Текст книги "Оленин, машину! (СИ)"

Автор книги: Дарья Десса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Глава 57

Сначала мы работали, контролируя прилегающий к главному входу в больничный корпус двор. Демонтировали старую кровлю, которая в этом гараже, было такое ощущение, не менялась с царских времён. Судя по толщине каменных стен строения, так оно, видимо, и было: здесь когда-то располагалась конюшня. Потом стойла сломали, чтобы освободить пространство для других коней – железных. И всё бы ничего, простоит такой «сарай» ещё лет сто, если бы не крыша. Жесть местами прохудилась, проржавела и стала протекать.

Пока мы возились, каждый внимательно контролировал внутренний двор больницы. Другого пути, чем через главный вход, проникнуть сюда у японца не было. Территория была обнесена высоким трёхметровым кирпичным забором. Судя по всему, здесь когда-то находилось поместье какого-то очень богатого горожанина. Уж он не поскупился, чтобы обезопасить своё имущество. Ну, или просто бзик у него такой был. Ведь сколько по России ещё стоят древних особняков, у которых даже низенькой ограды вокруг нет.

Так что придётся Кейдзо идти через главный вход. Ну, или он попробует проникнуть в больницу где-то ещё. Хотя зачем, если ворота постоянно открыты? Не режимное ведь учреждение, да и «Скорые» нет-нет, а приедут и уедут. Конечно, в будке сидит вахтёр – дед с берданкой. Только что с него проку? Когда мы заезжали, он даже внимания на нас не обратил. Глянул из-под лохматых бровей, увидел внутри людей в военной форме и отвёл взгляд. Ничего, мол, не знаю и знать не желаю. Охрана, мать твою.

Когда рабочий день закончился, – часы показывали половину седьмого, и мы благоразумно решили, что если станем ковыряться дальше, то есть шанс шеи свернуть и руки-ноги поломать, поскольку всё наружное освещение во дворе – лампочка на фонаре. Потому спустились вниз, сложили инструменты (взяли их у местного завхоза). Потом сели в тёмном закутке за старой полуразобранной полуторкой, не привлекая к себе внимания. Грузовик стоял в углу, снаружи гаража, и мы могли по-прежнему видеть всё, оставаясь незамеченными.

Стали ждать, когда японец, которого мы должны были поймать, наконец-то соизволит появиться. В том, что раньше Кейдзо не приходил, уже убедились: ни медсёстры, ни врачи его не видели. Да и трудно здесь затеряться: внешность для этого у шпиона неподходящая. Но время шло, часы тикали, а Кейдзо не спешил, и постоянное пребывание в состоянии полной готовности начало напрягать.

Каждый шаг, каждый шорох заставляли нас настораживаться, как будто мы ожидали не появления одного человека, а нападения целой группы противника. Поневоле вспомнились дни, проведённые за ленточкой. Особенно та ночь, когда мы захватили небольшой посёлок. Противника удалось выбить оттуда нахрапом: мою группу высадили три БТРа, которые сразу же развернулись и дали по газам, чтобы не оказаться накрытыми вражеской артой или дронами. Мы прочесали посёлок, и огневой контакт случился только в последнем доме.

Трёх бойцов противника, которые мародёрствовали там, пытаясь утащить телевизор и стиральную машинку, мы помножили на ноль. Оказалось, больше в населённом пункте никого нет – оказался он на «серой» территории, на ничейной земле. Наши не спешили наступать, враги тоже. Моей группе пришлось занять оборону. В итоге проторчали мы там неделю, пока не получили приказ на отход – оказалось, наши наступать собираются на другом участке фронта. Хорошо, за это время нас лишь трижды пытались прощупать: выдвигалась малочисленная разведка, но едва мы отвечали, как она отступала.

«Интересно, а Кейдзо придёт сюда вооружённым или как?» – подумал я. Взглянул на бойцов. Они были спокойны, но глаза их отражали напряжение, которое заполняло всё пространство вокруг. Так всегда бывает, если рядом несколько человек, чьи нервы на пределе. Разве только охотник Бадма Жигжитов выглядел невозмутимым, как валун.

Микита, наоборот, же сидел с напряжённым видом и оборачивался на каждый звук, который доносился с полутёмного больничного двора. Остап не сводил глаз с ворот. Чувствовалось: готов к любому повороту событий. Время шло, но ничего не происходило. Я взглянул на Андрея Суркова. Его глаза выдали, что тоже нервничает, хотя внешне старается выглядеть спокойным. Его привычка сохранять невозмутимость могла бы стать примером. В общем, всё верно: сапёру суетиться не положено.

Я покачал головой, пытаясь избавиться от постепенно накатывающих сомнений. Такого мне не хотелось чувствовать, и тем более в такую минуту. Столько времени мы продумывали каждую деталь операции, создавали план, а теперь всё зависело от того, что придёт японцу в голову. Один только Добролюбов был почему-то уверен в успехе. Так, словно нам не беглого шпиона, а матёрого уголовника из Марьиной рощи предстояло изловить. Опер как всегда был хладнокровен, но я заметил, как его взгляд напряжён.

Когда стемнело, Сергей, облачённый в белый халат, пришёл к нам.

– Ну, что думаешь? – спросил он, усевшись рядом на сложенные стопкой колёса «полуторки». – Неужели не придёт?

– Да куда он денется с подводной лодки, – ответил, но внутри всё же пряталась тревога. Чёрт его знает, этого японца.

Мы посидели в тишине ещё немного.

– Ладно, темно уже слишком. Здесь он мимо нас нырнёт, даже не заметим. Возвращаемся в больницу. Будем дежурить там, – сказал Добролюбов. Потом посмотрел на меня внимательно и добавил. – Алексей. Поскольку ты знаешь японский, поговори с Ханако. Объясни всё. Главное: её муж должен нам помочь. Иначе сядет за сопротивление. Надолго.

Я кивнул.

Мы по одному, через минут пять каждый (чтобы не всей толпой, это могло привлечь внимание, если вдруг Кейдзо наблюдает за больницей), прошли в главный корпус. Здесь переоделись в свою форму (работали в старых поношенных больничных штанах и рубахах, выданных нам кастеляншей – чем богаты, как говорится), нацепили халаты и поднялись в родильное отделение.

Его заведующая только недовольно головой покачала. Мол, тут у нас стерильно, бабы рожают, а вы припёрлись! Но противиться не могла. Главврач ей популярно объяснил, что сюда мы пришли для выполнения важного секретного задания. Группа рассосалась по отделению. Добролюбов вернулся в ординаторскую. Два бойца заняли место у запасного выхода. Ещё двое остались на первом этаже возле входа изображать нетрезвых санитаров, ожидающих прибытия больных со «Скорой».

Я зашёл в палату, где лежала Ханако. Пока ещё есть время, надо с ней поговорить по душам.

Увидев незнакомого мужчину, японка испуганно прижала к себе малыша.

– Добрый вечер, госпожа Ханако. Не волнуйтесь, – сказал я. – Всё хорошо. Меня зовут Алексей Оленин. Я коллега вашего мужа, – и показал ей раскрытые ладони, чтобы поверила, что не вооружён.

Малыш почмокал губами. Он лежал рядом с женщиной в кроватке.

Я взял стул, поставил рядом с её кроватью. Сел.

– Госпожа Ханако, вы знаете, что ваш муж сбежал от наших сотрудников? – спросил я.

– Сбежал? Зачем? Вы хотели его арестовать⁈ – ужаснулась женщина.

Я про себя обратил внимание, насколько она красива. Белая чистая кожа, чёрные волосы, большие, почти по-европейски круглые глаза, пухлые губы. Ровный маленький нос, чётко очерченные скулы. Внешностью она очень напомнила Ринко Кикути, которая мне запомнилась по фильму «Тихоокеанский рубеж». Здесь, правда, об этом никому не расскажешь. Ну да ладно. Даже несмотря на измученный вид, японка всё равно была очень хороша.

– Мы хотели побеседовать с ним и потом привезти к вам. Но господин Кейдзо почему-то решил, что вы арестованы и отправлены в Хабаровск.

– А я не арестована?

– Нет, – ответил я. – Вы помните, какими были ваши роды?

– Трудными, – согласилась Ханако.

– Вот это и есть причина, почему сотрудники СМЕРШ так спешили привезти вас сюда. К сожалению, ваш супруг не дал нам времени всё объяснить и ударился в бега. К тому же ранил нескольких наших сотрудников.

– Ну как же так… – Ханако испуганно прикрыла рот ладонью, её глаза стали ещё больше. В них появились слёзы. – Теперь вы его… расстреляете?

– Нет. Его поведение будет прощено. Но лишь в том случае, если он согласится помочь нам в одном важном деле. Рассказать, в чём его суть, я не имею права. Скажу лишь, это дело государственной важности, – сказал я. – Вы готовы это сделать?

– Да, – не задумываясь, ответила Ханако.

«Ещё бы, – подумал я. – Лежит в отдельной палате, медперсонал носится с ней, как с писаной торбой. Вон она, извечная русская манера пресмыкаться перед иностранцами. У себя последний кусок хлеба отнимут, лишь бы заграничному гостю было хорошо». Я прочистил горло. Разворчался что-то, как старый дед на завалинке. Сказывается усталость от постоянного напряжения.

– Хорошо. В таком случае я буду ждать здесь. Когда ваш муж придёт, а он сделает это наверняка, вы ему всё скажете. Ваша задача – быть очень убедительной, чтобы господин Кейдзо поверил. Иначе… сами понимаете, будут проблемы. Я здесь с отрядом опытных бойцов. Ваш муж, как носитель множества тайн, скрываться от нас не имеет права. Иначе погибнет.

– Да, конечно, – с готовностью произнесла японка, постаравшись не расплакаться. Ну правда: чего реветь? Я же обещал сохранить её мужу жизнь, если согласится сотрудничать и перестанет от нас удирать, как бешеный заяц.

Я взял стул, поставил его у двери. Расположился и стал ждать.

Спустя некоторое время, – часы показывали половину третьего ночи, – внезапно раздался сигнал. Лёгкий стук в стекло входной двери, замазанное изнутри белой краской, заставил меня насторожиться. Потом дверь осторожно приоткрылась, и мужской голос произнёс шёпотом по-японски:

– Ханако, ты здесь?

Роженица спала глубоким сном, потому не ответила. Я вжался в стул, готовый к любому развитию событий.

Тёмная фигура, едва освещённая слабым светом настольной лампы, выступавшей в роли ночника, проникла в палату и бесшумно скользнула к женщине с ребёнком. Это явно был тот, кто умеет скрываться и прятаться – настолько грамотными были его движения. Правда, он совершил ошибку – не посмотрел за дверь, где я притаился.

Незнакомец, – со спины я не мог видеть его лица и потому не опознал, – подошёл, наклонился к детской кроватке. Внимательно всмотрелся в личико младенца. Потом приблизился к женщине. Положил ей ладонь на рот и прошептал чуть громче:

– Ханако, проснись!

Глава 58

Мне в этот момент не пришло ничего другого в голову, как сказать:

– Кейдзо-сан…

Я обратился к японцу вполне миролюбивым голосом, однако его реакция оказалась слишком резкой. Он резко развернулся и бросился на меня с ножом. Только и успел я подумать: «Хорошо, не пистолет». От выстрела в упор меня бы ничто не спасло, а так хотя бы появился шанс.

Когда Кейдзо бросился на меня, я успел среагировать в последний момент, отступив на шаг назад. Его нож промчался в опасной близости от груди, только чиркнув по белому халату, но я остался цел. Только это было лишь самое начало. Японец был настроен очень решительно. Ещё бы! Ему ведь казалось, что защищает свою семью: жену и новорождённого ребёнка. В таких обстоятельствах любой нормальный мужик озвереет и станет опасен. Что уж говорить о том, у кого за плечами спецподготовка, – он вообще в режим берсерка перейдёт.

В этот миг, когда Кейдзо набросился на меня, комната стала словно тесной ареной, и каждый угол, каждая тень – потенциальной угрозой. Вот если бы включить здесь свет, но как ты это сделаешь, если вот-вот придётся отбиваться от яростных атак?

– Кейдзо-сан, остановись! – повторил я, отступая к двери и попутно оценивая его движения. К сожалению, лицо бывшего шпиона исказила холодная решимость, и он не собирался меня слушать. Даже не узнал, кажется. А если узнал, то для меня это даже хуже. Японец наверняка прекрасно запомнил нашу короткую схватку в тайге и теперь наверняка собирался довести начатое до конца.

Моя задача усугублялась ещё и тем, что мы оба знаем карате, но сейчас у него было преимущество – оружие. Кейдзо вновь ринулся на меня, нож быстро чертил дугу в воздухе. Я увернулся, поймал его руку и попытался завернуть её в захват, но противник мгновенно изменил позицию, вырвавшись из моей хватки. Он отскочил и снова занял позицию напротив, напоминая пантеру, готовую совершить прыжок. Сильный, гибкий, хотя и роста чуть ниже среднего. Но жилистый, а ещё, как теперь говорят, хорошо – даже слишком! – мотивирован.

Слева, в углу, я заметил, как Ханако, побледнев, поспешно сгребла младенца из кроватки, прижала его к себе и забилась в угол кровати. Её глаза были широко раскрыты от ужаса. Она часто дышала, не отводя взгляд от нашей схватки. «Могла бы и помочь, чёрт возьми! Сказала бы мужу, что я помочь ему пришёл!» – подумал я зло и добавил о ней пару неприятных эпитетов.

– Успокойся, Кейдзо-сан! Я помочь хочу! – выкрикнул я, но он лишь напрягся и снова пошёл в атаку, на этот раз быстрее и яростнее. Он сделал подсечку, и я едва удержался на ногах. В его глазах светилась какая-то тёмная решимость, будто японец повстречал на своём пути онрё, – читал о них в книжке про японскую мифологию. Это такие злобные духи, пришедшие из мира мёртвых, чтобы нести за собой погибель.

Когда Кейдзо снова рванул вперёд, я, уловив его движение, сделал обманный шаг в сторону, уклоняясь от ножа. На мгновение японец потерял равновесие, и я тут же этим воспользовался. Резким коротким движением ударил его в кисть. Лезвие выпало из руки и со звоном упало на пол. Значит, одной проблемой меньше. «Порезать меня не сможет, уже хорошо, – мелькнуло в голове. – А уж в рукопашной как-нибудь справлюсь».

Младенец проснулся и запищал. Кейдзо на мгновение отвлёкся, глянув на него. Теперь у меня появился шанс. Я быстро шагнул вперёд и нанёс удар локтем в грудь японца, сбивая его с ног. Он, не успев отразить нападение, упал, но быстро вскочил и сгруппировался. Его взгляд всё ещё был полон ярости. Мы снова сцепились, и его кулак ударил меня по скуле. Будь на месте Кейдзо, скажем, наш знаменитый боксёр Костя Дзю, лежать бы мне в глубоком нокауте. Но японец не был мастером в этом смысле. Потому я смог ответить быстрым боковым ударом, от которого противник качнулся.

Когда Кейдзо снова бросился вперёд, мы сцепились в клинче. Мне, поскольку вешу больше раза в полтора, удалось оторвать японца от пола и совершить бросок. Он брякнулся об деревянные доски, глухо застонав. Я перехватил его руку, вывернув её и прижав к себе так, что он оказался в жёстком захвате, скован и обездвижен. Кейдзо, бормоча не переводимые на русский язык проклятия в мой адрес, попытался вырваться, но я крепко держал его, понижая, что нельзя позволить шпиону вырваться, – чревато крупными неприятностями.

В следующую секунду дверь в палату широко распахнулась. Роженица вскрикнула от неожиданности и испуга, новорождённый громко заверещал. Внутрь заскочил Добролюбов с пистолетом в руке, позади него замаячили головы бойцов отряда. Опер, прищурившись, сначала осмотрел помещение. Поняв, что ничего толком не видит, включил свет. Все находящиеся внутри зажмурились.

– Господин Кейдзо Такеми, – сказал Добролюбов по-русски. – Вы задержаны в соответствии…

– Серёга! – прервал я его. – Ты с дуба рухнул?

Лейтенант уставился на меня злобно. Мол, какого хрена ты, старшина, себе позволяешь прерывать старшего по званию, к тому же при исполнении служебных обязанностей! Да ещё попрал субординацию.

– Простите, товарищ лейтенант, – исправился я, продолжая удерживать японца, который только тяжело сопел, придавленный моим весом. – Но не с того вы начали, – даже перешёл на официальный тон, чтобы не ронять авторитет командира перед остальными членами отряда.

Добролюбов на секунду задумался. Подошёл ко мне, протянул наручники:

– Ты прав, надень вот это.

Я сковал руки японца. Помог ему подняться.

– Милая, как ты? – спросил он, глядя на жену.

– Всё хорошо. У нас мальчик, – слабо улыбнулась она и показала на младенца, который то ли кряхтел, то ли собирался расплакаться.

– Я рад. Всё будет хорошо, – произнёс Кейдзо прежде, чем мы вывели его из палаты.

Оставшись последним, я погасил верхний свет.

– Госпожа Ханако, не волнуйтесь. С вашим супругом ничего не случится, – заверил её и поспешил за остальными, не дожидаясь новых вопросов от роженицы. Хотя ей и спрашивать-то было некогда – малыш, встревоженный событиями в палате, продолжал кукситься и требовал внимания.

Мы зашли в ординаторскую. Дежурного врача, который мирно кемарил на диванчике, вежливо попросили удалиться. Он ушёл недовольный. Добролюбов сел за единственный здесь письменный стол. Зажёг настольную лампу. Но поворачивать её так, чтобы светила в лицо пленнику, не стал. Уселся, сложил руки перед собой, сцепил пальцы в замок:

– Алексей, переведи ему.

Я подошёл, встал рядом с командиром. Остальные члены отряда тем временем разберись на пары. Одна контролировала дверь, другая – окно. Это было сделано, чтобы шпион даже не попробовал сбежать. Да и куда ему, с наручниками-то? Но это обманчивое впечатление. Я на собственной шкуре убедился, насколько Кейдзо опытен в рукопашном бою. Он и со скованными руками вырубит любого. Кроме меня, разумеется.

– Господин Кейдзо, – заговорил опер. – Меня зовут Сергей Сергеевич Добролюбов, я лейтенант 13-го отдельного батальона СМЕРШ. – Командир посмотрел на меня: – Переведи ему.

Я раскрыл было рот, но японец внезапно перебил:

– Не нужно. Я хорошо понимаю по-русски.

Мы переглянулись удивлённо. Да, крепкий орешек нам попался. Видать, подготовка у него даже покруче будет, чем мне изначально представлялось. Ну прямо Рихард Зорге, только в Квантунской администрации.

– Что ж, это всё упрощает, – сказал Сергей. – Мы задержали вас, но не потому, что вы убежали из расположения нашей части и ранили сотрудника СМЕРШ, – он кивнул на меня. – Я хочу сказать, что ваше бегство ничем не обусловлено. Никто не собирался арестовывать вашу супругу Ханако. Как сами могли убедиться, она в целости и сохранности. Не арестована, не задержана. Наши сотрудники поспешили её привезти сюда, чтобы помочь со сложными родами, не более. А вы решили, что она взята в заложницы, и нам нужна для давления на вас. Так?

Кейдзо оказался тёртым калачом. На лице, пока он слушал Добролюбова, ни один мускул не дрогнул. Отменная выдержка! Хоть и подвела его там, в палате. Мог бы поговорить со мной, не пришлось бы драться. Но теперь деваться некуда, и Кейдзо ответил:

– Да, всё верно. Я подумал, что моя жена арестована.

Он подумал пару секунд.

– Если всё, что вы говорите, правда, то…

– Это правда, слово советского офицера, – официальным тоном заявил Добролюбов.

– … В таком случае, – японец встал. – Я приношу свои извинения вам за доставленные неудобства, – он коротко поклонился сначала мне, потом Сергею.

– Принимается, господин Кейдзо, – сказал опер.

– Пожалуйста, не называйте меня «господином», – попросил вдруг японец.

Добролюбов поднял удивлённо брови.

– Я убеждённый социалист, – продолжил бывший шпион. – Иначе бы не стал сотрудничать с советскими властями. Поэтому можете меня называть просто по имени.

– Хорошо, – согласился опер. Он провёл взглядом по японцу, словно просканировал. – Вы готовы общаться? Как себя чувствуете?

– Всё хорошо, – ответил Кейдзо. Перевёл взгляд на меня и спросил по-японски: – Где вы так хорошо научились каратэ?

– Будет время, расскажу, – ответил я.

Шпион (то ли бывший, то ли нынешний) кивнул.

– Что ж, господин Кейдзо. Мы готовы снять наручники, – сказал Добролюбов. – Если вы будете себя хорошо вести.

– Да, – коротко произнёс японец.

Я подошёл, взял у опера ключ, потом расстегнул «браслеты». Кейдзо потёр запястья. Теперь он выглядел расслабленным, из чего мне стало понятно: бежать не собирается. Да и куда, если здесь его жена и ребёнок? Правда, теперь нам предстояло самое сложное – убедить японца нам помогать в поисках сокровищ.

Глава 59

Мы отвезли Кейдзо в расположение той части, которая нас приютила прошлой ночью. Добролюбов вызвал коменданта – седого полного майора лет 55-ти, и приказал нас всех накормить. Именно так: хоть и старше был офицер его по званию и возрасту, но именно приказал, не попросил. Комендант проглотил обиду, с интересом посмотрел на японца и спросил:

– А этого чем кормить?

– Томлёными в молоке перепелами, твою мать! – неожиданно выругался Сергей. Чем нас, тем и его!

Комендант с удивлением поднял брови, услышав ответ Добролюбова, но снова не стал спорить. Видимо, решил, что с офицером СМЕРШ лучше не связываться. Он кивнул и, чуть пожав плечами, махнул рукой в сторону ближайшего здания, где уже дымилась труба кухни. Мы последовали за ним, ведя Кейдзо между нами. Он шёл молча, опустив взгляд, но изредка посматривал по сторонам, словно изучая каждую деталь части.

Когда мы добрались до столовой, нас встретили несколькими мисками горячего варева и ломтями хлеба. Дымящийся суп сразу напомнил о том, насколько мы устали и проголодались после всего произошедшего. Кейдзо сидел напротив нас, всё ещё настороженно поглядывая на каждого бойца отряда, что оказывался рядом. Некоторые поглядывали на него с подозрением, другие – с искренним интересом.

Добролюбов, явно раздражённый вниманием к нашему пленнику, громко пробормотал:

– Хватит глазеть. Ешьте уже.

Кейдзо, после секундного замешательства, аккуратно взял ложку, копируя наши движения, и медленно попробовал суп. Он, похоже, был удивлён – возможно, простой полевой обед сильно отличался от того, к чему привык. Особенно орудовать ложкой. Но палочек тут ему никто предлагать не собирался.

После обеда мы отвели японца в Ленинскую комнату, – место, сразу погрузившее меня в воспоминания о курсантских годах в Рязанском училище ВДВ. Трудно было представить более выразительный символ советской идеологии – пространство словно намеренно пропитывалось строгой, почти торжественной атмосферой. Комната встречала нас насыщенным красным цветом: от огромного флага СССР, покрывавшего треть стены, до плакатов и деталей интерьера, выдержанных в строгой, гармоничной палитре тёмно-зелёного и белого.

На стене напротив входа, как раз под флагом, висели два портрета, причём не просто формально размещённые, а словно бы на пьедестале в сознании каждого, кто входил. Слева – Ленин, с привычным проницательным взглядом, который казалось, взирал через годы и поколения. Справа – Сталин, с жёстким, слегка прищуренным взглядом, словно пристально следил за каждым, кто переступал порог этого места. Эта композиция, на первый взгляд обычная, на самом деле впечатляла и напоминала, для чего мы все здесь.

На небольшой полке под портретами стояли книги с тёмными, потёртыми корешками – собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма и несколько толстых томов с речами и статьями, напоминавшими об идеологических целях армии и страны. Эти тома были предназначены для бойцов и командиров. На столе я заметил газеты: старые выпуски «Правды», несколько местных фронтовых листков. Рядом с газетами лежали несколько листовок и патриотических плакатов, призывавших сражаться за Родину против японского фашизма.

Мы сели втроём за простой деревянный стол, под портретами вождей, в центре этой насыщенной красным комнаты, где царила суровая, но успокаивающая атмосфера. Это не было похоже на допрос, хотя, вероятно, любой другой на месте Кейдзо ожидал бы именно его. Напротив, наши позы были скорее расслабленными. Мы пытались создать атмосферу, располагающую к откровенности, где вместо ледяных вопросов и напряжённых взглядов было что-то, напоминающее разговор трёх товарищей.

Добролюбов сидел напротив японца, опёршись локтями на стол, но глаза его выражали больше понимания, чем подозрительности. Он сдержанно взглядывал на Кейдзо, словно приглашая его самому начать разговор, дать понять свою точку зрения. Я сидел рядом, стараясь быть непринуждённым, хотя про себя отмечал каждую деталь в поведении бывшего шпиона, каждое движение, жест, взгляд, как бы запоминая и анализируя его внутренний настрой. К тому же ещё не было полной уверенности, что он не захочет прямо сейчас рвануть отсюда. Ну да, жена и ребёнок в роддоме. Но мало ли?.. Кто знает, что у этого типа в азиатской голове творится?

Несколько мгновений мы просто сидели молча. Из-за окна доносились приглушённые звуки города, но здесь, в этой комнате, казалось, время застыло, и мы могли позволить себе немного спокойствия. Кейдзо взглянул на нас с какой-то настороженной уважительностью – возможно, даже удивлённый, что к нему не относятся как к врагу. Уж по крайней мере лампой в лицо никто не светил, угрожать не пытался.

– Господин Кейдзо, – сказал Добролюбов. – Мы привезли вас сюда потому, что нам необходима ваша помощь в решении одной очень трудной задачи, имеющей высший государственный приоритет, – опер посмотрел на меня и попросил перевести.

– Не нужно, я прекрасно понимаю по-русски, – произнёс японец, заставив меня удивлённо глянуть на него: мол, чего ж ты раньше-то, сволочь такая! Могли бы ещё там, в тайге, договориться, не пришлось бы на тебя охоту устраивать. Ну, балбес… Но вслух ничего такого не сказал, конечно.

– Тем проще, – сказал Добролюбов. – Я хочу, чтобы вы знали, господин Кейдзо…

– Я же говорил, можете меня называть по имени. А ещё лучше с приставкой «товарищ», – снова перебил шпион.

Мы с Сергеем переглянулись, потом опять уставились на собеседника. С чего это вдруг?

– Я повторяю вам, что искренне верю в идеалы марксизма-ленинизма и мечтаю о построении в Японии справедливого общества, основанного на принципах социализма, – твёрдо сказал Кейдзо.

Я пожал плечами. Ни черта в этих самых «идеалах» не понимаю. Когда учился, у нас предмет «Основы марксизма-ленинизма» не преподавали уже. О нём наши педагоги вспоминали с содроганием, поскольку приходилось много заучивать такого, отчего мозги скручивало. Нам больше повезло. А вот Добролюбов, видать, понял, о чём речь.

– Хорошо, товарищ Кейдзо, – согласился он. – Но сперва, чтобы вы понимали. Вы совершили большую глупость, когда напали на сопровождавших вас бойцов и убежали. Вашу жену никто не арестовывал и не собирался. Её срочно переправили в Хабаровск, чтобы спасти – врачи обнаружили тяжёлое течение беременности. Ваши заслуги перед нашей советской Родиной никто не собирался забывать. Это понятно? – строго спросил опер.

Кейдзо, который слушал, глядя в трещину на столешнице, коротко кивнул с традиционным японским «Хай!», что означает «Да».

– Но вы, тем не менее, совершили преступление, ранив нашего сотрудника, – показал Добролюбов на меня. – Согласно советским законам, такое нападение может быть сурово наказано. Но! – он поднял указательный палец к потолку. – Вам будет прощено это деяние, если вы согласитесь нам помочь. Как я уже сказал, задача опасная и важная.

– Я согласен, – ответил Кейдзо. – Что нужно делать?

Добролюбов положил на стол планшет, достал оттуда какой-то документ. Присмотревшись, я заметил, что это бланк – согласие сотрудничать с органами СМЕРШ. «Грамотно, – подумал я. – Это накладывает на японца дополнительные обязательства. От такой бумажки потом не отвертишься». Сергей протянул документ собеседнику. Потом подал перьевую ручку.

– Если согласны сотрудничать, подпишите. Поставьте дату, – сказал опер.

Кейдзо выполнил требуемое. Затем Добролюбов аккуратно убрал бумагу в планшет и повесил его на спинку стула.

– Так вот, – заговорил наш командир. – В августе 1939 года, за месяц до начала Номонганского инцидента на реке Халхин-Гол, китайское правительство собрало со всего северо-востока страны крупную партию золота и драгоценностей. Они собирались переправить её в СССР, а после использовать для финансирования народно-освободительного движения против японских захватчиков.

Кейдзо слушал очень внимательно. Но мне отчего-то стало казаться, будто он в курсе этой истории. Странно. Я-то думал, она секретная. По крайней мере, лейтенант Сигэру на этом настаивал.

– Но состав до границы с СССР не доехал. Он был взорван на мосту через реку Мулинхэ неподалёку от города Мишань. Японцы перебили всех выживших и ушли, поскольку не знали о перевозимом грузе.

– И вы хотите сказать, что ценности до сих пор там, верно? – уловив паузу в речи опера, вмешался японец.

– Именно. Нам нужно их найти и вернуть.

– Кому? Китайцам? Или, быть может, японцам? – усмехнулся Кейдзо.

– Ни тем и не другим, – ответил я. – Наша задача использовать эти средства, чтобы сократить потери наших войск, когда они начнут высадку на Японские острова.

Шпион уставился на меня так, словно демона перед собой увидел.

– Как вы сказали? – спросил он, стараясь оставаться спокойным, а самого аж затрясло. – Высадку?

– Да. Наподобие той, которую провели наши союзники по антигитлеровской коалиции, когда высадились в Нормандии. Слышали об этом? – спросил Добролюбов.

– Да, – ответил японец и опустил удручённо голову. – Просто я не думал, что…

– Что наша победоносная армия остановится в Китае, когда вышибет отсюда японских оккупантов? – голос опера посуровел. Нам обоим не понравилась реакция Кейдзо. Новость о предстоящем десантировании его заметно расстроила.

– Если откровенно, то да, – признался японец. – Я думал, что вы разобьёте Квантунскую армию, и Япония подпишет условия капитуляции. Об этом много говорилось перед тем, как я… Конечно, говорили тайком, чтобы не попасть в руки контрразведки.

– Так вы нам поможете или нет? – спросил Добролюбов и довольно резко.

Кейдзо бросил на него короткий взгляд.

– Я же подписал согласие, – ответил он.

– Надеюсь, вы сделали это искренне.

– Да, – и вдруг усмехнулся. – Будешь тут неискренним, если у вас моя семья на положении заложников.

Мы с опером не стали его убеждать в обратном. Только время терять.

– Какая помощь вам от меня нужна? – спросил японец.

Я объяснил, как с Сергеем и договаривалась. Мы едем в указанное место. Там переодеваемся. Я превращаюсь в местного жителя – проводника и коллаборациониста, который за деньги мать родную продаст. Кейдзо становится офицером японской армии, заброшенным в советский тыл на поиски сокровищ. Наша с ним задача – проверить, не охотится ли за ценностями ещё кто-нибудь навроде вражеской разведывательно-диверсионной группы. Если находим её, даём знак остальным и решаем, вызывать подмогу или уничтожать своими силами. Если никого нет, забираем ценности.

– А сколько их там? – поинтересовался японец. – Может, несколько вагонов. Я слышал… – он резко замолчал, осёкшись на полуслове.

– Так вы знали об этом, верно? – уловил опер.

– Да, – честно признался Кейдзо. – Что были ценности, но пропали. Больше ничего.

– Ладно. Так вот, они были в одном вагоне. Он утонул в Мулинхэ. Точный объём и масса нам неизвестны, – ответил я.

– Хорошо. Когда выступаем?

– После обеда, в 16 часов. Сначала надо выспаться как следует, – сказал Добролюбов, посмотрев на часы. Они показывали почти полдень. Да, долгонько нам пришлось сначала ждать японского шпиона, потом возиться, чтобы привезти сюда.