Текст книги "Исцеление (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

Он ехал домой и про себя матерился – четыре штуки уплыли зря, он уже сжился с ними и ощущал, что у него оторвали что-то родное, кровное. «Это же целый «Жигуленок», мать твою, – стукнул он руками по рулю, – «надо же, машину бабам подарил… И кому? Шлюхам». Покрепче сжав руль, он едва не скрипел зубами. «Ничего, я возмещу эти денежки, обдеру Чабреца, как липку, пусть ФСБ раскошелится, если хочет держать академика в узде. Никто не соберет на него такую компру, а я смог», – он злорадно усмехнулся.

Поднявшись к себе в квартиру, Никифоров торопливо скинул обувь и сунул кассету в «матку», включил «запись», переписывая ее на обычную – маленькую, оригинал, он отдаст Чабрецу, таковы условия. Он не задумывался над тем, зачем нужна Чабрецову эта пленка, все сводя к старому советскому времени, когда на великих у КГБ почти всегда имелся компрматериал – сильный или слабый, как получится. Но в этом направлении они работали всегда. Сейчас другое время и зачем необходима узда на врача – он не политик, не делает ядерного или космического оружия: такие мысли не приходили в голову Никифорову. Жадность застилала глаза, он делал деньги. Менее 25 тысяч в сумме он содрать не желал, девочки проделали классную работу, а их нашел он…

Никифоров занялся подсчетами – на валютных этих денег ему и на год не хватит, а вот на «деревянных», среди которых имелись классные девочки, не сумевшие пока пробиться на ступеньку выше из-за конкуренции, хватит лет на пять. А если им помочь продвинуться, можно и не особо тратиться. От таких мыслей теплело в душе. Он налил себе кружку пива, выпил залпом более половины и расслабился. Возвращаться на работу сегодня особенно не хотелось, Никифоров позвонил начальнику и сказал, что у него внезапно поднялась температура, потемнело в глазах. Скорая уже была и сказала, что это тепловой удар, все пройдет дня через два, в понедельник он, как штык, будет на работе.

Бросив трубку и с удовольствием потирая руки, он потянулся всем телом, предвкушая завтрашний куш, но пришедшая ему внезапно в голову мысль еще более обрадовала. Он снова взял телефон и заказал двух девочек на дом.

На следующий день в условное место Никифоров приехал пораньше. Походил, осматриваясь, и понял, откуда приезжает Чабрецов. «Идиот, гробит машину по колдобинам, не знает что ли, рядом хорошая гравийка есть. Ну и пусть гробит», – усмехнулся он, услышав звук приближающейся машины, – «Лучше бы шпионов ловил»… Он почему-то внезапно обозлился, считая, что ФСБэшник зазря получает зарплату. Михайлов Родину не продает, налоги платит, в криминале не участвует и вообще делает доброе и полезное дело. А они его разрабатывают… «Где выхлоп, кого в тюрьму посадили? Засекретились и занимаются херней, в области ни одно дело ими в суд не направлено». Никифоров смачно сплюнул на землю и направился к своему «Жигуленку». После одного случая он терпеть не мог ФСБэшников.

Как-то раз, случайно или нет, но он получил информацию от своего агента. Проверяя ее, вышел на крупную фирму, не один месяц собирал информацию, проверял и перепроверял ее и, наконец, возбудил уголовное дело. Провел необходимые следственные действия и передал дело по подследственности, в областную прокуратуру. Прокурорский следак был его давним знакомым, работали они душа в душу, расследовали запутанное дело, выявляя новые и новые факты. В конечном итоге следователь предъявил преступнику обвинение по 12 статьям уголовного кодекса и направил дело в суд.

На следующий день, сидя дома и слушая программу «Вести», он просто обомлел. Дикторша привычно сыпала словами: «В Н-ской области, в результате проведения совместных оперативно-розыскных мероприятий ФСБ и УБЭП, раскрыт ряд тяжких преступлений… Теперь судьбу преступника определит суд».

Это было его дело, дело, которое он «родил и выкормил», но тут нашлась «родная мама», которая заявила о своих «правах». В ярости он позвонил следователю домой, но оказалось, что тот не в меньшей ярости на него – кто дал информацию на центральное телевидение и причем здесь ФСБ? За раскрытие этого крупного дела российского масштаба следователь прокуратуры и опер УБЭП не поощрялись и не упоминались, лавры пожинало другое ведомство. Некоторые из начальничков, получивших премии и поощрения, скрывались за маской секретности, но и детектор лжи не смог бы выудить у них информацию – они просто не знали об этом уголовном деле ничего.

Все почему-то враз всплыло в душе и он поджидал Чабрецова в машине. И уже ни за что не сказал бы ему, что есть дорога получше. Наверное, злость Лены и Тани передалась ему сейчас или что-то другое одолевало его, но оно появилось впервые.

Чабрецов подошел к его машине и сразу стал выговаривать, что Никифоров не соблюдает правила конспирации. Любой агент должен соблюдать их всегда и безоговорочно.

Тон еще больше распалил всегда спокойного и, как казалось Чабрецову, «пресмыкающегося» Никифорова.

– Деньги принес?

Чабрецов отпрянул, он ожидал услышать все – оправдания о несоблюдении правил конспирации, обещания, что это больше не повторится, любые разнообразия этой темы.

– Ты че, оглох, деньги принес? – зло переспросил Никифоров.

В нем все более и более закипала ярость, он, вдруг переставший почему-то подчиняться, разговаривал, как с равным.

Чабрецов сразу сообразил, что что-то произошло. «Или он хочет получить деньги и не отдать кассету, тогда он приехал не один, или что-то еще серьезнее», – подумал он и натянуто улыбнулся.

– Ты что, мне не веришь? Все, как договаривались, денежки у меня, но хотелось бы взглянуть на запись.

Чабрецов тоже стал злиться – он понял, что его влияние потеряно и разговаривал он сейчас с Никифоровым, как покупатель с продавцом.

– Смотри… – Никифоров ткнул пальцем в кинокамеру.

Он приник к аппаратуре: Михайлову делали минет – одна проститутка работала с членом, другая с яйцами.

– Классно! – воскликнул Чабрецов восхищенно.

«За такой материал можно запросить и побольше обещанных 200 штук», – уже про себя подумал он, не считая 100 тысяч аванса.

– Вот, – протянул он деньги, – здесь 20, как договаривались, тебе в двойне.

Никифоров спрятал доллары в карман, но кассету из кинокамеры не вытащил.

– Обстоятельства изменились, я еще должен им четыре штуки, каждой.

В другой ситуации, прежней, Чабрецов бы не стал разговаривать – «отстегал» Никифорова и все дела, но сейчас он залебезил, слишком высока была ставка, важен только конечный результат.

– Хорошо, давай кассету, завтра в камере хранения заберешь 8 штук, шифр тот же, номер ячейки я напишу над телефоном-автоматом.

У Чабрецова все кипело внутри, с каким удовольствием он бы съездил сейчас по этой нахальной, красной морде, сделал из нее что-то наподобие кровавого месива. Кулаки так и чесались, но он улыбался.

– Там и пленку заберешь, – Никифоров, более не сказав ни слова, сел в машину и, газанув, уехал.

– Сука, – крикнул ему Чабрецов вслед, в ярости пиная небольшие камешки на дороге.

Такого он не только не ожидал, фантазируя, придумать не смог бы. Приближающийся финал затмевал здравый рассудок, но все-таки Чабрецов подумал, что выиграет – получит кассету, деньги и сразу скроется, уедет в другое место.

Он завел «УАЗик» и сразу поехал к тайнику, содрогаясь от одной мысли о змеях. Сегодня ему повезло, он не встретил змей, но сердце стучало часто и гулко. Зайдя в пещеру, он отсоединил взрывчатку, забрал все деньги, оставляя инструкции и шифры – теперь они вряд ли пригодятся ему. Решение исчезнуть созрело и стало твердым, он закрыл тайник и решил не подсоединять гранату, его причастность к тайнику доказать невозможно, отпечатков пальцев он не оставил – зачем же лишать жизни невинных людей, когда обнаружат тайник. Его могут найти и через десятки лет, пострадают потомки, не имеющие отношение к настоящему времени.

Чабрецов выехал на тракт, поглядывая в зеркало заднего вида, и двинулся к городу, намереваясь сразу же положить деньги в ячейку. Он сделал все, как попросил Никифоров и не сомневался, что тот оставит пленку в ячейке камеры хранения. Теперь оставалось одно – дать сигнал о срочном контакте.

Припарковав машину недалеко от автобусной остановки, Чабрецов осмотрелся. Все в порядке, он не заметил ничего подозрительного, люди спешили по своим делам, не обращая внимания на остановившийся «УАЗик». Достав лист чистой бумаги, он написал фломастером: «Объявление» и чуть ниже – «Продается спальный гарнитур, гарантия качества 200 %. Обращаться после 17 часов». Порезав низ листа на полоски, он оторвал их, создавая впечатление старого объявления, номера телефонов которого уже разобраны покупателями. Уже собираясь выйти из машины, он увидел подходящего к нему гаишника. «Черт», – выматерился он про себя, заметив знак «остановка запрещена».

– Ваши… Извините, товарищ генерал, не узнал сразу, – стал оправдываться сотрудник.

– Откуда ты меня знаешь? – спросил в свою очередь Чабрецов.

– В прошлом году мы помогали вам в одной из операций, вы лично инструктировали нас, – ответил он.

– А-а, помню, было такое дело, спасибо за службу.

– Всегда рад помочь, – милиционер козырнул и отошел в сторону от проезжей части.

«Под знаком часто останавливаются машины – наверняка отловит кого-нибудь и сдерет штраф, а пока прячется, чтобы его не заметили», – подумал Чабрецов. Выждав несколько минут, он направился к остановке и незаметно приклеил объявление среди имеющихся таких же листочков. Еще раз осмотревшись, он подошел к машине, гаишник уже отловил кого-то и составлял протокол. «Сорвал парню левый заработок, наверняка на свой карман «выписывал» он штрафы, а теперь старается не засветиться, оформляет все, как положено», – усмехнулся Чабрецов. О том, что они в свободное от службы время стоят на дорогах и зарабатывают денежку – знали все. И милицейское руководство, и прокуратура, и ФСБ и народ. Особенно «зверствовали» те, у которых имелся радар. Про ГИБДД или как говорили в народе – гиблое дело дороги, все с удовольствием рассказывали анекдоты, и уже как-то прижилась их надпись на спинах: ДПС, дорожно-патрульная служба, которую водители переводили более правильно – дай парню сотню.

Чабрецов вздохнул и поехал в гараж. «Пообедаю дома, отдохну и свяжусь с агентством недвижимости, они быстро продадут квартирку, благо спрос есть и не малый в этом районе. А там – ку-ку». Он еще не решил куда уедет, надо найти тихое местечко, где можно провести остаток жизни, лучше в средней полосе России.

Пустовалов размышлял над объявлением, его люди сняли объявление крупным планом и компьютерный листок-фотография лежал на столе. Он не сомневался, что это сигнал для связи, но где и когда она произойдет? Может в 17 часов? Сегодня, завтра? И что обозначают 200 %? Толковой мысли в голову не приходило, беспокоила еще и другая – Никифоров подсунул липу Чабрецову и непонятно, как он не разглядел фальшивку сразу. Чабрецов просмотрит дома кассету и все… Многого не понимал в этой ситуации Пустовалов и, боясь ошибиться, сделать неверный шаг, решил пойти к Степанову.

Рассказывая последнюю поступившую информацию, Пустовалов решился спросить:

– Я не совсем понимаю, товарищ генерал, у Никифорова в квартире мы установили видеонаблюдение, исходя из которого четко видно, как он просматривает кассету и делает с нее копию. Но на ней…

– Ты хочешь сказать, – перебил его Степанов, – что на кассете снят сам Никифоров с двумя проститутками и именно эту кассету он хочет отдать Чабрецову?

– Да, Борис Алексеевич, но как вы догадались? – удивился Пустовалов.

– А так сразу и было задумано, – рассмеялся Степанов, – только Никифоров не знает, что на пленке он сам снят со шлюхами, а не Михайлов. Немного гипноза и он вместо себя видит другого, как и Чабрецов. Проститутки вообще не задумываются над этим, они запрограммированы и действовали строго по плану.

– Теперь я понимаю, товарищ генерал, зачем появлялся Михайлов на обычных маршрутах Никифорова и Чабрецова – он гипнотизировал их.

– Что заметил появление академика, это хорошо, – похвалил Степанов, – но гипноз это или другие его «увертюры» – не нам судить, мы станем констатировать факты, а про гипноз или как его еще там, нам ничего не известно. Четко известно одно – Михайлов не был и никогда не соблазнится на проститутку. Ты же видел его жену – красавица, разве такую меняют, даже на время?

– Еще есть один вопрос, который бы я хотел обсудить. Неизвестное пока нам лицо, которому Чабрецов передаст пленку, если он просмотрит ее – все пропало. ЦРУ задумает что-то другое, а так было бы все нормально. Они получат кассету и просмотрят ее, вскоре приедет академик, времени на подготовку другой операции у них не будет. Вряд ли они станут в этот раз с ним разговаривать вообще, станут ждать другого его посещения и готовиться к нему тщательно.

– А как ты сам считаешь, просмотрит мистер Икс пленку или нет? – спросил Степанов, всматриваясь в Пустовалова.

Он еще держал его в должности исполняющего обязанности начальника отдела и собирался утвердить или не утвердить после проведения операции «Заслон». Так условно обозначались мероприятия по прикрытию выдающегося академика. Поэтому ему было важно знать, как думает и мыслит кандидат, умеет ли быстро принимать логичные решения.

– Исходя из поставленной задачи, – начал Пустовалов, – им не выгодно афишировать в таком ракурсе академика. Если он согласится работать на них, думаю, что и Чабрецова они постараются убрать, зачистить тылы. Поэтому логичнее было бы отдать команду – доставить пленку без просмотра. А нам необходимо постараться, чтобы она не попала в Америку слишком рано, придумать какие-то объективные причины. Лучше, чтобы пленка появилась одновременно с Михайловым.

Получив фальшивку, американцы выработают две основных версии – подмена кассеты при ее доставке и изначальная липа, рассчитанная как раз на то, что ее никто в России смотреть не станет. Думаю, – продолжал развивать свою мысль Пустовалов, – что они предпочтут первую версию, слишком рискованно подсовывать липу, но не отбросят вторую вовсе. А чтобы поставить все точки над «и», они постараются прислать «инспектора», который станет выяснять – спали ли эти проститутки вообще с Михайловым. Если да, то и будут искать чужого среди своих. Нам это на руку. Надо бы с этими шлюхами поработать, чтобы они все подтвердили.

Пустовалов замолчал, ожидая реакции шефа на свои рассуждения, еще раз прикидывая все в уме. Нет, он все сказал правильно, только без подробностей, они здесь и не требовались. Михайлов нужен им и они найдут возможность прислать своего человека, найдут девчонок и переговорят с ними в постели – самый надежный способ.

– Что ж, рассуждаешь ты логично, посмотрим, что получится на самом деле. Можешь не беспокоиться, девочки подтвердят необходимую информацию, ничего в этом плане делать не нужно. Ты мне вот что скажи – что ты думаешь о Никифорове?

Пустовалов потер лоб пальцами, сморщился, как от головной боли.

– Думаю, что это отработанный материал для Чабрецова, он его на дух не переносит, получит кассету и забудет о нем, в смысле использования. Никифоров, конечно, гад, подонок, но под статью уголовного кодекса не подпадает, он же думает, что работает на ФСБ, но и в органах милиции таким не место. Считаю, что его можно будет взять после передачи кассеты Чабрецову, вернее, когда последний тоже передаст ее. Допросить, как следует, он ничего скрывать не станет, ну, а потом рекомендовать начальнику УВД уволить его.

Последнее время Степанову импонировал этот молодой сотрудник, его действия продуманы и профессиональны, сегодняшние рассуждения подтверждают это. В голове мелькнула мысль – а не затягивает ли он вопрос с его назначением на должность начальника отдела. Нет, до конца операции – нет. Назначение может кратковременно «опьянить», а трезвость сейчас необходима, как никогда.

– Хорошо, приглашайте и опрашивайте Никифорова после передачи кассеты Чабрецову, я тоже считаю, что он запираться не станет, пусть внесет свой вклад в разоблачение предателя, действующего осознанно и подло.

Пустовалов вернулся к себе, генерал не задал ни одного вопроса по объявлению, наверное, считает, что его подчиненный успешно справится сам. Он снова смотрел на объявление и рассуждал про себя. «Может 200 % это сумма, а 17 часов – время, например, на следующий день. А может сегодня или послезавтра… Надо усилить наблюдение ежедневно с 15 часов, часа два он попетляет, покрутится, неизвестно еще и место».

С утра Никифоров не утерпел, выпил пива и поехал на вокзал, надеясь, что его не остановят гаишники. Прочитав на телефоне-автомате необходимые цифры, прошел в камеру хранения, отыскав необходимую ячейку, открыл ее и довольно улыбнулся. Пакет с деньгами уже лежал, поджидая нового владельца, он пересчитал деньги прямо в ячейке, не вытаскивая их наружу, вроде бы копошась в вещах, и еще раз самодовольно улыбнулся. Все в порядке, подумал: «Прокатить бы этого говнюка, не положить кассету»… Сплюнул прямо на пол, под неодобрительный взгляд проходящей мимо женщины, бросил пленку в ячейку, закрыл ее и пошел к машине. Ноги сами несли его – сумел сорвать 28 тысяч и это не считая еще тех, которые Чабрецов давал вначале на расходы: зачем считать то, чего уже нет.

Сев в машину, он тронулся с места и не спеша покатил к дому, планируя в уме день и вечер. Никифоров решил открыть и положить на валютный счет 25 тысяч, 4 тысячи поменять на рубли и оставить на расходы. При грубом подсчете получалось около 120 тысяч рублей – много. «Надо оставить тысяч 50, нет, мало». Он ехал и не мог никак прийти к одному решению. Внезапно перед глазами вырос гаишник, он останавливал именно его.

Выматерившись про себя, Никифоров принял резко вправо и остановился, не глуша мотор, показывая подошедшему сержанту свое служебное удостоверение. «Блин, вечно они все испоганят», – заворчал он тихонько, одними губами. Удостоверение не возымело должного действия на сержанта, он попросил техпаспорт и водительское удостоверение. Ознакомившись внимательно с поданными документами, попросил снова:

– Откройте капот.

– Да в чем дело, сержант? – спросил Никифоров, выходя из машины.

– Сверка номера двигателя, – сухо и кратко ответил он.

– Ты чё, удостоверение мое не видел, обнаглел малость? – начал возмущаться Никифоров.

– По-моему, вы, капитан, выпили, придется проехать на экспертизу, – невозмутимо отреагировал сержант.

– Я тебе устрою экспертизу – из ГАИ махом вылетишь, – продолжал кипятиться Никифоров, понимая, что после экспертизы он может сам вылететь из органов.

Второй гаишник демонстративно поправил автомат.

– Садитесь в машину, не заставляйте нас применять силу.

Чертыхаясь и матерясь, Никифоров уселся на заднее сиденье, один гаишник сел за руль, другой рядом с ним. Капитан все еще продолжал материться и угрожать, дескать, примет все меры, поднимет все свои немалые связи, но завтра же вышибет их из органов, а они никак не реагировали на его слова и это задевало Никифорова больше всего.

Машина внезапно свернула и въехала во двор, капитан побледнел, поняв, куда его привезли.

– Вы кто такие, черт бы вас побрал, я же вам матки повыворачиваю, – попытался он сделать угрожающий вид, облизывая языком внезапно пересохшие губы.

– Капитан Федотов, ФСБ, – усмехнулся «сержант». – Прошу, – он сделал приглашающий жест рукой.

– Хорошо, тем более здесь я вам сейчас же устрою «райскую» жизнь. Ведите меня к вашему генералу, он мой товарищ и с вами быстро разберется. Нашли кого останавливать – шпионов бы ловили, а то только государство объедаете, – продолжал он ворчать.

ФСБэшники провели его к Пустовалову, но и там он гнул свою линию, что разговаривать станет только с генералом.

– Может у себя вы и решаете все вопросы с начальником УВД, – усмехнулся подполковник, – но в виде исключения я постараюсь устроить вам встречу.

Пустовалов набрал номер и доложил генералу, что Никифоров требует с ним встречи, от разговора с другими сотрудниками ФСБ он отказывается.

– Пойдемте, – усмехнулся подполковник, – вас примут.

Никифоров сразу приосанился, и они поднялись на этаж выше, в приемную. Пустовалов открыл дверь и провел капитана в кабинет.

– Разрешите, товарищ генерал?

Никифоров встал, как вкопанный, оторопело глядя на сидящего за столом мужчину в гражданской одежде.

– А где… генерал…

– Я генерал Степанов, начальник управления ФСБ. Мне доложили, что вы хотели говорить только со мной. Присаживайтесь.

– Не… нет… Я думал здесь другой генерал…

– Какой есть, – усмехнулся Степанов, – другого генерала в управлении нет.

«На кого же я тогда работал, кому собирал информацию, для чего и кому передал кассету»? Мысли нахлынули разом и в кучу, вводя Никифорова в состояние эйфорической опасности, адреналин, выделяясь «ведрами», иссушил рот. «Зачем меня сюда привезли»? Он чувствовал, что самоуверенность оставила его, испарилось внезапно, словно капля воды в жаровне. Вопросы, жажда и боязнь неизвестности хламом плавали в его черепе, мозг которого, казалось, растворился в этой гремучей смеси. Впервые он понял, как чувствует себя крупный мошенник, пойманный за руку, почему хочется выпить стакан воды и закурить.

Пустовалов вывел его за дверь, выходя, Никифоров глянул на табличку – «Начальник управления Б.А.Степанов». Он тяжело вздохнул и присел в приемной на стул, ноги не держали его. Попросил стакан воды, выпил его залпом и отяжелевшей походкой двинулся за подполковником.

В своем кабинете Пустовалов предложил ему закурить, выждал время, необходимое для восстановления сил от перенесенного потрясения и заметил по выражению лица, что Никифорова охватила апатия.

– Спрашивайте, – безразлично и тихо произнес Никифоров, туша догоревшую до фильтра сигарету.

– Собственно и спрашивать то нечего, детали известны, но кое-что спросить я бы хотел. Вы прекрасно знаете, Петр Афанасьевич, что Михайлов очень известный, уважаемый и обожествляемый в народе доктор, доктор, слава которого уже давно пересекла границы России. Вы собирали информацию о нем, передали кассету Чабрецову и не знали, что он уже не работает в ФСБ, – Никифоров согласно кивал головой, – Но вы хоть задумывались над тем, что позорите великого доктора, позорите в его лице Россию? Зачем это необходимо Чабрецову – времена политических давлений и репрессий ушли в прошлое. Зачем это все?

Никифоров вяло вытащил из пачки новую сигарету и закурил, минуту молча пуская дым. Пустовалов ждал и не торопил его с ответом.

– Значит, вы все знаете, – хрипло ответил он, – действительно, Чабрецов еще летом предложил мне работать на него, он тогда был начальником вашего управления, этого вы отрицать не сможете. Он дал мне, собственно ни за что, ни про что, тысячу рублей, деньги небольшие, но кто станет отказываться от дармовщины. Потом, чуть позже, он предложил мне собрать информацию о Михайлове, его интересовал компромат и расписание – когда академик приходит, уходит с работы, обедает и т. д… Я не задумывался – если ведомство просит: я делаю. Я ведь тоже опер и понимаю, что он бы не сказал мне правды. Потом предложил мне эту аферу с проститутками, дал денег и не мало, я понял – вы знаете и про это. Зачем все это? – Никифоров усмехнулся, – вас надо спросить, Чабрецов ваш сотрудник и я тогда не знал, что он уже не работает. Точно знаю – когда просил собрать информацию о Михайлове, он работал в ФСБ. Вот и выясняйте все вопросы в своем ведомстве.

– Выясним, не переживайте, – обозлился Пустовалов, – каждый ответит сам за себя, никто на вас чужую вину не свалит. Но вы сотрудник милиции и знакомы с 242 статьей Уголовного кодекса.

– Порнушка не ваш профиль, подполковник, – перебил его Никифоров, – давайте не будем заниматься не своим делом, и запугать меня у вас не получится. И работать на вас я не стану, не старайтесь взять меня на компре.

Пустовалов сжал незаметно кулаки: «Ишь, как заговорил, оправился змееныш, но ничего, мы твои ядовитые железы вырвем, посмотрим, как ты заговоришь позже».

Никифоров понимал, что лучшая оборона – это наступление и, принаглев, продолжил с усмешкой на лице.

– Я так понимаю, подполковник, что серьезных вопросов у вас ко мне нет, личность моя известна – да и три часа истекли, – намекал он на Закон, – так что я, наверное, пойду, захотите поговорить – присылайте повестку.

Он встал, но выйти не решился, знал, что без пропуска или сопровождения, его не выпустят из здания. Но больше всего он беспокоился о своих деньгах – когда они спрятаны в надежном месте или положены на счет, это надежнее кармана. ФСБэшники могут и обыскать, хоть это и не законно, доказывай потом, что ты не верблюд, объясняй, откуда взялась такая большая сумма денег.

Пустовалов посмотрел на него, так нагло еще никто не вел себя в этом здании в его присутствии, обычно эмоции оставались скрытыми за маской доброжелательности и вежливости.

– Зря вы, Петр Афанасьевич, так непрофессионально о нас думаете. Есть к вам вопросы и очень серьезные, хотелось бы, чтобы вы ответили на них также бойко и уверенно, как говорите сейчас. Действительно, пока о 242 статье УК РФ разговор отложим, правильно, не наш профиль, – усмехнулся Пустовалов, – но только пока, к сути ваших действий в этом плане мы еще вернемся. Меня больше беспокоит другая статья, 275-ая, она-то уж точно по нашему профилю.

Никифоров враз побледнел.

– Да-а, вы мастера фальсификаций, но со мной этот номер у вас не пройдет. Измена Родине – ишь о чем заговорили, – начал он ёрничать, – может я спал с Мата Хари и передал ей семенной фонд? Или у вас проституция стала Государственной изменой? Но я даже не содержатель домов терпимости, а спать с проституткой… – он ехидно улыбнулся.

– Это хорошо, что вы знаете Уголовный кодекс, но я вам выборочно все-таки напомню 275-ую статью.»… либо иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации, совершенное гражданином Российской Федерации… от 12 до 20 лет»… И обратите внимание – здесь нет слов, как в ваших экономических статьях УК, например, «сведения о хозяйственном положении заведомо ложные», или «имущество заведомо добытое преступным путем». Здесь нет слов «заведомо». Может, вы и не знали заведомо, что оказываете помощь агенту ЦРУ Чабрецову в ущерб внешней безопасности России, а может и знали – следствие установит и суд примет во внимание этот факт. Разрыв-то в сроках лишения свободы большой – от 12 до 20 лет, есть над чем и вам подумать. Может вы знали заведомо, а может, и нет, что кассеты, переданные вами Чабрецову через камеру хранения, потребовались ЦРУ для шантажа академика, чтобы заставить его уехать в Америку и создать там небывалое по мощности биологическое оружие. А это уже прямая угроза безопасности России. Виновны вы или нет, насколько виновны – это решать суду, а не мне, надеюсь, вы все правильно поняли? Так что оставьте свое ехидство, вас никто сюда просто поболтать не звал.

Пустовалов наблюдал за Никифоровым, его лицо, бледное, как мел, покрылось испариной. Он с трудом вытащил из пачки сигарету, но никак не мог прикурить – пальцы не слушались и не могли высечь из зажигалки огонь. Пустовалов помог ему прикурить, он затянулся глубоко несколько раз.

– Я ничего не знал, – заговорил он хрипло и прерываясь, словно ком застрял в его горле, – я не знал, что этот подлец работает на ЦРУ. Не мог я, не мог совершить измену, я ничего не знал… Это же ерунда…

– Вы продали Михайлова за 30 с лишним тысяч долларов и это не ерунда, за ерунду не платят таких денег. Или вы хотите сказать, что любая порнушка может стоить таких денег? Что с вами делать – решим позднее, а сейчас изложите все письменно и подробно.

– Но… – решился на последнее Никифоров, – там, в этой статье есть примечание… Когда добровольно…

– А вы пришли добровольно? – глядя на него в упор, спросил Пустовалов, – или пытались оказать нам помощь? Что-то я не припомню ничего такого, вот разобраться с сотрудниками ФСБ – вы пытались, матки повыворачивать, «райскую» жизнь устроить, это вы пытались. Или я опять что-то не так говорю?

Никифоров опустил голову, он чувствовал, как пот струится между лопаток, а лоб вновь покрылся холодной испариной. Он достал платочек, вытер лицо и шею.

Пустовалов вызвал Федотова.

– Идите, Никифоров, с капитаном, изложите все на бумаге, от вас будет зависеть многое, – оставил он ему последнюю надежду.

Чабрецов вышел из дома с кинокамерой, не петляя, как обычно, сел на городской автобус и доехал до вокзала. Прошел в камеру хранения, достал из ячейки пленку и вышел на привокзальную площадь. Вставив кассету в камеру, он просмотрел ее и улыбнулся – все в порядке. До 17 часов оставалось полчаса, он снова сел на автобус и доехал до центрального парка, пройдя по нему на другую сторону, вышел на улицу Горького.

«Это недалеко от пивного бара, где встречался Чабрецов с Никифоровым однажды», – подумал Пустовалов. До 17 часов оставалось 10 минут, и он уже не сомневался, что пленку Чабрецов передаст сегодня. Где? Очертив на карте круг, куда можно дойти за 10 минут, он задумался – слишком много мест, где можно передать пленку и перекинуться несколькими фразами.

– Как он одет? – запросил Пустовалов группу наблюдения.

Получив ответ, снова уткнулся в карту. «В рестораны он не пойдет, одежда не та, а вот для пивных баров или забегаловок вполне подходит. Надо отправить в бар группу, пусть освоятся там заранее, обследуют туалет, установят камеру, если возможно. Чабрецов вышел из дома с кейсом и кинокамерой, надо обратить внимание на людей с таким же кейсом или кинокамерой. Скорее всего они обменяются ими в удобном месте – за столиком, у стойки или в туалете, взял рядом стоящий кейс и вышел», – размышлял Пустовалов. Он отдал необходимые распоряжения и стал ждать, время, как всегда в таких случаях, тянулось медленно.

Пустовалов включил чайник, насыпал в кружку растворимого кофе, бросил две ложечки сахара и залил кипятком, вдыхая запах ароматного напитка. Пока он немного остывал, перебирал в памяти лица на автобусной остановке, запечатленные на пленке, когда Чабрецов вешал объявление. Может кто-нибудь из них придет на встречу с Чабрецовым, они так и не знали, кто прочитал информацию, оставленную на остановке. Если это разные лица, то действует в Н-ске целая шпионская сеть и ее разоблачение – дело чести.

Группа, отправленная им в бар, сразу же обнаружила там мужчину с таким же кейсом, как у Чабрецова и он, по всей видимости, направлялся туда же. Кинокамера, вмонтированная в заколку галстука одного из сотрудников, передавала четкое цветное изображение – на автобусной остановке этого человека не было.