Текст книги "Прядка с Изумрудного моря (ЛП)"
Автор книги: Брендон Сандерсон
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
– Крутишь эти две лебедки. – Энн вращала ручку – не такую, как на мясорубке – у основания пушки. – Эта поворачивает пушку по левому и правому борту. Вторая ее приподнимает и опускает. Смотри, в полете ядро снижается. Поэтому нужно целиться вверх и стрелять по дуге.
Она показала как именно.
– Самое сложное – оценить расстояние. У нас много ядер с запалами разной длины. Чтобы как следует обездвижить корабль, ядро должно взорваться непосредственно перед ударом, тогда оно распылит воду.
– Неужели нет способа попроще? – спросила Прядка, присев на оружейную бочку. – Например, сделать ядро, которое взрывается при ударе обо что-то. Тогда нужно лишь целиться в корабль, а не оценивать расстояние.
– Наверное, – ответила Энн. – Однако я ни о чем подобном не слышала.
«А я слышала», – подумала Прядка, только теперь осознав, что именно означала схема из ее каюты. В ней упоминались «заряды ударно-взрывного действия». Кто-то разрабатывает подобное оружие. Может, уже успел его изготовить.
Это ведь не так уж сложно. Что, если сделать ядро не круглым, а заостренным, как стрелу? Тогда можно добиться, чтобы при ударе кончик вдавливался внутрь и провоцировал взрыв.
Но заостренное пушечное ядро? Разве такое вообще бывает? Тогда это уже никакое ни ядро.
Энн закончила взводить пушку и с нежностью коснулась ее ладонью. Мужики, вам нужно искать женщину, которая будет смотреть на вас так же, как Энн смотрела на пушку. Потому что если такая женщина существует, вам захочется переехать в какое-нибудь королевство подальше, уведомить власти и ждать посылок с оторванными пальцами.
– Прости, если лезу не в свое дело, – сказала Прядка, – но почему ты так… э-э…
– Странно отношусь к оружию? – закончила за нее Энн.
Прядка залилась румянцем и кивнула.
– Почему ты так странно краснеешь, когда задаешь вопросы?
– Не хочу докучать.
– Лучше делать это почаще. Как еще добиться того, чего хочешь?
– Я имею в виду… другие не должны думать о том, чего я хочу. То есть… – Прядка вдохнула поглубже. – Не скажешь ли, Энн, почему ты так странно относишься к оружию?
– А сама что думаешь? Есть догадки?
– Нет. Я… спросила Форта, и он сказал, что, наверное, в детстве ты была рабыней или что-то в таком духе. Ему кажется, что стрелять из оружия для тебя означает управлять обстановкой. Брать силу в свои руки.
– Ух! – Энн уселась на ящик с запасными ядрами. – А ведь обычно он так здорово разбирается в людях.
– Значит, в детстве ты не была рабыней?
– Я девчонка с фермы. Разводила кур. Отличная жизнь. Знаешь, куры очень умные, из них получаются отличные домашние питомцы.
– Правда?
– Ага. Обидно, что они такие вкусные. Есть еще догадки?
– Ну, я спросила Салай, и она думает, что ты считаешь пушки и пистолеты символами власти и хочешь ими распоряжаться, поскольку ремесло плотника все воспринимают как должное, а ты стремишься к более важной работе.
– Что ж, именно этого я и ожидала от Салай. Она никогда не умела судить о людях. От слова «совсем».
– Я… э-э… тоже заметила.
– Надеюсь, ты не забыла спросить обо мне и Улаама.
Прядка покраснела еще гуще.
– Спросила! – обрадовалась Энн. – Что он сказал?
– Я не совсем поняла его объяснение. Он сказал что-то насчет формы пушек… и почему-то сигар…
Энн расхохоталась: неистово, непринужденно, с искренним весельем. Прядка тоже не сдержала улыбки. Такой смех быстро заселяет в человеке все свободные номера и ищет поблизости дополнительные варианты размещения.
– Так что же на самом деле? – спросила Прядка, когда смех Энн наконец утих.
– Просто… – Энн пожала плечами. – Мне кажется, они прикольные.
– И всё?
– Всё? В принципе, человека можно описать по тому, что ему нравится, Прядка. Именно это отличает нас друг от друга, понимаешь? Мы рассуждаем, как важна культура, но что такое культура? Это не правительство, не язык, не всякая прочая ерунда. Нет, это все то, что нам нравится: пьесы, сказки, коллекции мрамора.
– Кружки?
– Пожалуй. Почему бы нет? Кружки. Держу пари, уйма людей коллекционирует кружки. Но дело не в самих кружках.
– А в том, что любая кружка отличается от всех остальных.
– Да, именно! – Энн похлопала по пушке. – Я вот кружка, которая любит оружие. Мне нравится запах зефирного дыма. Понимаешь, о чем я? Это как электрический запах молнии. Обожаю, когда нужно стрелять в далекую цель. Любой олух легко попадет в стоящего рядом. Но попасть в ничего не подозревающего парня на соседнем корабле, пока тот попивает чай? Бум, вот это круто.
Она устремила взгляд вдаль.
– Я любила слушать, как стреляют пушки в городе, на каждый Двенадцатидневник. Ну, и изредка, когда захватчики пытались атаковать порт. Каждый раз, как эти выстрелы отдавались эхом в холмах, я думала: «Однажды на их месте буду я».
– Жаль, что у тебя не выдалось такой возможности, – тихо сказала Прядка.
– Не выдалось такой возможности? Я записалась в ополчение, как только достигла совершеннолетия! Сразу в бригаду канониров. Продержалась двадцать четыре дня! До самого… – Энн посмотрела на Прядку. – Ты знаешь, что пушечные ядра могут отскакивать? Полное безумие. До сих пор думаю, что я единственный курсант в ополчении, который умудрился попасть в собственного сержанта… когда тот был у нее за спиной… в казарме.
– Ого, – изумилась Прядка.
Вздохнув, Энн поднялась на ноги.
– В общем, стреляй, как сказал Лаггарт. Старайся, чтобы ядра пролетали над буйком. Пока используй длинные запалы, потом сделай поправку для более близкого выстрела. Даже лучшие канониры делают пробный выстрел: это помогает оценить ветер, перспективу и все такое.
Прядка встала и вдруг ни с того ни с сего почувствовала укол вины.
– Хочешь выстрелить?
Пожалуй, это самые безумные, самые безрассудные слова, что мне доводилось слышать, а ведь я в буквальном смысле участвовал в тайном заговоре с целью убить Бога.
– Очень смешно, – сказала Энн. – Погоди… ты серьезно?
Прядка кивнула.
– Похоже, тебе этого очень не хватает.
Энн подалась вперед, разглядывая Прядку.
– Ты даже не кажешься испуганной. Ты и правда одна из них.
Транзитивность неумелости. Просто поверьте на слово.
Энн шагнула к пушке и положила на нее руку, потом глянула на Прядку.
– Лаггарт будет в бешенстве.
– Он сказал, чтобы я сама во всем разобралась. И чтобы его не беспокоила. Именно так я и поступаю. Спрашиваю совета у эксперта.
Энн глянула на пушку, потом снова на Прядку.
– Правда?
– Я многое потеряла, – тихо сказала Прядка. – И… будет непросто все – его – вернуть. Но то, что ты хочешь, прямо перед нами. Так что за дело.
Энн снова улыбнулась, потом перевела взгляд на буек и покрутила лебедку. Потом еще раз. И еще.
– Энн?.. – позвала Прядка, указав рукой. – Буек в той стороне.
Энн проследила взглядом за ее рукой и снова посмотрела на пушку, которая была повернута минимум на тридцать градусов не в ту сторону.
– По-моему, все нормально.
– Поверь мне. Прокрути ее обратно.
Энн с неохотой подчинилась. Потом схватила запальник из ведра и, ухмыльнувшись, как могильщик на войне, выстрелила.
Обе замерли, ожидая худшего. И Прядка все-таки почувствовала характерный металлический запах. Пушечное ядро ударилось в Зеленое море позади корабля и исчезло, никому не причинив вреда.
Скажу честно, я и сам слегка удивился.
– Спасибо, – тихо произнесла Энн. – Спасибо.
– Да не за что, – отозвалась Прядка.
– Нет, есть за что. Я уже начала верить во все эти разговоры насчет того, что я проклята. Я не проклята. У меня просто… ну, плохой прицел. – Энн окинула взглядом море и промокнула глаза. – Не проклята. Ты не представляешь, как важно мне это знать.
– Приходи каждый день. Будешь стрелять со мной. Поучимся вместе.
– Договорились.
– А, и еще кое-что. Ты не знаешь, есть на корабле ракетница?
– Конечно. Они нужны, если сядешь на мель или хочешь сдаться пиратам. О! Думаю, об этом можно больше не волноваться. Сдача для нас означает смерть. В общем, ракетницу тебе выдаст Форт.
После этих слов Энн ушла: в незащищенной части корабля слезы радости лучше не лить. Усевшись поудобнее, Прядка задумалась о людях и о том, что пустоты в их душе можно заполнить такими простыми вещами, как время или пара слов в нужный момент. А то и пушечным ядром. Что, кроме человека, можно выстроить простой заботой?
Прядка сделала несколько выстрелов. (Все мимо.) Пока она прибиралась, корабль по приказу капитана наконец повернул в Багряное море. На этот раз дожди их не преследовали.
На границе Багряного моря
Глава 40. Повариха
Следующим вечером Прядка проинспектировала корабельные припасы. Особой надежды результаты не внушали: залежалая мука, горстка приличных специй и прогорклое масло. А корабельная духовка? Похожая на печь для обжига, она работала на солнечных спорах и нагревалась ужасно неравномерно, что стало понятно после быстрой проверки с порцией влажной муки на сковороде.
Неудивительно, что у Форта все пригорает. Впрочем, он мог сжигать еду намеренно, чтобы скрыть отвратительный вкус ингредиентов. Сложив руки на груди, Прядка смерила Форта взглядом, но он лишь пожал плечами. На этот раз даже его дощечка не понадобилась.
– Ну ладно. – Прядка сунула ему бутылку с прогорклым маслом. – Это выкинь за борт. С ним уже ничего не поделать.
Форт задумчиво оглядел Прядку. Зажатая между кривыми, изломанными пальцами бутылка в его гигантских ладонях выглядела гораздо меньше, чем на самом деле. Форт был настолько огромным, что Прядка невольно засомневалась, настоящий ли он человек, что вовсе не удивительно. Но если серьезно, Форт был человеком на все сто процентов. Кроме того, как минимум на двадцать процентов еще чем-то, что я так и не опознал.
– Поверь, – добавила Прядка. – Насчет муки еще можно что-то придумать, но от масла никакого толка не будет.
«Это по твоему мнению. Ты удивишься, за что люди готовы торговаться».
Форт припрятал бутылку с маслом. Тесный камбуз, в котором они находились, не сильно превосходил размерами квартирмейстерскую каюту. Правда, здесь вдоль стен тянулась столешница, а под ней – шкафы для посуды, и прерывали их лишь дверь с одной стороны и духовка с другой.
– Вот, подави-ка.
Прядка выложила на стойку небольшую горку орехов кулу.
«Подавить?»
– Да, причем в ступке, чтобы не упустить ни капли. В орехах кулу много жира, и он нам очень пригодится, раз уж масло прогоркло.
Пожав плечами, Форт послушно взялся за дело. Тем временем Прядка повозилась с кастрюлями и превратила духовку в некое подобие пароварки.
– Чтобы пеклось равномернее, – пояснила она в ответ на любопытный взгляд Форта. – Пар хорошо проводит тепло.
«Но разве мы не хлеб будем печь?»
– Ореховый хлеб.
Прядка просеяла муку, чтобы избавиться от плесени. Залежалую муку еще можно использовать, но плесневелую? Это куда хуже. К счастью, мука оказалась сухой и достаточно чистой.
– Про обычные рецепты лучше забыть. У старой муки неприятный привкус, но мы не отравимся. Однако его нужно замаскировать. Хлеб с орехами кулу – вполне сносный вариант, и его можно готовить на пару.
Поверив ей на слово, Форт продолжал давить орехи. В течение следующего часа в Прядке проснулись прежние привычки. Сколько раз она готовила для родителей, пользуясь тем немногим, что они могли себе позволить? Такая готовка, пусть и в более крупных масштабах, была знакомой и успокаивающей.
Прядка надеялась, что родители справляются без нее. Она собиралась им написать, но после всего случившегося… Ей вдруг стало стыдно: она ведь хотела, чтобы Чарли слал ей больше писем. Если его путешествие хоть немного похоже на ее собственное, чудо уже то, что он вообще хоть что-то ей прислал.
Форт не пытался скоротать время за праздной болтовней. Разумеется, вы могли бы списать это на глухоту, но я лично знал немало глухих, у которых руки буквально не замолкали. Форт внимательно следил за всем, что делает Прядка, но она никак не могла понять причину. Он пытается поучиться у нее? Или в чем-то подозревает?
Не зная, что и думать, она вытащила из духовки первый из пробных пирогов, отрезала кусок и предложила Форту. Тот взял его, зажав между ребрами ладоней. Осмотрел. Понюхал. Попробовал на вкус. И заплакал.
У любого художника такая реакция вызовет панику. Слезы смывают все промежуточное: бесконечные посредственные варианты исключены. Остается лишь две возможности: либо безупречность, либо катастрофа. Мгновение обе возможности существовали для Прядки в состоянии квантовой неопределенности. А потом еще удивляются, почему художники так часто злоупотребляют спиртным.
Форт потянулся за вторым куском.
Облегченный выдох Прядки мог бы надуть паруса. Она вернулась к разделке чайки для мясных пирогов – к счастью, свежей. Форт похлопал Прядку по плечу.
«Как тебе удалось? Я следил, чтобы ты не мухлевала».
– И зачем мне мухлевать?
«Ты могла иметь в запасе секретные ингредиенты. Или другой пирог, приготовленный заранее».
– Ты всегда такой подозрительный?
«Я квартирмейстер на пиратском корабле».
– Ну, пироги я не подменяла. И никаких секретных ингредиентов не использовала, не считая опыта и находчивости.
Форт потянулся за третьим куском.
– Сколько, по-твоему, могла бы стоить такая еда на каждый день?
Форт выпрямился и хитро улыбнулся.
«О, наверное, это стоит обсудить?»
– Судя по третьему куску, обсуждать тут нечего.
Форт замешкался, облизывая пальцы, и написал:
«Ты же говорила, что не пытаешься меня обхитрить».
– Занятно, ничего подобного не припомню, – возразила Прядка. – Я лишь сказала, что пирог настоящий. О том, пытаюсь ли я тебя обхитрить, речи не шло. Еще кусочек?
Стоит отметить, что во время этого разговора Прядку не отпускало легкое чувство вины. Она хотела понравиться Форту, а требовать платы или ответной услуги от друзей не привыкла.
Но она видела, как Форт общается с остальными. Он не эгоист. И не только вытащил ее из-за борта в первый день, но и накормил, когда ее мучил голод. Казалось, у него всегда есть то, что нужно другим: лекарства, обувь и даже колода карт для одного Дага. При этом он редко просил взамен что-то равноценное.
Однако с Энн или Салай жестко торговался из-за сущих мелочей. Даже тех, что они могли бесплатно получить из корабельных припасов. Прядка решила, что Форт чем-то похож на ее тетушку Глорф, которая всегда пыталась выбить для себя лучшую цену на рынке и боялась, что покажется глупой, если ее обхитрят.
Догадка Прядки была такой же ошибочной, как мягкий знак после шипящей на конце существительных мужского рода, но все равно сработала. Ей пришлось поторговаться, несмотря на нежелание докучать.
«Приготовь такую еду по разу за каждый день, когда я тебя кормил, – написал Форт, – и мы в расчете».
– Это могло бы сойти за справедливый обмен, одолжи я у Улаама гнилой мозг вместо своего. Форт, еда, которую ты мне давал, была никудышной. Как по мне, так одно хорошее блюдо стоит нескольких десятков плохих.
«Ничего не никудышной».
Форт продолжал разминать орехи, довольно ловко орудуя пестиком и время от времени прерываясь, чтобы постучать костяшками по дощечке. Та лежала на стойке и теперь отображала слова на верхней стороне.
«Всякая еда хотя бы немного полезна, если это не откровенная отрава».
– Отравой она, может, и не была, – заметила Прядка, – но явно пыталась ею стать.
«Она поддерживала в тебе жизнь, а жизнь, я бы сказал, бесценна. А значит, моя еда тоже бесценна, ведь другую тебе достать было неоткуда».
– Да, но капитан не раз говорила, что моя жизнь ничего не стоит. – Прядка продолжала нарезать мясо. – Получается, то же самое касается и твоей еды.
«Если твоя жизнь ничего не стоит, – одной рукой Форт давил орехи, а другой выстукивал по дощечке, – то и твой труд тоже почти не имеет ценности. А отсюда следует, что тебя можно нанять за бесценок».
– Жаль, в таком случае я найду другой способ тебе отплатить.
Прядка схватила последний кусок пирога, прежде чем до него успел добраться Форт, и запихнула себе в рот.
О луны, она и забыла, каково это не пытаться подавить рвотный рефлекс во время еды.
Форт потер подбородок и расплылся в ухмылке.
«Давай так. Один день сносной еды вроде этой в оплату двух дней еды, которой кормил тебя я».
– Пять, – парировала Прядка.
«Три».
– Договорились. Но ты никому не расскажешь, кто готовит еду. Нельзя, чтобы меня заставили готовить еще и завтраки с обедами. У меня есть и другие дела.
«У команды возникнут подозрения, если два раза еда будет плохой, а на третий – замечательной».
– Значит, моя еда замечательная? – уточнила Прядка.
Форт застыл, потом снова ухмыльнулся.
«Я тебя недооценивал».
– Надеюсь, это заразно. Ты находчивый человек, Форт. И придумаешь хорошую отговорку для команды. Скажи, что пробуешь новые рецепты, но времени хватает только на один в день. Кроме того, если получится привести в порядок духовку, твоя стряпня станет не такой уж…
«Своеобразной?» – написал он.
– Неопознаваемой.
«Значит, договорились. При условии, что ты согласишься каждый день готовить еще и десерт. Даги просят чего-нибудь, что не плавит тарелки прежде, чем его съедят».
– Просят, чтобы ты готовил еще больше? Луны, да сколько же у Улаама мозгов напрокат?
Форт расхохотался во весь голос. Это был самый настоящий смех, хотя и не такой бурный, как у Энн. Скорее раскрепощенный, чем неконтролируемый. Смех человека, которому все равно, как он выглядит и что о нем подумают остальные.
«Я ошиблась, – поняла Прядка. – Он вовсе не боится показаться глупым, если его обхитрят».
«Итак? – написал Форт. – Что насчет десерта?»
– Мне нужна ракетница с зарядами. – Прядка переложила нарезанное мясо в жестяную форму для пирога. – И без лишних вопросов.
Форт смерил ее внимательным взглядом.
«Для дел Маски?»
– Возможно.
«Это поможет решить нашу проблему?» – Он указал вверх, на капитанскую каюту.
– Надеюсь.
«Тогда можешь забирать. В обмен на десерты до конца плавания».
– Пока мы не доберемся до пункта назначения в Багряном море, – возразила Прядка.
«Я и не знал, что у нас есть пункт назначения. Любопытно. Что ж, пусть так».
Форт вытер руку и протянул Прядке.
Она пожала ее, скрепляя сделку.
«Спасибо. От всего сердца».
– За еду?
«За сделку».
– Почему тебе так нравится торговаться, Форт? – спросила Прядка, опершись о стойку.
«По профессии я охотник, – пояснил он. – Среди моего народа и особенно моей семьи удачная охота – это предмет гордости».
– Охота?..
«Со временем мы расширили понятие. Оказывается, общество, состоящее из одних охотников, плохо вписывается в общую картину. Кому делать обувь? Выпекать хлеб? Планировать свадьбы? – Форт постучал пальцем, убирая текст с дощечки, и продолжил. – Итак, с наступлением совершеннолетия каждый из нас выбирает собственный объект охоты. И это мой. Достойный выбор, как и у моей матери. Я записываю все свои великие победы, а потом отсылаю на родину, и письма вывешивают в фамильном зале».
– Ого!
«Тебя это впечатлило? Энн просто рассмеялась».
– Меня это и правда впечатлило. Кроме того, у меня есть друг, которому эта история придется по душе. Надеюсь, однажды вы встретитесь. Наша сегодняшняя сделка попадет в одно из твоих писем?
Форт снова рассмеялся.
«Прядка, тебе стало бы стыдно, узнай ты, насколько успешной вышла эта охота. Ты пробовала мою еду? Один кусок твоего пирога стоит всех ужинов, которыми я тебя кормил. А ты не только пообещала готовить еще, но и позволишь мне присвоить всю славу перед Дагами? – Он подмигнул. – Такой добычей я буду хвастаться три страницы! А ну, хватит болтать. Я хочу отведать пирог с чайкой».
Глава 41. Философ
Когда разбираешь заряженную спорами ракетницу, лучше не отвлекаться, но Прядка, надо признать, вовсе и не думала отвлекаться. Все произошло само по себе, как приступ икоты или неизбежный и неумолимый энтропийный распад вселенной.
Сняв с ракетницы жесткий колпачок из вощеной бумаги, она вспомнила, как искренне радовался Форт, когда торговался. Сама Прядка нервничала всякий раз, как приходилось спорить на рынке из-за цены, поскольку не хотела, чтобы торговцы думали, будто их товары ничего не стоят, а услуги не ценятся. Но Форт любил именно торговаться.
А Энн – стрелять из пушки. О ней Прядка вспомнила, пока осторожно высыпала споры из ракетницы. Встречала ли она вообще людей, которые приходили в такой же восторг, как Энн? Настолько довольным не выглядел даже Чарли, когда ему доставался свеженький пирожок.
Прядка осторожно постучала по ракетнице и глянула на Ака. Тот настоял на том, чтобы присоединиться к ней за верстаком, но спрятался под большой суповой миской и выглядывал из-под нее, приподняв край примерно на дюйм. В тот момент крысеныш больше всего боялся спор, хотя в последнее время Прядка часто замечала, как он прячется, даже когда рядом нет кота.
– Что это? – спросил Ак, когда из глубины ракетницы выкатился розовый шарик.
– Водяной заряд.
Прядка посмотрела шарик на свет и потрясла. Внутри заколыхалась тень от воды.
– Когда он разбивается, вода выплескивается и активирует споры, в данном случае солнечные. Они вспыхивают ярким обжигающим светом.
– Значит, эти споры не взрываются? – Ак приподнял миску выше.
– Нет. Но могут обжечь. – Прядка с глухим стуком положила на стол пушечное ядро. – А вот это ядро заряжено зефирными спорами. И взорвется будь здоров.
Ак демонстративно опустил свой щит. Прядка покатала наполненный водой розеитовый шарик по верстаку. Вспомнились проповеди, которые читали по разным лунодням на самой вершине ее острова. По Зеленым лунодням можно было наблюдать парад солнца и луны. Ей всегда казалось, будто она что-то упускает в этих проповедях, ведь с ее точки зрения астрономический парад ничем не отличался от любой лунотени, которая и так случалась каждый день. Однако, судя по всему, солнце располагалось точно по центру за луной лишь дважды в год.
Во время такого затмения проповедники вещали об уважении к лунам и смысле жизни. Вот только у всех посещавших остров проповедников было собственное мнение насчет того, в чем заключается этот самый смысл. Даже два проповедника из одной луношколы расходились во взглядах.
Это успокаивало. Если уж религия не способна разобраться с главным вопросом, то можно простить и Прядку за кавардак в голове.
Впрочем, роясь в останках ракетницы в поисках таймера, она снова задумалась. Все проповедники вели себя так, будто знали правильный ответ, будто у жизни всего один смысл. У всей жизни разом. Прядка понимала, откуда проистекает этот соблазн. Единственный ответ определенно все упрощает. Два плюс два равно четыре. Вода закипает при определенной температуре. А смысл жизни в том, чтобы научиться подражать воплю мартышки. Вперед!
Для Форта смысл жизни заключается в поиске удачных сделок. Для Энн – в том, чтобы научиться стрелять из пушки и при этом случайно не оторвать руки-ноги друзьям. Получается, ответов на этот вопрос много? Или это один и тот же ответ для разных сфер применения?
Надо заметить, что из Прядки вышел бы отменный философ. Она уже поняла, что философия далеко не так ценна, как ей казалось раньше, а ведь даже у величайших философов на осознание этой мысли уходит не меньше трех десятков лет.
Наконец она извлекла таймер. По принципу действия ракетница довольно сильно напоминала обычный пистолет.
– Так… чем именно мы занимаемся? – спросил Ак.
– Взгляни сюда. – Прядка подцепила серебряную деталь таймера – конической формы, заостренную с одной стороны, как кончик карандаша. – Вот из-за этого срабатывает ракетница. Серебро пробивает розеитовое ядро, внутри которого заключена вода. Я собираюсь построить обратный механизм. Помещу наконечник снаружи, но направлю его в противоположную сторону. Когда снаряд обо что-нибудь ударится, серебро вдавится внутрь, розеитовый шарик треснет, и вода вытечет наружу.
– Само собой, – отозвался Ак. – Звучит, как вполне рабочая схема. Но зачем тебе это?
– Я должна придумать, как остановить Ворону, – объяснила Прядка. – Но как мы уже поняли во время атаки на тех торговцев, обычный пистолет ей вреда не причинит.
– А ракетница, по-твоему, причинит?
– Не совсем.
Прядка принялась пересобирать ракетницу. Она не только поместила серебряный детонатор под колпачок, а не в основание ракетницы, но еще и заменила солнечные споры песком, добавив к нему несколько зеленых спор. Соединила части корпуса, не устанавливая внутрь таймер, и осмотрела результат.
– Сегодня я говорила с Улаамом, и он сказал, что споры в крови Вороны защитят ее от любого оружия, которое попытается пробить ее кожу. И я решила, что ее нужно остановить, не причиняя вреда.
– И как, во имя всех морей, ты этого добьешься?
– Точно так же, как мы останавливаем корабли, не пуская их ко дну. Я сделаю снаряд, который будет взрываться зелеными лозами, и прижму ими Ворону к стене или полу. Если это сработает, ее не придется убивать, да и вообще причинять ей вред. Я смогу ее обездвижить, и Салай возьмет корабль под свой контроль.
– Гениально! – воскликнул Ак, выглянув чуть сильнее из-под миски. – Думаешь, и правда сработает?
Прядка вложила снаряд и несколько зефирных спор внутрь ракетницы с коротким, чрезмерно широким стволом. Заглянула внутрь, не нажимая на спусковой крючок, иначе вода попала бы внутрь ствола. Вряд ли благоразумно испытывать подобное устройство в собственной каюте.
Но как его испытать? Чтобы шарик с водой разбился, снаряд должен удариться обо что-то твердое, поэтому нельзя просто взять и выстрелить из иллюминатора. Но и раскрывать свои эксперименты перед Вороной тоже не стоит.
Придется найти другой способ. Прядка отложила пистолет. Ак наконец выбрался из укрытия и подполз ближе.
– Эй, чего грустим? Не переживай, Прядка. Ты найдешь решение. Ты добрая и умная. Ты справишься.
– Тогда я подпишу Вороне смертный приговор. Если она не заключит сделку с драконом, болезнь съест ее изнутри.
Ак заломил лапки, подергивая носом. Он не стал произносить вслух очевидное: Ворона не заслуживает ни капли сочувствия. Прядка это и так знала, и Ак это понимал.
К несчастью, сочувствие не похоже на кран, который можно просто перекрыть, когда начинает затапливать двор. Путь к жизни без эмпатии долог, мучителен и полон продажной человечности, сбытой с завышенными скидками.
Чтобы отвлечься от своего плана насчет Вороны, Прядка решила изучить таймер, который она не стала устанавливать в новую версию ракетницы. Небольшое устройство выглядело в точности, как на чертеже: фитиль из кусочка зеленой лозы, уже пророщенной из спор, и небольшой стеклянный пузырек – гораздо более хрупкий, чем розеитовый шарик, – который разбивался при выстреле.
Прядка извлекла лозу и слегка полила ее водой, отчего Ак встревоженно попятился под миску. Маленькая лоза начала изгибаться и подрагивать. Немного понаблюдав, Прядка решила, что стоит попрактиковаться с инструментами проращивателя.
Лоза зашевелилась чуть энергичнее.
Прядка помедлила, наклонившись ближе. Эфир рос с постоянной скоростью, но все равно был не длиннее пальца. Затем кончик – растущая часть лозы – повернулся в ее сторону. Маленькая лоза ползла к ней.
Прядка сместилась вбок. Кончик лозы потянулся следом.
С нарастающим замешательством Прядка передвинула стул в другую сторону. Лоза зигзагом росла за ней.
Запас воды истощился, и Прядка снова полила лозу. А потом наклонилась к самому столу и стала наблюдать, как лоза ползет прямо к ней. Будто… что-то ищет. Однажды дома Прядка обнаружила в темном сарае сорняки, которым удалось выжить, несмотря на соль. Все они тянулись к одной-единственной дырке в стене, через которую в сарай проникал солнечный свет.
– Что ты делаешь? – спросил Ак, осторожно приблизившись.
Она вытянула палец, и кончик лозы начал расти в сторону пальца, а затем превратился в крохотный штопор вслед за спиральным движением ее руки. Лоза реагировала не на Ака, а на нее.
Потому что он крыса? Или… потому что боится? Но ведь она и сама боится спор?
Вот только эта маленькая лоза не таила никакой опасности. Так что… нет, Прядка не чувствовала страха, по крайней мере не сейчас.
Используя полуночные споры, она была привязана к своему творению. Любопытно, что теперь ощущение было схожее – связь. Прядке казалось, будто лоза что-то ищет. Пустая, но ищущая. Она чего-то хотела.
«Я понимаю», – подумала Прядка, позволяя лозе коснуться своего пальца и легонько обвиться вокруг него.
У Форта есть сделки, у Энн – оружие. А что у Прядки? Она хотела спасти Чарли, но смысл всей жизни заключался не в этом. Это лишь цель.
Прядка глянула на кружки. Она любила их, как и прежде, но не могла не признаться, что теперь смотрит на них лишь потому, что они напоминают о Чарли. Однако прежний их шарм растаял без следа. Она слишком много повидала. И не только разные места.
Лоза исчерпала запас воды и замерла, обвившись вокруг ее пальца. Не грозной хваткой, а лишь слегка касаясь. С любопытством, не представляя опасности.
Прядка нашла это удивительным. Как такое возможно? Целый мир каждый день сталкивается со спорами, по крайней мере, с мертвыми. Люди боятся их не без причины. Но эта лоза больше походила на щенка, чем на смертоносную стихию разрушения.
Мог ли весь мир превратно истолковать нечто столь обыденное? Прядке это казалось маловероятным, но на деле чистая правда, что не так уж удивительно. Люди постоянно ошибаются насчет самых обыденных вещей. (Тут на ум приходят и другие люди.)
На самом деле Прядка не открыла ничего нового. До нее наконец начало доходить, почему споры и эфиры так завораживают проращивателей. Все дело в страхе.
В то время как здоровая толика безрассудства вела наших предков к открытиям, страх помогал оставаться в живых. Если храбрость – это ветер, благодаря которому мы парим, как воздушные змеи, то страх – это нить, которая не дает улететь слишком далеко. Мы нуждаемся в нем, но все дело в том, что из-за исторического наследия мы стали бояться совершенно не того.
К примеру, для наших древних предков незнакомый человек зачастую означал новую болезнь, а то и копье, которым тот норовит тебя проткнуть. Сегодня незнакомец способен навредить разве что забористым ругательством, которым потом можно впечатлить друзей.
Страх перед эфирами? Это явление столь же естественное, как соски, но почти такое же рудиментарное, как их мужская разновидность. Когда мы отказываемся от собственных страхов и предубеждений, открывается целый мир новых возможностей.
