Текст книги "Сказание о страннике"

Автор книги: Дэвид Билсборо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

Глава 6
Гиблая земля

С болью в сердце путники упорно продолжали идти вперёд, преодолевая, как им казалось, самую безрадостную часть пути. На душе у пеладана было тяжело, его настроение ядовитым облаком накрывало всю компанию. Они почти не разговаривали, имени южанина вообще не называли; и только Белун – теперь освободившийся от своей ноши, но вместе со всеми скорбевший о потере – осмеливался оглядываться назад, на жестокие горы, где остался лежать его хозяин.

* * *

Следующие несколько дней потрёпанные путники выбирались из пределов Синих гор. Вопреки ожиданиям, они до сих пор так и не увидели Северных Земель. Весь первый день им приходилось постоянно перепрыгивать то через глубокие трещины, то через расщелины, отвесно уходящие вниз во тьму. Оттуда веяло холодом, слышалось глухое эхо подземных потоков да одинокое блеянье козлов.

На второй день путники шли вдоль узкого, как острие, горного хребта, чью вершину веками обтачивал ветер и изъедал мороз.

Они шли словно по зазубренному краю пилы. Шквалистый ветер грозился подхватить их и сбросить вниз со склона. Путники с предельной осторожностью правили лошадьми – ведь стоит здесь поскользнуться, и не остановишься до самого дна.

За всё это время им попадались лишь парящие высоко в небе бородачи-ягнятники, да иногда внизу проносились антилопы, цокая копытами по голыми скалам.

Вперёд и вперёд, чуть ли не волоча лошадей через вставшие на дыбы гранитные плиты и с опаской обходя обледенелые участки. Неистовый ветер свистел в ушах, хлестал огрубевшие лица. К концу третьего дня после труднейшего подъёма путникам наконец удалось добраться до вершины. Удивлённо замерев, они увидели дикие просторы Северных Земель.

– Ха! – ликующе воскликнул Лесовик, перекрикивая шум ветра. – Я же говорил, что мы увидим Северные Земли ещё до темноты.

Нибулус, держась за поводья Молотобоя, старался сохранить равновесие.

– Кажется, ты говорил это четыре дня назад, – прокричал он в ответ и радостно хлопнул колдуна по плечу.

За всё время пути через Синие горы они ещё не видели более потрясающего зрелища. Прямо перед ними последний горный хребет обрывался длинным ровным склоном, тянущимся до зелёного лесистого предгорья. А дальше раскинулись величественные просторы Северных Земель. За холмами тянулась серо-зелёная пустошь, известная как Дождевые равнины: многие мили топей с одиноко торчащими холмами, окутанные непроглядным туманом. Казалось, будто маленькие островки омывает серое море. Безликую пелену прорывала тёмная полоса почти до горизонта. Путники решили, что это огромный лес Фрон-Вуду, под сень которого им было предназначено в итоге войти.

Каким бы острым ни было зрение, оно едва позволяло увидеть далёкие горы за лесом, чьи белые сияющие пики скорее угадывались усталыми путниками. Это, должно быть, были Великаньи горы, в сравнении с которыми Синие казались лишь жалкой группкой холмов.

– Полюбуйтесь напоследок, – сказал пеладан, плотнее кутаясь в уллинх, – ведь там, куда мы направляемся, такой возможности не представится.

Гэп задрожал, но не от порывистого ветра, встретившего их после тяжёлого подъёма. Его испугала огромная суровая земля – таких просторов он не видел никогда прежде, – за которой их ждало ещё более страшное место, где стужа пронизывает до костей. Им предстоят недели тяжелейшего пути через почти необитаемые места, а в конце – лишь пустой замок; если повезёт – ещё никем не занятый. Оруженосец посмотрел на Эппу, и на миг их глаза встретились: молодость и старость смотрели вперёд с одинаковым страхом.

Болдх, напротив, впервые с начала похода ощутил прилив сил. Он смотрел вниз, вдыхая полной грудью. Новые запахи остро напомнили о давно покинутой им земле на западе, возрождая в памяти образы любимого, но оставленного Моэль-Брина. Всё время спуска по склону странник оставался погружённым в себя, вспоминая шёпот болот, запах соснового леса и влажной, усеянной иголками земли, будто вновь шагая тропами юности.

Целый день Болдха не покидало ощущение полнейшего счастья.

* * *

В течение следующей недели продвигались они довольно медленно. Тропа, которая столь неохотно вела через горы, к ужасу путников, исчезла совсем, едва они спустились вниз. В «Хрониках Гвилча» говорилось о «широкой хорошей дороге, постоянно пользуемой торговыми людьми и купцами, коя, построенная на дамбе Энта-Клодд, приведёт прямиком в город Мист-Хэкель, именуемый нами Болотомыс».

– Торговля явно зачахла за последние пять сотен лет, – сухо заметил Болдх, обращаясь к пеладану. – А более современного путеводителя ты не нашёл?

Путники всё острее чувствовали, что после спуска с гор попали в чужой и ещё более негостеприимный мир. Чьи-то глаза неотступно следили за ними: Паулус и Лесовик знали, кто это.

– Лешники, – прошептал Паулус. – Мы ступили в земли зла.

– Почему?

– Это болота, – принялся объяснять наховианец. – Ни земля, ни вода, а что-то между. Именно в таких местах живут хульдры, коварные и злые.

– Мой народ считает болота священными могильниками, – возразил колдун. – Именно здесь нашим умершим легче попасть в иной подземный мир. Мы не боимся топей.

– Коварные и злые, – упрямо повторил Паулус. – Мы даже не едим существ из таких мест, ни рыбу, ни мясо; здешние обитатели грязные и отвратительно пахнут. Говорю вам, мы ступили в земли зла.

В иное время Лесовик, наверное, стал бы спорить, но предыдущей ночью ему приснился тревожный сон: он стоял посреди пустоши, а навстречу плыла, не касаясь травы ногами, женщина с тёмными волосами. Такими же тёмными, как и её аура.

Тем временем Нибулус раздумывал над более насущными проблемами. Путь через горы длился дольше, чем предполагалось, и запасы провизии заметно истощились. Если бы им удалось быстро найти дорогу в Мист-Хэкель, то проблема решилась бы сама собой. Но отсутствие пути и скудная информация о городе – только то, что он лежит к северу от горной дороги – заставило путников большую часть времени заниматься добыванием пищи. Подобно кочевникам, они стали кормиться от земли, ставя на ночь ловушки и тщательно экономя провиант.

На сей раз Лесовик заслужил должное уважение своих спутников, проявив себя бесценным добытчиком. Он с лёгкостью выкуривал ос из гнёзд, чтобы собрать ароматных личинок, разыскивал съедобные корни, растения и грибы, выманивал из укрытий различную живность. Его знания дикой природы казались неиссякаемыми. Колдун находил способ удовлетворить любой вкус.

Ночами лагерь осаждали полчища бархатистых муравьев, которые раздражали путешественников до невозможности, оставляя болезненные укусы по всей коже. Только Лесовика муравьи не трогали: тот что-то пропел насекомым, упрашивая их не касаться его и не тревожить сон, и – к удивлению остальных путников – те послушались.

– Секрет прост, – объяснял потом колдун, – нужно их заранее умилостивить остатками еды, тогда муравьи уйдут.

Паулус ужасно злился, считая это капитуляцией перед «коварными тварями». Всякий раз, когда муравьи уползали с подношениями Лесовика, наховианец украдкой наступал на вереницу насекомых, втаптывая их в грязь.

* * *

На следующий день Болдх оставил отряд. Он просто вскочил на лошадь и ускакал на запад, навсегда покидая спутников.

Они беспомощно смотрели вслед удаляющемуся всаднику, пока тот не пропал из виду. Только Эппа попытался вернуть странника, по жалкий аллюр пони не мог сравниться с быстротой Женг, ад’тманки с Молельных равнин.

Когда вскоре путники увидели одинокого жреца, медленно возвращающегося с запада, чувство тщеты прогнало последние крохи хорошего настроения.

День не задался с самого начала. Всю ночь было холодно, студёный ветер свободно гулял по равнине, продувая до мозга костей, а под утро начался дождь. Сперва слегка моросило, однако вскоре дождь усилился, промочив насквозь не только одеяла, но и одежду. Первые попытки разжечь костёр оказались безуспешными. Когда же, умениями Лесовика, огонь занялся, на свет слетелась туча мошкары и маленьких чёрных мушек, жалящих путников все последние предрассветные часы. К шуму дождя и звону насекомых добавились постоянно изрыгаемые проклятия путешественников, но отогнать крылатых мучителей не удавалось.

Все поднялись уставшие и невыспавшиеся. Сонными глазами путешественники смотрели на тусклое и безрадостное утро. Серый туман окутал их плотной завесой, и было непонятно, где они сейчас и куда идти дальше.

Даже умело расставленные Лесовиком ловушки не принесли ничего, кроме старой и явно ядовитой жабы, которая злобно посмотрела на людей и неуклюже упрыгала в высокую траву.

Похоже, день предстоял тяжёлый.

Еды нет, дороги не видно. Вскоре всеобщее раздражение стало выливаться в ссоры, беспочвенные обвинения и нападки, стоило кому-нибудь сказать хоть слово.

– Когда наступают такие времена, – вдруг заговорил Паулус, – мы, наховианцы, стараемся брать пример с ястребов-ягнятников. Они не отворачиваются от пищи, каким бы грязным и старым ни было мясо, и сколько бы его уже ни ели другие охотники до падали. А когда они едят, то засовывают голову внутрь добычи, по самые плечи! – задумчиво продолжал наёмник. – Как бы я сейчас хотел быть ягнятником!

Состояние Нибулуса тоже нельзя было назвать радужным. Он полностью провалил первое испытание на звание сигна: ему не удалось создать из путешественников сплочённый отряд. Но ещё сильнее его раздражало то, что, помимо всеобщего недовольства, некоторые спутники оставались «себе на уме».

Беспокойные мысли на долгие часы лишили Болдха сна. Что он делает в Северных Землях, в тысячах миль от родного дома, среди таких разношёрстных и едва знакомых людей? И никто не мог бы дать ему ответа на столь важный вопрос, даже старый священник, убедивший присоединиться к походу.

Всю ночь он спорил сам с собой. Измученный разум снова и снова обдумывал причины; пока крохотные семена сомнений, заронившихся в самом начале, не дали всходы, и от вопроса «почему ты здесь» спрятаться не удавалось.

Очнувшись от короткого сна и узнав, что есть нечего, Болдх почувствовал себя ещё более уставшим и разозлённым. Он готов был всё бросить.

– Чёртовы походы! – раздраженно бормотал странник. – Кому они вообще нужны?

Эти слова, обращенные скорее к себе, никто не должен был услышать среди всеобщего шума и ругани. Но Финвольд, который до этого спокойно чесал подмышки и позёвывал, вмиг подскочил к Болдху и зло проговорил в ответ:

– Тебе не нужны походы? Отлично! Тогда и ты нам не нужен. Забирай свои пожитки и проваливай!

Жрец никогда и ни с кем так не говорил. Воздух накалился от нависшего напряжения. Скопившаяся злость искала выход, и, похоже, взрыва было не избежать.

В повисшей тишине все уставились на странника, ожидая, что тот предпримет в ответ. Болдх смотрел прямо в чёрные глаза жреца. Открытый гнев Финвольда нашёл отклик в бурлящей внутри странника ярости. Рука его невольно легла на боевой топор.

Тут вперёд вышел Нибулус. Пеладан и прежде не испытывал особой привязанности к страннику, не видя в его присутствии смысла.

– Финвольд прав, – сказал воин, – ты здесь больше не нужен, Болдх. Никому. Тебе лучше уехать.

Болдх молча уставился на пеладана. Его удивление от такого поворота событий разделяли и остальные пятеро спутников. Мгновения показались часами. В этот миг странник вспомнил один случай в Трондаране, свидетелем которого он стал в прошлом году: орущая толпа местных жителей забросала странствующего актёра тухлыми баклажанами. Болдх вновь ощутил ту жалость, что испытывал тогда по отношению к неудачливому комедианту, одиноко стоящему на сцене со слезами растерянности и гнева в глазах.

Не говоря ни слова, странник запихнул свои вещи в седельные сумки, забросил за плечо топор, вскочил на Женг и помчался прочь бешеным галопом.

* * *

Когда Эппа вернулся один, не догнав Болдха, голос старого жреца уже охрип от криков.

В унынии путники взирали, как измученная лошадка возвращается в лагерь. Эппе явно было плохо: он судорожно кашлял и обтирал бледное запотевшее лицо грязным рукавом. Путешественники услышали, как старик проклинал странника-гордеца, а потом объявил, что они упустили шанс убить рогра. Ускакавший Болдх лишил их такой возможности, поэтому нет смысла идти дальше. «Дроглир, да провалится его сущность в преисподнюю, теперь сможет беспрепятственно воскреснуть. Остаётся только вернуться домой и подготовиться к надвигающейся тьме, отчаянию и смерти».

– О Куна! – слёзно взмолился старый жрец. – Неужели мы действительно разбиты?

Остальные смотрели на него со смесью жалости и удивления. Эппа упал на колени, сотрясаемый дрожью, словно в предсмертной агонии. Его руки всё крепче сжимали что-то, пока между пальцев не заструилась кровь.

Неожиданно старик наклонился вперёд, едва ли не зарываясь лицом в грязь. Финвольд быстро подскочил к нему и поднял с земли. Он бережно разжал руки жреца и печально посмотрел на то, что лежало внутри.

– Эппа, – принялся ласково увещевать старика Финвольд, – всё не так уж плохо. Ничего ужасного не случилось...

Эти слова были наполнены сочувствием и жалостью. В руках Эппа держал факел – каменный амулет Куны, символ веры, – который сломал, сжимая.

Финвольд отвернулся от изнемогшего старика и взглянул на спутников.

Воины оставались невозмутимыми. Они с самого начала не понимали, зачем понадобилось брать с собой этого странствующего мошенника.

Лесовик с каменным лицом смотрел на запад, куда ускакал Болдх. Финвольд не мог сказать, какие мысли скрываются за непроницаемой маской торки, ведь даже само существование шамана казалось просвещённому жрецу странным отголоском прошлого.

Тем не менее застывшее лицо колдуна выдавало овладевавшие им сильные чувства. Как и на Эппу, на Лесовика была возложена божественная миссия руководить Болдхом, чтобы тот убил рогра Дроглира, пока рогр не набрал сил. Но в отличие от жреца Куны, колдун сохранял невозмутимость. Нельзя отрицать, что ситуация ухудшилась. Может быть, у них действительно не осталось никакой надежды. И всё же Лесовик не мог принять, будто время человечества прошло. Он не верил, что леса, горы, реки и все, кто их населяет, обречены на тьму и смерть из-за прихоти одного-единственного человека.

«Что-нибудь может изменить ситуацию, – успокаивал себя колдун. – Сколь часто нити судьбы спутывал и перемешивал ветер зла, однако всегда случалось нечто, и нити распутывались. Если Болдх не вернётся, что ж... возможно, нам просто больше не предназначено быть вместе. Наверное, каким-то необъяснимым образом мы уже сыграли свои роли в разворачивающейся драме. Не исключено, что Болдх, как оперившийся птенец, в назначенное время покинул гнездо. Странник вновь может повернуть на север, чтобы самостоятельно завершить начатое. Или найдёт других спутников после того, как оставил прежних».

Гэп был ужасно подавлен случившимся, и это читалось на его лице. Оруженосец всегда видел в молчаливом Болдхе воплощение героизма, романтики и духа приключений, о которых так страстно мечтал. Теперь, когда странник бросил их, горечь разочарования охватила юношу.

«Вот тебе и герой...»

* * *

Они продолжали идти вперёд, словно ничего не случилось. Цель осталась той же, да и насущные проблемы нисколько не изменились. Даже безутешный Эппа остался с ними. В свои семьдесят лет он не надеялся в одиночку добраться до Нордвоза, если бы ему и посчастливилось найти обратный путь.

– Но я пойду с вами только до следующего города, – настаивал старый жрец. – Там я и стану доживать последние дни, смиренно ожидая Конца Бытия, который вскоре нас настигнет.

* * *

К ночи Болдх наткнулся на одинокую дорогу, уводящую на юго-запад, подальше от Северных Земель. Целый день он скакал без остановки, от злости доводя до изнеможения и себя, и лошадь. Теперь же, остановившись на ночь, он принялся размышлять над неожиданным поворотом событий, занёсшим его в эти безлюдные края – таким одиноким странник не чувствовал себя никогда прежде за все долгие годы путешествий.

Дома, ребёнком, он воображал, как радостно быть свободным; но позже очень удивился посетившим его во время первых путешествий печали, одиночеству и горечи разочарования. Хотя за многие годы странствий он привык быть перекати-полем и даже ощущал себя этаким легендарным героем-одиночкой, всё же тепло и поддержку дружеского плеча ничем не заменишь.

С самого начала было понятно, что такой конец неизбежен. В конце концов, разве иные его знакомства завершались иначе? Не важно, как легко и приятно было общаться со спутниками; не важно, сколько длилось путешествие и какими крепкими стали узы дружбы, – всё неизменно заканчивалось внезапным отъездом Болдха. И каждый раз в нем ломалось что-то важное.

– Никаких прощальных взглядов! – упрямо повторял себе странник. И даже странным образом начал гордиться подобным поведением.

Он провёл последние недели в компании так называемых искателей приключений, и всё это время они с трудом обеспечивали себя пищей. Стоило ему ускакать от них, как уже через час он поймал двух зайцев, трёх болотных птиц и насобирал ягод. Теперь ему хватит еды по меньшей мере на три дня. Насытившись, Болдх расслабленно грелся у костра: отныне он идёт своей дорогой, и никакие чужие люди не будут больше мешаться под ногами. Наконец-то один; и единственный верный друг – Женг. Гораздо лучше, чем вместе с этими религиозными фанатиками.

Какая приятная усталость!.. Подпихнув ногами веток в костёр, странник наслаждался тёплым светом. В голове проносились возможные варианты пути. На сей раз он двинется в знакомые места или края, которые подробно изучил по картам.

Дорога на запад непременно выведет его к пастушьим землям тассов. Он уже видел их прежде. Тассы – кочевые пастухи-великаны – могли повстречаться в любом уголке земли, достаточно обширном для огромных стад бизонов, лошадей, верблюдов или яков. Обычные люди избегали великанов из-за незнания их натуры и страха перед незнакомым. Зная же тассов достаточно хорошо, Болдх был уверен, что пересечь их земли можно в безопасности, главное уважать чужие обычаи и не лезть куда не просят.

За Пастушьими землями перед ним открывается три пути. Проще всего направиться на юг, через восточные склоны Когтистых гор и прямиком в пёструю, многонациональную Квиравию. Можно поехать на северо-восток, добраться до полуострова Фрэм и сесть там на корабль, держащий курс на столицу Эйлсфлёта. Или предпринять рискованное путешествие на юго-запад, вдоль реки, разделяющей Когтистые горы и Шпайнстит, а уже оттуда в Бенну, Бергалию, Релма-Файнд или любое другое государство на берегу Багрового моря. Какой бы путь он ни выбрал, дорога неизменно приближала его к родным землям...

«Перед свободным человеком лежат бесчисленные пути», – думал Болдх, затаптывая угли и укладываясь спать. Ему никто не нужен, он – волк-одиночка. Пастуху приходится думать о безопасности стада, ему же достаточно положиться на собственную изобретательность. «Больше я не поддамся на их жалкую слабость, потому что...»

Болдх глубоко вздохнул, и с губ сорвалось лёгкое облачко, поплывшее в холодном вечернем воздухе. Голова слишком устала от размышлений, уязвлённое самолюбие разъедало душу. К тому же он был не до конца честен с собой. Расставание со спутниками всегда сильнее расстраивало странника, нежели пребывание с ними. Ещё одна ночь, когда одиночество и тьма гложут исстрадавшийся разум.

* * *

Далеко на востоке бледные лучи солнца гасли, покидая негостеприимные Дождевые равнины. Вечерние тени накрывали болота и растворялись в серой пелене, уступая место опускавшемуся покрову тьмы. Перед неосторожными путешественниками лежала земля высокого тростника и шепчущейся меж одиноких холмов травы, земля поросших тиной топей. Теперь сюда мало кто забредал.

Давным-давно, когда хозяевами севера были торки, в этих краях росли деревья. Постепенно реки, изменив течение, стали разливаться и почти полностью затопили леса. Деревьев осталось крайне мало – жалкое напоминание об огромном лесе, умершем столетия назад. Одинокие стволы, серые и чахлые, обречённо цеплялись за жизнь. Поднятые к небу ветви, подобно пальцам скелетов, тщетно пытались ухватить холодный и равнодушный воздух, стремясь хоть ненадолго отсрочить смерть, засасывающую их в глубину.

Многие почти утонули, покрытые слизью стволы наполовину погрузились в трясину. Здесь больше не было сухой почвы. Деревья склонились над водой, и ветви покорно отдались в объятия бледно-зелёной тины, сосущей из них жизнь, чтобы потом навсегда утянуть в топь.

Мёртвая земля жаловала только ползучих паразитов. Земля, избегаемая людьми и любыми тварями, кроме тех, что пресмыкались. Земля зловония и липкого тумана, обволакивающего всё вокруг.

Именно в этот унылый, тонущий, умирающий край вступили путники. Им не удалось найти столь желанную дорогу, «широкую дорогу... построенную на дамбе... коя ведёт прямиком» через болота. Хотя Нибулус готов был поклясться, что однажды заметил вдалеке одинокую человеческую фигуру, им так и не встретилось ни души.

Медленно ехали они один за другим, смея ступать только туда, где прошёл Лесовик. Все чувствовали влияние края волшебного народца – ни земля, ни вода, а что-то посередине: стоит сделать один неверный шаг – и он их поглотит безвозвратно. Сумрак застил глаза. Только испуганное ржание лошадей да глухое чавканье копыт нарушало окружающую могильную тишь.

Одинокие деревья смутно прорисовывались во тьме. Оруженосец испуганно распахнул глаза, поначалу приняв деревья за молчаливых неподвижных тассов, которые хотят на них напасть и убить. Лишь подойдя поближе, юноша смог рассмотреть деревья сквозь туман. Холодные капли влаги сочились с коры в тёмную воду, словно гниющая плоть. Время от времени наполовину затопленные, покрытые слизью ветви вырывались из трясины, распространяя гнилостный запах давно умершей древесной плоти.

«Болото нас сожрёт. – В Гэпе росла паника. – Туман нас поглотит, и мы все умрём!»

Юноша не мог избавиться от ужаса, который вызывали в нём отвратительные земли. Но выбора не было, приходилось идти дальше. Он словно попал в ночной кошмар – вихрящийся туман создавал нереальный пейзаж. Гэп левой рукой крепко держал поводья, а правой схватился за древко копья пеладана, не переставая испуганно оглядываться. Вот-вот выскочит какая-то ужасная злая тварь, одного за другим убьёт его спутников, а потом бросится за ним, загоняя дальше в оголодавшие болота!..

Зашипел Лесовик, прервав вереницу тревожных мыслей:

– С-смотрите! Там кто-то есть!

Все тотчас сбились вместе и, приготовив оружие, стали вглядываться во мглу.

– Что это? – взволнованно спросил Финвольд. Следом раздался голос Эппы:

– Болдх?

Лесовик раздражённо взмахнул рукой, призывая к молчанию, и медленно показал направо. Взглянув туда, они едва смогли разглядеть одинокую фигуру, стоящую на кочке. Меж струящимися завитками тумана, в бледном вечернем свете вырисовывался смутный силуэт. Фигура казалась неподвижной, но из-за царящего сумрака трудно было сказать наверняка. Даже расстояние определить не удавалось, не говоря уж о природе этого существа.

– Ты видел его раньше, Нибулус? – спросил кто-то.

– Возможно, – ответил пеладан, сомневаясь. – Он явно не пытается скрыть своё присутствие.

– Да, не прячется, – согласился Финвольд. – Думаешь, это ловушка?

Нибулус, воин опытный, не принимал скоропалительных решений. Всматриваясь сквозь болотные испарения и липкий туман, он признался:

– Понятия не имею.

– А он нас видит, Нибулус? – спросил Эппа.

– Это человек, – обеспокоено вставил Гэп, – или тасс? Все продолжали рассматривать фигуру, хотя теперь она стала призрачнее среди сгустившихся теней.

– Нет, не тасс, – уверил спутников Лесовик.

– Верно, – подтвердил пеладан, – пастухи-великаны редко забираются так далеко на восток. И уж точно не в одиночку.

Гэп облегчённо вздохнул. Воспоминания о встрече с огром были ещё слишком свежи; юноша не мог и помыслить о присутствии ещё одного великана, даже сравнительно мирного тасса.

– Он знает, что мы здесь, – вновь заговорил Лесовик. – И не боится нас.

Слова колдуна не вызывали сомнений, ведь восприятие у него было гораздо острее, чем у них.

– Посмотрите! – снова зашептал Лесовик. – Уходит... На их глазах фигура исчезла. Либо пелена тумана стала гуще, либо создание действительно ушло. В любом случае больше никого не было видно.

– Быстрее! – заволновался Финвольд. – Мы не должны его упустить.

– Что! – воскликнул Гэп, забывшись от страха. – Пойти за ним? Ты, верно, шутишь?

– Он наверняка из какой-нибудь деревни поблизости, – продолжал настаивать жрец. – Никто не отправится сюда в одиночку.

– Я «за», – согласился Эппа, – возможно, он – наш единственный шанс отыскать дорогу. Ещё один день, и мы умрём от голода. По крайней мере я точно умру.

– Будьте осторожны, эскельцы, – предостерёг Лесовик. – В болотах нельзя торопиться. В том создании было что-то волшебное. Оно может ходить по трясине и пахнет хульдром.

«Хульдры» – слово торков и значит «те, что сокрыты». Так называли всех призрачных созданий, которые жили в сумерках, в странном загадочном мире волшебного народца, невидимом для смертных, если только хульдры сами не желали раскрыться. Для жителей Вида-Эскеленда сами создания ассоциировались со зловредными, нечестивыми поступками. Назойливые маленькие твари потешались над честными людьми, проникая в их мир, чтобы нанести вред: молоко скисало, лошади стояли по утрам загнанные и потные, невинные девы просыпались в постели с незнакомыми уродами, а вместо детей в колыбелях оказывались отпрыски хульдров.

Многим было нелегко поверить в их существование, но для народа Лесовика хульдры реально существовали. Торки не сомневались, что эти создания появились задолго до людей, гораздо раньше всех иных рас. Только рогры, наверное, были древнее их.

В Нибулусе, прагматике и реалисте, не текла кровь торков. Он чувствовал крепость рукояти Анферта через кожаную перчатку, и это придавало ему уверенности.

– Шестеро против одного, – подытожил пеладан. – Не важно, человек это или демон. Крепче держите оружие и следуйте за мной. Голод – единственный враг, против которого меч не поможет.

* * *

Они пустились в погоню за исчезнувшим созданием. С каждым шагом двигаться становилось всё труднее. Ночная тьма полностью окутала болота, и приходилось идти в туманном мире, между небом и землёй, как во сне. Теперь всех охватила та же тревога, что и Гэпа. Чавкая при каждом шаге, трясина высасывала волю продолжать движение, словно вытягивая саму жизнь.

Время от времени кто-то из путников начинал кричать: «Вот он!», и все тотчас меняли направление, на время ускоряя шаг от вновь появившейся надежды. Однако призрачная фигура всегда опережала их и не останавливалась ни на какие оклики. Несмотря на постоянную тревогу – как бы ни попасть в ловушку, – путешественники упрямо продолжали преследование. Неожиданно прямо перед ними из тумана возникла стена тьмы. Поначалу они не поняли, что это; но, осторожно приблизившись, уткнулись в лесную чащу.

– Здесь, – шёпот Лесовика нарушил тишину. – Слева, прямо перед деревьями, видите? Наш ускользающий друг.

Они посмотрели, куда указывал палец. Что-то двигалось в двадцати—тридцати ярдах от них. Та же смутная фигура вошла в лесные заросли. Прежде чем путники успели позвать беглеца, он растворился меж деревьев.

Они поскакали быстрее, сокращая разделявшее расстояние, и уже через несколько мгновений тоже ступили в заросли.

Если на болоте им было страшно, то здесь, в лесу, страхи только удвоились. Туман стал густым, как суп, кромешная тьма окутала путешественников, скрыв последние отблески вечернего света. Дороги не было, и им приходилось продираться сквозь густое переплетение терновника и корней – колючки цеплялись за одежду и хватали за ноги. Путники продвигались так медленно, что казалось, будто они стоят на месте, а влажные ветви внезапно появлялись из ниоткуда и хлестали по лицу.

Усталость несколько притупила осторожность, путешественники хотели только найти таинственного незнакомца и тем самым положить конец бесполезному дневному переходу. И всё же тревожная мысль не давала покоя: вошедший в эти дебри должен был бы продвигаться вперёд с таким же трудом, как и они. Путники вошли в заросли вслед за мелькнувшей фигурой и до сих пор не нашли дороги; тем не менее вокруг ничего и никого не было слышно и видно. Может, он поджидает их, спрятавшись в темноте? Он один? Человек ли? И самое странное: что он делает в болотах ночью, так далеко от любого поселения?

Путешественники поняли, что окончательно заблудились, даже Лесовик, с которым прежде такого никогда не случалось. Они упустили из виду незнакомца и просто ломились через чащу, не понимая, куда идти дальше.

Вокруг стали раздаваться тихое бульканье, будто кто-то тонул. Ясно было одно: никто не хотел останавливаться и разбивать лагерь. Только не здесь.

Тут все одновременно ощутили, что земля пошла под уклон, и вскоре деревья стали расти реже. Путники спускались в низину, освещенную тусклым непонятным светом, а там их поджидала чёрная трясина. Ужасная чернота топи словно высасывала души и тянула к себе в бездонные объятия. Казалось, здесь погибли тысячи существ, сгнив в зловонных миазмах. Путешественники содрогнулись, увидев торчащие из воняющей гнилью тины голые кости тех, кто стал жертвой этого ужасного места. Над трясиной повисла отвратительная серо-зелёная дымка, которая и освещала низину.

Паутина тянулась от дерева к дереву, от ветки к ветке, укрывая низину подобно шатру; а ниже, словно балдахин, растянулись более тонкие нити, кишащие гигантскими чёрными пауками и ядовитыми красно-зелёными насекомыми. На самых высоких ветках важно вышагивали вороны, в темноте напоминая оживших висельников.

Чудовищный страх заполз в души, холодя сердца. Ни один человек не пойдёт сюда ночью. Ни этой ночью и ни какой-либо другой, ибо здесь не было места для живых. Запах смерти пропитал воздух. Даже Лесовик морщил нос, чувствуя тёмные чары волшебного народца. В таких местах бродят заблудшие души, погружаясь в призрачный мир оцепенения, до жути похожий на сон.

Ужас, смрад смерти и разложения исходили из трясины и тянулись к путникам призрачными щупальцами испарений. Обычные звуки здесь умирали: голоса и топот копыт звучали приглушённей, а ветки царапали доспехи почти бесшумно. В гниющем мире только что-то капало, чмокало и перешёптывалось.

Сам воздух вокруг полнился враждебностью, тысячи глаз злобно таращились на путников с деревьев.

– Куда теперь, Нибулус? – спросил Финвольд.

Пеладан на миг задумался.

– Он не сюда пошёл, – наконец вымолвил воин. – Значит, нам лучше вернуться... Ступайте за мной.