Текст книги "Столетняя война (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 95 (всего у книги 123 страниц)

– Когда лучники будут мертвы, ты присоединишься к принцу Карлу, – велел король лорду Дугласу.

– Это честь для меня, сир, благодарю вас.

Дофин Карл в свои восемнадцать будет командовать первой группой французских латников. Их задача заключалась в том, чтобы подняться по пологому склону, сокрушить английских и гасконских рыцарей и перерезать их.

Брат короля, герцог Орлеанский, командовал второй линией атаки, а сам король со своим младшим сыном поведет войска арьергарда.

Три мощные колонны под командованием принцев и короля атакуют англичан в пешем строю, потому что если лошади не защищены доспехами, как воины, они слишком уязвимы для стрел.

– Прикажите укоротить пики, – велел король. Пешие воины не могли управиться с длинной пикой, так что их нужно было отрезать до приемлемой длины. – И займите свое место в строю, господа.

Французы были готовы. Знамена развевались. Король был одет в лучшую сталь, которую только могли изготовить в Милане. Чтобы одеть его в доспехи, понадобилось четыре часа, каждая их часть получила благословение епископа Шалона, перед тем как оруженосцы всё приладили, застегнули и завязали.

Его ноги были защищены набедренниками, наголенниками и округлыми наколенниками, а сапоги состояли из стальных пластин внахлест. На кожаной баске были прикреплены полосы стали, а над ней – кираса, нагрудник и наспинник были плотно скреплены поверх кольчуги.

Стальные щитки закрывали плечи и руки, а латные перчатки, как и сапоги, состояли из стальных пластин.

Шлем с торчащим забралом был увенчан золотой короной, а поверх доспехов накинут сюрко с французскими золотыми лилиями. Орифламма[60]60
  Орифламма (фр. oriflamme от лат. aurum – золото, flamma – пламя) – небольшой штандарт французских королей, первоначально составлявший запрестольную хоругвь в аббатстве Сен-Дени. Орифламма была главнейшей воинской хоругвью королевских французских войск. Впервые была взята из Сен-Дени Филиппом I и употреблялась в войсках до 1415 года, когда в последний раз появилась в сражении при Азенкуре. Орифламма была потеряна в бою четыре раза: при Монс-ан-Певеле (1304), при Креси (1346), при Пуатье (1356) и при Азенкуре.


[Закрыть] была готова, французы были готовы. Этот день войдет в историю, день, когда Франция разобьет своих врагов.

Лорд Дуглас встал на колени, чтобы получить благословение епископа. Шотландец по-прежнему нервничал, боясь, что король изменит мнение, но не осмеливался задать вопрос, чтобы не сделать Иоанна еще более осторожным.

Чего не знал Дуглас, так это что король получил знак с небес. Ночью, когда вокруг короля суетились оруженосцы, измеряя и затягивая, к Иоанну пришел кардинал Бессьер.

Он упал на колени, кряхтя от таких усилий, и поднял глаза на короля.

– Ваше величество, – произнес он, протягивая ему обеими руками ржавый и выглядящий хилым клинок.

– Вы даете мне оружие крестьянина, ваше преосвященство? – спросил король, раздраженный тем, что кардинал прервал его приготовления.

– Или хотите, чтобы я накосил ячменя?

Меч грубой работы расширялся к острию и выглядел как гротескно удлиненная коса.

– Это меч Святого Петра, ваше величество, – сказал кардинал, – в ваши руки его привело само провидение Господне, чтобы увериться в вашей великой победе.

Король посмотрел на него сначала с изумлением, а потом с недоверием, но жар, с которым говорил Бессьер, убедил его. Он протянул руку и нервно дотронулся до Злобы, задержав палец на выщербленном клинке.

– Как вы можете быть уверены?

– Я уверен, ваше величество. Монахи из монастыря Святого Жуньена хранили его и доставили нам как знак от Господа.

– Он пропал на долгие годы, – благоговейно промолвил епископ Шалонский, а потом упал перед реликвией на колени и поцеловал выщербленный клинок.

– Так он настоящий? – спросил пораженный король.

– Настоящий, – ответил Бессьер, – и Господь послал его вам. Этот меч защищал нашего Спасителя, и человек, владеющий им, не может быть побежден.

– Значит, Господь и Сен-Дени будут довольны, – произнес король, взяв меч у кардинала и прикоснувшись к нему губами. Кардинал наблюдал за ним, пытаясь скрыть свою радость.

Меч принесет победу, а эта победа сделает короля Иоанна самым могущественный королем христианского мира, и когда Папа умрет, король Франции будет убеждать людей и отстаивать кандидатуру Бессьера на престол Святого Петра.

Король на мгновение закрыл глаза и поцеловал клинок во второй раз, перед тем как вернуть его обратно в руки кардинала.

– С разрешения вашего величества, – объявил кардинал, – я отдам этот священный клинок достойному воину, чтобы он мог сокрушить ваших врагов.

– Даю тебе свое разрешение, – ответил король. – Отдай его человеку, который сможет правильно им распорядиться.

Его голос стал твердым, потому что вид этого клинка вселил в него новую уверенность.

Он ожидал знака, какого-нибудь намека, что Господь дарует Франции победу, и теперь получил этот знак. Победа будет за ним. Об этом объявил Господь.

Но теперь, когда на горизонте занималась заря, король почувствовал, что его старые сомнения вернулись. Мудро ли сейчас сражаться? Английский принц принял унизительные условия, так, может, и Франции следует их принять? Хотя победа принесет гораздо больше богатства. А кроме денег победа принесет славу.

Король перекрестился и сказал себе, что Господь сегодня благоволит Франции. Он исповедовался в грехах и получил прощение, и ему был дан знак с небес. Сегодня, думал он, поражение при Креси будет отомщено.

– Что если кардинал устроит перемирие, сир? – прервал его мысли д'Одрам.

– Кардинал может хоть пёрднуть, мне плевать, – отрезал король Иоанн.

Потому что он сделал свой выбор. Англичан загнали в ловушку, и он их перебьет.

Он вышел из дома наружу, где все окрасилось серым в первом свете дня, и положил руку на плечо младшего сына, четырнадцатилетнего Филиппа.

– Сегодня, сынок, ты будешь сражаться рядом со мной, – сказал он. Как и отец, мальчик был закован в сталь с головы до пят. – И сегодня, мальчик мой, ты увидишь, как Господь и Сен-Дени покроют Францию славой.

Король поднял руки, чтобы оруженосец мог повязать вокруг его талии широкую перевязь. Другой оруженосец держал боевой топор с украшенной золотыми ободками рукоятью, а конюх вел прекрасного серого жеребца, на которого взобрался король.

Он будет драться пешим, как и остальные, но сейчас, когда заря обещала наступление еще одного солнечного дня, важно было, чтобы воины увидели своего короля.

Он поднял забрало, вытащил отполированный меч и высоко поднял его над своим шлемом с голубым плюмажем.

– Знамена вперед, – приказал он, – и разверните орифламму.

Потому что Франция собиралась сражаться.

Принц Уэльский, как и король Франции, провел большую часть ночи, надевая доспехи. Его воины провели ночь в строю, под своими знаменами. Они уже сутки стояли в боевом порядке и теперь, на заре, ворчали, потому что им хотелось есть, пить и отдохнуть в комфорте.

Они знали, что вчера битва вряд ли бы состоялась, это было воскресенье, а священнослужители объявили его церковным перемирием, но все равно ожидали в строю, на случай, если враг предательски нарушит перемирие. Но сегодня настал понедельник. В войсках расползлись слухи.

Во французской армии двенадцать тысяч человек, пятнадцать тысяч, двадцать. Принц капитулировал перед Францией или устроил перемирие, но несмотря на эти слухи, приказов ослабить бдительность не поступало.

Они ожидали в строю, все, кроме тех, что отправились обратно в лес, чтобы опорожниться. Они наблюдали за линией горизонта на севере и западе в поисках врага, но было темно и не заметно никакого движения.

Среди ожидающих людей ходили священники. Они читали мессу, предлагая воинам хлебные крошки и отпущение грехов. Кое-кто из воинов жевал комья земли. Из земли они вышли, в землю и уйдут, и поедание земли было старым суеверным ритуалом перед битвой.

Воины дотрагивались до своих талисманов, молились святым покровителям и отпускали шуточки, как обычно перед битвой.

– Держи забрало поднятым, Джон. Проклятые французы увидят твою рожу и разбегутся как зайцы.

Они смотрели, как тусклый свет разгорается все ярче и в мертвый мир возвращаются цвета. Они разговаривали о прежних битвах.

Пытались скрыть нервозность. Они часто отлучались, чтобы помочиться, в животе у них урчало. Они так хотели выпить вина или эля, их глотки пересохли.

Французов было двадцать четыре тысячи, тридцать тысяч, сорок тысяч! Они смотрели, как командиры верхом на лошадях встречаются в центре боевого строя.

– С ними то все в порядке, – ворчали воины. – Кто убьет проклятого принца или графа? Они просто заплатят чертов выкуп и отправятся обратно к своим шлюхам. Это мы – те проклятые Богом ублюдки, которые должны умереть.

Воины думали о женах, детях, шлюхах и матерях. Мальчишки подносили пучки стрел лучникам, стоявшим по бокам.

Принц наблюдал за холмом на западе и никого там не видел. Спят ли французы?

– Мы готовы? – спросил он сира Реджинальда Кобэма.

– Одно ваше слово, сир, и мы можем отправляться.

То, что хотел сделать принц, было одной из самых трудных вещей, которую мог предпринять командующий. Он хотел сбежать, находясь под боком у врага.

Он не получил никаких известий от кардиналов и сделал вывод, что французы будут атаковать, так что его войскам придется сдерживать их, пока обоз и авангард будут переходить через Миоссон и продвинутся дальше.

Если ему это удастся, если он сможет перевезти обоз через реку, а потом отступить, шаг за шагом, постоянно отражая атаки врага, то он сможет выиграть день пути, может, и два, но опасность, чудовищная опасность, заключалась в том, что французы могли загнать в ловушку половину армии на берегу и уничтожить ее, а потом догнать остальных и тоже их перерезать.

Принц должен был сражаться и отступать, отступать и сражаться, не подпуская врага врага близко, при сокращающемся числе воинов. При мысли об этом риске он перекрестился, а потом кивнул сиру Реджинальду Кобэму.

– Отправляйтесь, – велел он, – пусть обоз начнет движение! – решение было принято, игральные кости покатились. – А ты, милорд, обратился он к графу Уорику, – твои люди будут охранять место переправы?

– Да, сир.

– Да пребудет с вами Бог.

Граф и сир Реджинальд поскакали на юг, а принц, в великолепии королевских цветов восседающий на высоком вороном коне, медленно последовал за ними. Его красивое лицо обрамляла сталь.

Шлем был отделан золотом и увенчан тремя страусиными перьями. Через каждые несколько ярдов он останавливался и разговаривал с ожидающими воинами.

– Возможно, сегодня нам придется драться! И здесь мы сделаем то же, что сделали при Креси!

Господь на нашей стороне, Святой Георгий присматривает за нами! Оставайтесь в строю! Слышите? Никто не уйдет из строя! Даже если в рядах врага вы увидите голую шлюху, пусть там и остается! Если вы нарушите строй, то враг нас разобьет!

– Оставайтесь в строю! С нами Святой Георгий! – он снова и снова повторял эти слова. Оставайтесь в строю. Не покидайте строй. Подчиняйтесь командирам. Стойте рядом, щит к щиту. Пусть враг сам подойдет к нам. Не нарушайте строй!

– Сир! – из центра строя, где в широкой живой изгороди зиял большой проем, галопом прискакал гонец. – Едет кардинал!

– Встретьтесь с ним, узнайте, чего он хочет! – сказал принц и снова повернулся к воинам. – Оставайтесь в строю! Плечом к плечу с соседом! Не покидайте строй! Щит к щиту!

Граф Солсбери принес новости о том, что кардинал предлагает еще пять дней перемирия.

– Через пять дней мы умрем с голоду, – отозвался принц, – и он это знает.

Армии не хватало еды ни для людей, ни для лошадей, а присутствие врага означало, что фуражиры не смогут обыскать окрестности в поисках припасов.

– Он просто делает то, о чем его попросил французский король, – произнес принц, – так что велите ему вознести свои молитвы и оставить нас в покое. Теперь мы в руках Божьих.

Миссия церкви провалилась. Лучники надели тетивы на луки. Солнце почти поднялось над горизонтом, и небо наполнилось бледным светом.

– Оставайтесь в строю! Не покидайте строй! Слышите меня? Оставайтесь в строю!

У подножия холма, подле реки, там, где ещё держались ночные тени, первые повозки тронулись к броду.

Потому что армия пыталась сбежать.

Часть четвёртая: БитваГлава четырнадцатая

Оси визжали, как свиньи, которых режут с наступлением зимы. Телеги, подводы и повозки, ни одна не похожа на другую, покачиваясь, двигались по неровной дороге, что вела вдоль северного берега реки.

Большинство было нагружено доверху, но невозможно было сказать чем, потому что груз закрывала грубая ткань.

– Добыча, – сказал Сэм неодобрительно.

– Интересно, сколько монастырей, замков и церквей пошло на то, чтобы нагрузить эту большую подводу, – произнес Томас, наблюдая, как первая повозка вкатилась в брод.

Ее тянули четыре крупные лошади, и к его облегчению, громоздкая повозка спокойно пересекла реку, вода едва достигала ее осей.

– Это не просто добыча, отобранная у богачей, – сказал Сэм, – они забирают всё! Косы, бороны, серпы и даже котелки. Я бы не возражал, если бы они обирали богачей, но они берут всё, что сделано из металла.

Всадник с эмблемой графа Уорика, золотым львом, пришпорил коня, проскакав вдоль телег и повод.

– Быстрее! – прокричал он.

– Матерь Божья! – с отвращением произнес Сэм, – несчастные ублюдки не могут передвигаться быстрее!

Возницам приходилось поворачивать свои телеги в сторону брода, для больших повозок место было крайне неудобным.

– Они сделают это медленно, но верно.

Рядом с повозками шагали многочисленные женщины и дети. Это был обоз, сопровождающий любую армию. Одной длинной поводой правила женщина.

Она восседала наверху, шляпа на ее голове с буйной каштановой шевелюрой выглядела как маленький птенчик в огромном гнезде. Рядом находились двое мальчуганов, один держал деревянный меч, а другой цеплялся за широкие юбки матери.

Ее повозка была нагружена добычей и украшена лентами всех цветов радуги. Она улыбнулась Томасу и Сэму.

– Он думает, что проклятые французишки придут за нами! – сказала она, кивнув головой в сторону всадника.

Она взмахнула хлыстом над одной из ведущих лошадей, и повозка въехала в брод.

– Вперед, вперед! – прикрикнула она. – Смотрите не отстаньте, ребятки, – весело бросила она лучникам Томаса, а потом дернула поводья, так что четыре лошади почувствовали их на своей шее и потянули повозку на дальний берег.

Некоторые женщины с детьми ехали в пустых повозках, предназначенных для провизии и фуража, все это было съедено, а другие телеги везли лишь пустые бочки, в которых кожаные пластины раньше удерживали стрелы, чтобы их перья не сломались.

Таких повозок было множество, и эти бочки напомнили Томасу о побеге из Монпелье.

– Продолжайте двигаться! – прокричал всадник. Он нервно посмотрел через плечо, вглядываясь в северном направлении, на поднимающуюся вверх долину, что лежала между удерживаемым англичанами холмом и полем Александра.

Томас посмотрел в том направлении и увидел, как перемещаются знамена на английском холме. Они двигались в его сторону, просто разноцветное мерцание на вершине. То были люди графа Уорика, отправляющиеся на охрану реки.

Значит, отступление началось. Горн не прозвучал, никаких семи протяжных нот, возвещающих о перемирии. Вместо этого будет переправа через реку, и, как предположил Томас, длинный день, во время которого нужно удерживать французов и не дать им помешать переправе.

– Не тяните время, черт возьми! – прокричал всадник. Его раздражение вызвала тяжело нагруженная телега, остановившаяся там, где дорога поворачивала, поэтому он подъехал к двум тягловым лошадям и хлопнул одну из них по крупу мечом плашмя.

Лошадь запаниковала, попыталась встать на дыбы, но ей помешала сбруя. Она повернула направо, потянув за собой и вторую лошадь, и обе пустились вскачь, возница натянул поводья, но телега подпрыгнула на дороге, лошади попытались свернуть в сторону от реки, и повозка медленно опрокинулась на обочине.

Лошади заржали. Это была катастрофа, потому что вся повозка завалилась набок, перегородив брод. Награбленные котелки со звоном рассыпались по болоту.

– Иисусе! – запаниковал всадник, который и был причиной всех этих бед.

Лишь две дюжины повозок успели переправиться через Миоссон, и по меньшей мере в два раза больше телег теперь сгрудились не на том берегу.

– Иисусе! – отозвался Сэм. Не потому что перевернулась телега, а потому что в поле зрения появилось больше знамен. Только эти знамена находились не на холме.

Они были в лесистой долине между холмами, все еще погруженной в тень, поскольку лучи солнца пока не коснулись ее, под деревьями развевались флаги, а под флагами находились всадники. Много всадников.

Направляющихся к реке.

Маршал д'Одрам и лорд Дуглас вели свою тяжелую кавалерию, чьей задачей было сокрушить лучников на левом фланге английской армии.

Их было триста двадцать человек, все известные и опытные воины, которые могли себе позволить расходы на доспехи для лошадей, способные выдержать удары английских стрел.

Морды коней защищали шафроны – металлические латы с прорезями для глаз, а грудь закрывали кожаные доспехи, кольчуги и даже сталь. Эти доспехи замедляли ход лошадей, зато делали их почти неуязвимыми.

Д'Одрам и Дуглас рассчитывали пересечь долину и атаковать, поднявшись по пологому холму в сторону леса Нуайе, а потом обогнуть край защищающей врага изгороди и ударить по его войскам.

Они повели своих отяжелевших лошадей через долину и вверх по склону, веря, что доспехи защитят животных.

Обогнув изгородь, они собирались пришпорить коней, пустив их галопом, и врезаться в группу английских лучников, которых ожидали там обнаружить.

Может, тысячу лучников? И огромные боевые кони внесут их вглубь этой обратившейся в панику массы, падающей под ударами мечей и топоров.

Уничтожить лучников, заставить их сбежать с поля боя, а потом всадники вернутся обратно в ряды французов, спешатся, снимут шпоры и присоединятся к основной атаке, которая в пешем строю вонзится в центр английской армии.

Таков был замысел битвы, использовать тяжелую кавалерию, чтобы сокрушить английских лучников, а потом перерезать латников, но когда д'Одрам и лорд Дуглас вели своих людей по бровке западного холма, они увидели верхушки английских знамен за изгородью, и эти знамена двигались на юг.

– Что делают эти ублюдки? – спросил д'Одрам, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Сбегают, – тем не менее ответил Дуглас.

Горизонт на востоке был залит лучами восходящего солнца, а лес темнел на фоне этого яркого света, но перед деревьями можно было различить знамена.

Там была дюжина флагов, и все двигались на юг, и д'Одрам посмотрел в ту сторону и заметил проблеск водной глади в глубине долины.

– Ублюдки переправляются через реку! – воскликнул он.

– Они убегают, – повторил Дуглас.

Маршал д'Одрам колебался. Ему было пятьдесят, и почти всю свою сознательную жизнь он был солдатом. Он дрался в Шотландии, где научился убивать англичан, а потом в Бретани, Нормандии и Кале.

Он знал, какова война, и колебался не потому, что его страшило происходящее, а потому что знал, что план битвы может измениться.

Если они атакуют дальний холм, нацеливаясь в то место, где, как они предполагали, находится левый фланг англичан, то обнаружат там латников, а не лучников, а его рыцари получили приказ уничтожить ненавистных лучников врага. Так где же лучники?

– Там внизу брод, – произнес один из воинов, указывая на поблескивающую реку.

– Ты в этом уверен?

– Я вырос не дальше, чем в трех милях отсюда, сир.

– Поскачем к броду, – решил д'Одрам. Он развернул коня, накрытого попоной с широкими бело-голубыми диагональными полосами, цветами его герба.

В руке он держал щит той же яркой расцветки, а на шлеме с забралом были прикреплены одно белое и одно голубое перо.

– Сюда! – призвал он и повел всадников на юг.

И это оказалось проще, чем пересекать долину. Теперь, вместо того, чтобы заставлять отяжелевших от доспехов лошадей подниматься по длинному склону удерживаемого англичанами холма, они поскакали вниз.

Они перешли на рысь. Звенели и бряцали лошадиные доспехи, копыта с глухим звуком стучали о сухой дерн. У некоторых воинов в руках были пики, но большинство взяли мечи.

Они скакали по открытому пространству луга, но впереди, там, где ложбина сливалась с более широкой долиной реки Миоссон, росли деревья, и за ними д'Одрам ожидал обнаружить лучников, охраняющих брод.

Лорд Дуглас находился справа вместе с дюжиной шотландцев.

– Опустите забрала, когда увидите стрелу, – напомнил он им, и наслаждайтесь резней!

Он насладится. Любимым развлечением клана Дугласов было резать англичан, и Дуглас почувствовал прилив свирепой радости в предчувствии битвы. Он смертельно боялся, что вмешательство церковников поможет английской армии избежать сражения, но переговоры провалились, и он был свободен нести разрушения.

– И помните! Увидите моего проклятого племянника, оставьте его в живых! – он сомневался, что найдет Робби в хаосе битвы, но все же хотел захватить мальчишку живым. Захватить живым и заставить страдать. – Хочу, чтобы этот мелкий ублюдок остался в живых и наплакался! Запомните это!

– Я заставлю его рыдать, – ответил Скалли, – рыдать, как младенца!

Лошади поравнялись с деревьями, и всадники замедлили бег, пригибаясь под тяжелыми ветвями. До сих пор ни одной стрелы. До сих пор ни одного врага.

Молю Господа, чтобы д'Одрам оказался прав, подумал Дуглас. Может, они скачут в пустоту? Действительно ли англичане отступали? Или всадники гонятся за миражом?

Звук от лошадиных копыт изменился, и он понял, что они скачут по болоту. Вместо дубов там росли ивы и ольха, вместо листового перегноя торчали кочки с травой и зеленой жижей между ними.

Копыта лошадей увязали в трясине, но они все же продвигались вперед, а потом он увидел реку, блеск серебра среди темной зелени, заметил и людей, людей и повозки, и там были лучники!

Маршал д'Одрам тоже их увидел, увидел и перевернутую повозку, и что среди англичан царил хаос, и как мелькнула в небе стрела. Он не заметил, откуда она прилетела, но она говорила, что он принял правильное решение и что он нашел лучников. Он со стуком опустил забрало, так что все вокруг потемнело, вонзил в коня шпоры и бросился в атаку.

Лучники графа Уорика еще спускались с холма. Атаку всадников пришлось отражать людям Томаса, и поскольку лучники были опытны и умелы, они выбрали стрелы для лошадей.

Стрелы специально предназначались для убийста лошадей, потому что животные были уязвимы, и каждый лучник знал, что для победы над конными рыцарями нужно целиться в лошадей.

Именно так была выиграна битва при Креси, так что они инстинктивно выбрали стрелы для лошадей с треугольными зазубренными наконечниками, обе стороны которого были остры, как бритва, чтобы разрывать плоть и сосуды и застревать в мышцах.

Они оттянули тетиву за ухо, выбрали цели и выстрелили.

Боевой лук был выше человеческого роста. Он был вырезан из растущего в солнечных средиземноморских землях тиса, из той части его ствола, где темная сердцевина встречалась с золотистой заболонью, и темная сердцевина тиса была жесткой и негибкой, а внешняя заболонь пружинила, возвращаясь в прежнее положение, если была согнута, и эти противоположные свойства сердцевины и заболони вместе придавали огромному боевому луку чудовищную силу.

Но чтобы высвободить эту силу, тетиву нужно было натянуть к уху, а не к глазу, лучник должен был научиться целиться инстинктивно и натренировать мускулы, чтобы оттягивать тетиву, пока не покажется, что тис вот-вот сломается.

Требовалось десять лет, чтобы стать лучником, но в руках тренированного человека тисовый боевой лук мог убивать с двух сотен шагов и больше и вызывал страх по всему христианскому миру.

Запели луки. Тетива ударяла по нарукавникам, предохраняющим запястья лучников, выпрыгивали и уносились прочь стрелы. Лучники целились в грудь лошадей, чтобы стрелы вошли им глубоко в легкие.

Томас знал, что должно произойти. Лошади начнут спотыкаться и падать. Кровь хлынет из их пасти и ноздрей. Послышатся крики людей, придавленных лошадьми.

Остальных воинов падающие животные приведут в замешательство, и будут прилетать все новые стрелы, яростные и безжалостные, обжигая смертью с белым оперением, выпущенной тисом и коноплей. Но ничего этого не произошло.

Стрелы падали. Лошади продолжали двигаться.

Люди кричали. Возницы повскакивали с мест и бежали через реку. Всадник, пытавшийся ускорить отступление, уставился на приближающихся французов, не веря своим глазам.

Первые лучники графа Уорика достигли реки, командиры кричали, чтобы они начинали стрелять.

А французы по-прежнему приближались. Они наступали медленно и непреклонно и, очевидно, стрелы не нанесли им повреждений. Ближайшие всадники теперь находились в ста пятидесяти шагах.

Томас выпустил вторую стрелу, наблюдая за ее полетом, как она описала в воздухе низкую дугу и ударила в центр украшенной диагональными бело-голубыми полосами попоны, но лошадь даже не сбилась с шага, и Томас заметил, как еще одна стрела попала в полосатую попону.

Его стрела вошла точно туда, куда он и хотел, прямо в грудь лошади, и ничего не произошло.

– У них доспехи под попонами! – прокричал он своим воинам.

– Шило! Шило! – он выдернул стрелу с наконечником-шилом из мягкого дерна, куда воткнул несколько стрел. Вложил ее в лук, поискал цель и, увидев красное сердце Дугласа, выстрелил.

Лошадь продолжала двигаться.

Но лошади приближались медленно. Они шли не галопом, даже не рысью. Огромные боевые кони несли на себе кольчуги и доспехи, усиленные толстой подкладкой из вываренной кожи, а также седоков в латах, и им приходилось пробивать путь через болото, окаймлявшее реку.

Болото замедлило их бег, как и вес, и Томас увидел, как стрела скользнула рядом с головой лошади, мелькнула у колена седока и вонзилась в круп, лошадь отпрыгнула от боли. Все доспехи были только спереди!

– Эллекены! За мной! – прокричал он. – Эллекены! За мной!

Он схватил свои стрелы и побежал налево. Он споткнулся в грязи и болотном иле, но устоял на ногах. Нужно ударить с фланга, говорил он себе, с фланга.

– За мной! – повторил он и бросил быстрый взгляд назад, увидев, что люди подчинились. – Бегом! – прокричал он, понадеявшись, что никто не подумает, что они сбегают.

Он пробежал сорок, может, пятьдесят шагов и снова воткнул стрелы в болото, выбрал стрелу для лошадей, вложил ее в лук, натянул его и спустил тетиву, целясь в лошадь с красным сердцем на яркой попоне.

Теперь он целился лошади в бок, чуть впереди седла у передней ноги. Он не раздумывал. Посмотрел туда, куда хотел бы отправить стрелу, и мускулы подчинились взгляду, два пальца отпустили тетиву, и стрела мелькнула над трясиной и исчезла в теле лошади, и та встала на дыбы, теперь и другие стрелы перелетали над болотом и наконец причиняли боль, и лошади стали падать.

Лучники графа Уорика всё поняли. Лошади врага покрыты доспехами спереди, но не сзади или по бокам.

Всадник в жиппоне с красными и желтыми квадратами с белой звездой в одном из них прокричал лучникам графа, чтобы присоединились к людям Томаса.

– На фланг! Давайте, ребята, вперед, вперед, вперед!

Но французы были уже близко. Невозможно было разглядеть лица из-за опущенных забрал, но Томас мог различить окровавленные попоны, изодранные шпорами.

Они подгоняли лошадей, а он снова отправил в полет стрелу, на этот раз наконечник-шило проткнул шейные доспехи лошади.

Животное упало на колени, и всадник, оказавшийся в ловушке между высокими луками седла, отчаянно пытался выдернуть ноги из стремян до того, как лошадь покатится.

Она еще стояла на задних ногах, наклонившись вперед, и всадник падал к ее шее, когда две стрелы вонзились в его кирасу. Одна смялась, а другая вошла в нее, и воина отбросило назад силой удара.

Он снова начал падать вперед, и снова в него попала стрела. Лучники глумились над ним. Он раскачивался взад-вперед в этой пытке, пока латник со львом Уорика не бросился вперед, размахивая топором, и не проломил ему шлем, разбрызгивая кровь.

Один из всадников попытался сразить англичанина, но теперь с фланга шел плотный поток стрел, вонзавшихся в незащищенные бока лошадей, и лошадь этого всадника получила сразу три стрелы в живот, заржала, встала на дыбы и понесла.

– Боже, убейте их! Святой Георгий! – всадник с белой звездой на жиппопе находился чуть позади Томаса. – Убейте их!

И лучники подчинились. Их испугала неудача первых стрел, но теперь они преисполнились мести. Каждый мог выпускать по пятнадцать стрел в минуту, теперь больше двух сотен лучников стреляли во фланг французам, и те проиграли.

Все всадники, находившиеся в первых рядах, пали, их кони погибли или умирали, а некоторые лошади сбросили седоков и со ржанием носились по полю рядом с рекой, пытаясь сбежать от жуткой боли.

Латники графа Уорика ворвались в этот хаос, опуская топоры и булавы на упавших седоков. Всадники в арьергарде повернули обратно.

Два латника графа Уорика вели к броду пленника, и Томас увидел, что тот носит жиппон с яркими бело-голубыми полосами.

Тогда он поискал красное сердце Дугласа и увидел, что его лошадь упала, а седок находился в ловушке, и он послал стрелу и наблюдал, как она вонзилась ему в руку.

Он снова выстрелил, целясь Дугласу в бок, чуть ниже подмышки, но прежде чем смог выпустить третью стрелу, три человека, все пешие, подхватили упавшего всадника и вытащили его из-под лошади.

На них сыпались стрелы, но двое выжили, и Томас узнал Скалли. Он носил шлем с забралом, но из-под его края свисали длинные волосы с желтеющими костями.

Томас натянул тетиву, но две раненые лошади промчались между ним и Скалли, которому удалось поднять раненого на неповрежденную лошадь без седока.

Скалли хлопнул лошадь по крупу. Раненые лошади умчались, и Томас выстрелил, но стрела отскочила от кирасы Скалли.

Конь со спасенным Дугласом пробирался по болоту под укрытие деревьев, а за ним последовали Скалли и еще четверо с красными сердцами на одежде.

И внезапно настала тишина, прерываемая лишь вечным шумом реки, пением птиц, ржанием лошадей и ударами копыт, бьющих по земле в предсмертной агонии.

Лучники сняли тетиву со своих луков, и тисовые жерди распрямились. Пленников, некоторые были ранены, а некоторые просто в шоке, привели к броду, а англичане снимали с мертвых лошадей ценные доспехи, сбрую и седла.

Некоторые избавляли лошадей от мучений, отстегивая шамфроны и добивая их ударом боевого топора между глаз. Другие снимали латы с мертвых рыцарей и стаскивали с трупов кольчуги.

Один из лучников подпоясался мечом французского рыцаря.

– Сэм, – прокричал Томас, – подбери стрелы! – Сэм ухмыльнулся и повел дюжину лучников к месту резни, чтобы собрать стрелы. Это также была возможность поживиться.

Раненый француз попытался встать. Он протянул руку к английскому латнику, вставшему на колени рядом с ним. Они перемолвились несколькими словами, а потом англичанин поднял забрало француза и воткнул ему в глаз кинжал.

– Полагаю, он был слишком беден, чтобы заплатить выкуп, – произнес всадник рядом с Томасом. Он наблюдал, как латник засунул кинжал в ножны и начал раздевать труп.