Текст книги "Исцеление (СИ)"
Автор книги: Борис Мишарин
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)
Неужели Лаптев хотел присвоить себе его открытие, но ведь это не открытие, это его дар, который нельзя присвоить. Лаптев об этом не знал, скорее всего, старика пугает все новое, кабы чего не вышло, остатки дней хочется просидеть в кресле спокойно. «Ганглиоблокатор хренов, стрептоцид просроченный», возмущался Михайлов. Посмотрев в окно, он увидел, что проехал свою остановку. «Вот, черт, ладно, зайду к Петровым, они уже обижаются – неделю не был».
Первый раз он открыл дверь своим ключом, Вика, услышав, прибежала в прихожую, обрадовалась.
– Наконец-то, Николай Петрович, мы уже с мамой волновались – забыли нас совсем. Проходите, чай, кушать хотите? – суетилась Вика.
Славная девушка, расцветает прямо на глазах, цвет лица изменился, стал свежим и бархатистым. Правильно говорят: движение – жизнь. Он почувствовал, как «закипает» кровь, отдавая в голову, адреналин выделяется ведрами, иссушая рот.
– Не беспокойся Вика, мама на работе? – с трудом вымолвил он.
– На работе.
– Сделай мне крепкий кофе, одна ложечка сахара и молока немного, если есть.
Михайлов развалился в кресле. «Слава Богу, Вика не заметила моего настроения, узнала бы, огорчилась безмерно. Да и как заметить, когда тут такой прилив… Большой души человек, три года почти в постели и не озлобилась на мир, сумела окончить школу. Почему хорошим людям выпадает столько горя? Надо ее куда-то пристраивать, но это чуть позже», – думал, попивая кофе, Михайлов.
– Кстати, Вика, где работает твоя тетя Света?
– В онкодиспансере, медсестрой, – удивилась она вопросу.
«Это как раз то, что нужно, это удача».
– Ей можно позвонить, у тебя есть номер?
Вика назвала номер телефона, Михайлов набрал его.
– Светлана Ивановна?
– Да, я слушаю.
– Это Николай Петрович, помните?
– Помню, конечно, помню!
В голосе слышалась неподдельная радость и удивление.
– Вы не сильно заняты, к вам можно подъехать?
– Я буду только рада, Николай Петрович!
– Тогда до встречи.
Михайлов положил трубку и посмотрел на Вику. Ее лицо заметно омрачилось – не был неделю и забежал позвонить…
– Ты, Вика, прости, но мне необходимо побывать у Светланы на работе, – больше он ничего объяснять не стал, сама позже поймет.
– Если бы я знала, что вы уедете, я бы не дала вам номер телефона, – в шутку, но огорченно ответила Вика.
– Не грусти, мы скоро увидимся, – постарался он подбодрить ее.
Подъезжая к диспансеру, Михайлов обратил внимание на стоящие машины. «Крутые ребята подъезжают», – подумал он, разглядывая тонированные «Вольво», «Мерседесы» и «Круизеры».
Светлана ждала его прямо в холле, радуясь и стараясь угадать причину приезда.
– Добрый день, Светлана Ивановна.
– Здравствуйте, Николай Петрович, просто Света…
– А это кто такие? – кивнул он на группу бритоголовых, явно не похожих на больных и не вписывающихся в «интерьер».
– Охрана, – ответила Света, – у нас бабушка одна лежит, у нее внучок крутой – это его охрана и есть. Ее сегодня выписывают, вот они и собрались все.
– Поправилась бабушка?
Разговаривая, Михайлов поглядывал на бритоголовых, стараясь определить внучка, но никто из них на шефа не тянул. Мышцы, тупые бритые головы, дорогая безвкусная одежда, независимо-вульгарное поведение – более ничего не определялось.
– Нет, что вы – что б дома умерла… спокойно. У нее неоперабельный рак желудка.
Михайлов внутренне содрогнулся, хотя и понимал спокойный тон Светы, которой приходилось сталкиваться с этим постоянно.
– Внучок этот где сейчас?
– Там, – махнула она рукой, – у бабули, на втором этаже.
– Покажешь… внучка?
– Пойдемте.
Они поднялись на второй этаж, Света все еще не понимала – зачем так внезапно приехал Михайлов?
– Вон, в центре, – она указала кивком головы.
Михайлов увидел крепкого мужчину около 35 лет, не похожего на мафиози, по бокам – два качка с бегающими глазами, высматривающими потенциально возможную опасность, готовые защитить господина.
– Света, ты подожди здесь, я хочу с ним поговорить, как его зовут?
Света пожала плечами, Михайлов подошел к нему.
– Молодой человек, – Михайлов почувствовал, как качки напряглись, изучая его, – у вас вроде проблемы с бабушкой, могу помочь.
– Чем?
– Вылечить ее.
Мафиози сделал знак рукой – убрать, качки подхватили его, что бы отвести в сторону.
– Ты что, глухой или бабушку не любишь?
Мафиози приподнял руку, качки застыли на месте, готовые в любую минуту разделаться с Михайловым.
– Ты чё сказал? – угрожающе спросил он.
– Я сказал, что смогу вылечить ее, а за базар ответить, сейчас, надеюсь, ты расслышал?
Мафиози долго изучающе смотрел на него, качки, готовые порвать в любую минуту, сжимали с двух сторон. «Обдумывает, какое принять решение. Кто будет доктором – или его качки полечат меня, или я полечу его бабушку. По понятиям – он не должен просто так меня оттолкнуть, но, конечно, все может быть», – рассуждал Михайлов, пациентом быть не хотелось, он выдержал взгляд.
– Что нужно?
У Михайлова отлегло на сердце, разрешит полечить, изувечить всегда успеет. Другого пути нет – вылечить или покалечат. Он усмехнулся про себя.
– Медицинские перчатки в любой аптеке, два целлофановых обыкновенных пакета, комната, где я ее осмотрю.
– Будет, проводи, – кивнул он охраннику.
– Не надо, я подожду тебя в холле.
Мафиози не ответил и охранник пошел за ним, видимо, для того, что бы не сбежал. Михайлов вернулся к Светлане.
– Света, я сейчас уеду, надо помочь бабушке.
– А как же мы, я уже всем врачам сказала, что приедет знаменитый доктор, вас ждут.
Михайлов улыбнулся.
– Позже, Светочка, позже, еще увидимся.
Он спустился в холл и решил выйти покурить на улицу. Охранник возражать не стал, но связался с шефом по мобильнику, получив инструкции, он успокоился.
Михайлов курил, разглядывая машины. «Интересно, какую предпочитает их шеф – «Лэнд Круизер», надежную «Вольво» или роскошный «Мерс»? Я бы предпочел «Вольво», он, наверное, «Мерс». Он представил себе мафиози – живое лицо, умные глаза, высокий лоб, большой подбородок с ямочкой и неполные, но не тонкие губы. Он не стращал, не запугивал, не обещал порвать на куски, и от этого становилось еще страшнее – он может это сделать, если бабушка не вылечится. За базар принято спрашивать. Михайлов вздохнул, выбросил сигарету, докуренную до фильтра, охранник наблюдал за ним. «Наверное, не верит в излечение и размышляет, какое наказание назначит шеф. Посмотрим, как ты будешь размышлять часа через полтора-два». Михайлов открыто улыбнулся охраннику, как бы смеясь над ним.
Вскоре вынесли старушку, мафиози подошел к нему и уже вежливее пригласил в машину.
«Охранник прогнулся, доложил, что я знаменитый», – понял Михайлов, он специально не стал возражать Светлане.
Его привезли в 2-х комнатную квартиру, хорошо обставленную, бабушкина, догадался Михайлов.
Взяв целлофановые пакеты и перчатки, Михайлов попросил оставить его одного со старушкой, что бы никто не заходил и не заглядывал, присутствующие в квартире женщины предварительно раздели ее.
– Что ты будешь делать? – спросил мафиози, прежде чем уйти.
– Уберу раковую опухоль, – спокойно ответил Михайлов, смотря в глаза мафиози.
Тот задержался, видимо, еще раз обдумывая – стоит ли мучить старушку, изучающе осматривая доктора.
– Решайся – в противном случае тебе нечего будет мне предъявить, бабушка умрет, ты это знаешь. Используй шанс, хотя в него верю только я. Выбора у тебя нет – смерть бабушки или ее жизнь.
Михайлов понял, что мафиози не будет спрашивать – а если… И он не ошибся, тот молча закрыл за собой дверь.
– Спать, – приказал Михайлов.
Он оглядывал ее изможденное тело, высушенное постоянной рвотой, не пропусканием пищи в кишечник. «Божий одуванчик» с пожелтевшей кожей. Плоская опухоль занимала пилороантральный отдел желудка, не пропуская пищу в привратник. Лимфоузлы вокруг него поражены опухолью, проросшей и на ободочную кишку, задеты ворота печени – отсюда и желтизна.
Надев перчатки, он поднес правую руку к ее животу, ткани передней брюшной стенки стали послойно расслаиваться, обнажая желудок. Раковая опухоль медленно вытягивалась на перчатку, прилипая к ней, цепляясь нитями за насиженное место. Вытащив, он стряхнул ее в пакет, и ему показалось, что она еще продолжала жить, шевеля щупальцами, ища и не понимая – где же ее родной дом и пища. Он занялся лимфоузлами, ободочной кишкой и воротами печени поочередно. Наконец, опухоль исчезла полностью, Михайлов снял и выбросил перчатки вслед за ней. Надев новые, он «зашивал» рану, оставляя рубец, как свидетельство оперативного вмешательства.
Покончив с этим, он осмотрел ее всю. Сердце требовало ремонта, стеноз митрального клапана давал знать о себе. Как старушка дожила до этого дня – непонятно. Михайлов проник указательным пальцем в сердце, расширив, разорвав суженное отверстие между предсердием и желудочком, вздохнул – работа окончена. Он разбудил старушку и вышел.
– Покормите ее, – обратился Михайлов к присутствующим в квартире, – у нее сейчас появится зверский аппетит, она может есть все, потому что здорова. Я рекомендую вначале только легкую пищу и понемногу, ее желудок отвык, через несколько дней можно давать все и в любом количестве. На ноги так же давать постепенную нагрузку, мышцы от длительного лежания начали атрофироваться. А это, – он поднял пакет, – ее раковая опухоль, я вынул ее, можете сдать на анализ, – он усмехнулся и выбросил пакет в мусор.
Все кинулись в комнату, уже давно не встававшая бабушка сидела на кровати и просила есть. Ей сразу же принесли столько, сколько можно съесть дня за два или три.
– Я же вам сказал, – повысил голос Михайлов, – только легкая пища и немного. Будет просить больше – не давать, иначе вы убьете ее.
Лишнее быстро убрали, Михайлов ушел на кухню и закурил, через полчаса пришел мафиози и протянул руку:
– Александр.
– Николай Петрович.
– Это не бабушка, это моя мама, болезнь ее так скрутила, – пояснил Александр.
– Сейчас она здорова, но требуется режим, который я уже объяснил. Еще я подлечил ей сердце, у нее был митральный порок.
– Значит, не ошиблась медсестра, что вы знаменитость. Честно скажу – не верил, поразился вашей наглости, как считал тогда. Простите, – он наклонил голову и немного помолчал. – Что-то внутри меня подсказывало довериться вам, но на такую удачу я не надеялся. Еще раз прошу извинить меня, – он снова помолчал немного. – Я слышал о бескровных операциях, считал их «лапшой». Говорили, что их делают где-то на Тибете или в Австралии, не помню. Остается только шрам, который, якобы, тоже потом исчезает, в детстве я читал об этом в газете, но не верил.
Михайлов не стал разубеждать его насчет бескровных операций в Тибете или в Австралии, но вспомнил, что лет 20 назад ходил какой-то слушок.
– Нет, ошиблась медсестра, я не знаменитость, но могу лечить такие болезни, которые им не по плечу. Пока мне просто не дают работать.
– У меня к вам, Николай Петрович, предложение – давайте мы обсудим эти и другие вопросы не здесь. Хорошо?
– Идет.
– Но я, сами понимаете, на часик задержусь, потом подъеду. Охрана отвезет вас, все покажет, она в вашем подчинении, сделает все, что прикажете. Я проинструктирую.
Михайлов кивнул, ему было интересно, что задумал Александр.
Его привезли в большой коттедж, стоящий в лесу на берегу залива. Территория леса, обнесенная высоким забором, казалось нетронутой из-за девственного снега. Чистая и ухоженная площадка около центрального входа летом, видимо, засаживалась цветами, два маленьких фонтанчика освежали ее. Даже сейчас, зимой, замерзшие струи воды придавали территории удивительную оригинальность. Михайлову удалось разглядеть в прозрачных струйках льда тоненькую леску, по ней стекала вода, воплощая в жизнь зимний фонтан.
В просторной гостиной его встречали пять симпатичных молодых девушек, каждая представлялась, слегка приседая, качки незаметно исчезли. Без хозяина Михайлов чувствовал себя скованно, и он решил вначале осмотреть дом.
Длинноногая крашеная шатенка Лена сопровождала его, объясняя, где что находится. Михайлова поразил огромный бассейн с солярием, он не удержался и попросил накрыть стол здесь.
Скинув одежду, он с удовольствием плавал, переворачиваясь и резвясь, как ребенок, наслаждаясь свалившейся возможностью.
– Николай Петрович, вас к телефону.
Лена, уже в купальнике, улыбаясь, протягивала трубку, другие девушки, тоже в купальниках, быстро накрывали на стол.
– Слушаю.
– Николай Петрович, это Саша, освоились немного?
– Спасибо, осваиваюсь.
– Хорошо, я скоро буду, до встречи.
Михайлов вышел из воды, накинул предусмотрительно поданный халат и начал осматривать спиртное. Шампанское трех сортов, различные сухие и крепленые вина, пять сортов водки, коньяк. Он выбрал водку, Лена тут же налила рюмку, он выпил и стал закусывать. Тепло разливалось по телу, унося напряженность и вызывая приятную истому. Живут же люди…
Александр действительно пришел быстро, нырнул сразу же в бассейн и вышел, набросив халат, сел напротив.
– Хорошо освежиться, бассейн – это моя гордость и слабость, люблю поплавать.
Лена, не спрашивая, налила ему водки, чуть присела, как бы делая реверанс, и ушла. Конечно, до особняков князей этому коттеджу еще далеко. Но уровень среднего дворянина он превзошел, да прислугу учит по-современному, но на старый манер, отметил про себя Михайлов. Белиберда какая-то получается, усмехнулся он, «из грязи в князи». Но вслух сказал:
– Замечательный бассейн!
Они выпили, Александр махнул одному из охранников, которые стояли вдалеке, у входа в бассейн, тот подошел, поставил дипломат у столика и вернулся на место.
– Здесь 50 тысяч, они ваши и огромное человеческое вам спасибо за маму. Даже какой-то комплекс развился – все кажется, что я не смогу с вами рассчитаться за оказанную услугу.
Александр подцепил вилкой кусок буженины и спокойно пережевывал ее, словно не он только что подарил 50 тысяч и говорил о комплексе.
– Понимаешь, Саша, Дюма-отец как-то сказал: «Бывают услуги настолько большие, что рассчитаться за них можно только неблагодарностью». Поэтому будем считать, что услуга небольшая. Да и оплаченная услуга – уже не услуга: товар.
– Но ты даешь, доктор, – Александр выплюнул недожованную буженину, засмеялся, – второй раз ставишь меня в неловкое положение. Видимо таков удел дураков и гениев.
– Дурак – на то и дурак, Саша, что его нельзя поставить в неловкое положение, – усмехнулся Михайлов, – хорошо у тебя здесь, – сменил он тему, – тепло и уютно, что еще нужно человеку?
Александр налил рюмки.
– Давайте выпьем, Николай Петрович, – перешел он снова на вы, видимо, и не замечая этого, – хороший вы человек и очень хочется мне подружиться с вами, сделать что-то доброе и порядочное. Время великая вещь в умелых руках и надеюсь, оно покажет, что я истинно стремлюсь к этому.
Он опрокинул рюмку и спросил:
– Вы говорили, что вам не дают работать, поделитесь со мной…
– Это не совсем так, Саша, – перебил его Михайлов и рассказал немного о себе и своих посещениях Лаптева.
– Я подумаю над этим вопросом и завтра позвоню вам, а сейчас давайте отдыхать – все неприятное в сторону.
Он подозвал охранника, что-то шепнул ему на ухо и когда тот удалился, пояснил:
– Вам нужен сотовый телефон, через пару часов его привезут. Неудобно, когда мой друг без трубы, – Александр засмеялся.
Появились девушки и начали ухаживать за мужчинами…
Михайлов открыл глаза и огляделся, он лежал на огромной кровати, в спальне никого не было. Вчера бритоголовый привел его сюда, правильнее сказать принес, кто его раздел, он уже не помнил.
На тумбочке стоял дипломат и лежал мобильник, одежда, аккуратно сложенная, находилась рядом на стуле, на другом – предусмотрительно оставленный халат.
Он накинул его и направился в душ, голова трещала. Контраст холодной и горячей воды медленно помогал, голова стала гудеть меньше. Надо еще поплавать… все-таки, как хорошо, что есть бассейн, минут через пять он вышел. Лена встречала его с подносом, на котором стояла рюмка водки и несколько долек лимона.
– Доброе утро, Николай Петрович.
– Доброе утро, Лена, – он выпил водку и закусил лимоном.
Самочувствие к нему возвращалось.
– А где Саша?
– Он час назад уехал, просил позвонить, – Лена набрала номер и протянула трубку.
– Алло, Саша?
– Приветствую, Николай Петрович, как самочувствие?
– Спасибо, принял душ, искупался, прихожу в норму, так сказать.
– Пока отдыхайте, я в три часа заеду за вами, до встречи.
– Счастливо, – Михайлов отдал трубку, – Лена, сделай мне крепкий кофе, сколько сейчас времени?
– 10 часов.
– Я буду в спальне, поваляюсь чуток.
Он поднялся на второй этаж и зашел в спальню. Одна из девушек поправляла постель, взбивая подушки.
– Я Таня, – ласково улыбалась девушка.
Полупрозрачный восточного типа светло-коричневый халатик придавал ее длинным ножкам особую изящность, узкая талия подчеркивала округлые бедра.
Таня наклонилась, расправляя покрывало, халатик приподнялся, слегка оголяя белоснежные незагорелые ягодицы, бросающиеся в глаза на фоне бронзовых ног.
Красивая фигура и смазливое личико не притягивали его, он отметил красоту форм и подумал об Алле Борисовне с Викой, в груди вырастало волнение.
Вошла Лена, неся поднос с кофе и легкий завтрак, одетая в такой же полупрозрачный халатик, но зеленого цвета, под которым ничего не было.
Михайлов устроился по-турецки на кровати, Лена налила кофе. Медленно жуя хлеб, густо намазанный икрой и колбаску, он наслаждался, иногда прикрывая веки. Татьяна, севшая сзади, теплыми пальцами слегка перебирала мышцы его шеи, медленно переходя на плечевой пояс и все более сдвигая халат. Он вынул руки из рукавов и мелкими глотками пил кофе. Лена легким движением пальцев, едва прикасаясь, пробежалась по внутренней поверхности его бедра, будто ток пронзил его мышцы, уходя в промежность и вырастая бугром на плавках. Перед глазами встали Алла Борисовна с Викой. Может видение уйдет с напряжением…
Кофе расплескалось, Лена взяла салфетку, но капельки с живота стала убирать губами. Чувствуя дрожание ее языка, он откинулся на спину, приподнимая таз. Плавки быстро исчезли с него, Лена наклонилась над ним, и он мощно вошел в нее снизу. Запрокидывая голову назад, она постанывала все громче, пока, наконец, не закричала от пульсирующего внутри молота.
Михайлов закурил сигарету, девушки с разных сторон по очереди затягивались дымом.
Выкурив одну на троих, Татьяна, нежно касаясь сосками его груди, стала опускаться ниже и ниже. За ней, внутри его, медленно катилась теплая волна, ища выхода и, найдя его, поднялась ввысь.
Опрокинув ее навзничь, он вошел в нее, наслаждаясь медленными глубокими движениями, которые становились все резче и быстрее, дыхание тяжелело и замерло, трепещущее тело отдавало последние соки.
Лежа на спине с прикрытыми веками, он представил себе шум прибоя, вокруг щебетали русалки, ласково прикасаясь к нему своими плавниками и сберегая покой, медленно превращаясь в расплывчатые, но узнаваемые родные лица. Ему захотелось быть с ними, обнимать и ласкать их, его опять охватывало желание. Михайлов открыл глаза, увидел Татьяну с Леной – желание исчезло.
Ставшие родными, образы не покидали его даже здесь, и он понял, что таким способом от них не избавиться. Да и нужно ли? Но мир прекрасен и нужно жить, подумал он, глянув на дипломат и мобильник. Лена, проследив его взгляд, взяла телефон.
– Вот здесь есть наклейка – это номер вашего телефона, когда запомните, оторвете. Вот эта кнопка – запрограммированный номер Александра Анатольевича, эта – наш скромный домик, будем всегда рады видеть вас, – она улыбнулась, – хотите позвонить?
– Нет, – покачал головой Михайлов, глянув на часы – было 12.
Его потянуло к Петровым, внутри заныло не снимающейся болью. Секс с девушками только разбередил душу, особенно когда он представил Аллочку с Викой на их месте. Стыд и боль заполнили его всего…
– Машина есть? – спросил он.
– Хотите съездить?
Он кивнул.
– Машина будет ждать вас у подъезда.
Михайлов стал одеваться, взяв мобильник и дипломат, предупредил:
– Вернусь к трем.
Выйдя на улицу, он вдохнул свежий воздух, наполняя им легкие до отказа. Небольшой морозец бодрил, поднимая упавшее настроение, хрустящий снег отливал белизной, слепя глаза, привыкшие к городской саже. К нему подъехала машина.
– Добрый день, доктор, – открывая дверку темно-синей «Вольво», сказал водитель.
«Вот и у меня теперь есть кличка», – грустно подумал он, садясь в машину.
– Сначала к маме Александра Анатольевича.
Водитель кивнул и машина тронулась.
– Как тебя зовут?
– Все зовут Танцором, а вообще я Миша.
Ехали молча, Михайлов любовался зимним лесом, красотой сосен, присыпанных снегом, его первозданной чистотой. В городе такого нет, выпавший снег очень быстро сереет от копоти предприятий, песка и соли, которыми посыпают улицы.
Километров через пять выехали на трассу, 20-ый километр, отметил Михайлов.
Подъезжая к дому, водитель позвонил:
– Это Танцор, я с доктором, встречай.
Качок открыл дверь, и они вошли. Михайлов увидел старушку, которая невообразимо изменилась. Бледность и желтизна исчезли, лицо наливалось здоровьем с удивительной быстротой, и на вид ей было около 65-ти. А вчера я ей дал 80, подумал он.
– Доктор, как хорошо, что вы приехали, – она обняла его и повела в комнату, – я так рада, так рада, не знаю, как и благодарить вас! – и, не слушая его, достала маленькую иконку, – это Николай Чудотворец, пусть он будет у вас дома, оберегает и помогает в благих делах. Да хранит тебя Господь! Она перекрестила его.
– Я заехал на минутку, узнать, как здоровье.
– Вот и сынок также – заскочит, чмокнет в щеку и бежать, все дела, дела… А здоровье – сами видите, да хранит вас Господь и убережет от всякой напасти. Она снова перекрестила его и обняла.
Михайлов с Танцором вышли.
– Сейчас домой, – он объяснил, где живет.
Оставив водителя в машине, Михайлов поднялся к себе, вскипятил чайник, налил кружку растворимого кофе с молоком и стал обдумывать вчерашний день.
Было хорошо и плохо. Хорошо, что он встретил Александра и помог его матери, теперь он поможет ему, уже помог – дал 50 тысяч и телефон. Мафия – не администрация, добро помнит и чтит, теперь он под ее крышей. От него могут потребовать одного – вылечить подстреленного бандита, не сообщая о ранении в милицию. Лечить – его профессиональный долг независимо от убеждений, веры и деятельности. Промолчать – не большое преступление, тем более, что морально народ здоровее разложившейся элиты, способной из-за денег на все.
Плохо – убеждения с возрастом если и меняются, то с трудом, а по его убеждениям: мафия приносит зло. Но легальная мафия вреда народу приносит больше, у нее только две характеристики – хищение и пустословие при наличии власти. Разве был наказан Горбачев, разваливший Союз, повергший народ на социальное дно? Кто принес вреда больше – Горбачев или мафия, которую он сам расплодил, создал для нее условия? И разве не он является крестным отцом всех бомжей и безработных России, нищеты и развала? Разве меченный сидит в тюрьме, когда ему место на виселице? Но он здравствует и жирует! Мир перевернулся… Большинство уже ничего не решает, решает денежное меньшинство, которое не думает о низеньком человечке с бегающими маслеными глазками плохо. Михайлов ненавидел Горбачева за то, что он, отомкнув дверь демократии, бросил свой народ, дал возможность проходимцам безнаказанно хапать, ввергнул его в бездну, из которой выбираться – ой, как долго…
Он вздохнул и, открыв дипломат, оторопел – там было 50 тысяч, но не рублей, как он думал, а долларов. Теперь придется петь под их дудку и, решив все-таки быть независимым, насколько это возможно, засобирался, пора ехать.
Подъехав к коттеджу, он увидел машину Александра. Уже приехал, подумал он, заходя в дом.
Они плотно пообедали, не ведя деловых разговоров, Александр обсуждал последние новости о затонувшем атомном подводном крейсере «Курск».
– Журналистам лишь бы потрепаться, загнуть покруче: Путин на место аварии не вылетел – значит, и рейтинг его упал и о народе не печется и так далее и тому подобное, брехуны… Что они в этом понимают и вообще – в чем они понимают, кроме, как из говна сенсацию сделать? Извини, не к столу сказано. Киселева считал раньше беспристрастным журналистом, с удовольствием его «Итоги» смотрел, а как до дела дошло – куда все девалось? Забижают бедное НТВ, вымогают денежки засранцы. Мы, дескать, не отрицаем, что должны 200 миллионов, но это только повод Путину и Касьянову подмять нас чужими руками, контролировать передачи… Где же хваленая киселевская объективная реальность? Должен – плати! И не надо примешивать политику, цензуру и прочее дерьмо. 200 миллионов – не 200 рублей, ой, как расставаться не хочется. А зачем платить? Благо – экран всегда под рукой, из мошенника всегда можно быстренько переделаться в политически гонимого. И правду только они говорили, и наезжают на них зря, на бедненьких, и дело шьют. Плевать хочется, – сделал вывод Александр.
– Да, Киселев тоже упал в моих глазах ниже канализации.
– Как, как ты сказал – ниже канализации? – Александр захохотал, – не слышал такого выражения, надо запомнить.
– А Путин – подполковник ФСБ и наверняка попадал в ситуацию, когда надо работать, а тут начальство на шее висит, практической помощи никакой, кроме дерганья. И правильно, что не поехал он в Мурманск и Видяево, нечего политическую пыль пускать. Журналистам потрепаться, Думе позаседать, комиссию создать. Бездельники, – констатировал Михайлов. – Нельзя мешать специалистам, когда им и так жарко… Тупых наверху нет, тупое лицо Клебанова совсем не говорит о том, что он тупорылый.
Они закурили, каждый думая о своем. Александру вспомнился завод, где он начинал свой трудовой путь, а Николаю Петровичу – Афганистан.
Тогда он еще был молоденьким лейтенантом, когда к нему прямо в операционную ввалила целая куча людей – какой-то большой чин из Москвы приехал. Залез, чуть ли не мордой в операционную рану, посмотреть ему захотелось… Без халата, без маски… грязь сплошная. Начмед стоит рядом – молчит… Солдат потом от заражения умер. Вот и помощь практическая… Не спасли воина и обещанные новые антибиотики.
Михайлов вздохнул и посмотрел на часы. «Что-то темнит Саша, скоро 5 часов, а он о деле ни слова».
Александр словно почувствовал и то же глянул на часы.
– Мы обдумали то, что ты сказал вчера, – начал он, – и решили помочь. Зарегистрируем ООО на твое имя, пока найдем помещение, где можно принимать больных и начнем строить тебе клинику. С лицензированием тоже поможем, наши юристы все сделают. Нужно обсудить детали.
– Я слушаю.
– По какой специальности лицензироваться?
– Я хирург.
– Что необходимо учесть при проектировании клиники, как ты ее себе представляешь?
– Может быть, я замахиваюсь на слишком большое, но, думаю, мы найдем общий язык. Я бы хотел иметь стационар на 50 коек, 50 % люксовые палаты с телевизором, холодильником и так далее. Обычные бытовые помещения, но без столовой – утром положили, вечером выписали, пусть кормятся сами. Буфет, конечно, можно организовать, но не обязательно. Операционная с основной аппаратурой – бестеневая лампа, кардиограф, аппарат искусственного дыхания, хирургический стол естественно. Из инструментов достаточно малого хирургического набора. Да – автоклав еще. Ничего лишнего не нужно. Смотровая, приемная и мой кабинет, небольшая ординаторская, бухгалтерия, комната отдыха. В основном – все. Более 50-ти больных за день я принять не смогу.
Хотелось бы иметь в этом здании или рядом еще один подъезд – мои жилые помещения, где не стыдно будет принять иностранного профессора или, например, конгрессмена. Рассчитываю 10 % коек профилировать на иностранцев, богатых бизнесменов, политиков. Это меньшинство принесет далеко не малый доход.
– Да-а-а! Размах у тебя, конечно, солидный, но и дело не малое, с выходом на мировой уровень, экономить здесь, наверное, неуместно.
– Ты, Саша, не правильно понимаешь позицию – это мировой уровень будет равняться на эту клинику – и никак иначе.
– Да-а-а, – снова протянул Саша, – но Лаптев хотел узнать твой способ лечения, захотят узнать его и иностранцы, журналисты с тебя не слезут…
– А я и не собираюсь его скрывать, на международной конференции врачей расскажу свою методику, а Лаптеву я не сказал, потому что он сейчас не поймет, я могу только загреметь в психушку. Да и врач он тараканий, не лечебник, санфак окончил, где оперативная хирургия, как предмет, вообще не преподается. Напишут такие санитарники диссертации о влиянии дуста на нервную систему таракана и ходят, кичатся, народ дурят. Остепененный доктор… тьфу… плевать хочется.
Михайлов даже поморщился, а Александр от души засмеялся.
– Но тогда ты не будешь единственным и элитным, твой способ начнут использовать, естественно упадут доходы. В России нет частных хирургических клиник не потому, что они не разрешены, а потому, что они не рентабельны, убыточны на данном этапе развития нашего общества.
– Методика моя проста, Саша, научно объяснима и будет понятна врачам России и мира. Но вот воспользоваться ею они не смогут, по крайней мере, еще лет пятьдесят. А пока я буду поступать с больными, как с твоей матерью.
– В смысле?
– Мне пришлось сначала усыпить ее, затем вскрыть живот и убрать опухоль с метастазами, потом вскрыть грудную клетку и убрать стеноз митрального клапана. Зашить так, что бы остался след, небольшой рубец, а мог бы и без следа.
– Ты разрезал ее? – Александр ошеломленно смотрел на Михайлова.
– А как же я мог достать опухоль, не просочилась же она через кожу? Ты же сам говорил, что слышал о бескровных операциях.
– Невероятно… Слышать одно… Если бы я не видел здоровую мать, я бы не поверил. Да и сейчас мне кажется, что ты это сделал как-то не так. Но я посмотрел потом, что ты выбросил в мусор. Какая-то болонь, изъеденная оспой, а внутри вообще хренотень с сыром. В жизни такого мяса не видывал…
Михайлов задохнулся:
– Ой, держи меня, умру сейчас со смеху… Мясо… Леону Измайлову и Мише Задорнову – до тебя, как до Луны. Это же опухоль… Ладно, смотри, но ты должен мне дать слово, что никогда и никому не расскажешь об увиденном.
Александр кивнул. Михайлов поднял руку и на предплечье у Саши появился длинный глубокий разрез, обнажая кость, который стал быстро затягиваться и исчез без следа.
Александр упал в обморок.
– Я не думал, что ты такой хлипкий, – сказал Михайлов приходящему в себя Саше, – подумаешь, ранки испугался. И методика простая – разрезал, убрал не нужное, зашил. А небольшой рубец я буду оставлять – меньше вопросов. Понятно?
И смотря на одуревшего, вертящего и трогающего руку Сашу, Михайлов рассмеялся снова.