Текст книги "Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла]"

Автор книги: Честер Хаймз

Соавторы: Джордж Хиггинс,Лоренс Сандерс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 38 страниц)

Глава двадцать седьмая

– Он не пришел, – сказал Фоли. – Я торчал там полчаса и успел съесть сэндвич с сыром, кофе выпить. Господи, я уж и забыл, что это за дрянь – сэндвич с сыром. Словно жуешь кусок линолеума, представляешь?

– Надо мазать майонезом, – подсказал Уотерс. – Сначала намажь на хлеб майонез, потом клади сыр – а то все будет безвкусно.

– Первый раз слышу, – удивился Фоли, – Мазать надо снаружи?

– Да нет, мажешь внутри. А сверху масло и сыр. А когда сыр в печке расплавится, майонез и придаст ему аромат и вкус. Только надо брать настоящий майонез, яичный. Можно, конечно, взять салатный соус, которым многие пользуются как майонезом. Можно и его взять. Да только вкус будет совсем не такой. Этот соус то ли пастеризованный, то ли еще что. В общем, совсем другой вкус.

– В этой аптеке в такие тонкости не вдаются, – сказал Фоли, – Что за черт, идешь, оказываешь сэндвич с сыром – у них там их целая гора, уже готовых, на подносе: официантка вытаскивает один из этого штабеля, с оранжевым сыром, мажет его каким-то жиром – делает вид, что маслом, но уверен, что это никакое не масло, а потом уходит на кухню и сует его в жаровню. Мой бедный желудок все еще пытается перемолоть эту резину в нечто питательное. Такое ощущение, что я проглотил два куска хозяйственного мыла. Подогретого, правда. Слушай, если я заболею, тебе придется оформлять мне пенсию по инвалидности.

– По-моему, ты и так сполна пользуешься всеми льготами, – заметил Уотерс. – Привыкли, понимаешь, жить за счет «дяди». Обедают только на фарфоре при свечах! Агенты в штатском, прости Господи! Думаешь, я не знаю, что вы друг дружку угощаете на государственные денежки? Сукины дети! Тебе бы только на пользу пошло проехаться хоть раз в неделю по маршруту от «Джо» до «Немо». По гангстерским притонам. Они же не ошиваются в шикарных кабаках, где кусок бифштекса стоит девять долларов и которые вечно фигурируют на твоих ваучерах[36]36
  При исполнении служебных обязанностей агенты федеральных служб пользуются специальными ваучерами на питание, проезд и т. п., по которым им возмещают расходы.


[Закрыть]. А «крутые» заседают в дешевых кафешках, где и ты бы сам торчал, если бы не мог все списывать на ваучеры.

– Ну, тем не менее, – невозмутимо продолжал Фоли, – он не пришел. Сижу я там, строю глазки официантке, пью кока-колу, и вдруг у меня начинает болеть мочевой пузырь – представляешь? Я расплачиваюсь, выхожу на улицу, но не очень расстроенный. Ведь он же предупреждал, что, может, и не придет. Достаю я пятнадцать центов, покупаю «Рекорд» и что же я там вижу – что ребят, которых он хотел мне сторговать, взяли сегодня утром в Линне. Это многое объясняет.

– Один из них убит в перестрелке, – сказал Уотерс, – Гудуэзер. Кажется, он начал шуметь или еще что.

– Наверное, – согласился Фоли. – Надо мне позвонить Сотеру, порасспросить об этом. Принесу ему свои извинения. Я и не думал, что он такой меткий стрелок. И что они им навесили?

– Грабеж со взломом, слушаться будет в окружном суде, – сказал Уотерс. – Ну а теперь у Большого жюри будет целый букет эпизодов. Смотри-ка: два убийства с отягчающими, три ограбления банка, грабеж со взломом в домах этих банкиров, может быть, еще скупка краденого оружия, угон автомобиля, преступный сговор. Я ничего не упустил?

– Богохульство, – добавил Фоли, – Я всегда мечтал обвинить кого-нибудь из них в богохульстве и сквернословии.

– Ну и что теперь ждет твоего приятеля с отдавленными пальцами?

– Похоже, пойдет за решетку. Нью-хэмпширскому прокурору показалось мало, что он подставил нам Джеки Брауна, и я не думаю, что у него еще есть что-нибудь, что он сможет нам предложить.

– М-да, – сказал Уотерс, – Жаль.

Глава двадцать восьмая

Койл пришел к Диллону в бар сразу после половины четвертого. Он сел за стойку, поднял правую ладонь и уронил ее на прилавок.

Диллон налил Койлу двойную порцию виски и пива. Он поставил стаканы перед Койлом.

– Что, хорошие деньги ловишь? – спросил Диллон.

Койл отпил виски. Потом пригубил пиво.

– Это не совсем так. Кстати, если бы ты спросил, я бы тебе сказал: сегодня у меня денек хреновый.

– А что так?

– Ты слышал, что случилось утром в Линне?

– Да-а, кошмар! – сказал Диллон. – Я так понимаю, что у этого паренька, которого там ухлопали, полный порядок в Провиденсе?

– Не знаю, не слышал. Налей-ка еще виски, – Пока Диллон подливал ему в стакан, Койл говорил, – Но это единственное, чего я не знал. Теперь все понятно.

– Да, черт, – продолжил беседу Диллон, – Но ты вроде к этому не имеешь отношения? Насколько я знаю, они были белые, совершеннолетние, в здравом уме. Они же сами должны были понимать, куда лезут. Взрослые же люди.

– Да, – не слушал его Койл, – Теперь Арти Вану крышка. Да и Джимми тоже. С другой стороны, ведь сколько ребят, на которых висит убийство с отягчающими, гуляют на свободе, а? Точно они невинные ангелочки. Хотя они не ангелочки вовсе.

– Надо на это смотреть философски, – сказал Диллон, – Когда-то проигрываешь, когда-то выигрываешь, понял? Они имели сколько? Около четверти «лимона» в месяц? А тут дело такое: стоит перегнуть палку – и шандец. Этим должно было все кончиться. А они перегнули да еще, сам знаешь, двоих ухлопали. А если палку перегибаешь, то и получай, что заработал. Обратно ничего не переиграешь.

– М-да, – согласился Койл. – Их точно кто-то подставил. Вот это меня и занимает. Легавые же их поджидали в том доме. Кто-то назвал им адрес. Хотел бы я знать кто.

– Надо думать, они тоже! – сказал Диллон. – Да, я думаю, их это тоже оч-чень занимает.

– Господи! – воскликнул Койл. – Я же знаю Джимми Скала, я же его отлично знаю. Да что тебе рассказывать. Ты и сам в курсе. Мы с Джимми знакомы с… да уж Бог знает сколько. Жаль, что он вляпался в эту историю. Я же знаю, что теперь будет – теперь ему не видать солнца ясного, как своих ушей. Ему влепят пожизненное.

– Никогда не знаешь наперед, – ответил Диллон, – Может, им удалось избавиться от вещдоков. Такое бывает. Да и жюри может выкинуть какой-нибудь фортель. Может, еще и отделаются легким испугом. Никогда нельзя ничего знать наперед.

– Можно было бы отделаться легким испугом на первый раз, – сказал Койл, – А они потрудились в поте лица, сам знаешь. Наследили в четырех округах. Я так думаю, что они каждый раз брали банк в другом округе. Рано или поздно их должны были повязать. Теперь уже все.

– И все же, – продолжал гнуть свою линию Диллон, – они сами понимали, на что идут. О тебе вот кто-нибудь убивался?

– Нет, – сказал Койл. – Смотри-ка, ты и глазом не моргнул спросить у меня об этом.

– Ну, ты не выдержал. Получил срок и не стал плакать никому в жилетку, мол, я не виноват, я не хотел, послушайте, я вам заложу кого-нибудь, только отпустите меня. Ты же этого не сделал. Так что ты их уважай, как они тебя уважают, понял? Ты же поступил, как взрослый мужчина, так теперь надейся, что и они поступят, как взрослые мужчины.

– Мне еще далеко до взрослого мужчины. Это произойдет через пару недель, – пояснил Койл.

– А а думал, все уже утряслось, – удивился Диллон, – Я думал, вся эта история тихо и мирно закончилась.

– Да, – сказал Койл, – Все разрешилось. Тихо и мирно. Я отправляюсь в Дэнбери – вот и все.

– Надолго?

– Мой адвокат, – ответил Койл, – мой великий адвокат, мать его в душу, говорит: дадут года два.

– Значит, отсидишь месяцев восемь, – сказал Диллон, – Сидишь всегда треть от полного срока. Это же фигня. Ты выйдешь как раз осенью, накануне открытия нового сезона. Не бэ. Да у тебя, как я видел, и деньжата завелись. Ты же в порядке. Не убивайся ты так!

– Ничего не могу с собой поделать, – сказал Койл, – Хреново мне, очень хреново. Этот Скал, он же мужик-кремень, сам знаешь. Вана я не знаю. Но я знаю Скала – он мужик что надо. Но очень мне его жалко, очень. Он получит как минимум пожизненное.

У дальнего конца стойки бара зазвонил телефон, и какой-то мужчина снял трубку. Он крикнул:

– Это тебя, Диллон!

– Я сейчас, – сказал Диллон. – Налить тебе еще одну на дорожку?

– Да, – согласился Койл, – И еще пивка.

Разговаривая по телефону, Диллон смотрел на Койла.

– Да, я узнал тебя. Смешно: он сейчас как раз у меня. Разыгрывает целый спектакль. Крокодиловы слезы льет. Все сокрушается, кто же это мог их подставить. У меня просто руки трясутся от злости. Нет, нет, когда до этого дела дойдет, руки трястись не будут. Слушай, пришли человека с деньгами ко мне сегодня. Я посмотрю, что можно будет сделать. Да, может быть, сегодня вечером. Но я ничего не обещаю. Мне нужна машина. Да, и водитель. Но сначала деньги. Деньги вперед. Ладно, я получу деньги и тогда посмотрю, что можно сделать.

– Слушай, – сказал Диллон Койлу, ставя перед ним виски и пиво, – Кончай хандрить, вот что я тебе скажу. Звонил мой приятель, он не может пойти сегодня вечером на игру «Брюинз». Как насчет того, чтобы забыть все свои горести и сходить со мной на игру? Поужинаем где-нибудь, я возьму на вечер отгул, посмотрим хороший матч, а? С «Рейнджере». Что скажешь?

– А что, может, и сходим, – ответил Койл.

– Да, конечно, пойдем! Заходи сюда около шести. Я бы тебя тут оставил, да только боюсь, что если ты будешь продолжать в таком же духе, то когда придет время идти на игру, ты совсем лыка вязать не будешь. А мы пойдем поужинаем, закажем вина, бифштекс, потом сходим на матч. Я тебе гарантирую: вернешься вечером домой и тебе на все будет начихать.

– Давай сходим. Пойду позвоню жене.

– Э, послушай, ты можешь хоть раз в жизни забыть о ней! Откуда ты знаешь, а может, мы еще чем решим заняться, может, тебе не захочется прямиком домой бежать? Зачем тебе ей звонить?

– Ты прав, – сказал Койл. – Мне надо еще кое-что сделать. Ну, увидимся здесь в шесть.

В четверть шестого юнец в черной водолазке и замшевом пиджаке вошел в бар Диллона. Спросил, где найти хозяина. Он передал Диллону длинный, довольно-таки толстый конверт.

– Порядок? – спросил юнец.

– Порядок с чем? – переспросил Диллон.

– Ну, порядок? – повторил юнец, – Просто порядок и все.

– Ну, если порядок, – сказал Диллон, – тогда тебе не о чем беспокоиться. А если не порядок, то есть о чем. Проваливай.

Глава двадцать девятая

На протяжении всего вечера Койл много пил. Во время первого периода он выпил с Диллоном по пиву. Бобби Орр повел «Брюинз» в атаку. Он обвел сразу трех игроков «Рейнджерса», потом срезал угол и устремился к воротам ньюйоркцев, там сделал потрясающий разворот корпусом и бросил шайбу в верхний левый угол. И Койл вместе с Диллоном и остальными четырнадцатью тысячами девятьюстами шестьюдесятью пятью зрителями вскочил на ноги и бурно выразил свой восторг. Диктор объявил:

– Шайбу забросил Орр, номер четвертый! – и раздалась новая овация.

Место рядом с Койлом пустовало. Диллон сказал:

– Понять не могу, куда он запропастился. Тот мой знакомый – я тебе о нем говорил, – он отдал мне оба билета. Я пригласил племянника жены. И понять не могу, куда он делся. А говорит, что любит хоккей, сопляк. Я не знаю, когда он успевает в колледж ходить – торчит целыми днями здесь, клянчит билеты. Ему двадцать. Толковый мальчишка.

Толковый мальчишка пришел в перерыве между первым и вторым периодом. Он извинился за опоздание.

– Я был дома, – сказал он, – Мне все передали, но пришлось взять у приятеля тачку, а то я уж думал: пропущу матч!

– Ты что, не мог приехать на трамвае? – спросил Койл.

– Но не в этот же сраный Суомпскотт! – ответил юнец серьезно, – После девяти в Суомпскотт уже не попадешь. Точно говорю.

– Ну так, – сказал Диллон, – кто хочет пива?

– Я буду пиво, – сказал Койл. Юнец тоже захотел пива. И Диллон тоже.

Во втором периоде «Рейнджере» забросили Чиверсу штуку. Сэндерсон отправился на две штрафные минуты за игру высоко поднятой клюшкой. Сэндерсон вернулся в поле. Эспозито получил двухминутный штраф за толчок локтем. Сэндерсон ударил Далласа Смита за то, что тот сыграл опасно против вратаря «Рейнджере». Орр ударил Эспозито за то, что тот ударил Бачика.

В перерыве между вторым и третьим периодом Койл с трудом мог разобрать, о чем беседует Диллон с племянником своей жены. Койл отправился в туалет. Когда он встал с места, Диллон заметил, что неплохо бы еще взять пива. Койл вернулся с тремя бутылками, судорожно вцепившись в них. На штанах у него виднелись пятна пролитого пива.

– В этой толчее и пиво-то не донесешь, – оправдывался он.

– Нельзя пить пиво в зале, – сказал юнец.

– Слушай, так ты хочешь пива или нет? – спросил Койл.

В начале третьего периода «Рейнджере» пропустил еще одну шайбу. Сэндерсона удалили на пять минут за драку. «Брюинз» выиграли 3:2.

– Классно! – сказал Койл. – Ты видал, каков малыш! Сколько ему, двадцать один? Да он же лучший в мире хоккеист. Надо запомнить: номер четыре. Бобби Орр. У него большое будущее.

– Послушай, – понизил голос Диллон, – Забыл тебе сказать. Есть девочки.

– Господи, – сказал Койл, – Сам не знаю. Поздновато уже.

– Да перестань! Проведем ночку славно.

– Э! – вставил юнец, – я не могу. Я должен вернуть тачку. Мне надо домой.

– Где твоя машина? – спросил Диллон у Койла.

– В Кеймбридже, – ответил Койл. – Я там был сегодня и к тебе приехал на трамвае. А ее там и оставил.

– Черт! – сказал Диллон. – Эти девочки… Они нас ждут. Но до них надо еще добираться. Они в Бруклайне.

– Слушайте, – предложил юнец. – Я могу подбросить вас до его тачки в Кеймбридж, а потом поеду домой. У меня завтра экзамен, я не могу сегодня допоздна гулять.

В баре на втором этаже спорткомплекса «Бостон гарден», дожидаясь пока схлынет толпа, они выпили по маленькой. Когда они вышли на улицу, Диллон с трудом держался на ногах. Койл тоже еле передвигался.

– Ну, два старикана, что бы вы делали без меня! – сказал юнец.

Они, спотыкаясь, пересекли трамвайные пути.

У юнца оказался белый четырехдверный «форд-галакси» 1968 года выпуска. Он открыл правую переднюю дверцу. Диллон и Койл, покачиваясь, стояли перед открытой дверцей.

– Слушай, – сказал Диллон, – садись вперед, я сяду сзади. Лады?

– Лады, – согласился Койл. Он плюхнулся на переднее сиденье.

Диллон поспешно обежал машину сзади. Юнец отпер левую переднюю дверцу, протянул руку назад и отомкнул заднюю левую.

Диллон сел за водителем. Койл откинул голову на подголовник. Он тяжело, с присвистом дышал.

– Ты уверен: вести сможешь? – спросил Диллон у Койла.

– Да, конечно, – сказал Койл, прикрыв глаза. – Я в полном порядке. Не ссы. Здорово провели время.

– Проведем еще лучше, – добавил Диллон. Он скрючился, опустил руку к полу и пошарил. Под правым сиденьем он нащупал револьвер «арминиус» двадцать второго калибра, с полным барабаном. Он поднял его и положил себе на колени.

– Я не знаю, куда ехать, – сказал юнец, отгоняя машину задним ходом через трамвайные рельсы.

– Эй, скажи ему, куда ехать, – сказал Диллон Койлу. Койл похрапывал.

– Выезжай к главному входу «Гардена», – сказал Диллон, – Езжай мимо касс и, если он проснется, рви на шоссе Монсиньор О’Брайен. А пока просто вперед.

– Я догадываюсь, что будет, – сказал юнец.

– Молодец, – похвалил его Диллон, – Очень рад это слышать. Ты смотри на дорогу. На твоем месте я бы рванул в Белмонт и ехал бы там, где движение поменьше, чтобы не привлекать к себе внимания. Я бы рванул по шоссе номер 2 и попытался найти серый «форд» с откидным верхом на стоянке у Вест-Энд Боулинг-аллей. Чтобы обезопасить себя от всяких неожиданностей. На твоем месте я бы доехал до аллей, встал бы позади того серого «форда», а потом рванул обратно в Бостон.

– Кто-то что-то говорил о деньгах, – сказал юнец.

– На твоем месте, – ответил Диллон, – я бы лучше поискал серый «форд». Поедешь на этом «форде» обратно в Бостон и высадишь меня. И на твоем месте, я бы порылся в бардачке у того «форда» и нашел бы там тысячу долларов, а потом уж бросил бы его в негритянском районе.

– А не наследишь? – спросил юнец.

– Разве медведь срет около своей берлоги? – спросил Диллон.

Как только они проехали мост через реку и оказались в Кеймбридже, на улицах сразу стало мало машин. Они мчались на север, по шоссе номер 91. Когда они проехали мили три, стрелка спидометра показывала шестьдесят пять миль.

– Тебе скоро сворачивать, – напомнил Диллон.

– Да знаю, знаю, – сказал юнец.

Когда их «форд» остался на автостраде в одиночестве, Диллон поднял револьвер и приблизил ствол к голове Койла. Ствол был нацелен в нижнюю часть черепа, под левое ухо. Диллон оттянул курок. Первая пуля вошла, куда надо. Диллон продолжал стрелять. Наконец револьвер щелкнул: барабан опустел. Койл лежал, уткнувшись головой в раму между стеклами. Спидометр показывал восемьдесят пять.

– Сбрось скорость, болван! – приказал Диллон, – Ты что, хочешь, чтобы нас арестовала дорожная полиция?

– Я волнуюсь, – признался юнец, – Ты так много стрелял.

– Девять раз, – сказал Диллон. В машине воняло порохом.

– Я чуть не оглох, – сказал юнец.

– Потому-то я и использую «двадцать второй», – сказал Диллон. – Если бы я тут стал палить из «тридцать восьмого», тебя бы сдуло с шоссе.

– Он мертвый?

– Если нет, то уже никогда не умрет, – сказал Диллон, – А теперь давай сбавляй скорость и сворачивай куда-нибудь.

На аллее было темно. Юнец припарковался позади серого «форда» с откидным верхом.

– Слышь, а он при таком освещении выглядит точь-в-точь, как наша тачка, – сказал юнец.

– Ну наконец-то ты допер. В том-то весь смысл. Легавые видели тут этот «форд» весь вечер. А теперь они увидят вот этот, почти такой же. И не будут его шмонать еще часа два. Помоги-ка мне загрузить.

Они стащили тело Койла на пол под правое заднее сиденье и вылезли из «форда-галакси».

– Запри машину, – распорядился Диллон, – Чтобы любопытные нос не совали.

Они забрались в серый «форд» с откидным верхом. Тот завелся с пол-оборота.

– Классная тачка, – сказал юнец.

– Неплохая, – согласился Диллон, – Теперь поезжай по Мемориэл-драйв и потом через мост на Массачусетс-авеню. Надо мне скинуть эту «пушку».

Глава тридцатая

Джеки Браун, парень двадцати семи лет, с непроницаемым видом сидел на скамье подсудимых в зале номер четыре федерального окружного суда Массачусетса.

Секретарь выкликнул номер слушающегося дела: семьдесят четыре-сто двадцать один-Д, «Соединенные Штаты Америки против Джеки Брауна». Судебный пристав попросил Джеки Брауна встать.

Вместе с Джеки Брауном встал также мужчина, сидевший в зале.

– По настоящему делу оглашается обвинение, ваша честь, – сказал он, – В зале присутствует адвокат подсудимого.

Секретарь сказал:

– Джеки Браун, вам предъявляется обвинение в хранении пяти автоматов, не зарегистрированных за вами в национальном реестре огнестрельного оружия, находящегося в личном пользовании. Что вы скажете на это обвинение – признаете вы себя виновным или не признаете?

Теперь со своего места чуть привстал Фостер Кларк, адвокат подсудимого.

– Не признаю, – прошептал он хрипло.

Джеки Браун с раздражением взглянул на Фостера Кларка и сказал:

– Не признаю.

– Под залог, – сказал судья.

– Обвиняемый освобождается под залог в десять тысяч долларов под личную ответственность, – заявил прокурор, – Правительство рекомендует оставить сумму залога без изменения.

– Возражения? – спросил судья.

– Нет, – ответил Фостер Кларк.

– Дело готово к судопроизводству? – спросил судья.

– Правительство готово, – сказал обвинитель.

– Обвиняемый, – сказал адвокат, – просит дать ему отсрочку в двадцать дней на подготовку особого ходатайства.

– Принимается, – сказал судья. Он сверился с календарем, – Слушание дела назначается на шестое января. Как долго, по мнению правительства, продлится этот процесс?

– У нас есть девять свидетелей, – сообщил прокурор. – Два дня. Возможно, два с половиной.

– Объявляется перерыв, – сказал судья.

В коридоре перед залом судебных заседаний номер четыре Фостер Кларк догнал прокурора.

– Я вот что думаю, – сказал он. – А что, процесс и в самом деле состоится?

– Ну, это будет зависеть от него. Он же молчит. Его ничем не прошибешь, если ты это имеешь в виду. Он не хочет даже рта раскрыть.

– Я надеюсь, нам удастся прийти к чему-то взаимоприемлемому, – сказал Кларк. – У меня, правда, еще не было возможности поговорить с ним об этом, но я просто интересуюсь.

– Так поговори! – посоветовал прокурор, – Узнай, чего он хочет, чего от него можно ждать, и позвони мне.

– Предположим, он заговорит, – сказал Кларк, – что бы ты в таком случае мог порекомендовать?

– Слушай! Ты же прекрасно понимаешь: я не могу говорить о таких вещах. Я никогда не знаю наверняка, о чем меня попросит босс. Так что зачем дурачить друг друга. Мое предположение такое: он получит небольшой срок, если признает себя виновным, и большой срок, если не признает.

– Господи ты Боже мой! Да вы, ребята, готовы весь мир упрятать за решетку! Он же совсем еще молодой парень. У него нет судимостей. Он никому не хотел причинить вреда. Он и в суде-то еще ни разу не был за всю свою жизнь. Его, если уж на то пошло, дорожная полиция ни разу не штрафовала!

– Мне это все известно, – сказал прокурор. – Мне известно также, что он ездил на машине стоимостью четыре тысячи и что ему уже двадцать семь лет, и мы никак не можем установить его последнее место работы. Он самый обычный, самый отъявленный торговец краденым оружием – вот и все, и если бы он захотел, он мог бы заложить половину ребят из местной мафии и процентов сорок местных малин, но он этого сделать не захотел. Ладно. Он не раскололся. Ну что ж, те, кто не колется, обычно и отбывают срок.

– Значит, он должен заговорить, – сказал Кларк.

– Ничего подобного. Он ничего не должен, кроме как решить для себя, что для него важнее: рассказать нам о тех, кто нас очень интересует, или отправиться в Дэнбери и пройти курс перевоспитания.

– Выбор очень суровый, – попробовал смягчить прокурора Кларк.

– Как раз по нему, – отрезал тот, – Послушай, давай не будем юлить. Ты же прекрасно понимаешь, что за фрукт тебе достался: он премерзкий парень. До сих пор ему просто везло. До сих пор ему все сходило с рук. И ты прекрасно понимаешь, что у меня есть против него: я взял его с поличным. Ты же с ним разговаривал. Ты с ним виделся и все ему объяснил: либо он расколется, либо будет трубить срок, а он послал тебя или предложил нечто подобное в более вежливой форме. В общем, теперь тебе придется проводить процесс, потому что он признает себя виновным только в том случае, если мы с ним договоримся и его отпустят на все четыре стороны, а я не собираюсь договариваться с торговцем автоматами, который не хочет мне ничего рассказывать. Так что мы проведем этот процесс, и он займет у нас два – два с половиной дня. И парня осудят. Босс потребует от меня, чтобы я просил три года, а может, и пять, а судья скажет: два, а может, и три, а ты подашь апелляцию, и потом, может быть, ко дню рождения Вашингтона, судебные исполнители возьмут его под белые руки и поведут отдыхать в Дэнбери. Господи, да он будет на свободе через год-полтора. Ему же влепят не «двадцатку» строгого режима.

– А еще через год-полтора, – продолжил мысль адвокат, – он снова попадется. Здесь или в каком-то другом округе, и мне опять придется уламывать какого-нибудь ублюдка, может быть, опять тебя, и мы опять встретимся в зале суда, и его опять отправят за решетку. Когда-нибудь это кончится? Когда? Что-нибудь вообще меняется в этом поганом бизнесе?

– Ну что ты, Фосс, – сказал прокурор, беря Кларка за рукав, – конечно, меняется. Не принимай ты это так близко к сердцу. Кто-то из нас умирает, кто-то стареет и выходит на пенсию, старые ребята исчезают с горизонта, появляются новые. Да каждый день все меняется!

– Только что-то не очень заметно, – стоял на своем Кларк.

– А вот это верно, – согласился прокурор. – Это ты очень верно подметил.