Текст книги "Судьба начертанная кровью (ЛП)"
Автор книги: Даниэль Л. Дженсен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
Снорри подошел и протянул мне кубок, наполненный отваром из грибов. ― Пей больше, ― сказал он. ― Я с нетерпением жду, когда смогу узнать, что боги хотят показать тебе в твоих видениях.
– Я тоже. ― Я кивнула ему, а затем бросилась к лестнице и поднялась на второй уровень, где находилась моя комната. Войдя в нее, я поставила кубок на стол и сразу же начала собирать то, что мне понадобится в ночной поездке. Меч моего отца и сакс. Щит. Плащ с глубоким капюшоном, чтобы скрыть лицо.
Дверь открылась и закрылась, и я повернулась, чтобы увидеть Бьорна с мешком провизии. Я сказала ему:
– Илва желает знать то же, что и я. Она скроет наше отсутствие, чтобы мы могли расспросить мою мать.
– Это неутешительные новости, ― сказал он. ― Я надеялся, что ты устроила так, чтобы мы провели ночь и день, наедаясь до отвала, пока наш разум будет мчаться сквозь облака в видениях, вызванных грибами. А не скакать всю ночь, чтобы увидеть твою мать.
Я закатила глаза, затем задвинула засов на двери и подошла к окну, слыша, как в коридоре внизу отбивают ритм барабаны.
– Нам понадобятся лошади.
– Уже за стеной, ― ответил он, а когда я бросила на него недоверчивый взгляд, Бьорн лишь подмигнул и сказал: ― Полагаю, тебе не составит труда подняться на крышу?
***
Мы ехали всю ночь, следуя вдоль реки до побережья, а затем по дороге, ведущей к следующему фьорду, в котором находился Селвегр. Когда я пустила лошадь рысью по знакомой дороге к ферме моей семьи и спешилась перед нашим домом, был уже разгар утра. Куры что-то клевали в земле, а две новые козы щипали траву вдоль забора. Огород радовал обилием весенней зелени, а вспаханное поле вдалеке давало уже высокий для этого времени года урожай, земля хорошо плодоносила.
Дверь открылась, но вместо моей матери на улицу вышел незнакомый мужчина. Возможно, ровесник Снорри, он был крепкого телосложения, с длинной седой бородой, украшенной серебряными кольцами. В одной руке он держал топор с привычкой человека, который уже много раз использовал его в качестве оружия, и моя рука инстинктивно переместилась к собственному оружию.
– Кто ты? ― спросила я. ― Где моя мать?
– Ты, должно быть, Фрейя, ― ответил он, а затем дернул подбородком в сторону Бьорна. ― Доброго дня тебе, Бьорн.
– Биргер. ― Бьорн тоже спешился и подошел, чтобы встать рядом со мной. ― Снорри дал Фрейе разрешение навестить мать. Она здесь или нам следует поискать ее в деревне?
– Кельда в постели, ― ответил Биргер. ― Нездорова, но идет на поправку.
– Значит, оставила тебя заниматься фермерством? ― Бьорн рассмеялся. ― Ты немного тяжеловат для сбора куриных яиц.
Это был человек, которого Снорри послал присматривать за моей матерью, что означало, что он, вероятно, был тем, кто причинит ей вред, если Снорри отдаст приказ. Мои руки сжались в кулаки, но удар готовился нанести язык. Я знала, что здесь кто-то есть, но видеть его ― совсем другое дело. Совсем другое дело ― знать, что он живет в доме моей матери.
– Что с ней не так? Если ты причинил ей боль, ты, набитый кусок дерьма, я…
– Уйми свой змеиный язык, Фрейя, или я вымою его с мылом! ― Моя мать появилась из-за спины Биргера, поправляя на плечах незнакомую мне шаль с меховой отделкой, и опираясь тростью о землю. ― У меня был флюс, но он прошел. Милосердие, что Биргер был здесь, чтобы присматривать за животными, ведь ты вышла замуж, а твой брат уехал служить в военном отряде твоего мужа, и Ингрид с ним. Я осталась совсем одна.
Чувство вины захлестнуло меня с головой, ведь, думая об опасности, которой подвергалась моя мать, я не подумала о жизненных трудностях, вызванных моим отсутствием.
– Как предусмотрительно твой муж прислал кого-то позаботиться обо мне, ― продолжила она, взяв меня за руку и оглядывая. Я сделала то же самое, отметив новое платье и сапоги, а также толстый серебряный браслет на ее запястье.
– Похоже, ты получила то, что хотела, милая, ― наконец сказала она. ― Теперь ты настоящий воин, как и твой брат.
Бьорн фыркнул, а я бросила взгляд через плечо, прежде чем снова повернуться к матери.
– Ты достаточно здорова, чтобы поговорить со мной? ― Вопросы, которые я хотела задать, были личными, и мне не нужно было, чтобы Биргер подслушивал у меня за плечом.
– Конечно, милая. Биргер, эти козы сами себя не подоят. И не забудь сегодня залезть на крышу и найти протечку, иначе спать под ней будешь ты.
Рот Биргера открывался и закрывался, когда он переводил взгляд между мной и матерью, прекрасно понимая, что не должен позволять нам общаться наедине.
– Я провожу их, ― сказал Бьорн. ― А ты займись своими делами.
– Ты ничего такого не сделаешь, Огнерукий. ― Голос моей матери был холодным. ― Я слышала о тебе много плохого, и я не потерплю, чтобы ты был у меня за спиной. Нужно нарубить дров, и ты можешь заняться этим.
– Есть много тех, кто ищет смерти Фрейи, ― ответил он. ― Поэтому, если ты хочешь, чтобы я нарубил дров, тебе придется оставаться достаточно близко, чтобы я мог отговорить всех, у кого есть дурные намерения.
Моя мать нахмурилась, направив на него свою трость.
– Если ты думаешь…
– Это не обсуждается, ― перебил Бьорн. ― Я не стану рисковать безопасностью Фрейи только потому, что ты беспокоишься о моей репутации.
Мать нахмурилась еще сильнее, и я, видя, что назревает драка, быстро поймала ее за руку.
– Мы будем держаться рядом.
На мгновение мне показалось, что они оба набросятся на меня, но Бьорн лишь сбросил с себя рубашку и направился к дровянику. Мама сопротивлялась, когда я тянула ее за руку, и уступила только тогда, когда в правой руке Бьорна появился топор, одним взмахом разрубивший толстое бревно.
– Прости, что не приехала раньше, ― сказала я, когда мы оказались за пределами слышимости. ― Я…
– Я прекрасно понимаю твои обстоятельства, Фрейя. ― Мамина челюсть сжалась. ― Это моя вина, что ты в них оказалась.
– Что это значит? ― Я впервые слышала об этом, хотя на самом деле мама всегда мало рассказывала о моем происхождении и ничего о событиях, связанных с моим зачатием. Я же, не интересуясь подробностями интимных отношений между родителями, никогда не спрашивала, о чем теперь жалела. ― Ты знала, что пригласила в свою постель именно Хлин?
Мама долго молчала, прежде чем ответить.
– Мы пригласили в свою постель не Хлин, Фрейя, а другого бога.
Я моргнула.
– Но…
– Это был другой, ― прервала меня мама. ― Мы никогда не говорили с тобой об этом, но Гейр… он был болезненным ребенком. Травницы ничем не могли помочь, говорили, что милосердным выбором будет оставить его на произвол судьбы и волков, но… я не смогла этого сделать.
Таков был путь нашего народа, я знала это. Я знала женщин, которые рожали больных детей, они оказывались в руках у матерей, а на следующий день исчезали, и о них больше никогда не говорили. Но от мысли, что моей матери велели поступить так с моим братом, у меня кровь стыла в венах.
– Хорошо, что ты этого не сделала, мама, потому что они были неправы. Он вырос сильным.
По крайней мере, телом.
– Они не ошиблись. ― Голос моей матери дрогнул, и я взглянула на Бьорна. Он быстро справлялся с кучей дров, татуированная кожа блестела от пота, и он определенно не был вне зоны слышимости.
– Что случилось? ― спросила я.
– Я молила богов, чтобы они пощадили его, ― прошептала моя мать. ― Молилась Фрейе, Эйр и всем, кто слушал, приносила жертвы в знак своей преданности, но ему становилось только хуже, и вскоре он стал слишком слаб, чтобы есть. ― Ее рука сжалась на моей. ― Я поверила, что все они решили проигнорировать мои мольбы, что такова судьба моего сына. Наступила ночь, и я знала, что она станет для него последней, твой отец держал нас в своих объятиях, пока мы ждали, когда его грудь перестанет подниматься. А потом в нашу дверь постучали.
Это была история, передававшаяся из поколения в поколение, пока не стало казаться, что такое вряд ли может произойти. Сказки о том, как боги приходят к смертным, чтобы творить добро или зло, в зависимости от их настроения, которое всегда было переменчивым. Но это была не сказка ― это была моя жизнь.
– Мы открыли дверь и увидели женщину, ― продолжала моя мама. ― Она была молода и красива, с кожей белой, как слоновая кость, и волосами темными, как безлунная ночь. Она сказала: «Я спасу твоего сына в обмен на подарок в качестве компенсации за его потерю», и я поняла, что это богиня, пришедшая по моей просьбе. Что мои молитвы были услышаны.
Меня пробрала дрожь, но я ничего не сказала, увлеченная рассказом.
– Твой отец спросил, что она хочет получить взамен, и она ответила: «Лечь между вами, и то, к чему приведет наша страсть, ― это будет жертва, которой ты заплатишь за здоровье своего сына. Выбирайте».
Было известно, что боги ненасытны в своей похоти, и получить их в свою постель ― большая честь. И все же я могла только представить, что чувствовали мои родители, вынужденные заниматься сексом, чтобы спасти своего сына, когда он лежал при смерти в той же комнате. Это было нечестиво и жестоко, и… не похоже на богиню, чьей магией я обладала.
– Конечно, мы выполнили ее просьбу, ― сказала моя мать, ― и это не было похоже ни на одну ночь, которая была у меня до этого или после, мы оба были так измотаны, что погрузились в глубочайший сон. Когда мы проснулись, женщины уже не было, как и твоего брата.
Я задохнулась, прижав руку ко рту, чувствуя ужас момента, несмотря на то что знала, что мой брат жив и здоров.
По лицу моей матери потекла слеза.
– Я кричала и кричала, уверенная, что это Локи пришел и жестоко разыграл нас, исцелив нашего сына, чтобы выполнить свое слово, и после украл его, чтобы лишить нас того, на что мы рассчитывали, и я проклинала себя за то, что не подумала об этом, когда заключала сделку с богом. Я до крови била кулаками по земле, пока твой отец проклинал богов. Но мы оба замолчали, когда раздался стук в дверь.
Я затаила дыхание, сердце бешено колотилось в груди.
– Твой отец распахнул дверь, готовый обрушить на богиню весь свой гнев, и увидел, что за дверью стоит другая женщина с корзиной в руках. Внутри лежал хнычущий малыш, и если бы не родинка на его щеке, я бы никогда не узнала в этом толстом и здоровом ребенке твоего брата. Но это был он.
– Кто это был? ― спросила я. ― Кем она тебе показалась?
– Воином. ― Глаза моей матери были отрешенными. ― Одетая в кожу и сталь, с клинками наготове и щитом, пристегнутым к спине. Она казалась одновременно молодой и древней, ее волосы были золотистыми и заплетены в боевые косы, а янтарные глаза светились как солнце.
Мои собственные глаза горели, потому что я бы многое отдала, чтобы увидеть лицо богини. Хлин, моей божественной матери, которая поделилась со мной и своей кровью, и магией.
– Что она сказала?
Мама прочистила горло.
– Она сказала: «Тебя обманули, и все слезы в мире не тронут того, кто отнял у тебя сына, но они кое-что значат для меня. Поэтому я предложу тебе честную сделку ― позволь ребенку, который вот-вот зародится в тебе, стать моим сосудом, и я верну тебе этого мальчика. Но выбирай быстро, ибо момент для этого скоро пройдет».
Я уставилась на землю у своих ног, удивляясь, почему она никогда не рассказывала мне эту историю, ведь о ней скальды слагали бы песни, чтобы помнить ее в веках.
Мама вытерла глаза.
– Я плохо соображала, мне хотелось только обнять твоего брата, но у меня хватило здравого смысла спросить, зачем ей нужен мой ребенок ― нужна ты как ее сосуд. Она ответила мне: «Если ребенок одарен лишь алчностью, ее слова будут проклятиями, но, если она будет одарена еще и альтруизмом, у нее будет выбор, какую божественную силу она сделает своей ― это судьба, которая еще не соткана».
Я нахмурилась, повторяя слова в голове.
– Что это значит, матушка?
– Кто может сказать, что загадки богов значат для смертных. ― Она подняла лицо к небу, испустив дрожащий вздох. – В тот миг меня не волновало ничего, кроме возвращения твоего брата, и я сказала: «Да. Да, ты можешь использовать моего ребенка в качестве своего сосуда». ― Она улыбнулась, передала мне корзину с твоим братом, смахнула две слезинки с моих щек и ушла.
В один миг, в результате этого отчаянного выбора, сделанного моей матерью, я получила каплю крови бога, помещенную туда, где вскоре будет биться мое сердце, и стала одной из тех, чья судьба не была определена. Моя нить могла свободно виться по гобелену, как я того пожелаю.
Или как пожелает Снорри.
Я нахмурилась, но эта мысль вылетела у меня из головы, когда мать резко вцепилась в меня, прижимая к себе.
– Мне так жаль, Фрейя.
– Почему? ― спросила я, встревоженная тем, что мать так себя ведет, ведь это было не в ее характере. ― Кроме того, что ты скрыла от меня эту историю, тебе не за что просить прощения.
– Я выбрала твоего брата, а не тебя. ― Ее пальцы впились в мои плечи. ― Обрекла тебя стать оружием ярла.
Был ли это ее выбор? Слова Илвы гулко отдавались в моей голове, мысль о том, что норны не определяют, а лишь знают, какой выбор сделает человек, захватила мой разум. Я прижала мать к себе, наши лбы соприкоснулись.
– То, что твое дитя избрано богиней, ― это привилегия, от которой никто не откажется, мама. Мне не за что тебя прощать.
– Я думала, что это Фрейя, ― прошептала она. ― Думала, что однажды ты призовешь ее имя и создашь жизнь там, где ее не было, поэтому и назвала тебя в ее честь. И ни о чем не догадалась, когда твой отец вернулся из Халсара с вестью о том, что провидица изрекла пророчество о дочери Хлин. Лишь ждала дня, когда ты обретешь свою силу, но каков же был мой ужас, когда это произошло, ибо не жизнь сулила твоя магия, а войну. Я прокляла тебя, любовь моя. Прости меня.
Трудно было не вздрогнуть от осознания того, что именно так она воспринимает мою магию, но все же я не понимала, почему она так переживает.
– Не за что прощать. Я довольна.
Она отстранилась и держала меня на расстоянии вытянутой руки, не сводя с меня глаз.
– Не лги мне, девочка.
Я дернулась.
– Я не лгу.
– Если ты так довольна своим мужем и своей жизнью, почему ты рискуешь всем этим, ложась в постель с его сыном?
Меня охватил шок, и я уставилась на нее.
– Прости?
– Не лги мне, любимая. Я знаю, как выглядит мужчина, который по-собственнически относится к тому, что, по его мнению, принадлежит ему, и Огнерукий смотрит на тебя именно так. Как и ты на него. ― Ногти матери впились в мои руки, и она яростно затрясла меня. ― Какое безумие владеет тобой, Фрейя? Твоя жизнь и жизни всех членов нашей семьи зависят от благосклонности Снорри, а ты наставляешь ему рога с его собственным сыном? Думаешь, это останется в тайне? Что он не узнает? Ты должна покончить с этим.
Я задрожала от гнева, стыда и страха.
– Неужели удовлетворение твоей похоти стоит жизни твоего брата? ― потребовала она, и мое нутро сжалось. ― Покончи с этим, Фрейя. Пообещай мне, что ты покончишь с этим ради всех нас. Поклянись в этом именем Хлин.
Странное головокружение охватило меня, но вместе с ним пришла неожиданная ясность. Я не могла исполнить пророчество Саги и быть с Бьорном. Я не могла защитить свою семью и быть с ним.
Я должна была выбрать.
Воздух словно задрожал, и краем глаза я увидела, как Бьорн осматривается в поисках возможных угроз.
Но я сосредоточилась на матери. На том, что она мне рассказала. На всем том, о чем она просила меня на протяжении всей моей жизни. И на том, что она требовала от меня сейчас. Мой гнев, всегда кипевший во мне, разгорелся в пламя.
– Не предъявляй ко мне требований.
Ее рот приоткрылся.
– Ты сошла с ума?
Я покачала головой.
– Нет, мама. Впервые в жизни я наконец-то вижу ясно.
– Что ты имеешь в виду?
Ее глаза были полны замешательства, и это только подогрело мой гнев, потому что как она могла не знать?
– Всю мою жизнь ты только и делала, что отнимала что-то у меня в пользу Гейра. Или в свою. Судя по твоим словам, ты ставила меня на последнее место с самого моего рождения.
– Фрейя…
– Ты заставила меня скрывать мое наследие, мою магию, то, кем я была, ― прошипела я. ― Выдала меня замуж за Враги, чтобы он принес богатство и привилегии нашей семье, хотя знала, как он будет со мной обращаться. Вы с Гейром принесли себя в жертву, как безмозглых козлов, чтобы у Снорри был рычаг давления на меня, потому что знали, что это будет вам на пользу. А теперь ты просишь меня отвергнуть единственного человека, который всегда ставит меня на первое место, единственного, кто заботится обо мне, потому что это угрожает твоей эгоистичной шкуре. Возможно, это правильный выбор. Но это должен быть мой выбор, а не твой.
Напряжение в воздухе словно схлопнулось, как слишком туго натянутая веревка, и мама сделала шаг назад.
– Тогда я ожидаю, что ты обречешь нас всех.
Я горько вздохнула.
– Ты сама выбрала свою судьбу. Ты могла легко ускользнуть от Биргера, но ты видела только преимущества, которые давало тебе серебро Снорри. То же самое с Гейром, который мог бы легко сбежать с Ингрид, но отказался потерять свое место в воинском отряде Снорри. В своем эгоизме и жадности вы сами подставили свои шеи под топор и жалуетесь, что это моя вина, когда лезвие грозит опуститься.
– Ты смеешь называть нас эгоистами, маленькая шлюха! ― Она подняла руку, чтобы дать мне пощечину, но тут на ее запястье сомкнулась гораздо более крупная рука.
– Извинись. ― Голос Бьорна был как лед.
– Это ты должен извиниться. ― Мама попыталась вырваться, но хватка Бьорна только усилилась. ― Это ты сделал ее такой. Раньше Фрейя была хорошей и верной женщиной.
– Она и сейчас такая. Просто ты больше не достойна ее верности.
– Неважно, ― ответила я, желая оказаться подальше от нее, прежде чем скажу что-то еще. ― Я ухожу, мама. Пришло твое время прокладывать свой собственный путь в этом мире.
Повернувшись, я направилась к своей лошади, Бьорн шагал рядом со мной.
– Фрейя! – кричала она, пока Бьорн усаживал меня на лошадь. ― Пожалуйста!
Я не оглядывалась.
Глава 31
– Нам нужно спешить. ― Я скакала быстрым галопом по узкой тропе, огибающей фьорд, понимая, что, несмотря на всю мою браваду, мне предстоит принять решение. ― У нас мало времени, чтобы вернуться.
Вместо ответа Бьорн резко остановил своего коня, и тот раздраженно вскинул голову.
– Зачем вообще возвращаться? Это наш шанс сбежать. Мы можем отправиться вниз по побережью и найти торговое судно, идущее на юг, где мы будем недосягаемы для всего этого.
– Чтобы Снорри казнил моего брата-идиота и нерадивую мать? ― Я фыркнула. ― Как бы это ни было заманчиво в данный момент, но нет.
Протянув руку, Бьорн вцепился в поводья моей лошади, не давая мне перевести ее на рысь и уйти от этого разговора.
– Фрейя, я должен тебе кое-что сказать.
– Если это твое мнение о моей семье, то я не хочу его слышать.
– Дело не в твоей семье. Дело в моей. ― Он поднял глаза, чтобы встретиться с моими. ― Предсказание моей матери… оно было не единственным, что она говорила о тебе.
Мое сердце заколотилось, в животе поселилось беспокойство, и я перестала пытаться освободить свою лошадь.
– Что она сказала? И когда?
Почему ты не сказал мне раньше?
– Я… ― Он сглотнул. ― Это было очень давно, когда я был еще мальчиком, но я помню это отчетливо.
– Ты, похоже, многое помнишь о ней очень отчетливо и при этом ничего не рассказываешь, ― огрызнулась я. ― Что она сказала?
Бьорн молчал, и тошнота скрутила мои внутренности. От того, что он мог сказать. И от того, что он вообще скрывал это от меня.
– Она впадала в странные трансы, когда ей что-то говорил Один, ― наконец ответил он. ― Я был с ней наедине, когда ее внезапно охватил один из них. Она сказала мне, что дева щита объединит Горные земли, но десятки тысяч людей будут убиты. Ты будешь ходить по земле, как чума, натравливая всех друг на друга, брата на брата, и все будут бояться тебя.
Его слова поразили меня, и я с трудом восстановила дыхание.
– Все, что она видела, приводило ее в ужас, ― продолжал он. ― Я был молод, и в моей голове засело, что дева щита будет скорее чудовищем, чем женщиной. Даже став взрослым мужчиной, я… именно такой представлял тебя. ― Он отвел взгляд. ― Это не могло быть дальше от истины. Не монстр, а красивая и храбрая женщина, которая спасает рыб и проходит сквозь огонь, чтобы защитить других.
Мои глаза горели, и я быстро моргала, чтобы не дать слезам пролиться.
– Я не говорил тебе, потому что ты не была такой, как описывала моя мать, ― сказал Бьорн. ― Я был уверен, что неправильно запомнил. Или что ты изменила судьбу, и будущее, которое Один показал моей матери, больше не существует, не только тьма и смерть, но и все остальное. Но потом начались испытания, боги спустились на землю, чтобы принять твою жертву, и я больше не мог отрицать, что тебе суждено вести за собой. ― Он глубоко вздохнул. ― Я наблюдал, как ты делаешь выбор, чтобы защитить Халсар, и мне казалось невозможным, что ты станешь чудовищем, несущим смерть и разрушение. Но после взятия Гриндилла…
– Ты решил, что, возможно, я все-таки чудовище. ― Я выдавила эти слова, ужас душил меня.
Бьорн покачал головой.
– Нет. Но Снорри превратит тебя в него, если ты позволишь ему управлять твоей судьбой. Я думал, что, услышав песню Стейнунн, увидев себя такой, ты пойдешь другим путем, но ты просто не можешь избавиться от необходимости защищать куски дерьма, которых ты называешь семьей.
Я вздрогнула. ― Не говори о них в таком тоне.
– Почему нет? – огрызнулся он. ― Несмотря на все, что ты делаешь, все, что ты уже для них сделала, твой брат назвал тебя бешеной сукой. Твоя мать назвала тебя шлюхой. Они не стоят того, чтобы позволять Снорри превращать тебя в чудовище.
Он не ошибался. Но и не был прав.
– Я думал, что когда ты увидишь, как живет твоя мать, ты отвернешься от нее, ― сказал он. ― И хотя я видел, что ты понимаешь, что она наживается на твоей боли, это ничего не изменило. Я видел, как ты слушала ее рассказ о том, как она снова и снова выбирала твоего брата и себя, а не тебя, и снова это ничего не изменило. Ты отказываешься менять свою судьбу.
– И ты решил сделать это за меня? ― Моя кожа покраснела от гнева. ― Потому что не только у меня в жилах течет кровь бога, и не только я могу изменить свою судьбу. Ты тоже можешь это сделать.
– Я бы уничтожил планы богов, если бы это означало избавить тебя от участи, которую предвидела моя мать, ― сказал он. ― Но я хочу, чтобы ты сама решила уйти, Фрейя. Все, что я сделал, ― это предоставил тебе такую возможность.
Хотя я жалела, что он не рассказал мне всю правду раньше, я все равно чувствовала, что мой гнев угасает.
– Я хочу сказать ― да, Бьорн. То, что я увидела в магии Стейнунн, ужаснуло меня. Но если я уйду, то обреку свою семью на смерть.
– Они сами себя обрекли.
Повернув лошадь, я отъехала на небольшое расстояние и встала на утесе с видом на море. Чайки парили над пенистыми гребнями волн, северный ветер трепал мои волосы, выбившиеся из косы. Было бы так просто спуститься к берегу. Найти торговое судно из стран, расположенных далеко к югу отсюда, и уплыть, никогда не оглядываясь назад. Даже не зная, выполнил ли Снорри свои угрозы.
Не знать было бы еще хуже. Не знать, выживут ли те, кого я люблю, или умрут. Возможно ли вообще счастье, если чувство вины отравит всю жизнь, которую я построю?
– Хлин сказала моей матери, что если я буду обладать лишь алчностью, то мои слова станут проклятиями, но если я буду обладать альтруизмом, то божественная сила, которую я смогу сделать своей, будет еще не соткана судьбой. ― Я заколебалась. ― Я знаю, что нет способа узнать, что она имела в виду, но для меня это означает, что, выбирая других, а не себя, я обрету судьбу, отличную от той, что видела твоя мать. ― Когда я повернула голову и посмотрела на него, у меня перехватило дыхание, потому что я поняла, что сделать этот выбор ― значит отказаться от него. ― Я должна вернуться. Я не могу уйти, зная, что они умрут, потому что это означало бы поддаться алчности, о которой предупреждала Хлин.
Я затаила дыхание, ожидая реакции Бьорна. Ждала гнева и осуждения моего выбора. Вместо этого он тихо выдохнул.
– Как получилось, что та часть тебя, которую я ненавижу больше всего, одновременно является причиной моей любви к тебе?
Любви.
Эмоции захлестнули меня, угрожая разорвать пополам, и мне отчаянно захотелось сказать ему, что я тоже люблю его. Что я люблю его больше, чем когда-либо могла себе представить.
Но что значили эти слова, учитывая, что я опять выбирала не его? Поэтому вместо этого я сказала:
– Если ты больше не хочешь иметь со мной ничего общего, я пойму. Я не буду тебя винить.
Даже если это разобьет мне сердце.
– Ты моя, Рожденная в огне, ― ответил он, протягивая мне руку. ― И я твой, даже если об этом знаем только мы двое.
Я вцепилась в его руку, с трудом переводя дыхание. Зная, что если я посмотрю на него, то сломаюсь, вместо этого я уставилась на фьорд. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как появляется большой драккар с парусом в бело-синюю полоску.
– Бьорн…
– Вижу, ― ответил он, прикрывая глаза рукой. ― Черт.
В груди зашевелилось беспокойство.
– Что это?
Или кто?
– Скади. ― Бьорн сплюнул в грязь. ― Нам нужно идти.
Снорри упоминал имя Скади, когда мы были во Фьяллтиндре, но я понятия не имела, кто она такая.
– Она одна из воинов Харальда?
– Его охотница. Которую он посылает найти тех, кто не хочет, чтобы их нашли. ― Он сглотнул. ― Она дочь Улля.
У меня внутри все сжалось, ведь я знала, что у детей Улля есть луки с волшебными стрелами, которые никогда не промахиваются мимо цели.
– На кого она охотится?
Бьорн повернул голову и встретил мой взгляд, мышцы на его челюсти напряглись так сильно, что проступили на загорелой коже.
– Нет, ― выдохнула я. ― Это бессмысленно. Все думают, что я в Гриндилле.
– У нее нет другой причины быть здесь, Фрейя. Нам нужно уходить. Надо успеть, пока она не нашла наш след.
Страх, бурливший в моей крови, подсказывал мне, что он прав, вот только в этом фьорде было только одно место, где мог причалить драккар такого размера. Селвегр. Мой дом.
Не обращая внимания на протесты Бьорна, я ударила в бока лошади и пустила ее быстрым галопом. Слишком быстрым для узкой тропы, но мне было все равно. Все мужчины и женщины в Селвегре, способные сражаться, были призваны присоединиться к Снорри в Гриндилле, а значит, деревня была беззащитна. Там было полно женщин и детей, стариков и немощных. Они совершенно не замечали, что к ним приближается драккар, ощетинившийся воинами Харальда.
– Фрейя!
Я рискнула бросить взгляд на Бьорна, его конь скакал за мной следом.
– Я должна предупредить их!
– Ты не успеешь!
Он был прав. Как бы быстро я ни мчалась, драккар подгонял сильный ветер. Но я должна была попытаться. Нужно было что-то сделать.
Сквозь деревья я наблюдала, как драккар спускает парус, а гребцы подводят его к единственному пустому причалу. Их уже должны были заметить, броситься на поиски своих детей. Хватать оружие.
Прятаться.
– Фрейя! Остановись!
Более мощный и выносливый, конь Бьорна догонял меня. Я подстегнула свою лошадь, но она выбилась из сил, и, когда тропа расширилась, Бьорн поехал рядом со мной. Я попыталась увеличить расстояние, но он безрассудно наклонился в сторону и поймал мои поводья, заставив животных встать на дыбы.
Вскрикнув, я спрыгнула с лошади и бросилась бежать. Сапоги застучали по земле, когда он бросился в погоню, легко поймав меня за руку. Я сопротивлялась, но Бьорн подсек мои ноги, и мы оба тяжело упали.
– Перестань шипеть, как рассерженная кошка, и смотри, ― огрызнулся он, прижав меня к земле. ― Они не нападают!
– Я ничего не вижу! ― Я извивалась, пытаясь освободиться, но Бьорн был намного сильнее меня, и его бедра прижимали меня к земле.
– Послушай!
Инстинкт требовал, чтобы я боролась, ведь я была нужна своим людям, но я заставила себя успокоиться. Единственными звуками были прерывистое дыхание Бьорна, свист ветра и плеск воды фьорда о берег. Никакого лязга стали. Никаких криков.
Бьорн освободил меня, и мы на четвереньках подползли к краю гряды, возвышающейся над водой, откуда я могла отчетливо видеть Селвегр и драккар Скади, привязанный к причалу. Некоторые воины уже вышли из драккара, но большинство сидели в ожидании.
– Это Скади. ― Бьорн указал на нее, и я увидела женщину с алыми волосами, которая стояла и спокойно разговаривала с деревенским жителем, не было видно никакого оружия. ― Она ищет тебя, а не драку.
– Тогда почему у нее на драккаре целый отряд воинов?
Бьорн долго не отвечал, а потом произнес:
– Хороший вопрос.
В его голосе было что-то такое, от чего у меня мурашки побежали по коже, но, когда я оторвала взгляд от Скади и посмотрела на него, лицо Бьорна было нечитаемым.
– Лучше спросить, откуда они вообще знают, что мы здесь?
Он нахмурил брови.
– Единственным человеком, который знал, куда мы направляемся, была Илва. ― Меня передернуло. ― Я была дурой, когда доверилась ей.
Бьорн резко покачал головой.
– Это бессмысленно. Когда ты обвинила ее в том, что она оставила послание с рунами, она отрицала это, а Бодил подтвердила, что она говорит правду.
– А что, если Бодил лгала? ― Эта мысль пронзила меня насквозь, потому что я доверяла Бодил. Полагалась на нее. Обнаружить, что она солгала мне, вступила в сговор с Илвой, с Харальдом…
– В этом нет никакого смысла, ― возразил Бьорн. ― Что Бодил могла выиграть от такого союза? И зачем Илве отдавать тебя, если она стольким пожертвовала ради судьбы моего отца?
– Потому что у нее сдали нервы из-за этого! Ты видел ее лицо, когда твой отец решил отказаться от Халсара, чтобы устроить засаду на Харальда, когда тот покинет Фьяллтиндр? Ее горе, когда мы вернулись и обнаружили, что Халсар сгорел, и ее гнев, когда твой отец отказался его восстанавливать. Ее страх, когда она слушала песню Стейнунн. Илва больше не хочет этой судьбы, и что может быстрее положить этому конец, чем отдать нас обоих Харальду?
– Ты, должно быть, ударилась головой, когда я сбил тебя с ног, ― огрызнулся Бьорн. ― Нет смысла отдавать тебя ее врагу. Лучшим способом был бы яд в наших кубках. Илва не союзница Харальда.
– Тогда кто? Ведь мы знаем, что среди нас есть предатель!
Прежде чем Бьорн успел ответить, наше внимание привлекла суматоха у причала Селвегра. Скади вернулась к своему драккару, и у меня свело желудок, когда половина воинов выбрались на причал, следуя за человеком, с которым говорила Скади, и вошли в деревню.
А затем вышли из нее с другой стороны.
Моя кожа покрылась мурашками, когда я поняла, в каком направлении они идут и куда ведет их этот человек.
– Моя мать.
Бьорн помрачнел.
– Она может просто допросить ее, Фрейя. Харальд послал ее найти тебя, иначе Селвегр и все его жители были бы мертвы.








