Текст книги "Эхо древних богов (СИ)"
Автор книги: Чучело Мяучело
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
Когда свечи догорели, и комната погрузилась в полумрак, Самсон поднял свой кубок, взгляд его стал серьёзным.
– За то, что мы выжили, – сказал он, и в его голосе слышалась тихая решимость. – И за то, что дойдём до конца, несмотря на всё, что встанет на нашем пути.
Кубки поднялись в едином жесте, и крошечный огонь надежды снова зажёгся в их сердцах, освещая им путь в ночи Бесконечного Океана.
Глава 5. Помидорка
Корабль «Рыба-меч» уже пару недель бороздил просторы тёплых вод. С каждым днём море становилось приветливей, его воды – тёплее, а небо – ярче, так что даже звёзды в ночи казались живее. Жаркое солнце плавно сменило северную прохладу, и, хотя ветер всё ещё напоминал о холодных водах Северного Альдора, каждый день приносил всё больше уверенности, что холодные дни остались позади.
Капитанскую каюту ярко освещал солнечный свет, который пробивался сквозь окна и падал на карту мира, развёрнутую на столе. Лаврентий, склонившись над картой, водил по ней пальцем, словно пытаясь окинуть взглядом весь мир разом. Он размышлял о землях, через которые они прошли, о той тайне, которую они только начали распутывать.
– Знаете, капитан, – начал клирик, с интересом разглядывая старинную карту с кривыми линиями и художественными изображениями чудовищ в неизведанных водах. – Некоторые философы в нашей церкви считают, что наш мир – лишь один из многих. А Святая Матерь столь могущественна, что создала множество миров и населила их своими чадами. Они считают, что каждый мир – это её благословение, но лишь некоторые из тех миров обитаемы, другие же – пусты или таят в себе сущности, далекие от нас.
Самсон усмехнулся, задумчиво глядя на карту, где волнистой линией обозначались границы известных морей и далёкие земли, о которых мало кто знал что-либо. Он провёл пальцем по линиям, словно пытаясь уловить что-то большее за этими чернилами.
– Что же, – сказал он с улыбкой, в которой было больше сарказма, чем веселья, – выходит, нам придётся составлять карту для каждого нового мира, если таков замысел Святой Матери? У нас так никаких чернил в мире не хватит на всех, и картографов тоже!
Лаврентий улыбнулся в ответ и вежливо засмеялся, его смех был мягким, словно ветер, который скользил по мачтам.
– Вот именно, капитан, вот именно! – подхватил он, задумчиво посматривая на карту. – И знаете, такой взгляд не считается ересью, пока нет доказательств, существуют ли другие обитаемые миры или их вовсе нет. Это лишь философия, одна из многих теорий. Хотя многие наши братья считают, что даже думать о таких вещах – занятие бесполезное.
– Некоторые из моих братьев считали, что все миры – это гранёные части одного великого кристалла, – продолжал Лаврентий, проводя пальцем по карте. – Как свет преломляется через грани, так и божественное присутствие отражается в этих мирах. Одни из них похожи на наш, наполнены жизнью, светом. Другие же…
Он посмотрел на Самсона, его лицо омрачено мыслью.
– Другие отражают лишь тьму. И, может быть, наш корабль пересёк одну из этих граней. Оказался на той стороне, где свет Святой Матери больше не достаёт.
– А чем тот жуткий остров не доказательство того, что другие миры существуют? – резко спросил Самсон, и его голос прозвучал неожиданно серьёзно.
Он откинулся на спинку своего кресла, отхлебнув из стакана рома, его взгляд был устремлён куда-то вдаль, за границы карты, словно он вновь видел те кристальные берега.
Лаврентий на мгновение замолчал, его лицо побледнело, а затем он понизил голос, будто опасался, что его слова может услышать кто-то, кому не следует:
– Такой мир… такой кошмарный и лишённый жизни мир мог создать разве что Пирион Осквернённый, а не Святая Матерь, – сказал он тихо, почти шепотом. – Если это было сообщение с того мира, то, может быть, оно от него. Лишь он мог бы прислать мне видение… образ Мирланды.
Самсон настороженно посмотрел на Лаврентия, пытаясь уловить в его словах нечто большее. Он налил ещё рома клирику в стакан и подал его.
– Так кто такая эта Мирланда, Лаврентий? – спросил капитан, его голос был мягким, но в нём звучал намёк на приказ.
Лаврентий глубоко вздохнул, принимая стакан из рук капитана. Он взвесил свои слова, будто решая, готов ли он поделиться своей самой личной историей.
– Дайте мне куда-нибудь сесть, капитан, – сказал он наконец, стараясь не смотреть Самсону в глаза. – Стакан рома – и я поведаю вам её историю.
Самсон кивнул и указал на кресло у стола. Лаврентий медленно опустился на сиденье, держась за край стола, словно опирался на него в тяжёлый момент. Он отхлебнул из стакана и закрыл глаза, будто пытаясь снова увидеть то далёкое прошлое, что пронзало его сердце.
– Мирланда… – начал он, и в его голосе звучала нескрываемая горечь. – Она была дочерью богатого купца из западного края Агорана. Умная, красивая… таких женщин в мире мало. Я встретил её в Агоране, когда ещё был простым священником в одном из портовых городков. Она часто приходила в храм, молилась и спрашивала меня о жизни за стенами города, о далеких землях и о богах, которых она никогда не знала. И я полюбил её.
Его голос задрожал, и он снова сделал глоток рома, будто пытался заглушить горечь воспоминаний.
– Но я был лишь нищим священником, а она – дочерью одного из самых влиятельных купцов. Её отец нашёл ей богатого жениха, и, несмотря на все наши мечты, ей пришлось подчиниться. Она вышла замуж, и я не мог ничего сделать, лишь молился за её счастье. Но продлилось оно недолго… Мирланда умерла при родах: говорят, её сердце не выдержало, – его голос дрожал всё сильнее, и в нём слышалась боль утраты. – А её ребёнок умер вместе с ней.
Лаврентий замолчал, его лицо исказилось от боли, он закрыл глаза, будто пытался заглушить навязчивые образы, которые преследовали его.
– После её смерти я чувствовал, будто потерял свою душу, – продолжал он тихо, не открывая глаз. – Я видел лицо Мирланды в каждом сновидении, слышал её голос в шуме ветра. Она звала меня… просила уйти из этого мира и последовать за ней. Именно это чувство заставило меня оставить материк и отправиться в неизвестность. Я хотел её забыть, но в этих далеких водах, в каждом шторме, в каждом кошмаре я всё ещё вижу её…
Лаврентий посмотрел на свой стакан, словно в его глубине мог разглядеть далёкие образы.
– Она была… как свет в этом тёмном мире, – произнёс он, и на его губах появилась печальная улыбка. – Её смех был как колокольчики, а когда она говорила, весь мир словно замирал, чтобы слушать её. Я помню, как однажды она, смеясь, взяла мой амулет и спросила: «А если Святая Матерь настолько велика, почему она не создала второго Лаврентия? Тогда я бы смогла выйти замуж за одного из вас, а второй остался бы служить в храме!»
Он замолчал, а потом тихо добавил:
– Даже когда её не стало, этот её смех остался со мной. Но теперь он звучит иначе. Как будто она смеётся не от радости, а… из глубокой боли.
Капитан сидел молча, слушая исповедь Лаврентия, и пока священник говорил, лицо Самсона становилось всё более мрачным. Он осознал, что тот ужас, который они пережили на таинственном острове, для Лаврентия был не просто случайной встречей с потусторонним. Это была встреча с прошлым, которое не отпускало его.
– Значит, ты считаешь, тот образ, который ты видел, был не просто плодом твоего воображения? – спросил Самсон, пытаясь понять, что же стоит за этими словами. – Ты думаешь, это была… действительно она?
Лаврентий открыл глаза и посмотрел прямо на капитана, его взгляд был полон тревоги и боли, но в нём также читалась странная глубокая уверенность.
– Я не знаю, капитан. Но если этот мир действительно один из многих, как говорят философы, может быть, там, за границами нашей реальности, Мирланда всё ещё жива? Или, по крайней мере, её дух не нашёл покоя. И если это так… – Он вздохнул, с трудом находя слова. – Но, скорее всего, это было искушение Оскверненного! И я не отдам ему мою душу.
Лаврентий провёл рукой по лбу, будто стирая невидимые тени.
– Капитан, на том острове… я видел её. Её лицо отражалось в кристаллах, словно она была там, живая, дышащая. Но её глаза… они смотрели на меня так, будто я её подвёл. Словно она звала меня в этот мир, чтобы… чтобы я искупил вину.
Он дрожащими руками поднёс стакан к губам, сделал глоток и добавил:
– Я молился, чтобы понять, была ли это она. Или это… что-то другое, что приняло её облик, чтобы сломить меня.
Капитан некоторое время смотрел на клирика, затем встал и налил себе ещё стакан рома. Он понимал, что ни ему, ни Лаврентию, ни остальным на борту не суждено понять, что же они видели на том острове. Но в глубине души Самсон подозревал, что ответ на этот вопрос ждёт их впереди, в тех загадочных землях, куда они направляются.
– Что ж, Лаврентий, – проговорил он наконец, поднимая свой стакан, – пусть твоя вера найдёт то, что ищет. Но пока мы здесь, среди живых, наша цель – добраться до нового мира. И если придётся встретиться с демонами или духами прошлого, мы будем к этому готовы.
Лаврентий кивнул, его лицо всё ещё оставалось мрачным, но в глазах загорелся слабый огонёк благодарности. Он поднял свой стакан, и они выпили в молчании, каждый погружённый в свои мысли, в свои страхи и надежды.
В это же время Драгомир уверенно держал штурвал, глядя на спокойное море, раскинувшееся вокруг них до самого горизонта. Волны лениво накатывали на борта «Рыбы-меча», и в тёплом свете дневного солнца их пенный гребень сверкал, как серебряная нить. Тишина океана казалась абсолютной, но её время от времени нарушали лёгкие перекаты досок под ногами да скрип натянутых парусов.
Рядом с боцманом стоял Торрик, вертя в руках разломанную астролябию. Гном недовольно хмурился, его густые брови сошлись на переносице, и он с раздражением разглядывал повреждённый инструмент.
– Эта пьяная крыса уронила и разбила инструмент! – буркнул гном, показывая трещину на корпусе астролябии, которую старательно пытался скрепить медными пружинами. – А мне теперь – чини, ладно бы что-то простое, но это! Страшно подумать, что там в их городах происходит, если такие, как Глезыр, свободно ходят и что хотят, то и делают.
Драгомир ухмыльнулся, наблюдая за стараниями гнома, и покачал головой.
– На самом деле, не всё так плохо, как кажется, – ответил он, взглянув на гнома с едва заметной улыбкой. – У них в городах строгая иерархия. Вся семья слушается самого старшего, и если уж в доме есть прадедушка, то его слово – закон. Это среди людей, эльфов и гномов, да и других народов Глезыр может позволить себе быть разгильдяем и хамом. А перед своим прадедушкой он бы по струнке ходил, как миленький, да ещё и хвост бы в трубочку свернул!
Торрик хмыкнул, но на лице его читалось недоверие.
– Хм, интересно, – ответил он, прищурив глаза, и продолжил свою кропотливую работу инструментом. – Всё равно не пойму, как они так живут. У нас, гномов, хоть тоже старшинство уважают, но чтобы так строго… Такое мне не по душе. Хотя, знаешь, люди в этом смысле тоже не лучше.
Драгомир усмехнулся, его взгляд снова вернулся к горизонту, где солнце преломлялось в воде.
– У каждого народа свои причуды, – заметил он, поигрывая пальцами на рукояти штурвала. – Глезыр с его свободолюбием, ты с твоими молотами и медными механизмами, а я вот пытаюсь понять, когда же на нас свалится что-то более привычное, чем этот проклятый остров. Ты вот, например, Торрик, как будто жаждешь встретить врага.
Гном резко поднял голову и огляделся, словно ожидая, что из-за ближайшей волны вынырнет морское чудовище или появится тёмный парус пиратов.
– А что? – с вызовом сказал он, вскинув брови. – Мы уже сколько недель в пути, а встретили только всякие неведомые мистические явления. Где же морские чудовища? Где пираты? Где, наконец, хоть какой-нибудь бой?! Я жажду битвы, боцман, а не философских разговоров и странных островов!
Драгомир пожал плечами, ухмыляясь, и плавно повернул штурвал, направляя корабль на более устойчивый курс.
– Мы ведь посреди океана, Торрик. Здесь и не должно ничего происходить, кроме всякой чертовщины, – ответил он почти равнодушно, как будто говорил о погоде. – Пираты и чудовища охотятся там, где попадаются люди и корабли с золотом. А здесь, в Бесконечном Океане, кроме нас, похоже, и нет никого.
Торрик задумался, его руки на мгновение замерли, но затем он кивнул, соглашаясь с логикой боцмана.
– Ладно, это звучит разумно, – проговорил гном, хотя в его голосе всё ещё звучала досада. – Только где-то в глубине души я надеялся, что мы нарвёмся на что-то опасное. Вот бы сразиться с каким-нибудь кракеном или встретить корсарский флот. Не ради славы, а ради адреналина, да и просто чтобы руки не забыли, как держать секиру в настоящем бою.
Драгомир хмыкнул и покачал головой, наблюдая за волнением гнома. Но вскоре взгляд его стал задумчивей, и тогда он решился задать вопрос, который давно его волновал.
– Слушай, Торрик, а почему ваши тёмные гномы враждуют со светлыми? – спросил он, глядя на гнома с интересом. – Мы все в детстве слышали сказки о ваших войнах и вражде. Но неужели это всё из-за… чего-то серьёзного? Или это просто старая привычка?
Торрик хитро прищурился, словно оценивал боцмана, решаясь, сколько ему стоит рассказать.
– Враждуют? – протянул он, усмехаясь. – Нет, это эльфы любят друг другу в глаза вцепиться при встрече, светлые и тёмные. Мы, гномы, не такие горячие, хотя, конечно, не без своих нюансов. Скорее, мы друг друга избегаем, чем враждуем. Это на поверхности всё кажется так просто – свет против тьмы, но на деле всё куда сложнее. Мы можем сотрудничать, если есть общая цель или угроза.
Драгомир кивнул, прислушиваясь к словам гнома, а Торрик продолжил. Его лицо было напряжённым, но в глазах заиграли огоньки, когда он заговорил о том, что давно его волновало.
– Просто у нас, у тёмных и светлых, разная философия, – сказал он, покручивая трубку в руках. – Светлые братья помешаны на сохранении традиций предков. Им дорога каждая реликвия, каждый древний камень, как память о прошлом. Они считают, что нельзя использовать чужой труд или механический труд, потому что это отнимает часть души. Для них каждый удар молота – это не просто работа, это молитва их предкам.
Он вздохнул, посмотрев на астролябию, словно она символизировала для него нечто большее.
– А мы, тёмные, не видим в этом смысла, – продолжал он, нахмурившись. – Мы развиваемся, строим мануфактуры, механизмы. Мы создаём машины, чтобы наши руки не гнулись вечно под весом молотов и кирок. Такова наша философия: стремление к новому, к тому, чтобы лучше использовать мир, который перед нами. А светлым это не по душе. Они считают нас предателями их идеалов, а мы их —упрямцами, которые тормозят развитие.
Драгомир, прислонившись к штурвалу, слушал его с интересом. В его взгляде читалось понимание, и он задумался, глядя на светлеющее небо, словно пытаясь представить себе жизнь гномов в их подземных городах.
Драгомир нахмурился, на мгновение оставив штурвал без внимания.
– Удивительно, – произнёс он, и в его голосе слышалось искреннее уважение. – Сколько нас с детства учат, что у гномов одни только пивные бочки и молоты, а оказывается, за всем этим стоит настоящая философия. А почему об этом не говорят?
Торрик хмыкнул и скрестил руки на груди.
– Да кому это надо, боцман? Людям проще рассказывать о нашей жадности, мол, гномы любят золото. Красивая сказка лучше сложной истины. Да и мы, скажу честно, не любим делиться. Но вот ты теперь знаешь.
– Значит, если не отправлять светлого и тёмного гнома в одну шахту, то и проблем не будет? – спросил он, усмехаясь. – Всё дело в том, что каждый живёт по-своему, и стоит только пересечься, как начинается конфликт?
Торрик фыркнул и покачал головой.
– Не всё так просто, – ответил он, пряча улыбку в своих густых усах. – Бывают времена, когда мы с ними даже работаем вместе. Когда, например, какое-нибудь чудовище просыпается под землёй или появляется что-то, что грозит всем нашим землям. Но в остальное время – да, мы просто стараемся держаться подальше друг от друга.
Драгомир кивнул, его взгляд вновь скользнул по горизонту, где разливался утренний свет.
– Знаешь, Торрик, я понимаю тебя, – сказал он, и его голос звучал мягче, чем обычно. – Каждый народ по-своему странен, но, похоже, это не мешает нам всем быть на одной лодке… или, в нашем случае, на одном корабле.
Торрик усмехнулся, и в его глазах на мгновение сверкнула теплая искра. Он поднял астролябию, которой, казалось, требовалась ещё масса работы, и кивнул боцману.
– Так и есть, человек, – сказал он с лёгкой улыбкой. – И насколько бы ни были разными наши народы, на этом корабле мы все в одной команде. Потому что когда ты посреди бескрайнего океана, неважно, кем ты был раньше. Важно только то, как ты держишь штурвал и насколько готов к тому, что встретится на пути.
Они стояли на мостике, наблюдая за спокойным океаном и зная, что впереди их ждёт ещё много неизвестного. И пусть Торрик жаждал битвы, а Драгомир мечтал о безопасном пути, оба понимали, что в этом путешествии каждый день приносит свои вызовы.
Вечером Самсон сидел в кают-компании, окружённый матросами и Груггом, и азартно бросал кости на стол. Деревянные кубики с цифрами катились по поверхности, издавая звенящие звуки, которые смешивались с глухим рокотом волн за бортом. Вокруг царила напряжённая, но весёлая атмосфера: каждый был погружён в игру, ожидая результата броска и хоть на мгновение забывая о долгом пути и суровых испытаниях.
Гругг, сидевший напротив капитана, сосредоточенно следил за кубиками, и пытался понять, как идёт игра. Огру приходилось непросто – правила ему объяснили наспех, и он по-прежнему не до конца понимал все тонкости, но это его не останавливало. На его лице застыла серьёзная мина, будто от этого броска зависела судьба всего плавания.
– О! Гругг выиграл! – воскликнул один из матросов, когда кубики остановились на удачной для огра комбинации.
Огромный Гругг расцвёл в широкой улыбке и хлопнул себя по груди, довольно кивая, а матросы засмеялись, но не без уважения к его простодушной радости.
В стороне от них, чуть отстранённо, стояла Галвина. Она не принимала участия в игре, но внимательно наблюдала за происходящим, сложив руки на груди. Её взгляд был напряжённым и слегка осуждающим. Гелионизм, которого она придерживалась, полагал азартные игры пороком, опасным соблазном, способным погубить душу. Но она знала, что на корабле отвлечься не так-то просто, и хотя сама игра ей не нравилась, она молча стояла рядом, наблюдая за увлечённой компанией.
Самсон заметил её взгляд и ухмыляясь откинулся на спинку своего стула, бросив кости очередному сопернику.
– Ну, раз уж мы тут собрались, расскажу вам одну историю, – начал он, его голос звучал расслабленно и непринуждённо, но в нём чувствовалась та искорка, которую подогревали воспоминания о старых подвигах. – Было это лет семь назад. Мы тогда причалили к одинокому острову, и не просто так. На том острове жили людоящеры, поклонялись они золотому идолу. Вроде бы невеликие боги были у них, но уж очень за него держались, как за самое дорогое.
Гругг с интересом прищурился, его большие глаза заблестели в свете лампы, а матросы подались вперёд, затаив дыхание и ожидая продолжения. Самсон слегка усмехнулся, будто предвкушая эффект своей истории.
– Вот мы и решили его себе прихватить. Ну, знаете, немного золота на борту никогда не повредит, да лягушачьи головы явно не были рады чужакам на своём острове. Зашли мы туда под покровом ночи, скользнули мимо их хижин, пробрались в храм, где этот идол стоял. Золотой, как день ясный, в свете костров он просто сиял! Двое моих ребят подкрались, схватили его и на плечи кинули. А он немаленький, скажу вам. Идол-то почти с человека ростом был, да и весил не меньше.
– И как? Удалось уйти? – спросил один из матросов, поддаваясь духу истории.
– Да не всё так просто, как хотелось бы! – Самсон прищурился, его голос стал громче, завлекая слушателей. – Людоящеры нас заметили. Полезли из своих хижин, да ещё и оказались отличными пловцами, что твои угри. Кинулись за нами прямо в воду, плыли, будто родились в этом море, а несколько даже залезли на борт, когда мы уже отплывали. Пришлось сражаться! Их когти были остры, а пасти злее, чем волна в шторм.
Гругг, слушая рассказ, медленно кивнул, будто представлял себе это сражение, а Галвина стояла всё так же неподвижно, но теперь уже с интересом прислушивалась.
– Мы отбились, да и добрались до безопасных вод, – продолжал Самсон. – А когда оглядели добычу внимательнее, поняли, что обманулись. Идол-то оказался не золотой, а медный! Днём, в свете солнца, он блестел, а ночью не разберёшь. Ну что ж, лучше что-то, чем ничего, вот и продали его потом в порту Либерталии, хоть и гораздо дешевле, чем рассчитывали.
Матросы зашумели, смеясь и подначивая капитана. Кто-то хлопнул Самсона по спине, и он ответил широкой улыбкой, принимая шутки с лёгким сердцем. Гругг попытался повторить его весёлое выражение лица, но получилось у него это несколько угловато.
Галвина дождалась, пока смех немного стихнет, и, осмелившись, шагнула ближе, обращаясь к капитану:
– Капитан, а правда, что Атоллия отражает нападения демонов с другого края материка? – спросила она, её голос был осторожным, но в нём звучала неподдельная заинтересованность.
Она помнила истории из своего детства, рассказы о битвах, которые вели пиратские капитаны, обороняя свои острова от сил, пришедших из-за моря.
Самсон посмотрел на неё с лукавой улыбкой и откинулся на стуле, сложив руки на груди.
– О да, мне родители тоже рассказывали эту сказку, – усмехнулся он. – Но знаешь что, Галвина? По правде сказать, такое случилось лишь дважды за всю историю. Первый раз – это было незадолго после Войны Выживания. Тогда весь материк и острова были на грани, и да, демоны попробовали пройти через океан. Но встретили их не горы и леса, а яростные пираты Атоллии и их союзники из прибрежных городов. Сколько там крови пролилось, говорят, море покраснело!
Галвина прищурилась, стараясь понять, насколько правдива история. Её мысли вернулись к книгам, которые она читала о битвах прошлого, но услышать такую интерпретацию было странно.
– А во второй раз когда это было? – спросила она, подаваясь вперёд.
– Второй раз был спустя лет пятьдесят после первого, – продолжил Самсон, перебирая свои воспоминания. – Говорят, демоны снова попытались прорваться через море на своих тёмных кораблях. Но, видимо, не учли, что моря – не их стихия. Их встретили на подступах к Атоллии, а там были не только пираты, но и маги, и рыцари, и даже несколько жрецов Святой Матери, хотя на Атоллии их не особо жалуют. Опять кровь, битва… да и конец такой же.
– Демоны? – переспросил один из матросов, и его лицо побледнело. – Мой дед рассказывал, что видел их корабли. Говорил, что у них были чёрные паруса, а борта светились багровым светом, словно они горели изнутри. Он уверял, что это было на рассвете, когда его корабль был у берегов Атоллии. Их командир приказал разворачиваться, не дожидаясь, пока те подойдут ближе.
– И что же стало с этими кораблями? – с интересом спросил Гругг.
– Никто не знает, – ответил матрос, нервно потирая ладони. – Говорят, они исчезли так же внезапно, как появились. Может, они утонули. А может... – он понизил голос, – всё ещё ждут своего часа где-то в глубине океана.
Капитан усмехнулся и откинулся назад, а взгляд его был далёким, словно он пытался разглядеть те давние сражения в волнах прошлого.
– Но что там у демонов на уме – этого никто не знает. Может, они выучили урок и больше не лезут в океан. А может, просто ждут, пока мы забудем, что вода – не их союзник. Кто знает? Я лишь считаю, что нам с вами не стоит надеяться на легенды, а лучше держать сабли под рукой. Мало ли что!
Галвина кивнула, стараясь усмирить собственные мысли. Истории капитана звучали весело и легко, но в них ощущалась правда тех времён, когда каждое сражение за остров было не только битвой, но и вопросом жизни и смерти.
Самсон снова взял кости, собираясь продолжить игру, но прежде чем их бросить, взглянул на Галвину и добавил с лёгкой усмешкой:
– Так что, если мы вдруг встретим этих демонов, не беспокойся, Галвина. Мы тоже можем устроить им тёплый приём.
Кости снова покатились по столу, а смех и разговоры наполнили кают-компанию, но у каждого в сердце остались воспоминания о тех далёких легендах и старых битвах.
Галвина вернулась в свою каюту, чтобы отдохнуть после долгого дня, но там её ожидало нечто странное и тревожное. Элиара сидела на койке, закрыв лицо ладонями, и её тело мелко дрожало. Чародейка покачивалась взад и вперёд, словно её охватил невыносимый внутренний холод. Галвина нахмурилась, и её сердце сжалось от внезапной тревоги.
– Элиара, что с тобой? – быстро спросила она, подойдя ближе. Её голос звучал мягче, чем обычно, и был полон заботы, которую она не всегда была способна проявить.
Элиара не ответила сразу, лишь покачала головой, её плечи продолжали содрогаться. Галвина нахмурилась ещё сильнее и, присев рядом с ней на край кровати, осторожно коснулась её руки. Чародейка выглядела хрупкой, как ветка, которую сгибает сильный ветер.
– Что случилось? – повторила Галвина, её голос стал ещё мягче, и в нём слышалась искренняя тревога. – Ты можешь мне рассказать, что тебя так мучает.
Элиара наконец отняла руки от лица, и её красные от слёз глаза встретились с глазами Галвины. Она вздохнула, будто собирая остатки мужества, и заговорила:
– Прости меня, Галвина… Прости, что приходится тебе это слушать. Просто… после того, что мы видели на проклятом острове… – её голос сорвался, и она на мгновение замолчала, но затем продолжила, будто пытаясь прорвать плотину. – Словно… что-то коснулось меня там. Я чувствую это до сих пор, как тень, которая не уходит, и я… я хочу снова ощутить это. Хочу снова почувствовать то же самое. Это как… как зов, который тянет меня обратно, в ту пустоту.
С этими словами она снова зарыдала, её слёзы блестели на щеках, а голос дрожал так, будто каждый звук причинял боль. Галвина, забыв все свои прежние разногласия с чародейкой, неожиданно для самой себя наклонилась и обняла её, притянув к себе, словно защищала её от невидимой угрозы.
– Успокойся, Элиара, – тихо прошептала она, гладя чародейку по спине. – Я здесь. Ты не одна. Мы все здесь, рядом, друзья. Это место действительно ужасно, оно влияет на магов, как никто из нас не может понять. Самсон сумел вырваться, Торрика это вообще не коснулось, а Лаврентий… лишь его вера спасла его.
– Ты не понимаешь, Галвина, – хрипло сказала Элиара, отводя взгляд. – Это было больше, чем просто пустота. Там, на том острове, я чувствовала себя… всемогущей. Как будто я могла разрушить весь мир, если захочу. Это было так страшно, но так… заманчиво. И эта тень... она не оставляет меня. Каждую ночь я чувствую её шёпот. Он говорит, что я должна вернуться, что там – моя истинная сила.
Галвина молча выслушала её, но в глазах зажёгся холодный огонёк.
– И ты всерьёз думаешь, что эта сила стоит того, чтобы потерять себя? – спросила она, её голос стал строгим, но в нём слышалась забота. – Элиара, ты сильная, но не позволяй этому поглотить тебя. Магия всегда пытается захватить тех, кто ей доверяет больше, чем нужно. Это её природа. А твоя природа – бороться с этим.
Элиара всхлипнула и прижалась к плечу Галвины, её тело перестало дрожать, и она глубоко вздохнула, пытаясь восстановить контроль над собой.
– Я думала, всё позади, что это всего лишь кошмар, – прошептала она, её голос был едва слышен. – Но это как зараза, которая осталась в сердце. Я теперь не знаю, как с этим справиться, Галвина. Никогда не чувствовала себя такой уязвимой.
Галвина отпустила её, но осталась сидеть рядом, глядя на неё мягко, но с уверенностью. Её собственный взгляд был устремлён куда-то в прошлое, на те сцены, что она старалась забыть, но не могла.
– Понимаю тебя, – сказала она тихо, её голос обрёл грустные нотки. – Я тоже ищу эти ощущения… Когда я шла освобождать Астерию, в моём сердце горел огонь. Я верила, что могу всё изменить, что смогу вернуть нашему народу свободу и достоинство. Но когда я увидела, как бронированные рыцари короля разносили мою армию, которая состояла в основном из бедняков и фермеров, я поняла, как жесток мир.
Она замолчала на мгновение, сжимая кулаки, словно сражалась со своими собственными призраками. Элиара слушала её, затаив дыхание, её глаза снова наполнились слезами, но на этот раз от сопереживания.
– Я должна была стоять до конца, как дворянка Астерии, – продолжила Галвина, её голос стал жёстче, но в нём слышалась горечь. – Должна была сражаться, даже если бы это значило погибнуть. Но я испугалась. Я сбежала, предала тех, кто верил в меня, испугавшись за свою ненужную жизнь. И теперь я ищу что-нибудь, что могло бы меня оправдать. Какое-то новое сражение, новую цель… может, искупление. Но я не знаю, найду ли я его.
– Когда армия короля шла на нас, я смотрела на своих людей, – продолжила Галвина, её голос стал холоднее. – Они были напуганы, но верили в меня. Я кричала им, что мы победим, что этот бой изменит судьбу Астерии. Но я сама не верила в это. Когда начался бой, мои люди умирали так быстро, что я даже не успевала запомнить их лица.
Она замолчала, и её кулаки побелели.
– Я бросила их, – продолжила она шёпотом. – Я бросила их, чтобы спасти себя. И теперь каждую ночь я вижу их в своих снах. Их глаза, полный укор, словно они спрашивают: "Почему ты нас оставила?"
Элиара смотрела на неё, не зная, что сказать. Но потом тихо ответила:
– Ты можешь сделать только одно. Найти способ заслужить их прощение, Галвина. Не прошлое определяет нас, а то, что мы делаем сейчас.
Элиара, глядя на Галвину, наконец вздохнула и вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Её лицо стало спокойней, и в глазах мелькнуло понимание. Она сжала руку Галвины и слабо улыбнулась, будто старалась поддержать её так же, как только что поддержали её.
– Знаешь, Галвина, – сказала она тихо, её голос был всё ещё слаб, но в нём зазвучала теплая нотка. – Может быть, этот путь мы пройдём вместе. Мы не найдём ответов в одиночку, но можем разделить эту тяжесть. Может, нам стоит выйти на палубу, выпить вина и поболтать о боевой магии, как в старые добрые времена. Что скажешь?
Галвина кивнула, в её глазах светилось согласие, и она наконец позволила себе слабо улыбнуться.
– Думаю, это хорошая идея, Элиара. Ты права, иногда нужно просто немного забыть о прошлом и принять немного радости в этом мире. Может, это и не изменит нас, но, по крайней мере, мы снова почувствуем себя живыми.
