Текст книги "Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла]"

Автор книги: Честер Хаймз

Соавторы: Джордж Хиггинс,Лоренс Сандерс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

Глава семнадцатая

Снаружи «Файв спот» ничем не выделялся. Две огромные стеклянные витрины, как у супермаркета, выходили и на Сент-Маркс-плейс и на Третью авеню. Но за витринами начиналась вторая стена, в которой были проделаны овальные отверстия, позволяющие увидеть фрагменты интерьера. Они напоминали картины Пикассо: в овалах виднелись белые зубы, красные губы, каштановая прядь и накрашенный глаз, бокал с коктейлем и рукав, короткие черные пальцы, бегающие по белым клавишам пианино.

Эти отверстия были закрыты особыми стеклами, в которых посетители могли видеть только собственное отражение.

Звуконепроницаемость была поразительная. Если дверь была закрыта, то на улице не было слышно ни звука. В этом тоже были свои резоны. Звуки, раздававшиеся внутри, слишком дорого стоили, чтобы их можно было бесплатно дарить прохожим.

Когда двое рослых крепких детективов вошли в клуб со своим маленьким другом, все звуки издавали исключительно музыканты, игравшие что-то очень эксцентрически-современное. Лица их были сердиты. У слушателей лица были такие серьезные, словно они присутствовали на похоронах. Но молчали они вовсе не потому, что увидели двух черных громил и их педерастического вида спутника. Детективы слишком хорошо знали обычаи этой части города и не удивлялись тому, что белые наслаждались джазом в абсолютном молчании. Впрочем, в зале хватало и черных лиц, словно на ассамблее ООН. Но чернокожие проявляли сдержанность и старались не нарушать безмолвия, царившего вокруг.

Блондин в черном костюме провел их на места у эстрады, под самым гонгом. Места были на таком заметном месте, что, похоже, их держали про запас для подозрительных посетителей. Детективы улыбались про себя при мысли о том, за кого приняли самих их и их нового друга. Неужели они похожи на эту категорию человечества?

Не успели они расположиться, как началось веселье. За соседним столиком сидели две те самые женщины, которые раньше проехали мимо бара-закусочной в спортивном автомобиле иностранной марки и которых Джон Бабсон обозвал лесбиянками. Словно наконец дождавшись детективов, одна из них вскочила на столик и начала неистово исполнять танец живота. Казалось, она поливает аудиторию невидимыми очередями из автомата, спрятанного под мини-юбкой, короткой, словно набедренная повязка. Эта юбка из золотой парчи выглядела как-то удивительно непристойно на фоне ее гладких золотистых ляжек. Длинные, совсем не мускулистые ноги были в серебристых парчовых носочках и золотых сандалиях. С голого живота неприлично подмигивал пупок, упругие грудки колыхались в золотой сетке-блузке, словно детеныши тюленя.

При ближайшем рассмотрении она оказалась гораздо более хрупкой и женственной, чем тогда, в машине. В новом ракурсе снизу вверх она представлялась высокой, соблазнительной, прекрасной, словно мечта во плоти. Лицо сердечком, губы смелые, полные, волосы, короткие и кудрявые, поблескивали, словно вороненая сталь. Ресницы длинные, глаза янтарные, обведенные черной тушью, над глазами голубой козырек. Она так увлеклась ролью секс-бомбы, что ее номер уже подпадал под статью о непристойном оголении.

– Бросай свои прелести на шарап, поймаем! – раздался крик, явно исходивший от цветного братца. Белому и в голову не пришло бы такое: разве можно бросать наугад подобную красоту?

– Давай, наяривай, Кэт! – А это уже был кто-то из ее белых знакомых – он знал, как ее зовут.

Расстегнув молнию на мини-юбке, она позволила ей медленно сползти вниз. Внезапно спутник Гробовщика с Могильщиком вскочил. Они удивленно посмотрели на него. Из-за этого они не увидели, как вторая лесбиянка вскочила тоже.

– Извините, – пробормотал Джон, – Мне надо поговорить с одним человеком.

– Я так и понял, – отозвался Гробовщик.

– Что, невмоготу стало? – поинтересовался Могильщик.

Джон скорчил гримасу.

Блондин в черном, глупо суетясь, пытался вернуть юбку на место. Гости встретили это залпом хохота, а женщина, устроившая этот стриптиз, закинула длинную шоколадную ногу ему на шею, накрыла его голову миниюбкой и прижалась к его лицу промежностью.

Сердитые музыканты и бровью не повели. Они как ни в чем не бывало выдавали современный вариант «Не уходи, Джо», словно блондины тыкались носом в промежность шоколадной девицы каждый божий день. Вокруг возвышения расхаживал человек в зеленой шелковой рубашке с длинными рукавами, оранжевых полотняных брюках и тирольской красно-черной шляпе. Всякий раз, проходя мимо пианино, он наклонялся и, протянув руку через плечо пианиста, брал аккорд.

Клуб превратился в бедлам. Те, кто держался с достоинством, мигом его утратили. Те, кто был серьезен, развеселились. Все были счастливы. Кроме музыкантов. Администрации тоже вроде следовало бы радоваться, но не тут-то было. Длиннолицый лысый человек бросился на выручку утонувшему в ляжках шоколадной красавицы. Трудно сказать, хотел он, чтобы его освободили, или нет. Но как бы он к этому ни относился, другие белые зрители испускали залпы хохота.

Лысый схватил горячую шоколадную ногу. Тотчас же красотка обвила ею шею лысого. Теперь у нее под юбкой оказались сразу две мужских физиономии.

– Угощайтесь! – крикнул один весельчак.

– Поделите ее поровну, – посоветовал другой.

– Но и нам немножко оставьте, – предупредил третий.

Шоколадная женщина разволновалась. Она стала изо всех сил трясти бедрами. Не без усилий пленникам удалось освободиться. Лица у них были красные, как у вареных омаров. Мини-юбка упала на стол. Шоколадные ноги выбрались из нее, а краснолицые белые попятились. Ловким быстрым движением шоколадная женщина сорвала с себя черные кружевные трусики и победно замахала ими. Густые черные завитки образовывали пятно с перчатку бейсболиста, оттенявшее шоколадный живот.

Зрители рычали, хохотали, аплодировали, вопили:

– Урра! Оле! Браво!

Вдруг отворилась входная дверь, и в клуб ворвались вопли полицейской сирены. Гробовщик и Могильщик вскочили из-за стола и стали озираться в поисках их приятеля. Но вокруг были люди в состоянии, близком к паническому. Веселая музыка, исполняемая сердитыми музыкантами, прекратилась. Голая любительница стриптизов завизжала: «Пат! Пат!» Ответом ей был вопль многих глоток – голос тревоги. Детективы еще не успели выйти на улицу, как Могильщик сказал:

– Опоздали!

Они сразу все поняли. Они и все остальные. Их друг Джон Бабсон лежал, скорчившись, как зародыш. Он был мертв. Его зарезала лесбиянка Пат, которая вышла за ним на улицу всего несколько минут назад. Он был так страшно изрезан, что не имел ничего общего с тем красавчиком-педерастом, каким был совсем лишь недавно.

Тем временем «скорая», стоявшая у тротуара, забирала убийцу, которая также была сильно порезана, особенно руки и лицо. Кровь стекала на ее черные свитер и брюки. Это была крупная женщина, сложением напоминавшая водителя грузовика или же кормилицу. Но от потери крови она сильно ослабла. Санитары, оказав первую помощь, укладывали ее на носилки на колесиках.

Полицейские патрульные стояли у тротуара на Третьей авеню и Сент-Маркс-плейс. Собралась толпа – люди появлялись из соседних домов, из машин, остановившихся на проезжей части, подходили с ближайших улиц. На перекрестке образовалась пробка. Полицейские в форме ругались и вопили, свистели в свистки, пытаясь расчистить путь для судмедэксперта, представителя прокуратуры и сотрудников отдела по расследованию убийств, в обязанности которых входило осмотреть место происшествия, составить протокол, опросить свидетелей и констатировать смерть. Только после этого тело может быть увезено.

Гробовщик и Могильщик поехали вслед за «скорой» в больницу «Бельвю», но им не позволили допросить пострадавшую женщину. Только детективу из «убийств» разрешили переговорить с ней. Она повторяла лишь одну фразу: «Я его порезала». Потом врачи забрали ее к себе.

Гробовщик и Могильщик поехали в полицейский участок на Лафайет-стрит. Труп уже увезли в морг, но шел допрос свидетелей. Когда они сообщили, что сами являются свидетелями, капитан позволил им присутствовать при допросе. Трое белых девиц, похожих на космических ведьм, и двое черных юношей, которых детективы заметили, когда подъехали к «Файв спот», оказались главными рассказчиками. По их словам, они шли по Сент-Маркс-плейс от Второй авеню, когда увидели, как тот тип выскочил из клуба и двинулся по улице, виляя своей задницей. Он явно собирался в «Арабские бани». А куда еще? С такой-то походочкой. А потом она вышла следом за ним и побежала вдогонку, словно разъяренная медведица, с криками: «Стукач! Наседка! Шпион-педрила!» и еще кое-что, только они это не могут повторить. Что именно? Кое-что насчет его сексуальных наклонностей, его мамаши, его анатомии. Ничего особенного, короче, она не сказала. Она догнала его и со всей силой ударила ножом по заднице, разрезав ее, словно сардельку. А потом добавила еще и еще. В общем, когда он вытащил свой собственный нож, было уже поздно.

– Она его обработала будь здоров, – с благоговением в голосе сказал первый юноша.

– Раскромсала его по всем правилам, – добавил второй.

– Вас двое ребят, почему же вы ее не остановили? – спросил ведший допрос лейтенант.

Могильщик покосился на Гробовщика, но промолчал.

– Испугался, – виновато произнес один из молодых людей.

– Напрасно ты так этого стесняешься, – ободрил его приятель, – Когда мужчина и женщина устраивают поножовщину, между ними лучше не встревать.

Лейтенант покосился на первого юношу.

– Это было так смешно, – простодушно признался он, – Она махала ножом, прямо как дирижер какой, а он плясал, как оглашенный.

– Чем вы, ребята, занимаетесь? – спросил лейтенант.

– Учимся, – сказал юноша.

– В университете, – уточнила девица.

– Все?

– Ну да. А почему бы нет? – удивилась космическая ведьма.

– Мы вызвали полицию, – сообщила ее подруга.

Любительница стриптиза в мини-юбке была допрошена следующей. Она сидела, так тесно сжав колени, что было непонятно, сумела она снова надеть трусики или нет. Держалась она, несмотря на жару, очень холодно. Она сообщила, что ее зовут миссис Кэтрин Литтл и живет она на Ленокс-авеню в Клейтон Апартментс. Муж ее занимается бизнесом. Каким? Делает и расфасовывает колбасу и поставляет ее розничным торговцам.

Она и ее подруга Патриция Дэвис были на дне рождения в Дэггер-клубе, в верхней части Бродвея, а потом решили заехать в «Файв спот», чтобы услышать выступления Телонуиса Монка и Леона Бибба. Гробовщик и Могильщик знали Дэггер-клуб, который гарлемцы именовали «Клубом Бульдозеров», но они пришли сюда слушать, а не комментировать.

На дне рождения не произошло ничего такого, что бы объясняло поступок ее подруги. Там не было никаких мужчин, устраивалось празднование в узком кругу. Она понятия не имеет, почему ее подруга набросилась на этого человека с ножом. Возможно, он попытался ее изнасиловать, или же просто оскорбил, быстро поправилась она, сообразив, насколько нелепо прозвучало первое предположение. Ее подруга – человек темпераментный и легко обижается. Нет, насколько ей известно, ранее она никому не наносила ножевых ранений, хотя, случалось, вытаскивала нож, когда слышала в свой адрес оскорбления от мужчин. Какие оскорбления? Ну те, что мужчины обычно отпускают по поводу женщин такой вот наружности. Между прочим, это ее личное дело, как одеваться. Она одевалась вовсе не для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам. Нет, она не мужеподобна, просто самостоятельна. Нет, лично она не знала пострадавшего и даже никогда раньше его не видела. Она понятия не имеет, что он мог сказать или сделать, чтобы спровоцировать стычку, но она уверена, что начала все это не Пат. Пат – Патриция – может, конечно, вытащить нож, но пустить его в ход – это совсем другое дело. Да, они давно знакомы. Еще до того, как она вышла замуж. Она замужем девять лет. А сколько ей лет? А разве не видно? И кроме того, не все ли равно?

Гарлемские детективы задали только один вопрос.

– Это случайно был не Детка Иисус? – осведомился Могильщик.

Она уставилась на него испуганными, широко раскрытыми глазами.

– Детка Иисус? Вы не шутите? Разве бывают такие имена?

Вопрос ее остался без ответа.

Лейтенант сказал, что вынужден задержать ее как основного свидетеля. Но не успели ее отвести в камеру, как появился ее муж с адвокатом и предписанием об освобождении ее из-под стражи. Это был пожилой толстяк-коротыш. Он явно проводил много времени в помещении, потому что кожа его приобрела какой-то пятнисто-коричневый оттенок. На макушке у него образовалась лысина, седоватые волосы были коротко подстрижены. Карие глаза тускло поблескивали, словно цукаты. Веки были толстые и морщинистые. Он смотрел на мир из-под этих век грустными и равнодушными глазами, словно давая понять, что его уже нечем удивить. Рот у него был широкий, тонкогубый, мокрый, нижняя челюсть выступала вперед, как у борова или обезьяны. Но костюм на нем был дорогой, двубортный. Говорил он тихим голосом, глотая звуки, как уверенный в себе, хоть и не очень-то образованный человек. Зубы у него были гнилые.

Глава восемнадцатая

Когда Могильщик и Гробовщик появились в квартире Барбары Тайне в Амстердам Апартментс, та занималась уборкой. Когда она открыла им дверь, то они увидели, что на ней мокрый от пота розовый шелковый халат, волосы перехвачены зеленым шарфом, а в руках мочалка для посуды.

Обе стороны были сильно удивлены встречей. Когда Гробовщик сказал, что они могут почиститься у кузины его жены, он и не предполагал, что Барбара Тайне может выглядеть, как домработница. Могильщик же никак не мог поверить, что у жены друга есть кузина, которая живет в Амстердам Апартментс и от которой, несмотря на странный вид, за милю несло ее профессией. Еще от нее несло потом, который так пропитал ее розовый халат, что он облепил ее формы, ничего не скрывая. Запахи пота, профессии и духов удачно сочетались, дополняя друг друга.

Ее бурлящая женственность не оказала никакого воздействия на Гробовщика, который только сильно удивился, застав ее за уборкой в такое время ночи. Зато в Могильщике прямо-таки забил вулкан сексуальности.

Она, со своей стороны, никогда до этого не видела Могильщика, да и Эда узнала не сразу. Его обожженное кислотой лицо с пересаженной кожей было ей смутно знакомо, хотя она с трудом поняла, откуда. Сейчас оно к тому же было в синяках, ссадинах и кровоподтеках. Этот странный человек был в порванной перепачканной одежде, и к тому же с ним был еще один тип, мало отличимый от него. Ее зрачки испуганно расширились, рот открылся. Казалось, было видно, как в глотке образовался крик, который вот-вот вырвется наружу. Но он так и не слетел с ее губ, потому что Гробовщик, воспользовавшись щелью между приоткрытой дверью и косяком, провел апперкот, и его кулак угодил ей в солнечное сплетение. Судорожно всхлипнув, Барбара рухнула на пол навзничь. Ее розовый шелковый халат распахнулся, и она раздвинула ноги, словно это и было самой естественной реакцией на удар кулаком. Могильщик успел отметить, что волосы на причинном месте были у нее цвета старой ржавчины – то ли от несмытого мыла, то ли от несмытого пота. Гробовщик схватил со столика бутылку виски и поднес к ее губам. Барбара сделала глоток, поперхнулась, и в лицо ему полетели коричневые брызги. Она на какое-то мгновение утратила зрение: глаза ее были полны слез, а очки запотели.

Могильщик закрыл входную дверь, посмотрел на напарника и покачал головой. Барбара тем временем сказала:

– Драться было вовсе не обязательно.

– Ты бы подняла крик, – буркнул Гробовщик.

– Господи, а что в этом такого? Вы бы лучше на себя посмотрели.

– Мы просто хотели немного привести себя в порядок, – пояснил Могильщик и добавил: – Эд говорил, что вы не будете возражать.

– Я и не возражаю, – откликнулась Барбара, – Только надо было меня предупредить. Вы же выглядите, как пара громил, – Она говорила, не выказывая ни малейшего желания подниматься с пола. Ей там, похоже, очень нравилось.

– По крайней мере все живы, – заметил Гробовщик и приступил к церемонии представления: – Мой партнер Могильщик, кузина моей супруги, Барбара.

У Могильщика был такой вид, словно ему нанесли обиду.

– Давай, дружище, чиститься и побежим. Мы не в отпуске.

– Знаете, где ванная? – крикнула им вслед Барбара.

Гробовщик сначала хотел было ответить отрицательно, но затем сказал:

– Разберемся. Ты бы не могла нам одолжить рубашки твоего мужа?

Могильщик кисло на него покосился.

– Ты что, дружище? Если у этой особы есть муж, то у меня он тоже имеется.

Гробовщик отозвался не без обиды в голосе:

– А что тут такого? Мы же не клиенты!

Не обращая внимания на этот обмен репликами, хозяйка сказала, по-прежнему сидя на полу:

– Можете забирать всю его одежду. Он ушел.

– Насовсем? – испуганно осведомился Гробовщик.

– Дай-то Бог, – отозвалась женщина.

В поисках ванной комнаты Могильщик забрел на кухню. Он заметил, что черно-белые клетки линолеума были недавно вымыты. У раковины стояло ведро, полное мыльной пены, а рядом с ним – швабра на длинной ручке, обернутая тряпкой. Но это его не удивило. Шлюха, в конце концов, может заниматься чем угодно, думал он.

– Сюда! – услышал он призыв Эда и пошел к нему, – В ванную.

Гробовщик приладил свой револьвер на дверной ручке, разделся до пояса и стал умываться в раковине, забрызгав грязной водой безупречно чистый пол.

– Ну ты набрызгал, все равно как поливальная машина, – пробормотал Могильщик, тоже раздеваясь.

Когда они закончили, Барбара провела их к стенному шкафу в спальне. Каждый выбрал по полосатой спортивной рубашке и по клетчатому спортивному пиджаку. Собственно, ассортимент был невелик, но пиджаки оказались достаточно просторными, чтобы вместить револьверы в кобуре.

– Ты выглядишь, словно лошадь под попоной, – сказал партнеру Гробовщик.

– Ничего подобного, – возразил тот, – Никакая лошадь не выдержит такого украшения.

Барбара вышла из гостиной с пыльной тряпкой в руке.

– Отлично! – сказала она, придирчиво оглядывая детективов, – Вам очень идет.

– Теперь-то понятно, почему твой старик от тебя смылся, – сказал Могильщик, обращаясь к Барбаре.

Увидев ее удивленный взгляд, Гробовщик пояснил:

– В такую жаркую ночь занимаешься уборкой.

– Потому-то и занимаюсь, – пробормотала она.

– Потому что жарко? – теперь уже удивился Гробовщик.

– Потому что он смылся, – был ответ.

На это Могильщик хмыкнул. Оказавшись в гостиной и услышав явно негритянский голос, громко сказавший «Только спокойствие!», они повернулись к цветному телевизору. На экране они увидели белого, который, стоя на платформе полицейского грузовика, говорил в мегафон:

– Расходитесь! Все уже кончено. Маленькое, недоразумение.

Затем его лицо с острыми, совершенно не негритянскими чертами заполнило весь экран. Он уже говорил, обращаясь к телезрителям. Потом возник общий план: перекресток Седьмой авеню и 125-й улицы, где колыхалось море разноцветных лиц. Если бы не преобладание чернокожих и полицейских в форме, можно было бы подумать, что это сцена из голливудского фильма на библейскую тему. Но в Библии не так много чернокожих, да и тогдашние блюстители порядка мало похожи на нынешних. На самом деле речь шла о гарлемском бунте. Впрочем, сейчас никто не бунтовал. Если и шло сражение, то за место перед объективом телекамеры. Белый оратор между тем вещал:

– … вовсе не метод бороться с несправедливостью. Мы, цветные, должны находиться в первых рядах защитников закона и порядка.

Камера быстро показала улюлюкающих людей, затем быстро переключилась на другие грузовики-платформы, на которых, по всей видимости, находились негритянские лидеры, а также белые, среди которых Могильщик и Гробовщик узнали главного инспектора полиции, комиссара, окружного прокурора, конгрессмена, чернокожего заместителя комиссара, а также капитана Брайса, начальника гарлемского полицейского участка. Лейтенанта Андерсона, своего непосредственного начальника, детективы не увидели. Зато на одной из платформ они заметили трех чернокожих, удивительно смахивавших на типичных представителей расы из музея восковых фигур. Первый был негр с заячьей губой в голубом костюме с металлическим отливом. Второй – юноша с узким лицом и продолговатой головой, словно воплощавший собой негритянскую молодежь, неспособную себя реализовать. Третий, наоборот, был красивый, хорошо одетый седовласый человек, символизировавший успех и процветание. Каждый из них показался детективам смутно знакомым, только они никак не могли припомнить, где они их встречали. Впрочем, детективам сейчас было не до воспоминаний.

– Странно, почему наш главный не кричит во всеуслышание о том, что преступление не окупается и все такое прочее? – удивился Гробовщик.

– Да уж, – согласился Могильщик. – Теперь не скоро у него будет такая большая аудитория.

– Похоже, нашего босса они оставили в лавке.

– Как всегда.

– Пойдем позвоним ему.

– Лучше прямо поедем туда.

Когда они спускались вниз, Могильщик спросил:

– Где ты ее раскопал?

– На работе, где же еще!

– Ты что-то скрываешь.

– Конечно, я не все тебе рассказывал.

– Это я понимаю. Но в чем ее обвиняли?

– Несовершеннолетняя преступность…

– Господь с тобой, Эд, она достигла совершеннолетия, когда ты еще ходил в школу.

– Это было давно. Она пошла по кривой дорожке, а я помог ей выйти на прямой путь.

– Это я вижу, – хмыкнул Могильщик.

– А ты хочешь, чтобы она всю жизнь скребла полы? – запальчиво осведомился Гробовщик.

– Но она и так их скребет.

– Мало ли чем проститутка может заниматься после полуночи, – фыркнул Гробовщик.

– Я просто подумал, какую роль ты тут играешь…

– Да ну тебя, я просто вытащил ее из передряги, когда она была несовершеннолетней. Теперь она сама решает, как жить.

Они вышли на улицу, сильно смахивая на двух работяг, решивших сыграть роль сутенеров и очень недовольных поведением своих девочек.

– Надо успеть вернуться в участок, пока нас никто не уделал, – пробурчал Могильщик, залезая в машину и усаживаясь за руль.

– Просто не надо ехать туда, где бунтуют, – отозвался Гробовщик, усаживаясь рядом с партнером.

Они были в раздевалке, собираясь переодеться, когда в комнату вошел лейтенант Андерсон. Вид у него был самый испуганный.

– Можете ничего не говорить,– махнул рукой Могильщик. – Мы – последние из могикан.

– Присаживайтесь, джентльмены, – сказал Андерсон, улыбнувшись.

– Мы не поломали себе кости, – сказал Могильщик.

 – Мы их просто потеряли, – подхватил Гробовщик.

– Ладно, джентльмены. Когда будете в состоянии, загляните ко мне в кабинет.

– Мы сейчас вполне готовы, – сказал Могильщик, а Гробовщик уточнил:

– Готовы не в смысле умерли, а в смысле – можем продолжать жить.

Детективы закончили перекладывать все необходимое для работы из карманов одолженных пиджаков в свои запасные костюмы и двинулись вслед за лейтенантом Андерсоном в кабинет капитана. Могильщик присел на край большого письменного стола, а Гробовщик отошел в темноту и оперся о стену так, словно поддерживал падающее здание.

Андерсон сидел за столом, и зеленый абажур лампы окрашивал его лицо в загадочно-призрачный цвет.

– Ну, давайте, выкладывайте, – сказал лейтенант, – А то по вашим ухмылкам я вижу: вы что-то такое узнали, о чем мы не подозреваем.

– Узнали, – сказал Могильщик.

– Только сами не понимаем, что это значит, – в тон ему добавил Гробовщик.

Короткий обмен репликами насчет проститутки настроил их мозги на общую волну так точно, что они читали мысли друг друга, словно свои собственные.

Но Андерсон привык к таким репликам.

– Шутки в сторону, – начал было он, но Гробовщик перебил:

– Мы не шутим.

– Тут ничего смешного нет, – ухмыльнулся Могильщик.

– Хорошо, хорошо. Как я понимаю, вы знаете инициатора беспорядков. Кто он?

– Одни называют его так, другие иначе, – сообщил Гробовщик.

– Одни называют его неуважением к закону, – продолжил Могильщик, – другие отсутствием возможностей, третьи библейским учением, четвертые грехами отцов. Кто-то называет его невежеством, кто-то нищетой, кто-то смутьянством. Мы с Эдом считаем, что его надо понять. Все мы его жертвы.

– Жертвы чего? – глупо спросил Андерсон.

– Жертвы вашего цвета кожи, – злобно крикнул Гробовщик, отчего его собственная пересаженная кожа неистово задергалась.

Андерсон побагровел.

– Этот-то сукин сын и куролесит, – сказал Могильщик, – Из-за него-то эти люди и бесчинствуют на улицах.

– Ладно, ладно, не будем о личностях, – забормотал Андерсон.

– Ничего тут личного нет, босс. Мы не имеем вас в виду, босс, – сказал Могильщик, – Просто цвет вашей кожи…

– Причем тут цвет…

– Вы же хотите, чтобы мы нашли зачинщика.

– Хорошо, – сказал Андерсон, вскидывая руки вверх, – Согласен, с вашим народом обходились несправедливо, не по правилам.

– Какие тут правила! Это же не карточная игра, а жизнь, – фыркнул Гробовщик.

– Дело в законе. Если он не накормит нас, так кто же? – добавил Могильщик.

– Не будет закона, не будет порядка, – сказал Гробовщик.

– Вы что, устраиваете спектакль? – осведомился лейтенант Андерсон.

– Это не спектакль, – возразил Гробовщик. – По крайней мере не мы его устраивали. Мы даем только факты.

– А один из фактов состоит в том, что первое, что делают цветные при беспорядках, это начинают грабить магазины, – сказал Могильщик, – И виной тут вовсе не отдельные подстрекатели. Это случалось всегда и везде.

– Кому же вы хотите предъявить обвинение в подстрекательстве к грабежам? – спросил лейтенанта Гробовщик.