Текст книги "Оленин, машину! (СИ)"

Автор книги: Дарья Десса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Глава 17

– Ефрейтор, подойдите, – приказал Миха. Но таким тщедушным и тонким, несмотря на внушительные габариты военкора, голоском, что наглец даже не двинулся в его сторону, а только перевёл взгляд и заявил с самодовольной рожей:

– Вы не мой командир, чтобы приказывать.

Младший лейтенант Глухаревич стушевался окончательно. Растерялся и стал смотреть на меня в поиске поддержки. Я хотел было включить офицера, да и рявкнуть на ефрейтора командным голосом, от которого некоторые мои подчинённые в прошлой жизни вздрагивали, а потом неслись, как подорванные, выполнять приказы, чтобы не нарваться на большие неприятности. Человек я мирный (пусть и военный), но даже не надо играть на моих нервах – зверею.

Теперь был как раз тот самый момент. Меня буквально захлестнула волна ярости. Не только потому, что этот ефрейтор вёл себя по-хамски, наплевав на субординацию. Да, Глухаревич ему не командир. Но кто дал право так грубо нарушать Устав и хамить офицеру⁈ Армия на субординации держится. Не станет её – получится залихватская шайка головорезов. Во мне кипела и другая причина, из-за которой хотелось расквасить ефрейтору рожу об капот виллиса: я ненавижу, когда журналистам мешают работать.

Я столько раз с этим сталкивался! Когда какой-нибудь мелкий бюрократ строит из себя солидного господина, отказывая в получении информации, препятствуя работе, запрещая снимать и так далее.

В общем, звёзды сошлись, и пока я так думал, Миха наклонился ко мне и спросил шёпотом:

– Алексей, а вы точно из СМЕРШ?

Да ядрёна ж ты кочерыжка! Вот совсем забыл! Всё потому, что у большинства людей СМЕРШ – это следствие, контрразведка, поиск шпионов. А тут сидишь себе за баранкой, людей возишь.

– Ефрейтор! Бегом ко мне! – приказал я хорошо поставленным (спасибо службе в ВДВ!) голосом. Почуяв загривком, что здесь что-то не так, хам всё-таки чуть остепенился. Но не побежал ко мне, а подошёл. Вразвалочку, лениво поправив ремень ППШ на плече. Подошёл, встал и развязным тоном поинтересовался:

– Ну, чё надо?

Я прищурился, глядя прямо ему в глаза. Потом потянулся рукой к нагрудному карману и извлёк оттуда удостоверение в красной обложке, на которой крупными буквами были пропечатаны чёрные буквы: НКО. Главное управление контрразведки «СМЕРШ». Когда до наглеца дошёл смысл прочитанного, он сильно побледнел и автоматически вытянулся по стойке «смирно». Глядя на меня теперь испуганными глазами, отдал воинское приветствие.

– Теперь немедленно сообщи своему командиру, чтобы быстро убрал машину с дороги. Иначе мне придётся снова потревожить товарища младшего лейтенанта из штаба армии, – я едва заметно кивнул в сторону Глухаревича, который тоже невольно втянул живот и придал лицу важный вид, слушая наш с ефрейтором диалог.

– Есть! – рука нахала снова взметнулась вверх, и он побежал в начало колонны. Минут через десять техника сдвинулась. Пространства хватило ровно настолько, чтобы протиснуться моему виллису, и я аккуратно повёл его по переправе.

– Ух, как близко… – проговорил Миха, вцепившись одной рукой в дверцу, другой бережно придерживая фотоаппарат на груди.

– Близко что?

– Вода…

Я быстро глянул в сторону. Да уж, понтон – вещь интересная. Тяжеленная металлическая конструкция, которая тем не менее держится на воде. Но колышется, как змея, и когда едешь по ней, то кажется, что вот-вот самый тяжёлый участок пойдёт под воду вместе со всей техникой. Но нет, скрежещет, скрипит и лязгает своими железными сочленениями, а держит. Правда, вода совсем близко – до неё почти рукой подать. Даже переливается через днище, по которому едешь, и потому кажется, – плывём, а не едем.

– Ничего, скоро выберемся, – подбодрил я военкора и подумал: «Только бы у японцев новых „Зеро“ для этого места не нашлось. Иначе останусь без машины». – Миха, ты плавать умеешь?

Толстяк отрицательно мотнул головой. Посмотрел на меня, бледнея:

– А почему ты спросил?

– Так, на всякий случай. Думаю вот: когда ко дну пойдём, кого первым спасать: твой фотоаппарат или его хозяина?

Глухаревич нервно сглотнул, мне стало смешно: наивный, как ребёнок!

– Да не бойся, товарищ младший лейтенант.

С этими словами я поддал газу, и виллис выбрался на другую сторону Уссури.

– Вот мы и в Китае, – первое, что вырвалось у меня изо рта. Даже осмотрелся вокруг, ожидая увидеть небоскрёбы, скоростные магистрали, бескрайние сельскохозяйственные угодья… Совсем забыл, что такой Поднебесная станет лишь через 70 лет, а пока это нищая, оккупированная безжалостным врагом, истерзанная гражданской войной страна.

Миха радостно закрутил головой вокруг.

– Сто-о-о-ой! – внезапно перед нами на дорогу выскочил… тот самый регулировщик. Машет красным флажком, не пускает. Пришлось затормозить. Я заметил справа у обочины «эмку» – она же ГАЗ М-1, один из первых советских серийных автомобилей. Насколько помню, их выпускали вплоть до 1942 года, а идею стырили у американского Ford Model B.

Из передней части машины выскочил лейтенант, козлёнком проскакал до задней, отворил. Оттуда выбрался тучный, если не сказать толстый, вальяжный и ну очень важный весь из себя полковник. Я сразу догадался: это и есть тот самый Колбасов, колонну которого мы заставили потесниться. Видать, решил взять реванш за нанесённую обиду. Что же это ефрейтор? Не доложил ему, из какого я ведомства?

Полковник посмотрел на меня, потом перевёл взгляд на Глухаревича. Тот, по сути человек гражданский, никакой опасности не заметил. Он крутил головой, как флюгер, выискивая сюжет для фотографии. Но был прерван Колбасовым:

– Товарищ младший лейтенант! Ко мне! – скомандовал полковник.

Глухаревич удивился, но вылез из машины. Подошёл, взял под козырёк.

– Здравия желаю…

– Это вы приказали затормозить мою колонну? – грубо прервал его старший по званию.

– Да, но вы понимаете…

– Молчать! – пунцовея, вдруг заорал Колбасов. – Отвечать по Уставу!

– Есть отвечать по Уставу! – вытянулся Миха, а я по глазам понял: он и не знает, что там прописано-то. Военного училища не оканчивал, и, повторюсь, человек по натуре сугубо гражданский.

– Так зачем вы задержали колонну? – грозно повторил Колбасов.

Я заметил, как неподалёку стоит ефрейтор и нагло ухмыляется. Мол, говорил я вам: не надо ссориться с товарищем полковником. И за это вам сейчас глаз на жопу натянут, сами виноваты. Мне стало понятно, что так оно, скорее всего, и будет.

– Понимаете, товарищ полковник, – затараторил Миха, опасаясь, что ему опять не дадут договорить. – Я военный корреспондент газеты «Суворовский натиск». У меня редакционное задание для передовицы – начало нашего наступления…

– А у меня интендантский обоз для обеспечения всем необходимым наших передовых частей! – опять рявкнул Колбасов. – Вы хоть понимаете, что ставите под угрозу стратегический замысел нашего фронта⁈

«Эк куда хватил, – подумал я саркастично. – Ты ещё скажи, что Миха планы товарища Сталина попутал».

– Да я вас за такое имею право расстрелять на месте! – продолжил истерить полковник.

Уж не знаю, чем бы эта история для нас закончилась. Может, на ефрейтора моё служебное удостоверение и произвело впечатление. Но полковнику Колбасову, видимо, было на это глубоко плевать. Я же не офицер, простой водила. Подумаешь, из СМЕРШ. Так и что? Вот если бы на моём месте был старший по званию…

Рядом заскрипели тормоза, я обернулся и вытянулся, приветствуя своего командира моего, родного, так сказать, 13-го отдельного танкового батальона – майора Арсентия Гавриловича Сухова.

– Оленин? Ты что здесь? Где полковник Грушевой? Тебе ведь было поручено его возить. В чём дело? – нахмурился комбат.

– Разрешите доложить, товарищ командир! – и дальше быстро пересказываю всё, что случилось за последние несколько часов. Что сам Грушевой рванул на танке вперёд, а мне приказано сопровождать военкора «Сталинского натиска».

– Вот только выполнить задание редакции товарищ военкор не сможет, поскольку полковник Колбасов решил отдать его под трибунал! – бодро закончил я.

– Это ещё с какого перепуга? – удивился комбат.

– Мы, чтобы ускориться, задержали его колонну. Всего-то на десять минут.

– Да? И где этот Колбасов?

– Да вон там, – показал я на толстяка, который продолжал распекать несчастного Миху, грозя ему трибуналом и расстрелом как «врагу народа», «предателю священной Родины», «японскому шпиону» и прочая.

Сухов вышел из виллиса, а его водитель – мой дружок Серёга Лопухин задорно подмигнул. Комбат одёрнул гимнастёрку, поправил ремень и кобуру с ТТ, потом неожиданно строевым шагом, словно на полковом плацу, подошёл к Колбасову, встал напротив и отрапортовал, вытянувшись перед ним, как перед ну очень большим начальством.

– Товарищ полковник, разрешите доложить!

Интендант, не ожидавший подобного, приподнял брови и спросил надменно:

– Вы кто такой, майор?

Арсентий Гаврилович вздохнул и расслабился. Привычным жестом достал удостоверение СМЕРШ и сунул под нос Колбасову. Когда у того полезли крошечные свиные глазки на покрывшийся от изумления складками лоб, тихо сказал:

– Это ты у меня сейчас, полковник, пойдёшь под трибунал за невыполнение приказа штаба армии. И уж там мы выясним, кто тут японский шпион.

– Да я… просто они… – залепетал вдруг Колбасов, сдуваясь, как лопнувший шарик, и будто становясь ниже ростом. Наглый ефрейтор, стоя неподалёку, продолжал тянуться с рукой, словно приклеенной к пилотке и даже, кажется, боялся дышать.

– В следующий раз, полковник, когда увидишь надпись СМЕРШ, даже не думай мешать нам работать. Понял меня⁈ – последнюю фразу Сухов буквально рыкнул в жирную морду интенданта. Тот отшатнулся, но на коротких ногах устоял.

– Так точно… – пролепетал.

Сухов резко развернулся, прыгнул в свой виллис, и его машина запылила дальше.

– Военкор! – окликнул я растерянного Миху, который всё это время не знал, как себя вести. – Поехали скорее! Всё самое интересное пропустишь!

Глухаревич очнулся и побежал ко мне. Я прыгнул на место, завёл движок, и мы погнали дальше за наступающими войсками, которые лавиной катились по китайской стороне. Там, на западе, гремело и полыхало. Насколько мне подсказывала память, впереди был Мишаньский укрепрайон, состоящий из пяти узлов сопротивления. С нашей стороны его атаковали восемь батальонов: три стрелковых, три пулемётных и два артиллерийско-пулемётных. Общий фронт протянулся на 100 км.

Всё-таки случаются такие удивительные совпадения! Я в Рязанском РВВДКУ две курсовые написал на тему советско-японской войны, а точнее – боевых действий 1-го Дальневосточного фронта! И вот теперь сам являюсь их непосредственным участником. Да, кстати, впереди у нас серьёзные препятствия. Японцы хорошо подготовились. Как знали, что после разгрома фашистов за них примемся всерьёз.

Глава 18

– Куда дальше? – спросил я военкора, который, успокоившись, теперь сидел рядом и чему-то улыбался, глядя вперёд.

Вопрос мой сбил Глухаревича с толку. Он повернул ко мне лицо, поднял брови.

– Думал, ты знаешь, – сказал, после чего я едва не ударил по тормозам. Но скорость всё-таки сбавил. Не хватало ещё, не зная броду, сунуться в воду и оказаться в японском тылу.

– Ну, вот же чёрт, – выругался, задумчиво почесав макушку, сдвинув пилотку, а потом пристроив её на место. – Придётся нам догонять майора Сухова. Уж он-то должен быть в курсе, где теперь самая жара.

– Какая ещё жара? – удивился военкор.

– Ну, образное выражение такое, – пояснил я. – Вроде как где место самое интересное.

Я прибавил скорость, но неожиданное появление впереди перекрёстка спутало все наши планы. Правда, там стояла девушка-регулировщица. Остановив виллис на обочине, попробовал было к ней сунуться и… был благополучно послан куда подальше, чтобы не мешал. Мы теперь стояли с Михой и в растерянности наблюдали, как движутся колонны техники и грузовики с пехотой. Военкор, не зная, пригодится ему это или нет, фотографировал.

Ровно до тех пор, пока из помятого и потёртого, видавшего виды виллиса, остановившегося рядом с нашим, не выскочил молодцеватый капитан, чью грудь украшали несколько орденов и медалей. Я обратил внимание на его знаки отличия: судя по ним, он был из пехоты.

– Кто такие? Кто разрешил фотографировать? – спросил, быстро подходя.

Мы ему представились.

– А, корреспонденты, значит, – бравый капитан тут же стал широко улыбаться.

– Вы думали, японские шпионы? Так мы рожами не вышли, – хмыкнул я.

Пехотинец хохотнул в ответ, парень он оказался молодой, лет 27 примерно.

– Так куда направляетесь?

– Понимаете, товарищ капитан, – начал Миха и объяснил про передовицу и отсутствие материала для неё.

– Так поехали с нами!

– А вы куда?

– Прямиком на Мишань, – махнул офицер в нужную ему сторону. – Я командую пулемётным батальоном. Нам приказано овладеть тамошним укрепрайоном. Передовые части уже вовсю штурмуют его, мы вот подтягиваемся. Всё, мне пора!

Он побежал к виллису, запрыгнул в него и присоединился к своей колонне.

– Ну, что скажешь, военкор? – спросил я Миху.

– А давай! – с задорным блеском в глазах согласился он.

Мы двинулись следом за батальоном. Ох, и пришлось же пылищи наглотаться, пока ехали! Хорошо, недалеко. Вскоре колонна остановилась, бойцы покинули Студебекеры и, выстроившись в походную колонну, быстро двинулись на запад. Мы за ними, но на машине, поскольку оставлять виллис в тайге, в непонятном месте я не решился.

Остановились мы только, когда доехали до штаба батальона, который разворачивали на опушке лесного массива. Здесь же был и виллис капитана, который пока оставался для нас безымянным. Воспользовавшись редакционным удостоверением, Миха быстро пошёл на передовой наблюдательный пункт, откуда батальон должен был начать атаку на вражеские позиции. Там усиленно работали сапёры, напоминая живые маленькие тракторы. Страшно представить: сколько тонн земли каждый из них перекидал за время службы! Да мне и самому пришлось за ленточкой частенько малой сапёрной махать, чтобы углубить свою задницу и не дать противнику направить в неё дрон.

– А, военкоры! – обрадовался капитан, когда мы с Михой доложились о прибытии. – Думал, струхнёте. Молодцы, что приехали. Скоро в атаку пойдём, вон туда, – он указал рукой, в которой был зажат потёртый бинокль, в сторону японского УРа.

– Так быстро? Даже без артподготовки? – удивился Миха.

– Ну, наши несколько часов назад там основательно всё перепахали. Думаю, проблем особых не будет. Правда, я бы от поддержки танков не отказался. Но увы, – пожал плечом капитан. – Они все ушли по направлению к Муданьцзяну, идут через Мулин, Линькоу и другие города. Наше направление – второстепенное.

Миха поник, услышав такое. Он думал, что мы на острие главного удара, а оказалось, что не совсем. Ну, ещё успеет наверстать упущенное.

– Простите, товарищ капитан, я не знаю, как вас зовут…

– Багрянов. Артём Багрянов, – коротко и безо всякого пафоса ответил комбат.

– Очень приятно, – широко улыбнулись мы и назвали себя ещё раз, на всякий случай.

– А что, товарищ капитан, серьёзная там у них оборона? – поинтересовался Миха.

– Достаточно, – без тени улыбки ответил Багрянов.

Он заговорил ровным спокойным голосом, хотя всё, что произносил, не внушало в наши с Михой сердца оптимизма. Оказывается, наша разведка загодя выяснила: Мишаньский укрепрайон – это сотни железобетонных дотов, бронеколпаков, дзотов, многоэтажные подземные городки, автономные электростанции, мастерские, водохранилища, склады. Казармы, рассчитанные на полторы-две дивизии полевых войск, собственные шоссейные и железные дороги, аэродромы.

По сути, он мог держать оборону несколько месяцев, до полутора лет примерно. Если бы такая система обороны существовала у наших войск в Севастополе или Новороссийске, – да в том же Бресте! – то немцам пришлось бы стянуть к ним ещё большие силы, и вся война стала бы развиваться иначе.

– Правда, есть у этого УРа и недостатки, – философски заметил капитан.

– Да какие ж они там могут быть? – удивился Миха.

Багрянов рассказал, что наши получили такую информацию. По разведсхемам, с наблюдательных пунктов детально изучали укрепления японцев, и им бросились в глаза два очень интересных обстоятельства. Прежде всего, хоть каждый из пяти узлов сопротивления и растянут по фронту, но не глубок. Расстояние от переднего края до тыловой позиции не превышает десяти километров, а в некоторых местах и того меньше.

Но главное – передний край укрепрайона выведен прямо к пограничной черте. Вот мы проехали всего три-четыре километра, а прямо отсюда уже видны амбразуры некоторых дотов и дзотов.

– Ну и что в этом особенного? – спросил военкор, делая пометки в блокноте.

– А то, что когда японские военные специалисты строили эти дорогостоящие сооружения, то полагали, что их наглые агрессивные вылазки мы всегда будем встречать обороной и контрударами только на своей территории, как во время событий на Хасане и Халхин-Голе. Они даже подумать не хотели о том, что в случае нашего наступления мы с первых же часов огнём артиллерии разгромим эти близко придвинутые к границе доты и дзоты, – ответил Багрянов. – Что теперь видно, – и протянул Михе бинокль.

После военкора я тоже посмотрел. Да, в самом деле, артиллеристы здорово там всё перепахали. От многих укреплений только бетонные обломки остались с торчащей погнутой и даже разорванной, словно толстые верёвки, арматурой. Где-то горело ещё, в других местах дымилось. Правда, было неизвестно, сколько там японцев и готовы ли они биться до последнего.

– Но есть и ещё один хороший момент, – заметил капитан. Отдельные опорные пункты – какая-нибудь высота с группой дотов – японцы обнесли по кругу противотанковым рвом, колючей проволокой и надолбами.

– Что ж тут хорошего? – задал я вопрос.

– А то, что когда штурмовые группы пойдут в атаку, то сразу смогут определить границы очередного опорника, его фланги, а значит и примерное расположение и огневых точек, и минных полей, и малозаметных препятствий.

– Это каких? – уточнил военкор.

– Проволочные заборы на низких кольях, спирали «Бруно» и прочее.

Капитан посмотрел на часы.

– Всё. Пора начинать. Под ногами не мешайтесь, – и он приказал ординарцу созвать к себе командиров подразделений, чтобы отдать приказ о начале наступления.

– Ну что, товарищ военкор? Тут посидим, подождём, или туда, – я мотнул головой в сторону японцев, – в атаку пойдём?

Миха растерялся. Было видно по лицу, как его терзает мыслительный процесс. В самом деле: откажешься, – могут (я прежде всего) счесть трусом. Пойдёшь вперёд, и есть шанс получить пулю или осколок. Но военкор оказался парнем бравым, хоть и оставался внешне увальнем.

– Я пойду. А ты, Лёша, можешь оставаться.

Я усмехнулся.

– То есть пока ты там будешь материал для номера собирать и наблюдать всё самое интересное, мне в машине сухари жрать с тушёнкой? Обижаешь, товарищ младший лейтенант. Я с тобой. Ты не против?

– Никак нет, – широко улыбнулся Миха.

Вскоре совещание окончилось, командиры разошлись по своим подразделениям. Спустя десять минут в небо взмыла красная ракета. На бруствер неглубокого (стрелки же тут не собирались оборону держать, окапывались недолго) окопа поднялся офицер и, как на знаменитой фотографии «Комбат» Макса Альперта, подняв руку с зажатым в ней ТТ, закричал:

– За Родину! За Сталина! Вперё-о-о-од!

– Ура-а-а-а-а! – раздались сотни голосов, и стрелки лавиной, стреляя на ходу, бросились в сторону японских позиций.

Глава 19

Миха растерянно посмотрел на меня. Я подмигнул ему, стараясь приободрить, хотя у самого поджилки дрожали. Адреналин, мать его. Мощная штука. Одних в опасной ситуации превращает в мокрых жалобно мяукающих котят, других в яростных львов, готовых броситься на любого противника и подохнуть под его когтями и клыками, а третьих – в зверей продуманных, смелых достаточно, чтобы трусом не сочли, но и не рискующих понапрасну.

Я из этой категории, потому за ленточкой и не сложил буйную голову от какой-нибудь глупости. Ну, а что меня там взрывом убило, так это случайность, а не последствие моей безбашенности. Такие на войне долго не живут.

Вижу, как страшно Михе. Ведь не просто вот так взять и побежать навстречу смерти. Я делал это много раз, но до сих пор привыкнуть не могу. А ему предстоит впервые. Он левой рукой стиснул «Лейку», а правой поглаживает кобуру своего ТТ, которым едва ли когда-нибудь пользовался. Решить, бедолага, не может: ему сейчас фотографировать или во врага стрелять?

Я подошёл к военкору, положил руку на плечо, и Миха вздрогнул – так увлечённо смотрел в сторону японских позиций.

– Ты сейчас военкор, дружище. Фотоаппарат – твоё оружие. Ну, а сам буду прикрывать, – и потряс автоматом. – Так что давай. Вперёд.

Мимо нас через невысокий бруствер перебирались новые и новые пехотинцы. Со стороны врага давно уже гремели выстрелы: в основном, из стрелкового оружия. Только мы, пока стояли замерев в окопе, словно не слышали их. Теперь весь грохот словно потоком ворвался в уши: крики, свист пуль и осколков, тарахтенье пулемётов и автоматов, сухие щелчки винтовок.

Миха, бледный, поднялся и быстро побежал вперёд. Я следом, внимательно глядя по сторонам. Автоматически выискивал место, куда можно будет прыгнуть, если арта накроет. Японцы били из пушек и миномётов, но они делали это как-то нерешительно, что ли. Не такой уж и плотный был огонь. Да и свинцом оружейным нас не поливали так густо, как ожидалось. Хотя вокруг и свистело противно, и пули шмякались в землю, взметая фонтанчики. Мы бежали упрямо вперёд, вокруг нас двигалась пехота. Кто-то просто двигался упрямо, кто рывками, словно преодолевая страх.

Внезапно неподалёку кряду упали три мины. «Кучно кладут», – подумал я и заметил, что Миха, на бегу делая снимки, бежит прямиком в ту сторону, куда бьют японцы, смещая прицел. Видимо, решили ударить веером по наступающим. Осколки засвистели всё ближе.

– Миха, ко мне! – крикнул я, но военкор так увлёкся, что ничего не услышал. Мне пришлось, словно сайгаку, подскакать к толстяку, схватить за плечо и резко дёрнуть в сторону. Мы оба повалились на землю, в этот момент в трёх шагах впереди коротко бухнуло. Нас осыпало землёй, густо завоняло сгоревшим порохом.

– Смотри, куда бежишь! – рявкнул я на военкора, который лежал на животе, правую руку с фотоаппаратом прижав к боку.

– А? – ошеломлённо глянул на меня военкор.

– … на! – не выдержал я и выматерился.

– Прости, Лёха. Увлёкся, – робко улыбнулся Глухаревич.

Тут же нам пришлось снова окунуться мордами в землю – рядом упали ещё несколько мин.

Атака продолжалась, хотя и не так интенсивно. Наши добрались до первой линии японских укреплений, теперь там шла рукопашная. Арта перенесла свой огонь на другие участки, чтобы своих не накрыть.

– Догоняем своих! – потребовал я.

Мы поднялись и побежали к виднеющемуся неподалёку дзоту, который яростно огрызался от наших бойцов: у него амбразуры оказались на три стороны, из них и вели огонь. Стрелкам пришлось залечь, чтобы подумать, как быть дальше. Мы с военкором бухнулись в небольшую ямку. Вовремя: по её краю, едва головы прижали, прошлась очередь. Секундой бы спустя она сделала из нас фарш.

Рядом оказался боец. Он лежал, посматривая в сторону дзота.

Японцы патронов не жалели. Видать, решили держаться до последнего. Пули расходились широким веером, не давая приблизиться к их позиции. Лежащий рядом солдат снял с пояса гранату – лимонку. Деловито разогнул усики предохранительной чеки.

– Не надо, – сказал я ему.

– Это почему? – приподнял он грязную бровь.

– Внутрь не залетит, своих осколками посечёшь.

Солдат, – им оказался парнишка лет 18-ти, явно недавно призванный, – усмехнулся.

– Не боись, дядя, – сказал залихватски и смачно сплюнул. – Я меткий, – выдернул чеку. Приподнялся, завёл руку назад… японский пулемётчик, сука, оказался быстрее. Парнишке прилетело точно в грудь. Отбросило назад. Я метнулся к нему, схватил гранату, готовую выпасть из слабеющих пальцев. Глянул в глаза. Сказать боец ничего не успел: на губах появилась розовая пена.

Мне ничего не оставалось, как переползти обратно в ямку.

– Как он? – участливо спросил Миха.

– Погиб, – ответил я хмуро, держа гранату. Что-то надо с ней делать. Чеки у меня нет, так что буду импровизировать. Но повторять ошибку новобранца не стану. Поживу ещё. Я размахнулся, не вставая, и зашвырнул лимонку в сторону японцев. Куда попадёт, чёрт с ней. Гулко бухнуло. Когда повернул голову, заметил: Миха навёл на меня «Лейку» и сделал пару кадров.

– Меня-то на фига снимаешь? – спросил его недовольно.

– У меня приказ, – строго ответил военкор.

«Проникся, значит, моментом», – подумал я.

Вскоре на левом фланге, где японская стрельба была не такой интенсивной, началось движение. Несколько штурмовых групп обошли дзот с тыла и бросились к нему. Завязалась короткая перестрелка. Крики, пару раз хлопнули гранаты. Затем чей-то резкий вопль, и дальше только общий фон боя, который продолжался вокруг, поодаль от этого места.

Японские пулемёты замолчали.

– Вперёд! – послышался чей-то приказ. Пехотинцы поднялись и кинулись, обтекая преграду. Я заметил, что враги понатыкали тут всякого. Колючая проволока, надолбы, ходы сообщений. Почему это всё никто не обороняет? Любой японский фильм посмотришь, особенно военный: ну ёшь твою грош! Такие прям терминаторы! А здесь мы дзот, который оборонять можно несколько недель, меньше чем за час осилили.

Подбежали с военкором к захваченному укреплению. С нами осталось трое связистов, получивших приказ заняться линией, остальные побежали дальше. Миха с интересом начал фотографировать тела убитых врагов, дзот изнутри. Благо, там ещё работало электричество. Гарнизон дзота, на удивление, оказался крошечным. Внутри было трое – видать, пулемётчики, их поубивало брошенной внутрь гранатой. Да ещё примерно шесть или семь лежали снаружи в позах, в которых из застигла старуха с косой.

Аскетичная оказалась внутри обстановка. Вспомнились долговременные укрепления недругов за ленточкой. Обстоятельно всё, с удобствами. Кое-где микроволновки, телевизоры, мини-холодильники; в отхожих местах унитазы даже, заимствованные, видать, из домов местных жителей. А ещё одеяла, подушки, гражданская одежда, чтобы после службы переодеваться. Ну, а тут… как в лучших домах страны восходящего солнца: то есть ни хрена ничего. В углу коробки с патронами и гранатами, консервы, три бидона с водой и вся обстановка.

Миха пофоткал, да и вышел разочарованный. Пока всё, что ему удалось впечатляющего снять – это начало атаки. Остальное так, теперь уже просто эхо войны.

Не сговариваясь, мы поспешили за уходящими линиями пехоты. Впереди снова гремело и грохотало. Очередной то ли дзот, то ли дот. Правда, добираться до него пришлось с приключениями, стараясь ноги не переломать. Я оглядывался вокруг, готовый в любую секунду открыть огонь на поражение, но пока ничего опасного не замечал. Основной удар приняли на себя наступающие батальоны, мы двигались чуть поодаль. Была правда, опасность угодить на мину. Но в этом месте наша арта так старательно всё перепахала, что шансов напороться на осколочный сюрприз почти не было.

Всё же я попросил Миху внимательно глядеть под ноги. Он с полуулыбкой кивнул. «Оттаял», – подумал я. Ну да, всегда так: первые минуты боя самые жуткие, и кажется, что каждая пуля или осколок обязательно в тебя летят. Потом привыкаешь понемногу. Вот и военкор, похоже, адаптироваться начал. Больше за кобуру не хватался, по крайней мере.

Мы быстро прошли этот участок, дальше снова пришлось ползком: впереди опять маячил японский бункер. На этот раз побольше, массивнее. Правда, ему крепко досталось – в нескольких местах виднелись глубокие, сантиметров по 10–20, выбоины в бетоне. Но укрепление выстояло даже после прямых попаданий нашей артиллерии.

«Эх, жаль, что нельзя поддержку с воздуха попросить», – подумал я. Тем более дронов здесь нет, а то можно было бы постараться забросить сверху несколько кумулятивных снарядов. Может, и пробили бы. Но у наступающих батальонов не было ничего особенно тяжёлого.

– Смотри, Лёха! – военкор дёрнул меня за рукав, показывая в сторону. – «Боги войны»!

Я глянул в нужном направлении: там быстро разворачивалась батарея 45-мм орудий. Всего три пушки, да что они смогут против бетонного дота? Разве только всё теми же кумулятивными долбить станут.

– Батарея, осколочно-фугасными, беглый, огонь! – скомандовал лейтенант, стоя на одном колене и глядя вперёд в бинокль.

«Отчаянные ребята», – подумал я. Артиллеристы вывели пушчонки свои на прямой огонь, а ну как японцы накроют их? Да и зачем осколочно-фугасные? Тут бронебойные нужны. Но у «богов войны», видать, был свой замысел. Я понял его вскоре, когда посмотрел, куда шлют снаряды: они своим огнём отсекли группу японской пехоты, которая быстро двигалась в сторону бункера. Видать, то был резерв, решили закрепиться понадёжнее.

Наши «сорокопятки» своим плотным, частым огнём сначала отсекли японцев от цели, потом рассеяли, когда несколько взрывов раздалось прямо в их густой толпе. И чего они так двигались? Могли бы короткими перебежками, а эти, как на параде. Разметало их знатно, больше к доту никто не спешил.

Закончив свои дела, батарея быстро свернулась – бойцы потащили её назад. Вовремя: спустя пару минут их старую позицию накрыло минами. Японцы мстили минут десять. Всё перерыли на том месте, а толку-то? Разве пустые гильзы да несколько ящиков раскидали на куски.

Но дот, даже лишившись подмоги, не сдавался.