Текст книги "Судьба начертанная кровью (ЛП)"
Автор книги: Даниэль Л. Дженсен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
Повернувшись, он зашагал к стражникам, а я оторвала взгляд от его фигуры и увидев, что Бодил наблюдает за мной, смущенно сказала:
– На самом деле все было не так…
– Может быть, начнем с самого начала, ― сказала ярл и ткнула пальцем в Стейнунн, которая смотрела в землю. ― Будь внимательна, девочка, ты же не хочешь что-то упустить.
***
Я говорила до тех пор, пока не охрипла настолько, что у меня заболело горло, рассказывая о нашем путешествии по кишащим драугами туннелям. О наших сражениях, о том, как моя магия защитила меня, чтобы я могла взять топор Бьорна, и о том, как боги вмешались в последние мгновения, когда казалось, что все потеряно, чтобы утащить оставшихся тварей в Хельхейм. К счастью, моменты, которыми я не хотела делиться, не были насыщены событиями, и никто, казалось, не замечал их отсутствия. Бьорн упорно отказывался участвовать и оставался в хвосте колонны.
Рассказ помог мне не думать о нем, но он также помог отвлечься тем, с кем я ехала, и кто боялся за свои семьи в Халсаре. Но когда солнце стало клониться к закату, а Илва настояла на том, чтобы мы ехали при свете факелов, меня сморил сон. И в глубинах моего разума я не была защищена от воспоминаний.
Я снова стояла на крыше большого зала Халсара, но на этот раз все горело. Люди бежали с криками, их одежда пылала, а воины-тени преследовали их и рубили мечами, разбрызгивая черную кровь, даже когда их жертвы с криками падали. А я ничего не могла сделать. Не могла сдвинуться с места, будто мои ноги были прикованы к крыше зала, а тело застыло на месте. Все, что я могла, ― это кричать и кричать, ибо я навлекла на них всех это.
Я резко выпрямилась, и только веревки, привязывающие меня к седлу, удержали меня от падения с лошади.
– У тебя беспокойные сны.
Моя голова метнулась влево, где скакала Бодил, ведя за собой мою кобылу. Хотя она оставалась рядом со мной всю дорогу и слушала каждое слово моего рассказа, о себе она почти ничего не сказала. Логически я понимала, что должна быть осторожна, что говорю, ведь она распознает любую ложь, а у меня есть секреты, которые я должна хранить, но в ее присутствии было что-то успокаивающее, заставляющее меня признаться в своих страхах.
– У меня неспокойная жизнь, ― наконец ответила я. ― Эти проблемы проникают в мои сны.
Она слегка наклонила голову.
– Ты переживаешь за тех, кто живет в Халсаре, несмотря на то что он совсем недавно стал твоим домом?
– Да. ― Сдвинувшись в седле, я молча приказала тем, кто ехал впереди меня, прибавить скорость, чтобы разговор стал невозможен. ― Их оставили без защиты из-за меня.
– Это было решение Снорри, а не твое.
Точно так же, как он решил пожертвовать рабами для отвлечения внимания во время восхождения на Фьяллтиндр, но мне не становилось от этого легче.
– Я не хочу, чтобы кто-то умирал из-за меня, особенно невинные люди.
– Если такова их судьба, значит, такова их судьба.
Я нахмурилась, хотя она говорила правду, которую я слышала всю свою жизнь.
– Я сама плету свою судьбу, Бодил, как и ты. Как и все дети богов. Если, изменив свой путь, я смогу изменить их, почему бы мне не попытаться?
– Я не говорила, что тебе не следует этого делать. ― Бодил пришпорила коня, объезжая куст. ― Но как ты узнаешь, изменил ли твой выбор что-нибудь?
– Если все в Халсаре будут живы, это будет подтверждением, потому что это будет отличаться от того, что предрекла провидица.
– Возможно. ― Бодил надолго замолчала. ― А может, слова провидицы означали не то, что предположила Илва. Возможно, она говорила о моменте, который наступит в далеком будущем. А может быть, ― она окинула меня долгим взглядом, ― о другом месте, нежели Халсар. Только боги знают наверняка.
– Тогда зачем вообще спрашивать о чем-то провидцев, если то, что они тебе скажут, бесполезно? ― взорвалась я. Не от злости на нее, а от растущего чувства бессилия.
– Слова, которые произносят провидцы, даны им богами, ― ответила Бодил. ― Не кажется ли тебе, что это величайшее тщеславие для простого смертного ― верить, что он может взять божественное знание и применить его в своих целях?
Мои глаза метнулись к ней так быстро, что у меня хрустнула шея, ибо, несомненно, она говорила о Снорри.
– Говори прямо, Бодил. Я слишком устала для намеков.
Ярл пожала плечами, ее посеребренные косы рассыпались по широким плечам.
– Боги любят загадки, Фрейя, и я также, как и ты, нахожусь в их власти. Но вопрос, который я задаю себе, таков ― как может мужчина управлять твоей судьбой, если он даже не хозяин своей собственной?
Я открыла рот, но тут же закрыла его, не в силах придумать ответ.
– Прошу меня извинить, ― сказала Бодил. ― Я должна поговорить с Илвой. Она очень переживает за свой дом, а Снорри умеет утешать, как мужчина, то есть совсем не умеет.
И это еще больше усугублялось тем, что она знала, что Снорри был больше заинтересован в мести Харальду, чем в защите ее дома.
– Ты хорошо ее знаешь?
Бодил улыбнулась.
– Как ты думаешь, почему она пришла ко мне за помощью в Фьяллтиндре? ― Она пустила лошадь галопом и сказала через плечо: ― Подумай над тем, что я сказала.
Я прикусила щеку, обдумывая ее слова. Вот только ответ казался очевидным. Снорри управлял мной с помощью угроз. Его клинок был занесен над шеями моей матери, Гейра и Ингрид, а это означало, что я сделаю то, о чем он попросит. И хотя это не было столь достойно песни, как боги и судьба, оно было не менее действенно.
– Глупость, ― пробормотала я про себя. Скорее всего, Бодил пыталась опорочить Снорри, а значит, мне следует опасаться ее.
– Что именно?
Второй раз за последние несколько минут я подпрыгнула в седле, обнаружив рядом с собой Бьорна, и по мне пробежала дрожь, когда его колено ударилось о мое в такт движению скачущей рысью лошади.
– Что?
Он откусил кусочек вяленого мяса, челюсть работала, пока он жевал, а ветерок трепал пряди его темных волос. Проглотив, он сказал:
– Что за глупость?
Я моргнула, гадая, над чем он сейчас подшучивает, а потом поняла, что он услышал, как я разговаривала сама с собой, и покраснела.
– Ничего. Я… Это не важно, пустые разговоры с Бодил.
– Не похоже.
Его нога снова коснулась моей ― тропинка была недостаточно широкой для двух лошадей, и его конь дал понять это, прижав уши к голове и фыркнув на меня. Но я не стала подгонять свою лошадь, а позволила ноге Бьорна снова задеть мою. Будь ты проклята, Фрейя! Кричала моя совесть. Что с тобой такое?
– Зачем ты пошел к провидице? ― Спросила я, чтобы оправдать себя за то, что не увеличила дистанцию между нами. А также за тот факт, что рядом с нами не было никого с факелом.
– У меня были вопросы, ― тихо ответил он, пригнувшись под веткой. ― Решил воспользоваться случаем.
– О чем ты спрашивал? ― Я перевела взгляд на его лицо, но Бьорн смотрел вниз на тропу, и выражение его лица было нечитаемым.
Он откусил еще кусочек вяленого мяса, прожевал и замолчал так надолго, что я решила, что он не собирается отвечать. Что, естественно, заставило меня задаться вопросом, почему он решил этого не делать. Потом он сказал:
– Я спросил, дадут ли боги мне знать, если я пойду по тому пути, который они желают для меня. Ты уже знаешь, что она ответила.
Моя лошадь остановилась, и только через мгновение я поняла, что натянула поводья, а Бьорн замедлил шаг, чтобы посмотреть на меня через плечо. Резко тряхнув головой, я пустила лошадь рысью, еще больше запутавшейся, чем после разговора с Бодил.
– Я не понимаю…
Не успела я договорить, как воздух наполнился звуком копыт. Женский всхлип эхом прокатился по тропе, и у меня свело живот.
– Нет.
Пришпорив лошадь, я полетела сквозь деревья, опередила нашу группу и пустила лошадь галопом. Я смутно слышала крики. Слышала свое имя и приказ остановиться, но я проигнорировала их и понеслась вперед.
Этого не может быть.
Я приняла решение прийти на помощь Халсару.
Я изменила судьбу.
Но когда я вырвалась из леса на открытое пространство и увидела оранжевое зарево на темном горизонте, а ветер окутал меня дымом, я поняла, что ничего не изменила.
Халсар горел.
Я галопом помчалась по дороге, замедлившись лишь на окраине руин, где пламя уже угасало, превращаясь в тлеющие угли. Ничего не уцелело ― не осталось ни большого зала, ни домов. Даже доки, в которых я когда-то тренировалась вместе с Бьорном, были разрушены ― столбы, на которых они покоились, торчали из воды, как зубы, а за ними плавали почерневшие обломки рыбацких лодок и драккаров. И среди руин безошибочно угадывались неподвижные тела тех, кто погиб, сражаясь, пытаясь отстоять все это.
Конь Бьорна поравнялся со мной, но он ничего не сказал, лишь обошел вокруг моей лошади, вглядываясь в руины своего дома. Затем его взгляд встретился с моим.
– Это не твоя вина.
Я не просила об этом. Я сделала все, что могла, чтобы предотвратить это. Но это не значит, что я не была причиной.
Лошади галопом понеслись по разрушенным улицам, и в ушах у меня зазвенело от вопля Илвы. Она соскользнула с лошади Снорри и упала на колени в грязь и пепел перед остатками большого зала, ее лицо было залито слезами.
– Где мой сын? ― кричала она. ― Где мое дитя?
Вокруг спешивались воины, их лица были полны горя, ярости и страха, некоторые бежали к руинам, выкрикивая имена тех, кого они оставили здесь. Оставили без защиты. Крики страдания наполняли воздух.
Один только Снорри казался невозмутимым, его челюсть была неподвижна, когда он осматривал руины своего дома. Он открыл рот, и я напряглась, готовая наброситься на него, если он скажет этим людям, что это еще одно испытание. Но все, что он сказал, было:
– Ищите выживших. И ответы.
Я спустилась на землю, мои сапоги утонули в грязи, но не успела я сделать и шаг, как раздались крики.
– О, слава богам! ― голос Илвы наполнил воздух, пока я обходила свою лошадь. Навстречу нам шли десятки людей, в основном женщины и дети, грязные и измученные, у которых, казалось, не осталось ничего, кроме одежды на них. Но они были живы.
Две группы, воины и выжившие, устремились друг к другу, и у меня защемило в груди, когда я увидела, как Илва обнимает Лейфа, чья кожа была перепачкана сажей и кровью, а на лбу виднелась глубокая рана. Только мы с Бьорном держались в стороне, когда семьи и друзья воссоединились, воздух наполнился слезами радости, но также и криками горя, ведь обе группы понесли потери.
Опираясь предплечьями на холку своего коня, Бьорн наблюдал за происходящим, и меня охватило чувство, что он не чувствует себя одним из них. Несмотря на то что его отец был ярлом, а Бьорн должен был унаследовать эту роль когда-нибудь в будущем, он держался особняком. Я задавалась вопросом, было ли это его собственным выбором или он стал чужим за все те долгие годы, что он провел в Северных землях. Слова Илвы, обращенные к нему, эхом отдавались в моей голове ― ты слишком долго отсутствовал и больше похож на северянина, чем на горца.
Обрывки разговоров донеслись до меня. Объяснения, что разведчики заметили приближение налетчиков, но не успели оповестить деревню. Те, кто был в состоянии, сражались, а те, кто не мог, убежали в лес и спрятались. Все было потеряно. Но одно слово, одно имя я слышала снова и снова.
Гнут.
Он венулся, чтобы завершить дело, начатое в ту ночь, когда мы с Бьорном подожгли их корабли, и, воспользовавшись отсутствием Снорри, нанес удар, с которым будет нелегко справиться. В огне налетчиков погибли не только все дома, но и хранившиеся в них запасы, утварь и инструменты. Все придется восстанавливать и заменять в те месяцы, которые должны быть посвящены земледелию и собирательству, а значит, к наступлению зимы все окажутся со скромными запасами.
Я знала это, потому что видела такое раньше. Проживала это.
Эти люди пережили набег, но это могло означать лишь отсроченную смерть, ведь они будут болеть и голодать зимой, и мои руки сжались в кулаки. Гнут сделал это, чтобы нанести удар по Снорри, но пострадал не Снорри.
Это было несправедливо.
Возможно, это было ребячеством, ведь в жизни нет ничего справедливого, но все же мне было так больно видеть, как те, кто был слаб, страдали от действий тех, кто должен был их защищать.
Воины Снорри и оставшиеся в живых начали выносить павших на площадь перед руинами большого зала. Я двинулась было помочь им, но затем заколебалась. Все они были для меня незнакомы, тогда как те, кто переносил их, были друзьями и родственниками. Хотя я была горянкой до мозга костей, для них я тоже была чужой. По крайней мере, до тех пор, пока не увидела знакомую фигуру, которую несли люди Снорри.
– О, Лив, ― прошептала я.
Ноги сами собой привели меня к неподвижной фигуре целительницы, ее глаза остекленели и ничего не видели, рана в груди была настолько ужасной, что я поняла ― ее конец был быстрым. Опустившись на колени в грязь, я закрыла ей веки и прошептал молитву, чтобы боги встретили ее с распростертыми объятиями и полными чашами.
Бьорн опустился на колени рядом с целительницей, и каждый мускул его лица был напряжен от горя. И, как я поняла, от гнева.
– Почему ты не убежала? ― спросил он, задыхаясь. ― О чем, черт возьми, ты думала, Лив?
Я знала, о чем она думала. Это были люди, на исцеление которых она тратила каждый день своей жизни, используя свой дар. Она была связана с каждым человеком в Халсаре, будь то роды или больной ребенок, залечивание ран, полученных в результате несчастного случая или сражения, или избавление от болезни. Она знала, чем обернется потеря деревни, и, хотя в глубине души была противницей сражений, взяла в руки оружие, чтобы сражаться за свой народ. Она заслужила место среди богов.
Бодил подъехала верхом на лошади, ее воительницы держались позади, внимательно вглядываясь в окружающий лес. Спешившись, она подошла к Илве.
– Я пошлю весть в Бреккур с просьбой о припасах, кораблях и людях.
– Мы благодарны тебе, моя дорогая, ― сказала Илва, вытирая слезы с лица. ― Мы отстроимся и…
– Мы не будем отстраиваться, ибо этого хочет Гнут! ― прорычал Снорри, заставив всех замолчать, хотя лицо Илвы наполнилось ужасом. ― Он боится меня! Боится судьбы, уготованной мне богами! Вот почему он нападал на нас, когда мы были повернуты спиной, напал на женщин и детей, сжег дома ― потому что он верил, что это удержит нас от войны с ним. Он мог бы переждать в своей крепости еще год, пока мы будем все восстанавливать. Гнут считает, что нанес нам тяжелый удар, но я говорю, что он ошибается! ― Снорри сделал паузу, а затем воскликнул: ― Я говорю, что он сделал нам подарок, который приведет к его уничтожению!
С другой стороны тела Лив Бьорн издал звук отвращения, но я поймала себя на том, что тянусь в сторону Снорри, отчаянно желая узнать, какие положительные стороны он видит в этой катастрофе. Я была не одинока. Со всех сторон жители Халсара смотрели на своего ярла с надеждой в глазах, и сколько я ни молилась, чтобы у него нашлись ответы, меня не покидало ощущение, что именно с последствиями его предыдущего выбора нам и нужно справляться.
– Мы давно знали, что Халсар уязвим! ― Снорри вскочил на груду обломков, и его голос разнесся над дымящимися руинами. ― Мы давно знали, что его положение слабое, что он всегда будет целью для налетчиков с севера и юга, востока и запада. Но это был наш дом, и мы цеплялись за него, позволяя привычкам, чувствам и апатии ослаблять нас. Но больше нет. ― Он окинул взглядом свой народ. ― Как целитель вырезает гнилую плоть, так и Гнут выжег нашу слабость, не оставив после себя ничего, кроме силы!
Я чувствовала, как в людях растет пыл, беспокойная энергия, пробужденная словами Снорри. Я чувствовала это в себе и впервые ощутила искру понимания того, почему боги видели его конунгом Горных земель, ибо он был человеком, за которым шли другие люди, полагаясь только на его слова. Илва, однако, казалась равнодушной, ее руки были скрещены, а взгляд холоден.
– Сами боги видели объединенные Горные земли. Видели конунга. А конунг не живет в грязной рыбацкой деревушке. ― Он снова сделал паузу. ― И люди конунга тоже!
И жители деревни, и воины выразили свое согласие, подняв кулаки в воздух.
– Так отвернемся же мы от этой кучи грязи и пепла, ― крикнул Снорри. ― Мы обратим свои взоры на горы и будем готовиться к войне. Будем готовиться к удару по нашему врагу! И я клянусь вам в этом ― следующая крыша, под которой вы будете спать, будет в стенах Гриндилла!
Рев одобрения эхом прокатился по руинам, все, включая меня, требовали смерти Гнута. Требовали крови. И требовали мести. Я позволила этому чувству захватить меня, потому что путь вперед был бегством от того, что было раньше. От того, что окружало меня здесь и сейчас.
– Мы заставим ублюдков пролить кровь за это, ― сказала я, повернувшись к Бьорну.
Но обнаружила, что его уже нет.
Глава 22
Мы разбили лагерь у руин Халсара, Снорри разослал всадников по своим территориям, чтобы призвать всех мужчин и женщин, способных сражаться. Бодил послала за подкреплением из своих земель. Воинами, кораблями и припасами, чтобы накормить тех, кто потерял все в огне.
– Разведчики Гнута узнают об этом, ― предупредила она. ― Он будет готов к встрече с нами.
Снорри лишь насмешливо хмыкнул. ― Пусть его разведчики бегут обратно к нему. Я хочу, чтобы Гнут в ужасе трясся за своими стенами, зная, что я приду за ним. Я хочу, чтобы у его людей было время понять, что их ярл навлек на них эту беду своим отказом присягнуть законному конунгу Горных земель. Своим отказом подчиниться воле богов. Попомни мои слова, они непременно ополчатся на него.
Несмотря на высокомерие его слов, в них была пылкость, которая разжигала огонь в сердцах всех, кто их слышал. Лишь немногие погрузились в печаль, все остальные посвятили свои умы и руки подготовке к битве ― ковали оружие, делали стрелы и собирали необходимые припасы. Это было в характере нашего народа ― игнорировать трудности, смотреть вперед, а не назад, стремиться отомстить, а не скорбеть о павших.
Сидя у костра, я ела приготовленную кем-то еду, а в голове крутились мысли о моей роли в предстоящей битве.
Бодил сидела напротив меня, держа в руке миску. Несмотря на то что мы были знакомы совсем недолго, и она задавала мне сложные вопросы, нельзя было отрицать, что в ее присутствии я чувствовала себя спокойно. Она была ровесницей моей матери, но если мать все время лезла в мои дела, чтобы устранить недостатки в моем поведении, то интерес Бодил, похоже, был вызван скорее любопытством, чем желанием выявить мои промахи.
Долгое время ярл ничего не говорила, лишь наблюдала за тем, как остальные собираются вокруг костров, пьют, поют и танцуют, воздух наполнен энергией, словно перед бурей. Наконец она сказала:
– Снорри верит в то, что говорит. Верит, что его ждет судьба, предначертанная богами. В этом есть своя магия. ― Она жестом указала на танцующих. ― Сила, заставляющая верить и других.
Покончив с едой, я поставила миску на пол.
– А ты веришь?
Бодил ответила не сразу, и мне показалось, что она вообще редко говорит необдуманно. Вероятно, мне не мешало бы научиться этому навыку, хотя ожидание ответа раздражало.
– Я верю, ― наконец сказала она, ― что мы стоим на пороге великих перемен для Горных земель, хотя какими будут эти перемены, я сказать не могу. Я лишь надеюсь стать частью этих перемен. Повлиять на них в лучшую сторону, если смогу.
Ответ, который не был ответом, ― еще одна привычка, которую я заметила у Бодил. Мне захотелось покопаться, выудить из нее что-то уверенное и надежное, поэтому я спросила:
– Как ты узнаешь, когда кто-то говорит неправду?
Бодил улыбнулась.
– У меня чешутся ноги.
Меня охватило удивление ― во-первых, она сказала что-то откровенное, а во-вторых, ответ был таким… обыденным. Она была дочерью Форсети, ее способность различать истину ― это магия бога, и то, что она проявлялась таким неожиданным образом, заставило меня улыбнуться.
– Я бы сказала, что это раздражает, но, полагаю, те, кто знают тебя, воздерживаются от обмана в твоем присутствии.
Перебросив серебряную косу через плечо, Бодил сказала:
– Быть абсолютно честной труднее, чем ты думаешь, Фрейя. Почти каждый человек обманывает кого-то, даже если это он сам. Произнесенные слова могут быть правдой, а тон или настроение ― ложью, и мой дар не подскажет мне разницу, только то, что что-то в сказанном ― обман. ― Набрав полный рот еды, она прожевала и проглотила. ― В юности я постоянно испытывала гнев, потому что мне казалось, что все мне лгут и я никому не могу доверять.
Боги, как хорошо я ее понимала.
– Должно быть, ты чувствовала себя несчастной, ― сказала я, хотя мои глаза устремились с лица Бодил к другим кострам в поисках Бьорна, которого я не видела с тех пор, как мы вернулись в Халсар. Он был тем, кому я доверяла больше всех остальных, и в то же время именно от него мне приходилось больше всего защищаться.
– Так и было, ― ответила Бодил. ― Я обрела покой только тогда, когда научилась отличать неправду, сказанную из сочувствия, стыда или страха, от той, что была сказана со злым умыслом. Знание этого пришло не из магии, а из опыта.
– Удивительно, что ты не сошла с ума за это время, ― пробормотала я, а потом услышала позади себя знакомые шаги и обернулась.
К нам приближался Бьорн, свет костра отбрасывал тени на жесткие углы его лица так, что у меня внутри все затрепетало.
– Бодил. ― Он кивнул в сторону ярла. ― Фрейя.
– Где ты был? ― спросила я и, проклиная себя за это, быстро добавила: ― Избегал тяжелой работы, как обычно?
Он сел рядом со мной, и мое сердце пустилось вскачь, когда я вдохнула аромат сосен и фьорда.
– А что? Тебе нужно было, чтобы я что-то сделал для тебя?
Мои щеки мгновенно покраснели, и я молилась, чтобы он подумал, что это всего лишь свет, отбрасываемый костром.
– Если не считать отрубания голов, список вещей, которые ты можешь делать лучше меня, очень короток, Бьорн. Так что, отвечая на твой вопрос, нет.
Бодил усмехнулась и хлопнула себя ладонями по бедрам.
– Она говорит правду, мальчик.
Улыбка Бьорна стала лукавой.
– Может быть, и так, но с пунктами из этого списка я справляюсь очень хорошо.
Воспоминания о его руках на моем теле и его языке в моем рту нахлынули на меня, и жар вспыхнул внизу моего живота.
– Так говорят все мужчины, ― пробормотала я.
Бьорн рассмеялся, но глаза Бодил прищурились.
– Более правдивых слов никто не говорил.
Истинные слова. Ложные чувства.
Дерьмо.
Понимая, что мне нужно исправить ситуацию, я сказала:
– Кроме того, сон ― это не навык, так что тебе не стоит этим хвастаться.
– Позволю себе не согласиться, ― ответил он. ― Но не стоит спорить об этом, поскольку я не спал. Дом Лив и все ее запасы сгорели в огне, поэтому Илва попросила разбирающихся людей поискать растения, необходимые для помощи раненым.
У меня сжалось в груди ― отчасти от стыда за то, что я обвинила его в лени, а отчасти потому, что я вспомнила о погибшей целительнице. Лив и все остальные погибли, потому что воинов не было рядом, чтобы защитить их.
– Ты хорошо поступил.
Бьорн пожал плечами, затем полез в карман и достал баночку.
– Учитывая мои отношения с огнем, Лив научила меня делать твою мазь много лет назад. Вероятно, она не так хороша, как ее, но ее хватит до тех пор, пока другой целитель не сможет сделать новую.
Из всего, что нужно было сделать, из всего, чем мог бы заняться Бьорн, он подумал о мази для моей руки. От нахлынувших эмоций стало невозможно дышать, но мне удалось вымолвить:
– Спасибо.
– Не стоит благодарности.
Это точно стоило, и мои глаза жгло непрошенными слезами. Я надеялась, что они оба сочтут, что виной тому дым от костра.
Бьорн взял мою правую руку. Хотя из-за шрамов она почти потеряла чувствительность, я все еще ощущала его жар, и у меня перехватило дыхание.
– Как это произошло? ― спросила Бодил, и я дернулась, осознав, как это должно выглядеть со стороны. Вырвав свою руку из руки Бьорна, я взяла мазь и растерла ею шрамы, прекрасно понимая, что Бьорн это делает лучше. Но если бы я позволила ему, то почувствовала бы то, чего не должна. Я знала, что, хотя мне удастся скрыть свои чувства от большинства людей, Бодил почувствует обман.
– Рожденной в огне нужно было оружие, и ближайшим под рукой оказался мой топор, ― ответил Бьорн ярлу, его голос был резок. ― Она ― женщина, которая делает то, что следует.
– Лучшая из женщин.
Мои щеки вспыхнули от таких комментариев, и я склонилась над рукой, чтобы с особой тщательностью втереть мазь и сделать вид, что ничего не слышала.
Между нами троими повисло молчание, такое плотное, что его можно было разрезать ножом, затем Бодил сказала:
– Ты ушел в середине речи своего отца, Бьорн.
Он раздраженно выдохнул.
– На Гриндилл никогда не нападали. Это одна из причин, по которой Гнут может позволить себе быть непримиримым придурком ― его позиции сильны. Единственный способ взять Гриндилл ― уморить голодом тех, кто внутри, а это, как я подозреваю, не та славная победа, о которой мечтает мой отец.
– Так ты ушел, потому что не согласен с его стратегией?
Бьорн задел меня коленом, когда подвинулся, и я отстранилась, несмотря на то, что чувствовала, что меня тянет к нему, как железо к магниту.
– Гриндилл ― это крепость. Высокие стены из земли и дуба, окруженные рвом, усеянным заостренными кольями. Снорри говорит, что хочет взять ее, чтобы дать своему народу лучшую жизнь, но сколько человек погибнет, чтобы завладеть ей?
Я… не знала этого.
Хотя Снорри говорил о стенах, я представляла себе несколько более впечатляющую версию Халсара. Но не крепость. Мне было интересно, как много тех, кто поднял руки в поддержку плана Снорри, знали. Люди, которые никогда не отъезжали от Халсара дальше чем на полдня, и город, который мы намеревались захватить, был для них не более чем названием.
– За все великие свершения приходится платить, Бьорн, ― ответила Бодил. ― У меня и Снорри много хороших воинов. У нас есть ты. ― Она бросила на него пристальный взгляд. ― Но самое главное ― у нас есть Фрейя, которой благоволит не только Хлин, но и все остальные боги.
Бьорн фыркнул.
– Да, да. Конунгом станет тот, кто управляет ее судьбой. И при этом не упоминается, сколько людей погибнет для достижения этой цели. Возможно, ему некем будет править, все погибнут, уничтоженные его амбициями.
Горечь его тона удивила меня, и я повернулась к нему лицом.
– Ты не веришь в предсказание собственной матери?
– Я верю, ― пробормотал он. ― Но это не значит, что я хочу пойти в этот бой, основываясь на слепой вере.
– Однако тебя считают самым бесстрашным воином во всех Горных и Северных землях, ― сказала Бодил. ― Ты всегда бросаешься в самую гущу сражения. Что сейчас иначе?
Челюсть Бьорна сжалась, и я пристально наблюдала за ним, когда он встретился взглядом с женщиной.
– При всем уважении, ярл Бодил, то, что вы можете распознать правду, не означает, что вы имеете на нее право.
Я не могла с ним не согласиться, но в то же время, если он беспокоился только о жизнях воинов, которые будут участвовать в битве, почему бы не сказать об этом, учитывая, что он, по сути, уже это сделал? Зачем сейчас отступать?
Бьорн резко встал.
– Береги руку, Фрейя. Она понадобится тебе в предстоящей битве. ― Он кивнул Бодил. ― Спокойной ночи вам обеим.
Затем он зашагал прочь, обходя множество костров.
– Прошу прощения за его поведение, ― сказала я, обернувшись к ярлу. ― Он… он мало отдыхал, а Халсар – его дом. Видеть его сожженным… ― Я махнула рукой в сторону, не уверенная, было ли что-то из этого причиной грубости Бьорна, но мне нужно было что-то сказать. ― Он не хочет, чтобы люди рисковали жизнью без необходимости.
Бодил потерла подбородок.
– Не думаю, что именно это его заботит. Вернее, его беспокойство касается одного конкретного человека.
Я не ответила. Как я могла, когда она распознавала правду и ложь, а правду я не смела озвучивать.
С замиранием сердца я ждала, когда она задаст этот вопрос. Выскажет свое мнение или потребует от меня ответа. Но Бодил лишь взяла палку и поворошила огонь, после чего подбросила еще дров. Только когда пламя разгорелось, она спросила:
– Ты веришь, что это правильный путь, Фрейя?
– Я… ― Замолчав, я уставилась на пламя, потому что это был первый раз, когда кто-то поинтересовался моим мнением, а я и не знала, что оно у меня есть. Вернее, я боялась ― учитывая недавнее напоминание о том, что я не знаю многих аспектов ситуации, ― что мое мнение могло быть ошибочным. ― Я считаю себя недостаточно информированной, чтобы мои мысли имели значение.
Бодил откинулась на руки, и я готова была поклясться, что сквозь завесу дыма увидела на ее лице разочарование, поэтому добавила:
– Думаю, Снорри прав, восстанавливать Халсар в прежнем виде ― глупость. На него не только легко напасть, но и благодаря моему присутствию он стал самой очевидной мишенью в Горных землях. Мы уязвимы не только для новых нападений со стороны Гнута, но и для всех, кто не желает видеть Снорри конунгом.
– Я согласна, ― сказала Бодил, и я почувствовала прилив гордости. ― Но не лучше ли было просто построить деревню в другом месте? Возвести свою собственную крепость?
– На это уйдут годы и целое состояние, ― ответила я. ― А пока все эти люди будут подвергаться риску в любом временном жилище, которое мы для них построим. Зимы будут проходить в голоде и болезнях, ведь многие из них будут лишены возможности охотиться и делать припасы, пока будут строить.
– Можно устраивать набеги. Брать то, что вам нужно.
– У нас нет кораблей, чтобы совершать набеги через моря, а набеги на тех, кого мы хотим заставить присягнуть Снорри, ― не лучший путь. Они будут улыбаться нам в лицо, а потом при первой же возможности ударят в спину.
Бодил одобрительно кивнула, и мои щеки вспыхнули, потому что я не привыкла к такой реакции, когда озвучивала свои мысли. Желая наконец высказаться, я продолжила:
– Гнут заслужил наше возмездие, дважды напав на Халсар и бросив вызов Снорри. Если мы не нападем на него, то будем выглядеть слабыми. Будто мы готовы терпеть такое поведение, а значит, и другие будут поступать так же, и вскоре на нас начнут нападать со всех сторон. Чтобы защитить наш народ, мы должны отомстить. Не только для того, чтобы отпугнуть тех, кто думает воспользоваться нашей слабостью, но и для того, чтобы защитить тех, кто уже присягнул Снорри. Доказать всем, что Снорри высоко вознесет тех, кто пойдет за ним, и раздавит тех, кто будет стоять на пути. Воины должны гордиться тем, что следуют за ним, даже если не всегда согласны с его решениями.
Мое сердце бешено колотилось. Я сказала то, во что верила, чувствовала всем своим существом, и я буду бороться, чтобы достичь этого. И все же я с нетерпением ждала реакции Бодил, ибо теперь, когда она позволила мне высказаться, я жаждала ее одобрения.
