Текст книги "Оленин, машину! (СИ)"

Автор книги: Дарья Десса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Глава 11

Но с пустыми руками к девушке кто же ходит? И это ещё полбеды. А ну как я женатый человек, и дома у меня семеро по лавкам лаптями щи хлебают, пока я пытаюсь поближе познакомиться с хорошенькой девушкой? Даже стыдно стало. Не то чтобы в обычной жизни ангелом был. От обеих супруг налево ходил, случалось. С первой это произошло, когда отношения наши пошли вразнос. Со второй, когда она сама придумала мне изменять, что стало понятно по её слишком активной переписке с одним коллегой.

Вот тогда-то и я решил забыть о понятии «супружеская верность». Погулял немного на стороне, а после второго развода вовсе решил больше серьёзных отношений не заводить. На чёрта оно мне надо? Свобода дороже, это понимаешь только после многих лет супружеской жизни. В том случае, ясное дело, если она тебе уже поперёк горла.

Но это я, а как насчёт Лёхи Оленина? Чтобы совесть не мучила, вернулся в блиндаж. Стал письма искать в вещмешке. Обнаружил несколько треугольников со штемпелями, но и те все оказались из госучреждений. Раскрыл некоторые, стало понятно: искал тот, в чьё тело я попал, свою семью – мать и младшую сестру. Про отца ничего не говорилось, а женщины обе пропали во время блокады. Может, от голода погибли. Может, под бомбёжкой, а может, им и повезло, и их эвакуировали на «большую землю». Вот Алексей и писал запросы в разные инстанции, война-то ведь уже кончилась, и многие люди стали возвращаться по домам, и чаще всего на родные пепелища.

Я выдохнул с облегчением, и… тут же стыдно стало. Человек семьи лишился, чего ж я радуюсь? Но скрыть от себя не смог, что настроение получше стало. Выходит, холост Алексей Оленин, один как перст, никто его дома не ждёт. Значит, можно немного и приударить за симпатичной барышней, тем более что она и сама, кажется, совсем не против.

Да, но опять встал вопрос: что презентовать Зиночке? Не инструмент же какой или с десяток литров бензина. Тем более у неё на складе этого добра выше третьего наката, если штабелем сложить. Снова просмотрел свой вещмешок и неожиданно обнаружил там, на самом дне, платок. Очень лёгкий, невесомый почти. Пуховый, и если к коже прислонить – очень тёплый. Причём оказалось их сразу два. Стало понятно: Алексей приготовил подарки матери и сестре.

«Прости, дружище, – подумал я. – Если найду, куплю им новые, побольше и получше», – решил я, взял платок, положил за пазуху и потопал к складу, испытывая странное возбуждение. Не то, что между ног образуется и ходить мешает, а какой-то радостный подъём. Даже сам себе удивился. Ну надо же! Моему разуму почти 50 годков, пора бы уже перестать нервничать при одной мысли, что буду общаться с представительницей прекрасного пола, которой к тому же симпатичен. Однако поди ж ты, сердчишко-то как стучит! Даже и сто грамм наркомовских не понадобились, чтобы завестись с пол-оборота.

Смешно!

Я притопал к складу, да и наткнулся на табличку «Уехала на базу. Буду через три часа». Я посмотрел на часы. Это с какого момента считать? Тоже мне, гениальная девчонка! Хотя бы написала примерно, когда вернётся. Не торчать же мне тут, как тополю на Плющихе, в ожидании. «Как же глупо, блин!» – я заругал себя и даже добавил пару ласковых выражений. В самом деле! Недели не прошло, как я попал с одной войны на другую, а вот уже хвост трубой и собрался женское сердце покорять!

– Долбоящеры ты, Вовка! Етить-колотить! – сказал и сплюнул от досады.

– Кто такой Вовка? – вдруг послышался рядом голос, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Я повернул голову в ту сторону. Да ёперный ж ты театр! Следил он за мной, что ли?

– Не твоё дело, – буркнул я. – Чего за мной хвостом ходишь? Месть покоя не даёт?

Передо мной стоял тот самый боец – здоровяк лет 25-ти, с розовым лицом и здоровенными, как я только теперь заметил, кулаками. Смотрел он на меня набычившись, как телок-трёхлеток, и разве что не бил копытом. Но рукава гимнастёрки закатать успел. Видать, правда шёл следом.

– Точно. Не даёт. Я тебе, дядя, за прошлый раз спасибо не сказал, – он пока говорил, сжимал и разжимал мощные кулаки, каждый с небольшую дыню размером. Такой по физиономии прилетит, – праздник ортодонту. Будешь потом зубы вставлять месяца три.

– Слышь, боец, ты ничего не попутал? У нас тут война, между прочим, – напомнил я, не испытывая ничего, кроме интереса.

– Какая такая война, дядя? – усмехнулся молодой.

– Во-первых, я тебе не дядя, а товарищ старшина, – решил вернуть его к субординации. – Во-вторых, прекращай дурить. Боком выйдет.

– Это тебе, козёл, выйдет и боком, и передом, и задом, – нагло произнёс молодняк. Я подумал: с чего он смелый такой? Оглянулся по сторонам и увидел ещё двоих. Те стояли поодаль, не вмешивались, но явно с интересом наблюдали за происходящим и собирались помочь своему приятелю.

Судя по наглости, с которой говорил здоровяк, он был сильно подшофе, потому окончательно берега попутал.

– Послушай, – попытался я его утихомирить. – Чего ты до меня докопался? Сам в очереди вёл себя, как последний мудак.

Здоровяк только оскалился в пьяной ухмылке и шагнул ко мне, нависнув, как грозовая туча. Он оказался на голову выше. Ещё секунда, схватил бы меня за грудки, а потом тряхнул, как спелую грушу. Видимо, это сделать и собирался. Подумал, видать, что перед ним обычный водила. Пусть постарше на пяток лет, но намного слабее.

Ошибочка вышла.

Я не собирался дожидаться. Быстро развернувшись, схватил его за руку и, используя приём карате, которых меня научили в прошлой жизни, провёл бросок через бедро. Парень сначала взмыл в воздух с коротким «Ох-х!», а после тяжело рухнул на землю, но тут же вскочил, злой и ещё более разъярённый. Теперь стало понятно: рассвирепел окончательно и не успокоится, пока не покалечит. Если бы убивать пришёл, взял бы с собой оружие. Но не дурак же он, в конце концов, палить среди лагеря!

Здоровяк бросился на меня с кулаками, но я увернулся от его удара, скользнув в сторону, и, поднырнув под его руку, провёл ему удар в солнечное сплетение, используя технику уракен. Здоровяк крякнул, согнувшись, но тут же выпрямился и попытался провести мне прямой в голову. Я перехватил его руку, провернув её за спину, и толкнул его вперёд, заставив потерять равновесие и упасть на колени.

– Хватит уже, – рыкнул я, отпуская его руку и отступая на шаг. Но он не унимался, снова поднимаясь на ноги.

Его следующий удар был силён, но медлителен. Я уклонился, пропуская мощную руку мимо, и провёл маваши-гири – круговой удар ногой в бок. Здоровяк охнул и пошатнулся, теряя равновесие, и сделал несколько шагов назад.

– Да ты… – прохрипел он, пытаясь собрать силы для нового удара.

– Успокойся! – приказал я, вставая в стойку и готовясь к следующей атаке. – Ты пьян и не соображаешь, что делаешь.

Но он не слушал. Его движения стали всё более неуклюжими, но всё же опасными из-за большой физической силы. «Раскормили кабанчика!» – подумал я. Он кинулся на меня, но я провёл ещё один бросок, используя дзюдоистский приём о-госи, и снова уложил его на землю.

На этот раз молодой остался лежать, тяжело дыша и корчась от боли. Я вытер пот со лба и огляделся. Те двое изумлённо перешёптывались, явно впечатлённые увиденным. Но прийти на помощь товарищу не спешили. «Хреновые у тебя приятели, пацан», – подумал я.

Здоровяк, наконец, пришёл в себя и сел, потирая ушибленные места. Его взгляд был теперь менее агрессивным и более задумчивым.

– Ладно, – пробормотал он. – Твоя взяла, старшина.

Стало непонятно: получил сполна, чтобы запомнить урок надолго, или же придуривается, чтобы восстановиться, а потом устроит новую подляну? Кто ж его знает! Здоровяку, конечно, досталось крепко, но я знал, что он поправится. Возможно, этот урок пойдёт ему на пользу.

Парень медленно поднялся. Стиснул зубы и поковылял куда-то. Те двое, что должны были ему помогать, поплелись следом.

– Алёша? – послышался знакомый женский голосок, и я встрепенулся. От студера, который прошуршал неподалёку, ко мне приближалась Зиночка. – Добрый вечер. Вы здесь какими судьбами? Что-то нужно на складе?

– Да я, собственно… к тебе, – сказал и широко улыбнулся.

– Ко мне? – удивилась девушка и сразу немного покраснела. – А я тут ездила… по делам. Ну что ж, заходите…

– Может, перейдём на «ты»? – пошёл я в наступление. – Вроде мы с тобой свои люди.

– Хорошо, – как-то неуверенно ответила Зиночка.

Она открыла склад, вошла внутрь, зажгла свет, положила холщовую сумку рядом со столом.

– Чай будете? Ой… будешь? – спросила.

– С удовольствием, – ответил я и снова пожалел, что даже не постарался узнать: может, есть тут магазин какой поблизости? Конфеток там купить, шоколадку или ещё что. Сам бы от сгущённого молока не отказался. С юности его обожаю.

Девушка быстро раскочегарила керогаз, стоящий в отдельном от склада закутке, поставила на него закопчённый чайник. Потом быстро нарезала хлеб, сало, на блюдце рафинад, выложила всё это на стол, предварительно застелив его пергаментной бумагой. По её чётким, верным движениям я понял, что Зиночка – отменная хозяюшка, и в руках у неё всё спорится.

– Прямо целое пиршество, – сказал я, и девушка снова застенчиво улыбнулась. – Не хватает только…

– У меня есть. Принести? – подскочила Зиночка.

– Нет, я так, к слову, – улыбнулся в ответ на её готовность, хотя губа и впрямь свистела, особенно от ощущения близости к симпатичной девушке. – Мне ж нельзя, завтра или даже сегодня мало ли что случиться может.

– Да-да, конечно, я понимаю, – ответила девушка и разлила по алюминиевым кружкам ароматный чай.

Потом мы сидели, ели бутерброды. Зиночка не старалась особо, может, поела недавно. Во мне так аппетит проснулся. Срубал всё, что на тарелке было, а после даже принялся хрумкать рафинадом, что твой конь. Причём так споро, аж стыдно стало. Отложил недоеденный кусочек обратно.

– Давно ты здесь? Ну, при складе? – спросил я, чтобы избежать неловкой паузы.

– Третий месяц. В июне, сразу после окончания курсов, сюда направили, – рассказывает Зиночка, а я смотрю на неё и откровенно любуюсь. Особенно нравится эта её манера шевелить при разговоре только нижней губой. У неё они пухленькие, мне такие приятны. И как произносит девушка слова, напоминает одну мою пассию. Эх, давно дело было, но та, из прошлого, будоражит кровь поныне.

Зиночка что-то ещё лопочет про курсы, добровольную отправку в армию, а мне интересно другое: откуда она родом? Так и спрашиваю.

– Из Сталинградской области, – отвечает.

– Чего? – изумляюсь, но тут же гашу пламя эмоций, поскольку Алексей Оленин – ленинградский, а волгоградский тут я, который в его теле оказался.

– Ой… – смущается Зиночка. – Я что-то не так сказала?

– Нет-нет, – улыбаюсь. – Всё хорошо. Просто… у меня родня там. А откуда ты?

– Из Безродного.

– Прости… не припомню. Стоп. Это, кажется, Волжский?

Зиночка поднимает брови.

– Ну… – я снова влип. Волжским это село станет только в конце 1950-х годов, когда последних его жителей переселят в новостройки вновь возникшего города. Как же это Зиночке объяснить? – В общем, понятно. То есть ты сельская. Да? – перевожу тему.

– Точно, – широко улыбается девушка. – А ты?

– Ну, я городской. Из Ленинграда, – отвечаю, а сам думаю, как бы впросак не попасть.

– Ой… Это так замечательно, – романтично произносит девушка. – Город Ленина, колыбель нашей Великой Октябрьской социалистической революции. Всегда там мечтала побывать. Даже больше, чем в Москве. Увидеть Смольный…

– Приглашаю в гости, – говорю, немного дурея от собственной наглости.

– Правда⁈ – глаза у Зиночки становятся огромными, и тем они прекраснее.

– Конечно! Вот война кончится, и я тебе в Ленинграде такие места покажу…

– Какая война? – не понимает моя собеседница.

– Э… ну… с японскими милитаристами.

– Разве она будет?

Думаю несколько секунд, а потом твёрдо отвечаю:

– Конечно!

Глава 12

Глядя на изумлённые, а оттого ставшие более выразительными глаза Зиночки, я ощущаю в себе вдруг прилив такого адреналина пополам с желанием обнять девчонку и жарко поцеловать в её чуть припухлые губы, что приходится положить левую руку на колено себе и вцепиться в него, чтобы не превратиться в дикого алчущего любви зверя.

Но и просто так продолжить наш разговор не могу. Не хочется выглядеть в глазах девушки пустобрёхом. Потому решаюсь на крайнюю меру. Наклоняюсь к ней чуть ближе через стол и говорю загадочным голосом.

– А ты знаешь, Зиночка, что моя бабка по материнской линии была ведуньей?

– Как это? – таким же таинственным тоном отвечает девушка, продолжая смотреть на меня с интересом и затаённым страхом. – Это ведьмой, что ли?

– Ну при чём тут ведьма. Ты же комсомолка? – спрашиваю.

– Конечно!

– Я тоже. Правда, мне давно уже пора в партию вступать… ну ладно. В общем, комсомольцы во всякую эту потустороннюю ерунду не верят. Правда же?

– Ага!

– А ведунья – это та, что видит будущее. Не гадалка, не предсказательница. Она просто… Ну вот бывает такое: словно затмение какое на неё находит. Сядет у себя в комнате, кота чёрного на колени положит, посидит так часок-другой. Потом выходит и говорит: «В следующую среду Митька-тракторист с Васькой-механизатором подерётся. Из-за Ленки, а победит Васька, у него под рукой лопата окажется». Всё.

– Что всё? – спрашивает Зиночка поражённо.

– Так и сбудется, представляешь!

– Ох… – она глядит на меня, потом чуточку щурится и тянет уголок рта в сторону, усмехаясь едва заметно. – Это вы всё шутите так, да, товарищ старшина?

Меня так и тянет сказать ей: «Вот те крест!» и осенить себя знамением, но вовремя спохватываюсь:

– Честное сталинское!

Зиночка перестаёт улыбаться.

– Конечно, бывало, что бабка и ошибалась. Но очень редко и по мелочи. Так вот, я всё это к чему веду? Мне её дар передался. Могу рассказать, например, что будет послезавтра. Только тс-с! – приложил палец к губам. – Это сейчас самая что ни на есть главная государственная тайна. Если расскажешь кому – всё.

– Что всё? – дрожащими губами спросила Зиночка.

– Расстреляют, вот что, – сказал я, и девушка побледнела так сильно, что стало заметно даже при тусклом свете лампочки. Поняв, что перебрал с впечатлением, я быстро взял кружку и протянул ей. – Ну-ка, глотни чайку. И сахарку погрызи. Полегчает. Чего разволновалась так? Думал, ты девушка не болтливая. Или ошибся?

Зиночка быстро выполнила, что требовалось, помотала головой.

– Я никому!

– Поклянись.

– Клянусь именем Ленина-Сталина!

Я едва удержался, чтобы не улыбнуться. Какие всё-таки люди были наивные почти сто лет тому назад. Но и простые, светлые. Без двойного дна. Вон даже тот здоровяк. Не понравился я ему, обиделся он. Пришёл мне морду бить. А мог бы в спину выстрелить из леса. Кто б потом нашёл его?

– Послезавтра, 9 августа, войска нашего фронта перейдут в наступление. Начнётся советско-японская война. 2 сентября Япония капитулирует, как это раньше сделала фашистская Германия. И всё, Зиночка. Мы с тобой поедем домой.

Девушка выслушала молча. Лицо у неё было такое, словно до её ушей долетело некое откровение. Настолько сильное, что заставило Зиночку сначала вытянуться на табурете, а потом замереть с каменным выражением лица.

– И как вы… об этом… узнали?

– Задремал возле машины. Вот и привиделось, – ответил я просто, словно речь шла о чём-то незначительном. – Может, оно и неправда, а всего лишь сон.

Хоть и постарался уменьшить произведённое впечатление, – на всякий случай, – Зиночка не смогла сильно расслабиться. Но зато я добился главного: смотрела на меня теперь заинтересованными и очарованными глазами.

– Это ещё что! У меня таких видений много было.

– Да? И можете рассказать?

– Зиночка, а что это ты мне всё выкаешь? Давай уже на «ты», я ж не такой старый.

– Конечно, прости, – смутилась она и принялась суетиться на маленьком столике. Принесла тушёнку, подрезала хлебушка, а потом подмигнула мне задорно, и вскоре перед нами возвышалась бутылочка беленькой. Самой настоящей, с сургучной печатью на горлышке.

– Вот, – робко сказала Зиночка. – Приберегала для особого случая.

«Это и есть он, милая, тот самый случай: я к тебе заглянул на огонёк», – сказал я, сбивая печать ножом.

В блиндаж я вернулся только под утро, сильно не выспавшийся. Да и как бы это сделать, если Зиночка оказалась девушкой ну очень жадной до ласк? И сам, чего скрывать, соскучился по женскому вниманию. Потому и покидал склад, когда часы показывали почти пять утра.

Моё возвращение, кажется, никто не заметил. Но утром выяснилось: ошибся. Серёга Лопухин, когда умывались, хлопнул по плечу и сказал тихо, чтобы остальные водители не услышали.

– Не знал, что ты, Лёха, такой ходок! Смелый к тому же. Что, навестил родственницу лейтенанта Лепёхина?

– Кто, я? – изумился в ответ, намыливая руки, лицо и шею. Потом пофыркал, обливаясь ледяной водой и обтирая обнажённое до пояса тело.

– Ну не я же! – усмехнулся Лопухин. – Смотри, Оленин. Допрыгаешься. Узнает лейтенант, три шкуры с тебя спустит.

– Руки коротки, – ответил я. – К тому же он не мой командир, да и вообще. Мы из СМЕРШ!

– Так-то оно так, но всё же… – задумчиво произнёс Серёга.

– Вот потому, – сказал я, вытираясь полотенцем, – ты, друг мой ситный, до сих пор холостым ходишь. Ты вообще хоть знаешь, как там у баб чего устроено, воин?

Лопухин, который был меня лет на десять помоложе, смутился. Даже покраснел. Он-то, хлопая меня по плечу, хотел казаться старше и всем показать: смотрите, мол, какие мы со старшиной друзья-приятели! А это значит, что я ему ровня. Только на поверку выходило, что передо мной – типичный пацан, желающий казаться старше и опытнее. Интересно, а с чего это он, рядовой, мне, старшине, решил ровней стать? Что-то скрывалось с прошлом Оленина, и пока его память не спешила раскрыть данный секрет.

– Знаю я всё прекрасно, – буркнул Лепёхин, лишь утвердив мне в своём мнении. В самом деле: ну когда бы ему личную жизнь устраивать?

– Слушай, Серёга. Напомни-ка: сколь тебе годов?

– Через месяц будет 20, – ответил он недовольно.

Я так и думал. Молодняк. Призвали, учебка, потом отправили сюда. Он даже поучаствовать не успел. Да и то слава Богу. Сколько историй про мальчишек, погибших в последние месяцы Великой Отечественной. Жуть как обидно! Одно дело опытный воин, прошедший четыре года под огнём и сталью. Совсем другое – вот такие желторотики, пороху не нюхавшие.

Всё-таки почему он со мной так панибратски себя ведёт? Сделал зарубку на памяти: надо будет выяснить.

Сразу после завтрака вызвали в штаб полка. Но не начштаба я понадобился и не командиру, а начальнику полковой разведки, майору Грозовому. Оказался он мужиком крупным: ростом 185 сантиметров, под центнер весом, сосредоточенный на своих мыслях. На левой щеке длинный, от виска от подбородка, шрам. Жёсткая щётка усов домиком, как у Молотова. Подошёл ко мне:

– Ты старшина Оленин?

– Так точно.

– Поступаешь в моё распоряжение. Заводи, поехали. Дорогу покажу.

Сзади вместе с майором уселись сопровождающие – два бойца с автоматами. Следом за нами потянулся грузовик. В кабине водитель и ещё один офицер, в котором я узнал лейтенанта Лепёхина. «Ну, хоть одно знакомое лицо», – подумал с каким-то облегчением.

– Куда едем, товарищ майор? – спросил я, когда выехали из расположения части.

Он посмотрел на меня с интересом.

– Что это ты любопытный так, старшина?

– Как говорил великий полководец Суворов, каждый солдат должен понимать свой манёвр.

– Образованный, ну-ну, – хмыкнул Грозовой. – Нужно забрать кое-кого из медсанбата и отвезти в штаб армии. Задача понятна?

– Так точно, понятна. Только…

– Ну что ещё?

– Виноват, товарищ майор. Я туда не ездил. Дороги не знаю. Прошу подсказывать.

– Хорошо. Пока прямо. На следующем перекрёстке направо.

– Есть, – ответил я и подумал: «Интересно, далеко ли до штаба армии?» Хорошо, после завтрака успел долить полный бак. Запас хода у Виллиса 475 км. Плюс пара канистр запасных. Но это если по шоссе. Здесь таковых не наблюдается. Ладно, пусть вполовину меньше проедем. Не может ведь быть, чтоб штаб армии находился отсюда очень далеко. Хотя… вероятно, он даже в Хабаровске. Туда около трёхсот километров. Ладно, дотянем как-нибудь. Не откажут ведь свои-то слить с десяток литров.

Пока ехали, майор Грозовой молчал. Его сопровождающие тоже. Но остро посматривали по сторонам, – на две стены сплошной тайги, которые тянулись вдоль дороги, почти не прерываясь. Редко приходилось перебираться через какую-нибудь речушку, скорее тут ручьи, ничего серьёзного. Это Уссури на западе, да ещё с протоками по обеим сторонам. Вот там придётся помучиться. Понтонные мосты наводить и следить, чтобы японцы их не разбомбили.

Вскоре останавливаемся в расположении медсанбата. Здесь пока спокойная, размеренная жизнь. Ни раненых, ни их криков и стонов. Не бегают медики в окровавленных халатах, не выносят санитары из операционных части тел или трупы погибших. Тишина, покой, сверчки в траве прыгают да птицы в тайге поют. Красота, прямо-таки курорт!

Майор выбирается из машины. Двое вооружённых бойцов следом за ним. Вижу, как из студера вышел Лепёхин. Встал, потянулся. Заметил меня. Я ему кивнул, а он демонстративно отвернулся. Видать, решил, что такое поведение старшины по отношению к нему, офицеру, – панибратство. Или про нас с Зиночкой узнал? Это вряд ли. Если только не дежурил около её склада всю ночь в ожидании, пока не выйду.

Да ну, ерунда. Он бы просто так мне уйти не дал. Поднял тревогу. Мол, чужой в расположении стратегического объекта!

Пока жду, проверяю уровень воды и масла, скаты, но неожиданно из палатки, куда пошёл майор, выбегает он и его бойцы громыхают сапогами следом, стягивая автоматы с шей. Вижу, как Грозовой тянет пистолет из кобуры. Вид бегущих ко мне вооружённых людей заставляет внутренне напрячься.

– В машину! Быстро! – кричит мне майор издалека. Прыгаю за руль, завожу.

Группа оказывается в виллисе, Лепёхин растерянно стоит возле грузовика.

– Здесь жди! – крикнул ему Грозовой, мне приказал. – Поехали! Скорее! Туда, – и махнул рукой в сторону, противоположную той, откуда мы приехали.