Текст книги "Исцеление (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

– Есть, что сказать и обсудить, Сергей Ильич, – продолжил Михайлов после коньяка, – думаю, что губернатору необходимо знать и дальние планы. Эта клиника еще малоизвестна, хоть и едут сюда уже со всей России, но в ближайшее время потянутся и большие люди, как наши, так и иностранцы. Станут приезжать на лечение известные всему миру личности – артисты, политики, ученые. Необходимо учесть не только материальные, но и политические задачи. Я не собираюсь покидать нашу область, как и куда бы меня ни приглашали. И клиника станет представителем передовой медицины всей России, не только нашей области.

Михайлов достал сигарету и закурил, видимо, ожидая, что ответит губернатор на его вступительную речь. Но он молчал, думая про себя, что все может случиться – и иностранцы, и великие могут заглянуть, нельзя ронять престиж, но дослушаю до конца, издалека заходит Михайлов, большого просить станет. Николай Петрович, выпустив несколько клубов дыма, понял, что не хочет говорить губернатор, пока не услышал основного, не понял главного. И продолжил по существу:

– Клинику необходимо строить новую, с учетом требований времени и даже на опережение, по мировым стандартам. И как можно быстрее. Пока идет строительство – временно подобрать помещение, где бы больные могли ожидать операций не на улице.

Тимофеев не спешил отвечать, думая и изредка потирая лоб пальцами, совсем по-домашнему. «Если бы все руководители думали так же, по государственному, как бы мы прекрасно сейчас жили»… Все больше нравился ему Михайлов своей деловитостью, радением за народ и отчизну. Такие рождаются раз в сто лет, но помнят их гораздо дольше.

– Да, я согласен с вами, Николай Петрович. Будет трудно, старый бюджет заканчивается, новый предстоит утверждать. Если потребуется, стану просить правительство, к Президенту пойду, но своего добьюсь. Построим новую клинику – не хуже, лучше, чем где-либо и помещение на время строительства найдем. – Тимофеев улыбнулся, – не ожидал, доктор, что вы еще и хозяйственник, и политик, предлагаю перейти на ты.

– Согласен, Сергей Ильич, и последнее – место я под клинику уже подыскал. Хочу там и себе домик поставить, чтобы не стыдно было гостей встретить, если потребуется. Это пустырь около…

– Знаю, о чем говоришь, – перебил его Тимофеев, – действительно прекрасное место. Договорились.

Он не стал вдаваться в подробности.

– Все основные вопросы решили, значит не грех и еще по одной пропустить, Сергей Ильич, но с моей семьей. Ты не против?

– С тобой и спиться недолго, – пошутил Тимофеев, – но выпью с удовольствием, особенно с такой красавицей, как Виктория Николаевна!

Михайлов попросил по селектору Вику зайти с мамой.

Тимофеев удивился, увидев Аллу Борисовну, не ожидал увидеть именно ее. Сразу понял, почему напомнили ему Викины глаза Аллу Борисовну.

Михайлов не представлял их заново, зная, что они уже познакомились днем и разговаривали. Вика достала еще две рюмочки, Алла Борисовна засуетилась, как заботливая мать:

– Может я… там у меня колбаска есть, картошка осталась, огурчики соленые. Не ужинали еще, голодные с работы.

Она хотела выскочить из кабинета, но Тимофеев остановил ее, поблагодарил за заботу.

– Я лучше с лимончиком, коньяк прекраснейший, замечательный у тебя вкус, Николай Петрович, – похвалил его Тимофеев.

– Не у меня, у Аллы Борисовны, – рассмеялся он, – она в нашей семье этим заведует, целиком на ее вкус полагаюсь, – пояснил Михайлов, посмотрев на сияющую Аллу.

Сергей Ильич поднялся, взял пальцами рюмку.

– Уважаемые Виктория Николаевна и Алла Борисовна! Замечательный у вас муж и зять, чувствуется, что он любит вас и уважает. За прекраснейших женщин, достойных настоящей любви и большого уважения великих людей!

Даже Михайлов не ожидал такого тоста, а Вика и Алла просто сияли от восторга. Сам губернатор назвал их Коленьку великим, а их достойными его!

Тимофеев улыбнулся сияющим женщинам, глянул на часы.

– Очень уютно у вас, давно не был в такой радушной обстановке, но дела ждут. Ехать пора.

Он попрощался со всеми за руку, пожелал удачи и вышел.

* * *

Граф прошел в спальню, лег, не раздеваясь, и задумался. Еще гораздо раньше ему приходили на ум подобные мысли, но он отгонял их в повседневной суете, каждый раз откладывая на завтра, на потом. Неординарные события последних дней заставили задуматься серьезно, содрогаясь от возможных последствий лихого бытия.

Выросший без отца, с матерью, отдавшей единственному сыну всю нерастраченную любовь, он научился принимать мужские решения раньше и быстрее своих сверстников. Как и все пацаны в отрочестве, он восхищался мужскими видами спорта, особенно боксом и самбо. Занимаясь в этих спортивных секциях, Граф никак не мог определиться с выбором, как ему советовали тренера. Каждый видел в нем задатки выдающегося боксера или самбиста и настаивал на более серьезном подходе к своему виду спорта. Разговаривая с одним, Граф соглашался, у него появлялась уверенность, что его призвание именно бокс, но выслушав другого, считал самбо лучшим видом спорта, который ему необходим.

В секциях закалялась воля, воспитывался характер, росла выносливость и физическая сила. Его мать не считала эти виды спорта необходимыми, постоянно беспокоилась о родной буйной головушке: не стряхнул ли, не сломал ли ручку, но посещения секций не запрещала, называя их кровавыми и жестокими.

Появление первых секций по каратэ вызвало у Александра бурю эмоций и восторга. Это был спорт его мечты, помогавший совершенствоваться не только физически, но и духовно, овладеть силой внутренней энергии и собранности, концентрировать волю и решимость в единое целое, усиливая эффект.

После окончания школы Александр пошел работать на завод, видя, как бьется мать, стараясь дать сыну необходимую одежду и питание. С появлением его первой зарплаты она тяжело вздохнула: «Учиться бы тебе, сынок, проживем как-нибудь». Эти материнские слова глубоко запали ему в сердце, и он по вечерам усиленно занимался. Поступив на экономический факультет, Александр продолжал работать, обучаясь заочно, и непременно занимался совершенством техники каратэ. «Хоть бы драчку свою бросил, – ворчала мать, – и так времени не хватает». Александр улыбался в ответ, подходил, обнимал мать, объясняя, что это как раз и помогает работать и учиться одновременно. Каратэ дает силу, способность правильно распределить время, организует и воспитывает человека. Оно не мешает – помогает учебе и работе. Мать не понимала – чем может помочь в учебе гимнастическая драчка, так она любила называть каратэ, но не вмешивалась материнской властью, отвечая всегда одинаково: «Ладно, раз помогает, что поделаешь». Вздыхала тяжело и уходила в свою комнату.

Отслужив в армии, Александр вернулся на свой родной завод, ему предложили работать в экономическом отделе: он не бросил учебу и в армии, в этом ему повезло. Он закончил 4 курса – 2 до и 2 в армии.

Начавшаяся перестройка приносила свои плоды, появились кооперативные киоски и магазины, но в первую очередь совершенствовался преступный мир. Возникали новые и новые преступные группировки, в городе свирепствовал рэкет, морально и материально не подготовленная милиция фактически бездействовала, ловя мелких воришек. Не получая и без того мизерную зарплату по несколько месяцев, ее лучшие кадры уходили в частный бизнес, а иногда и в те же самые преступные группировки.

Еще находясь на службе, Александр почувствовал, что армия разваливается, снижается ее боеспособность, резко падает дисциплина и начинается разгул свирепой дедовщины. Пьют не только офицеры, но и солдаты-первогодки. В стране идет разгул полнейшего беспредела, каждый стремится хапнуть побольше, правящая элита ведет междоусобные войны, стараясь оторвать куски пожирнее, и никому нет дела до простых людей, таких, как он.

Дети социального дна бросали школу и зарабатывали себе на жизнь на автозаправках, занимались воровством и пьянством, токсикоманили и употребляли наркотики. Девочки, не стесняясь, торговали натурой.

Видя, что соседский парнишка не посещает школу, Александр спросил однажды его учительницу, живущую в том же доме: «Что же вы к нему домой не зайдете, погибает парень»? Она смерила его таким презрительным взглядом, что он пожалел о вопросе, особенно после ее циничного ответа: «Буду я еще по домам ходить… за такую зарплату».

Ему захотелось крикнуть: «Стойте, люди, куда вы катитесь? Это же атавизм! Нет, вы не люди… звери».

После армии потребность была не только в еде, необходимо одеться и, рассчитывая на зарплату, он не получил ее. Над ним посмеялись и объяснили, что он и так счастливчик – взяли на работу при огромных сокращениях, а если получишь зарплату месяца через три – четыре: считай, повезло.

Проблемы наваливались, вырастая, как снежный ком, мать, сводившая еле-еле концы с концами, пока он был в армии, сейчас шаталась от голода, стараясь отдать ему кусок получше. Что делать – никто не знал! Сжимал Александр кулаки до боли, хотелось выть от бессилия, особенно когда показывали по старенькому, еще советскому телевизору, войны Ельцина и Горбачева. Материл он про себя все правительство и партию в том числе, надоело смотреть на опротивевшие сытые рожи. Телевизор продали – денег хватило на день: отдали долги и поели разок досыта.

Была у него и его друзей, таких же армейцев – десантников, своя точка зрения на происходящие события. Считали они меченного говнюком, ввергнувшим страну в пропасть, продавшимся за европейскую славу. Нет, они не против рынка и демократии, но нельзя в России отпускать вожжи сразу. Постепенно, под контролем государства необходимо создавать рынок, еще Ленин говорил об учете и контроле, а как он сейчас необходим над кооператорами, которые не платят налоги, обирают людей до нитки. Должна существовать программа плавного перехода, а сейчас что? Дерутся верхи за власть, хапают народные денежки, топят друг друга в дерьме, а народ – не до него сейчас.

Собирались вместе бывшие армейцы, курили, матерились, обсуждая насущные проблемы, но с каждым днем становилось их меньше и меньше – кто-то устроился охранником к ворюге – бизнесмену, кто-то подался в ОПГ, но таковых было меньше, кто-то пристроился по-другому.

Александру предложили вступить в группировку, и даже сам смотрящий за районом разговаривал с ним, но он отказался. Местному лидеру очень хотелось заполучить Александра, слышал он о его бойцовских способностях и поэтому в следующий раз направил четверых – пусть поучат несмышленыша, сам потом прибежит.

Четверо качков не составили Александру проблемы – вернулись они назад, как побитые собаки, тявкая и зализывая раны. Но он понял, что в покое его не оставят.

В течение нескольких дней готовились каждая из сторон. Лидер Октябрьских не хотел рисковать и решил продемонстрировать не только силу, но и своеобразное уважение. Он приказал вооружиться резиновыми дубинками, чтобы не покалечить сильно противника, он нужен был живой и не калека. Калека его не интересовал. На предложение одного из своих – грохнуть и все дела – так глянул, что у того по спине побежали мурашки. Лидер повторил еще раз, что Александр необходим живой и не искалеченный.

На стрелку они явились, ничего не подозревая, десять бритоголовых качков, размахивая дубинками, уверенные в своей силе, демонстрировали превосходство. «Мои слова и желания – закон в этом районе и не подлежат обсуждению, – надменно начал лидер Октябрьских, – только из снисходительности к тебе спрашиваю я последний раз»…

«Ты хочешь получить ответ? – перебил его Александр, – ты его получишь»!

Откуда ни возьмись, появились десять таких же качков. «Что станем делать с шакалами, Граф? – спросил один из них. – Поучим немного», – усмехнулся он.

Лидер Октябрьских, шамкая выбитым зубом и держа лед на голове, разносил своих братков за то, что не доложили ему о Графе, прошляпили новую группировку, действующую на его территории. В его понимании каждый, имеющий кличку, автоматически вписывался в их среду и сейчас он пытался определить его ранг. Прибежавший шестерка доложил, что Граф еще давно, до армии качал права в этом районе и сейчас, видимо, хочет вернуть себе положение. Метнувши в шестерку куском льда, Олег решил затаиться на время, выяснить силы и возможности Графа, а потом уже отомстить, отомстить насмерть. Он не знал тогда, что Александр не имел клички – это была его фамилия, и что попросил он помочь ему бывших армейцев десантников, своих друзей, которых сам и обучал в армии рукопашному бою.

События быстрыми кадрами мелькали в голове Графа, он хорошо помнил, как жизнь заставляла приглашать на тропу войны сослуживцев чаще и чаще, как аккуратно подталкивал его на скользкую дорожку хитрый и коварный Бром. И вот уже нет Олега и Брома, он сам занял место последнего. Но могут прийти другие Олеги, Бромы и Графы, необходимо решать сейчас, пока он в силе – идти или остановиться, жить или умереть?

Он выбирает жизнь! Постепенно отойдет от дел, передавая бразды правления, и займется легальным бизнесом. Доктор ему поможет.

Решение сняло камень с души, настроение поднялось, и он позвонил колокольчиком.

Вошла Нина, одна из его пяти девушек – горничных, которых он нанял для поддержания порядка в доме. По сути, они являлись путанами для одного лица и зарабатывали себе на жизнь таким образом – все же лучше, чем стоять на панели, «прелести» которой они еще не познали.

Последний месяц Александр спал только с ней одной, он чувствовал, что его безудержно тянет к Нине, скучал без нее, когда уезжал. Она одна возбуждала его, приводила в трепет и заставляла сердце биться сильнее. Бурные ночи, проводимые с Ниной, днем не снимали напряжения, всегда хотелось обнять волнующее тело, прижать к себе, замереть и шептать на ушко ласковые слова, поехать вместе на отдых, неважно куда.

Отдаваясь ему с неистовой страстью, она грустила днем одними глазами, словно попрекала за что-то. Саша чувствовал грусть этих глаз, стараясь быть нежнее, но взволнованное сердце подсказывало – не то…

Нина прилегла рядом, несколько полубоком, давая ему возможность полюбоваться своей стройной фигуркой. Ноги, длинные точеные ножки в чулках загорелого цвета отдавались пульсом в его брюках. Взгляд поднимался выше – о, этот волнующий плавный изгиб талии, груди, манящие мужскую руку… Нина, его златокудрая Нина бессловесно звала его. Ворваться вулканом в испепеляющее лоно и взорваться потоком лавы…

Александр пересилил желание.

– Я хотел поговорить с тобой, Нина…

Она подняла взор, ожидая продолжения, и только легкая грусть туманила ее глаза.

– Я люблю тебя, – чуть хрипловато выговорил он, – будь моей женой!

Она обняла его, уткнувшись лицом в грудь, и тихо заплакала. Александр гладил ее по спине и ждал ответа. Через несколько минут Нина подняла голову, смахнула слезы и ответила:

– Спасибо, Саша! Я не надеялась… я тоже очень люблю тебя и стану твоей женой. Все же есть Бог на свете – хорошо, что ты сказал это сегодня: завтра бы было поздно.

Нина положила пальцы ему на губы, не давая спросить, и улыбалась уже без грусти в глазах.

– Это была бы наша последняя ночь, – продолжала она, – которую я решила провести бурно и страстно, чтобы насладиться тобой надолго, а потом вспоминать и, может быть, плакать. Утром я бы ушла, тихонько поцеловав любимого человека. Навсегда оставив твой образ в своем израненном сердце, ушла, чтобы ты меня никогда не нашел, – она помолчала, все еще держа пальцы на его губах и не давая ему говорить, – я очень сильно полюбила тебя, Саша, но стать твоей женой не надеялась и могла только мечтать. Для меня очень важно, что ты сказал мне о своей любви именно сегодня, до того, как я открою тебе главную новость. Сашенька, мой милый Сашенька, я жду от тебя ребенка!

Александр мгновенно вскочил с кровати, схватил Нину на руки и закружил по комнате, крича от радости на весь дом:

– Ниночка, моя любимая Ниночка! Как здорово! У нас будет ребенок! – он положил ее на кровать и уже тише, поглаживая ее живот, продолжал говорить: – Здесь продолжается наша жизнь!

Александр целовал ее груди, живот, ноги, каждую клеточку любимого тела. Они предались любви…

Нина обнимала его одной рукой, уткнувшись лицом в грудь и счастливее ее не было на свете ни одной женщины. Сбылась ее мечта – Саша станет мужем и у ребенка будет отец, ей не придется воспитывать его одной, по ночам вспоминая любимого. Оставалась всего лишь одна проблема – горничные, живущие в доме, но Саша не был ни с кем из них целый месяц. С этого дня она не сможет жить рядом с ними, зная, что и они бывали в этой постели. Словно прочитав ее мысли, Саша заговорил:

– Завтра, – он глянул на часы, – уже сегодня ты уволишь девочек, но одной тебе не справиться, подберешь сама приходящих домработниц или пусть живут здесь – ты хозяйка.

Нина помолчала, а потом засмеялась.

– Ты чего? – не понял ее Саша.

– Никогда не думала, что стану Графиней, – сквозь смех ответила она.

Утром Александр пошарил рукой и, не найдя Нины, открыл глаза – в спальне, кроме него, никого не было. Он огорчился – хотелось проснуться и прижать к себе молодую жену, сказать ей что-нибудь ласковое и услышать в ответ нежные слова.

– Проснулся Сашенька, – Нина, словно почувствовав, вошла в спальню, присела на кровать, любуясь его спортивным телом, – девочек отправила, не хотела, чтобы они здесь с утра маячили.

– Дурашка, – он притянул ее к себе и поцеловал, – как они, не возмущались?

– Не-ет, Катька попросила с подвохом, чтобы я их сама отвезла, но Светка ответила ей, что графини за рулем не ездят, а так все нормально. Съезжу сегодня в город, подберу двух горничных и повара. Ты не против, Саша?

Александр смотрел на нее и думал, как же изменилась она всего за одну ночь. Похорошела – глаза горели и светились счастьем, придавая лицу особую привлекательность, в голосе появилась уверенность, и звучал он как-то нежнее обычного.

– Позавтракаем и поедем вместе, – ответил он, – подадим заявление в ЗАГС, заскочим к Михайлову в обед на работу.

– К нему же не попадешь, – перебила его Нина.

– На тебя это теперь не распространяется, – улыбнулся Саша, – ты всегда желанный гость в его доме и клинике.

Александр почувствовал, что это польстило Нине, доктора здесь уважали все. Он положил руку на ее живот и продолжил:

– Да и узнать надо – кто там у нас: девочка или мальчик, сколько недель?

Нина заволновалась.

– Неудобно, Саша, стыдно. Как я стану общаться с ним, если предстану перед ним голой, и он мне туда заглядывать будет? Он же не гинеколог… я у них еще ни разу не была на приеме.

Александр засмеялся.

– Успокойся, Ниночка. Не была и не будешь, чтобы ты у гинекологов на кресле парилась – никогда! Доктор мой друг, из врачей только ему верю, он тебя и раздевать не будет – так все скажет, и роды потом сам примет. Тут уж никуда не денешься – за то всем спокойно будет. Родишь быстро, без проблем и осложнений, с уверенностью, что ты и ребенок здоровы. Кстати, Вика тоже беременная, я бы хотел, чтобы вы подружились.

Они позавтракали на постели и выехали в город. Решив проблемы с горничными и поваром, подав заявление в ЗАГС, они к обеду подъехали к клинике. Нина держала под руку Александра, их без вопросов пропустили внутрь и Танцор по поведению понял, что у них серьезные отношения, а значит необходимо отдать команду своим подчиненным – впускать Нину без приглашения. Всего лишь трое имели право посетить клинику в любое время – мужья Светы и Любы, Граф, теперь добавилась Нина.

Александр представил Нину Вике, как невесту и жену. Вика, конечно, видела Нину раньше, когда приезжала в коттедж, но не разглядывала горничных, тем более не разговаривала. Сейчас они смотрели друг на друга так откровенно, что Александру стала смешно. «Девчонки совсем», – подумал он и прошел к Михайлову.

– О-о! Кого я вижу! Проходи, проходи.

Михайлов крепко пожал руку Александру.

– Не один, с женой приехал, – пояснил Александр, – представил ее Вике – уставились друг на друга, словно первый раз видят. Насмотрятся – придут, хорошо бы подружились.

– Подружатся, куда им деваться, – улыбнулся Михайлов, – давай, махнем в выходные в лес, шашлыки пожарим, отдохнем, девчонки заодно пообщаются, привыкнут друг к другу.

Михайлов закурил, стряхивая пепел в оригинальный, сделанный из глины маленький череп. Зашли Алла Борисовна, Нина и Вика, быстро накрыли на стол.

– Прошу к столу, – пригласил всех Николай Петрович, – отобедать, чем Бог послал. Мы с Сашей договорились в выходные на природу выехать, шашлыки пожарить. Представляете – снег, свежий воздух и горячие шашлыки на легком морозце. У женщин сладкие румяные щечки – не перепутать бы с шашлыками, – он засмеялся, – а сейчас ешьте буженинку. Ты налегай, Нина, на еду, налегай – двоих кормишь, – улыбался Михайлов.

– Ой, – застеснялась и покраснела Нина, – как вы узнали?

– Ну, это же просто, – продолжал шутить Николай Петрович, – посмотри – у тебя левое плечо на 8 миллиметров выше правого, значит девочка, 8 недель. Если бы правое – мальчик.

Нина опустила плечо пониже, все заметили и засмеялись, рассмеялась и она, вспомнив слова Александра, что доктор и так все скажет.

– Смех продлевает жизнь, – продолжал Михайлов, – от него даже мозги проясняются. У меня как раз одна извилина просветлела, и вот какая мыслишка появилась…

– Сейчас опять что-нибудь выдаст, – не удержалась и перебила его Алла.

– Ничего особенного – хотел спросить Сашу: знает ли он фармацевтический заводик в городе?

– Знаю, – ничего не понимая, ответил Александр, – подыхает заводик, закроется скоро, как нерентабельный.

– А я вот решил за диссертацию взяться, собственно она уже написана здесь, – Николай Петрович показал на голову, – не солидно как-то известному человеку без ученой степени. Алла Борисовна с Викой отпечатают ее на компьютере, в январе защищусь.

– Здорово! – восхищенно смотрела на него Вика.

– Но у нас нет компьютера, – подметила Алла Борисовна.

– Ты же знаешь, мама, у Коленьки все просто: нет – купи. Сегодня и купим вместе с принтером.

Михайлов заулыбался, хваля Вику за находчивость, но глаза смотрели с явной хитрецой и лукавинкой. Граф первый догадался, что не договаривает пока что-то Николай Петрович, хочет приберечь основное на десерт.

– Что диссертацию взялся писать, это хорошо, однако тебя и без ученой степени вся Россия знает, к тебе лечиться едут, а не к профессорам и академикам. И я тебя знаю – темнишь, Николай Петрович, не договариваешь. Что ты там про заводик спрашивал? Выкладывай, не темни.

Граф погрозил ему ласково пальчиком, бубня что-то нечленораздельное.

– Да не темню я вовсе, – отмахнулся Михайлов, – пока я диссертацию пишу, ты, любезный Граф, приберешь заводик к рукам, пусть твои юристы подсуетятся, оформят типа ЗАО или ОАО. Акции поровну на нас пятерых. Как девочки, пойдете в акционеры? – Николай Петрович посмотрел на Нину.

Она растерялась, не зная, что отвечать, никогда ей не приходилось сталкиваться с коммерцией, тем более крупной. Впервые пожалела Нина, что кроме 10 классов за душой ничего не было, но она наверстает, главное, что ее приняли, как равную, предлагают акции, которых она не заслужила. Словно, как раньше, платят за тело. Ей стало обидно за свою неграмотность и некомпетентность. Ничего, она научится всему, Саша подскажет, с чего начать.

– Пойдет, пойдет, – ответил за нее Александр.

– Ты же говорил, что завод нерентабельный, – решилась сказать Нина, на ее взгляд, основную мысль, которую почему-то все умалчивают.

– Если доктор предлагает стать тебе акционером, дорогая, значит, заводик скоро начнет давать доходик, – Саша засмеялся от удачно подобранного выражения, – и не малый, я думаю.

– Так идешь в акционеры? – еще раз спросил Нину Михайлов.

– Иду, иду, – словно боясь, что ее не возьмут, почти крикнула она.

Вика и Алла Борисовна тихо и незаметно засмеялись. Они тоже не разбирались в коммерции, но крепко успели усвоить – Коля дурного или нерентабельного не предложит. Поэтому всегда соглашались, чего не понимали – он объяснял им дома.

– Пока я копаюсь с диссертацией, – продолжил тему Михайлов, – ты, Саша, оформишь и начнешь переоборудование завода, кадры сохрани все, кроме директора, гони его в шею – ленивый и бездарный. Есть там один начальник отдела, некий Белецкий, его поставишь директором завода.

В январе я буду защищаться и скажу, что изобрел лекарство, выпускать его станет только наш завод. Препарата потребуется много, очень много, не только для России, для всего мира. Если заводик переоборудовать и запустить на полную мощность, он с трудом справится с потребностью россиян. Думай, как обеспечить весь мир, где развернуть новые площади, поставить цеха, летний выпуск фармфака постарайся забрать весь к себе. Технология лекарства несложная и сырья достаточно. Ты, Саша, решай стратегические вопросы, тактикой пусть директор занимается, он умный мужик, справится. Ты сам по образованию экономист, тебе и карты в руки – выбираем тебя председателем совета акционеров. Девочки могут обидеться, скажут – решил все без них, полноправных акционеров.

– На тебя обидишься, как же, – рассмеялся Граф, – миллионы чистой прибыли в карман сует и еще спрашивает чего-то. На руках такого носить, а не обижаться! Это же надо додуматься, извините девочки, из говна гамзульку сделать! Голова-а-а, вот это голова-а-а!

– Ну, если нет возражений, тогда принципиально все. В выходные на шашлыке детали обсудим, – он взглянул на часы, – в операционную пора, с Сашей еще хочу минутку тэт а тэт переговорить.

Женщины вышли, удивляясь – никогда раньше не держали мужчины от них секреты…

– Давно искал случай, – начал Михайлов, – думаю сейчас подходящее время и ты как раз созрел. Дом у тебя, семья и работа теперь есть…

– Можешь не продолжать, – перебил его Граф, – знаю, что сказать хочешь и согласен полностью. Завязываю с прошлым окончательно и бесповоротно. Многие ребята охранниками на завод пойдут, создадим частное охранное агентство, а личная охрана останется личной – бизнесменов тоже охранять надо.

– Я рад, что много слов не потребовалось, так и думал. Но все, счастливо тебе, пора идти мне, людей лечить.

* * *

Вика стояла у окна и смотрела на катающихся с горки ребятишек, которые весело и дружно, часто визжа от восторга, съезжали вниз, доказывая друг другу, кто из них укатился дальше. По бокам от ледяной дорожки, еще в начале декабря залитой водой, стояли несколько мам, разговаривая между собой и наблюдая за своими малышами. Двое мужчин, видимо отцов, очень нежно усаживали своих маленьких на ледянки, подталкивали их и наблюдали, как они катятся, весело вереща. Потом поджидали своих, когда они вернутся, иногда подавая руку на трудных участках подъема, и процедура повторялась.

Чуть подальше находилась другая горка, более высокая и крутая, где катались дети постарше, Вика перевела взгляд на нее. Изобретательности и задора здесь было побольше и вместо родителей останавливались иногда не спешащие взрослые прохожие: посмотреть на ребятишек, может быть вспомнить детство или представить своих деточек.

Но вот что-то не поделили мальчишки лет восьми и завязалась драка, которую разнял прохожий, но еще долго после этого они жестикулировали руками, видимо, пытаясь доказать свою правоту, прежде чем разойтись по домам.

Вика снова перевела взгляд на маленькую горку и инстинктивно положила руку на живот, представляя своих двойняшек, катящихся с визгом вниз. Николай усаживал их на ледянки, а она встречала их внизу… Она вздохнула и присела на кресло, тоска и скука не проходили, особенно сегодня, на третий день отсутствия Николая. Его ежедневные звонки из Москвы ненадолго взбадривали ее, но отсутствия мужа не восполняли, и она грустила, тревожась за него, как обстоят дела с защитой. По телефону Николай не вдавался в подробности, объясняя, что все хорошо и нормально, тревога и тоска возрастали, Вика нервничала и иногда плакала потихоньку. Мать говорила, что так бывает из-за беременности, нервная система становится более ранимой и раздражительной, меняются вкусовые ощущения и ей действительно хотелось чего-нибудь кисленького или соленого.

Задумавшись, Вика вздрогнула – звонил телефон. Она взяла трубку:

– Алло, Вика, привет. Это Александр, телевизор смотришь?

– Нет.

– Включай быстрее, Николая Петровича показы…

Не дослушав, она бросила трубку и метнулась к телевизору, включила и с нетерпением ждала, пока появится изображение. Потом крикнула:

– Мама, иди скорее – Коленьку показывают!

Алла прибежала, бросив недомытую посуду, на ходу вытирая руки полотенцем. По торжественному виду Николая поняла сразу – защита прошла успешно. Он с улыбкой говорил:

– Вас, журналистов, людей вечно ищущих сенсацию, трудно чем-либо удивить.

– Мы обычные люди, подверженные всем болезням, – отвечал один из представителей прессы, – поэтому нам вдвойне интересно, тем более не часто приходится сталкиваться с ученым, чья диссертация, представленная на соискание ученой степени кандидата медицинских наук, получила докторскую степень. Скажите, Николай Петрович, что вы чувствуете, какие ощущения после защиты?

– Мне кажется, – Михайлов сделал небольшую паузу, обдумывая ответ, – что мой труд оценен по достоинству. Пришло время, когда врач может справиться с любой болезнью.

– Вы можете осветить суть диссертации?

– Невозможно осветить необъятное и я выбрал крупицу, которая продлит и сохранит жизнь многим и многим людям. Есть такое заболевание – панцирное сердце. Это исход хронического перикардита бактериальной, туберкулезной, чаще ревматической этиологии. Он может возникать после ранений и травм. В результате продуктивных процессов в сердце перикард сращивается с эпикардом. Сказать проще – сердце сращивается со своей оболочкой, сумкой, в которой находится. Известковые отложения уплотняют эту сумку, образуются рубцы. Сердце находится, как бы в сдавливающем панцире, пространство которого уменьшается с каждым днем. Лечение хирургическое, исход благоприятный.

Изучив продуктивные процессы, происходящие в сердце, я изобрел лекарство, рассасывающее этот панцирь за несколько дней. Ранее не каждый хирург мог выполнить частичную резекцию перикарда, сейчас любая медсестра, введя препарат внутривенно, освободит больного от заболевания.

– Потрясающе! Болезнь, подвластная классным хирургам, переходит в руки медицинских сестер! – журналист снова повернул микрофон к Михайлову. Он улыбнулся.

– Я бы высказался несколько иначе. Обследование, диагноз, назначение и дозировка лекарственных средств – прерогатива врача.

– Вы можете сказать название препарата?

– Я его назвал витасклерозином. Дело в том, что бичом многих болезней является атеросклероз – это обширное заболевание, но поражает оно чаще всего определенные сосуды, например, сердце, вызывая ишемическую болезнь, сосуды мозга, почек, периферические сосуды, исходом реально бывает и ампутация нижних конечностей. Витасклерозин растворяет насыщенные жиры, холестерин, возвращает плотным, хрупким и ломким сосудам их былую эластичность. Конечно, если в результате атеросклероза развился облитерирующий эндартериит, и болезнь зашла далеко, до образования гангрены, или развился инфаркт почек, миокарда, витасклерозин не устранит гангрены или инфаркта, но предупредит дальнейшее развитие заболевания. Больные обращаются к врачу задолго до возникновения гангрены или инфаркта и всего лишь разовое внутривенное введение препарата снимет этот вопрос полностью с повестки дня. Кроме того, витасклерозин можно и нужно использовать в качестве профилактики заболеваний, например, введение его лицам после 30 – 40-летнего возраста избавит их от перечисленных мною заболеваний. Это, как бы станет своеобразной прививкой от нескольких десятков заболеваний, в причинной основе которых лежат банальные склеротические процессы, вызванные отложениями насыщенных жиров и холестерина.