Текст книги "Факел свободы"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

Соавторы: Эрик Флинт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 47 страниц)

Глава 17

Март 1921 года э. р.

«Заходите, Джек. Приятно видеть Вас снова. Садитесь».

– Спасибо. Рад видеть вас снова, также, – сказал Джек МакБрайд, в основном честно, когда он повиновался вежливой команде и уселся в то, что он в частном порядке рассматривал как «кресло просителя» перед столом в кабинете зарезервированном для использования Изабель Бардасано всякий раз, когда она посещала Гамма-Центр.

Бардасано улыбнулась ему с краешком сардонического развлечения, почти так, как если бы она читала его мысли. К счастью, телепатия была чем-то, осторожное управление чем Совет по Долгосрочному Планированию даже еще не запланировал для включения в свои геномы, и он улыбнулся ей в ответ. Он был одним из тех, кто давно понял, что показывать страх – или даже нервозность – в присутствии Бардасано, как бы разумны эти эмоции не могли быть, может быть гибельно. Ее собственная безмятежность, даже в условиях случающихся иногда вспышек гнева Альбрехта Детвейлера, была знаменита (или печально знаменита) среди самых верхних эшелонов Мезанского Согласования, и она не терпела слабаков среди своих доверенных подчиненных.

МакБрайд имел высокий рейтинг среди этих подчиненных. Он был не совсем в самом верхнем ярусе, потому что не ушел в оперативники, которые действовали за пределами Мезы, или даже не занимал пост в надзорном органе над любой операцией вне Мезы, в течение десяти лет. С другой стороны, он отчитывался прямо перед ней (всякий раз, когда она была в системе, во всяком случае) со своего поста главы безопасности Гамма-Центра, который был, вероятно, одним из полудюжины самых чувствительных постов службы безопасности Согласования.

Лично он был счастлив работая в безопасности центра, нежели если бы он когда-либо действительно работал вне мира, и он знал это. В отличие от Бардасано, которая активно наслаждалась тем, что до сих пор называли «мокрое дело», МакБрайд предпочитал положение, в котором ему вряд ли пришлось бы убивать людей.

– Хорошо вернуться, – сказала сейчас Бардасано, слегка пожимая плечами. – С другой стороны, я была вне пределов досягаемости слишком долго. У меня есть много дел, которые нужно наверстать.

– Да, мэм. Я представляю, каково это будет.

На самом деле, МакБрайд был больше, чем немного удивлен, что Бардасано находилась в состоянии что-то «наверстывать». Она вернулась на Мезу менее сорока восьми часов назад, но слухи о том, как эффектно ее операция в скоплении Талботта, казалось, взорвалась в лицо каждому, кто уже был в безумно разросшейся иерархии Согласования. Правда заключалась в том, что если бы кто-нибудь спросил его об этом сейчас, и, несмотря на впечатляющие результаты прошлых достижений, он поставил бы свою ставку против сохранения ее позиции как непосредственной подчиненной Коллина Детвейлера. Если на то пошло, он не был уверен, что он бы не поставил против нее даже на выживание, учитывая несомненную величину фиаско.

«Каковое было бы довольно глупым с моей стороны, когда я думаю об этом теперь, – признался он себе. – Что бы не было правдой о Альбрехте и Коллине, они не выбрасывают талант без чертовски хороших причин. И хотя эта операция, возможно, отрицательно сказалась на отношении к ней, ее общий послужной список действительно почти страшен».

– Я уже просмотрела ваши отчеты о Гамма-Центре, – продолжала она, и улыбнулась ему менее весело и более одобрительно. – Мое первое впечатление, что все, кажется, идет чуть более… ровно дома, чем в Монике.

– Это, ах, было и моим впечатлением, мэм, если вы простите мне такой разговор.

– О, я прощаю его. – Она фыркнула. – Насколько мы можем сказать, до сих пор, это была просто одна из тех случайных вещей, которые иногда появляются и кусают за задницу полевых работников, независимо от того, насколько тщательно вы загодя готовились. Но я должна признать, что ненавижу инвестировать так много времени в операцию, которая ломается столь тщательно, как было сделано. – Она пожала плечами. – С другой стороны, иногда дерьмо просто случается.

МакБрайд кивнул, и он вынужден был признать, что она всегда учитывает это, имея в виду то, где другие были заинтересованы. Если вы облажались, потому что вы были глупы, или не удалось выполнить свою часть операции – в срок и в соответствии с планом – потому что было нечто другое, что вы делали, она бы очень быстро сделала вас желающим, чтобы вы никогда не родились. И в себе, как публичной персоне старшего специалиста «Джессик Комбайн» по «мокрым делам», она сознательно культивировала менталитет «помешанного парня» там, где были замешаны оперативники, которые не имели ни малейшего понятия, что они работают на Согласование. Эти кровожадность и очевидная вера в движущую силу страха были значительной частью ее прикрытия, а неудачники, которых она исключила для «поощрения других» были полностью расходным, легко заменяемым ресурсом.

Тем не менее, был несомненно… порочный край ее личности, который использовался ею лично при разработке изобретательных наказаний, даже для сотрудников Службы Безопасности Согласования, которые облажались слишком вопиюще. Но, что понимали очень немногие за пределами верхних эшелонов Безопасности, было то, что этот край был у нее под надежным контролем. И он был готов признать факт того, что существование этого края – и его широкая известность среди ее подчиненных – было необычайно эффективным мотиватором КПД.

– Я не думаю, что мы найдем любые серьезные проблемы или необходимость корректив в ваших методах, – продолжила Бардасано. – Есть несколько вещей, которые мы, возможно, захотим немного настроить, потому что – просто между нами, и, несмотря на то, что только что произошло в Скоплении Талботта – мы подходим все ближе к «Прометею».

Ее глаза, как он обнаружил, наблюдали за ним очень пристально, когда она уронила последнее предложение на него, и он почувствовал себя ужесточившимся. Только отчасти потому, что тоже внезапно стал близко рассматривать ее. Джек МакБрайд был одним из людей, которые знали многое – почти все, как он подозревал – о том, что именно «Прометей» подразумевал, но ничего не предполагало в нем, что кульминация, в направлении которой все Согласование работало буквально веками стала неизбежна как Бардасано, казалось, предполагала.

– Мы подходим?

Он сделал так, чтобы вопрос вышел ровным, несмотря на неоспоримый, резко участившийся пульс, и увидел мерцание утверждения в этих внимательных глазах. Неужели она намеренно зондировала, чтобы проверить его реакцию на новость?

– Мы подходим, – подтвердила она. – На самом деле, по моему личному мнению, мы вполне можем быть ближе к «Прометею», чем понимает даже Альбрехт в этот момент. – Несмотря ни на что, на этот раз глаза МакБрайда расширились, и она снова пожала плечами. – Я не говорю, чтобы как-то толкнуть под локоть, Джек! Я просто говорю, что по моему мнению, события ускоряются – в некотором смысле, по линиям, которые мы даже не догадались представить себе во время нашего предварительного планирования. Вы знаете, что мы всегда ожидали по крайней мере, нечто подобное.

– Да, мэм, – согласился он.

– С вашей перспективы, – продолжила она, – думаю, наиболее важным значением станет то, чтобы Гамма-Центр завершил свои различные проекты в срок. Я знаю! – Она помахала рукой, когда МакБрайд шевельнулся и начал открывать рот. – НИОКР не то, что может быть завершено с установленным расписанием по требованию. И даже если бы это было так, это не ваши конечные обязанности в Центре. Но то, в чем я буду нуждаться от вас, это проявление особого внимания к поддержанию продвижения этих проектов. Очевидно, что мы должны прямо поддерживать высочайшие из возможных уровней безопасности, но в то же время, мы должны особенно сознавать необходимость того, чтобы наши проблемы безопасности не мешали движению вперед различных программ.

– Я понимаю. – Он согласно кивнул.

– Я знаю, вы пытались бы сделать это в любом случае, – сказала Бардасано. – Я представляю себе, что Захария в качестве рупора не был обижен в этом отношении, и я специально разрешаю вам продолжать делать это. Я знаю программы Гамма-Центра являются лишь частью его обязанностей, и что он не принимает непосредственного участия в колесиках и винтиках любой из них. Попробуйте сохранить его в петле, так или иначе, все же. Используйте его в качестве проводника к научным руководителям – вроде способа для них «неофициально» вентилировать любые проблемы с тем, кого они знают, как адвоката, который может играть за них с большим, противным огром, отвечающим за все ограничения безопасности, оказывающиеся на их пути.

– Да, мэм. – МакБрайд криво усмехнулся. – Я уверен, что Зак будет просто в восторге, когда они еще больше будут плакать ему в жилетку, но он сделает это, если я попрошу его об этом.

– Полезные вещи, братья и сестры. Иногда мне жаль, что у меня не было одного или двух. – Голос Бардасано мог звучать немного задумчиво, хотя МакБрайд не позаботился бы поставить любую значительную сумму на эту возможность.

– В то же время, – продолжала она, ее тон перешел на нечто гораздо более мрачное, – я думаю, у нас есть одна конкретная проблема, и мне нужно, чтобы вы потратили на нее немного больше усилий.

– Проблема, мэм?

– Херландер Симоэнс, – сказала она, и он поморщился. Она увидела выражение его лица и кивнула.

– Я знаю, что он находится под большим напряжением, мэм, – начал он, – но, до сих пор, он удерживал конец своего проекта, и…

– Джек, я не критикую его действия до сих пор. И я, конечно, не критикую то, как вы обходили его так далеко, также. Но он глубоко вовлечен во всю программу усовершенствования полосного привода, а это одна из наших критических областей исследований. Впрочем, у него есть периферийное участие как минимум в двух других проектах. Думаю, в сложившихся обстоятельствах, это, вероятно, подходит нам, чтобы проявить небольшое дополнительное беспокойство о его делах.

МакБрайд кивнул.

– Расскажите мне больше о том, как вы думаете, это влияет на него, – пригласила она, опрокидываясь на спинку стула. – Я уже прочитала полдюжины психологических анализов на него, и я обсудила его реакции – и его позиции – с доктором Фабр. Люди, пишущие эти анализы не несут ответственности непосредственно контролировать его действия, однако. Я знаю, что вы тоже нет – не в том смысле, что его непосредственный начальник – но я хочу получить вашу оценку с прагматической точки зрения.

– Да, мэм.

МакБрайд глубоко вдохнул и помолчал несколько минут, чтобы привести в порядок свои мысли. Склонность Бардасано к требованию оперативных оценок на лету была хорошо известна. Она всегда считала это тем, что она любила называть "проверочный снап

[Снап – детская карточная игра; выигрывает тот, кто при одновременном открытии карт первым кричит "снап!", увидев две карты одинакового достоинства"], бывший лучшим способом узнать то, что кто-то действительно думал, но она также верила в пожертвования, давая своим несчастным приспешникам время подумать, прежде чем они начнут извергать менее чем полностью обдуманные ответы.

– Начнем с того, – сказал он, наконец, – что я должен признать, что я никогда не знал Симоэнса – любого Симоэнса – в любом виде социального смысла, прежде чем все это случилось. Впрочем, я до сих пор этого не сделал. Мое впечатление, однако, заключается в том, что решение СДСП забраковать девочку действительно разорвало его изнутри.

«Боже, – подумал он. – Разве это не бескровный способ описать то, что переживает этот человек? И разве это не так же просто, что этим ублюдкам из СДСП не удалось учесть все несчастные маленькие социальные последствия своих решений?»

Бардасано кивнула, хотя ее собственное выражение лица даже не дрогнуло. Конечно, она представляла собой одну из линий in vitro Долгосрочного Планирования, напомнил себе МакБрайд, и одну из тех, которые были забракованы более одного раза. В этом отношении, по крайней мере, один из ее собственных клонов немедленно был забракован, и не находясь в позднем подростковом возрасте при этом, если он правильно помнил. Тем не менее, в то время как отбраковка Бардасано была следующей лучшей вещью для генетического дубликата Изабель (не совсем все же; там было несколько экспериментальных различий, конечно), у нее едва ли было то, что мог подразумевать под словом «брат» или «сестра» такой человек, как Джек МакБрайд.

Как и многие – даже большинство – дети in vitro СДСП, она была рождена из пробирки и выращена в яслях, не помещаясь в регулярную семейную среду или поощряясь созданием братских связей с ее клонами. Никто когда-либо официально не говорил МакБрайду что-нибудь в этом роде, но он сильно подозревал, что отсутствие этого поощрения представлялось целенаправленной политикой части Совета – вроде способа избежать создания потенциально конфликтующих привязанностей. Возможно, поэтому для нее было просто слишком далеко за пределами собственного опыта, иметь больше, чем чисто интеллектуальное понимание страданий Херландера Симоэнса.

– Я так понимаю, что он пытался бороться с этим решением, – сказала она.

– Да, мэм, – подтвердил МакБрайд, хотя «бороться с этим решением» было жалко бледным описанием безумного сопротивления Симоэнса.

– Никогда не было много шансов на то, что он собирался получить его отмену, тем не менее, – продолжил он. – По моей информации, директора СДСП сочли верняком учет вопросов качества жизни, которые укрепили утилитарные принципы.

Бардасано снова кивнула. Несмотря на выборочное собственное знакомство с материалами дела, МакБрайд довольно много знал о нем. Он знал, что Херландер Симоэнс – и его жена, по-видимому – понизили свою эмоциональную защиту, когда Франческа прошла через ожидаемую опасную зону с развевающимися знаменами. Каковое только сделало агонию бесконечно сильнее, когда первые симптомы появились с двухлетним опозданием.

Появление их в день ее дня рождения должно быть походило на дополнительный удар в сердце, и как будто этого было недостаточно, ее состояние ухудшилось с поразительной скоростью. В день ее рождения не было никаких внешних видимых признаков из всех; в течение шести стандартных месяцев, яркий, живой ребенок, которого МакБрайд видел на изображении в файле безопасности Симоэнсов, исчез. В течение десяти стандартных месяцев она полностью ушла в себя из мира вокруг нее. Она была полностью нереагируема. Она просто сидела, даже не пережевывая пищу, если кто-то клал ее в ее рот.

– Я читала отчеты о состоянии девочки, – бесстрастно сказала Бардасано. – Честно говоря, я не могу сказать, что решение Совета удивляет меня.

– Как я уже сказал, я также не думал, что когда-либо было много шансов на то, что его отменят, – согласился МакБрайд. – Тем не менее, он не хотел слышать об этом. Он продолжал указывать на показываемую активность на электроэнцефалограммах, и он был абсолютно убежден, что они доказывают то, что, как он выразился, «она все еще где-то там». Он просто отказался признать ее состояние невозвратимым. Он был уверен, что если медицинский персонал будет просто продолжать достаточно долго пытаться, то они пробьются к ней, переменив ее состояние.

– После всех усилий, которые они уже приложили в решении этой же проблемы и в предыдущих случаях? – поморщилась Бардасано.

– Я не говорил, что он был логичен в этом, – указал МакБрайд. – Хотя он отмечал, что, поскольку этот ребенок продержался дольше, чем любой из других, она представляла лучшую возможность Совету, которая была – или когда-либо имелась до сих пор, во всяком случае – для достижения фактического прорыва.

– Как вы думаете, он действительно верил в это? Или это была просто попытка придумать аргумент, который не будет спущен с рук?

– Я думаю, это было немного того и другого, на самом деле. Он был в достаточном отчаянии, чтобы придумать любой аргумент, какой мог найти, но по моему личному мнению, он был еще более разгневан, потому что искренне верил в то, что Совет поворачивается спиной к возможности.

«И, – мысленно добавил МакБрайд, – потому что, то сканирование мозга еще показывало активность. Вот почему он продолжал настаивать, что она действительно все еще там, даже если ничего из этого не было на поверхности. И он также знал, как мало ресурсов Совет будет фактически вкладывать в усилия, чтобы вернуть ее для него. Он полагал, что общая отдача Согласованию, если бы им это удалось, весьма превысила бы стоимость… и эти инвестиции сохранили бы его дочь живой. Может быть, даже вернули ее ему однажды».

– Во всяком случае, – продолжил он вслух, – Совет не согласился с его оценкой. Их официальным решением было то, что не было никакой разумной надежды на реверсирование

[изменение направления на обратное ее состояния]. Что это было бы в конечном счете бесполезной тратой ресурсов. А что касается очевидной ЭЭГ-активности, это только сделало ситуацию еще хуже с точки зрения качества жизни. Они решили, что осуждение ее на полную неспособность взаимодействовать с миром вокруг нее – предполагая, что она даже и была до сих пор в известном мире вокруг нее – было бы напрасной жестокостью.

«Каковое звучало так сострадательно от них, – подумал он. – Это может даже был выход для некоторых из них, по крайней мере».

– Таким образом, они пошли вперед и прекратили ее использовать, – закончила Бардасано.

– Да, мэм. – МакБрайд позволил своим ноздрям вспыхнуть. – И, хотя я понимаю основу их решения, с точки зрения эффективности Симоэнса, я должен сказать, что то, что они прекратили ее использование всего за один день до наступления ее дня рождения было… неудачно.

Бардасано поморщилась – на этот раз в очевидном понимании и согласии.

– СДСП идет на многое, чтобы сохранить свой процесс принятия решений как институциональный и безличный как это возможно, как лучший способ предотвращения фаворитизма и специального случая ходатайства, – сказала она. – Это означает, что все это в значительной степени… автоматизировано, особенно после того как решение было принято. Но я полагаю, вы правы. В случае, подобном этому, показ немного большей чувствительности, возможно, не вышел бы из порядка.

– В свете оказанного этим влияния на него, вы абсолютно правы, – сказал МакБрайд. – Это ударило и по его жене тоже, конечно, но я думаю, что его ударило еще тяжелее. Или, по крайней мере, я думаю, что это привело к более серьезным последствиям с точки зрения его эффективности.

– Она оставила его? – тон Бардасано дал понять, что вопрос был на самом деле утверждением, и МакБрайд кивнул.

– Я думаю, что было много факторов, связанных с этим, – сказал он ей. – Часть из них относится к тому, что она, кажется, гораздо больше согласна с аргументом Совета о качестве жизни. Во всяком случае, так он видит ее отношение. Так, по крайней мере, часть его обвиняла ее в «оставлении» девочки – и его, в некотором смысле – когда она не стала поддерживать его призывы по отмене решения. В то же время, однако, у меня сложилось впечатление, что она была на самом деле не совсем примирившейся с решением, как казалась. Я думаю, что в глубине души она пыталась отрицать, насколько сильно решение Совета причиняло ей боль. Но не было ничего, что она могла поделать с этим решением. Я думаю, она призналась в этом сама себе намного раньше, чем был готов он, поэтому она сфокусировала свой гнев на нем, вместо Совета. То, как она увидела его, что он растягивал боль – и все, что девочка переживала – в то, что, как он должен был знать, так же как она, было, очевидным и в конечном счете, бесполезным крестовым походом. – Он покачал головой. – В такого рода ситуации есть место для очень большой боли, мэм.

– Я полагаю, что я понимаю это, – сказала Бардасано. – Я знаю, эмоции часто делают вещи, заставляют нас делать вещи, когда наши умы знают лучше. Это явно из одной оперы.

– Да, мэм. Так и есть.

– Пострадала ли работа жены от всего этого?

– По-видимому, нет. По словам ее руководителя проекта, она на самом деле, кажется, набросилась на работу с большей энергией. Он говорит, что думает, что это ее форма побега.

– Несчастье как мотиватор. – Бардасано чуть-чуть улыбнулась. – Так или иначе, я не вижу, что это можно применять шире.

– Нет, мэм.

– Все в порядке, Джек, – подведем итог. Думаете… позиция Симоэнса, вероятно, окажет негативное влияние на его работу?

– Я думаю, что это уже оказало негативное влияние, – ответил МакБрайд. – Этот человек достаточно подходит своей работе, и, несмотря ни на что, он все еще, вероятно, опережает любого из тех, кого еще мы могли бы поставить на ту же должность, хотя – особенно учитывая тот факт, что любой, которым мы могли бы заменить его, будет начинать слабо. Замена должна быть доведена до полной скорости, даже предполагая, что мы смогли бы найти кого-то со свойственными Симоэнсу возможностями.

– Это краткосрочный анализ, – указала Бардасано. – Что вы думаете о долгосрочных перспективах?

– В долгосрочном, мэм, я думаю, нам лучше начать искать замену. – МакБрайд не мог удержать печали в его тоне. – Я не думаю, что кто-то может пройти через все, что переживает Симоэнс – и выставляя себя насквозь – без падения и взрыва в конце. Я полагаю, что это возможно, даже вероятно, что он в конечном счете научится справляться, но я очень сомневаюсь, что это произойдет, пока он совсем не скатится вниз в это отверстие в нем.

– Это неудачно… – сказала Бардасано спустя момент. Брови МакБрайда изогнулись, и она позволила своему креслу вернуться в вертикальное положение, пока она продолжала. – Ваш анализ его основных способностей прекрасно согласуется с анализом директора по исследованиям. На данный момент, мы по-настоящему никого не могли бы поставить на его место, кто мог бы соответствовать работе, которую ему до сих пор удается получать. Поэтому, я думаю, следующий вопрос в том, действительно ли вы думаете, его отношение – его эмоциональное состояние – составляет какую-либо угрозу безопасности?

– На данный момент, нет, – твердо сказал МакБрайд. Даже когда он говорил, он чувствовал мельчайший трепет неопределенности, но жестко подавил его. Херландер Симоэнс был человеком, попавшим в сущий ад, и, несмотря на свой профессионализм, МакБрайд не был готов просто пустить его по течению не без хороших, солидных причин.

– В долгосрочной перспективе, – продолжил он, – я думаю, что слишком рано предсказывать, когда он может, наконец, закончиться.

Готовность распространить на Симоэнса презумпцию невиновности было одной вещью; не быть в состоянии выбросить спасительный якорь в такой оценке как эта, было совсем другой.

– В состоянии ли он повредить все, что уже было достигнуто?

Бардасано наклонилась над своим письменным столом, скрестив предплечья на блокноте и оперевшись своим весом на них, пока она пристально смотрела на МакБрайда.

– Нет, мэм. – На этот раз МакБрайд говорил даже без тени оговорки. – Есть слишком много копий, и слишком много других членов его команды полностью практических. Он не может удалить любую заметку или данные из проекта, даже если бы так далеко зашел, что попытался бы – не то, что я думаю, что он даже приблизился к этому состоянию, на данный момент по крайней мере, вы понимаете. Если бы я заметил, я бы уже дернул его. А что касается аппаратуры, то он совершенно не в курсе дела. Его команда работает исключительно на исследования и основные теории конечных образцов.

Бардасано склонила голову, очевидно, обдумывая все, что он сказал, в течение нескольких секунд. Затем она кивнула.

– Хорошо, Джек. То, что вы сказали совпадает с моими собственными ощущениями от всех других отчетов. В то же время, я думаю, мы должны быть осведомлены о потенциальных недостатках для операций Гамма-Центра в целом, а также его конкретных проектов. Я хочу, чтобы вы взяли его дело под личный контроль.

– Мэм… – начал МакБрайд, но она перебила его.

– Я знаю, что вы не терапевт, и я не прошу вас быть им. И я знаю, что, как правило, степень разделения между начальником службы безопасности и людьми, за которых он несет ответственность, присматривая за ними, это хорошая вещь. Тем не менее этот случай выходит за обычные правила, и я думаю, что мы должны подойти к нему так же. Если вы решите, что вам нужна помощь, что вы нуждаетесь в дополнительных точках зрения, что вам нужно позвонить терапевту, не стесняйтесь делать это. Но если я права относительно того, что «Прометей» неизбежен, мы должны держать его там, где он есть, чтобы он делал то, что делает, так долго – и так оперативно – как можем. Понятно?

– Да, мэм. – МакБрайд не смог целиком убрать отсутствие энтузиазма из голоса, но кивнул. – Понял.