Текст книги "Заклинатель кисти (СИ)"

Автор книги: Дарья Абрамова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

– Откуда тебе известно такое?

– Я все-таки ее лучшая подруга, – грустно улыбнулась девушка. – Может, даже единственная, – я непонимающе посмотрел на прислужницу Уджа, но та лишь добавила: – И мне неприятно видеть, как многие чернят ее ни за что ни про что. Нет, ты в этом не особо виноват: это копилось давно... просто твое появление подлило масла в огонь.

Сказать по правде, нить мысли Йой начинала ускользать от меня, но что точно понял: похоже, и без меня жизнь здесь у Саки была не сахар. Странно, а с первого взгляда сложилось впечатление, что она тут величественная дама с высокой репутацией среди персонала. Должно быть, минули те времена, когда старшие куртизанки и куртизаны могли достичь такого высокого ранга, что становились богаче и образованнее даже аристократических мужчин и женщин. Помнится, еще до войны я слышал то тут, то там о них: они имели собственную небольшую прислугу, им посвящали целые линейки портретов и картин с изображениями в полный рост, и у них, на манер того, что делает сейчас Саки, был строгий список клиентов, с которыми складывались отношения в духе «муж-супруг» или «муж-супруга». Этакая своеобразная игра в домашний уют, куда клиент приходил, чтобы не видеть некоторое время нежеланного и навязанного настоящего супруга или супругу. Даже сексом-то они не всегда занимались – эти визиты... нечто куда большее. Как бегство от реальности. Интересно, у Саки так же, или ее клиенты хотят только грубой страсти?.. Ранее люди попадали в публичные дома в трех случаях: во-первых, за долги по особому требованию знатного лица, которому не была выплачена сумма, во-вторых, в случае, если их продавали родственники, заставляя заключать контракт на десять лет, и, в-третьих, по собственному желанию. Однако после войны, из-за сокращения населения и экономического упадка, хозяева подобных заведений решили через свои связи в городском магистрате протолкнуть указ, согласно которому в столице отныне разрешалось отдавать особо приглянувшихся осужденных за не тяжкие деяния в бордели и навешивать на них такой огромный долг (если таковой не имелся), чтобы рабочая сила была обеспечена надолго. Дальше – хуже: высокие ранги начали медленно и потихоньку упразднять, практически уравнивая всех куртизанов и куртизанок. Никакой больше личной прислуги, никакого особо углубленного обучения новоприбывших – в крайнем случае, хозяин заведения даст тебе красивую одежду и отдаст в ученики весьма просвещенному проституту или проститутке, который научит грамоте и всяким изящным искусствам. Сократив расходы на содержание персонала, владельцы публичных домов смогли опустить цены на услуги и привлечь большее количество посетителей, а также расширить персонал: ранее же далеко не каждый мог позволить себе «встречу» с куртизаном или куртизанкой этого квартала, и люд отправлялся в подпольные «дома развлечений», где подешевле и похуже. Зачинщиком идеи, насколько мне помнится, стал Уджа, и его поддержал Линж. Теперь высокоранговые проститутки с проститутами в красивых одеяниях, больших личных покоях и с маленьким штатом прислуги уходят в прошлое, а вместе с ними и изысканные манеры обращения с такого рода... персоналом. Угасает эфемерная игра в супругов. Теперь подобными им будут только любовники и любовницы особо знатных господ, которым строят отдельные хоромы и выплачивают в год жалование за... ну, за фактическое бытие вторым супругом. Другие же идут еще дальше и просто берут желанного человека во вторые супруги. В редчайших случаях – в качестве третьего. Такая практика обычна на Дальнем Востоке, но здесь такие случаи не часты, хотя и не запрещены. Бордели же тем временем получили второе дыхание, и бизнес этот начал процветать куда активнее, чем в довоенное время. Интересно, если бы этих изменений не произошло, Саки сейчас была бы богатой и очень известной женщиной?.. или, может, она ею и является? Все-таки обыкновенно именно к тридцати годам люди подобной профессии накапливают достаточно, чтобы расплатиться за долги, предписанные контрактом, а также за еду, цирюльника, поваров и прочих, обслуживавших их в течении всего времени пребывания здесь, да и себе неплохую сумму оставляют. Тогда почему же ютится в маленькой комнатке? Охмурила бы уже какого-нибудь богача и жила себе в удовольствие.

– Ну ладно, не будет об этом, – тут же оживилась Йой. – Лучше скажи, зачем пришел. Явно не меня повидать, – девушка улыбнулась. Озорно и с укором. Не люблю, когда люди превращают свою влюбленность в шутку... но, должен признать, это куда лучше, чем есть бы она страдала и лила слезы дни напролет. Это говорит о высокой силе духа. Эх, она куда сильнее меня.

– Это насчет списка гостей прошлого званного ужина.

– А что с ним? – удивилась Йой.

– Ничего. Мне просто нужно узнать об одном госте, добавленном тобой в список. Это... вроде как важно.

– Ты говоришь, что это ничего, а затем тут же заявляешь, что оно важно. Странно это... как там это называют писатели?.. гипербола?

– Оксюморон, – вздохнул я. – И, Йой, мне действительно нужно это знать.

Однако работница начала играться со мной, как лисица-озорница из легенд о том, как эти нечистые духи дурачили людей, насылая на них видения, гипнотизируя и заставляя проделывать различные ужасные вещи себе на потеху.

– Хорошо, я расскажу. Но сначала поможешь нам с уборкой, – я хотел было возразить, но девушка остановила меня уверенным жестом. – Господин Уджа сказал только, что ты не должен работать куртизаном, а обо всем остальном никакой речи не шло. Я и так дала тебе время отдохнуть и освоиться, а теперь, будь любезен, помогай. Тем более я же не заставляю тебя драить все это одному – мы сделаем это все вместе.

– А не многовато ли у вас тут и так работничков? Аж пять человек, включая тебя.

Йой довольно улыбнулась.

– В самый раз, чтобы отмыть помещение да все кадки.

«Они еще и кадки моют?!» – с кислой физиономией подумал я, и работница, заметив мое недовольство, хихикнула.

– Не поможешь, не расскажу ничего о нужном тебе госте, а я все о них знаю. А еще господину нажалуюсь, мол, никакой пользы от тебя.

Пришлось согласиться: не хватало еще лишних проблем с Уджа.

***

Если подумать, то в котельной, обеспечивающей жар и горячую воду, работать еще тяжелее – таскать уголь похуже будет того, что пришлось делать мне, драя полы и кадки теплой или горячей водой, которую нужно накачивать в ведра из помп, находящихся в специально отведенном месте этого большого зала. Конечно же, не обошлось и без легкого пролития горячего себе на ногу – к счастью, даже ожога не осталось. Несмотря на тяжесть работы, Аум скакал то тут, то там так, словно обладал каким-то невозможно огромным запасом выносливости и энтузиазма, что, впрочем, недалеко было от правды.

В помещении не находилось никакого рода часов, да и окон тоже, поэтому время летело быстро и незаметно: когда управились со всей работой, было уже время обеда. Руки, ноги и спина начали неприятно ныть от таскаемой тяжести и активного мытья полов.

– Фух! – вздохнув, Йой стерла тыльной стороной ладони пот со лба и улыбнулась. В тот момент она, стоя со шваброй в руке, была похожа на маленького командира нашего полка мойщиков. – Всем спасибо! Хорошо поработали! – ее похвала прозвучала так искренне и добро, что вызвала улыбку у всех: даже одной из девушек, которая, судя по кислой физиономии и то и дело недовольному взгляду, явно не особо величала работницу.

– Отлично! – отложил швабру и потянулся Аум. – Какие будут еще приказания? – он выглядел таким бодрым, словно за прошедшие часы вовсе ничего такого не делал... что было неправдой: несмотря на мои ранние сомнения, бывший русал взялся за дело всерьез и драил, пожалуй, за двоих, если не за троих, ни разу не выказав нытья или неудовольствия и периодически находя время шутить и поднимать остальным настроение.

Йой удивленно посмотрела на него, затем усмехнулась.

– Я ценю твой настрой, но сейчас вам всем лучше отдохнуть и перекусить. День длинный – еще много чего успеете.

Когда работники начали расходиться, Аум позвал меня пойти и пообедать с ним, но я сказал ему идти без меня.

– Я тебя нагоню. Мне нужно кое-что спросить у Йой.

Бывший русал недоуменно вскинул бровь, затем глянул на девушку, в одиночестве собиравшую уборочный инвентарь, хмыкнул и ухмыльнулся. Не знаю, что ему там подумалось, но такая его физиономия мне не понравилась.

– Ну, как знаешь, – сказал он загадочно и ушел, решив присоединиться к ожидавшим его у выхода трем работницам и начав с ними заигрывать. Я, честно говоря, так и не понял, какой ему интерес это делать: неужто хочет переспать с ними тремя? Или это развлечение такое?

– Помочь? – спросил я, подойдя к Йой.

Девушка выглядела уставшей и задумчивой: она настолько была погружена в свои мысли, что не сразу сообразила – сначала тихо смотрела на меня некоторое время, словно воспринимая с задержкой сказанное, а затем моргнула и немного оживилась.

– Ах, нет, все в порядке.

– Я заметил, – усмехнулся и все равно помог Йой отнести часть уборочного инвентаря в специальную подсобку, неприметная дверь в которую располагается в одном из дальних углов зала. Пока шли, между нами воцарилось неловкое молчание, и я решил разрядить обстановку, весело спросив: – Ну, как тебе Аум? – девушка непонимающе посмотрела на меня. – Ну-у-у-у, он популярен среди дам...

Йой усмехнулась.

– Петух он. Мне не нравятся петухи. Слишком много врут и показушничают.

– А какие тебе нравя..? – тут же начал я, но осекся, поняв, какую глупость спросил. Ведь знал же ответ.

Йой смущенно посмотрела на меня и отвела взгляд.

– Разве ты не знаешь? – спросила она с явной грустью.

– Знаю, – тут же поспешил ответить, чтобы не расстраивать сильнее.

Мы снова замолчали. Может, не стоило зазря раскрывать рот? От этого обстановка сделалась еще более напряженной.

– Знаешь, почему я рассказала тебе о Саки?.. – вдруг спросила Йой. Я непонимающе посмотрел на нее. – Потому что чувствую нечто похожее. Не к Уджа, конечно. И я рассказала ей об этом, – девушка криво улыбнулась, затем тут же помрачнела. – Саки на это усмехнулась и сказала, что вы оба отлично подходите друг другу. И тогда я разозлилась и начала защищать тебя, говоря, что ты, в отличие от господина Уджа, хороший и добрый. Саки сказала, что я ошибаюсь и слепа, и мы поссорились. Это было вчера вечером, и мы так и не помирились. Конечно, подобные ссоры случались и раньше, но первой всегда шла мириться я. В этот раз... мне как-то не хочется. Ведь если сделаю это, то признаю, что неправа, а я не намерена отступать.

Даже не зная, что на такое сказать, я натянуто улыбнулся.

– Но ведь господин Уджа тоже добрый.

Однако Йой вдруг так серьезно посмотрела на меня, что стало совсем не по себе: девушка глядела с легким осуждением, как будто сказал нечто в корне неверное. Помедлив, она остановилась рядом с подсобным помещением и сказала в лоб:

– Разве может брошенный всеми ребенок быть добрым? Всеми брошенный и обиженный ребенок, который почти не успел познать любви. Мужчина, который оставлял после себя горы тел, который мнит себя лишь оружием, находя таким образом прекрасную отговорку, чтобы уйти от угрызений совести и ответственности... хотя, может, непочтительно будет сказано, но порой я сомневаюсь, есть ли у него вообще совесть. Чувствует ли он вообще что-либо, – Йой сделала паузу и прикусила нижнюю губу, на ее лице отразилось смятение: словно она хотело что-то еще мне сказать, но колебалась. Неуверенный, в какое русло зайдет наш разговор, я, помедлив, коснулся ее плеча. Девушка удивилась и слегка вздрогнула, а затем, решившись, уверенно посмотрела мне в глаза. – Нам нужно поговорить... мне нужно рассказать тебе кое-что важное. Я давно хотела, но все время сомневалась. И, вот, вчерашняя ссора, наконец, меня подвигла. Насчет Уджа, Линжа... и того, что произошло более пяти лет назад...

– Йой?.. – заморгал я, однако был не в силах отвести глаза.

Девушка потупила взгляд, на ее лице отразилась печаль. Такая сильная и жгучая...

– Я была при осаде крепости Джун. Я знаю, что там произошло. Я все... все видела. И никому не рассказывала: Уджа запретил мне. Но ради тебя... я нарушу свое обещание, потому что ты должен знать. Потому что так правильно.

Крепости Джун?.. погодите, это, часом, не та, которая стала предпоследней главой в войне с королевством Тин?! О которой ходит множество слухов?! Которая прославила Уджа?!

Глава 10. Осада крепости Джун

Йой

Я родилась и прожила первые тринадцать лет жизни в деревушке близ реки Ба-Нин, что рядом с горной цепью Да-Рин*, где, согласно легендам, некогда находилось великое горное королевство Дайке Богача. Кузницы и шахты этого государства работали неустанно, наполняя казну необычайным количеством золотых монет и драгоценных камней. При правлении Дайке, однако, они нашли камень необычайной красоты – размером с ладонь, светлый, как солнечный луч, и светящийся приятным глазу светом. Сначала народ королевства нарек его Камень правителя, а затем – Камень безумия, ибо драгоценность принялась быстро мутить рассудок Дайке, превращая его из справедливого правителя в безумца-тирана, который жаждал лишь обогащения собственного богатства и ничего более. Вскоре, не в силах терпеть лишения народа, придворный заклинатель кисти, чье имя давно затерялось в веках, призвал Великого дракона земли, дабы тот положил конец тирании Дайке. Король был сражен, однако призванное создание никуда не делось – подвергшись скверне драгоценного камня, оно само возжелало обладать богатствами горного королевства и принялось крушить его и убивать жителей, не трогая лишь заветную добычу. Многие погибли в те ужасные дни бойни – лишь единицы уцелели и вынуждены были покинуть пределы некогда великого государства. Однако данное – не более чем легенда, которую мне неоднократно приходилось слышать от старушки Лу, прожившей много лет и поведавшей нам, детям деревни, немало сказок и историй.

Мой отец, Вур, был опытным охотником и следопытом, однако любил приложиться к бутылке да помечтать о несбыточных и эпических приключениях, в которые ему никогда не суждено было попасть. Тоска деревенской жизни злила его настолько, что подчас он срывал гнев на мне и матушке, избивая нас. Однако мама, Лей, смиренно терпела это и мне велела «уважать отца», тем самым только потворствуя поведению мужа. А что было делать? Данное ведь в нашей стране не считается чем-то из рук вон выходящим: муж может спокойно бить супруга, если посчитает данное нужным... Говоришь, слышал, что такое есть и на Западе? И на Далеком Востоке?.. ха, значит, похоже, этот мир неисправим.

Так вот, однажды, когда мне было одиннадцать или двенадцать, отец допился до такого, что впал в неистовство и случайно забил матушку до смерти. Я видела все своими глазами и... и... прости. Ничего, если я не стану здесь вдаваться в подробности? Понимаю, что данное случилось давно, но воспоминания об этом все равно жалят так же больно и ядовито, как осы... После этого я стала фактически ответственной за дом, готовку, уборку... не то чтобы меня не учили такому, но без матушки стало тяжко, а отец, впав в глубокую печаль и виня себя в смерти жены, принялся пить чаще и сильнее.

Именно тогда, когда мне было тринадцать, это случилось: вести о войне и так доходили до нас, но она всегда казалась далекой и неопасной – так, страшной байкой. Однако той зимой вдруг явился гонец в военном обмундировании и на коне и велел всей деревне собираться и следовать к крепости Джун, находившейся не очень далеко и служившей оборонительным пунктом, в котором, однако, давно не было нужды, и гарнизон которой был всегда на моей памяти малочислен. На расспросы деревенского старосты и селян о том, что происходит, тот ответил:

– Враг идет! Приказом командующего было объявлено, чтобы жители всех окрестных деревень собирались в крепости Джун. Туда днем прибудет армия короля.

В тот момент я, стоя среди толпы изумленных и испуганных вестью селян, даже и не представляла, чем данное обернется. Никто тогда не мог с уверенностью знать, что это было только самым началом осады крепости Джун. В спешке собрав все свои пожитки, жители деревни ринулись в указанное место: кто шел почти налегке, кто тащил за собой целую телегу поклажи. Отец же велел взять лишь все самое необходимое и лишь немного еды: когда он был трезвым, то мыслил весьма здраво и не впадал в бессмысленную агрессию.

– В крепости будет провиант. Солдаты не имеют права нам его не дать – все-таки мы тоже подданные короля, – сказал мне он.

Прибыв в крепость, мы обнаружили, что весь ее немногочисленный гарнизон высыпал на улицу, да и армия короля уже вовсю стекалась туда, а к огромной повозке, прикрытой брезентом и толкаемой двумя огромными яками, было приклеено множество бумажек с записанными на них заклинаниями, словно к чему-то проклятому. Тогда я понятия не имела, какой правильной оказалась посетившая меня мысль. Когда вся армия собралась в пределах крепости, ворота ее наглухо закрыли и более никого не впускали – селян деревень, которые пришли позже, и слезливо молили снаружи, чтобы их впустили, отдали на растерзание пришедшей затем армии неприятеля.

Новым командующим крепости оказался Юдж – мужчина средних лет, крепкий и огромный, как гора, с длинной курчавой бородой, тронутой сединой. Он руководил делами жестко, и мы, селяне, быстро почувствовали это, когда нас разместили, словно скот, в плохие условия, предоставляя еду, словно какие-то подачки и периодически заставляя работать на «благо армии», используя либо как пушечное мясо, либо как прислугу. Вскоре выяснилось, что далеко не все в армии согласны с политикой ведения дел Юджа, но боялись высказаться, послушно исполняя приказы. Дело обстояло не только в стадном чувстве или подчинении вышестоящему – сначала я не замечала этого, но потом мне стало очевидно, что многие из них боялись воинов, приближенных к командующему армии и крепостью. А именно – Уджа и Линжа. Умелые, быстрые и смертоносные, готовые без лишних слов исполнить любой приказ Юджа. Тогда я еще понятия не имела, кто они такие, из каких семей происходят, и могла судить лишь тому, что видели глаза и слышали уши. Уджа был необычайно красивым воином, словно принцем из сказки, однако малоэмоциональным, немногословным и не в меру жестким и жестоким. Словно не человек вовсе, а оживший меч. Линж, в отличие от него, был более похожим на человека, да только очень хитрым, скользким, как уж, и искусным в болтовне так же, как и в использовании оружия. Его речи подчас звучали так дружелюбно, что начинало мутить от их лживости. Будучи в прямом подчинении у Юджа, он все равно умудрялся быть сам по себе – и единственное мнение, которое интересовало этого мужчину помимо собственного, было... мнение Уджа. Я не знала тогда, что связывало этих двоих, но они часто работали слаженно, в паре.

Мой отец умер спустя почти год после того, как началась осада крепости. Мне было четырнадцать, была холодная зима, шел снег... Запасы еды были на исходе, мораль низка, а враг решил взять нас на измор. Обещанное подкрепление от короля не спешило приходить. Будучи вот так оторванными от внешнего мира, мы начали полагать, что нас бросили – не только простые подданные, но и даже сами солдаты. Громче стал их недовольный шепот, а подчас слышались даже возгласы протеста, которые, однако, тут же пресекались командой Юджа одному из своих людей с требованием наказать или даже убить недовольного. Сам командующий за это время осунулся, сделался более скрюченным и гадким, с бегающими безумными глазками, словно его поразила какая-то болезнь. Он часто уединялся в одной из комнат крепости, куда, согласно слухам, сложили содержимое той большой повозки – часть золота и сокровищ, которую солдатам удалось достать из заброшенного горного королевства по пути в крепость Джун. Именно в один из таких дней мой отец, окончательно потеряв рассудок от голода, холода и бесплодных ожиданий помощи, принялся обвинять меня во всех своих горестях, неудачах и даже гибели жены, затем, окончательно рассвирепев, выволок на мороз и принялся избивать у многих на глазах. Однако, вопреки изумленным вздохам и редкому шепоту, никто мне не помог – все просто стояли и смотрели, как он зверски избивал меня: куда сильнее и ожесточеннее, чем обычно. Некоторые солдаты же и вовсе принялись посмеиваться и наслаждаться зрелищем. Были среди собравшихся и Уджа с Линжем, но они не смеялись: первый пристально смотрел на нас, а второй – на рыжеволосого напарника, словно чего-то с интересом выжидая. Не выдержав, я принялась кричать, плакать и молить о помощи, понимая, что если отца не остановить, то он убьет меня. И тогда единственным, кто среагировал, был Уджа. Мужчина быстро подошел к нам, схватил Вура одной рукой за грудки и оттолкнул, но тот, пошатнувшись и отступив на пару-тройку шагов, удержал равновесие. Он оказался немного ниже Уджа, но это его не испугало – отец напротив больше разъярился оттого, что кто-то впервые за все время вмешался в мое «воспитание».

– Свинья! – заорал он. – Как ты смеешь мешать мне?! Она моя дочь, и я волен делать с ней все, что пожелаю! Я ее отец! – затем Вур, поддавшись слепоту гневу, кинулся на него с кулаками, но рыжеволосый воин успел извлечь из ножен кинжал и вонзить его охотнику в живот. Однако на этом Уджа не остановился: хоть противник был уже повержен, он повалил его на землю, грубо и резко извлек оружие из раны, вытер об одежду отца и на этот раз вонзил его ему в горло. Пока Вур захлебывался в своей крови, рыжеволосый поднялся и задумчиво оглядел замолчавших и сникших людей и спросил так спокойно, словно только что ничего серьезного не произошло:

– Кто-нибудь еще намерен поднять руку на эту девчонку?

Сначала его встретили лишь молчание и множество напряженных и испуганных взглядов... но затем раздался смех Линжа и хлопки его ладоней. Уджа выжидающе посмотрел на него. Отсмеявшись, напарник спросил с насмешкой:

– Что, неужто у нашего острющего меча появились какие-то чувства? – однако никто кругом не встретил слова мужчины ни смешком, ни даже улыбкой. Все продолжали молчать.

Уджа, помедлив, посмотрел на меня, однако его взгляд был настолько пустым, что мне сделалось еще страшнее. Словно сама бездонная пропасть глядела на меня в тот момент. Подойдя, он протянул мне окровавленную руку, но я, сидевшая на холодной и припорошенной снегом земле, испуганно отшатнулась. Однако на лице Уджа не отразился ни гнев, ни разочарование... ничего. Он просто выпрямился и сказал преспокойно:

– Отныне эта девчонка служит мне. Любого, кто тронет ее, будет ждать подобная участь, – и он кивнул в сторону бездыханного тела моего отца, смотревшего в белое зимнее небо мертвенно-пустым взглядом.

***

Став прислужницей Уджа, я перебралась в их с Линжем выделенные на двоих покои в крепости – достаточно большую комнату, в которой запросто разместились мы втроем. Конечно, намного теплее там не было, хотя каменные стены старого строения хотя бы защищали от ветра, а стоявшая в помещении жаровня дарила заветное тепло. В мои обязанности не входило ничего особенного: уборка, выполнение приказаний в духе «Подай-принеси», иногда готовка, а также выслушивание тех забавных, но странных историй, которые мне из раза в раз рассказывал Линж после того, как хорошенько выпьет.

Мужчины встретились за несколько лет до войны, когда мой господин странствовал по землям королевств Ближнего Востока. Каждый раз обстоятельства и место встречи менялись так внезапно, как того желала неуемная фантазия Линжа: то это была полумифическая небольшая страна меж Ближним и Дальним Востоком, где правят исключительно женщины, а мужчин держат в небольшом количестве для продолжения рода, то какая-то обычная рыбацкая деревушка, где один забавы ради и от скуки решил скрестить с другим мечи посреди бела дня... ох, их было такое количество, что всех и не упомнить. И ведь неизвестно, какая истинная. Линж – мастер запутать собеседника, оплести его таким количеством выдумок, что начинает казаться, будто мужчина сам верит в их реальность.

Ранее люди деревни относились ко мне равнодушно: может, виной тому послужил отшельнический образ жизни отца, мало с кем в селении общавшийся и нам с матерью запрещавший это делать по неясной причине. Солдаты крепости ранее тоже особо на меня внимание обращали. Однако после того, как стала прислуживать Уджа, я начала подмечать, что односельчане принялись глядеть на меня кто с любопытством, кто с завистью, кто с непонятным неудовольствием... иными словами, лишь единицы из них оставались равнодушными. По-прежнему мало кто заговаривал, но взгляды их стали чаще обращаться на меня. Некоторые даже называли за глаза подстилкой Уджа и Линжа, что не было правдой: они и пальцем не тронули меня. Ни тогда, ни потом... но, пожалуй, тебе интереснее узнать, что же затем произошло в крепости.

Месяц или около того после начала моей службы у господина, Юдж окончательно сошел с ума: видел предателя и золотокрада в каждом, подчас проводил публичные казни да запирался на пару-тройку дней подряд в комнате крепости, где хранились добытые из горы сокровища. Однажды вечером, когда я и двое воинов, сидели в своей комнате, имела неосторожность спросить, каким же образом им удалось раздобыть такие богатства. Линж, обыкновенно веселый и саркастичный, вдруг помрачнел и закурил трубку, и вместо него мне вдруг ответил Уджа, часто большую часть времени сохранявший молчание.

Их переправили сюда после битвы близ реки Ба-Син, и по пути Юдж, заинтригованный рассказами местных о затерянном горном королевстве с огромными залежами золота, решил воспользоваться возможностью и быстро разыскал с подчиненными вход туда – он и правда располагался там, где и говорили легенды: в долине, некогда цветущей пышно, но отныне напоминавшей одну из степей Дальнего Востока. Не обитало там ни птицы, ни зверя, а кругом царила такая тишь, словно сама природа боялась пробудить спавшего в горном королевстве Великого дракона земли. Конечно, Юдж тоже слышал о чудовище, притаившемся, согласно легендам, внутри горы и погрузившемся в долгий сон в окружении сокровищ, однако данное его несильно испугало, и он послал особо опытных воинов (в том числе Уджа и Линжа) на поиски золота и драгоценного камня, добавив, однако, с легким опасением: «Только если тварь там, действительно, какая есть, не разбудите ее».

Пройдя сквозь огромные главные ворота, с правой и с левой стороны от которых стояли две массивные статуи воинов с мечами, взору отряда открылись большие залы с высокими потолками, стены которых украшены такими богатствами, что хоть бросайся на них и отдирай драгоценные каменья. Пускай помещения и их убранство покрылось паутиной, их великолепие несильно помрачнело, представляя глазам необычайное зрелище: несмотря на то, что королевство точно числилось в легендах и плохо сохранившихся хрониках как восточное, но отделано все было так, словно воины Юджа попали на старый Запад. Утварь, оружие, доспехи, витражи, мозаика, геральдика немногих уцелевших флагов... от всего исходило ощущение иностранщины. «Как будто мы попали в другой мир», – сказал мне Уджа. Однако чем дальше продвигались воины, тем более чудным представало внутренне убранство: вскоре они стали наталкиваться на заваленные помещения, словно здесь приключилось какое-то землетрясение, а также комнаты, опутанные странными растениями, похожими на лианы лесов далекого юга. Заплутав, они случайно вышли на запасной дальний выход из горы, и там перед ними предстало ужасающее зрелище: мумии огромного числа женщин, детей и стариков, должно быть, пытавшихся спастись от чего-то, но не в силах покинуть это место – выход тот был сильно завален. Что интересно, помимо них воины не обнаружили никаких других тел: словно все остальные – мужчины, воины, жители, которые не отправились с этой группой людей к запасному выходу, – исчезли без следа.

Побродив еще и увидав небывалых размеров кузницу, построенную по западному образцу, где было налажено превосходное производство золотых и оружейных изделий, отряд, наконец, смог отыскать сокровищницу. Она, воистину, была полна золотых монет и драгоценностей, а еще так огромна, как, пожалуй, весь наш бордель, включая купальню и гостиничные комнаты, если не больше... если не намного, намного больше. Однако посреди всей этой кучи и правда спал дракон – огромный и длиннющий, а еще бурый, как сама скала, припорошенная землей, с чешуей такой прочной, что ни одному мечу его не пробить, а когтями на лапах острющими-острющими... Естественно, увиденное повергло отряд в шок, ибо ранее драконы считались не более чем вымыслом: таким же, как Ясу Победоносец и Великий пожар. Укрывшись от спавшего дракона, отряд принялся думать, что им делать, ибо возвращаться без золота было себе дороже, а насчет того, следовало ли лгать командиру, что, мол, ничего особенного не нашли, мнения разделились. В конечном счете Уджа предложил получше исследовать близлежащие помещения, чтобы разыграть способы либо бесшумно собрать часть добычи, либо что-нибудь, что поможет эффективно побороться с чудовищем, если оно пробудится. Мысль о возможности последнего наводила ужас на всех кроме рыжеволосого: он же оставался обыкновенно спокойным и сосредоточенным. Решив поступать так, как рассудил Уджа, отряд разделился. Необходимо было действовать быстро и как можно тише. Именно тогда Уджа с Линжем натолкнулись на комнату, запертую словно каким-то магическим способом. Мужчины гадали, как ее отпереть, однако затем рыжеволосый просто коснулся двери, и она вдруг отворилась сама, пропустив их в пыльное небольшое помещение, похожее на чьи-то покои... да только весьма запущенного вида. Там, на покрытом паутиной крупном стуле с подлокотниками, сидел бледный, словно мертвый, молодой человек в одном лишь потускневшем темно-красном халате. Волосы его были длины и белы, как снег, а взгляд синих глаз затуманен, веки полуопущены, а голова склонена. Сидел он расслабленно, развалившись на стуле. Уджа и Линж не поверили своим глазам, но стоило им только сделать шаг навстречу, как незнакомец медленно и слабо поднял голову и посмотрел на них. Взгляд его был таким измученным и грустным, что даже моему господину сделалось не по себе. В правой руке мужчина отчаянно сжимал какой-то лист бумаги. Приблизившись, Уджа спросил его:

– Как ты здесь оказался?

Молодой человек, судорожно выдохнув, протянул ему руку и раскрыл ее, показав свежий лист бумаги, на котором был изображен Великий дракон земли и с левого боку написана какая-то сутра.