Текст книги "Сказание о страннике"
Автор книги: Дэвид Билсборо
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)
«Эх, Юлфрик, где же ты? Уж ты-то знал бы, что делать...»
Он гадал, доведется ли им с псом ещё раз увидеть Юлфрика, и от мысли, что вряд ли, по спине юноши пробежал холодок. За последние несколько недель Гэп привык полагаться на неимоверную силу гигера, и теперь, когда того не было рядом, вдруг почувствовал себя жутко одиноким.
Остался лишь пес.
«Пожалуйста, Шлёпп, – взмолился юноша, глядя, как огромный зверь с присущей ему невозмутимостью продолжает что-то вынюхивать в сухой листве, – не бросай меня... ты все, что у меня есть».
Теперь первый вэттер приблизился и наставил копье прямо на грудь Гэпу.
– Шлёпп! – взвизгнул юноша, выхватив наконец свой серп-секатор, который ему так и не довелось испытать на йордисках.
Ни вэттер, ни пес не отреагировали; казалось, его дерзкий вызов никого не впечатлил. Гэп начал было подумывать, а не ошибся ли он насчет преданности Шлёппа. В пещерах тот вел себя как вернейший из слуг, однако теперь, вдали от хозяина...
Судя по тому, как спокойно Шлёпп и вэттеры отнеслись друг к другу, они раньше встречались.
Гэп вновь переключился на предводителя вэттеров – на случай, если его догадка верна. Вскоре он уверился, что ему не собираются причинить вреда – по крайней мере, пока. Иначе они наверняка бы уже что-то предприняли; в конце концов, его садовый секатор не назовешь самым грозным в мире оружием. Вэттеры демонстрировали спокойствие; вероятно, ими двигало простое любопытство. И, пожалуй, лучше позволить им себя увести и надеяться на их благосклонность, чем упорствовать, выставив перед собой оружие.
Тяжело вздохнув, он убрал секатор и пошел с незнакомцами.
* * *
Шлёпп радостно бежал вслед за Гэпом Реднаром, оруженосцем рыцаря с юга, которого вели через лес в сгущающийся сумрак. Тревога улеглась. Будь что будет, рассуждал юноша, вряд ли вэттеры окажутся хуже йордисков.
До мест, которые Гэп видел по пути из дома Юлфрика, пришлось добираться больше часа по незнакомым краям. Ибо, хотя он ещё об этом не знал, «прогулка» по пещерам за водопадом не только вывела его на другой берег реки, но и забросила на дальний склон горы – и на этом северном склоне рельеф отличался разительно.
Здесь росли настоящие деревья-гиганты. Стволы у основания достигали двадцати футов в диаметре, вздымаясь на невообразимую высоту. Собственно, верхушек было не разглядеть – они терялись в вышине, где-то в густом пологе, не пропускающем солнечные лучи. Казалось, внизу царит ночь: мрак окутал все, и в тусклом, едва пробивающемся свете проступал нездешний, жутковатый мир.
Это был мир ярко горящих в темноте глаз-блюдец; мир, где рыскают муравьи, способные утащить человека, но слишком грузные, чтобы угнаться за ним; тут пауки плетут паутину, способную опутать буйвола, с самых высоких веток до лесной подстилки, и цепкие нити призрачно подрагивают в сумраке; мир гигантских червей, огромных ревущих жуков и рептилий размером с небольшого дракона. Невидимые крылатые создания – не маскирующиеся, на самом деле невидимые – беззвучно рассекали воздух в просветах между стволами, словно специально приспособленных для полетов этих потусторонних лесных скатов. Туманный, доисторический мир, запретный для человека, и даже вэттеры с опаской жались друг к другу.
Сами звуки здесь были другими. На многие мили разносился рык; доносящиеся откуда-то щелчки, скрипы и стоны то усиливались, то приглушались – по-видимому, тоже причуда леса. В окрестных чащах обитал Дух, гораздо более древний и могущественный, чем в других областях Фрон-Вуду, и призраки здесь бродили не людей.
Поэтому, когда Гэп услышал вдруг мелодию, это стало для него полным сюрпризом.
Музыка – радостная и бодрая, от которой хотелось пуститься в пляс и запеть. Вэггеры заметно повеселели, оживились и перестали озираться; они ускорили шаг, устремившись к источнику ободряющей мелодии. Гэп обернулся на Шлёппа и заметил, что тот тоже повеселел и больше не ждал нападения со всех сторон.
Судя по всему, они достигли дома вэттеров. Узкая тропинка в папоротниках вела вниз по крутому склону – вот и все, что удалось разглядеть в лесном сумраке. Впереди лежала совершенно непроглядная тьма. Просто-таки стена тьмы. Гэп ещё раз взглянул на Шлёппа, но тот был невозмутим.
Приблизившись к темному барьеру, юноша обнаружил, что они дошли до ряда плотно растущих деревьев. Деревья всех форм и размеров росли неровно, некоторые даже врастали друг в друга, но было что-то в их расстановке такое, что убедительно намекало на умысел, сознательный расчет. Как же давно здесь поселились вэттеры, если это их частокол? – гадал юноша.
Щели были искусно перегорожены крепкими связками бревен, оплетенными ползучими растениями. Веками массивные стволы срастались все плотнее, образовав прочную стену – и теперь она не уступила бы в надежности лучшим в мире защитным укреплениям.
Отряд охотников направился к одной из секций гигантской стены лесного убежища; Гэп заметил, что длинный побег лианы отведен с верха стены к сосне неподалеку. На лиане сохла чья-то одежда, а прямо у стены виднелась широкая циновка с несколькими парами сандалий.
Тут из кромешной темноты выросло двое часовых. Они приветствовали вернувшийся дозор гортанными, низкими звуками и знаком показали, что можно проходить.
– Р-р-реуи хтоау ауэл-л-л! Кэу-у с-с-с теуа!
– Ааньо гойу Р-р-рахдх-Кюиннэ!
По пути Гэп с удивлением разглядывал новых знакомых; он никак не ожидал, что эти похожие на хорьков с лицами полгов создания заревут по-гоблински.
Один из двух часовых подошел к самому толстому дереву и тупым концом копья отстучал по коре скорое послание. Немного погодя изнутри ответили таким же глухим постукиванием. Часовой старательно прислушался и подал ещё один, третий, сигнал. Раздался щелчок, и перед ними открылся узкий вход, из которого просачивался мягкий желтый свет. Радостная музыка вдруг заиграла громче.
Войдя внутрь, Гэп вместо узкого, грубо вырубленного в стволе туннеля, к своему удивлению обнаружил довольно вместительную комнату, освещенную фонарями, со строгой, если не сказать аскетичной, обстановкой. Помимо пустившего их стража на входе, сейчас здесь находились ещё три вэттера; судя по росту и изысканно украшенной обуви, среди них были женщина и ребенок. Все трое подошли к вернувшимся и принялись нежно поглаживать их летательные перепонки и похлопывать по голове.
Заметив вошедшего человека, вэттеры застыли в изумлении. Ребенок хрипло булькнул и спрятался за матерью. Охотники замурлыкали – возможно, так они смеялись, – а перед тем, как провести путника внутрь, жестами велели ему снять промокшие ботинки.
Босые ноги Гэпа погрузились в мягкие, сухие, пружинящие – какая роскошь! – опилки, устилающие пол. В воздухе стоял до боли знакомый чистый запах, и юношу накрыло внезапной волной ностальгии. Многое в этом караульном помещении напоминало об оставленных дома вещах: крепкие дубовые скамьи – некоторые с валяющимися под ними изношенными сандалиями; восковые свечи в углублениях вдоль стен; стойки, битком набитые копьями и луками; приколотый к стене выбеленный лыковый листок с грубым карандашным рисунком: два больших вэттера и один маленький стоят и улыбаются на верхушке дерева под оранжевым солнцем.
Ступени, вырезанные внутри стены, поднимались спиралью вдоль ствола и исчезали в отверстии, ведущем к платформе наверху. В другом конце комнаты виднелись два круглых окна и дверной проем. Клин держал открытой толстую дверь на кожаных петлях, оттуда-то и лилась музыка. И хотя Гэпу очень хотелось узнать, куда ведет маленькая лесенка, почетный эскорт провел юношу через открытую дверь...
...Прямо в сказку из самой волшебной истории сказителей-травников Фрийи.
После сумрака леса Гэпу казалось, что он попал в другой мир, наполненный светом, звуком и движением, и с каждым шагом краски и звуки становились все ярче. Чем дальше он шел, тем яснее понимал, что перед ним не тайное убежище, а целый город.
Они вышли на выложенную камнем тропинку, с обеих сторон огороженную буйно разросшейся живой изгородью. Вэттеры жестами показали, что перед тем, как спуститься на дорожку, надо снова обуться. Дорожка вела к двум огромным промоинам в скале и дальше – меж них. Вот по этой «улице» они и пошли, мимо распахнутых окон и дверей пещерных жилищ. Большая часть казалась пустыми; или же просто непривычным глазам чужестранца не удавалось разглядеть чудеса, таящиеся внутри. Впрочем, свет масляных ламп выхватывал то склонившийся над шкурой силуэт со скребком в руке, то тень, разводящую огонь или подметающую пол. Местами из окон высовывались обитатели с трубками в зубах, почесывая за ушком ручных белок. Они с любопытством – как на приведенную охотниками диковинку – смотрели на проходящего мимо Гэпа.
Из узкой расселины тропинка вела в другой мир; до Гэпа ни одному человеку не доводилось видеть ничего подобного – ни наяву, ни во сне.
На юношу обрушилась танцующая лавина причудливых силуэтов и разноцветных огней, волнующие экзотические ароматы, оркестр звуков, от которых кругом игла голова. Перед ним открылся мир, полный совершенно невообразимых вещей, какие не встретишь и в самых безумных россказнях изобретательнейших искателей приключений.
Первое, что испытал Гэп, войдя в город, – смущение и замешательство; свет был какой-то не такой, пропорции нарушены, будто сама сила тяготения решила почудить. Как же он жалел, что потерял очки! Его ошеломленному взору предстали деревья, растущие из домов, дома, растущие на деревьях, внутри них, на изрезанных карстами скалах, на острых пиках, выступах и колоннах – повсюду деревья, повсюду дома. И со всех сторон сбегаются вэттеры, и каждый норовит пробраться поближе: кто-то планирует с высокой скалы словно птица, кто-то спешит спуститься с деревьев. У всех приветливые лица, и каждый хочет сам убедиться, что за гость пожаловал.
Это уже слишком, подумал Гэп, слишком... В голове не умещалось. Он посмотрел наверх: там, без конца, все выше и выше карабкались жилища: каждая хижина, каждый шалаш на дереве, каждый веревочный мост, каждый обитаемый скальный уступ выхватывались из сумерек светом бесчисленных факелов, фонарей, свечей и улавливающих солнечные лучи кристаллов. Гэп будто стоял на дне самого огромного в мире, самого заросшего и густонаселенного колодца. Все это было изумительно, чудно и походило на сон; очень скоро он заставил себя опустить взгляд, рассудив, что душевное здоровье дороже, и сосредоточился на привычной для себя высоте.
Оставив попытки усвоить всё сразу, Гэп стал присматриваться понемногу, по одному разбирая тысячи проносящихся в голове образов и ощущений и дожидаясь, пока сбитые с толку органы чувств не придут в более-менее согласованный порядок.
Через некоторое время его вывели на широкую открытую площадку меж гигантских каменных колонн, куда отовсюду стремительно прибывали вэттеры, кто по земле, кто – планируя сверху. Деревьев здесь было меньше – в основном невысокие и лиственные, – и на каждом виднелось по два-три дома, к которым вели крепкие с виду деревянные лестницы, а порой – простая веревка. Изредка попадались деревья крупнее, с широкими, выдолбленными у земли стволами, способными вместить несколько семей. И хотя каждый из этих великанов имел лишь один-два входа у самых корней, свет от бесчисленных окон разливался по стволу на высоте до пятидесяти футов.
Отдельно располагались длинные невысокие постройки, сложенные из дерева или камня и освещенные изнутри многоцветным пламенем свечей. Не моложе охранявших город гигантских деревьев, поросшие мхом, они, казалось, излучали постоянство.
И все же вэттеры в большинстве своем предпочитали селиться в пещерах, вырубленных почти в каждой скале. Повсюду высились отдельные, похожие на термитники конические башенки с дверями, окнами, карнизами и дымоходами. Карстовые промоины были заселены ещё плотнее: все ярусы сверху донизу занимали бесчисленные жилища, входы в которые едва виднелись среди лиан. На нижнем ярусе, очевидно, располагались торговые лавки и мастерские.
Многие из здешних ремесел были знакомы молодому эскельцу; он заметил строителей, пивоваров, плотников, бондарей, кожевников, ткачей, гончаров, оружейников... Но были и лавки, о предназначении которых юноша мог только гадать: «заготовители» грибов, варщики лягушачьего жира, дрессировщики белок, змеерезы, розгоделы, лозорубы, коропеки, шишковары и специалисты по выращиванию «живых канатов».
Из общего гвалта, музыки, смеха, криков, скрипов, бульканья, шипения и визга пилы выделялся знакомый звон молотка о наковальню – где-то в городе работала кузня. Гэп решил, что этот уникальный вэттер-кузнец наверняка занимает самое высокое положение в здешнем обществе, наподобие великого мага в человеческих городах.
Каждая лавка пахла по-своему, но над всем этим – посреди бурлящего котла зрелищ и звуков – плыл характерный дурманящий аромат города вэттеров, неповторимый букет: медовые соты, цветы, пот и моча, варево и жарево, дрожжи и навоз и сотни других незнакомых запахов складывались для Гэпа в один, «чужестранный».
Видел бы Гэп себя со стороны, как по-дурацки он стоит, с вытаращенными глазами и разинутым ртом, наверняка почувствовал бы себя крайне неловко. Стоило одному из сопровождающих ткнуть юношу заостренной палкой, как он вышел из оцепенения, осознал, что к нему прикованы сотни глаз, и впрямь почувствовал себя крайне неловко.
Гэп на каждом шагу замечал все новые и новые удивленные глаза на усатых мордочках. Где бы ни появлялась процессия, горожане тут забывали обо всем (даже о том, чтобы прикрыть отвисшую челюсть), бросали дела и принимались изумленно глазеть на странного чужака.
Тогда-то нашему путешественнику и пришло в голову, что, вероятно, он первый человек, которого они видят. Раз-другой Гэп пытался осторожно протянуть навстречу раскрытую ладонь – жест, который, по его мнению, трудно истолковать превратно. Однако истолковали как раз превратно: кто-то отшатнулся, кто-то оскалился, а один вэттер вообще с воплем кинулся прочь.
Вести распространялись как лесной пожар, и вскоре толпы зевак заполонили узкие улочки и рыночные площади. Из окон выглядывали лица, летуны старались спикировать поближе. Совсем близко они не подходили, держась на почтительном расстоянии, и поначалу Гэпу это даже нравилось, хотя вскоре, как ни странно, стало раздражать.
Идя по городу, Гэп смог получше разглядеть вэттеров. Он уже успел привыкнуть к их запаху с терпким оттенком псины и начал замечать различия. Привели его сюда взрослые – вероятно, мужского пола, но, похоже, вэттеры разнились между собой так же сильно, как люди. Одежда указывала на положение в обществе: одни носили короткие накидки из меха, с неким подобием пояса или сумки; другие ходили нагишом, щеголяя густой шерстью самых разных расцветок, длины и фасонов. Наименьшим почетом пользовались вэттеры, чья клочковатая шерсть была рыжей и кудрявой (видимо, есть вещи, которые одинаковы везде).
Выяснилось, что эти экзотические создания делят свой мир с другими диковинными расами. Несколько куда более высоких фигур проталкивалось сквозь толпу, странно приседая на ходу. Сначала он не мог разобрать, что перед ним такое, однако когда новые существа подобрались поближе, вэттеры вдруг показались Гэпу родными.
Кто это?.. Гэп прищурился, вглядываясь, и остановился, а с ним и весь эскорт. Джагово вымя, что за твари такие?
Выше любого человека, эти создания были сильнее вэттеров и в то же время меньше них походили на людей. Голова вполне человекоподобная, нечто среднее между длиннолицым полгом и крысолицым человеком: смуглая, безволосая кожа, покрытая замысловатыми татуировками; длинные, прямые черные волосы и аккуратная козлиная бородка. Вдобавок их шею обрамлял воротник кучерявой бурой шерсти, а изо лба торчал блестящий черный рог, длинный и острый, как ятаган.
Настоящие странности начинались ниже шеи. Туловище по сути не сильно отличалось от человеческого, только мощные бедра круглились вперед, словно у скакуна. Руки скорее напоминали человеческие, но тоже заканчивались тремя крупными неуклюжими пальцами и, казалось, могли с успехом послужить дополнительной парой ног. Картину довершал мускулистый, похожий на крысиный хвост внушительных размеров – человеку хребет на раз переломит.
Раскосые глаза оглядели юношу с собакой, и существа зареготали на своем ослином языке, возбужденно застучали копьями по земле, а один или двое подошли поближе – даже слишком.
Еще немного – и Гэп не выдержал бы. Он едва отошел после жуткого знакомства с йордисками, и странность происходящего, вкупе с угрозой, кроющейся в острых копьях, привели его на грань нервного срыва. Войдя в город, Гэп начал плавно погружаться в отстраненное состояние, похожее на сон: словно наблюдая за всем со стороны, из безопасности, или читая книгу. Однако толпа росла, а вместе с ней – напряжение, вернув его к действительности. Чтобы успокоиться, Гэп положил руку на холку стоящего рядом лесного пса, но ни ему, ни Шлёппу это не помогло. Пес, ещё меньше юноши привыкший к столпотворению и уже успевший возненавидеть все эти огни, дым и давку, несколько раз огрызнулся на зевак – всего лишь оскалил зубы, ощетинился и рыкнул, но это вызвало вспышку враждебности, особенно среди рогатых существ. И рука Гэпа вряд ли могла спасти ситуацию.
Вот бы сейчас перенестись подальше от этой здоровой рычащей зверюги куда-нибудь в спокойное место!
Когда обстановка накалилась, Гэпа со Шлёппом спешно повели дальше. Наконец, после немалых усилий охраны, толпа зевак была оставлена позади, вернее – внизу. По узкой, скрипучей лестнице вокруг ствола огромного дерева они поднялись до самых ветвей.
Со всех сторон виднелись платформы и карнизы. Меж ветвями были натянуты веревочные мосты, с виду совсем ненадежные. Хижины гнездились в развилинах покрупнее или свисали на «живых канатах». Казалось, не счесть изобретательных приемов, которые вэттеры применили при создании своего на удивление причудливого и своеобразного города.
Группа, не задерживаясь, прошла по небольшой платформе мимо лавки местного травника, не обращая внимания на бессмысленно улыбающихся посетителей, норовивших потрогать не только чужаков, но и их сопровождающих. Точь-в-точь выжившие из ума пеладаны, что ошивались вечерами по выходным в Винтус-холле.
Выйдя наружу, охотники-вэттеры и Гэп оказались прямо на угрожающе раскачивающемся канатном мосту; юношу и пса повели по нему к верхушке похожей на термитник конической башни. Судя по всему, здесь сходились все переходы: лесенки и канатные мосты подобно шелковым нитям разбегались во все стороны. Подслеповато рассматривая веер расходящихся от верхушки башни дорожек, мерцающих лампами и факелами, Гэп невольно почувствовал себя мухой, которая залетела в невообразимую паутину слепящего света.
Дальше путь лежал через деревянный мостик, подвешенный на толстых тросах. Шаткая, раскачивающаяся дорожка поднималась к каменному выступу посередине огромного карста и шла ко входу в пещеру, уводя в глубины скалы, в лабиринт ярко освещенных проходов, где из окон домов и мастерских высовывались любопытные вэттеры.
Наконец дорожка вынырнула на плато. Гэп глубоко вдохнул восхитительный свежий воздух на вершине скалы, огляделся и замер, не в силах выдохнуть.
Нет, с благоговением подумал он, веер дорожек у башни – вовсе не центр этого мира...
Он мог разглядеть крошечный термитник внизу, простой камушек в паутине огней. Так вот где, должно быть, центр страны вэттеров! Города невероятнее и чудеснее ещё никому из людей не доводилось видеть.
Внизу весь город опоясывала темная полоска живого частокола гигантских деревьев. За нею простиралась темнота, но внутри... Каждый дом, каждая хижина, каждая улица светилась: на земле, на деревьях, на невысоких уступах... и выше, на скалах, и даже у Гэпа над головой, на верхушках огромных деревьев, что росли на этом неприступном плато; а посреди деревьев, вздымаясь на заоблачную высоту, стояла одинокая скала, короной венчая страну вэттеров.
Ни в одной книге не упоминалось подобное место; ни один сказитель, ни один странник не рассказывал о нем, а если бы и попытался – слов все равно не хватило бы.
Гэп попал в сказку, по сравнению с которой родной Нордвоз казался приземленным и обыденным.
* * *
Плато раскинулось высоко над пологом леса, как уединенный зеленый сад, где царит неземное спокойствие – особый укромный мирок. Охотники вели двух своих подопечных меж гигантских деревьев, какие не росли больше нигде в Линдормине. Древний мох свисал с узловатой коры; в бесчисленных дуплах селились белки, древесные лягушки, змеи и даже черные хвостатые обезьянки, что как угорелые носились по здешним скалам.
Большая часть толпы осталась позади, многие просто разошлись. Отряд спокойно продолжил путь меж деревьев, под арками из огромных выпирающих корней, пока наконец не вышел к центральной скале.
Внутрь можно было попасть только через огромный, вырезанный в камне туннель. Над входом нависала опускная решетка, изготовленная из железного дерева и заросшая цепким жестколистым вьюнком с крохотными розовыми цветочками. К решетке вел пологий каменный подъем, рядом с которым сидело несколько легковооруженных охотников. При приближении отряда они оторвались от игры в сосновые прутики и долго смотрели вслед, не делая никаких попыток задержать путников.
Вопреки неприступности этого места (или же благодаря ей), Гэп почувствовал некоторое облегчение, оказавшись в темном прохладном укрытии. Его охватило странное предвкушения, смешанное со смирением, какое появляется иногда при входе в храм чужеземного бога. Гэп сам снял обувь, как только вошел внутрь, не дожидаясь, пока его попросят, – он стоял на священной земле в самом сердце страны вэттеров.
Группа направилась вверх по прохладному гладкому камню; эхо шагов мягко отдавалось от стенок туннеля. Проход был освещен бледно-зелеными камушками, которые плавали в чашах с густой жидкостью, испуская странное, пахнущее бузиной пламя и довольно мурлыча. Расположенные в нишах по всему проходу, они высвечивали длинные скамьи вдоль стен. Таких необычных скамей с высокими спинками на юге не делали. Над каждой висело что-то вроде живого гобелена, сплетенного из разноцветных побегов растений. Побеги прорастали в картины сквозь трещины в стенах и складывались в образы, одновременно прекрасные и странные. На одних были изображены вэттеры и их друзья «олени», на других красовались всевозможные лесные обитатели, многие из которых скорее напоминали демонов или ящеров, что вымерли в незапамятные времена. От одного взгляда на эти картины Гэпу становилось не по себе.
Тут была и резьба, и скульптуры из дерева и камня. Среди прочих особенно выделялись две статуи, стоящие по обеим сторонам широкого дверного проема, к которому вели юношу. Они были большие – больше, чем самая крупная лошадь, какую Гэпу доводилось видеть – и стояли гордо, как часовые на посту. Четкость деталей поражала, краски казались живыми. Статуи изображали каких-то вымышленных мифических чудовищ с головой, торсом и руками гигера, насаженными на туловище гигантского оленя. Рога, красующиеся на головах обеих статуй, также были оленьими: ветвистые, с острыми передними отростками и загнутыми, защищающими загривок задними. Длинные хвосты оканчивались булавообразной кистью из костяных шипов.
Гэп не мог отвести глаз от скульптур, поражаясь творческому воображению художников-вэттеров. Юноша мог поклясться, что, когда его повели мимо статуй в помещение, которое те «охраняли», он поймал на себе свирепый взгляд и услышал, как угрожающе щелкнули хвосты.
Гэп стрелой метнулся вперед, сердце стучало как бешеное. Следом – глядя строго перед собой – прошествовал Шлёпп.
Помещение представляло собой огромный колодец с широкими, вырезанными в стенках ступенями, которые поднимались к пятну света, расплывающемуся где-то в вышине. Зеленые камушки освещали отполированные за века, истертые миллионами ног ступени.
Взбираясь по длинной лестнице, Гэп изучал странную настенную выставку. Тут были древние железные шлемы, возможно, некогда принадлежавшие людям, алебарды, коллекции монет из незнакомых эскельцу стран, несколько гигантских черепов неведомых ящеров и – мрачноватое завершение коллекции – ветхие и хрупкие, как пергамент, куски кожи, покрытой боевыми татуировками полгов.
«Трофеи, – решил Гэп, – музейные экспонаты, по которым вэттеры судят о мире снаружи...»
Через каждые несколько ступеней от лестницы отходили площадки и помещения, но отряд шел все выше и выше, пока, наконец, взмокший Гэп не вынырнул из лестничного колодца, щурясь в лучах заката.
Их доставили в самую высокую точку мира вэттеров, на широкую деревянную платформу, опоясавшую коническую верхушку скалы. Казалось, они поднялись на многие мили от земли – лишь солнце и ветер вокруг.
Чарующие нежные трели, многоголосье птичьего хора. Палитра красок, волшебство и восторг. Вот оно, небо – совсем рядом, стоит лишь протянуть руку...
Платформу поддерживали стволы деревьев вокруг скального выступа. То тут, то там виднелись открытые веранды и беседки из полированного дерева, украшенные мозаиками из разноцветных деревянных пластинок и хрустальными бусами.
Сквозь завесу золотисто-зеленой листвы сияли угасающие лучи величественного заката, омывая все вокруг нежным, чистым светом, преломленном в мириадах кристалликов, что свисали с каждой ветки. Гэпа вдруг охватило сильное – до дрожи в коленях – незнакомое чувство, заточенное прежде в тайниках его души. Он охотно позволил себя вести по этим заколдованным поднебесным кущам, дивясь увиденному. Все тревоги этого жуткого дня – дня, когда он чуть было не встретил смерть в подземных глубинах, забылись, гонимые прочь нежным ветерком.
Отряд двинулся к раскидистому дереву, которое возвышалось над западной стороной платформы. Одна из мощных ветвей выступала далеко за край настила, и по верхней ее стороне в коре была вырезана лесенка с перилами, ведущая куда-то в невидимую высь...
Юноша перегнулся через перила, глянул вниз – и живот скрутило от страха. Коршуны и ястребы парили над верхушками деревьев где-то далеко внизу – едва различимые крохотные точки; ещё ниже, подобно беспокойному морю, непрерывно колыхался зеленый полог леса, потревоженный вечерним ветерком.
Лишь перила отделяли Гэпа от падения, и он в панике отшатнулся от края. Неожиданно все здесь показалось ему безумным, невозможным, готовым обрушиться в любую минуту, словно любой скрип, малейший треск старого дерева грозил неизбежной бедой.
Гэп встал на четвереньки; пальцы вцепились в ступени, как подушечки на лапках геккона. Тяжело дыша, он постепенно взял себя в руки и постарался успокоиться.
Охотники остановились, озадаченно глядя на юношу и гадая, что на него нашло.
«Чурбаны бесчувственные!» – возмутился про себя Гэп и встал.
Теперь, когда они уже почти дошли до конца ветки, он увидел впереди, наверху, огромный шатер. Вход охранял ещё один гигер-олень, который пропустил их, лишь злобно покосившись.
Хотя изнутри шатер едва ли напоминал дворец, обстановка ясно говорила, что здесь обитает особа королевских кровей. Разнообразные меха и шкуры увешивали все вокруг, что без сомнения указывало: тут обитает, выражаясь словами Гэпа, «важная шишка».
Они прошли в большую комнату в задней части сооружения. Лучи света, струящегося с открытого балкона, вырисовывали силуэт вэттера. Тот стоял, облокотившись на балюстраду, и глядел на великолепный закат, на пламенеющий солнечный диск, озаривший последними лучами великий лес Фрон-Вуду. Вэттер неохотно оторвался от этой невообразимой красоты и повернулся навстречу гостям.
Гэп с удивлением обнаружил, что этот высокопоставленный вэттер выглядит так же, как остальные. Он был выше большинства своих соплеменников и отличался раскованностью и уверенной осанкой, не более. Никакого высокомерия или надменности, ни следа гордыни или насмешливости, которые юный оруженосец привык видеть в сильных мира сего. И ничто не указывало на исключительную мудрость хозяина здешних краев.
Вот только глаза: открытость и дружелюбие во взоре располагали к себе.
– Р'радх-Кайинне, аанийо! – прожурчал главе отряда вэттер, а затем повернулся к Гэпу, протягивая руку. – Хал, Мисел-Хог! Хал дху Вэттерхайме ут Сайне-Трегва!
Он старательно выговаривал слова, и Гэп не мог понять, то ли вэттер не уверен, что его поймут, то ли сам не слишком хорошо владеет этим языком. Гэп сразу определил, что это какое-то приветствие. Он протянул руку в похожем жесте и с широкой улыбкой ответил:
– Хал, вэттер. Моя Гэп Реднар. Его – Шлёпп.
Он показал на свой рот и снова на вэттера и покачал головой: «я не знаю этого языка».
С губ вождя слетел писклявый смешок, и охотники отозвались гортанным гоготом. Главный вэттер послушно повторил жесты Гэпа в обратном порядке, словно говоря: «я тоже не очень». Он шагнул вперед и по-дружески сжал руку юноши. Гэпу явно удалось произвести благоприятное впечатление.
В конце концов, не похоже, чтобы это был язык вэттеров. Гэпу он показался смутно знакомым, хотя юноша и не мог вспомнить, где его слышал. Может, вэттеры используют его для общения с чужестранными торговцами?
Не выпуская руку Гэпа, главный вэттер потащил его из палатки вниз по ветвелестнице, обратно к платформе. Охотники шли следом, не отставал и Шлёпп. Гэп надеялся, что после такого сердечного знакомства гостеприимные хозяева их накормят и напоят. Но, очевидно, у вэттеров были дела поважнее. Какие? Гэпу оставалось лишь гадать.
Они пересекли платформу, направляясь к небольшой беседке у северо-западного края. Беседку охраняли четверо часовых, которые как раз отдыхали, прислонившись к короткой лесенке, что вела к открытому дверному проему. При виде приближающейся процессии часовые расступились, пропуская гостей.
За столом в полном одиночестве сидел тот, с кем так страстно желал познакомить Гэпа главный вэттер.
Одетый в запятнанное тряпье и весь перебинтованный, незнакомец медленно, с трудом повернулся. Руки, украшенные старинными золотыми перстнями, потянулись вверх и откинули с лица капюшон.
– Здравствуй, Реднар, – сказал он несколько удивленно. – Я думал, ты погиб...
Это был Мафусаил Зилвафлоз.