Текст книги "Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла]"

Автор книги: Честер Хаймз

Соавторы: Джордж Хиггинс,Лоренс Сандерс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

Глава шестая

На перекрестке 135-й улицы и Седьмой авеню на перевернутой бочке стоял человек и монотонно взывал:

– Власть черным! Власть черным! Так или не так? Так или не так? Мы пройдем сегодня… Как святые в рай. Да, мои дорогие. Сегодня мы пройдем маршем…

С его губастого рта во все стороны летели брызги слюны. Вислые щеки ходили ходуном. Коричневая кожа покрылась каплями пота. Красные глаза смотрели устало.

– Мистер Чарли боялся власти черных с сотворения мира. Потому-то Ной во времена потопа и отвез нас в Африку. И мы смеялись, чтобы не плакать…

Он вытер лоб красным платком, рыгнул и судорожно сглотнул, застыв с опустошенным взглядом и открытым ртом, словно ожидая, когда придут нужные слова.

– Не могу, – прошептал он, – Нет сил. – Но никто его не услышал, никому до него, собственно, не было дела. Он еще раз судорожно сглотнул и завопил: – Сегодня или никогда. Вперед в охоту на белого кита. Вы понимаете меня, ребята?

Это был большой, полный мужчина. Была ночь, но жара стояла, как днем, разве что было не так светло. Его белая рубашка с короткими рукавами промокла насквозь. Его черные шерстяные брюки промокли у пояса, словно его большой живот начал вдруг таять или плавиться.

– Хотите хороший дом? Идите охотиться! Хотите хорошую машину? Идите охотиться! Хотите хорошую работу? Идите охотиться. Его курчавые волосы взмокли. Для такого крупного полного мужчину, которому самое место за покерным столом, он был чересчур взбудоражен. Он размахивал руками, словно мельница крыльями. Он приплясывал, он боксировал с тенью. Он вопил, брызгая слюной:

– Охота на кита! На кита! На кита! Эй, белые, сила за нами! Мы черные, мы сила!

Вокруг собралась толпа гарлемцев, одетых по-праздничному. Они стояли и на тротуаре, кое-кто вышел на мостовую, мешая движению. Их цветастые наряды напоминали по колеру южноамериканские джунгли. Казалось, дело происходит на берегах Амазонки, усеянных экзотическими цветами, орхидеями всех видов. Впрочем, в отличие от орхидей, гарлемцы не безмолвствовали.

– О чем это он? – спросила высокая желтая цыпочка с рыжими волосами и в зеленом халате, едва прикрывавшем ягодицы, у высокого худощавого чернокожего с чеканными профилем.

– Помолчи, дай послушать, – прикрикнул он на нее, и в его миндалевидных глазах вспыхнула ярость, – Он говорит о том, что такое власть черных.

Она удивленно посмотрела не парня большими зелеными в коричневую крапинку глазищами.

– Власть черных? А мне-то что до нее. Я не черная.

Его красивые губы сложились в презрительную усмешку:

– Ну и кто же в этом виноват?

– Черные – это сила. Вперед же, в бой!

Когда миловидная шоколадная мисс подошла к группе весельчаков у отеля «Парадайз», повторяя: «Пожертвуйте на борьбу, джентльмены», один курчавый шутник в красной шелковой рубашке с длинными рукавами нахально спросил: «На какую, дьявол, борьбу? Если у черных такая сила, то зачем же еще воевать? Почему бы черной силе не пожертвовать что-то мне?»

Коричневая мисс оглядела шутника и его друзей с головы до пят и невозмутимо ответила:

– Ступай к своим белым шлюхам. Мы, черные женщины, будем драться.

– Ну так и давай, дерись, – буркнул шутник, отворачиваясь, – В этом-то ваша беда. Вы, черные бабы, только и знаете, что деретесь.

Но другие молодые женщины, занимавшиеся сбором пожертвований, действовали успешнее. Среди отдыхающих было достаточно людей серьезных, сознающих важность фонда борьбы. Они верили в лозунг «Власть черным». По крайней мере, ни во что другое они уже давно не верили. Все остальное успеха не принесло. Они бросали в корзинки монеты и бумажки. В конце концов, мало ли на что уходят деньги: на квартплату, церковь, еду, выпивку. Так чем хуже «власть черным»? Что они от этого потеряют? Ничего. А глядишь, вдруг что-то и выиграют. Кит проглотил Иону. Моисей сделал сушею Красное море. Христос восстал из мертвых. Линкольн освободил рабов. Гитлер убил шесть миллионов евреев. Африканцы пришли к власти – по крайней мере, кое-где в Африке. Русские и американцы запускали спутники на Луну. Какой-то чудак изготовил искусственное сердце. Так что, ничего невозможного нет.

Молодые сборщицы опрокидывали содержимое своих корзинок в позолоченный бочонок с флажком «власть черным». Он стоял на столике рядом с бочкой оратора. За столиком восседала полная, суровая седовласая матрона в черном форменном платье с золотыми пуговицами и золотой оторочкой. Казалось, платье вот-вот загорится. Опустошив корзинки, сборщики снова возвращались собирать пожертвования.

Оратор же продолжал неистовствовать: черная сила. Опасная, как темнота, загадочная, как ночь. Наше наследие. Наше прирожденное право. Хватит нам мыкаться на привязи в большом коралле.

– Парень что-то совсем зарапортовался, – шепнул один черный собрат другому.

Те немногие белые, что с трудом продвигали свои автомобили через толпу, высыпавшую на Седьмую авеню, приоткрывали окна, но услышав слова «власть черным», спешно нажимали на акселераторы.

Впрочем, толпа вела себя дисциплинированно. На улице виднелись полицейские патрульные машины, но блюстителям порядка пока делать было нечего, разве что уклоняться от испепеляющих взглядов. Большинство полицейских были белыми, хотя многие из них заметно покраснели, слушая вопли оратора, с монотонными заклинаниями: «Власть черным».

Черный сверкающий «кадиллак» подъехал к тротуару и остановился там, где парковка была строго запрещена и находилась остановка городского автобуса, в двух шагах от бочонка оратора. Впереди сидели двое грозного вида чернокожих в черных кожаных куртках и фуражках, какие носили боевики организации «Власть черным». Они сидели неподвижно, с каменными лицами. На заднем сиденье расположился статный пожилой седовласый чернокожий. Он сидел между двумя худощавыми коричневыми молодыми людьми, одетыми, как одеваются священники. У седовласого была гладкая бархатистая черная кожа, которую, казалось, недавно обработал массажист. Седые курчавые волосы были коротко подстрижены, светло-карие глаза смотрели из-под тяжелых черных бровей на удивление по-молодому. Длинные черные ресницы придавали взгляду сексапильность. Но тем не менее ни в его внешности, ни тем более в поведении не было ничего, что напоминало бы томную расслабленность. Он был одет в темно-серый летний костюм. На нем были черные ботинки, темный галстук, белая рубашка и никаких украшений – цепочек, колец, перстней. Часов и тех не было. Он держался спокойно, властно, в глазах мелькало что-то, напоминавшее снисходительность, но губы были плотно сжаты.

Одетый в кожу негр выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу. Сначала вышел одетый как священник, за ним седовласый.

Оратор оборвал свою речь на полуслове и спустился с бочонка. Он подошел к седовласому с таким почтительным видом, что просто не верилось, как он мог минуту назад громогласно прославлять власть черных. Он даже не осмелился обменяться с седовласым рукопожатием.

– Доктор Мур, – забормотал он, – меня надо бы сменить. Я весь выдохся.

– Поработай еще, Джей, – отозвался доктор Мур, – Скоро тебя сменит Эл. – Голос у него был ровный, произношение четкое, манера говорить приятная, но за этим стояла непреклонная властность.

– Я жутко устал, – пожаловался Джей.

Доктор Мур резко посмотрел на него, потом смягчился и похлопал по плечу.

– Мы все устали, сын мой, – сказал он, – потерпи еще немного и сможешь отдохнуть. Если еще хоть одна живая душа, – тут для выразительности он поднял палец, – уяснит что к чему, труды наши не пойдут прахом.

– Есть, сэр, – кротко отозвался толстяк и опять взгромоздился на бочонок.

– Так, а что у вас, сестра Зет, – обратился доктор Мур к матроне в черном, восседавшей у золоченого бочонка с флажком «Власть черным».

Она улыбнулась, и во рту ее вспыхнуло золото.

– Бочонок полон почти доверху, – сообщила она.

Доктор Мур с каким-то сожалением поглядел на ее золотые зубы, затем кивнул своему, похожему на духовное лицо, спутнику. Тот открыл багажник машины и вынул большой кожаный чемодан. Кожаный тип взял бочонок и высыпал из него пожертвования в чемодан, в котором уже имелся достаточный запас монет и купюр.

Гарлемцы взирали на эту процедуру в полном молчании.

Полицейские из участка на 135-й улице бросали на чемодан любопытные взгляды, но оставались на местах. Никто не обратил внимания на то, что лимузин нарушил правила парковки. Никто не поставил под сомнение право доктора Мура забирать деньги. Никто не заподозрил во всем этом чего-то странного. И тем не менее очень многие черные и все до единого белые полицейские понятия не имели о том, кто такой доктор Мур и чем он занимается. У него был такой убедительный авторитетный вид, что никому и в голову не приходило оспаривать его право забирать пожертвования, да и черный лимузин «кадиллак», заполненный людьми в черной форме – даже если двое выглядели как священники, – сразу ассоциировался с движением «Власть черным».

Когда доктор Мур снова занял место в машине, он сказал водителю через переговорное устройство:

– Поезжай в центр, Би, – Потом, глянув на затылок водителя, поправился: – Нет, кажется, ты Си.

Шофер обернулся и сказал:

– Да, сэр, я Си. Би умер.

– Умер? Когда же? – в голосе доктора сквозило легкое удивление.

– Два с лишним месяца назад.

Доктор Мур откинулся на подушки сиденья и вздохнул.

– Жизнь коротка, – заметил он.

Остаток пути они провели молча. Они остановились на Ленокс-авеню, в квартале, где жили представители среднего класса. Дом был высокий, семнадцатиэтажный, из красного кирпича, в форме буквы U. Сквер перед домом был разбит так недавно, что трава еще толком не выросла, а у только что посаженных деревьев и кустов был увядший вид, словно они выдержали страшную засуху. В центре скверика была детская площадка с горками, качелями и песочницей. Все было такое новенькое, что, казалось, никаких детей тут не было и быть не могло.

На той стороне Ленокс-авеню в направлении Седьмой, тянулись традиционные трущобы с квартирами, полными крыс и без горячей воды. На первых этажах размещались супермаркеты, грязные витрины которых были украшены плакатами, выполненными от руки: «Окорок копченый 55 центов/фунт – разреш. прав-ом США», «Дезодорант „Голубой лед“ – 79 ц.», «Калифорнийский виноград без косточек – 49 ц/ф», «Королевские крабы – 49 ц/ф», «Мороженые потроха и прочие деликатесы». Галантерейные магазинчики с россыпями ниток, иголок, булавок, парикмахерские, табачные магазины. Рекламы виски и пива, париков и политических деятелей, баллотирующихся в Конгресс. Похоронные бюро, ночные клубы, объявления: «Преподобный Айк: не упустите возможность послушать этого молодого посланника Всевышнего. Он молится за здравие болящих и успокоение скорбящих. Приходите с горестями, уходите с песней». Черные гарлемцы, сидящие на лавочках у своих убогих жилищ… бездельники, ошивающиеся у баров и покуривающие марихуану. Пыль, грязь, мусор, которые разносят порывы ветра и шаги прохожих. Такова жизнь в трущобах, но состоятельные обитатели домов по другую сторону Ленокс-авеню никогда не глядят в том направлении.

Черный «кадиллак» затормозил у чахлого газона, находившегося на богатой стороне улицы. Странным образом лозунг сзади, на котором раньше было написано «Власть черным», теперь гласил: «Братство!» Двое в черной коже, что сидели спереди, вылезли и встали у задних дверей. Вдали от пестрой шумной толпы 135-й улицы и Седьмой авеню, в этом тихом респектабельном районе они выглядели крупнее, крепче и гораздо опасней. Выпуклости под пиджаками слева обозначились еще отчетливей. На этой тихой спокойной улице в них безошибочно угадывались телохранители. Хорошо одетые люди, входившие и выходившие из подъезда, посматривали на них не без удивления. Впрочем, и без враждебности. Доктора Мура здесь знали и почитали. Все ценили его усилия по интеграции людей разного цвета кожи, одобряли его разумные, чуждые насилию методы. Когда из машины появился и сам доктор в сопровождении двух «священников», жители дома приподнимали шляпы и заискивающе улыбались.

– Пойдемте со мной, мальчики, – сказал он и двинулся к подъезду быстрой походкой. Свита устремилась за ним. В том, как он держался, чувствовались уверенность в себе и умение повелевать. У него был вид человека, который ставит цели и добивается их осуществления. Жильцы дома, встречавшиеся на его пути, кланялись. Он любезно улыбался. Лифтер держал для него лифт. Доктор Мур поднялся на третий этаж. Там он отпустил телохранителей, оставив с собой двух «священников».

Холл квартиры был роскошен. На полу лежал огромный фиолетовый ковер. У вешалки висело зеркало в полный рост, рядом была стойка для зонтиков. По другую сторону от входной двери имелся низкий столик для шляп. На концах его стояли лампы-близнецы с абажурами. С каждого конца стояло по креслу из какого-то экзотического дерева, со стегаными, ручной вышивки, сиденьями. Но доктор Мур не задержался в холле.

Мельком глянув в зеркало, он отправился в большую гостиную, окнами на улицу. «Священники» двинулись за ним. Если не считать белых венецианских жалюзи, прозрачных занавесок и фиолетовых гардин, в комнате ничего не было. Не задерживаясь там, доктор и его свита проследовали в столовую. Там были точно такие же жалюзи, занавески и гардины, и так же точно ничего другого не имелось. Доктор Мур и там не задержался. Молча он и его свита проследовали дальше, на кухню. На кухне, по-прежнему молча, «священники» сняли черные сюртуки, воротнички, надели белые куртки и поварские колпаки. Доктор Мур открыл холодильник и заглянул в него.

– Есть шейные позвонки, – объявил он, – Сделайте их с рисом. Кроме того, где-то тут должен быть желтый ямс и капуста.

– А как насчет кукурузного хлеба, Эл? – осведомился один из поваров-«священников».

– Ладно, пусть будет кукурузный хлеб, если, конечно, есть масло.

– Есть маргарин.

Доктор Мур скривился от отвращения.

– Человеку надо что-то есть, – сказал он, – Поищите как следует.

Он быстро прошествовал назад в холл и открыл дверь в первую спальню. Там тоже было пусто, если не считать двойной кровати, а также некрашеного стенного шкафа.

– Люси! – позвал он.

Из ванной высунула голову женщина. Лицо молодое, с гладкой коричневой кожей. Черные распрямленные волосы косо пересекали лоб и закрывали правое ухо. Лицо было красивое: прямой широкий нос, широкий рот с полными, мягкими, упругими коричневыми губами. Карие глаза, казавшиеся особенно большими за стеклами очков без оправы, напоминали об эротических утехах.

– Люси нет, зато есть я, – сообщила женщина.

– Барбара? С тобой кто-то есть? – его голос упал до шепота.

– Нет, конечно. Ты думаешь, я таскаю их сюда? – произнесла она хорошо поставленным голосом, имитируя крайнее изумление.

– А что ты тогда, твою мать, тут делаешь? – спросил он громко и грубо, сразу превратившись совершенно в иного человека, – Я же отправил тебя работать на коктейль в «Американе».

Она вошла в комнату, а с ней ворвался запах женской плоти. Она набросила на себя розовый шелковый халат, в прорези которого виднелся коричневый живот и черный лобок.

– Я там была, – обиженно проговорила женщина, – Но там слишком много конкуренток – любительницы острых ощущений из высшего общества. Они прямо облепили этих белых, как мухи сахар.

Доктор Мур сердито нахмурился.

– Ну и что? Ты боишься любительниц? Какая же ты профессионалка?

– Ты смеешься? Куда мне против этих баб? Ты когда-нибудь видел мадам Томасину, которой захотелось белого мяса?

– Послушай, шлюха, это твоя проблема. Я плачу не для того, чтобы на коктейлях эти стервы тебя обыгрывали в игру, в которую ты обучена играть. Я хочу, чтобы ты выигрывала. Как – это уже твое дело. Если из-за этих дамочек ты не можешь заарканить белого джона, я найму другую шлюху.

Она подошла к нему вплотную. Его обволакивал терпкий женский запах.

– Не надо говорить со мной, Эл, детка, таким тоном. Разве от меня было мало проку? Просто на этих утренниках стервы дают себе волю. Но ничего, вечером я отыграюсь. – Она попыталась обнять его, но он грубо ее оттолкнул.

– Да уж, постарайся, – сказал он. – За квартиру не плачено, и у меня есть кое-какие должки.

– А разве твои фокусы тебе мало приносят?

– Конечно, мало. Делиться приходится слишком со многими. Да и эти гарлемцы больно легкомысленны. Им бы только валять дурака… – Помолчав, он задумчиво добавил: – Нет, если их, конечно, расшевелить, тогда можно кое-что заработать.

– Ну и разве твои шимпанзе не способны на такое? Пусть пошевеливаются. За что тогда ты им платишь деньги?

– Нет, в таком деле от них толку мало, – медленно произнес он. – Тут нужен покойник.

Глава седьмая

Судмедэксперт сильно смахивал на студента Сити-колледжа. Легкий костюм был весь помят, густую каштановую шевелюру давно следовало бы постричь, а очки с толстыми стеклами – протереть. У него был тот самый унылый вид, какой, наверное, и должен быть у человека, изо дня в день по долгу службы имеющего дело со смертью.

Окончив осмотр трупа, он выпрямился и вытер руки о брюки.

– Все ясно, – обратился он к сержанту из отдела по расследованию убийств. – Мы знаем точно время смерти: местные детективы видели, как он скончался. И причина смерти понятна – перерезана яремная вена. Значит, белый, пол мужской, возраст – около тридцати пяти лет…

Сержант, однако, остался недоволен этой информацией. Сержанта вообще раздражали все без исключения судмедэксперты. Это был высокий, угловатый человек в голубом накрахмаленном костюме из саржи. У него были волосы самого отталкивающего рыжего цвета, коричневые веснушки, похожие на бородавки, а также большой острый нос, напоминавший киль гоночной яхты. В его маленьких, близко посаженных голубых глазках светилась досада.

– Отличительные приметы имеются? Шрамы, родинки? – спросил он медика.

– Черт, вы видели то же, что и я, – буркнул тот и неосмотрительно ступил в кровавую лужу, – Ну что за невезение! – в сердцах воскликнул он.

– При нем, как назло, нет ничего, что помогло бы удостоверить личность, – посетовал сержант, – Ни бумажника, ни документов. А на одежде нет ярлыков прачечной или химчистки.

– А как насчет ботинок? – осведомился Гробовщик.

– Думаете, там могут быть какие-то подсказки?

– Почему бы нет?

На это представитель окружной прокуратуры кивнул головой, хотя было неясно, что означал этот кивок. Это был человек средних лет с мучнистым цветом лица и аккуратно расчесанными седеющими волосами. Одутловатое лицо, выдающееся брюшко, помятый костюм и нечищеные ботинки придавали ему вид законченного неудачника. Позади него толпились ребята из «скорой помощи» и полицейские из патрульной машины, словно хоронясь за ширмой его нерешительности. Сержант из отдела по расследованию убийств и судмедэксперт стояли поодаль.

Сержант покосился на фотографа, которого он привез с собой, и сказал:

– Сними с него башмаки.

– Пусть это сделает Джо, – заартачился тот, – Я снимаю покойников.

Джо был детектив первого класса, который привез сержанта. Это был квадратный здоровяк славянского происхождения с коротко стриженной головой, и волосы его напоминали иголки дикобраза.

– Давай, Джо, – распорядился сержант.

Джо молча опустился на колени и стал расшнуровывать коричневые замшевые туфли покойника. Затем он поочередно снял их и, поднеся к свету, заглянул внутрь. Сержант тоже наклонился, чтобы посмотреть, нет ли там чего-то полезного.

– Фирма «Бостониан», – прочитал Джо.

– Тьфу, черт! – презрительно фыркнул сержант и уничижительно посмотрел на Гробовщика. Затем он страдальческим голосом обратился к судмедэксперту: – Вы можете сказать, вступал он в половые сношения или нет – я имею в виду недавно?

Судмедэксперту все это давно и сильно осточертело.

– Вскрытие позволяет установить это с точностью до часа, – сообщил он, а себе под нос пробурчал: – Что за вопрос?!

Но сержант его услышал.

– Это существенно, – решил он оправдаться. – Нам же надо знать о нем хоть что-то. Иначе как же мы установим, кто его убил?

– Можно взять у него отпечатки, – подал голос Гробовщик.

Сержант посмотрел на него с прищуром, словно подозревая, что тот его подначивает. Ну разумеется, они возьмут и отпечатки, и все что положено по схеме Бертильона для идентификации личности! Что он, собственно, возникает, злобно размышлял сержант.

– Так или иначе, половая связь у него была не с женщиной, – сообщил судмедэксперт, невольно покраснев, – По крайней мере способ был неестественный.

Все посмотрели на него, словно ожидая продолжения.

– Верно, – согласился сержант, кивая головой с видом знатока. Впрочем, ему самому хотелось спросить, как тот это установил. Тут внезапно подал голос Могильщик:

– Лично я знал это с самого начала.

Сержант покраснел так, что веснушки стали похожи на шрамы. Он слыхал об этих двух гарлемских детективах, но видел их впервые. Но он уже чувствовал, что с ними каши не сваришь. Они действовали ему на нервы.

– Тогда, может, вы заодно скажете и почему его убили? – саркастически осведомился он.

– Это элементарно, – невозмутимо сказал Могильщик. – Есть две причины, по которым белые гибнут в Гарлеме: деньги и страх.

Этот ответ застал сержанта врасплох.

– А не секс? – спросил он, сразу утратив саркастичность.

– Секс? Господи, у вас, белых, одно на уме. Раз Гарлем, то значит секс. Впрочем, вы в общем-то правы, – продолжал он, прежде чем сержант смог вставить хоть слово. – Все это так. Но секс – это товар. Так что зачем убивать курицу, которая несет золотые яйца?

Кровь отхлынула от лица сержанта. Побелев как мел, он злобно осведомился:

– Значит, по-вашему, в Гарлеме не бывает убийств на сексуальной почве?

– Я говорил, что белые не гибнут на сексуальной почве, – возразил Могильщик, – По крайней мере на моей памяти такого не случалось.

Кровь опять прилила к щекам сержанта. Под воздействием различных комплексов лицо его меняло окраску, как хамелеон.

– И не случается ошибок? – продолжал он уже по инерции.

– Черт возьми, сержант, любое убийство – ошибка, – снисходительно заметил Могильщик. – Вам ли этого не знать.

Да, с этими сукиными сынами надо держать ухо востро, подумал сержант, а потом угрюмо заговорил, сменив тему:

– Может, тогда вы скажете, кто его убил?

– Это нечестный вопрос, – отозвался Гробовщик.

– Сдаюсь! – вскинул руки вверх сержант.

Вокруг покойника собралось человек пятнадцать, в том числе полицейские из патрульных – в основном белые. Лишь четверо были цветными. Все облегченно рассмеялись. Смерть белого в Гарлеме всегда была делом щекотливым. Независимо от того, работали люди в полиции или нет, они обычно в таких случаях занимали позиции в соответствии с расовой принадлежностью. Никому это не доставляло удовольствия, но и оставаться равнодушным никто тоже не мог. Это затрагивало самые основы.

– Вас еще что-нибудь интересует? – осведомился судмедэксперт.

Сержант резко посмотрел на него, пытаясь понять, не иронизирует ли тот, но иронии не углядел.

– Разумеется, – ответил он, – Меня интересует все: кто он, кто его убил и почему. Но прежде всего меня интересует, кто его убийца. Такая уж у меня работа.

– Что ж, это ваш ребеночек, – равнодушно отозвался судмедэксперт, – Завтра, точнее сегодня утром, вы получите результаты вскрытия. А пока я еду домой, – Он заполнил бирку, привязал ее к большому пальцу на правой ноге трупа и кивнул шоферу и его напарнику из труповозки, – Везите его в морг, ребята.

При насильственных смертях ведущую роль, естественно, играли представители отдела по расследованию убийств, и старший из этого отдела делался главным. Все остальные – патрульные, детективы из местного участка и так далее – как бы ему подчинялись. Им это очень не нравилось. Но Гробовщику и Могильщику было наплевать, кто тут главный. «Пусть разводят свою бюрократию, – как-то раз заметил Могильщик, – Нам главное докопаться до убийцы».

Но существовали определенные формальности, оберегавшие права граждан, и Гробовщик с Могильщиком не могли наброситься на подозреваемых и выколотить из них нужные показания, хотя в их глазах это и было лучшим и самым дешевым способом разгадывать кровавые преступления. Кому это не нравится, думали они, пусть сидит дома. Но поскольку о такой атаке не приходилось и мечтать, детективы решили отойти от места происшествия.

– Пошли, – сказал Могильщик, кивая в сторону сержанта, – а то этот и нас, чего доброго, задержит.

– Ты погляди, как разбегаются братцы-кролики, – хмыкнул Гробовщик, – А я ведь их предупреждал!

Они отошли к одному из многоквартирных домов, где стояли переполненные мусорные баки, и остановились, чтобы понаблюдать за происходящим на месте убийства. Отсюда их никто не видел, только вот слишком уж благоухали мусорные баки.

– И кто это сказал, что мы, цветные, голодаем? – заметил Могильщик.

– Нет. Белых удивляет другое, – возразил Гробовщик, – Они не могут взять в толк, почему мы еще не помираем с голоду.

Первых очевидцев стали загружать в фургон. Но зато подоспели новые любопытствующие.

– Что тут происходит?

– Понятия не имею. Говорят, пришили белого.

– Застрелили?

– Зарезали.

– Нашли убийцу-то?

– Шутишь? Они хватают нас всех подряд. Ты же знаешь, как действуют белые легаши.

– Надо отваливать!

– Поздно! – сказал белый полицейский, беря каждого из черных собратьев за руку.

– Он думает, что удачно пошутил, – пожаловался первый.

– А что, он разве не шутит? – осведомился второй, глядя на ручищи полицейского, стиснувшие черные запястья.

– Джо и Тед, тащите сюда прожектора, – распоряжался сержант, перекрывая стоявший вокруг гул, – Похоже, тут кровавый след.

Полицейские потащили переносные прожектора, питавшиеся от батареи, а сержант двинулся за ними следом, во двор, где пахло помойкой, – Тут мне понадобится ваша помощь, – примирительно буркнул он. – Вроде как след идет сюда.

Местные жители сгрудились на ступеньках у соседнего жилого дома, пытаясь понять, что делают полицейские. К тротуару подъехала еще одна патрульная машина. Двое полицейских в форме на переднем сиденье с интересом уставились на происходящее.

– Вы бы лучше отогнали народ, – недовольно крикнул сержант новоприбывшим.

– Эй, ну-ка отойдите подальше, – крикнул один из них. Он и его напарник были явно недовольны.

– Я здесь живу, – с вызовом бросила миловидная светло-коричневая женщина в золотых шлепанцах и запачканной голубой ночной рубашке, – Я просто вылезла из постели, чтобы узнать: почему такой шум?

– Вот и узнала, – хмыкнул фотограф из «убийств».

На это женщина отозвалась благодарной улыбкой.

– Ну сколько раз вам повторять, – сердито крикнул полицейский в форме, вылезая из машины, – Отойдите!

Женщина гневно затрясла косичками:

– Как вы смеете мне приказывать отойти. Я стою на ступеньках собственного дома.

– Правильно, сестрица Берри, выдай им, – подзуживал стоявший за ее спиной чернокожий собрат в пижаме.

Полицейский налился краской. Его напарник, сидевший за рулем, тоже вылез из машины и подошел к женщине.

– Что ты сказала? – осведомился он.

Она посмотрела на Гробовщика и Могильщика в поисках поддержки.

– Можешь на меня не смотреть, – сказал Могильщик, – Я из той же фирмы.

– И это называется негр! – презрительно фыркнула женщина, отступая под натиском блюстителей порядка.

– Так, а теперь давайте свет сюда, – распоряжался сержант, возвращаясь к черневшему пятну застывшей крови, там, где скончался белый.

Прежде чем присоединиться к остальным детективам, Могильщик подошел к их машине и включил фары.

След был вполне отчетливый. Создался своеобразный орнамент. Пунктир из маленьких темных точек через три-четыре шага упирался в большое пятно – очередной выброс крови из разрезанной вены. Освободив улицу от местных, детективы двигались быстро. Впрочем, они по-прежнему чувствовали незримое присутствие гарлемцев за обветшалыми каменными фасадами жилых домов. То здесь, то там за темными окнами сверкали белки глаз, безмолвие было зловещим.

Кровавый след свернул с тротуара в проулок между двумя домами. Детективы миновали плакат: «Комнаты с кухней – все уд-ва», двинулись дальше. Проулок оказался таким узким, что идти можно было лишь гуськом. Отобрав прожектор у Джо, сержант возглавил процессию. Асфальт вдруг резко пошел под уклон, и он чуть было не споткнулся. Наконец они подошли к зеленой двери. Прежде, чем попытаться ее открыть, он направил свет на прилегающие строения. Все «комнаты с кухней» имели окна, но лишь три из них не были закрыты железными решетками и не завешаны шторами. В примыкающем доме имелась череда черных отверстий снизу доверху – возможно, это были окна ванных: но ни в одном из них не горел свет, а стекла были такие пыльные, что не блестели в лучах прожектора.

У зеленой двери кровавый след кончался.

– А ну, выходите, – скомандовал сержант.

Ответа не последовало.

Он повернул ручку и толкнул дверь от себя. Она открылась так легко и внезапно, что он чуть не упал. Внутри была черная пустота.

Гробовщик и Могильщик прижались к стене по обе стороны двери, и в их руках сверкнули длинноствольные револьверы 38-го калибра.

– Что за черт! – начал было сержант. Его помощники отпрянули назад.

– Это Гарлем, – проскрежетал Гробовщик, а Могильщик дополнил:

– Мы не доверяем дверям, которые легко открываются.

Пропустив мимо ушей эти слова, сержант направил фонарь в черноту. Они увидели осыпающиеся кирпичные ступеньки, которые вели вниз к зеленой решетке.

– Самая обычная бойлерная, – сказал сержант и двинулся вперед, – Эй, есть тут кто-нибудь? – крикнул он, но ответом ему было лишь молчание.

– Давай вперед, Джо, – сказал сержант. – Я тебе посвечу.

– Почему я? – удивился Джо.

– Пойдем мы с Могильщиком, – сказал Гробовщик. – Там, похоже, нет ни одной живой души.

– Я сам пойду, – буркнул сержант. Все это его порядком раздражало.

Лестница спускалась вниз на глубину примерно восьми футов от уровня первого этажа. Перед бойлерной начинались два коридорчика – направо и налево от лестницы. Оба заканчивались деревянными некрашеными дверями. Под ногами, на лестнице и в коридорчике, хрустели песок и мелкие камешки, но в целом грязи не было. В коридоре также отчетливо виднелся кровавый след, а на одной из дверей красовался кровавый отпечаток пятерни.

– Только ни к чему не прикасайтесь, – предупредил сержант, вынимая из кармана носовой платок, чтобы взяться за ручку двери.

– Сейчас я пойду вызову криминалистов, – предложил свои услуги фотограф.

– Нет, ты мне понадобишься здесь, – возразил сержант. – Лучше пусть это сделает Джо. А вы, местные детективы, пока побудьте на улице. Тут так тесно, что мы, чего доброго, в толчее уничтожим улики.

– Мы с Эдом будем стоять здесь как вкопанные, – пообещал Могильщик, а Гробовщик только хмыкнул.