Текст книги "Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла]"

Автор книги: Честер Хаймз

Соавторы: Джордж Хиггинс,Лоренс Сандерс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

Глава двадцать вторая

Капрал полиции штата Массачусетс Варденэ завтракал в два часа дня в кафе авиакомпании «Истерн эрлайнз» в бостонском аэропорту «Логан». Перед ним лежала газета «Рекорд». Он читал заметку, озаглавленную: «ВТОРОЙ БАНКИР УМЕР ОТ РАН ПОСЛЕ НАЛЕТА В ВЕСТ-МАРШАЛЛ ФИЛДЕ». В ней говорилось, что управляющий банком Гарольд У. Бэррелл умер три дня спустя после того, как он получил удар по черепу пистолетом во время ограбления банка, когда было похищено шестьдесят восемь тысяч долларов. В статье также упоминалось, что Роберт Л. Биггерс был застрелен в здании банка.

Ванда Эммет в униформе стюардессы авиакомпании «Нортист» села на табурет за стойкой бара рядом с капралом Варденэ.

– Ты здороваешься со старыми друзьями после того, как тебя повысили, Роже? – спросила она.

– А, Ванда, – обернулся Варденэ, – Как делишки?

– Неплохо, – ответила Ванда, – Ничего хорошего, но и плохого ничего.

– Улетаешь? Или прилетела? – спросил Варденэ.

– Только с самолета. Я теперь на чартере в Майами. Вчера туда, сегодня обратно.

– И как маршрут?

– Да, знаешь, в это время года какой уж бизнес! Сейчас мне нравится, но я с ужасом думаю, каково оно будет через месяц, когда набьется полный салон пассажиров – детишки орут, бабы вечно чего-то требуют. Я расстраиваюсь от одной мысли об этом не меньше, чем когда их вижу в самолете, представляешь!

– А здесь что ты делаешь?

– У меня машина на служебной стоянке. Вчера я приехала сюда очень поздно, перед самым вылетом, и парковка перед аэровокзалом была забита. Вот я и оставила машину на служебной стоянке.

– Я и не знал, что ты сама водишь, – сказал Варденэ. – А не проще ли взять такси?

– Ох, да я уж давно не живу на Бикон-стрит, – сказала она, – Я же переехала.

– Это еще почему?

– Появился заманчивый вариант. По крайней мере, мне тогда так казалось. Мне осточертела Сюзи и ее вечные бигуди, а потом вдруг подвернулся этот вариант – и я переехала.

– И где же ты теперь обитаешь?

– Ты не поверишь! Аж в Орандже. Я живу в Орандже.

– Господи, – воскликнул Варденэ, – Это же у черта на рогах. Сколько это отсюда – часа три езды?

– Два, – уточнила она, – Я надеялась, что там хорошее место для лыж и вообще. Но потом выяснилось: все зря.

– У тебя там квартира?

– Трейлер. Я живу в трейлере.

– И как оно в трейлере? – спросил он. – Я и сам подумываю об этом. Знаешь, получил я вчера свой налоговый счет и думаю: а может, найти себе что-нибудь в этом роде. Как там жизнь-то, ничего?

– Тебе это бы не подошло, – сказал она. – У тебя сколько – двое ребятишек? Твоя жена бы не выдержала. То есть я хочу сказать, мы там живем вдвоем, и меня часто не бывает дома, но все равно, теснотища и вообще куча неудобств. Нет, ты бы тоже не выдержал. Там и мебель поставить некуда, представляешь? И вечно у всех на виду. Никуда не приткнешься. Нет, тебе бы это не подошло.

– Пожалуй, – согласился Варденэ. – Но я тебе скажу: Боже ты мой, посмотришь на этот проклятый счет – плакать хочется. Я уже начинаю думать: черт побери, да у меня уходит два или три доллара в день просто на то, что я живу в этом городе.

– Слушай, Роже, мы еще друзья или как? – перебила его Ванда.

– А то как же! – ответил полицейский.

– Ну, тогда слушай, – сказала она, – Почему я спрашиваю – если бы я тебе кое-что рассказала, как другу и вообще, ты бы мог не упоминать мое имя, ну, понимаешь?

– Конечно! Я бы, по крайней мере, попытался.

– Э-э! Попытки недостаточно. Ты ни в коем случае не должен упоминать мое имя. Иначе я тебе ничего не скажу.

– О’кей! – сказал он. – Не будет твоего имени.

Ванда открыла сумку и вытащила из нее зеленую сберегательную книжку. На обложке было написано: «Первый федеральный сберегательный и заемный банк Флориды».

– Видал? – спросила она.

– Ну и что?

– Я вчера открыла счет – положила деньги на депозит. Пятьсот долларов.

– Ну И что?

Ванда снова открыла сумку и выудила из нее целую пачку красных, голубых, коричневых и зеленых сберегательных книжек.

– Это то же самое. Я открыла все эти счета вчера.

– И все во флоридских банках?

– Все во флоридских банках. А две недели назад у меня был льготный рейс, мы летали в Нассау. И там я тоже открыла несколько банковских счетов. И еще я открыла счета в Орандже.

– И сколько же всего? – спросил Варденэ.

– Думаю, теперь их около тридцати пяти. А может, и сорок.

– И сколько же на них денег?

– Ну, так сразу я бы сказала – тысяч сорок пять. Может, больше, может, меньше, но в принципе что-то около того.

– Но это же колоссальная сумма для простой служащей! – удивился Варденэ.

– Это уж точно! Но самое забавное то, что все деньги, которые я клала на счет, были наличные. Все. Только пятидесятки и помельче.

– Ну, теперь я вижу, что не тем занимаюсь в жизни, – сказал Варденэ. – Когда в последний раз я видел сберкнижку со своим именем, там что-то говорилось о закладной. Я до сих пор не верил, что есть люди, которые могут себе позволить откладывать лишние деньги. Я-то думал, что деньги нужны для того, чтобы их тратить.

– Я же не сказала, что все эти книжки выписаны на мое имя, – возразила Ванда.

– А на чье? Ты думаешь, я знаю этого человека?

– Тут не один человек, – объяснила Ванда. – Но вряд ли ты знаешь их всех. Понимаешь, я-то знаю, кто открыл эти счета, но думаю, что всех тех, на кого выписаны книжки, вообще не существует в природе. Я думаю, все они – это он.

– Должно быть, очень богатенький господин.

– Но только очень хорошо это скрывает. Уж от меня-то, во всяком случае, скрывает особенно тщательно.

– У него умер богатый дядюшка и оставил большое наследство?

– Три богатых дядюшки. И все они умерли в этом месяце.

– Это занятно, – сказал Варденэ.

– Совсем нет. Насколько я понимаю, у него есть еще один и прекрасно себя чувствует.

– Они что, все занимались банковским бизнесом? – спросил Варденэ.

– Он мне про них не рассказывал. Все, что я знаю, это то, что он очень рано уходит и возвращается после обеда с горящими глазами. Потом он заглатывает восемь или девять порций виски и бросается читать газеты и смотреть телевизор. К ужину у него разыгрывается страшная мигрень, так что он не в состоянии сесть за руль, и мне приходится отправляться в киоск за газетами. Ах да, еще у него есть несколько здоровенных восьмиволновых приемников, которые принимают и короткие, и средние, и УКВ, и переговоры пилотов, а еще один есть – так тот настроен на частоту полицейских переговорников. Да-да, именно полицейских. И когда он ходит навещать кого-нибудь из своих дядьев, он всегда берет с собой его в машину, а когда возвращается и приносит приемник обратно, то слушает его всю ночь. Но так бывает, только когда один из его дядьев вдруг прихворнет, и он уезжает его навестить.

– А с ним кто-нибудь общается? – спросил Варденэ.

– Этого я не знаю. Иногда заходит к нему какой-то тип, они о чем-то говорят. Этот парень оставляет ему большой картонный пакет, ужасно тяжелый, словно там какие-то железки. Так однажды было. Как раз перед тем, как умер его дядя. Он ужасно становится нервный, когда ему кажется, что очередной дядя скоро заболеет. У нас же в трейлере нет телефона. И когда ему кажется, что дядя заболел, он ненадолго отлучается – позвонить.

– Узнать, как здоровье, – вставил Варденэ.

– Наверно! А потом через несколько дней он дает мне конверты с деньгами, простые белые конверты, и просит отнести эти деньги в банк и открыть счета на фамилии, которые он, по-моему, с ходу придумывает, и мне приходится все свободное время, пока я во Флориде, бегать по банкам и открывать счета.

– И как ты думаешь, когда окочурится тот, что сейчас хворает? – спросил Варденэ.

– Трудно сказать, один умер вот только позавчера. И что странно – они все никак не могут умереть одновременно. Они умирают где-то с перерывом в одну неделю, а заболевают почему-то всегда рано утром. И ему приходится навещать их. Я бы не удивилась, если бы тот, что еще жив, дал дуба на будущей неделе. И если бы я была этим дядей, то не стала бы строить далеко идущих планов, скажем, после вторника.

– А не знаешь ли ты, случаем, где живет тот, который еще жив? – спросил Варденэ.

– Я тебе вот что скажу. Позавчера я была дома, и пришел к нему парень, которого он называет Артур. Но я тогда была в ванной, и он пошел сам открывать, а обычно открываю я. Он, похоже, считает, раз я стюардесса, то мне и положено двери открывать, пальто принимать да выпивку подносить его друзьям. Ну, в общем, он в тот день совсем был не в духе. Ко всему придирался, всем был недоволен, словно забыл, сколько я для него делаю, что все свое свободное время бегаю для него по флоридским банкам счета открывать. Он даже раза два отвесил мне, потому что я что-то сказала ему поперек. Короче, я была в ванной, причесывалась, когда он впустил этого Артура, и я не могла всего слышать, о чем они там беседовали, но только Артур тоже был страшно не в духе. Словом, совещаются они там о чем-то тихо-тихо, бу-бу-бу да бу-бу-бу, и вот Артур и говорит: «Ну и что, теперь все сорвется в Линне?» А мой дружок ему отвечает: «Нет, ничего не сорвется в Линне, и самое главное теперь – только смотреть, как бы Фритци опять с катушек не слетел. И все. Надо на этот раз отправить его к Уэйлену, а в банке оставить Донни, потому что никто еще ничего не допер и можно закончить начатое». А потом он и говорит, дружок-то мой: «И не ори ты так, понял? Она же здесь. Ты что, не знаешь, что бабе нельзя доверять!»

– Значит, ты думаешь, что последний дядя живет в Линне? – спросил Варденэ. – И где этот Линн, ты не знаешь?

– Понятия не имею, – сказала Ванда, – Все, что я слышала, я тебе рассказала.

– Слушай, а не можешь ли ты разузнать, где этот Линн? – попросил Варденэ. – А потом позвонишь мне.

– Нет. Я не смогу. Я же тебе говорю, они при мне ничего не обсуждают. Мой дружок любит только обсуждать со своими мужиками, как он меня трахает. Это он любит обсуждать. Но обычно они при мне ни о чем не говорят. Понял?

– Да, – сказал Варденэ. – Да, понял. Я тебе очень благодарен, Ванда.

– Ну и ладненько. И не забудь – я тебе ничего не говорила! И никаких «если» – иначе мне не жить.

– Ясно, – согласился Варденэ, – Но скажи только, мы с тобой о Джимми говорили, у которого так много дядьев?

– Что-то я сейчас не могу припомнить его имя, – сказала Ванда, – Попозже вспомню, наверное.

– Спасибо тебе, Ванда.

– Да ладно уж, чего там, Роже. Ты же хороший парень.

Глава двадцать третья

Диллон сказал, что вряд ли Фоли это заинтересует.

– Я сначала думал, что не стоит срывать человека с места из-за какой-то ерунды, у тебя ведь и так полно работы, я же знаю. А потом вот что подумал: пусть сам решает, важно это или нет, понимаешь, а вдруг дело серьезное? Так что спасибо, что пришел.

Они встретились перед «Уолдорфом» и теперь стояли лицом к городскому парку. На противоположной стороне перекрестка Арлингтон-стрит и Бойлстон-стрит расположился органист, поставив на тротуар табличку, в которой предлагал свои услуги для обслуживания банкетов и семейных торжеств. Выходящие из универсама «Шрив» элегантно одетые люди старались пройти мимо него, и только один толстяк в твидовом пиджаке остановился перед ним с самодовольной улыбкой на лице.

– Может, хочешь, зайдем куда-нибудь, выпьем по чашке кофе? – спросил Фоли.

– Не стоит, – сказал Диллон. – У меня и так что-то неладно с желудком. Я думаю, уж не от кофе ли. У меня за стойкой бара есть комнатенка, я там держу кофейник и, пока обслуживаю клиентов, частенько прикладываюсь к его содержимому. За день я выдуваю два с половиной кофейника, и, кажется, это слишком много. Под конец дня меня с этого кофе блевать тянет.

На другой стороне улицы, как раз напротив органиста, собралась группа ребят и девчонок с длиннющими волосами. Все они были в армейских куртках. Несколько ребят сидели на ступеньках Арлингтонской церкви. На углу Арлингтон-стрит стояли торговцы газетами.

– Тогда можно по чашке чаю, – предложил Фоли.

– Да нет, спасибо, – отказался Диллон, – Терпеть не могу чая. Моя старуха с того самого дня, как мы поженились, только чаем и поит. Поэтому я терпеть его не могу. Если уж что и пить, так кофе. Иногда я заказываю себе стакан молока. Это вещь.

Высокий молодой парень на той стороне Арлингтон-стрит, как только светофор останавливал поток транспорта, выходил на проезжую часть и, идя между рядами автомобилей, предлагал газеты.

– И что за дрянь он там продает? – поинтересовался Диллон, – Что-нибудь запрещенное, не иначе!

– Наверное, «Феникс», – высказал предположение Фоли, – Я тут проходил как-то вечером и видел, что ребята торговали «Фениксом».

– Это еще что такое? – спросил Диллон, – Это не за нее их арестовывают?

– Вряд ли. Кажется, за какую-то другую. Только я забыл название. Сам не знаю. Я их не покупаю.

– И небось продает-то две штуки в день, – продолжал Диллон, – Ну и хрена он хочет этим доказать?

– Э, да просто чтобы чем-то заняться.

– Ну да! Просто чтобы чем-то заняться. Бездельники чертовы, шли бы лучше работать, если им нечем руки занять. Заходил ко мне тут на днях такой же сопляк – так у него была одна из этих газетенок – «Трах» называется. Знаешь, что у них там?

– Похабные картинки, – ответил Фоли.

– Да все, что хочешь, – сказал Диллон, – Черт, была там одна картинка – никак этот парень сам ее и послал им. Стоит он в парке, кругом снег, а сам абсолютно голый и хрен его свисает, как шланг. И такая поганая усмешечка на харе. Только представь себе!

– Наверное, он нарасхват, – сказал Фоли.

– Это уж точно, – подтвердил Диллон, – Есть у меня приятель, он держит книжный магазинчик такой, знаешь, из этих… Продает, надо думать, журналы с голыми девками. Так он процветает! Он рассказывал, что журналы с голыми мужиками идут только так – с голыми мужиками, у которых вот такие здоровенные концы! Я у него спрашиваю: да кто же их покупает-то? А он говорит: а те самые ребята, что покупают журналы с голыми девками.

– В странном мире мы живем, – заметил Фоли.

– И чем дольше я живу, тем все более странным он становится, – согласился Диллон, – Я что-то сомневаюсь, что такие журнальчики можно ввезти в страну из-за границы. Слушай, почему бы вам, ребята, не перестать гоняться за серьезными людьми, которые занимаются своим бизнесом? Не лучше ли перекрыть доступ этой похабщине, которой сегодня вон сколько развелось?

– Э, – сказал Фоли, – только не надо катить на меня баллон. Этим пусть занимается почтовое управление, или таможня, или чья эта там забота. Я с этим дерьмом дела иметь не хочу. К тому же так можно того твоего приятеля лишить доходов. Ты разве этого хочешь?

– Дейв, – ответил Диллон. – У меня четкое убеждение, что ты не сможешь лишить моего приятеля доходов, если только не подложишь ему под задницу бомбу, понял? Я этого парня знаю уже шесть лет, я не помню, чтобы он хоть раз оказался на мели, чтобы он хоть раз имел какие-то неприятности. У него всегда в кармане бабки, он всегда одевается фу-ты ну-ты! Всегда при галстучке и при пиджачишке, и, думаю, этот магазинчик – его девятое дело. Был у него салун какое-то время, потом он что-то делал в шоу-бизнесе. В прошлом году я видел его на ипподроме. У него шикарный «кадиллак». Тогда же он пригласил меня в Новый Орлеан на «Суперкубок», и он все мне сам оформил по полной программе – билеты на самолет, билет на матч, гостиницу. Я ему говорю: слушай, чего тебе от меня надо? И знаешь, что он мне сказал? Он сказал: «Да нет, ничего, просто я подумал, тебе захочется посмотреть игру – вот и все». Так оно и было! Мужик что надо!

– А зачем ему торговать журналами с голыми девками? – спросил Фоли.

– Вот тот-то и оно, – сказал Диллон – Я у него раз спросил то же самое, а он говорит: «Слушай, так ведь люди покупают эту дрянь. Думаешь, мне очень важно, от чего у этого парня встает? Это его проблемы. Если он желает что-нибудь купить, кто я такой, чтобы ему запрещать? Мне нравится другое – но это уже мое дело. Я не помню, чтобы кто-нибудь из моих покупателей приходил ко мне и запрещал заниматься тем, чем мне нравится. Так в чем проблема?» Тогда я у него спрашиваю: а не думаешь ли ты, что твои покупатели потом идут на улицу и подлавливают малышню в темных подворотнях? А он говорит: «Нет, не думаю. Я думаю, они идут к себе домой и дрочатся там до умопомрачения». Ну как тут можно быть уверенным, а? Я этого не понимаю.

– Послушай, – сказал Фоли, – что же все-таки происходит, ты не хочешь мне сказать?

– Ах да, – спохватился Диллон. – Ну, точно я ничего не знаю, понял? Но есть одно… Помнишь, мы говорили об Эдди Кривопалом – ну, когда виделись в последний раз?

– Ему все время кто-то звонил? – догадался Фоли.

– Да. От Джимми Скала.

– И он был очень расстроен.

– Ужасно расстроен! Просто с лица спал.

– Да-да, – сказал Фоли.

– Ну вот, теперь мне ясно, откуда у него столько денег, – сказал Диллон. – На него это не похоже. То он все ходил – у него всего пара долларов при себе. А теперь у него карман отяжелел.

– Ну и сколько у него? Примерно?

– Ну, точно не скажу. Я только краем глаза заметил эту пачку, понял? Но там была приличная сумма. Я бы сказал, у него там, по меньшей мере, тысчонки две было.

– А как это тебе удалось углядеть?

– Он заходил позапрошлый вечер, – объяснил Диллон, – Заказал стаканчик виски и пива. Зашел в семь, в половине восьмого или что-то около того, а это тоже на него не похоже, понял? То он обычно приходит днем, то его раньше одиннадцати не увидишь. Но вот тут на днях приходит как раз к ужину, делает заказ, я его обслуживаю, а он сидит читает беговой бюллетень, молчит как рыба, а потом приходит и другой. Чуть попозже приходит другой.

– Ты его знаешь? – спросил Фоли.

– Ну, допустим, да. Я бы его узнал, если бы еще раз встретил, идет? Но теперь я что-то не припомню его имени. Если не возражаешь, я бы предпочел не называть.

– О’кей.

– Так приходит этот второй, и они с Эдди идут в кабинку, понял? Они там толкуют о своем, а я вижу: у того, второго, на столе ничего нет, а он у меня не в первый раз, так что я ему давно кредит открыл. Наливаю я немного бурбона со льдом, «Уайлд тэрки», беру бутылку «Будвайзера», иду туда и ставлю все это на стол перед ним. А Эдди держит в лапе эту пачку денег, потом кладет ее в карман, а тот, второй, забирает со стола несколько бумажек. Вот так я и увидел.

– И ты не догадываешься, что у них за дела?

– Слушай, я же серьезно: об этом втором парне я тебе ничего не говорил!

– Ладно, мне на него наплевать. Я просто так спросил.

– Слушай, это не имеет отношения к тому, о чем мы толковали с тобой, понял? Так, между нами говоря, я бы не удивился, если бы Эдди вдруг себе купил телевизор, видеосистему. Но только строго между нами. Я никого больше сюда не хочу впутывать. Деньги – ты же знаешь сам, что это такое, так? Но вот второй парень тут совсем ни при чем.

– Ну ладно, – сказал Фоли. – Так что это за деньги, как по-твоему?

– Не знаю. Я же говорю: Эдди не тот мужик, у которого водятся деньжата, понял? Но вот я вижу эти деньги и думаю: та-ак, может, тебе об этом будет интересно узнать. Ты на него дело завел?

– Я бы так сформулировал, – сказал Фоли, – На него дело завело правительство Соединенных Штатов, но это дело раскручивается в Нью-Хэмпшире. Он там перевозил краденое спиртное. Так что, может, и у меня на него дело, я не знаю.

– А я думал, все уже в прошлом, – удивился Диллон. – Я уж думал, он за все получил сполна, когда… когда это было – в прошлом месяце или что-то около этого? Ну, в общем, давно уже.

– Его признали виновным, – уточнил Фоли, – но он туда едет в будущем месяце на вынесение приговора. Ходили разговоры, что, может, дело будет пересмотрено, или что-то вроде того. Может, и раньше, не знаю.

– И что он за это получит? Срок?

– Я не очень в курсе его дела, – сказал Фоли, – Там же не наша юрисдикция. Думаю, вероятность срока есть. Но я, ей-богу, не знаю. Я просто слышал тут на днях случайно, кто-то упоминал об этом деле, вот я и подумал о нем, когда ты мне сказал, помнишь?

– Эдди страх как не любит сидеть, – заметил Диллон.

– Ну а кто же любит, – улыбнулся Фоли. – Я, знаешь, многих видел, кто шел на посадку, и, может, только один или два из всех сказали потом, что им там очень даже понравилось.

– М-да. Но слушай, он же должен знать, он должен был с кем-то об этом поговорить, а? Он же мог что-то придумать.

– Возможно, – сказал Фоли.

– Так, ну какого же, спрашивается, рожна он тогда покупает цветной телек, если не сегодня завтра сядет?

– Может, захотел сделать маленький подарок жене? Чтобы она не скучала и ждала его, пока он пыхтит.

– Очень сомнительно, – сказал Диллон. – Я Эдди неплохо знаю, это совсем не в его духе. Он с ней не так уж ладит.

– А подружка у него есть? – спросил Фоли. – Может, он хочет сделать подарок своей подружке?

– Нет, он уходит в загулы иногда, но постоянной у него нет. Да, мне кажется, он не особенно-то этим интересуется, чтобы палку кому кинуть. А что, теперь не разрешают с собой в камеру приносить телек?

– Не разрешают, – ответил Фоли. – По моим сведениям, нет.

– Да уж вряд ли. Что-то я не припомню такого, когда сам там был. Нет, видимо, Эдди просто считает, что не сядет. И мне интересно, почему он так считает.

– А мне интересно, откуда у него деньги. Это меня беспокоит. Мне всегда казалось, что он просто стоит на подхвате. Интересно, что же он такого сделал, чтобы заработать большие деньги?

– Очень интересно, а? – сказал Диллон, – Я тебе вот что скажу: ты пойди пораскинь мозгами, как это такая мелкота, как Эдди Койл, мог заполучить такую кучу денег, а я пойду да покумекаю, как это мужик с таким прошлым, как у него, считает, что он не сядет за краденое виски. И, может, я кое с кем потолкую, а потом тебе расскажу. Идет?

– Отлично, – согласился Фоли, – Буду ждать от тебя весточки.