Текст книги "Судьба начертанная кровью (ЛП)"
Автор книги: Даниэль Л. Дженсен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
– Вылезай из воды. Твой брат вернулся с новостями.
Глава 13
Мое любопытство росло с каждой секундой, пока мы, промокшие до нитки, возвращались в большой зал. Ни Снорри, ни Бьорн ничего не говорили, их челюсти были сжаты, а выражение лиц нечитаемо, и это заставило меня задуматься об отношениях Бьорна с его младшим сводным братом.
Я получила ответ, как только мы вошли в зал. Мальчик, которому не хватало нескольких лет, чтобы достичь зрелости, промчался по залу и столкнулся с Бьорном, явно радуясь встрече со старшим братом, пока они хлопали друг друга по спине. Илва стояла у огня, скрестив руки и сжав рот в тонкую линию, наблюдая за происходящим.
– Это правда, что ты убил кучу воинов Гнута? – требовательно спросил Лейф. ― А потом поджег его корабли?
Бьорн покачал головой.
– Я лишь обеспечил огонь. Их подожгла Фрейя.
Услышав мое имя, Лейф отвернулся от брата и оглядел меня с ног до головы. Я ответила той же любезностью. Он был лишь немного выше меня и довольно худощав, его волосы были светло-золотистыми, а глаза скорее голубыми, чем зелеными. У них были одинаковые высокие скулы и квадратная челюсть, хотя Лейфу предстояло подождать еще несколько лет, прежде чем он сможет отрастить бороду. Я подозревала, что с возрастом он превратится в привлекательного мужчину, хотя ему и не хватало почти неземной красоты Бьорна. Это заставило меня задуматься, как выглядела мать Бьорна, ведь, должно быть, именно она подарила ему смуглый цвет кожи.
– Значит, ты и есть дева щита? ― спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: ― Полагаю, я должен поздравить тебя с браком с моим отцом.
В его тоне не было абсолютно никакой радости, что, пожалуй, было справедливо, учитывая, что Илва была его матерью, но я слегка кивнула.
– Спасибо.
Он нахмурился, а затем отвернулся от меня к своему брату.
– Мы поймали шпиона.
Бьорн переступил с ноги на ногу, прищурив глаза.
– Какого шпиона?
Пожилой воин, мужчина со смуглой кожей и темными волосами с серебряным отливом, закрученными в узел за головой, шагнул вперед.
– Мы не знаем. Никто ее не узнает, и она отказывается говорить.
– Ты должен был поджечь ее ноги, Рагнар. ― Илва положила руку на плечо Лейфа. ― Тогда она спела бы для тебя.
Воин подергал себя за бороду, которая была достаточно длинной, чтобы серебряные кольца на ней касались его кольчуги на груди.
– Я подумал, что лучше привести ее к ярлу, госпожа.
– Возможно, она не шпионка, ― вмешался Бьорн. ― Возможно, она не говорит на нашем языке.
Рагнар фыркнул.
– Она понимает достаточно хорошо. И она пыталась сбежать. Дважды.
– Достаточно убедительное доказательство для тебя, Бьорн? ― Голос Илвы был слащавым, и Лейф бросил на нее косой взгляд.
– Это был справедливый вопрос, мама.
Она фыркнула.
– Ему просто не нравится мое предложение пытать женщину.
– В то время как ты, похоже, наслаждаешься этой мыслью, ― проворчал Бьорн.
Лейф вскинул худые руки, на его лице было заметно раздражение.
– Вы двое вечно деретесь, как загнанные в угол кошки. Отец, как ты терпишь их постоянные склоки, я не понимаю. Ты должен положить этому конец ради всех нас.
– Для этого нужно заткнуть им обоим рот кляпами. Или вырезать языки. ― Снорри махнул на них рукой. ― Вы оба, помолчите, хотя бы раз. Рагнар, приведи пленницу, и мы посмотрим, что она скажет в свое оправдание.
Я нашла все происходящее захватывающим. Лейф и Снорри, очевидно, были хорошо осведомлены о конфликте между Бьорном и Илвой, хотя Лейф, казалось, был больше обеспокоен этим, что наводило на мысль, что он чаще выступал в роли миротворца. Как я впишусь в эту смесь личностей? Мое присутствие улучшит ситуацию? Или станет еще хуже?
Хуже, подумала я, не упуская из виду, что Лейф бросил на меня косой взгляд, когда Рагнар покинул большой зал. Старый воин вернулся через несколько минут с женщиной, лицо которой было скрыто мешком, а запястья связаны. На ней было невзрачное коричневое платье, спереди испачканное кровью, а подол весь в грязи. Светло-каштановые волосы с седыми прядями свисали на спине.
Снорри поднял руку и стянул мешок с ее головы, открыв перед нами пожилую женщину с бесцветными глазами. Она моргнула, глядя на меня.
А потом ее голова слетела с шеи.
В нос ударил запах жженых волос и плоти, когда ее тело рухнуло на землю, а из почти прижженного обрубка потекла кровь.
Я отшатнулась назад, когда Илва вскрикнула и прикрыла глаза Лейфа одной рукой, но он с раздражением оттолкнул ее, переводя взгляд с трупа на своего брата.
– Объяснись, ― прорычал Снорри Бьорну, который уже опустил свой топор, скрестив руки и застыв на месте.
– Ее зовут Ранхильда. Она присягнула Харальду, и, ― он потянулся вниз, чтобы разорвать заднюю часть ее платья, открыв алую татуировку глаза, ― она дитя Хёнира14.
Я прижала руку ко рту, уставившись на голову, покоящуюся у моих ног. Дети Хёнира умели говорить с теми, кто носил их знаки, и показывать им видения. И Ранхильда видела меня.
– Разве ты не проверил ее метки?
Снорри потребовал от Лейфа, щеки которого раскраснелись, когда он ответил:
– Я не собирался прикасаться к старухе.
– Твоя мораль противоречит здравому смыслу! ― Снорри поднял руку, чтобы ударить младшего сына, но вместо этого сплюнул на пол.
– Если повезет, я убил ее до того, как она смогла послать ему видения, ― сказал Бьорн. ― Иначе твой самый опасный враг уже знает, что твоя дева щита найдена.
– То, что она видела, ничего не значит! ― огрызнулась Илва. ― Харальд и так скоро узнал бы о Фрейе, но ради того, чтобы держать его в неведении еще неделю или две, ты лишил нас возможности узнать о нем хоть что-то. Мы могли бы заставить Ранхильду говорить!
– Вряд ли, учитывая, что у нее нет языка, а Харальд ― единственный, кто связан с ней.
Я тяжело сглотнула.
– Что это значит?
Его зеленые глаза встретились с моими.
– Он постоянно носит ее высушенный язык на шнурке у себя на шее. Он ― единственный человек, с которым она могла говорить.
Мне стоило большого труда удержаться от рвоты.
– Он вырезал его?
Бьорн покачал головой.
– Это сделал ее бывший хозяин. Харальд снял язык с его шеи, когда убил его. ― Его взгляд переместился на Илву. ― Харальд узнает о ней, да. Но любая отсрочка дает нам время подготовиться. Время заключить союзы, чтобы мы могли защититься от его нападения, которое обязательно произойдет. Он не хочет видеть Горные земли объединенными под твоей властью, особенно если учесть, что ты планируешь принести войну в Северные земли.
– Двадцать лет я ждал Фрейю. ― Снорри потер висок. ― И теперь, когда наконец нашел ее, время торопит меня, и я могу просто погибнуть, если сделаю хоть один неверный шаг.
Я изо всех сил старалась не фыркнуть от отвращения. Он мог готовиться к этому моменту всю свою жизнь, в то время как я всего несколько дней назад узнала о том, что могущественные правители двух стран сойдутся в схватке, когда мое имя станет известно. У Снорри не было оправданий тому, что он не готов.
Убрав руку от виска, Снорри посмотрел на Бьорна.
– Когда он сможет напасть?
Бьорн прочистил горло.
– Через несколько недель.
– С теми потерями, что мы понесли против Гнута, у нас не будет ни единого шанса противостоять Харальду, ― сказал Рагнар, а Лейф пробурчал:
– Ты уверен, что эта женщина того стоит, отец? Может, лучше убить ее? Кажется, она скорее прикончит всех нас, чем приведет тебя к власти.
Рядом со мной вспыхнул топор Бьорна, но тут же исчез, и Лейф нахмурился.
– Я просто задал вопрос отцу, ибо как ярл он должен принять решение.
– Никакого решения принимать не нужно, ― возразила Илва. ― Фрейя сделает твоего отца конунгом Горных земель, если только мы будем верны своей цели, и ты, как его сын, получишь от этого наибольшую выгоду.
Лейф закатил глаза.
– Бьорн выиграет больше всех, мама. Но я буду горд сражаться на его стороне, станет он ярлом или конунгом, разницы нет. Я спрашиваю, сколько потеряет наша семья, если мы оставим эту женщину в живых? Сколько потеряет Халсар? Что касается меня, то я скажу, что оно того не стоит.
Хотя мальчик предлагал убить меня, я была согласна с доводами Лейфа, ибо он, похоже, ценил жизнь выше власти, репутации и амбиций. Мудрый не по годам и явно достаточно взрослый, чтобы понять, что должно быть важно для ярла.
– Боги покарают нас за то, что мы проигнорируем дар, который они послали, ― ответил Снорри. ― Даже если бы они этого не сделали, если бы мы убили Фрейю, это было бы воспринято нашими врагами как слабость. Они поймут, что я из трусости и страха отказываюсь от возможности стать великим, и все наши враги нападут на нас. Мы будем придерживаться нашего плана.
Лейф нахмурился, но, когда Илва одобрительно кивнула, Бьорн спросил:
– Что за план? Как ты планируешь заключить необходимые союзы за то короткое время, которое у нас осталось до начала набегов?
Правильный вопрос.
– Я соберу всех ярлов Горных земель и попытаюсь убедить их, что, объединившись, мы будем иметь больше шансов. ― Снорри улыбнулся. ― Это еще одно доказательство того, что боги благоволят нам, ведь ярлы уже в дороге, чтобы собраться в одном месте. Готовьте свои вещи, ибо мы едем, чтобы воздать почести богам в Фьяллтиндре.
Глава 14
Фьяллтиндр был священным храмом на самой вершине горы, известной как Хаммар. Каждые девять лет здесь проходило собрание, на которое съезжались люди из ближних и дальних стран, чтобы отдать дань богам и принести свои жертвы. Я никогда не была там раньше ― мои родители всегда утверждали, что это не место для детей, и это был первый раз с тех пор, как я достигла совершеннолетия.
В большом зале царила суматоха, две дюжины лошадей и множество вьючных животных уже были оседланы и запряжены, когда я появилась в сухой одежде и теплом плаще. Илва руководила процессом ― правительница Халсара была одета уже не в дорогое платье, а в одежду воина, включая мужскую рубашку, на поясе висел длинный сакс. Я не сомневалась, что она умеет им пользоваться.
Особенно когда ее противник стоял к ней спиной.
– Ты будешь командовать воинами, которых я оставлю защищать Халсар, ― сказал Снорри Лейфу. ― В мое отсутствие ты будешь ярлом. Разошли по моим территориям весть, призывая тех, кто умеет сражаться, и прикажи им, чтобы они готовились.
– Готовились к нападению? ― Лейф скрестил руки на груди, выражая несогласие. ― Они будут недовольны, отец.
– Напомни им, что боги к нам благосклонны, ― ответил Снорри, садясь на коня. ― Если же им это безразлично, напомни им, что те, кто сражается за меня, будут вознаграждены. ― Отвернувшись от сына, он сказал мне: ― Мы потеряли лошадей во время пожара, поэтому у нас их мало. Ты поедешь с Бьорном.
Я не успела ничего ответить на это, как Снорри потянулся вниз, чтобы поднять Илву, которая удобно устроилась позади него. Стейнунн тоже села на коня, но с молодой рабыней, и скальд следила за каждым моим движением, хотя на ее лице не отражалось никаких эмоций. Вздохнув, я подошла к крупному чалому мерину Бьорна, заметив, что на нем тоже надета кольчуга.
– Что случилось с тем, что ты обычно идешь в бой без рубашки? ― Я ворчала, мои ноющие руки запротестовали, когда он потянул и усадил меня позади себя, зная, что через несколько часов будет страдать и моя задница. Да и конь, скорее всего, не впечатлится.
– Ты едешь позади меня, Рожденная в огне, ― сказал он, трогая коня с места. ― И я почти гарантированно скажу что-нибудь, что разозлит тебя в пути. Это долгая поездка, а я не умею молчать.
– Ну, это, конечно, правда. ― Мне едва удалось сдержать крик, когда он пустил коня галопом, отчего я едва не свалилась. Я держалась за талию Бьорна, пока мы следом за Снорри покидали Халсар, но, когда мы выехали из города, мое внимание привлекла фигура в капюшоне на скалистом выступе.
Это была та самая фигура, которую я видела во время похорон жертв набега ― дым и пепел уносило ветром, несмотря на то что воздух был неподвижен.
– Бьорн! ― Я указала на него. ― Ты видишь этого человека?
Он повернул голову, и сквозь кольчугу и все подкладки, которые он носил под ней, я почувствовала, как он напрягся.
– Где? Я никого не вижу.
По спине пробежал холодок страха ― если Бьорн не видит его, то я либо схожу с ума, либо это призрак, явившийся только мне.
– Останови коня.
Бьорн остановился, остальные последовали его примеру, хотя Снорри спросил:
– Почему ты остановился?
Я снова указала на призрака, который так и остался стоять с опущенной головой, а вокруг него кружились зола и пепел.
– Кто-нибудь из вас видит эту фигуру в капюшоне? Угли? Дым?
Все в замешательстве смотрели туда, куда я указывала, и качали головами. Ничего. А вот лошади, похоже, заметили его ― все они фыркали и били копытами, прижав уши.
– Призрак, ― вздохнул Снорри. ― Возможно, даже один из богов, сошедший на землю смертных. Поговори с ним, Фрейя.
Мои ладони стали липкими, потому что это было последнее, что я хотела сделать.
– Попробуй приблизиться к нему.
Бьорн направил своего коня к выступу, пока тот не уперся копытами, отказываясь двигаться дальше.
– Что тебе нужно? ― крикнула я призраку.
– Как вежливо, Рожденная в огне, ― пробормотал Бьорн, но я не обратила на него внимания, наблюдая за тем, как голова призрака поворачивается ко мне, но его лицо по-прежнему было скрыто капюшоном. Затем он поднял руку и заговорил, голос был грубым и наполненным болью.
– Она, с неизвестной судьбой, она, дитя Хлин, она, рожденная в огне, должна принести жертву богам на горе в первую ночь полнолуния, иначе ее нить оборвется, и будущее, которое было предсказано, окажется не сотканным.
Слова оседали в голове, и понимание того, что они значат, вызвало у меня приступ тошноты.
– Он ответил? ― спросил Бьорн, и я напряженно кивнула.
– Да. ― Я спросила громче: ― Почему? Почему я должна это сделать?
– Она должна заслужить свою судьбу, ― ответил призрак, а затем рассыпался на угли и дым.
Конь заржал, и я выругалась, ухватившись за талию Бьорна, чтобы не упасть, пока он осаживал животное.
– Что ответил призрак? ― спросил Снорри, объезжая нас кругами на своей фыркающей лошади. ― Он назвал себя?
– Он сказал, что я должна заслужить свою судьбу, ― ответила я, выпрямляясь позади Бьорна. ― Я должна принести жертву богам на горе в первую ночь полнолуния, иначе моя нить оборвется.
– Испытание! ― Глаза Снорри засияли. ― Наверняка призрак был одним из богов, а они любят такие вещи.
Испытание, которое, если я не справлюсь, приведет меня к смерти. Не стоит и говорить, что я не разделяла энтузиазма Снорри.
– Боги не даруют величие просто так, ― сказал он. ― Ты должна доказать им, что ты достойна.
Меня не покидало ощущение, что когда-то я мечтала о величии, а теперь, когда оно маячило передо мной, мне казалось, что это последнее, чего я хочу.
Кроме того, моя судьба не была предопределена. Как мог призрак, боги или кто-либо еще предсказать, что ждет меня в будущем? Как они могли знать наверняка, что если я не отправлюсь в Фьяллтиндр, то умру? Возможно, я могла бы изменить свою судьбу и избежать этого. Может быть, я смогу дождаться момента, когда все отвернутся, и убежать. Я могла бы найти свою семью, и мы вместе бежали бы от угроз Снорри. Я могла бы сплести себе новую судьбу. Из-за этих мыслей, проносящихся в моей голове, я вдруг пожалела, что не приняла предложение Бьорна помочь мне бежать.
Словно услышав мои мысли, Снорри добавил:
– Если ты разрушишь судьбу, предначертанную мне, Фрейя, тебе лучше умереть. Ибо мой гнев будет пылать, как лесной пожар, и обратится на всех, кого ты любишь.
Ненависть вскипела в моей груди, потому что боги не были той угрозой, которой я боялась. Это был стоящий передо мной ублюдок.
– Мы потеряли достаточно времени! Мы едем в Фьяллтиндр, ― приказал он, пришпоривая лошадь и пуская ее в галоп.
Вместо того чтобы следовать за ним, Бьорн повернулся в седле, обхватил меня одной рукой за талию и усадил перед собой. Пока я с трудом пыталась усесться, он сказал:
– Не думаю, что призрак угрожал тебе, Фрейя. Скорее, он предупреждал тебя о том, что на этом пути будут те, кто попытается тебя убить.
– Как будто я сама этого не поняла.
– Вершина горы ― священная земля. ― Рука Бьорна прижалась к моим ребрам, чтобы удержать меня на месте. ― Оружие запрещено, потому что все смерти должны быть принесены в жертву богам, и это обеспечивает определенный уровень безопасности в пределах границ Фьяллтиндра.
Меня это не слишком утешило.
– Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться туда?
– Завтра мы достигнем деревни у подножия горы, где оставим лошадей, ― сказал он. ― Потом еще полдня подъема.
Ночь под открытым небом. Я тяжело сглотнула.
– Думаю, нам следует ехать быстрее.
***
К тому времени, когда опустились сумерки, лошади уже изрядно устали, а мое тело болело от многочасового подпрыгивания между бедер Бьорна. Судя по его стонам, когда он медленно сползал с коня, падал на спину в грязь и кричал в небо, что потерял способность зачинать детей, у него дела обстояли не лучше.
И все же впервые с тех пор, как мы покинули Халсар, кто-то засмеялся, и я была рада даже временному ослаблению напряжения, пусть даже смеялись надо мной. Воины толкались и пихали друг друга локтями, ухаживая за лошадьми, а рабы, которых взял с собой Снорри, занялись приготовлением ужина, пока их хозяйка сидела на скале, явно не собираясь ничего делать.
Я заколебалась, не зная, чем заняться, а потом пошла к рабам. Я не знала, как устроить оборону лагеря, но могла развести костер и освежевать дичь.
Осторожно сложив кучу хвороста, я запихнула под него мох. Моя покрытая шрамами рука болезненно затекла, вероятно, из-за тренировок с Бьорном, и я с трудом удерживала нож, чтобы чиркнуть им по кремню.
– Есть более простой способ. ― Бьорн присел на корточки рядом со мной, в его руке появился топор. Алое пламя замерцало и заплясало, когда он сунул его в мою тщательно уложенную кучу дров, опрокинув все, а затем исчез во тьме.
Я посмотрела на оружие ― это была первая возможность рассмотреть топор вблизи. От него исходило сильное тепло, хотя пот, появившийся на лбу, выступил скорее от нервов, чем от температуры, поскольку я вспомнила, что почувствовала, когда топор обжег мне руку. За мгновение до того, как я взяла его, пламя охватило мою ладонь, словно намереваясь поглотить меня. Словно сам Тир хотел наказать меня за то, что я взяла в руки оружие, которое никогда мне не предназначалось.
Однако любопытство оказалось сильнее страха, и я наклонилась ближе, щурясь от сияния. Под мерцанием огня сам топор казался сделанным из полупрозрачного стекла с узорами, выгравированными на лезвии и рукояти.
Осознав, что рабы наблюдают за мной, я набросала на топор хворост. Древесина быстро воспламенилась, оранжево-золотистые и голубые оттенки естественного пламени смешались с кроваво-красным божественным огнем, когда я добавила более крупные поленья.
– Ты опишешь мне внешность призрака? ― Стейнунн опустилась на колени рядом со мной, ее плащ скользнул в опасной близости от топора Бьорна. Я потянулась, чтобы отодвинуть ткань, и одновременно сказала:
– Он был в плаще с капюшоном. Из него вырывались зола и дым, как будто он горел под плащом.
– Что ты почувствовала, увидев его? О чем ты подумала?
Моя челюсть сжалась, назойливость ее вопросов снова вывела меня из себя. Словно почувствовав мое раздражение, скальд быстро сказала:
– Так работает моя магия, Фрейя. Я записываю истории нашего народа в виде баллад, но, чтобы они были проникновенными и эмоциональными, они должны быть рассказаны с точки зрения тех, о ком идет речь, а не моих собственных наблюдений. Я хочу лишь воздать должное твоей растущей славе.
– Странно делиться с кем-то, кого я едва знаю.
В глазах скальда мелькнула редкая эмоция, затем она отвела взгляд.
– Я не привыкла говорить о себе. Большинство желает, чтобы я рассказывала об их подвигах, поэтому разговор идет о них, а не обо мне.
Мое раздражение сменилось сочувствием, и впервые с момента нашей встречи я по-настоящему сосредоточилась на скальде, размышляя о цене ее дара. Каково это, когда каждый, с кем ты разговариваешь, заботится только о том, чтобы рассказать тебе свою историю ради возможности прославить себя в балладе, и совсем не интересуется женщиной, которая их сочиняет. Стейнунн использовали как инструмент, так же, как и меня.
– Я бы хотела узнать о тебе больше.
Стейнунн напряглась, затем вытерла ладони о юбку.
– Рассказывать особо нечего. Я родилась в маленькой рыбацкой деревушке на побережье. Когда мне исполнилось четырнадцать, наш ярл взял меня в услужение, но это было недолго, потому что вскоре другой ярл узнал о моем даре и заплатил ему золотом, чтобы забрать меня. Так продолжалось много лет, ярлы покупали мою службу друг у друга.
Как рабыню.
– Ты не могла распоряжаться своей жизнью?
Стейнунн пожала плечами.
– По большей части мне хорошо платили и заботились обо мне, а в последние годы моя… свобода возросла. При последних словах она стиснула зубы, но затем улыбнулась мне, и чувство неловкости исчезло так же быстро, как и появилось.
Я открыла было рот, чтобы спросить, есть ли у нее семья или хочет ли она ее иметь, но тут же закрыла его. Если у нее и была семья, то не в Халсаре, и она могла расстроиться из-за того, что я подняла эту тему.
– Так ты хочешь узнать, что я чувствовала? Так работает твоя магия?
Стейнунн кивнула.
Не сводя глаз с топора Бьорна, я прикусила внутреннюю сторону щеки. Признание в том, что мне было страшно, противоречило той истории, которую Снорри хотел обо мне рассказать, но если я скажу обратное, женщина наверняка поймет, что это ложь.
– Возможно, будет проще, если я покажу тебе, ― сказала скальд и, приоткрыв полные губы, начала петь. Тихо, так, чтобы слышала только я, ее прекрасный голос наполнил мои уши, повествуя о набеге на Халсар. Но не слова вырвали испуганный вздох из моих уст, а видения тьмы и пламени, представшие перед моими глазами, заслонившие окружающий мир, и страх, словно тиски, сжавший мою грудь.
– Оставь свои кошачьи вопли для тех, кто не пережил этой битвы, Стейнунн.
Голос Бьорна прервал песню, и скальд замолчала, а видение тут же исчезло.
– Я выполняю приказ твоего отца, ― огрызнулась она, и это был первый признак гнева, который я когда-либо видела у нее. ― Это Снорри желает, чтобы слава Фрейи росла.
– Мне было страшно, ― проговорила я, не желая оказаться в центре противостояния этих двоих, которые явно не были друзьями. ― Но я также хотела получить ответы.
Я затаила дыхание, молясь, чтобы этого было достаточно.
– Спасибо, Фрейя. ― Стейнунн поднялась на ноги и, не сказав Бьорну ни слова, прошла мимо него.
– Ты не должен быть таким грубым, ― сказала я, когда он опустился на колени у костра. ― У нее не больше выбора в том, что она делает, чем у меня.
Бьорн хмыкнул, но я сомневалась, было ли это согласием или отрицанием.
– Однажды я поделился с ней своими мыслями, не понимая, на что способна ее магия. Спустя несколько дней она запела для всего Халсара, и я понял, что ее сила позволяет всем, кто слышит ее песню… стать мной в тот момент. Увидеть то, что видел я. Почувствовать то, что чувствовал я. Осудить меня за то, чем я никогда бы не поделился с ними, если бы у меня был выбор. Это было… унизительно.
Мне показалось странным, что такой человек, как он, возмущается тем, что приносит ему известность. Он участвовал в набегах, а для таких воинов, как Бьорн, ничто не имело большего значения, чем боевая слава. Вот только я сама совсем недавно мечтала прославиться в бою, но первые стихи о набеге на Халсар вызвали у меня не гордость и восторг, а страх. Возможно, как это ни невероятно, Бьорн чувствовал то же самое. Но все же…
– Это не значит, что ты должен быть груб с ней.
– Возможно, ты пересмотришь свою позицию после того, как она еще несколько месяцев будет копаться в каждой детали твоих действий, ― ответил он. ― Это единственный способ заставить ее оставить меня в покое.
Пожевав внутреннюю сторону щеки, я решила не спорить, и сменила тему. Показав на его топор, я спросила:
– Это обязательно должен быть топор? Или ты можешь сделать любое оружие?
Бьорн хмыкнул на смену темы, но ответил:
– Это всегда был топор. Для тех, в ком течет кровь Тира, ― еще может быть меч или нож.
– И он выглядит одинаково каждый раз, когда ты его вызываешь?
Топор резко исчез, словно Бьорну не нравилось, что я его разглядываю, так же, как и вторжение Стейнунн в его мысли.
– Более или менее. – Обойдя вокруг костра, он сел рядом со мной, скрестив ноги. ― А щит Хлин всегда один и тот же?
Я нахмурилась, обдумывая вопрос.
– Он принимает форму щита, который я держу в руках.
– А это обязательно должен быть настоящий щит? Или твоя магия может превратить в щит что угодно? ― Он протянул руку и поднял котелок, размахивая им. ― Такая магия не позволит никому перечить тебе на кухне. Кстати, ты хорошо готовишь?
– Не будьте ослом ― конечно, я хорошо готовлю. ― Вырвав котелок из его рук, я перевернула его в руке, а затем подняла. ― Хлин, защити меня.
Сила разлилась по моим венам, ее тепло разогнало холод в воздухе. Она струилась из моей руки, покрывая котелок, и ее сияние освещало темноту лучше, чем огонь. Смутно я осознавала, что все остановились, чтобы посмотреть на меня, но все мое внимание было приковано к Бьорну, который задумчиво разглядывал котелок.
Вытащив из-за пояса нож, он ткнул острием в мой котелок. Оружие отскочило с такой силой, что вылетело из его руки и упало в грязь, но вместо того, чтобы подобрать нож, он жестом велел мне подняться. Нервы затрепетали, но я подчинилась, и нервы мои сменились страхом, когда в его руке появился топор.
– Бьорн… ― сказал Снорри, шагнув вперед. ― Я не думаю, что это…
– Ты веришь, что я не промахнусь? ― Бьорн обратился ко мне, как будто его отец ничего не говорил.
Я сглотнула.
– Бьорн, у меня в руках котелок.
– Ты владеешь силой Хлин, ― поправил он. ― Так что, возможно, лучше спросить, доверяешь ли ты богине? Или доверяешь ли ты себе?
Доверяю ли я? Магия Хлин уже однажды противостояла магии Тира, но Бьорн оказался неподготовленным. Что, если на этот раз его топор пронзит мою магию?
Воспоминания о боли, которую я испытала, когда топор обжег меня, заполнили мою голову и стали настолько реальными, что я посмотрела на свою руку, чтобы убедиться, что она не пылает. Мое дыхание участилось, пульс застучал в ушах, а рука, державшая котелок, задрожала.
– Бьорн, ― прорычал Снорри, ― если ты причинишь ей вред, я вырежу твое проклятое богами сердце!
Бьорн даже не моргнул, лишь тихо спросил:
– Ну что, Фрейя?
Ужас и тошнота скрутили мои внутренности, каждый инстинкт подсказывал мне отступить. Сказать, что я не могу этого сделать. Что мне нужен подходящий щит и время, чтобы проверить, насколько сильна магия. Но непокорная, хотя и потенциально идиотская, часть моего сердца заставила меня произнести два слова, прорвавшихся через сдавленное горло и пересохший язык.
– Сделай это.
Бьорн метнул топор.
Я стиснула зубы, борясь с инстинктивным желанием уклониться, но вместо этого крепко сжала котелок, и крик заполнил мои уши. Алое пламя устремилось в мою сторону, и крик, который, как я потом поняла, был моим собственным, был заглушен оглушительным взрывом, сотрясшим воздух подобно грому.
Топор срикошетил от моего котелка, пробил ветви деревьев и взлетел в небо, а затем погас.
Илва громко закричала, но Бьорн только рассмеялся, его глаза загорелись, когда он протянул руку, чтобы дотронуться до светящегося котелка.
– Осторожно! ― Я напряглась, опасаясь, что магия раздробит его руку. Но он с абсолютным бесстрашием прижал ладонь.
Вместо того чтобы отразить его прикосновение, моя магия позволила руке Бьорна погрузиться в нее, как в воду. В тот момент, когда он дотронулся до горшка, я почувствовала легкое давление, тогда как при ударе его топора я не ощутила ничего. Ощущение прошло вверх по руке и проникло в самое сердце, словно он коснулся не магии и металла, а моей голой кожи, и я задрожала.
– Ты получаешь то, что отдаешь, ― пробормотал он, затем поднял глаза от магии и встретился с моими. ― Или, возможно, точнее, ты отдаешь то, что получаешь.
Весь остальной мир исчез, пока я обдумывала его слова, и мне казалось, что он ― первый человек, который когда-либо понимал меня.
Вот только… это было не совсем так.
Моя семья понимала меня. Мои друзья понимали меня. Но во мне были части, которые они хотели изменить, в то время как Бьорн принимал меня такой, какая я есть. Казалось, он даже поощряет те стороны моего характера, которые все остальные в моей жизни пытались подавить. По мне пробежала дрожь, мощная смесь эмоций наполнила мою грудь так, что стало трудно дышать.
Затем Снорри заговорил, разрушив момент.
– Ее магия сильнее твоей? Дева щита сильнее тебя?
Моя челюсть сжалась от того, что он использовал название моей магии, а не имя ― напоминание о том, что для Снорри я была инструментом, а не человеком.
Если самолюбие Бьорна и было уязвлено этим замечанием, он никак этого не показал, лишь пожал плечами.
– Похоже, так оно и есть.
Я ждала, что он что-то добавит. Что он возразит, что в бою у меня не будет ни единого шанса против него. Но он этого не сделал. Он не стал принижать меня, чтобы выглядеть сильным, как это делали многие мужчины.
– Еще одно доказательство того, что боги благоволят ей. ― Снорри улыбнулся. ― Что они благоволят мне.
Я не смогла сдержаться, чтобы не спросить:
– Почему? Как сила моей магии может служить доказательством того, что боги благоволят тебе как будущему конунгу Горных земель?
– Заткни свой непочтительный рот, девчонка! ― Илва протиснулась мимо Бьорна, и я опустила свой котелок, чтобы случайно не отправить ее в полет через весь лагерь. ― Инструмент хорош лишь настолько, насколько хороша рука, которая им управляет, а пророчество сделано Снорри. Без него ты ничто.
Моя челюсть сжалась, но прежде чем я успела возразить, Снорри сказал:
– Будь спокойна, любовь моя. У нее нет твоего опыта и мудрости, чтобы верить в богов.
– Это правда, ― сказал Бьорн. ― Я бы оценил опыт на два десятилетия меньше. Или три, Илва?
Снорри нанес удар.
В одно мгновение Бьорн смеялся, а в другое уже стоял на коленях, и изо рта у него текла кровь.
– Ты мой сын, Бьорн, и я люблю тебя. ― В голосе Снорри звучал лед. ― Но не считай мою привязанность слабостью. Оскорбив Илву, ты оскорбляешь меня. А теперь извинись.
Челюсть Бьорна ходила туда-сюда, глаза прищурились и наполнились гневом.
Нет, это было нечто большее.
Он ненавидел Илву. Ненавидел ее больше, чем можно было оправдать тем, что я видела и слышала. Он открыл рот, и я напряглась, чувствуя, что слова, которые сейчас вырвутся, будут не извинениями. Но Бьорн лишь глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
