Текст книги "Судьба начертанная кровью (ЛП)"
Автор книги: Даниэль Л. Дженсен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
– Не называй меня так.
– Ты права, ― сказал он. ― Это неоригинально, я придумаю что-нибудь получше. Может быть, Однорукая Фрейя? Или Фрейя Похитительница топоров. Или Фрейя Опаленная ладонь.
Вдали показался Селвегр, но он был размыт, здания сливались друг с другом в гротескное пятно.
– Ты мне не нравишься.
– Хорошо. Так и должно быть. ― Его рука крепко обхватила мою талию, и он пустил коня галопом. ― От мази ты почувствуешь усталость. Возможно, ты уснешь. Не сопротивляйся этой милости, Фрейя.
– Я не засну. ― Я не могла. Не хотела. Но с каждым шагом сонливость наваливалась на меня, унося прочь от страха и боли. Последнее, что я запомнила перед тем, как темнота поглотила меня, был голос Бьорна у моего уха.
– Я не дам тебе упасть.
Глава 4
Я очнулась с ощущением тумана в голове, боли и осознания, что меня опускают. Паника поднялась в моей груди, и я попыталась вырваться из рук, сжимавших меня, даже когда мир закружился.
– Отпусти меня, ― пробормотала я, слепо пытаясь нащупать землю под ногами. ― Отпусти меня!
– Полегче, Фрейя, ― раздался глубокий голос у меня за спиной. Голос я узнала, хотя, когда повернулась, чтобы посмотреть на него, его лицо было размыто.
– Бьорн? ― Его имя застряло у меня в горле, во рту было сухо, как в пустыне, а язык распух.
– Действие мази заканчивается, ― сказал он в ответ. ― Скоро туман рассеется, хотя, возможно, тебе захочется иного, когда боль вернется. ― Он поднял голову. ― Пошли кого-нибудь за Лив. Скажи ей, что это ожог. ― Он заколебался. ― Огнем Тира.
– Ты слышал его, ― крикнул женский голос. ― Иди! Поторопись. – Затем холодным, как мороз, тоном она добавила: ― Зачем ты ранил ее, проклятый глупец? Какой толк от девы щита с одной рукой?
– Ей хватит одной, чтобы держать щит. ― Тон Бьорна был легким, но его пальцы крепко сжимали мою талию.
Я повернулась, чтобы посмотреть, кто позволяет себе так разговаривает с сыном ярла, и сфокусировав зрение, я увидела женщину, возможно, на две дюжины лет старше меня. Ее длинные рыжевато-каштановые волосы ниспадали свободными локонами, обрамляя прекрасное лицо, но мой взгляд остановился на тяжелых золотых серьгах, которые сверкали на солнце. Не просто золотые, а с драгоценными камнями, и я зачарованно уставилась на них.
– Она настолько же глупа, насколько изувечена? ― спросила женщина, и мои глаза встретились с ее. Они были бледно-голубого цвета с тонкой черной каймой вокруг. Этот цвет напомнил мне замерзшие водопады в зимнюю стужу.
– Это спорный вопрос, ― ответил Бьорн. ― Фрейя, это Илва, жена ярла Снорри и правительница Халсара.
Почему он не назвал ее матерью?
– Моя госпожа. ― Я попыталась склонить голову в знак уважения, но от этого движения у меня закружилась голова, и, если бы не поддержка Бьорна, я бы упала на нее.
Илва издала звук отвращения.
– Где мой муж?
– Он не торопится, ты же знаешь. Куда я могу положить Фрейю?
Бьорн был прав насчет боли. Теперь туман в моей голове рассеялся, но каждый удар крови, казалось, усиливал агонию. Там, где не было жжения, кожа была ледяной, и меня снова начала бить дрожь.
– Мне нехорошо.
– Она выглядит так, будто умирает, ― сказала Илва. ― Где Снорри?
– Должен быть здесь с минуты на минуту.
Неожиданно накатила тошнота и меня вывернуло, но все, что вышло, было одной желчью. От силы содроганий я упала на колени и могла бы зарыться рукой в грязь, если бы Бьорн не схватил меня за локоть и не поднял ее.
– Прекрасно. ― Илва выдохнула. ― Неси ее внутрь. Если она выживет, то теперь это будет ее дом.
Дом.
Пока Бьорн поднимал меня, стараясь не касаться моей руки, я смотрела на сооружение, перед которым мы стояли. Большой дом. Хотя по форме он ничем не отличался от других домов, это строение было вдвое выше всех, которые я когда-либо видела, доски стен были испещрены рунами и узорами, а двойные двери были достаточно большими, чтобы в них могли поместиться сразу пять человек. Когда мы вошли в полутемный зал, мой взгляд остановился на возвышении, где стояли два больших кресла. Перед ними стояли столы, обрамлявшие каменный очаг длиной не менее дюжины футов. С потолка свисали переплетенные рога, украшенные серебром, а со второго уровня открывался вид на общую зону.
Меня провели мимо столов в заднюю часть помещения, отделенную от зала толстыми занавесями, свисавшими с верхнего уровня. Там стояло несколько кроватей, и Бьорн направил меня к одной из них.
С немалым облегчением я легла, меха подо мной были толстыми и мягкими, как и те, что накинул на меня Бьорн, хотя они совсем не помогли прогнать холод. Я дрожала и тряслась, и большая часть воды из чаши, которую он поднес к моему рту, вылилась мне на подбородок, а не в рот. Его рука обхватила мою голову, приподнимая ее и удерживая на месте. Я с жадностью проглотила воду, затем откинулась на кровать.
– Больно.
– Я знаю.
Я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать слезы, не желая больше показывать слабость.
– Откуда ты можешь знать? Тебя он не обжигает. ― В моем тоне было больше горечи, чем я хотела.
– Огонь Тира ― нет, а обычный ― да. ― Он повернулся, задрав рубашку, чтобы продемонстрировать крепкие мускулы, покрытую татуировками спину и извилистый белый шрам, пересекающий лопатку, не отмеченный черными чернилами его татуировок. ― В детстве я впервые вызвал пламя и поджег хижину. На меня упала горящая балка. Такую боль не забывают.
Он был прав.
Это та боль, которая остается в памяти навсегда.
Я наблюдала за тем, как он устраивается на табурете рядом с кроватью. Он наклонился, чтобы осмотреть мою руку, которую я теперь старалась игнорировать, и я воспользовалась возможностью пробежаться глазами по его высоким скулам и сильной челюсти, по носу, слегка искривленному в том месте, где, как я подозревала, он когда-то был сломан. Щетина почти скрывала ямочку на его подбородке, и под этим углом я могла разглядеть края алой татуировки на шее, которая, вероятно, была знаком его божественной принадлежности. Его волосы были абсолютно черного цвета, который я редко встречала, а солнечный свет, проникающий через отверстие в крыше, придавал прядям скорее голубой, чем коричневый оттенок.
Одна прядь выбилась из его хвоста на затылке и выпала из-за уха на щеку. Инстинктивно я шевельнула правой рукой, чтобы поправить ее, но от этого движения по ней пробежала мучительная боль.
Моя правая рука.
Рука, которой я делала все, и я могу ее потерять. Страх сильнее, чем сама боль, заставил горячую слезу потечь по щеке, и я крепко зажмурила глаза. Когда я открыла их, Бьорн пристально смотрел на меня, и выражение его лица было нечитаемым.
– Оно того стоило? ― спросил он.
Воспоминания о том, как мой брат ползет за Враги, отчаянно пытаясь остановить его, заполнили мой разум. Если бы я ничего не предприняла, Враги взял бы Ингрид в жены просто назло, уничтожил бы ее, а потом вышвырнул. Или, что более вероятно, Гейр, как только смог бы ходить, убил бы Враги, а затем был бы казнен за убийство Снорри. Теперь, по крайней мере, у них был шанс. Если это будет стоить мне руки, пусть так и будет.
– Да.
Бьорн издал низкий хмыкающий звук, затем кивнул.
– Не сомневался, что ты так и скажешь.
Между нами повисло молчание, и в нем боль усиливалась. Отчаянно пытаясь заглушить ее, я спросила:
– Ты позволил мне сделать это. Почему?
– Почему ты так думаешь? У тебя твердый череп ― до сих пор болит подбородок. ― Он вернулся к осмотру моих ран. ― Ты застала меня врасплох.
– Лжец, ― прошептала я, агония придала мне смелости. Если и был шанс задать трудные вопросы, то сейчас самое время.
Бьорн застыл на месте, затем повернул голову, и солнечный свет заставил его зеленые глаза засверкать.
– Враги был куском дерьма, предавшим собственную жену ради богатства. Мне показалось неправильным отказывать тебе в мести, хотя я думал, что ты набросишься на него с кулаками, а не… ― Он прервался, поморщившись. ― Я недооценил силу твоей ненависти.
Я ненавидела его, это правда, но сейчас, ища в себе эту эмоцию, я ничего не находила. Ничего не чувствовала, несмотря на то что хладнокровно убила собственного мужа. Отсутствие реакции, хорошей или плохой, нервировало, и я тяжело сглотнула.
Наше внимание привлек звук шагов по деревянному полу. Бьорн встал, когда появилась невысокая светлокожая женщина с ореолом пунцовых кудрей, а за ней по пятам шла Илва.
– Лив.
– Почему, если случается беда, ты всегда оказываешься в ее центре, Бьорн?
– Всегда ― это преувеличение. ― Он ухмыльнулся ей, весь такой красивый, с белыми зубами и сверкающими глазами ― и мне показалось, что этот взгляд не раз помог ему избежать неприятностей, но маленькая женщина только фыркнула.
– Иди флиртуй с кем-нибудь, кому это интересно, ты, глупое создание. У меня нет ни времени, ни интереса к этой ерунде.
Я рассмеялась, а женщина перевела на меня взгляд своих мягких карих глаз и улыбнулась.
– Если ты можешь смеяться, значит, ты еще не в могиле. ― Она поставила свою сумку рядом с кроватью, затем села на табурет, который освободил Бьорн, и осторожно сняла ткань с моей руки.
– Она схватила мой топор в приступе убийственной ярости. ― Бьорн прислонился к стене и подмигнул мне. ― На твоем месте я бы не стал ее злить. А если разозлишь, то не поворачивайся к ней спиной.
– И все же ты, вероятно, не последуешь своему собственному совету. ― Лив тихо вскрикнула, затем покачала головой, и мое сердце упало, а страх расцвел ярким цветом. Она спросила: ― Как тебя зовут?
– Неважно, как ее зовут, она сохранит руку? ― Илва обошла Бьорна и склонилась над кроватью, при этом поморщившись от вида моей раны. ― Она ― дева щита, которую мы искали. Она сделает Снорри конунгом Горных земель, но только если ее собственные глупые решения не сделают ее бесполезной.
Лив напряглась и посмотрела на Бьорна в поисках подтверждения, но я едва заметила этот обмен взглядами. Бесполезной. Глаза жгло, и я быстро моргнула, все мои мечты пошли прахом.
– Меня зовут Фрейя, дочь Эрика.
– Молись Хлин, Фрейя. Ибо от богов зависит, выздоровеешь ли ты. ― Лив посмотрела на Илву. ― Принеси жертву Эйр10. Козла должно хватить, но ты должна сделать это сама.
Илва презрительно скривила губы, но ничего не сказала, только кивнула и ушла, крикнув слугам.
– Это займет ее на некоторое время. ― Лив покопалась в своей сумке и извлекла оттуда небольшую баночку меда и горсть чего-то похожего на мох, положив их на стол. ― Но сначала давай разберемся с твоей болью.
Она положила желтое вещество в глиняный горшок, затем поднесла к нему свечу, пока оно не зажглось. Наклонившись ко мне, она встретилась с моими глазами.
– Дыши глубоко, ― сказала она, а затем выпустила дым в мою сторону. Я послушно вдохнула, затем поперхнулась и закашлялась, втягивая в себя все больше дыма. Почти мгновенно мои мышцы перестали дрожать, и я откинулась на меха.
– Лучше? ― спросила Лив.
Я все еще чувствовала ожоги, но они уже не вызывали у меня желания кричать.
– Да, ― пробормотала я, погружаясь в странное чувство эйфории. Как будто я была в своем теле… и нет. ― Это твоя магия, то, что я чувствую? ― Я мало что знала о магии детей Эйр, ведь они были редки и обычно служили ярлам.
– Нет. ― Лив улыбнулась. ― Просто цветок, которому можно найти множество применений.
– Не привыкай к нему, Фрейя Обугленная рука. Этот цветок погубил многих, ― сказал Бьорн, и я перевела взгляд на его лицо, не обращая внимания на то, что беззастенчиво разглядываю его.
– Неестественно, чтобы у кого-то было такое красивое лицо.
Одна его бровь приподнялась.
– Я не могу понять, это было комплиментом или оскорблением.
– Я не уверена, ― вздохнула я, испытывая необъяснимое желание прикоснуться к нему, чтобы понять, он настоящий или у меня видения. ― Когда я увидела, как ты выходишь из воды, то на мгновение подумала, что Бальдр сбежал из Хельхейма, ведь ты никак не мог быть человеком.
– Думаю, твой дым подействовал, Лив, ― сказал Бьорн. ― Пора заняться делом, верно?
– Ты покраснел, Бьорн? ― Врачевательница лукаво улыбнулась. ― Не думала, что это возможно…
– Здесь жарко.
– Нет, ― поправила я его, любуясь легким румянцем на его щеках. ― Здесь холодно. Но ты всегда чувствуешь тепло, как будто внутри тебя горит огонь. Огонь, который я хотела бы…
Бьорн поднял мою руку, и я замолчала, зачарованно глядя на красную кожу, покрытую волдырями, не чувствуя той тошноты, которую испытывала раньше при виде своей обугленной и почерневшей ладони. Лив крошечным серебряным пинцетом убрала все самое страшное, обнажив те части моей руки, которые не должны были чувствовать прикосновения воздуха. Затем она намазала мои раны медом, после чего сорвала мох и вдавила его в липкую кашицу на моей ладони.
– Эйр, ― прошептала она, ― одари своим взглядом эту женщину. Если она достойна, позволь мне помочь ей.
Ничего не произошло.
Даже сквозь наркотическую дымку я почувствовала приступ страха. Неужели меня сочли недостойной? Это было бы логично, ведь это я скрывала свой дар, вместо того чтобы использовать его, как предполагала Хлин? Это я хладнокровно убила того, кто раскрыл мой секрет. Возможно, это был знак того, что я не благословлена, а проклята. Знак того, что боги отвернулись от меня.
Бьорн почти до боли сжал мой локоть, и я медленно перевела взгляд на него ― он смотрел на мою ладонь, его челюсть была сжата, а глаза наполнены… паникой?
– Не будь мелочной, Эйр, ― процедил он сквозь зубы. ― Ты знаешь, кто заслуживает наказания, и это не она.
– Бьорн… ― Голос Лив звучал предостерегающе. ― Не бросай вызов богам, иначе они могут…
Мох начал расти.
Сначала я подумала, что мне мерещится. Но не прошло и нескольких мгновений, как густое зеленое растение покрыло мою ладонь, обвилось вокруг тыльной стороны руки и облепило пальцы и запястье, пока не скрыло все ожоги.
– Боги, ― вздохнула я, глядя на покрытую мхом конечность, когда Бьорн осторожно опустил ее на мой живот. ― Я никогда не видела ничего подобного.
Лив смотрела на Бьорна, нахмурив брови, и я не могла понять, к кому она обращается ― ко мне или к нему:
– Эйр позволила мне исцелить тебя, но какую форму это примет ― зависит от нее. Когда мох завянет, то, что мы найдем под ним, может оказаться плотью, чистой, как у новорожденного младенца, или скрюченной конечностью древней старухи.
– Я понимаю. ― Ложь, потому что, хотя Снорри и сказал, что боги должны быть ко мне благосклонны, я так не считала. ― Спасибо.
Лив склонила голову.
– Я служу Эйр. Теперь ты должна отдохнуть, Фрейя. Позволь себе поспать, чтобы твое тело исцелилось.
И действительно, я почувствовала, как тяжесть дыма, которым я надышалась, затягивает меня все глубже, словно я погружаюсь в теплое озеро, и солнечный свет заливает мои глаза. Я улыбнулась, позволяя векам закрыться, и погрузилась в сон…
– Она проспит несколько часов, ― смутно услышала я слова Лив. А потом, уже почти шепотом, она добавила: ― Это правда? Она ― дева щита?
Бьорн подтверждающе хмыкнул.
– Я ударил по ее щиту своим топором, и ее магия отбросила меня на дюжину шагов и впечатала в дерево. Кстати, моя задница будет черно-синей несколько дней. Ты не будешь возражать…
– Стимул хоть раз не снимать штаны, ― проворчала Лив. ― Ее прибытие означает войну, и ты это знаешь.
– Война неизбежна.
Лив не ответила, а по деревянному полу застучали чьи-то удаляющиеся шаги. Любопытство разогнало туман, и я приоткрыла веки. Лив уже не было, а Бьорн стоял рядом с моей кроватью, его взгляд был прикован к моей руке.
– Почему она так сердится? ― спросила я.
Бьорн дернулся, как будто его застукали за чем-то, чего он не должен был делать. После недолгого молчания он, наконец, сказал:
– Лив не любит насилие ― она видела слишком много того, что остается после, а твое появление означает, что его будет еще больше.
Меня пробрала дрожь.
– Из-за пророчества провидицы? Она думает, что я стану причиной войны?
Он долго молчал, потом сказал:
– Провидица видела будущее, в котором ты объединишь весь народ Горных земель под властью одного конунга. В нашем мире власть чаще всего достигается насилием. ― Он заколебался, потом добавил: ― А Хлин – богиня войны. ― Он подтянул меха повыше к моей груди, окутывая меня теплом. ― Но она также защищает.
Разочарование пробилось сквозь дымку.
– Что это значит?
– Твоя судьба не предопределена, Фрейя. Ничто из предсказанного провидицей не высечено в камне.
Не говоря больше ни слова, он скрылся из виду.
Глава 5
Луч света ударил мне в глаза, и я беззвучно прокляла Враги за то, что он оставил дверь открытой, когда вышел помочиться. Застонав, я отодвинулась от света, а затем замерла, когда моя щека коснулась меха незнакомой текстуры.
Воспоминания нахлынули на меня: смех Враги, когда он предал меня, лежащий на земле Гейр, моя рука, сожженная огнем бога, и боль… боль, подобной которой я не испытывала никогда прежде.
Боль, которая теперь… исчезла.
Я села, и меха, покрывавшие меня, сползли с моего тела. Одежда была моей собственной, в пятнах крови и кусочках пепла, воняла потом и рыбой, но это меня волновало меньше всего, потому что я смотрела на свою руку.
Она все еще была обмотана мхом, но растение было уже сухим и мертвым. Я осторожно коснулась мха левой рукой, в равной степени испытывая ужас и надежду от предвкушения увидеть, что находится под ним.
– Я говорил, что боги благоволят к тебе, ― произнес голос, и я выпрямилась, обнаружив ярла Снорри, стоящего возле занавеси, отделяющей это помещение от остальной части зала. ― Они пожелали, чтобы ты была освящена огнем, а не поглощен им.
Я не была уверена, что он прав, учитывая обстоятельства, но промолчала, пока он шел к кровати. Не спрашивая, он стряхнул мох, и кусочки мертвого растения и пепла посыпались на темный мех одеял. У меня перехватило дыхание, когда я увидела, что скрывалось под ним.
– Сожми кулак, ― приказал он.
Я послушно сделала это, мышцы и сухожилия повиновались с минимальным протестом.
– Уродливо, ― сказал он. ― Но ты сможешь держать оружие, и провидица ничего не говорила о том, что ты объединишь Горные земли своей красотой.
Вздрогнув, я попыталась найти в себе благодарность за то, что не потеряла руку, но не смогла. Ибо я видела то же, что и Снорри. Шрамы. Кожа была изуродована, местами розовая, местами совершенно белая. Перевернув ее ладонью вверх, я увидела, что магия Лив заменила кожу, которую сжег огонь, но она была толстой и почти лишенной чувствительности. Глаза жгло от слез, и я быстро моргнула, не желая, чтобы Снорри заметил, что его замечание задело меня. Не желая, чтобы кто-то узнал, насколько я расстроена.
Снорри вышел из комнаты и вернулся со щитом, выкрашенным в ярко-желтый и красный цвета.
– Вставай. – Он протянул тяжелый деревянный круг. ― Докажи, что ты можешь призвать магию Хлин, когда твоя жизнь не стоит на кону.
Пол был холодным под моими босыми ногами, когда я соскользнула с кровати и взяла щит, мышцы моей левой руки напряглись, чтобы удержать его.
– А если я не смогу?
Снорри молча смотрел на меня.
– За неудачу всегда приходится платить, Фрейя. Но не всегда платит тот, кто терпит неудачу.
По моей спине пронеслась дрожь страха. Поскольку Гейр ранен, моя семья оказалась во власти Снорри.
С трудом сглотнув, я подняла щит и расправила плечи. Пожалуйста, тихо взмолилась я. Пожалуйста, не оставляй меня сейчас, богиня. Затем я раздвинула губы и произнесла ее имя:
– Хлин.
Из кончиков пальцев моей левой руки вырвалось знакомое серебристое сияние, покрывшее щит и сделавшее его почти невесомым. Оно осветило комнату, отбрасывая блики на улыбающееся лицо Снорри. Он неуверенно протянул руку, чтобы коснуться щита, а затем провел пальцами по гладкой поверхности.
Хотелось, чтобы она отбросила его назад, как Бьорна. Хотелось, чтобы она ударила его с такой силой, чтобы сломать его тело. Но этого не произошло.
– Ты станешь силой, с которой придется считаться на поле боя, ― вздохнул он. ― Стейнунн уже начала слагать песню, и с ее помощью весть о нашей силе распространится как лесной пожар. Скоро все присягнут мне.
– Как? ― спросила я. ― Как моя способность защитить себя в бою может иметь такое огромное значение?
Его глаза ярко вспыхнули.
– Потому что провидица сказала мне, что это так, а значит, боги видели это.
Видели, что меня используют как оружие, и мне это не понравилось.
– Как ты можешь быть уверен, что провидица имела в виду именно тебя?
Его лицо потемнело, и я тут же пожалела, что произнесла это вслух, я всегда говорила первое, что приходило мне в голову, несмотря на то, что неоднократно страдала от последствий этого.
– Потому что провидица пророчествовала Снорри, а не кому-то другому, идиотка. ― Илва обогнула занавесь и направилась к нам. ― Не обращай внимания на ее невежество, любовь моя. Она дочь фермера. Жена рыботорговца. Возможно, она впервые оказалась дальше, чем в нескольких милях от лачуги, в которой ее родила мать.
Все это было правдой, но я все равно вздрогнула от намека на то, что это делает меня невежественной или глупой. Мои родители учили меня истории нашего народа и рассказывали о богах, но кроме того они учили меня навыкам выживания. Я открыла было рот, чтобы спросить, может ли она похвастать тем же, как Илва перебила меня:
– Когда вы поженитесь, Снорри будет управлять твоей судьбой, потому что он будет управлять тобой. Вот почему свадьба состоится сегодня.
Сегодня? Боги… Я сглотнула от досады, наблюдая за тем, как сжимается челюсть Снорри.
– Нам следует дождаться Дня Фригг11, чтобы союз был благословенным, ― сказал он.
Илва шумно выдохнула.
– И рисковать тем, что ее украдет кто-то другой? Ты должен заявить права на нее, муж. Все Горные земли должны знать, что дева щита ― твоя.
Как будто я корова. Или свинья. Или, что еще хуже, племенная кобыла для разведения, хотя, учитывая, что у него уже есть Бьорн в качестве наследника, я сомневалась, что дети ― это то, чего он хотел от меня. А даже если и так, то были и другие способы предотвратить подобное, кроме лимонов. Но у меня до сих пор мурашки бегали по коже при одной мысли о том, что этот мужчина будет спать со мной.
Стисни зубы и терпи, тихо приказала я себе. Ты же не девственница, которую никогда не укладывали в постель. Ты выдержала Враги. Сможешь вытерпеть и Снорри.
Я должна была, потому что от этого зависела жизнь моей семьи.
Снорри тяжело вздохнул, его взгляд был прикован к жене.
– Этот союз ― пощечина тебе, любовь моя. Я бы хотел, чтобы был другой выход, но боги требуют от нас этого.
Заявление было неожиданным, по крайней мере для меня. Я опустила голову, смущенная тем, что оказалась свидетельницей этого разговора, ибо чувствовала, что чувства Снорри искренни.
Сквозь ресницы я видела, как смягчилось лицо Илвы, и моя неловкость усилилась, когда она притянула к себе мужа и страстно поцеловала его. Мои щеки запылали, и я опустила взгляд в пол, борясь с желанием проскользнуть мимо них и сбежать от этого момента.
– Ты делаешь это для нас обоих. ― Голос Илвы был бархатно-мягким. ― Харальд пересечет пролив, и у нас не хватит сил, чтобы противостоять ему. Горные земли должны стать едиными, и по воле богов они будут объединены под твоим правлением. Это жертва ― разделить тебя с другой, но я с радостью соглашусь, чтобы защитить наш народ от врагов.
Мой желудок скрутило от неожиданного чувства вины, потому что я не подумала о том, что у них обоих есть высшая цель.
– Ты ― величайшее благословение, дарованное мне богами, Илва, ― пробормотал Снорри, и мои щеки запылали, когда они обнялись, а их ищущие руки подсказали, что, если бы не мое присутствие, они бы избавились от своей одежды. Но, кажется, они все равно это сделают, будь я проклята. И я уронила щит.
Как только он выскользнул из моей руки, магия исчезла, и он с громким стуком упал на пол, а пара отскочила друг от друга.
– Прошу прощения, ― пробормотала я. ― Похоже, я не до конца восстановила свои силы.
Снорри фыркнул, его не обманула ложь. И все же он отступил от Илвы, сказав ей:
– Готовься к пиру, любовь моя. И подготовь Фрейю.
***
Служанки набросились на меня, как орда налетчиков, раздели и затолкали в ванну, такую горячую, что она едва не ошпарила кожу. Хотя я с трудом терпела то, что меня купают другие, не это занимало мои мысли, пока меня терли мылом и полировали песком до тех пор, пока кожа не стала почти кровоточить. За один день вся моя жизнь перевернулась с ног на голову, а боги в равной степени давали и забирали.
Провидцы не лгали.
В них текла кровь самого Одина, и они делились с нами знанием богов, хотя их пророчества редко бывали ясными, пока предсказанные ими события не сбывались. Так что если провидица говорила эти слова непосредственно Снорри, то в какой-то мере они были правдой. Возможно, Снорри лгал, но… чутье подсказывало мне, что его пыл был искренним.
Ведь это объясняло, почему отец велел мне хранить магию в тайне.
Дети богов рождались, когда один из богов при зачатии дарил ребенку каплю своей божественной крови. В некоторых случаях боги принимали активное участие в половом акте, но это было необязательно ― их присутствия было достаточно. Это означало, что, хотя некоторые родители могли подозревать, что третья сторона их свидания подарила им ребенка с божественной кровью, некоторые совершенно не замечали этого до того дня, когда в ребенке проявлялась магия. Так было и со мной.
Правда открылась, когда мне было семь лет и я выкрикнула имя Хлин, сражаясь с Гейром. Это была игра, в которую играли все дети, несмотря на то что за непочтительное отношение к богам они получали шлепки от любого взрослого, оказавшегося в поле зрения, ― выкрикнуть имя того, кто, как известно, дарует свою кровь, и посмотреть, проявится ли магия. Мы с Гейром призывали Тира, Тора, Фрейю и бесчисленное множество других богов, но ни разу я не вспомнила о Хлин. Лишь когда бой вышел из-под контроля, а палка брата тяжело ударила в мой крошечный щит, я в отчаянии воззвала к богине. Магия, пришедшая мне на помощь, не отбросила Гейра так, как Бьорна, но отправила его в полет.
И мой отец был свидетелем этого.
Никогда в жизни я не видела на его лице такого выражения паники, как в тот момент, широкие глаза и приоткрытый рот запечатлелись в моей памяти. Как и то, как он тряс меня с такой силой, что у меня стучали зубы, а его дыхание обдавало мое лицо, когда он кричал:
– Никогда больше не произноси ее имени! Ты слышишь меня? Никогда не произноси ее имени! ― Затем он набросился на Гейра, схватив моего брата за руки с такой силой, что на них остались синяки. ― Ты никому не расскажешь о том, что произошло сегодня! От этого зависит жизнь твоей сестры!
Его реакция произвела на меня большее впечатление, чем сама магия, и долгое время страх увидеть отца в гневе не позволял мне произносить имя богини и задавать вопросы. Но время умерило мой страх и подогрело любопытство. Дети богов встречались редко, Враги ― единственный, кого я видела своими глазами, но истории о подвигах, совершенных обладателями магии, передавались из уст в уста на каждом собрании. О тех, в ком текла кровь богов, слагали легенды, их почитали, и я хотела стать одной из них. Хотела сражаться в битвах, чтобы о моих победах пели скальды, но каждый раз, когда я набиралась смелости и спрашивала отца, почему моя магия должна быть тайной, он приходил в ярость. Когда я поняла, что он не даст мне ответов, я стала экспериментировать тайком, чаще всего прихватывая с собой Гейра.
Конечно, нас поймали.
Ярость отца была непередаваема ― в глазах родителя застыли гнев и страх, которые не желает видеть ни один ребенок, и он снова запретил мне пользоваться магией.
– Почему я должна скрывать ее, когда никто другой этого не делает? ― требовательно спросила я. ― В каждой истории о детях богов дар крови и магии рассматривается как честь, но ты ведешь себя так, будто я проклята. Скажи мне, почему!
– Потому что ты ― дочь Хлин, Фрейя. Единственная, ― сказал он. ― И ты родилась под кровавой луной. Если кто-нибудь узнает эту правду, тебя будут использовать. Тебя будут использовать и сражаться за тебя, пока ты не умрешь. Ты поняла? ― Последнее он выкрикнул мне в лицо. ― Если кто-то узнает, твоя жизнь больше никогда не будет принадлежать тебе!
Он отказался объяснить, почему кровь Хлин делает меня самой желанной среди детей богов, но я поверила ему на слово со слепой верой ребенка, который доверяет своему отцу больше всех остальных. А еще, как ребенок, я ни черта не слушалась…
Глаза жгло оттого, что отец знал о пророчестве провидицы. Когда-то он был одним из доверенных воинов Снорри, так что он либо был свидетелем предсказания, либо ему о нем рассказали, и поэтому он знал, что сделает Снорри, если мой дар когда-нибудь обнаружится. Если бы я только послушалась…
Я все еще была бы замужем за Враги. Мне пришлось бы всю жизнь делать тяжелую работу и терпеть жестокость моего мужа.
Норны дают.
И Норны отнимают.
– Больно?
Я подскочила от вопроса служанки, отбросив все мысли. Она полировала ногти на моей левой руке и теперь подстригала то, что осталось от ногтей на правой.
– Не так, как раньше. Сейчас она болит, как старая рана.
Должно быть, мои слова успокоили ее, потому что она крепче вцепилась в мою руку и нахмурила брови, отрезая почерневший ноготь.
– Это правда, что ты схватила топор Огнерукого, чтобы убить собственного мужа?
Схватила ― это сильно сказано.
– Да.
Я ждала, что это признание вызовет во мне какие-то чувства. Облегчение. Чувство вины. Что угодно. Но, как и прежде, я ничего не почувствовала.
– Я уверена, что он заслужил это. ― Служанка нахмурилась, а затем спросила: ― Но разве ты не знала, что топор обожжет тебя?
Знала ли я?
Логично предположить, что знала, но это меня не волновало. Меня волновало, смогу ли я вырвать топор из рук Бьорна. И то, попаду ли я в свою цель.
– Мне нужно было оружие, и это было единственное доступное.
Все женщины уставились на меня, но та, что склонилась над моими ногтями, только хихикнула.
– Полагаю, это сыграло тебе на руку. Я бы тоже обожглась, чтобы посидеть на коленях у Бьорна несколько часов.
В груди заклокотала злость на глупость ее замечания. От мысли, что я добровольно пережила самый травматичный момент в своей жизни ради возможности посидеть на коленях у мужчины.
– Он сжег кожу на моей ладони. Превратил мою плоть в пепел. ― Заметив несколько крупинок пепла на краю ванны, я наклонила голову и сдула их ей в лицо. ― Если ты готова на многое, чтобы потереться задницей о член, значит, ты действительно отчаянно нуждаешься в мужчине.
Я ждала ее реакции, желая получить хоть какое-то удовлетворение от того, что увижу ее смущение, но в темных глазах женщины, когда они встретились с моими, была только улыбка.
