в постельном белье – даже если бы он умер от переохлаждения, он бы никогда ничего не надевал в постель.

Ее руки скользнули вниз по его спине, затем к ягодицам и задней поверхности бедер. Несмотря на то, что ему было всего под тридцать, на несколько лет моложе ее, у Эда уже появились небольшие «ручки любви» на талии, но в остальном их выходные на лыжах и работа поддерживали его в довольно хорошей форме. Ребекка надеялась, что легкое дуновение холодного воздуха, коснувшееся спины и плеч Эда, или ее теплое прикосновение разбудят его. Пройдет по меньшей мере неделя, прежде чем они снова увидятся. Она хотела прижаться к нему, немного поговорить.

Колдуэлл плотнее натянул одеяло на плечи, натянул его до шеи, чтобы защититься от холода, и сонно фыркнул, выражая свое неодобрение тем, что его потревожили. Пять утра – определенно слишком рано для Эда. Недовольная, Бекки скатилась с кровати, накинула халат и пару мокасин и спустилась вниз, чтобы сварить кофе.

До восхода солнца оставался еще час или около того, но светлеющее небо на востоке, поднимающееся над Зелеными горами, все еще было впечатляющим. Дом Фернесс находился на восточном берегу Гранд-Айла, большого острова в озере Шамплейн между северной частью штата Нью-Йорк и северной частью Вермонта, и из большого панорамного окна в ее гостиной, выходящего на озеро, круглый год открывался захватывающий вид. Она могла видеть на юг до моста Хайвей-2, идущего от Маллетс-Бей до Саут-Хероу. В ясные ночи она могла видеть зарево города Берлингтон на горизонте примерно в тридцати милях к югу. Озеро еще не замерзло, но белый ледяной ковер с каждым утром убегал все дальше от берега и вскоре должен был образовать почти сплошной мост шириной в пять миль к равнинам Джорджии на северо-западе штата Вермонт.

Ребекка Фернесс жила на небольшом уединенном участке земли, который она арендовала у своего дяди, сенатора Соединенных Штатов от штата Вермонт, расположенном между государственным парком Найт-Пойнт, заповедником Гайд-бревенчатый домик и государственным парком Гранд-Айл. В настоящее время Гранд-Айл в основном представляет собой государственные парки, и на всем острове длиной в сорок миль осталось всего три небольших поселения. Дядя Фернесса использовал свое влияние и смог добиться, чтобы его небольшой участок земли на берегу был выделен в качестве места обитания дикой природы, что удерживало застройщиков, охотников, лыжников и комиссии по государственным паркам от захвата его земли. Остров был похож на большую ежегодную версию мифического Бригадуна – он оживал только осенью, в сезон туристических «красок», и остальную часть года спал в блаженном уединенном покое, и лишь горстка людей в день совершала короткую поездку на пароме от Гранд-Айла до Платтсбурга, штат Нью-Йорк, или более длительную поездку по шоссе 2 через Гранд-Айл на север почти до канадской границы.

На самом деле дом представлял собой старый сарай, который был переоборудован в жилое помещение после того, как несколько лет назад сгорел первоначальный фермерский дом. Потолок был из грубо обтесанных бревен и досок, а огромные круглые камни, привезенные с окрестных полей, составляли большой камин двойного размера. Кухня была главной комнатой дома, с небольшой обеденной зоной возле заднего крыльца и огромной черной чугунной плитой и духовкой. Большая старинная печь, работающая на дровах и газе, обеспечивала большую часть тепла в доме, и, хотя ей скоро предстояло уходить, Ребекка автоматически положила еще одно круглое сухое полено на раскаленные угли в топке. Обычно она кипятила воду для кофе в большом медном чайнике, но этим утром она торопилась, поэтому остановилась на Mr. Coffee. Этот предмет выглядел таким неуместным в доме.