Текст книги "Факел свободы"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

Соавторы: Эрик Флинт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 47 страниц)

Глава 60

– Вот оно.

Луис Розак был уверен, что Эди Хабиб не понимала, что она говорила вслух. Впрочем, он вряд ли мог законно назвать это единичным, мягко бормотать сентенцию «вслух», предположил он.

Нетронутая, неповрежденная опрятность флагманского мостика КФСЛ «Отличный стрелок» была странным контрапунктом к тому, что случилось с остальной крейсерской эскадрой Дирка-Стивена Камстра. Флагманский мостик все еще имел запах нового аэрокара, все еще был похож на флагманский мостик современных, смертоносных боевых сил, несмотря на резню, которая опустошила эскадру легких крейсеров 7036.

«Здесь должен быть дым, – подумал он. – Здесь должен быть запах крови, крики. Здесь не должно быть этого… этого антисептического порядка. Мы должны чувствовать, что случилось с остальной частью эскадры».

«Заткнись, тупица, – сказал он себе. – Неуместно кормиться разговорами о вине! – Он покачал головой, с удивлением почувствовав легкую, сдержанную улыбку, кривящую губы. – Прежде чем начинать вляпываться в такое дерьмо, подожди и посмотри, сможешь ли ты выжить в конце концов!»

– Дальность атаки десять секунд, – сказал тихо Роберт Вомак. – Восемь секунд. Семь сек… Изменение статуса!

Это было едва ли неожиданным и Розак наблюдал с чем-то очень похожим на бесстрастное спокойствие, как вдруг шестьдесят ракет отделились от своих товарищей – более половины из них в послушании направления тактических офицеров, которые были уже мертвы к тому времени, как кораблеубийцы повиновались инструкции – и пошли полосой непосредственно на «Меткого стрелка» и «Отличного стрелка».

РЭП на этом залпе было лучше, чем на любом из других. Очевидно, что людям, которые запустили его, удалось обработать свои данные, обновить свои профили проникновения, даже если они и их сопровождающие распались под неустанным огнем Сил Молота. Хуже того, только ПРО «Отличного стрелка» была чем-то подобна нетронутой.

Было слишком поздно для противоракет – они были напрасны, убивая другие ракеты. Никто не был в состоянии определить фактические атакующие птички, пока они не идентифицировали себя внезапным выпадом по своим целям, а их автономно управляемые товарищи – более трехсот из них – маскировали их, скрывали их, поглощая огонь, который должен был убить их.

Теперь кластеры точечной обороны вспыхнули отчаянно, но было слишком мало времени отклика. Более половины из них проникли, и амортизационная рама командного кресла Луиса Розака ужасно забилась под ним, когда иммунитет КФСЛ «Отличного стрелка» подошел к концу, наконец.

* * *

– О, мой Бог, – прошептал лейтенант-коммандер Джим Штелин.

Это было не проклятие; это была молитва от сердца, когда кораблеубийцы пришли, завывая.

«Эрнандо Корте?с», казалось, столкнулся с неким невидимым барьером в пространстве. Большой эсминец класса «Воин» просто распался, и Штелин болезненно наблюдал как сильно поврежденный «Симо?н Боливар» разломился надвое. Его собственный «Густав Адольф», каким-то чудом еще неповрежденный, и его товарищ по дивизиону «Карл Великий» – который наиболее определенно не был неповрежденным – стали вдруг единственными сохранившимися эсминцами Сил Молота.

И они даже не были главной мишенью.

* * *

– Прямое попадание в Импеллер-Один!

– Капитан, мы потеряли контроль руля!

– Прямое попадание Ракетный-Один. Ракетный-Три и Пять вне сети!

– Противоракетный-Девять вне сети! Противоракетный-Одиннадцать докладывает о тяжелых потерях!

– Сэр, мы потеряли пять бета в переднем кольце!

– Тяжелые повреждения на корме! Пробоина, Остовы Один-Ноль-Один-Пять через Один-Ноль-Два-Ноль! У нас есть падение давления, палубы три и четыре!

Луис Розак слышал сообщения об ущербе, по своей ком-связи с мостиком Дирка-Стивена Камстра. Он чувствовал этот ущерб в своей плоти, своих костях, а его флагманский корабль вздрогнул, дернулся и вздыбился, выгибаясь и скручиваясь в неописуемом шоке, когда лазеры с взрывной накачкой передавали тераджоули энергии его корпусу.

И даже когда эта энергия взорвалась в «Отличном стрелке», он увидел, что КФСЛ «Меткий стрелок» исчез с его схемы навсегда.

* * *

Сантандер Конидис зарычал в триумфе, когда половина импеллерных сигнатур врага стерлись прочь. Но даже когда он зарычал, десятый залп ракет Сил Молота завывая мчался на Народный Флот в Изгнании.

Триста шестьдесят ракет Марк-17-E мчались прямо в зубы «Максимилиана Робеспьера». Это едва ли был сюрприз. Все знали, как именно эти ракеты будут сориентированы, но у них было всего двенадцать секунд, чтобы отреагировать на это знание. Каждая противоракета, которая могла быть пущена в ход, каждый кластер точечной защиты, который мог достичь этой волны разрушения, отчаянно пылали. Десятки ракет были перехвачены противоракетами. Более семидесяти было разодрано ближним лазерным огнем.

Этого было не достаточно.

* * *

– Это последний из них, сэр, – устало сказал Роберт Вомак девяносто восемью секундами спустя.

Луис Розак кивнул, одинаково устало, и взглянул на дисплей времени в углу своей схемы.

Пятьсот двенадцать секунд. Менее девяти минут. Это была та продолжительность времени, которая прошла от первоначального запуска ракет противника до атаки заключительной волны ракет Сил Молота.

Как могли менее девяти минут оставить его таким обессиленным? Со столь многим болезненным сожалением?

Он посмотрел на ярлыки панели, внутренне морщась, чтобы увидеть названия всех кораблей, что Силы Молота потеряли, и увидел ответ. КФСЛ «Канонир», «Стрелок», «Меткий стрелок», «Снайпер», «Франсиско Писарро», «Симо?н Боливар», «Эрнандо Корте?с», «Фридрих═II», «Вильгельм Завоеватель», «Кабуки», «Маскарад»…

Из шестнадцати кораблей, что он привел на бой, только четверо выжили – «Отличный стрелок» Дирка-Стивена Камстра, его собрат, «Рейнджер», и эсминцы «Густав Адольф» и «Карл Великий». Так или иначе, и он не мог претендовать на понятие того, как «Густав Адольф» Джима Штелина остался совершенно не тронут. «Карл Великий» и «Рейнджер», с другой стороны, были немногим больше чем еще чуть-чуть мобильными неповоротливыми кораблями, да и «Отличный стрелок» был не многим лучше.

Но потом его взгляд переместился к потерям противника, и они затвердели в темно-коричневые агаты.

Четырнадцать линейных крейсеров, три тяжелых крейсера и два легких крейсера. Легкие крейсера были едва ли не несчастными случаями, убитые автономными ракетами последних девяти залпов Сил Молота. «Отличный стрелок» и «Рейнджер», даже с поддержкой «Густава Адольфа» и даже чередующимися звеньями телеметрии, были в состоянии контролировать едва девяносто ракет, которые были только четвертью от общего числа в каждом из залпов, которые были выпущены до разрушения «Кабуки» и «Маскарада».

Больше не было эффективного огня, приближающегося от врага, чтобы отвлечь его тактических офицеров после устранения «Максимилиана Робеспьера», но менее ста ракет было слишком мало и слишком жидко сквозь рваную оборону НФИ, если бы они были распределены между несколькими целями. Поэтому он сосредоточился на снятии больших тяжелых крейсеров класса «Марс» и позволил остальным кораблеубийцам идти, куда они пошли под руководством их бортовых ИИ. Честно говоря, он был удивлен, что они достигли всего, что получили.

Теперь, однако, Силы Молота использовали их разом. Помимо Марк-17 в сохранившихся магазинах «Отличного стрелка» и «Рейнджера», оставшиеся корабли противника были далеко за пределами дальнобойности Розака, а между тем у «Отличного стрелка» и «Рейнджера» было всего девятнадцать действующих пусковых установок. Не было никакого смысла тратить такие незначительные залпы против выживших двадцати семи единиц НФИ.

– Ладно, Дирк-Стивен, – сказал он, повернувшись к кому, который связывал его с мостиком «Отличного стрелка». – Эти не в наших руках. Давайте посмотрим насчет прекращения нашей скорости и возвращения, чтобы подобрать оставшихся в живых.

* * *

– Насколько плохи наши повреждения, Ирене?

Сантандер Конидис надеялся, что его голос звучал гораздо более четко и более уверенно, чем он себя чувствовал.

– На самом деле, гражданин коммодор, мы отделались довольно легко, – ответила гражданка капитан Ирене Эгерт, командир КНФИ «Чао Кунг Мин». – Мы потеряли пару кластеров точечной обороны и две пусковые по левому борту. Помимо этого и первичного гравитационного массива, все это в значительной степени косметика.

Конидису удалось не фыркнуть, хотя это было трудно. У Эгерт был пунктик о незначительном характере повреждений «Чао Кунг Мина». К сожалению, тяжелый крейсер был только одной единицей из сил, которые были невероятно помяты.

«Хуже того, мы были идентифицированы, – мрачно подумал Конидис. – Они знали, что мы были Государственной Безопасностью прежде, чем кто-либо даже открыл огонь, и должно быть тысячи спасательных капсул направляются к планете прямо сейчас. Наши спасательные капсулы. Если они достигнут планеты и люди в них окажутся в плену, они заговорят, рано или поздно, хотят они этого или нет. И когда они это сделают, то не будет никакого вопроса в любом уме о том, кто мы есть. Если на то пошло, я уверен, что этот ублюдок Тейсман и эта вероломная сука Причарт будут рады положительно идентифицировать нас по досье нашего персонала дома. И как только солли начнут распространять эмиссионные сигнатуры наших кораблей вокруг…»

Он сохранил свое лицо ничего не выражающим, но его мысли были мрачными, когда он просчитывал решение, которое досталось ему и неприятные варианты, доступные для него.

"Мы можем отступить без атаки планеты. Мы можем забрать с собой наши потери и бежать, и никто никогда не сможет доказать, что мы имели в виду нарушение Эриданского Эдикта, когда прибыли. Если на то пошло, Факел официально объявил войну Мезе. Это сделало бы нас законными наемниками на мезанской службе, если это будет то, что мы захотим утверждать… и если мы не нарушим Эдикт. Итак, в теории, по крайней мере, наши выжившие должны стать военнопленными, если они сделают это на планете, что поставит их под защиту Денебских Соглашений.

В теории".

Он откинулся в своем командном кресле, глубоко задумавшись.

Проблема состояла в том, что он никак не мог убедить себя, что планета бывших рабов, правительство которого содержало немало теоретически отставных членов Одюбон Баллрум, собиралась просто простить и забыть. Если контр-адмирал Розак знал, почему НФИ пришел к Факелу, было чрезвычайно маловероятным то, что факельцы не знали этого, также. Каковое, по предположению Сантандера Конидиса, не означало, что они собирались быть чрезвычайно обеспокоенными тем, как остальная часть галактики может относиться к «добро пожаловать», которое они распространят на людей, собиравшихся осуществить геноцид их родного мира.

«Если мы пойдем вперед и захватим планету, мы можем бродить вокруг, чтобы поднять наши спасательные капсулы после этого. То, что осталось от сил Розака не захочет ссориться с нами теперь, когда он потерял свои корабли боеприпасов. А у меня еще есть одиннадцать крейсеров и шестнадцать эсминцев. Меня не волнует, если весь чертов „Королевский Флот Факела“ ждет на орбите вокруг планеты, они не будут в состоянии защитить ее без магических ракет Розака в поддержке! Но если мы обрушимся на планету, сохранившиеся корабли Розака никогда не позволят нам попасть в диапазон, чтобы снять их, тоже. И это означает, что он уйдет чистым со своими сенсорными данными… и вся галактика будет знать, кто это сделал».

Он взглянул на Джессику Милликен уголком одного глаза. Учитывая тот факт, что гражданин коммодор Лафф и капитан Мэддок были оба почти наверняка одинаково мертвы, коммандер Милликен была теперь старшим мезанским представителем в настоящее время. Она выглядела такой же потрясенной тем, что случилось с НФИ, как хевенитские офицеры и матросы вокруг нее, но она все еще представляла цену, которую НФИ заплатил бы, если Конидис не нападет на планету.

«„Рабсила“ никогда не поддерживала нас, потому что мы нравились ей, – подумал он жестко. – Она поддерживала нас, потому что мы представляли полезный инструмент. Если мы не ударим по Факелу, эта полезность исчезнет, насколько это касается ее, а без „Рабсилы“ мы потеряем будущую материально-техническую поддержку».

Без некоторого источника поддержки, о простом устранении повреждений его сохранившихся судов не было бы и речи. Любой вид устойчивого действия против контрреволюционеров в Новом Париже стал бы невозможным, если они не хотели, чтобы их рассматривали как не более чем рядовых пиратов. И если бы это случилось, то все, что они уже сделали – цена, которую они уже заплатили – пропало бы зазря.

«Но это будет зазря, так или иначе, если мы сделаем это, – понял он. – Единственная причина, по которой Лафф согласился на эту операцию, в первую очередь потому, что она должна была быть анонимной. Никто не должен был знать, что это были мы. Благодаря Розаку, однако, все будут знать, и никто в Народной Республике не соберется сплотиться с „защитниками революции“, когда они будут знать о нарушении Эриданского Эдикта для банды генетических работорговцев».

Он взглянул на гражданина коммандера Санчеса. Его начальник штаба был вовлечен в интенсивные четырехсторонние переговоры с гражданином коммандером Шарлем-Анри Андервудом, старшим помощником «Чао Кунг Мина»; гражданином лейтенант-коммандером Се?заром Хюбнером, тактическим офицером тяжелого крейсера; и гражданином лейтенант-коммандером Джейсоном Пети, оперативным офицером штаба Конидиса. Не было никакого вопроса, без сомнения, в выражении намерения Санчеса, думал обиженно гражданин коммодор.

Начальник штаба, в отличие от самого Конидиса, никогда не развлекался какими-либо сомнениями по поводу обоснования операции «Феррет». Для него это был простой вопрос покупки поддержки, в которой нуждалась Революция, и это автоматически ратифицировало все, что могло бы от них потребоваться.

«Я не хочу делать это, – признался самому себе гражданин коммодор. – Я никогда не хотел этого делать. А теперь…»

– Коммандер Милликен, – услышал он собственный голос.

– Да, гражданин коммодор?

– Мне кажется, – сказал Конидис, – что нынешняя ситуация лежит далеко за пределами любой возможности того, что было предусмотрено, когда эта операция планировалась.

Он сделал паузу. Белокурая коммандер, которая стала единственным официальным мезанским представителем в НФИ в тот же момент, когда Конидис стал его командующим, только посмотрела на него, ее голубые глаза и выражение лица было вежливо внимательны.

– Совершенно не считаясь с потерями, которые мы понесли, – продолжал он, – очевидно, что враг знает, кто мы и почему мы здесь. Они также знают о… спонсорстве «Рабсилы». Если мы будем продолжать, как планировалось первоначально, последствия для Народного Флота в Изгнании будут чрезвычайными. По той же причине, однако, учитывая потери, которые мы уже нанесли им, мне кажется… маловероятным, по меньшей мере, что Флот Солнечной Лиги примет сочувственное отношение к системе Мезе в общем, если станет известно, что трансзвездники, базирующиеся на Мезе, стояли за всем, что случилось здесь сегодня. Согласны ли вы с такой оценкой?

Милликен ничего не говорила в течение нескольких секунд. Потом пожала плечами очень незначительно.

– Гражданин коммодор, я думаю, что любому пришлось бы признать, что то, что вы говорили до сих пор является самоочевидным.

Ее голос был уклончивым, но Конидис почувствовал шевеление надежды, так или иначе. По крайней мере, она не начала пытаться спорить с ним.

– Как мне кажется, у нас есть два варианта, – сказал он ей. – Во-первых, мы можем пойти дальше и провести операцию, а затем попытаться подобрать весь наш выживший персонал перед уходом из системы. Предположим, что мы добьемся этого – и то, что у нас есть достаточная поддержка корабельного жизнеобеспечения – при этом не будет каких-либо заключенных для любого допроса. Несмотря на это, я уверен, будет достаточно восстанавливаемых тел для окончательной ДНК-идентификации, если кто-то проведет с Новым Парижем их сравнение с нашими личными делами. Каковое означает, что основной анализ Розака того, кто мы такие и откуда мы пришли – и, следовательно, с чем мы пришли сюда – будет четко подтвержден, насколько галактика в целом будет обеспокоена. Мое понимание нашего первоначального оперативного плана было в том, что «Рабсила» хотела бы избежать этого. Что анонимность была первичной оперативной целью.

Он снова сделал паузу, и, еще раз, она просто смотрела на него, ожидая.

– Наш второй вариант заключается в отказе от прямого нападения на Факел, – сказал он. – У нас есть более чем достаточно огневой мощи, чтобы сокрушить весь Факел – я имею в виду, Вердант Виста – и уйти. Мы могли бы разбить любые военные корабли, которые они могут иметь на орбите, когда мы облетим планету, а затем вернуться и найти время, чтобы разрушить их орбитальную инфраструктуру. Учитывая тот факт, что нынешний режим системы объявил войну «Рабсиле» и Мезе, это было бы вполне законно в рамках принятых правил войны. Нам все равно придется беспокоиться о том, как Солнечная Лига будет реагировать на то, что случилось с судами Розака, но с юридической точки зрения, Меза и «Рабсила» могут привести веский аргумент относительно того, что наши действия были оправданными в свете объявления Розака о намерении атаковать нас, если мы не прервем полностью наши законные операции против Вердант Виста.

Опять же, он остановился. Опять же, она ничего не сказала, и он схватил дилемму за рога.

– Моя мысль в том, что первый вариант будет иметь катастрофические последствия для Народного Флота в Изгнании, и, вероятно, одинаково губителен для «Рабсилы» и, вполне возможно, самой системы Меза. По второму варианту мы будем не в состоянии выполнить наши оперативные цели полностью, но он все равно нанесет огромный ущерб текущему режиму Вердант Виста. Даже возможно, что мы поймаем значительную часть правительства режима на борту космической станции. Если на то пошло, – он позволил себе легкую улыбку, хотя был далек от чувства развлечения, – орбитальный мусор упадет где-нибудь, если мы вынесем их станцию. Было бы жаль, если это произойдет так, что он упадет на любые крупные населенные пункты в результате любого… поощрения, которое мы могли бы дать ему, но такого рода побочный ущерб не будет являться нарушением Эдикта.

Учитывая все это, я считаю, что второй вариант на сегодняшний день является лучшим из этих двух. Мы продолжим и добьем их «флот», и всю их орбитальную инфраструктуру и промышленность, но я не собираюсь совершать явное нарушение Эриданского Эдикта, когда это обязательно повернется не только против меня и моих людей, но и против «Рабсилы» и Мезы в такой же мере.

Джессика Милликен по-прежнему смотрела на хевенита единственно задумчивыми глазами в то время как ее мозг пошел в лихорадочную активность. Каждое слово, что он только что сказал, было бесспорно точным. Конечно, он не знал о «Троянском коне», поэтому он не знал, как мало кто-то в системе Меза собирался заботиться о том, что случилось бы с «Народным Флотом в Изгнании». Каковое не меняет того факта, что он был абсолютно прав в том, что отрицание «Рабсилы» явно было бы сильно поврежденным. Это было не то же самое, что сказать, что отрицание Согласования было повреждено, но официальное неудовольствие Лиги, спущенное на Мезу, особенно в это время, точно не подпадает под заголовок того, что ее начальство будет рассматривать хорошим.

Она задумалась на несколько секунд, и оказалось, что она горячо желает, чтобы Гоуэн Мэддок был здесь, чтобы взять на себя ответственность с ее плеч. Однако его не было. Она должна была сама сделать звонок.

«И, действительно, – подумала она, – не мне решать, что делать в конце концов. Если на то пошло, это не было бы делом Гоуэна, если бы он был здесь. Я не могу заставить Конидиса делать все, что он не хочет делать, и Гоуэна не смог бы, также».

– Гражданин коммодор, – сказала она, – я не могу спорить со всем, что вы только что сказали. Я уверена, что мое собственное начальство, а также «Рабсила», были бы гораздо счастливее, если бы наши первоначальные оценки разведки и планирования оказались на высоте. Очевидно, что они не были, и потери ваших людей уже гораздо, гораздо больше, чем можно было ожидать. И вы правы в том, что нынешний режим объявил нам войну, также, и о тех декларируемых последствиях межзвездного закона и правил ведения войны. Поэтому, при данных обстоятельствах, я с вами согласна, что второй вариант, который вы описа?ли является, несомненно, лучшим из двух.

– Я рад, что вы согласны. – Конидис подозревал, что ему не вполне удалось сохранить его облегчение в голосе, но он не очень озаботился этим, также. Он не собирался становиться массовым убийцей, направленным на геноцид, в конце концов. Не сегодня. И он обнаружил, прямо сейчас по крайней мере, огромное облегчение, что этот факт перевешивал потенциальные последствия для будущего НФИ.

«Но это не так, словно я полностью готов просто простить и забыть, – подумал он более мрачно. – Мы, возможно, только что потеряли все будущее Революции вместе с гражданином коммодором Лаффом, и если мы сможем, я хочу какой-то наш собственный задний ход. – Его глаза метнулись к главной астрогационной схеме, где планета Факел неуклонно приближалась. – Я рад, что мы не будем бомбардировать эту планету, но думаю, что я одинаково рад тому, что эти люди не будут знать об этом. Что они будут выходить и бороться где я смогу положиться на них вместо того, чтобы убегать».

– Гражданин коммандер Санчес, – сказал он, повышая голос, чтобы привлечь внимание начальника штаба. – У нас есть некоторое планирование, что делать.

– Конечно, гражданин коммодор.

– Людивин, – продолжал Конидис, обращаясь к гражданке Людивин Гримо, офицеру связи его штаба, – я собираюсь собрать ком-конференцию со всеми нашими командирами эскадр и дивизионов. Получите ее созданной как можно скорее, пожалуйста.

– Сию минуту, гражданин коммодор.

В отличие от Санчеса, который до сих пор казался полностью сосредоточенным на непосредственной задаче, Гримо была явно обрадовано тому, что у нее появилось задание, и Конидис коротко улыбнулся ей. Затем он повернулся к Санчесу и своей ком-связи с гражданкой капитаном Эгерт.

– Планы изменились, – сказал он им обоим. – Мы не собираемся ударять по планете непосредственно.

Брови Эгерт поднялись, но он думал, что увидел отражение своего собственного облегчения в ее глазах. Санчес, с другой стороны, нахмурился… как и ожидалось, допустил Конидис.

– Мы не просто собираемся пойти домой, однако, – продолжал он мрачно. – Мы в долгу перед этими людьми, и мы собираемся захватить каждый корабль, каждую космическую станцию, каждый центр добычи ресурсов, и каждый массив коммуникационных и энергоприемников, что у них есть. Мы собираемся полностью вынести в мусор их вне-атмосферную инфраструктуру, и если у нас будет время, мы прихватим любую инфраструктуру, что у них есть на планете точными ударами также. Мы не собираемся допускать нарушение Эриданского Эдикта теперь, когда эти ублюдки знают, кто мы, но мы собираемся сделать полностью эту следующую лучшую вещь. И, честно говоря, – он оскалился, – после того, что уже случилось с нами, я буду наслаждаться каждой минутой этого.

Санчес все еще казался меньше чем в восторге от решения Конидиса отказаться от того, что было основной целью миссии с самого начала, но выражение его лица показало свое полное согласие с последним предложением гражданина коммодора. Если на то пошло, Эгерт кивнула также.

– Ладно, – бодро продолжил гражданин коммодор, – во-первых, я думаю, что мы…

– Извините меня, гражданин коммодор.

Конидис нахмурился из-за перерыва и повернул голову.

– Что там, Джейсон? – спросил он, более резко, чем он обычно говорил со своим оперативным офицером.

– Я прошу прощения, что прерываю, гражданин коммодор. – Что-то в выражении гражданина лейтенант-коммандера Пети внезапно направило сосульку по спине Конидиса. – Я прошу прощения, что прерываю, – повторил Пети, – но БИЦ только что определил три свежие импеллерные сигнатуры, нарушившие планетарную орбиту.

– И? – спросил Конидис, когда Пети приостановился. Планета была все еще более чем в ста миллионах километров, далеко за пределами любой дальности стрельбы, о которой он должен был беспокоиться, даже если бы он все еще имел «Кольчуги» в магазинах.

– И БИЦ имеет их предварительное определение, гражданин коммодор, – сказал тихо оперативный офицер. – Они определили их как два тех больших эревонских крейсера… и еще корабль боеприпасов.

Сантандеру Конидису потребовалось почти пять секунд, чтобы понять, что он тупо смотрит на Пети, а тишина на флагманском мостике КНФИ «Чао Кунг Мин» была абсолютной.