Текст книги "Месть драконов. Закованный эльф"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 60 страниц)

Пленница

Шайя прислушалась к негромкому шуршащему звуку. От нее не укрылось, что пастушок повернулся к высокой скале, ограждавшей его лагерь, и теперь пытался перетереть свои кожаные путы. На это потребуется время. Мальчик то и дело замирал и прислушивался к ее равномерному дыханию. Она чувствовала, что он смертельно напуган.

Шайе не нужно было даже притворяться спящей, она то и дело задремывала, когда звук прекращался, и просыпалась, когда он начинал звучать снова. Краем глаза она наблюдала за тем, как он час за часом сражался с путами. Когда ночь подошла к концу, начал моросить дождь. Шайя вздрогнула, услышав вздох облегчения – она действительно на миг провалилась в глубокий сон! Мальчик не заметил, что она проснулась. Судя по всему, он чувствовал себя в безопасности, поскольку выпрямился, принялся растирать ноющие руки и ноги.

Шайя долго размышляла над тем, как вести себя в этот миг. Если он попытается убить ее, она убьет его. Если попытается изнасиловать – она вонзит ему в глотку его смешной костяной кинжал. Все зависит от него.

Из-под полуприкрытых век она видела, как он нагнулся, принялся ощупывать землю в поисках большого камня. Слишком большой! Таким он без усилий пробьет ей голову! Он принялся подкрадываться к ней, ему оставался еще шаг, когда она села и нарочито сонно заморгала. Пастушок прыгнул вперед, размахнулся для удара. Камень угодил в голову Шайи сбоку. Она двинулась вместе с ударом, чтобы слегка ослабить его силу, и все равно – перед глазами взорвалась молния. Если он замахнется еще раз, снова решит ударить, у нее не останется иного выхода, кроме как убить ее. Она лежала на боку, спрятав под собой левую руку, в которой сжимала костяной кинжал.

– Тупая коза! – выругался мальчишка и выпустил камень. – Я никогда еще не бил девушку. Я не хотел…

Шайя вздохнула и выпустила кинжал. Судя по виду малыша, он готов был вот-вот разреветься.

– Ты меня слышишь?

Она промычала что-то нечленораздельное.

– Я не хотел! Ты сама меня вынудила! Не сопротивляйся… Я не хочу снова бить тебя, но ударю, если придется, – на последних словах голос его задрожал.

Он склонился над Шайей, полностью перевернул ее на живот, поставил колено на спину.

Можно ли доверять ему? Нужно решить сейчас! Если он свяжет ее, то сможет делать с ней все, что угодно. Эта дрожь в его голосе… Что это было – неуверенность или ненависть?

Когда он завел ей руки за спину, Шайя выпустила костяной кинжал, чтобы он остался лежать под ней. Парень был настолько взволнован, что даже не стал искать его.

Она чувствовала его дрожь, когда он связывал ей руки. Потом посадил ее.

– Как только рассветет, я отведу тебя обратно в Дом Неба, – произнес он, не глядя ей в глаза.

Он попытался снова разжечь костер, который моросящий дождь превратил в серую кучку пепла и кусочки древесного угля. Через какое-то время он сдался. В пепле не сохранилось ни малейшей искры.

Над зубчатой стеной гор медленно разгорался свет. Парень порылся в кожаной сумке и нашел кусок хлеба. Сначала отломил заплесневелые куски, а затем протянул остальное Шайе.

– Есть хочешь?

– Я же связана. Как я буду есть?

На миг пастух растерялся.

– Открывай рот, – просто сказал он и поднес хлеб настолько близко к ее лицу, что она смогла откусить. На вкус хлеб оказался заплесневелым и пропитанным влагой.

Самые плесневелые куски мальчик взял себе. Ел он молча. Шайя видела, что он борется с собой. Поев, он принялся старательно укладывать свои пожитки в кожаную сумку. Покончив с этим, он, наконец, поднял на нее глаза.

– Я должен отвести тебя в Дом Неба. У меня нет выбора. Всем пастухам в горах приказано ловить сбежавших девушек и отводить к матери матерей. Тамошние женщины помогают нам. Если на стада нападают болезни, мы теряем слишком много животных и наступает голод. Так было всегда.

Шайя ничего не ответила. Она давно уже решила, что выхода нет. От девантара ей не убежать. А так она принесет мальчишке награду.

Начался долгий переход. Он вел ее по козьим тропам, по каменистому склону на запад. Ночью она бежала другим путем. Чаще всего он шел впереди нее. Шайе казалось, что, глядя на нее, он начинает нервничать. Наверное, еще никогда не спал с девушкой.

К полудню дождь прекратился, но небо по-прежнему было серым. Холодный ветер гладил склоны, вгрызаясь в жалкие обрывки одежды Шайи. Ноги болели, все были покрыты ранами, несмотря на то что пастух не стал отбирать у нее ботинки, которые она украла у него вчера.

– Ты не боишься за своих коз? – поинтересовалась она в какой-то момент. Животных они давно оставили позади.

– Здесь нет волков. Только Быкодав. А если придет он, буду я рядом или нет, уже неважно.

– Я же сказала тебе, что он больше никогда не придет.

Он обернулся к ней.

– Как невооруженная девушка с израненными ногами могла убить медведя?

– Упав с ним с уступа, – она точно описала ему, где он сможет найти труп. – Забери его шкуру и зубы. Это принесет тебе несколько монет и сделает знаменитым. Скажи, что это ты убил его, и твоя жизнь изменится.

– Я не хочу строить свою жизнь на лжи.

– Кому будет прок, если пропадут мясо и шкура? – Она видела, что ее слова заставили его задуматься.

– Но никто не поверит, что я убил Быкодава.

– Тогда скажи, что это ты упал с ним с утеса.

Он застонал. Судя по всему, история ему совершенно не нравилась.

– Возьми хотя бы немного его мяса. И не ешь печень! У медведей она обычно изъедена глистами.

Дальше они снова пошли в молчании. Каждый шаг давался Шайе с трудом. Но она не хотела просить его остановиться. Для этого девушка была слишком горда. Она была принцессой ишкуцайя, дочерью бессмертного Мадьяса. Она крепче пастушка.

Ближе к вечеру они пересекли ручей. От ледяной воды ногам стало легче. На другом берегу они, наконец, устроили небольшой привал. Пастух снова предложил ей немного заплесневелого хлеба. На этот раз к нему прилагался белый крошащийся сыр. Когда она смотрела на него, его движения становились неловкими. Чаще всего он держал голову опущенной, чтобы черные кудрявые волосы закрывали ему лицо и скрывали его от ее взглядов.

– Каково было повстречаться с бессмертным Муваттой?

– Больно, – с горечью ответила она, преисполненная решимости не произносить на эту тему больше ни слова.

Похоже, он понял.

И мучительный марш продолжился снова. На этот раз пастушок шел медленнее. Заметил, как она устала? В любом случае он молчал, и Шайя мысленно сбежала к Аарону, вспоминая их проведенные украдкой ночи на спине собирателя облаков, когда они разыскивали небесного пирата Таркона Железноязыкого. Время от времени в голове всплывали картины того, как она танцевала для него и как они показывали друг другу шрамы.

– Там лагерь, – голос паренька развеял сладкие воспоминания. Он указал на склон. Скала отражала отблески огня. Виднелась узкая сизая струйка дыма. Скорее намек, чем указатель.

– Охотники на людей, – коротко произнес он.

– Откуда ты знаешь?

– Пахнет жареным. Мы, пастухи, козу зажариваем только по праздникам. А кроме пастухов в этих горах нет никого.

Шайя запаха жареного мяса не ощущала. Она видела только желтые отблески костра на скале над ними. Должно быть, лагерь расположился в ложбине. С гулко бьющимся сердцем она шла за своим самозваным стражем вверх по склону. Они приблизились на несколько шагов, когда раздался окрик стражи. Всего несколько мгновений спустя показались двое мужчин с лицами, как у шакалов, а между ними женщина, которую Шайя знала слишком хорошо: Мальнигаль, одна из тюремщиц из Дома Неба. На губах священнослужительницы, тяжело опиравшейся на ясеневый посох, играла злобная улыбка.

– Недалеко же ты ушла, принцесса, – приветствовала она Шайю знакомым, поразительно высоким голосом, совершенно не вязавшимся с ее массивным туловищем. Бросила всего один недоверчивый взгляд на пастуха. – Как такой мешок костей как ты сумел совладать с воительницей? – Она оглядела Шайю, увидела все синяки и царапины, кровь на ногах, из-за которой потемнела кожа пастушьих ботинок. – Суровый был бой, наверное.

– Я справился с ней во сне, – простодушно признался ее страж. Шайя покачала головой. Далеко парень не пойдет. Он просто слишком честен и упустил момент, когда можно было отделаться сказкой.

– Сейчас у тебя есть возможность встать передо мной на колени, шлюха варварская, и поцеловать мне ноги. Тогда я даже дам тебе попить, – если бы Мальнигаль была мужчиной, то могла бы стать кузнецом. У нее была массивная фигура, грубое и плоское лицо. Даже высокая, закрепленная костяными шпильками прическа не придавала ей элегантности. Темно-оранжевое грязное платье висело мешком.

– Даже если я встану на колени, я все равно буду намного выше тебя и мне будет неудобно тянуться к твоим ногам, – фраза была глупой и неутонченной, но Шайя не могла иначе. Во время их первой встречи, когда священнослужительница попыталась ударить ее ясеневым посохом, она сломала запястье Мальнигаль. Но тогда у нее не были связаны руки.

– Держите ее крепче, – прошипела Мальнигаль, обращаясь к своим помощникам.

Охотники вышли вперед, схватили ее за руки. От обоих пахло так, словно воду они использовали только для питья. Вооружены они были кривыми ножами для свежевания.

Мальнигаль обошла Шайю.

– Тебе не страшно? – прошептала она ей на ухо.

– Тот, кому нечего терять, утрачивает и страх.

– Думаю, ты ошибаешься, принцесса. Пока живешь, всегда есть что терять. Я помогу тебе понять это, – и с этими словами она ясеневым посохом ударила ее под левое колено.

Шайя застонала, ноги подкосились. В этот миг ее настиг второй удар в правую подколенную впадину. Оба охотника прижали ее к земле, подняли вверх связанные руки, ее лицо почти касалось каменного склона.

– Вы не можете так поступить, – возмутился пастух. – Вы ведь сказали, что она принцесса.

– Она варварская шлюха. И, судя по ее виду, ты тоже не слишком Щадил ее, когда бил. Или это случилось ночью, когда ты овладел ею?

Шайя услышала, как мальчишка возмущенно перевел дух.

– Я бы никогда…

– Ты не трахнул ее? – Мальнигаль расхохоталась. – Предпочитаешь коз? Глупец. Сними с нее ботинки. Они ей точно больше не понадобятся. Последние мили она пройдет завтра босиком.

– Но у нее болят ноги… Она не может…

– Ты же слышал, что она сказала: она ничего не боится. Таковы принцессы, они не представляют себе, что однажды мир может обойтись с ними так же сурово, как и со всеми остальными.

– Мне уже не нужны ботинки!

Шайю все еще прижимали к земле. Она не видела мальчика, но отчетливо слышала бессильную ярость в его голосе.

– Уходи! – прошипела она.

– Да, уходи, – поддержала ее Мальнигаль. – Тебе не нужна ни баба, ни ботинки. Ты же настоящее дитя природы. И поскольку это так, я решила, что тебе не нужна награда за то, что ты привел к нам эту варварскую потаскуху, – она все больше входила в раж, ее высокий голос срывался, а на последних словах и вовсе перешел в визг. Возражения Мальнигаль готова была терпеть лишь от матери матерей, по отношению к которой проявляла только униженное подобострастие.

– Уходи! – умоляющим голосом повторила Шайя.

Священнослужительница сунула ей в лицо покрытый пылью ботинок.

– Целуй мне ноги!

Во рту у Шайи слишком сильно пересохло, в противном случае она плюнула бы на потрескавшуюся, потертую кожу. Она подняла голову, словно котенок, потерлась щекой о крепкую икру жрицы. А потом укусила. Со всей яростью, на которую была способна, она вонзила зубы в твердую ногу.

Мальнигаль пронзительно вскрикнула. Ясеневый посох с убийственной силой обрушился на спину Шайи. Но принцесса почти не почувствовала боли. Кровь наполнила ее рот, и, когда ее в конце концов оттащили от Мальнигаль, она выплюнула на землю кусок мяса.

– На эту ночь эта шлюха принадлежит вам, – прошипела жрица, бледнея от ярости и боли. Мальнигаль прижала руку к окровавленной лодыжке. – Овладевайте ею, как хотите. Если завтра она сможет только ползать, мне все равно. Главное, чтоб живая осталась.

Шайя свернулась калачиком, подтянула ноги к себе, скрестила руки на груди. Она думала о Шен И Мяо Шоу, целителе с Шелковой реки, который восстановил ее девственность по велению ее отца и научил ее способу убежать к приятным воспоминаниям, чтобы укрыться от здесь и сейчас.

У нее почти получилось, но слова пастуха вернули ее обратно в реальность.

– Вы ничего с ней не сделаете! – Широко расставив ноги, мальчик встал, заслоняя ее собой. – Я пойду с вами в Дом Неба. Никто из вас и пальцем ее не тронет. Она принадлежит лишь матери матерей.

Мальнигаль насмешливо расхохоталась.

– Думаешь, я сделаю что-то такое, чего не одобрит мать матерей, – она махнула рукой охотникам. – Заткните его! Окончательно.

Оба обнажили ножи и, ухмыляясь, предвкушая победу, принялись кружить вокруг парня. Они двигались быстро, стараясь делать так, чтобы один из них постоянно находился за спиной у парня.

– Атакуй! – крикнула Шайя, зная, что это единственный шанс выжить в неравном бою.

Пастух поднял посох, чтобы обрушить его на одного из охотников. Смертельная ошибка. Его противник поднырнул под палку еще до того, как мальчик успел нанести удар. Нож угодил парню в живот. Темным фонтаном брызнула во все стороны кровь. Главный кровеносный сосуд был перерезан. Пастух умер еще до того, как успел осознать, что произошло.

Шайя отчаянно пыталась выбраться из пут, но добилась лишь того, что тонкая кожа еще глубже впилась в запястья.

– Твой маленький принц оказался лишь болтуном, – охотник схватил мальчика за длинные вьющиеся волосы, поднял труп. – Жаль, что он уже не сможет посмотреть, как поступают с бабами настоящие мужчины.

– Я убью тебя, – прошипела Шайя. – Скормлю твою печень собакам.

– Ничего не выйдет, – расхохотался мужчина, и в лицо Шайе брызнула слюна. – Видишь ли, ты уже не принцесса. Теперь ты наша шлюха.

Второй охотник схватил ее сзади и, подняв, уложил на валун. А потом задрал тунику.

Принцесса империи

Шайя не знала, сколько времени ее продержали взаперти. Несколько часов? Несколько дней? Холод пронизывал до самых костей. Раньше она думала, что это невозможно, но теперь она тосковала по времени, проведенному в козьем хлеву. Там хотя бы был свет. И тела животных давали тепло.

В этой камере царила темнота. Должно быть, она находилась где-то внутри скалы. Девушка уже не помнила, как именно попала сюда. От боли горела каждая клеточка тела. Но воспоминания спасли ее. Не только об Аароне. Еще о том, как она танцевала для отца на большом барабане. Тогда он гордился ею. И она даст ему повод гордиться еще раз. Она не наложит на себя руки, что бы они с ней ни сделали. Совершить самоубийство – значит сдаться. Она воин! Им придется убить ее. Сломать не смогут.

Шайя подняла голову – послышался какой-то звук. Шаги. Не тихие шаги священнослужительниц. Твердые, самоуверенные шаги. Скрипнул засов, и мгновение спустя в глаза вонзились кинжалы ослепительного света. Она застонала. Опустила веки, но свет продолжал жечь, пока она не подняла руку и не закрыла их еще и рукой.

– Что вы с ней сделали? – возмущенно спросил незнакомый голос. – Она принцесса империи! Как вы могли запереть ее в этой крысиной норе?

– Она сбежала. Она опасна, бессмертный, – это был голос Табиты, матери матерей.

– Ничего не хочу слышать. Если она сумела сбежать, это ваша вина. Вытаскивайте ее отсюда. Вымойте ее. Я хочу видеть ее в той большой комнате, где ты встречала меня. И я хочу, чтобы туда привели ваших ищеек. Это ведь они вернули Шайю. И обращайтесь с принцессой уважительно!

Шайя почувствовала, что кто-то приблизился к ней, но не осмелилась убрать руку от глаз. Чья-то рука коснулась ее щеки.

– Все позади, принцесса. Ваши страдания окончены.

Это не голос Муватты! Кто этот чужак, которого Табита назвала бессмертным? И что означают его слова? Неужели зима уже миновала? Неужели прошло столько времени? Она упрямо выпятила подбородок. Если настал день ее смерти, она умрет как воин.

Стоя прямо и не испытывая страха.

Кони

Свет все еще был мучителен. Шайя сильно щурилась, по щекам бежали слезы, и испытываемая из-за этого ярость сжигала ее. Проклятый свет! Она ничего не может с этим поделать. В комнате чересчур светло! Она была слишком велика, стены выкрашены в светлый цвет, и только на потолке – следы копоти от двух жаровен, источавших приятное тепло.

Напротив Шайи стоял воин-великан. Ей показалось, что она уже видела его. Теперь она вспомнила: он был капитаном стражи Курунты. Имени его она не помнила. Неужели Муватта послал его в качестве палача?

У воина было суровое лицо. С плеч свисала облезлая волчья шкура. Роскошный нагрудник сверкал золотом в свете жаровен. Руки сжимали рукоять огромной булавы. Воин смотрел прямо на нее. Рядом с ним стояла мать матерей, за ним – лейб-гвардия бессмертного. У всех у них были роскошные красные шерстяные плащи. Но ни один из них не был настолько высок, как великан с булавой.

– Значит, вы и есть Шайя, – он слегка поклонился. – До сих пор я видел вас только издалека. Я сожалею, что с вами обращались настолько плохо. Это произошло без моего ведома. Но и бежать тоже было неразумно.

Не этот ли голос она слышала в темнице? Шайя не была в этом уверена.

– Я предпочла умереть, сбежав, нежели быть запертой среди коз, как животное.

– Запертой среди коз? – Великан поглядел на Табиту. Старая жрица выглядела рядом с ним словно сморщенный ребенок, сплошная кожа и кости.

– Мы вынуждены были наказать ее, – заявила мать матерей. Она уверенно смотрела в глаза великану. – Ничто не происходило без воли Муватты.

– Моя воля иная. Шайя – жена бессмертного, хоть и не первая. По статусу – принцесса империи. И тот, кто запирает принцессу вместе с козами, оскорбляет меня и империю.

Табита униженно опустила голову. Шайя впервые видела ее такой. Мать матерей боялась этого человека. И о чем он вообще говорит? Меня и империю?

– Кто ты? – вырвалось у нее.

По комнате пробежал шепоток. Табита бросила на нее ледяной взгляд. Неужели она допустила ошибку?

– Я – Лабарна. После того, как премудрой Иште было угодно казнить бессмертного Муватту прямо на равнине Куш, где произошло сражение, за то, что он опозорил нашу империю, она приняла решение возложить бремя правления на мои плечи. Я новый бессмертный Лувии, принцесса. И, несмотря на то что я не праздновал с вами Небесную свадьбу, по законам Лувии вы все же одна из моих жен.

Шайя раздраженно поглядела на него. Никогда прежде не умирал бессмертный! Это какая-то бессмыслица! Они – избранники богов, они всего на одну ступень ниже их. И только увидев страх в карих глазах Табиты, принцесса-воин убедилась. С плеч свалился тяжкий груз. Все изменилось!

Больше ее не будут унижать. Теперь бояться будут ее. По крайней мере, в этот час. Она вспомнила обо всех унижениях, которым ее подвергали здесь, о жестоком убийстве пастуха, который попытался защитить ее.

– Я сожалею, что вынуждена сообщить вам, что здесь не то место, за которое его выдают, супруг мой, – Шайя не спускала глаз с Табиты, наслаждаясь зарождающейся паникой у нее на лице.

– Что это значит? – Слова были холодны, но в них чувствовалась твердость. Сомнений нет, Лабарна покарает жестоко, если его имя будут валять в грязи.

– Со мной не просто обращались, как с животным, – начала она, оглядываясь в поисках Мальнигаль, но жрицы не было. – Когда меня поймали после побега… – Шайя запнулась, борясь со своими чувствами. Твердо говорить не получалось. – … меня отдали охотникам, которые изнасиловали меня.

Лабарна побледнел.

– Это действительно так?

Шайя кивнула, не в силах произнести больше ни слова, взволнованная собственной слабостью.

Бессмертный обернулся к одному из своих лейб-гвардейцев и потребовал у него огромную двуглавую секиру. Затем вышел из комнаты широкими шагами, оставив за спиной ледяное молчание. Вскоре из сада послышались громкие голоса.

Шайя не двигалась с места, она не подошла к большому окну, из которого могла бы увидеть, что происходит снаружи. В комнате никто не шелохнулся. Только Табита повернула голову и неотрывно смотрела на нее. В ее глазах читалась немая мольба.

Шайя не обращала на нее внимания. Сколько она знала мать матерей, она была холодной и жестокой. Безжалостным тираном, которой был ведом лишь один ответ на провинности, как вольные так и невольные: суровые наказания! Пусть теперь на своей шкуре прочувствует эту беспомощность.

Шайя стояла прямо, хотя после той ночи, когда ее снова изнасиловали, ей казалось, что изнутри ее медленно пожирает комок льда. Придавала ей сил стоять прямо лишь перспектива отомстить. Глаза постепенно привыкали к дневному свету, далеко не настолько яркому, как ей показалось сначала. Она холодно смотрела на Табиту, пока та не опустила взгляд. Мать матерей поняла, что надеяться на пощаду глупо.

Когда Лабарна вернулся, его бронзовые поножи и бесшовная юбка были забрызганы кровью.

– Кто еще плохо обращался с вами, супруга моя?

Странно было слышать такое обращение от мужчины, которого она никогда прежде не видела. Однако первоначальное ощущение радости от того, что она перестала быть безвольной жертвой, улетучилось. Поэтому она устало ответила:

– Может быть, мы поговорим о Доме Неба с глазу на глаз? Я не хочу, чтобы это достойное уважения место пострадало из-за того, что некоторые священнослужительницы забыли о своих обязанностях. То, что я хочу сказать, не предназначено для ушей ваших воинов, – краем глаза она увидела, как задрожала Табита, словно охваченная лихорадкой.

Лабарна нахмурился, затем прогнал всех из комнаты нетерпеливым движением руки.

– Уходите!

– Кто еще? – спросил он, едва закрылась дверь. И Шайя рассказала, как ее постоянно унижали здесь. Она хотела, чтобы Лабарна понял, почему она бежала. Поначалу она с трудом подбирала слова, а потом заговорила свободнее, постепенно входя в раж.

По лицу бессмертного было видно, что услышанное приводит его в недоумение и вызывает гнев. Когда она закончила, он протянул ей окровавленную секиру.

– Я слышал о вас, принцесса. Я знаю, что вы водили в битву мужчин и завоевали уважение своим мужеством и мастерством. Хотите сами принести смерть своим врагам, супруга моя?

Она нерешительно молчала. О подобном мгновении на протяжении последних недель она не осмеливалась даже мечтать. Но не будет ли быстрая смерть слишком милосердной? Она хорошо помнила о множестве различных казней при Кочующем дворе, на которых присутствовала ребенком. Четвертование, медленное удушение, сражения с дикими животными. Ее отец всегда любил даровать своим врагам различную смерть. Самым жестоким наказанием было насаживание на кол. Иногда все заканчивалось быстро, но однажды прошло более двух дней, прежде чем худощавый невысокий охотник, укравший лошадей, облегченно испустил последний вздох.

– Кони, – негромко произнесла она. Это было бы подходящим наказанием для двух женщин, которым нравилось наблюдать за тем, как ее насилуют.

Шайя ни капли не сомневалась в том, что сделанное охотниками свершилось по приказу Табиты. Мальнигаль никогда не осмелилась бы действовать без одобрения матери матерей.

– Что вы сказали? Я не очень хорошо расслышал.

Шайя глядела в суровое лицо своего нового супруга. Он хотел устроить показательную казнь, чтобы укрепить свою власть. Одно ее слово – и мечты о мести станут реальностью.

– Я сказала «кони».

– Кони?

– Выкупом за меня было огромное стадо коней. Королевские конюшни Лувии славятся своими крепкими жеребцами. Я хочу, чтобы мать матерей и ее сообщница Мальнигаль провели остаток своих дней, вычищая королевские конюшни.

Он вздохнул.

– Я не ожидал от вас столь мягкого приговора. Вы удивляете меня. Я слыхал, что вы не оставляете в живых своих врагов.

– Вы считаете меня милосердной? У Табиты я научилась тому, в чем состоит разница между быстрым и суровым наказанием и продолжительным унижением. Я хочу, чтобы она на собственной шкуре прочувствовала свой урок. То, что она со мной сделала, оставило на душе раны, которые не заживут до конца моих дней… Не обманывайтесь, супруг мой, проведенные здесь, в Доме Неба, дни, сделали меня еще более жесткой и несгибаемой, чем когда-либо прежде.

Лабарна молча смотрел на нее.

Шайя догадывалась, что, должно быть, выглядит ужасно. Она провела не так много времени в подвале без света, как думала поначалу. Самое большее два дня, это она поняла по состоянию своих царапин и синяков. Недостаточно долго, чтобы все успело зажить.

– Я не могу отпустить вас, вы знаете это, – наконец произнес он. – Вы заслужили это, но ваша смерть нужна моему народу. Каждый ребенок в Лувии знает историю о Небесной свадьбе. Если невеста забеременеет, все будет хорошо и нашим полям будет дарован богатый урожай.

Шайя кивнула. А потом бесцветным голосом добавила то, что он не договорил о ритуале Небесной свадьбы:

– Но если невеста окажется бесплодна, это дурной знак для империи. Тогда она должна расстаться с жизнью. Ее кровь должна пролиться в борозды, а пепел ее должен быть развеян над землей, лишь это может предотвратить неурожай. Ваши традиции требуют моей смерти.

– Такова воля Ишты. Ни один человек не в силах изменить твою судьбу. На это не может повлиять даже бессмертный. Но я могу сделать так, чтобы на протяжении дней, оставшихся до вашей смерти, к вам относились с уважением, чтобы вы жили хорошо, и чтобы у вас всего было в достатке.

Шайя с горечью улыбнулась.

– Всего, кроме свободы.

– Я велю приковать вас, чтобы вы не сбежали снова, супруга моя. Хотите, чтобы в дальнейшем вашей темницей стала эта комната?

Шайя огляделась по сторонам. Нужно принять его предложение. Она сознавала, что он пытается доставить ей минимум неприятных моментов и что он просто обязан отреагировать на ее побег.

– Я согласна на все, если вы выполните два моих желания.

В его глазах вспыхнуло недоверие.

– Говорите, – холодно произнес он.

– Я хотела бы, чтобы священнослужительница Кара стала отныне матерью матерей в Доме Неба. Она молода, у нее доброе сердце. Это решение напугает ее до смерти. Она никогда не хотела получить эту должность, но я уверена, что она будет выполнять свои обязанности очень скрупулезно.

– Это желание я исполню. Чего еще вы хотите?

– Говорят, место, куда отправляются ваши умершие – это яма, глубоко под землей. И что там царит вечная тьма.

– Мы называем это Великой тенью. Мудрецы и священнослужители описывают это именно так, как вы говорите. Если глазам не на что смотреть, взгляд оборачивается внутрь. И если мы были чисты душой, мы находим там свет. Но большинство обречены на вечную тьму.

– Был мальчик, который защищал меня, когда оба охотника хотели лишить меня остатков чести. Пастух. За это он поплатился жизнью. Он лежит в полудне пути отсюда на пустынном склоне, брошенный на поживу стервятникам. Я хотела бы, чтобы его похоронили и дали масляную лампу для последнего пути. Я мало что знаю о его сердце, но у меня с души упал бы камень, если бы я была уверена, что в Великой тени у него всегда будет свет.