Текст книги "Исцеление (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)

– Господин Михайлов, неужели это все так?

Михайлов усмехнулся.

– А как вы считаете, Стокфорд? Вы у нас специалист по вопросам верю – не верю.

На каменном лице Стокфорда другого невозможно было прочесть – ни переживаний за свою жизнь, ни раздумий и размышлений.

– Я не врач, – сухо ответил он, – и не разбираюсь в вопросах вирусологии и генетики, но вы объяснили достаточно ясно и популярно. Однако, не «популистам» судить о сути сказанного, вы выдвинули достаточно серьезные обвинения. Есть ли у вас факты?

Михайлов понимал, что участь Стокфорда решена и в следующий приезд им займется уже другой. И сейчас он объяснял не для Стокфорда, а лицам повыше…

– Год назад, Стокфорд, на неофициальную встречу собрались ученые, обладающие самой передовой технологией в области вирусологии и генетики. Там, естественно, были и американские ученые. Поскольку встреча была неофициальной, там без лишнего политического кокетства обсуждались некоторые вопросы. Ваши ученые, Стокфорд, признали и подтвердили гораздо больше сказанного мною, кроме того на встрече достигнута договоренность, что если кому-то станет грозить опасность в связи с этим, ученые США сами осветят итоги переговоров. Например, о том, как рыцари плаща и кинжала вмешиваются в их исследования, о том, как и что им указывается из Лэнгли и многое, многое другое. Это серьезные факты, Стокфорд, и я умолчал их на пресс-конференции. Естественно, я не собираюсь и дальше говорить ни с кем об этом.

– Но вы, доктор, сказали об этом мне и, как сотрудник ФБР, я не уверен, что вы об этом не расскажете другому, – возразил Стокфорд.

Он понимал, что дни его сочтены и решился на крайние меры. Усыпить Михайлова, вывезти его в тайное место и заставить подписать предсмертную бумагу. Это могло спасти не карьеру, но его жизнь. Стоуна тоже придется убрать, но немного позже, какое-то время он продержится с достоинством.

Михайлов усмехнулся, глядя, как рука Стокфорда копошится в кармане, готовя шприц. «Баранья твоя башка, дул бы прямо сейчас за бугор, может быть и прожил бы там несколько лет», – подумал доктор о нем.

– Ты, Билл, успокойся, к ФБР ты никакого отношения не имеешь. И вытащи руку из кармана, если не хочешь, чтобы шприц побывал в твоей жопе. И запомни, – голос Михайлова стал металлическим, глаза сверкали, – никогда еще американский боров не побеждал русского медведя. Медведь может спать долго, но никогда борову, по другому холощеной свинье или американскому снобу, не победить русского исполина. Пройдет еще немного лет, меньше десятка, не знаю точно – может три, а может и девять лет, но Америку съест снобизм и помощи она запросит у России. Россия поможет, но вам уже никогда не подняться в будущем до уровня развитых стран. Вы поменяетесь местами с Африкой. Смешно – нет, вы это заслужили на тысячелетие. Дальше не мне судить, Билл, я не Бог.

Стоун решил сгладить возникшую напряженность, ссоры не входили в его планы и могли усугубить и так нелегкие последствия, которых он ожидал от ЦРУ. Но в клинике у него все было прекрасно, он не имел отношения ни к вирусологии, ни к генетике, он занимался лечением онкозаболеваний и сейчас находился на вершине своего успеха.

– Господа, давайте забудем о политике и медицине, но о медицине не надолго, – рассмеялся он, – виски с содовой поможет расслабиться, особенно вам, Стокфорд.

Стоун достал три бокала из бара лимузина, плеснул виски, разбавил содовой и протянул всем. Стокфорд сделал глоток, и это действительно успокоило его немного.

– Вы не забыли, доктор, что у нас еще сегодня через полчаса встреча с тремя самыми влиятельными людьми Америки, вашими пациентами?

– Нет, Билл, я помню, мы заскочим домой на пять минут и я в вашем распоряжении.

Михайлов подумал, что Стокфорд вовремя вспомнил о трех магнатах, на эту встречу он не может меня не привезти. Этой тройке вместе не страшен и сам директор ЦРУ, они и подобные «правят балл» в Америке. Иначе бы Стокфорд все равно попытался меня усыпить.

Они подъехали к дому, Алла, Вика, дети и Зеленский уже с нетерпением ждали его внизу в холле, беспокоились, не зная, как отреагируют на его слова официальные лица. Алла, Вика и дети бросились к нему, он обнял их всех.

– Коленька, может нам лучше уехать, – начала озабоченно Вика, – дела в клинике у тебя завершены. Ну и Бог с ним, с отдыхом, я очень боюсь за тебя. Зачем ты стал им про этот СПИД говорить?

Михайлов чувствовал, что волнение исходит от всей его семьи, не только от Вики и попытался успокоить их.

– Не переживай, родная, – обратился он к Вике, – американцы деловые люди и на события умеют смотреть реально. Никто не захочет еще большего скандала. Пять государств, кроме России и Америки, обладают документами, подтверждающими мою правоту. В случае непредвиденных ситуаций Президенту не удержаться в кресле, народ Америки в своем большинстве встанет на мою сторону и это хорошо понимают в Лэнгли. – Николай повернулся в сторону Стокфорда, – так что все прекрасно, – он улыбнулся.

– Коля, – заулыбалась Алла, – твоей логике можно позавидовать, но ты успокоил нас. Пойдемте дети, у папы еще дела.

Алла знала о предстоящей встрече и повела детей наверх, за ней пошли и Вика с Зеленским. Он теперь не решался оставлять их одних ни на минуту.

Стокфорд с Михайловым уехали, и Стоун свободно вздохнул. Он тоже через минуту собрался на встречу с куратором из ЦРУ и чувствовал себя уверенно. Ему не могут ничего предъявить – это журналист Стокфорда задал проклятый вопрос, с него и спрос. А у него впереди целых пять дней отдыха на вилле и он уже завтра утром готов вылететь туда, а можно и сегодня вечером, как пожелает Михайлов. На встрече они скорректируют действия и, скорее всего, он пригласит на виллу еще одного доктора. Но он должен быть хорошо знаком Михайлову, поэтому кандидатура кардиохирурга, присутствующего на операциях по сердцу, самая подходящая. Вдвоем легче ненавязчиво обрабатывать академика и его жену с тещей. Они должны покинуть Америку с твердой мыслью, что здесь Михайловские женщины могут жить, как царицы. В России они сами доделают его работу – драгоценности, купленные здесь, всегда будут напоминать о деньгах, которые можно заработать только здесь. За пять дней Михайлов получил столько денег, сколько ему не заработать в России и за несколько лет. Зависть подруг Вики и Аллы от великолепных колье и перстней тоже поможет уяснить, что в Америке жить лучше. И в следующий приезд можно предложить Михайлову клинику в Нью-Йорке, шикарную клинику, свозить туда Вику с Аллой… Они сами попросят его остаться и он не откажется.

Стоун от удовольствия потер руки, все складывалось удачно, и главное Стокфорд оставался не удел. Все сделает он, Стоун…

Стокфорд привез Михайлова к ресторану, где в отдельном, но достаточно просторном кабинете, его уже ждали трое знакомых людей.

– Проходите, господин Михайлов, мы в двойне рады видеть вас здоровыми глазами. Ну и задали же вы сегодня перцу, но это ничего, иногда бывает полезно.

Джон Ларсон рассмеялся, пожимая руку Михайлову. Этот газетный магнат выглядел сегодня превосходно, с лица сошла, ставшая привычной, синюшная краснота, исчезла одышка, тело постепенно наливалось энергией и силой.

– Никогда бы не подумал, что экстраклассные хирурги разбираются в вирусах и генетике. Рад видеть вас, доктор.

Нельсон Скотт улыбался, и на лице не было и признака сердечной болезни, мучавшей его долгие годы. Воротила промышленного бизнеса чувствовал себя очень уверенно и говорил с Николаем без высокомерия и надменности.

– Здорово вы отделали свару Ларсона, – смеясь, пожимал Николаю руку Стив Сэндс.

Владелец военных заводов пригласил Михайлова к столу, бросив обидное Стокфорду: «Свободен, мы сами доставим доктора, куда пожелает». Стол уже был накрыт и Ларсон сразу же предложил:

– Господин Михайлов, вы наш спаситель, а Спаситель, – он показал пальцем вверх, – всегда выше смертных, – они втроем засмеялись, – зовите меня Джон.

«Нельсон, Стив», – добавили Скотт и Сэндс.

– Ник, – ответил Михайлов.

– А вот это еще надо обдумать, разве может Спаситель быть наравне со смертными, – захохотал Сэндс, – хорошо, Ник. До сих пор не могу поверить в это чудо, сегодня ночью не утерпел и, спрыгнув с кровати, сделал несколько приседаний, – восхищался Скотт, – раньше бы уже умер, а сейчас здорово, даже никакой одышки и усталости. Жена говорит, что я рехнулся, но ей не понять этого чувства, чувства свободы от болезни и силы.

– И главное сразу, без реабилитационного срока, – поддержал его Ларсон.

– Скажу честно, Ник, я вначале не верил и врачи говорили как-то неубедительно – сами не видели, но французские и русские доктора утверждают… Чего уж там говорить – сейчас и то не верится. Правильно Стив сказал, проснешься ночью и думаешь – а не сон ли это. Классный ты доктор, Ник!

Скотт разлил коньяк по бокалам и предложил тост за Михайлова. Отпив глоток, продолжил:

– Мы деловые люди, Ник, и, естественно, хотели бы видеть вас здесь, в Нью-Йорке. Купим вам шикарную клинику, виллу на море, все сделаем, только работайте, лечите людей. Первейшему таланту место в развитой и демократичной стране.

Михайлов понимал, что это предложение исходит от чистого сердца и политика здесь не играет никакой роли. Но он не променяет Россию на зеленые доллары, это его страна и пусть сейчас ее экономика и мощь в упадке, но она встанет на ноги, поднимется с колен и пойдет семимильными шагами, обгоняя всех.

– Благодарю, Нельсон, но я тоже деловой человек и отвечу прямо. У меня есть Родина и это наипервейшее! А в приложении добавлю, что мне здесь вряд ли дадут работать. Стокфорды и их хозяева хотели бы, что бы я занимался разработкой биологического и генетического оружия, им совершенно не интересно – стану ли я при этом лечить людей. У меня просто не будет времени. Это факты и жизнь, господа… Но у меня есть другое предложение – я думаю у вас хватит денег, – он улыбнулся, – добраться до России, буду рад встрече с вами у себя дома. Медицинской помощи вам не потребуется, по крайней мере, лет десять, посидим рядком, отдохнем ладком. Так иногда говорят русские.

– И все-таки я беспредельно рад нашей встрече, – заговорил Ларсон, наполняя бокалы, – какие у вас планы, Ник, на ближайшее время?

– У Стоуна где-то на побережье вилла, вечером или завтра утром хотели поехать туда, а через пять дней домой. В Россию – матушку.

Михайлов отпил глоток коньяка и закурил, вглядываясь в лица собеседников. Они светились счастьем, счастьем выздоровления и новой жизни. Как-то легко чувствовал себя с ними Михайлов, не было в словах двойного дна и шли они от сердец, которые он держал в руках, исцеляя. Сэндс расплылся в улыбке.

– Дорогой Ник, а почему бы вам не отдохнуть вместе с нами, у меня есть свой остров и там прекрасно. Мы все можем поехать туда вместе прямо сейчас и провести изумительных пять дней.

– А почему у тебя, Стив? У меня вилла не хуже твоей, – возразил Нельсон.

– Потому, что это мое предложение.

– Стив прав, – поддержал его Джон, – но мы не знаем ответа Ника…

Все посмотрели на Михайлова, ожидая ответа.

– Господа, я был бы рад погостить у вас, но бросить Стоуна как-то не по-человечески, – возразил Николай.

– Здесь вообще не чисто, – как бы невзначай бросил Ларсон, – этот Стоун постоянно крутится со Стокфордом. Он хороший врач, но и гнида порядочная, наверняка работает на Лэнгли.

Михайлов решил, что пора заканчивать встречу. Ему уже никуда не хотелось – попасть бы быстрее домой, в Н-ск, завалится в свою кровать всем вместе, обнять детей и Вику с Аллой, уснуть пятером. А утром уехать отдыхать в свой родной лес, на речку: не получится, ноябрь на дворе. Он вздохнул. «А ребята вроде бы ничего, от чистого сердца приглашают. Посоветуюсь с Аллой и Викой, может, решусь махнуть к ним. Что мне Стоун – ЦРУшная шестерка, не он же меня приглашал сюда, Лэнгли в действительности.

– Господа, мне пора ехать, семья уже беспокоится.

– Нам бы очень хотели познакомиться с вашей семьей, Ник, – ответил за всех Ларсон, – вот наши визитки, передумаете – звоните, потребуется помощь: не стесняйтесь.

Михайлов протянул им свои визитки и вышел. Проводить его до машины пошли все трое – Ларсон, Скотт и Сэндс.

Стокфорда в лимузине не было, шофер пояснил, что он уехал давно и просил не ждать его. Дома не было и Стоуна, Стокфорд заехал за ним и они вместе ушли. «Поехали отчитываться, – усмехнулся про себя Михайлов.

Вся семья и Зеленский собрались в спальне, Николай рассказал, что встретился с этими миллиардерами. «Нормальные мужики, приглашают нас к себе на отдых. У Сэндса даже свой остров есть. Я пока отказался, неудобно бросать Стоуна, но он-то нас бросил, поехал с Биллом в ЦРУ, больше некуда. Если вы согласны, я бы с удовольствием отсюда уехал – внешне все прилично, но холодно.

Вика обняла его.

– Когда мы еще на море побывать сможем, я и на Черном-то не была ни разу. Но ты реши сам, милый, в этом доме и нам неуютно. И домой хочется и на море…

Вика положила голову ему на плечо, Николай прижал ее к себе, чмокнул в щечку.

– Хорошо, собирайтесь, мы уезжаем к Сэндсу на его остров. Я напишу Стоуну записку, нет, лучше скажу прислуге, они передадут ему. Но ему не обязательно знать, куда мы едем, хотя все равно догадается.

Все облегченно вздохнули и стали укладывать вещи, Николай взял телефон.

– Стив? Это Ник, мы принимаем твое предложение, если, конечно, оно еще в силе.

– Да, Ник, да, я рад, что ты решился, сейчас подъеду за тобой.

Даже по телефону Михайлов почувствовал, что Сэндс обрадовался по-настоящему и ему не терпится приехать за ним.

– Если ты не против, Стив, пусть за мной заедет Нельсон или Джон – не хочу, чтобы Стоун знал, что мы уехали к тебе.

– Хорошо, Ник, хорошо, Нельсон уже выехал, мы с Джоном встретим вас в аэропорту. У меня свой самолет, погода летная, так что скоро будем на месте. До встречи.

Михайлов положил телефон, все молча собирались, настроение поднялось и через 10 минут они уже приготовились к отъезду. Николай объяснил, что за ними заедет Нельсон Скотт, у него промышленные фабрики и заводы. Джон Ларсон, газетный магнат и Стив Сэндс, воротила военно-промышленного комплекса, ждут в аэропорту.

– Присядем по русскому обычаю на дорожку, – предложил Михайлов.

Он вспомнил, как Зеленский завез их вначале в аэропорт, там и забрал паспорта у Стокфорда, иначе бы сейчас они никуда не поехали. «Спасибо, Миша», – сказал он про себя и вслух предложил: «Пора».

Они спустились вниз, в холл и увидели два подъехавших лимузина. Нельсон приехал на своем и захватил лимузин Ларсона. Пока водители выносили и укладывали чемоданы, Михайлов познакомил всех друг с другом.

Через несколько часов они уже отдыхали на вилле Сэндса, жены «могучей тройки» прилетали следующим рейсом, отложив текущие дела – им тоже хотелось пообщаться с великим доктором.

Вику, впервые оказавшуюся на море, поражало все – шум легкого прибоя, успокаивающий нервы, накатывающиеся одна за другой маленькие волны и необъятная гладь океана. Чистый песок, по которому можно бегать, не боясь порезать ногу о брошенное стекло, и воздух, морской, океанский воздух, особенный и неповторимый. И никого вокруг, ни одной души, кроме прохаживающихся вдалеке охранников с автоматами. «От кого здесь охранять, – думала Вика, – это же остров, сюда можно приплыть или прилететь и зачем эти вышки с пулеметами со всех сторон? Наверное, Стив чего-то опасается или у них так заведено – охранять военных воротил с особой бдительностью. Она уже поднималась на одну из вышек посмотреть в подзорную трубу на океанскую гладь и окрестности. В нее хорошо просматривался весь берег небольшого островка километров пяти в диаметре или чуточку больше. Море, океан! Как она мечтала о нем, прикованная болезнью к дому, но о таком ей даже не снилось. Остров, настоящий райский остров! С растительностью и животными, удивительными птицами! Стив говорил, что опасных животных здесь нет и нет змей, но акулы у побережья бывают. Охранники на катерах опустили в воду металлическую сеть, чтобы не заплывали акулы. Кто знает, как они себя поведут?

Когда Сэндс предложил пойти в дом и перекусить, Вика взглянула на него умоляющими, но светящимися глазами и Николай попросил накрыть столики здесь, прямо на берегу. Столики с шатрами уже были, принесли легкие кресла, и вся компания пировала на свежем воздухе.

Дети, наскоро перекусив, бегали наперегонки по пляжу, иногда спотыкаясь о набежавшую волну и падая, купались, недалеко заплывая, и возвращались к взрослым. Больше всех им нравился хозяин виллы и острова Стив Сэндс – он умел умножать в уме трехзначные цифры и стал детским любимцем. Но и Нельсон Скотт не путался в песочных лабиринтах, а с Ларсоном они читали стихи вслух.

– Не знаю, Ник, как и сказать, но я очень давно не испытывал такого истинного удовольствия, – начал Сэндс, – у меня на вилле знаменитый Михайлов с прекрасной женой и ее очаровательной мамой! Это почище голливудских звезд! А дети!.. Это что-то неописуемо изумительное! Разве я мог поверить, не увидев и не убедившись сам, что в 1,5 года возможен такой интеллект и знания!

Словно несколько минут пролетели четыре дня. Алла, Вика, дети и Николай, дорвавшись до солнца, ходили бронзовыми по пляжу, с улыбкой и очарованием.

Николай замечал, что Сэндс, Скотт и Ларсон смотрят по-особенному на Аллу, считая ее свободной женщиной, вздыхают тайком от своих жен, оглядывая ее великолепную фигурку, чудом сохранившуюся в ее возрасте. Но никто из них не дал бы ей более 35 лет и если бы узнали правду, что ей уже 46, изумились и не поверили. Жены магнатов не ревновали Вику к своим мужьям, но к Алле относились настороженно сдержанно. Зеленский как-то случайно подслушал их разговор и, извинившись, решил вмешаться на свой страх и риск. Он объяснил им, что она тайно влюблена в Михайлова, поэтому ее другие мужчины не интересуют, но на пути у дочери никогда не встанет и в любви не сознается. Замечавшие сами, что Алла обращается с Николаем очень нежно и ласково, они успокоились, в душе сочувствуя ей.

Сидя под навесным шатром и глядя на резвившихся Юлю и Виктора, Сэндс заговорил с тоской, скорее всего, обращаясь к себе, а не к Николаю: «Какие славные детки… У меня уже взрослые и даже внуки старше их… От первого брака. Хочется еще понянчить своих»… Он замолчал, прикладываясь к пиву. Выбрав время, когда Сэндс на минутку остался один, Николай спросил его: «Проблемы у жены»? «Да, – ответил Стив, – врачи сказали, что она не сможет родить». Михайлов улыбнулся: «Они ошиблись, Стив, через 9 месяцев у тебя родится сын, поверь мне на слово».

Сэндс вспомнит об этом разговоре через два месяца, когда удивленная жена объявит ему, что она беременна. Врачи так и не найдут объяснений этому, на их взгляд, феномену. А через 7 месяцев родится мальчик, его назовут Ник Сэндс, будущий крупнейший военно-промышленный магнат США и личный друг Президента России. Несколько лет Сэндс будет считать Николая провидцем и только потом узнает, что опухоль у жены рассосалась не случайно и не сама собой.

А сейчас он сидел на берегу океана и размышлял. Стив и раньше приезжал сюда с друзьями, наверное, более близкими, но так уютно и тепло ему не было никогда. По утрам он ходил загорать на пляж, но пил и кушал на вилле, где солнце не доставало своими изнуряющими лучами. Но он и никогда не был на вилле осенью, сейчас не было духоты и зноя, теплый ветерок, ласково касаясь тела, освежал и бодрил. Сэндс полулежал в шезлонге, прикрыв глаза, и думал, что сам бы никогда не догадался обосноваться на берегу. Они бы ходили сюда загорать и купаться, а основное время проводили за бильярдом и пивом в здании.

Михайлов тоже размышлял, полулежа в шезлонге, но его мысли находились далеко от сюда, за тысячи миль, в родной России. Там сейчас холодно, градусов 10 ниже нуля, может уже лег снег, который растает в конце марта – апреле. Вся зима впереди – с холодом, горками, коньками и санками, морозным румянцем и особым весельем, которого не понять в теплых странах. «Хорошо здесь, но пора возвращаться домой»… Он вздохнул и взялся за свое пиво, уже думая о том, что принял правильное решение, уехав от Стоуна. Все пять дней, проведенные в его доме, чувствовалась скрытая тревога и волнение при внешней заботе и угодливости. Именно угодливости, не так, как здесь, где все отдыхали весело и с открытой душой.

Но, оказывается, задумывались и размышляли не только Михайлов и Сэндс.

– Мне за 50, – начал Нельсон, – и я был во многих местах, но так хорошо не отдыхал нигде. Я чувствую себя, как в райской лечебнице, здесь все пропитано какой-то целительной атмосферой – без подтекстов в разговорах, искренность и радушие, взаимопонимание и доверие. Ник, – обратился он к Михайлову, – вы скоро уедете, но если есть хоть маленькая возможность, крошечная лазейка – останьтесь с нами еще ненадолго.

Скотт по-настоящему искренне и умоляюще смотрел на Михайлова, ожидая ответа. Николаю действительно нравилось здесь все – природа и общество, но он решил вежливо отказаться. Закурив сигарету, он уже был готов к ответу, но в разговор неожиданно вмешалась Алла.

– Коля, – по-русски начала она. – Посмотри, как хорошо детям, впереди зима и Вике это пойдет на пользу в ее положении. Ты же не на государственной службе и тебе не надо отпрашиваться, а я тебе напишу заявление о продлении отпуска, хоть прямо сейчас, – она умоляюще улыбалась. – Да и какой это отпуск – две недели, ты два года не отдыхал.

Все внимательно следили за русским монологом Аллы, догадываясь, что она говорит на тему, задетую Нельсоном, но что она говорит? Не сводя глаз с Николая, ждали ответа.

– Прошу извинить, Алла просит меня остаться, поэтому и перешла на русский язык, ничего секретного она не сказала…

Михайлова прервал телефонный звонок, звонил сотик Ларсона, впервые на острове внешний мир беспокоил их. Николай решил продолжить после звонка, понимая, что у звонившего имеются серьезные основания для беспокойства.

Лицо Ларсона постепенно вытягивалось и бледнело, он бессильно опустил руки, телефон выскользнул из них, падая на песок.

– Ну, что? – не выдержал Сэндс.

– Сын попал под машину… – только и смог прошептать Ларсон бескровными губами.

Николай подхватил телефон с песка.

– Говорит доктор Михайлов, он жив?

Все повернулись к нему, ожидая ответа теперь от него, а он слушал телефон.

– Поставьте у палаты свою охрану, – прикрыв трубку рукой, бросил Сэндсу: «Готовьте самолет». Зеленский мгновенно сорвался с места к пилотам. – И никакой полиции. Не пускать в палату никого, кроме персонала. Узнайте – кто из врачей и медсестер занимается им, других не пускать тоже. К вам подъедет личный врач господина Ларсона, действуйте по его указаниям.

Михайлов опустил телефон, отдавая его Ларсону.

– Свяжитесь со своим врачом, говорить буду я.

Ларсон, ничего не понимая, набрал номер: «Его зовут Джек», – подсказал он, отдавая трубку Нику.

– Джек, это доктор Михайлов… Не до приветствий, Джек, слушайте внимательно: сын господина Ларсона в больнице, он на искусственном дыхании. Ваша задача – как можно быстрее попасть туда и не давать врачам ничего вводить ему, никаких лекарств. Слышите – никаких лекарств, это приказ господина Ларсона… нет времени для объяснений. Главное не отключить аппарат искусственного дыхания, отключат электричество – дышите вручную «гармошкой» и ждите нас. О том, что я приеду: никому ни слова, можете сказать, что приедет только господин Ларсон, все, даю трубку Ларсону.

Михайлов попросил его продублировать приказ, Ларсон машинально выполнил, но ничего не понимал, как и Сэндс, и Скотт, и их жены. А Михайлов уже обращался ко всем:

– Нужен полицейский чиновник, который сможет взять расследование этого случая в свои руки и провести его объективно, не смотря на возможное давление.

– Есть такой человек, – ответил Нельсон.

– Звоните ему, – попросил Михайлов, – он понадобится, пусть встречает нас у входа больницы. Господа Ларсон и Скотт летят со мной, если успеем добраться вовремя – к полднику ждите нас со здоровым сыном, – последнее Михайлов бросил Дженнифер, жене Ларсона. – У вашего сына сломан позвоночник и основание черепа, как утверждают врачи, травма несовместимая с жизнью. Но если успеем, все будет в порядке, – еще раз повторил он и зашагал к самолету, уже ревущему двигателями.

Пока самолет не взмыл вверх и не растворился на горизонте, все молчали, не зная, что говорить, следили за уменьшающейся железной птицей. В гнетущей тишине все еще, казалось, был слышен рев реактивных двигателей. Сэндс думал, как успокоить Дженнифер, цепляясь за слова Ника, но не осознавая их в действительности.

– Я верю, Дженни, они успеют, – твердо сказала Вика.

– Но…

– Никаких но, Стив, – перебила его Вика, – единственное, что не может мой муж – это оживлять мертвых, а я верю, что Ник прилетит вовремя. Десяти минут вполне хватит Нику, чтобы вернуть здоровье твоему сыну, Дженни.

К словам Вики отнеслись, как к успокоительным таблеткам, но все равно Стив благодарил ее в душе за поддержку.

– Тетя Дженни, почему вы грустите? – спросил Виктор.

– Майкл, мой сын, Витенька, попал под машину… И почему я не поехала с ними, меня словно что-то сковало от горя, – она обняла Виктора и разрыдалась.

«Пусть поплачет, – подумала Алла, – ей станет легче, все равно словами ее не успокоить».

– Тетя Дженни, вы зря плачете, – Юля, видимо, считала по-другому, успокаивая ее, – мой папа не ездит к трупам, чего же тогда живых оплакивать? Я знаю, что говорю, не стоит слезы лить, – Юля взяла платочек и стала вытирать ей глаза, – вот видите, даже тушь у вас водостойкая на ресницах, а вы нет почему-то.

От удивления и детской непосредственности Дженнифер Ларсон немного пришла в себя и улыбнулась.

– Спасибо, деточка, я не стану плакать, – она посмотрела на Аллу, словно ища в ней поддержки.

– Я понимаю тебя Дженни, я тоже мать, будем надеяться на успех, – Алла налила виски с содовой и протянула ей, – через сколько они будут в клинике?

– Через три часа от взлета, – ответил Сэндс.

– Значит, через три часа и будем ждать радостного звонка, – констатировала Вика.

Время, летевшее вихрем до этого, остановилось. Никто не знал, как «убить» его, ускорить его бег. Но все-таки оно неумолимо двигалось, отсчитывая секунду за секундой, слагаясь в минуты и часы. Дженни решила поплавать немного, смыть слезы, может так и время пролетит незаметнее. К ней присоединились все, но плавали без смеха и радостного детского визга, обычно сопутствующего каждое совместное купание.

Дженнифер вышла из воды, глотнула виски и закурила свою длинную и тонкую сигарету.

Телефонный звонок раздался внезапно, хотя и все ждали его, вздрогнули, как от щелчка пехотной мины-лягушки. Дженни, выронив сигарету на ногу, не замечала прижигающей боли, не в силах протянуть руку к телефону. Алла догадалась и приложила телефон к уху Дженни, считая, что мать первой должна услышать известие.

– Алло, Дженни, – кричал в трубку Ларсон, – это гений, нет Дженни, это Бог, гениальный Бог, Дженни. Все прекрасно, мы вылетаем, – трубку перехватил Майкл, – мама, все в порядке, мама, ждите нас.

Телефон замолчал и Дженни тихо прошептала, почти одними губами:

– С Майклом разговаривала, все хорошо, они вылетают. Джон еще о каком-то Боге говорил.

Висевшее в воздухе напряжение спало.

– Это о Нике, – заулыбался догадавшийся Сэндс.

К Дженнифер подошел Виктор.

– Тетя Дженни, теперь можно и всплакнуть.

Повисшая на несколько секунд тишина, взорвалась таким грохотом смеха, что сорвала всех птиц с деревьев, давая знать и охранникам, тоже беспокоившимся о Майкле, что он жив и здоров.

– Вика, – сквозь смех говорила Дженни, – что у тебя за дети такие?..

– В отца! – гордо отвечала она, радуясь счастливому исходу.

Дженнифер подхватила Витю и Юлю, закружилась с ними по пляжу, радуясь и смеясь, пока не упала на песок вместе с ними.

К полднику, как и обещал Николай, самолет приземлился на райском острове. К трапу сбежались все, кроме охранников на вышках. Люк распахнулся и в проеме показался Николай, сидевший на руках у Джона и Майкла. Они никак не могли протиснуться в люк втроем и отпустили Ника. Он первым сошел на землю, ворча вслух:

– Вот черти, никак не хотели, чтобы я своими ногами спустился. Словно дети малые…

Дженнифер бросилась к сыну, обняла его и снова заплакала, целуя и прижимая к себе, как малое дитя. Майкл, стесняясь, старался урезонить ее: «Ну, что ты, мама, все же хорошо, лучше Ника поблагодари, – перевел он «стрелки».

– Нет уж, увольте, «телячьи» нежности не для меня, – смеялся он, отходя в сторону и прячась за Аллу, – тем более на глазах тещи.

Со смехом и шутками все вернулись на пляж, под навесной шатер и уже там, не утерпев, стали наперебой расспрашивать подробности.

– Все расскажу все, – поднял руку вверх Джон, – только смочу горло. Расскажу по порядку.

Он налил неразбавленного виски полный бокал и выпил все одним махом, опустился тяжело в кресло и скупые мужские слезы побежали из его глаз.

– Видимо мне придется рассказывать, – вздохнул Нельсон, – Джон перенес сильное потрясение, пока я рассказываю, он придет в себя, – он отпил глоток виски и продолжил: – Когда мы прилетели к клинике, полицейский уже ждал нас. Мы прошли в палату, доктор Джек тоже находился там, всё, как просил Ник. Врач, стоявший рядом с Джеком, сразу же объявил Джону, что, к сожалению, ничего сделать нельзя. Он вначале не заметил Ника и, увидев его, побледнел, как полотно. Я сразу подумал, что здесь не чисто. Этот врач протянул Нику рентгеновские снимки, он посмотрел их и подтвердил, что действительно, с такой травмой жизнь не совместима. У меня от его слов чуть не подкосились ноги, выходит, мы зря торопились и Майкла уже не вернуть. Представляете, что творилось в этот момент в душе Джона… – Нельсон снова отпил глоток виски. – Дальше смотрю, этот врачишка вроде бы успокоился при словах Ника. А Ник попросил его выйти, объяснив, что последние минуты жизни отец должен побыть один с сыном, в кругу друзей, потом можете отключать аппаратуру, она действительно не понадобится.

Когда этот врач вышел, Ник сразу же подошел к Джону и сказал, что Майкл будет жить, все хорошо, и мы прилетели вовремя. Вы бы видели при этом лицо Джона, сейчас можно смеяться, а тогда это было нечто страдающее и непонимающее существо, смотреть на которое без слез невозможно. Ник попросил Джека взять на анализ кровь Майкла, а потом ввести ему внутривенно прозерин и атропин. Полицейский, по просьбе Ника, фиксировал все. Через несколько минут Майкл зашевелился, а Ник попросил позвать этого врача. Я и Джон ничего не понимали – то ли умрет, то ли не умрет, но Майкл зашевелился, и у нас появилась надежда. Когда врач пришел, Ник приказал ему отсоединить аппаратуру, а он шарахнулся в сторону, словно ужаленный, видя, как двигается Майкл. «Это убийца», показал на врача Ник, «арестуйте его». Полицейский надел наручники и зачитал права. Мы с Джоном так ничего и не понимали. Джек отсоединил аппаратуру, Майкл дышал сам, но еще плохо соображал и двигался. Ник объяснил полицейскому, что Майклу ввели дитилин, а потом тубокурарин-хлорид, это миорелаксанты, действуют, как яд кураре – человек самостоятельно перестает дышать. Вот почему он еще здесь, на острове, говорил об аппаратуре, мы с Джоном пытали его, но он отнекивается – может знал, а может и нет. Но об этом потом. Майкл быстро пришел в себя, а Ник заявил, что это снимки другого больного, у Майкла ничего не сломано, его просто хотели убить ядом кураре. Врач сразу же сознался во всем и дал показания, что его заставил это сделать Стокфорд.