Текст книги "Сказание о страннике"

Автор книги: Дэвид Билсборо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Глава 16
Великанд настигает...

– Они, говорю вам! Точно! Я даже отсюда их чую.

Напряженно всматриваясь в кусты, Финвольд распластался рядом с другими членами отряда на скрытой в зарослях папоротника и жгучей крапивы полянке. Хотя деревья в этой части леса росли намного реже, густой подлесок обеспечивал укрытие, необходимое для наблюдения. Примерно в ста ярдах впереди, за последним деревом, до самых холмов расстилался толстый ковер из папоротника-орляка. Трава там была реже и грубее, чем пышные листья, на которых сейчас лежали путники, а в нескольких милях отсюда слышалось блеяние овец.

Финвольд по-пластунски пополз вперед и укрылся под старым замшелым ясенем; корни дерева поросли пятнистым аронником и чагой. Сперва он нервно покосился вверх и лишь затем осмелился выглянуть из папоротников. Нырнув обратно, разведчик поспешно ретировался обратно к товарищам.

– Они, точно! Я заметил дымок над утесом на той стороне холма, левее от нас. Кто-то готовит завтрак. То-то они удивятся, если...

– Ты уверен, что видел их?

– Кого же еще? – возмутился Финвольд. Глаза его лихорадочно блестели.

Нибулус молча нахмурился – скорее всего он переживал за жреца, который жутко выглядел. Обычная опрятность, неизменный вкус и невозмутимое достоинство Финвольда постепенно сдавали под цепким натиском буйной растительности Великандских лесов с её репейником, колючкам, липкой слизью насекомых и комьями грязи. Финвольд теперь скорее походил на уроженца Великандии, а не Вида-Эскеленда.

Всю неделю, прошедшую со дня встречи с великандом, путники опасливо пробирались по лесу, выбирая самые глухие места. Больше всего они страшились снова попасться на глаза гиганту, и напряжение сказывалось на всех. Но Финвольд, единственный, кто чаще смотрел по сторонам, чем вверх, постоянно торопил и подгонял их. В полумраке под густым пологом леса кустов, через которые пришлось бы продираться, почти не было, и отряд шел довольно быстро. Никто не знал, куда направились воры после столкновения с великандом, да и выжили ли они вообще, но у всех было предчувствие, что враги спаслись (по крайней мере большая их часть) и тоже направляются к одному из выходов из Великандии. Финвольд, по-видимому, считал, что необходимо добраться до тайного выхода первыми, чтобы перехватить воров.

Однако его настойчивость то и дело натыкалась на страх остальных членов отряда.

– Может, и они, – признал Эппа, – но из лесу выходить нельзя. Нас заметят.

Все верно, здесь лес заканчивался, и никто не хотел покидать убежище священных деревьев. Снова встречаться с тивенборгцами?..

Один лишь жрец и слышать и не хотел ни о чем другом.

– Мы должны вернуть Сполох, – бормотал он. – Это дар Куны, клянусь!

Остальные были не так уверены в важности пламенника. У них оставался серебряный клинок, а ведь вначале Финвольд сам уверял, что он вполне сгодится.

– Эппа, – нарочито медленно заговорил Финвольд, выдержав пристальный взгляд старшего товарища, – поверь мне, это они. Поверь, и все – ладно? Раз они – да кто угодно, если уж на то пошло – не боятся жечь костер в чистом поле, значит, никаких великандов рядом нет. Дым за милю видно!

Эппа смерил бывшего ученика печальным взглядом, словно говоря: «Уймись. Не хорохорься». Затем произнес:

– Ладно, ладно, а с тивенборгцами-то ты что собираешься делать? У них точно выставлены часовые, которые нас за милю заметят.

Финвольд не ответил. Молчание затянулось, и молодой жрец понял, что крыть ему нечем.

Неделю он тащил отряд вперёд. Как он только их ни убеждал: заговаривал зубы, льстил, упрашивал. Испробовал все доступные угрозы, душу вложил в каждое слово! И всё же его отчаяние росло с каждой секундой, с каждой очередной задержкой по поводу и без, с каждой случайной помехой.

Приходилось всё время сражаться. Во-первых, с рельефом. В глухой чаще Катти, их проводник, не мог с точностью определить, где именно они находятся, но из-за страха перед великандами никто не решался выходить из леса. К тому же, на остальных рассчитывать особо не приходилось: еле ползущий Эппа, вечно угрюмый Болдх и, хуже всего, непонимающий, к чему спешить, Катти, который наотрез отказывался кого бы то ни было слушать.

Как Финвольд ни старался, приказывал тут не он, оставалось довольствоваться малым. Он лишь воздал хвалу Куне за то, что Нибулус, верный друг, был на его стороне.

Чем ближе они подходили к северным отрогам, тем раздражительнее становился Финвольд. Он уже почти отчаялся когда-нибудь снова увидеть Сполох и в минуты тоски подумывал, не использовать ли на спутниках общее заклятие убеждения, чтобы немного их ускорить. Впрочем, и в подобном состоянии он не мог пасть столь низко. Не мог так поступить с друзьями.

Затем Катти напомнил ему, что из Великандии ведет лишь один выход, и если воры направились на север (а ясно было, что так оно и есть), им в любом случае по пути. С тех пор отчаяние Финвольда перешло в непреклонную решимость обогнать воров, и он удвоил усилия, уговаривая товарищей перехватить негодяев. Единственным местом, где они наверняка могли застать воров, и единственным шансом вернуть меч – был вход в туннель.

Теперь, спустя неделю, полную досады и проклятий, до туннеля оставалось не больше дня пути. И впервые путники заприметили воров. Сердце Финвольда выскакивало из груди. Ещё дюйм – и Сполох вернется к нему. Рисковать жрец не собирался, но и выпустить из рук небом посланную удачу тоже не мог себе позволить.

– У нас нет выбора, – стоял он на своём. – Надо их нагнать. Сейчас или никогда.

– По мне, так лучше «никогда»... – пробубнил Болдх, но его больше никто не слушал.

Все повернулись к пеладану. Чувства многих были ясны: зачем так рисковать ради какого-то меча? Даже последний владелец клинка, Болдх, предпочёл о нем забыть.

– Вообще-то, – сказал Нибулус, – сомневаюсь, что эти тивенборгцы так уж опасны. Я видел выражение их глаз и их манеру держаться. Все-таки они не воины.

– Согласен, – сказал Паулус. – Черви, которые будут раздавлены Сапогом Праведных. Я тоже заметил, что они трусы.

У Паулуса всю неделю чесались руки. Ему не по душе пришлось шастанье по лесам. Наховианец был кем угодно, только не трусом. К тому же ему не терпелось свести счеты: он ненавидел воров с лютой, почти демонической одержимостью. Но не только тивенборгцы бесили наёмника: он так и не простил Катти, что тот заманил его сюда сказками о хульдрах. Паулус Пукулус жаждал крови, а чьей – не важно.

Болдх вздохнул. Он видел, к чему все идет. Увы, с его мнением здесь не считались. Пусть остальные трое пытаются отговорить пеладана от этой безумной затеи.

– Что мы вообще знаем о тивенборгцах? – вопросил Лесовик. – Насколько они опасны?

– Такого сборища воровского отродья во всем Линдормине не сыскать, – отозвался Нибулус. – Бандиты, грабители, мошенники, взломщики и карманники... Люди, хогеры, греллы, беннцы, релмафайндцы, пендонийцы – отморозки и бездельники всех мастей – все они рано или поздно попадают на Воровскую гору. Они берут числом, а не смелостью и не боевым умением.

– Ну, с мечом-то они худо-бедно управляются, – заметил Паулус.

– И частенько сведущи в магии, – добавил Катти. – К ним просто попасть, вот в чем штука. Никаких вступительных испытаний; всех берут: женщин, сектантов, греллов – всех подряд, без разбору: кто знает, какая у них магия?

– Говорю вам, настоящие воины их в два счета одолеют, – настаивал Нибулус. – Если застать их врасплох...

Болдх смотрел, как предводитель проводит латной рукавицей по кромке лезвия Анферта, и думал: старина купился на собственную сказку. Нибулус впервые так заговорил.

Болдх осторожно ощупал струпья и волдыри на своем лице.

– Ну, кое-какой магией они точно владеют, – едва слышно произнес он, неуверенный, позволено ли ему уже говорить, – и не хотел бы я ещё раз ее испытать.

Нибулус кинул взгляд его ожоги. Хотя пеладан до сих пор настаивал, чтобы, как только они выйдут из Великандии, этот трусливый предатель покинул отряд, за прошедшую неделю гнев его изрядно поубавился. Нибулусу не раз приходилось видеть трусость; и каждый раз ему приходилось немилосердно ее вырубать. Но никогда прежде не избавлялся он от шестой части войска; ведь толох состоял из пятидесяти тысяч воинов – восемь тысяч четыреста человек просто так со счета не спишешь.

– По-моему, заживает, – высказался пеладан. – По мне, так их оружие куда как опаснее магии.

– Он лишь едва меня задел, – напомнил ему Болдх. – А у них ведь есть и другое магическое и отравленное оружие.

– Отравленное, да – согласился Нибулус. – От этого вулжа за двадцать шагов фоссегримом несло.

– Могу подтвердить, – мрачно пробубнил Эппа. – Уж я-то поближе находился.

– Речные хогеры всегда были хитрыми, помешанными на алхимии гаденышами, – вставил Паулус, вспоминая чакрамы Флекки.

– Но разве мы видели магию? – продолжил Нибулус. – Ошпаренное лицо Болдха в коросте... допустим. Но что касается остальных, якобы магических, устройств, о которых распространялся тот малый... что ж, у нас есть лишь его слово – слово вора, учтите.

– А как же та штука с раструбом, которую он направлял на тебя? – спросил Лесовик. – Сколько ни смотрел, так и не понял, как она работает, но тот разбойник выглядел весьма уверенным.

– Меньше знаешь, крепче спишь, – беззаботно отозвался пеладан.

– Штука с растубом? – переспросил Катти. – Вы о чем?

– Так ты не видел? – спросил Нибулус – Ну конечно, какой я дурак, совсем забыл, ты же был слишком далеко. – Он смерил Тивора пристальным взглядом. – Нет, я слышал о таких, много лет назад у перевала Трондаран, но забыл, как они называются. То ли «мушки», то ли «мешки»...

Катти на миг задумался.

– Мешки? Мушки? Только не это! Только мушкетона нам не хватало! Ненавижу ружья! Ох, Нибулус, боюсь, ты прав насчет Тронда'рана; мушкетоны делают где-то в горах – это как-то связано с огнем драконов, кажется, но я их в руках не держал и понятия не имею, как они работают. Только уж поверь, не желал бы я, чтобы эту штуку направили мне в лицо. – Он выглядел всерьез обеспокоенным. – А Танцующий клинок полугрелла?.. Я встречал похожие, и впечатлений хватило с лихвой – больше не хочу.

– И не забывайте про дракессу, – заметил Болдх. – Похоже, она умеет читать мысли.

– Смотри, как мы разговорились! – даже не глядя на Болдха, процедил Нибулус. – Да она не читала мои мысли, просто догадалась. Тоже мне, умение. Любой, у кого есть глаза, скажет вам, что я не из тех, кто сдается.

– Как бы то ни было, – с содроганием заметил Эппа, – она дракесса, а они обладают чарами...

– Да только она из Божгода, – заметил Катти. – Мне частенько доводилось иметь дело с их народом: вот в Гульхеме, так там умеют читать мысли, это да. А в Божгоде – так, любители. Она-то не представляет угрозы, а вот тот важный тип... Освиу, как его там... Вот он меня беспокоит. В нем точно сила есть.

– Брат Освиу Гарротика, – напомнил Эппа. – Да, согласен, я тоже почувствовал, что от него исходят какие-то неведомые мне доселе чары. Как от рогра Ольхора. Не сомневаюсь, он знает множество темных заклятий. – Сжав свой амулет, жрец принялся нервно постукивать по нему кольцом.

Нибулус фыркнул и расправил плечи.

– Он вор! Какими бы чарами он ни владел, меч его одолеет. Как любого другого слабака ольхорианина.

– Не думаю, что он ольхорианин, – попытался встрять Болдх. – Не совсем. Кто-нибудь заметил руны на его плаще? Ольхор, Эрса и Куна. Что скажете?

– Орден кардинала Салота, верно? – спросил Финвольд.

– Точно, я совсем забыл. У кого какие догадки? Катти?

Но на этот раз Катти нечего было добавить. К всеобщему Удивлению их просветил Лесовик – необразованный шаман, почти безвылазно сидевший в своем лесу.

– Кардинал Салот Алчвич, – с непривычной горечью пояснил он и тут же сплюнул. – Для моего народа имя его подобно навозу, которым мы смазываем волосы.

– И кто же он тогда, – спросил Финвольд, – если не ольхоропоклонник?

Лесовик отвел глаза.

– Торка, – признался он.

Последовала многозначительная пауза. Затем Эппа произнес:

– Шутишь!

– Торка, – повторил Лесовик. – Да, мой сородич. Но давным-давно сошедший с тропы Эрсы. В полном одиночестве углубился он в темную чащу; по глухим тропам, где обитают лишь духи леса, что своими стонами навевают бред и безумие – тропам, опутанным цепкой паутиной Лжи; манимый сладким смрадом ночи, он свернул с тропы во мрак чащобы Хаоса, что роится в самом сердце Великого леса.

Манера выражаться Лесовика позабавила Катти.

– Хочешь сказать, что как-то раз один незадачливый ведун слегка заплутал в лесу?

– Именно так все и было, Тивор. – скупо ответил шаман. – Он заблудился в лесу. И остается там по сей день.

– Но почему руны Ольхора и Куны? – спросил Эппа.

– Три руны не равноценны, – пояснил Лесовик. – В центре – Эрса, остальные по бокам. Весы Природного Равновесия держатся на голове Эрсы. Две другие руны лежат на чашах весов. Так Эрса старается уравновесить противоборствующие силы Добра и Зла, из-за которых может рухнуть мир.

Финвольд презрительно хмыкнул и сел на траву, положив трость с вкладной шпагой на колени. Эппа тяжко вздохнул и присоединился к нему, отряхнув сухие листья с подола шерстяной накидки. Стало ясно, что они приготовились к длинной лекции. Болдх демонстративно примкнул к ним.

– Вряд ли из-за проявлений доброты, что помогает нам на нелегком жизненном пути, рухнет мир, – проворчал Эппа. – Но продолжай.

– Полностью согласен, Эппа, – промолвил Лесовик, – но разве не этим я занимаюсь всю свою жизнь? Только не говори мне, что не знаешь, как по ночам ваши братья пробираются в лес, чтобы просить меня о помощи, едва иссякают их запасы. Я не так силен в счете, как ваши ученые мужи, да это и не важно: за последнее время у меня перебывало столько Несущих Свет и пеладанов – не сосчитать. О, я знаю, что не так уж и много делаю: тут на удачу погадать, там воду очистить, весной умилостивить духов земли, осенью их за урожай поблагодарить, найти пропитание для голодной семьи... к тому же есть много хворей, в которых ваш травник не смыслит. Понимаю, о деяниях Добра тут речи нет, но не побоюсь сказать: моя помощь всегда приходилась кстати.

– Не волнуйся, Финвольд. – Эппа шёпотом успокоил не находящего себе места жреца. – Уверен, тивенборгцы ещё какое-то время здесь пробудут.

– А как же насчет Весов Равновесия? – потребовал ответа Нибулус, гадавший, к чему это все приведет.

– Весы Равновесия устойчивы – подтвердил Лесовик. – Помощь моя невелика, немудрена и обыденна. Незаметна ни королям, ни верховным жрецам, ни, главное – богам. Я верю, что мои труды гораздо больше помогают простому человеку, чем любой треклятый поход...

– Без наших мечей у вас не было бы ни жизни, ни земли. – рыкнул Нибулус. – Как ты думаешь, кто сдерживает силы Зла? Вам с вашими травками и палочками их не одолеть!

– Да без ваших мечей у нас и врагов бы не было! – выкрикнул Лесовик. – Думаешь, Ольхору есть дело до крестьян? Я слышал, служители Владыки Зла не заглядывают в места, свободные от ваших культов. – Последняя фраза предназначалась и жрецам.

– Овца безответная! – выплюнул Нибулус.

– Лемминг навозный! – подхватил Лесовик.

– Не заговаривайся!

– Хрен тебе!

– Ах, прям как в былые деньки среди квиравийских спорщиков, – заметил Катти. – Вы бы ещё погромче кричали, а то тивенборгцам, поди, не слышно. Уж они-то найдут что сказать по этому вопросу.

Спорщики замолчали, и наступила гнетущая тишина. Затем Финвольд, гадающий, не слишком ли далеко зашел этот спор, поднялся на ноги.

– Со Злом нужно сражаться, – постановил он. – Такова жизнь: вечная борьба Добра и Зла.

Лесовик устроился на корточках и достал свою глиняную трубку.

– Все мы человеки, – сказал он, уже спокойнее. – Живем между Храмом и Адом. На нас все держится. Я творю добро, чтобы помочь людям, но не нарушаю Равновесия. За каждое сознательное деяние Добра, чаши Весов клонятся в пользу Зла, и наоборот.

– Значит, всё, что мы тут делаем, вообще не имеет смысла, так, что ли? – высказался Болдх. На этот раз он не смолчал, ведь сказанное прямо относилось к нему.

Но Лесовика было не так-то легко сбить с толку.

– Кто мы? Известно, чего хочет Финвольд, а что до остальных – дело темное; уверен, ты со мной согласишься. Болдх, ты знаешь, что мы тут делаем?

– Понятия не имею, – ответил Болдх. И добавил: – Как обычно.

– Вот-вот. Мы, торки, верим, что Природное Равновесие не должно нарушаться. Мы все выручаем друг друга, и это никак не влияет на чаши весов. Но каждый раз, когда разрушен храм Ольхора, или произошло некое святое деяние, жди: вскоре что-то случится в противовес. Нам ведь тоже не чужда месть, мы понимаем. Ничего сложного: ночь и лето, зима и лето, смерть и рождение – все это часть нескончаемого Космического Цикла...

Речь колдуна прервал долгий зевок Катти; тот растянулся на росистой траве, занявшись разглядыванием солнечного света, что проникал сквозь листву.

– А как же кардинал? – напомнил шаману Нибулус. – Он-то тут при чем?

– Как и торки, большинство людей не участвуют в вечных распрях между Добром и Злом – но не так, как мы думаем, – объяснил Лесовик.

– Ах, верно, – согласился Финвольд, желая поскорее с этим покончить, – неучастие, присущее такой системе взглядов, многим по душе. Они переиначили саму суть, подстроили под себя, заботясь лишь о себе любимом и чихая на других.

– Именно так и поступали воры, живущие по воровским законам, – заключил Лесовик, ткнув большим пальцем в направлении утеса и струйки дыма над ним. – А затем явился Салот Алчвич, «заблудшийся в лесу» торка. Казалось бы, обычный торка, в Хрефнийской чаще он проповедовал своим последователям нечто иное. Несложно было обратить в новую веру кучку вороватых себялюбцев поблизости от Тивенборга. Извращенная идея Салота состоит в том, чтобы нести Добро в мир, сознательно творя Зло. Ведь каждый украденный злат, когда его тратят, идет кому-то в карман. Убей ребенка – в мире родится новая жизнь. А убийство Праведника – лучший, самый простой способ ускорить смерть Нечестивца. В логике им не откажешь, но мы-то знаем правду. Вот только попробуйте сказать об этом нашему знакомцу Освиу...

– Все верно, – согласился Катти. – Просто так его не переубедишь.

– И что же нам делать? – спросил Болдх. – Убить его? Или тогда Весы повернутся против нас?

– Мы избегаем убийств, – признался Лесовик, – хотя, честно говоря, я бы с удовольствием скормил Освиу земле. «Новая жизнь берет начало в смерти», – так у нас говорят. Мы чтим грибы, что растут на трухе мёртвых деревьев, чтим кровь убитых нами животных. Они же спят с телами своих жертв, делают пудинг на их крови и лакомятся личинками с разлагающейся плоти. Кардинал Салот с его кровавым братством взял все, что свято для торок, и извратил до неузнаваемости.

– Все это, конечно, очень интересно, – высказался Финвольд, – но неужели ты и вправду думаешь, что мы можем вот так просто пойти и как-то повлиять на наших приятелей-некрофилов? Или ты будешь здесь болтать, пока не заговоришь их до смерти?

Лицо Лесовика исказилось от гнева.

– Как смеешь ты насмехаться над всем, что мне дорого! Как ты смеешь! А ведь в Нордвозе ты мою магию не высмеивал: что ни полночь – шасть ко мне в лес. Что-то я не припомню, чтобы ты хоть раз погнушался принять помощь от служителей Эрсы.

«О чем это он?» – подумал Болдх и навострил уши. Остальные также замерли в замешательстве, переводя взгляд с Лесовика на Финвольда.

– Лесовик... – пробормотал Несущий Свет.

– Что Лесовик? Лицемер ты. Слишком долго я тебя прикрывал. Ишь как заговорил! Как вернемся в Нордвоз, сам будешь свои земляные кристаллы добывать – и порошки, и всякую всячину для своих странных опытов.

Все выглядели удивленными, кроме Эппы:

– Это правда, Финвольд? Ты это что ж, опять за старое принялся?

– Ещё как, – ответил за притихшего жреца Лесовик. – Только не говори, что ты об этом не знал!

– О чем вы? – перебил Нибулус, потеряв нить.

Эппа вздохнул, в голосе его слышалась грусть и разочарование.

– Можно увезти алхимика из Кваладмира, – сказал он как бы самому себе, – но алхимия останется у него в сердце. Верно, Нипа?

– Нипа? – опешил Нибулус. – Финвольд, ты что-то от нас скрываешь?

– Скрываю, как и любая живая душа в Линдормине, – отрезал Финвольд. И добавил неохотно: – Нипа – мое старое имя. Нипа Глемп. Я оставил его – вместе с прежней жизнью – ещё в Кваладмире, покидая этот лоскутный город.

– Значит, тебя зовут не Финвольд?

– Финвольдом я стал двенадцать лет тому назад, когда меня обратил Эппа. В знак моей веры...

– Значит, сперва ты был алхимиком? – с подозрением спросил Нибулус. Он не знал, что и думать, ведь прежде его друг ни разу об этом не упоминал.

– Всего лишь учеником, – ответил Финвольд. – У жалкого подобия человека по имени Пашта-Мэйва.

– И ты тайком пробирался к Лесовику за кристаллами, порошками и всякой всячиной?

– Для моих заклинаний, – принялся оправдываться Финвольд, – нужны кое-какие вещества, которых не найти на рынке в Нордвозе. Вроде тех, что я употребил для стены огня – помните, она спасла нас от верной гибели в Синих горах? Есть много приемов, которые разрешено использовать служителям владыки Куны.

Требовалось делать выбор – причем быстро. Пеладан выступил вперед и вонзил меч в землю перед собой.

– Решения здесь принимаю я, – объявил он, – как скажу, так и будет. Я не поведу семь человек против четырнадцати – особенно, если среди этих семерых почти нет воинов, – пока не буду уверен в вашей полной поддержке. Я считаю, что дружный отряд – сильный отряд, а чтобы одолеть врага, нам придется стать сильными. Проголосуем: будем драться и вернем себе честь и меч, или подожмем хвосты, как свора шелудивых псов?

Если сын Артибулуса когда-то лелеял мечту стать оратором, подумал Катти, может, и к лучшему, что из него вышел воин.

– Чего уж там, я за хвосты, – беззаботно заявил он.

– Согласен! – поддержал Эппа. – Люблю собак.

Лесовик уже высказался. Против выступили Нибулус и Паулус, рвавшиеся в бой, и, разумеется, Финвольд, который не собирался уходить без Сполоха. Поэтому решающий голос достался самому последнему, Болдху, и он не стал терять времени даром.

– По-моему, – задумчиво начал он, – всё, что мы можем противопоставить их перевесу в оружии, – наш перевес в магии.

Нибулус нахмурился. Эппа, Финвольд и Лесовик просияли, оттого что Болдх, наконец, отдал им должное.

– И прежде чем я проголосую, я хотел бы послушать их богов.

Так, в зарослях бука и ясеня на северном краю лесов Великандии, началось состязание богов. Три чародея принялись гадать.

Эппа поднял лицо к небесам, закрыл глаза и сосредоточился. Он шептал молитвы сухими губами, пока в глазах его не заблестели слезы.

Финвольд предпочёл действовать не так прямо. Он вытащил тонкую серебряную цепочку с крохотным кристаллом и запел звонким голосом так, что задрожал воздух. Это было приятное пение, но предназначенное лишь для того, чтобы гадальный кристалл заработал. От обнаруживающего заклятия Финвольда тот стал наклоняться, указывая в сторону, где находился Сполох.

А приземленный как всегда Лесовик точным движением карманного ножа рассек ладонь Болдха и теперь внимательно следил за тем, как кровь стекает на землю.

– Когда кровь смешивается с элементами, в прошлом, настоящем и будущем многое можно разглядеть, – объявил он, всматриваясь в место, где капельки Болдховой крови окропили почву. Шаман завел негромкий напев, похожий на жужжание пчелы над наперстянкой; и когда сознание Лесовика устремилось к мирам, закрытым для обычного человека, веки шамана затрепетали.

Болдх и сам разволновался. Все казалось нереальным. Неужто ему и впрямь надо принять жизненно важное решение на основе неясных песнопений трех кудесников? Неужто они и впрямь вот так запросто способны заглянуть в будущее? Болдх смотрел, как его кровь медленно стекает на землю, но увидел лишь недобрый кровавый конец, а за ним – мёртвое забытьё.

Он вздрогнул, живот свело.

Тыльной стороной руки странник утер лицо и зашагал обратно к лесу. Обернувшись на товарищей, он застыл в изумлении – случилось нечто совершенно невероятное.

Мерещится? Болдх прищурился и вгляделся в возникшее перед ним видение. Или снова сон?..

Лесные шорохи, перешептывание товарищей и даже легкое дуновение ветерка – все стихло, и на Болдха обрушилась тишина.

Перед ним лежал лес, такой же, как и прежде, но какой-то и не такой, расплывчатый и затертый; словно кто-то хотел, чтобы ничто не отвлекало Болдха от трех магов. В центре, вытянув в стороны прямые руки, стоял Лесовик. По обе стороны от него стоял читающий молитвы жрец, не подозревающий, что за ним пристально наблюдают. И они парили в воздухе! То Финвольд на несколько дюймов поднимется над травой, и тогда Эппа слегка уйдет под землю. То наоборот: Эппа поднимется, Финвольд опустится.

Болдх в страхе отвел взгляд, его затошнило. Он сделал несколько глубоких вздохов, помотал головой и снова взглянул. Видение не исчезло: два жреца потихоньку смещались вверх и вниз, а ведун стоял между ними, неподвижно и твердо, как глыба. Как опора весов.

Затем глаза Лесовика распахнулись, поглотив мир Болдха. Эти зелено-карие глаза, мудрые и требовательные, как сама Природа.

«Ну, – словно говорили они, – Каков твой выбор?»

В глазах этих не было ни злобы, ни умысла, но Болдх вдруг почувствовал непреодолимое желание развернуться и бежать без оглядки. Не нравилось ему это. Почему он никак не просыпается?

Затем до странника снова донесся голос ведуна, глубокий и звонкий, словно отразившийся от самой земли и подхваченный Деревьями.

– Что ж, – произнес голос, – можешь не обращать на меня внимания – но в конце концов придется сделать выбор.

Голос сошел на нет, превратился в шорох листвы, и видение Болдха начало таять.

– Постой! – торопливо окликнул он. – Я не понимаю – что значит «в конце концов»? Ты про ситуацию с ворами, или... ну... про настоящий конец?

Но Лесовик лишь приподнял кустистую бровь и усмехнулся.

– Э, нет, никаких подсказок, – погрозил он пальцем. – Выбор за тобой.

Болдх выругался и посмотрел на жрецов: на одного, а затем – на другого. Оба так и стояли, погруженные в свои чары, не замечая ничего вокруг. С одной стороны, Эппа: с его вечными советами быть осторожными и постоянной опаской. Что ж, Болдх вполне мог его понять; он сам всю жизнь куда-то бежал очертя голову: убегая от кого-то или откладывая решения. И, по правде говоря, именно так он и собирался поступить сейчас. Но старик казался каким-то ненастоящим, неискренним. Занудным. Послушаться его и провести в бегах остаток жизни? Закончить, как это костлявое чучело? «В конце концов» жизнь призовет к ответу.

Отчего-то ему показалось, что проще будет выбрать сторону Финвольда.

Ну, не то чтобы проще, но как-то... здоровее. Уж Финвольд-то знает, чего хочет. Ни сомнений, ни колебаний. Он не изменит своей вере, даже если та заведет его прямо каррогу в пасть. Это вам не Эппа с его вязким выжиданием, в сердце Финвольда огнем пылала вера. Его темные глаза излучали уверенность, и он, единственный из «не воинов», был готов сражаться. В некотором смысле, он тут «заправлял», был тут «одним из главных». Рядом с ним Болдх чувствовал свою несостоятельность.

Болдх повернулся к Лесовику и без обиняков спросил:

– Ну а ты бы что выбрал? Я про воров.

Лесовик пожал плечами.

– Ты уже знаешь, кому я отдал свой голос.

И как только он произнес эти слова, в вышине над лесом, словно приветствуя небо, раздался волчий вой – протяжный и низкий, от которого бросало в дрожь.

Видение мигнуло и померкло. Болдх снова был среди товарищей.

«Что за чертовщина? – спросил он себя. – Я и правда слышал волка, или мне приснилось?»

– Болдх, все в порядке? – спросил Нибулус, с любопытством глядя на хлопающего глазами странника.

– М-м-да, все отлично, спасибо, – запинаясь, ответил Болдх. – Просто... немного утомили ваши магические штучки. Все равно я в них не верю.

Собравшиеся чародеи наперебой заголосили: «Ой, здорово!», «Давай, рассказывай!» и «Ты же сам просил», а затем – недовольно заворчали: «Только время зря потратили...», «И крови ему не жалко...», «Неблагодарный...» и «Болван...».

– Да ладно тебе, Болдх, – раздраженно выдохнул Финвольд. – Мы же должны действовать сообща. Помнишь, к чему мы пришли: чем больше способов одолеть Дроглира мы узнаем, тем больше у нас будет шансов, когда мы доберемся до его Залы.

Он с презрением отвернулся от угрюмого, покрытого струпьями лица Болдха и зашептал на ухо своему другу Нибулусу:

– Знаю, ему и так непросто приходится, к тому же меня всегда учили, что Несущие Свет должны проявлять терпение, но иногда руки так и чешутся набить ему морду.

– Что ж, простите, что потратили на меня время, – язвительно вставил Болдх, – я всё равно уже принял решение.

Все ждали ответа.

– И?.. – спросил Нибулус.

– Этот земляной червяк угрожал высосать из моего глаза душу. Пошли за мечом.

* * *

После недолгого спокойного обсуждения, когда каждый из присутствующих высказался, объяснил свою точку зрения и выдвинул предложение, решили, что налёт должен являть собой тщательно выверенное сочетание кошачьей скрытности, молниеносной скорости и беспощадной грубой силы.

Местность между краем леса и утесом, над которым поднимался дым, была слишком открытой – спрятаться негде – поэтому они решили двигаться за завесой деревьев до невысокого отрога, который их скроет; отрог этот заканчивался в двухстах-трехстах ярдах от холма. А на месте они уже разберутся. По прикидкам Катти, где-то через час отряд должен был добраться до воров, «если это, конечно, они».

Пока они шли меж редких куп деревьев, Болдх принялся гадать, с какой стати проголосовал за возвращение меча. Теперь-то он уже мог признать, что выбор был не очевиден. Конечно, тут не обошлось без гордости – путники никак не могли простить тивенборгцам перенесенных унижений. Да и позаимствованные у Болдха сокровища тоже сыграли свою роль (вообще-то, как раз свои вещи ему хотелось вернуть куда больше, чем меч: родные побрякушки были ему дороже любых пламенников). Хотя вряд ли удастся их забрать – разве что перебить всех разбойников...

К тому же, пока что у Болдха не было приличного оружия. Он на время одолжил один из кинжалов Тивора: и лезвие прочное, и управляться нетрудно. Но в будущем надо будет найти что-то посущественнее.

«А ведь дело-то, конечно же, не в этом... – правда, Болдх?» – прошептал он, раздвигая густые заросли папоротника. Да, в магические трюки Болдх не верил. Его уже тошнило от козней этих чародеев.

Кстати, интересно, что там показали их колдовские чары... Болдх вдруг поймал себя на мысли. Он так спешил унизить магов, что даже их не выслушал. Разумеется, ничего важного он и не узнал бы... наверняка, одно вранье. Не важно, что там ему нагадали – каждый из этой троицы, без сомненья, переиначил бы все под себя. Болдх сам всегда так делал, когда гадал тем чудачкам, что долгие годы неплохо ему платили: старался говорить им только то, что им желалось услышать.