Текст книги "Столетняя война (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 123 страниц)

– Он и правда девственник? – спросил он с недоверием.

– Клянется, что да, – ответил Робби.

– Неудивительно, что его правая рука так чертовски сильна, – сказал лорд Дуглас, – но, должно быть, он бесится, как мешок с проклятыми хорьками, – он сплюнул.

У Роланда де Веррека был рыцарский обет, и Робби ревновал.

Часть вторая: МонпельеГлава четвёртая

– Прости меня, – сказал Томас. Он не хотел говорить это вслух. Он разговаривал с распятием, весящим над главным алтарем маленькой церкви Сен-Сардо, что нахолась у подножия замка Кастийон д'Арбизон.

Томас стоял на коленях. Он зажег шесть свечей, горевших у бокового алтаря Святой Агнессы, где юный священник с бледным лицом отсчитывал новенькие генуаны.

– За что простить тебя, Томас? – спросил священник.

– Он знает.

– А ты нет?

– Просто отслужи по мне мессу, отец, – ответил Томас.

– По тебе? Или по людям, убитым тобой?

– По убитым мною людям, – сказал Томас. – Я дал тебе достаточно денег?

– Ты дал мне достаточно, чтобы построить еще одну церковь, – сказал священник. – Угрызения совести стоят дорого, Томас.

– Они были солдатами, отец, – Томас слегка улыбнулся, – и умерли по воле своего господина. Я обязан дать им спокойствие в загробной жизни, не так ли?

– Их сеньор был прелюбодеем, – сурово заявил отец Левонн. Отец Меду, его предшественник, умер годом раньше, и епископ Берата послал отца Левонна в качестве замены.

Томас подозревал, что новичок являлся шпионом, потому что епископ поддерживал графа Берата, который когда-то владел Кастийоном д'Арбизон и хотел вернуть город назад, но оказалось, епископ прислал священника, чтобы самому избавиться от зануды.

– Я раздражал совесть епископа, – пояснил Томасу Левонн.

– Раздражал?

– Я проповедовал против греха, сир, – ответил Левонн, – и епископу мои проповеди не понравились.

С того разговора отец Левонн привык называть Томаса по имени, а Томас стал обращаться к молодому и серьезному священнику за советом, и всякий раз, возвращаясь из набега на территорию противника, он приходил в церковь Сен-Сардо, исповедовался и платил, чтобы отслужили мессы за убитых им людей.

– Так если граф Вийон был прелюбодеем, – спросил теперь Томас, – то заслужил, чтобы его кастрировали и убили? Отец, тебе бы пришлось приговорить половину этого города к смерти, если так.

– Только половину? – спросил отец Левонн, забавляясь. – Что касается меня, – продолжил он, – то я предпочел бы, чтобы Бог назначил Вийону наказание, но, возможно, он избрал своим орудием тебя?

– Я сделал что-то не так?

– Это ты мне скажи.

– Просто отслужи мессы, отец.

– А графиня Лабруйяд, – продолжил отец Левонн, – бесстыдная прелюбодейка, здесь, в замке.

– Хочешь, чтобы я её убил?

– Её судьбу определит Бог, – мягко сказал священник, – но граф Лабруйяд, может, и не станет ждать этого и попытается вернуть ее. Город процветает, Томас. Я не хочу, чтобы Лабруйяд или кто еще вторгся в него. Отошли ее подальше.

– Лабруйяд не придет сюда, – мстительно сказал:Томас, – он просто жирный кретин и боится меня.

– Граф Берата тоже кретин, – сказал священник, – и кретин богатый и храбрый, и он ищет союзников для борьбы с тобой.

– Только потому, что проигрывал каждый раз, когда пытался, – сказал Томас. Томас захватил город и замок у графа, дважды пытавшегося вернуть имущество, и оба раза потерпевшего поражение.

Город лежал на южной окраине графства Берат и был защищен высокими каменными стенами и рекой, с трех сторон омывающей скалу, на которой он стоял.

Над городом на вершине высокой скалы возвышался замок, хоть и небольшой, но с высокими и крепкими стенами, защищенный новой массивной надвратной башней, заменившей старый вход, разнесенный из пушки.

Знамя графа Нортгемптонского – лев и звезды, реяло над надвратной башней и донжоном[52]52
  Донжон (фр. donjon – господская башня, от ср.лат. dominionus) – главная башня в европейских феодальных замках.
  В отличие от башен на стенах замка, донжон находится внутри крепостных стен (обычно в самом недоступном и защищённом месте) и обычно не связан с ними – это как бы крепость внутри крепости. Донжоны сооружались из дерева или из камня, имели по три этажа, но в большинстве случаев там находились очень тесные помещения, не предназначенные для жилья. Жилой дом воздвигался на расстоянии. Кроме того, многие из замков в сущности состояли лишь из самих «центральных» башен (без крепостных стен).


[Закрыть], но все знали, что замок захватил Томас из Хуктона, Бастард.

Это была база, откуда его эллекены могли двигаться на восток и на север вражеской страны.

– Граф попытается еще раз, – предупредил Левонн Томаса, – и в следующий раз Лабруйяд может ему помочь.

– И не только Лабруйяд, – мрачно произнес Томас.

– Ты приобрел новых врагов? – насмешливо спросил отец Левонн. – Я поражен.

Томас взглянул на распятие. Когда он захватил город, церковь Сен-Сардо была бедна, теперь же излучала достаток.

Статуи святых были заново окрашены и увешаны полудрагоценными камнями. Дева увенчана серебряной короной. Канделябры и сосуды на алтаре – серебряные или позолоченные, стены сияли изображениями святого Сардо, святой Агнессы, страшного суда.

За все это заплатил Томас, так же как и за украшение других двух церквей города.

– Я приобрел новых врагов, – сказал он, по-прежнему глядя на забрызганного кровью Христа на позолоченном бронзовом кресте, – но сначала, отец, скажи мне, что за святой преклоняет колена на расчищенном от снега клочке земли?

– На расчищенном от снега клочке земли? – спросил отец Левонн, развеселившись, а потом увидел, что Томас серьезен. – Святая Евлалия, быть может?

– Евлалия? – переспросил Томас.

– Ее подвергли гонениям, – объяснил отец Левонн, – и мучители бросили ее обнаженной на улице, чтобы покрыть стыдом, но Господь всемогущий послал метель, чтобы спрятать ее наготу.

– Нет, – сказал Томас, – это был мужчина, и казалось, что снег расступился вокруг него.

– Тогда Святой Вацлав? Король? Нам рассказывали, что снег таял там, где он проходил.

– Это был монах, – объяснил Томас, – и на рисунке я видел, как он стоит на коленях на траве, а вокруг него снег, но не на нем.

– Где был тот рисунок?

Томас рассказал о встрече с Папой в авиньонском зале подъемной решетки и о старой росписи на стене.

– Тот человек был не один, – продолжил он, – был и другой монах, наблюдающий из дома, и Святой Петр протягивал ему меч.

– А, – произнес отец Левонн со странным сожалением в голосе, – меч Петра.

Томас нахмурился, услышав тон священника.

– Из твоих уст это прозвучало как будто меч – зло. Чем он плох?

Отец Левонн проигнорировал этот вопрос.

– Ты сказал, что встречался с его святейшеством? Как он?

– Очень слаб, – ответил Томас, – и очень любезен.

– Нас попросили помолиться за его здоровье, – сказал священник, – что я и сделаю. Он достойный человек.

– Он нас ненавидит, – промолвил Томас, – англичан.

Отец Левонн улыбнулся.

– Как я сказал, он достойный человек, – он рассмеялся, но потом снова стал серьезным. – И неудивительно, – продолжил он осторожно, – что рисунок с мечом Петра оказался во дворце его святейшества.

Возможно, это означает, что папская власть отказалась от использования меча? Рисунок, чтобы показать, что мы должны сложить оружие, если хотим жить в святости?

Томас покачал головой.

– Это история, отец. Иначе почему еще один монах наблюдает из дома? Почему снег расчищен? Рисунки рассказывают истории! Он показал на стены церкви.

Почему мы расписываем церкви? Чтобы рассказать неграмотным те истории, которые им нужно знать.

– В таком случае я не знаю эту историю, – сказал отец Левонн, – хотя слышал о мече Петра, – он перекрестился.

– На этом рисунке, – произнес Томас, – у меча расширяющийся книзу клинок. Похож на фальшион[53]53
  Фальшион, также фальчион (falchion) – европейское клинковое оружие с расширяющимся к концу коротким клинком с односторонней заточкой. Наибольшую известность фальшион получил как дополнительное оружие английских лучников, а в середине XIV века его стала использовать и конница. Иногда фальшион крепился к короткому древку длиной 45-60 см.(фальшарда). Хранящийся в Познани со времён средневековья так называемый меч Святого Петра действительно имеет черты фальшиона.


[Закрыть].

– Злоба, – очень тихо произнес отец Левонн.

Несколько мгновений Томас молчал.

– Семь темных рыцарей владели им, – процитировал он стих, который черные монахи распространяли по всему христианскому миру, – и были прокляты. Тот, кто должен править нами, найдет его, и будет благословен.

– Меч рыбака, – сказал отец Левонн. – Это не меч, Томас, это Меч. Меч, который Святой Петр использовал к неудовольствию Христа, и из-за его неодобрения говорят, что клинок проклят.

– Расскажи мне.

– Я рассказал всё, что знаю! – ответил отец Левонн. – Это просто старая история, но в ней говорится, что Злоба несет на себе проклятие Христа, и если это правда, то она должна обладать чудовищной силой. Почему бы иначе меч носил это имя?

– И кардинал Бессьер ее ищет, – заметил Томас.

Левонн бросил на него быстрый взгляд.

– Бессьер?

– И он знает, что я тоже ее ищу.

– Боже мой, ты выбираешь очень влиятельных врагов, Томас.

Томас поднялся с коленей.

– Бессьер, – сказал он, – просто дерьмо дьявола.

– Но он церковный иерарх, – произнес Левонн с долей неодобрения.

– Он иерарх дерьма, – отозвался Томас, – и я убил его брата не больше чем в четверти мили отсюда.

– И Бессьер хочет отомстить?

– Он не знает, кто убил его брата. Однако он знает меня и преследует, потому что думает, что я знаю, где находится Злоба.

– А ты знаешь?

– Нет, но дал ему понять, что знаю, – Томас преклонил колена перед алтарем. – Я подвесил наживку прямо перед его носом, отец. Я пригласил его последовать за мной.

– Зачем?

Томас вздохнул.

– Мой ленный сеньор, – произнес он, имя в виду графа Нортгемптона, – хочет, чтобы я нашел Злобу. А Бессьер, я думаю, тоже ищет ее.

Проблема в том, что я не знаю, как ее найти, отец, но хочу находиться близко к Бессьеру на случай, если он найдет ее раньше меня. Держи врагов поблизости, разве это не хороший совет?

– Злоба – это идея, которая вдохновляет верующих. Сомневаюсь, что она вообще существует, – сказал отец Левонн.

– Но когда-то она должна была существовать, – заявил Томас, – и откуда появился рисунок, на котором Святой Петр дает меч монаху? Этот монах владел ей! Значит, мне нужно узнать, что за святой нарисован коленопреклоненным на расчищенном от снега клочке земли.

– Лишь Богу это ведомо, – сказал Левонн, – но не мне. Может, какой-нибудь местный святой? Как Сардо здесь. Он махнул рукой в сторону изображения Святого Сардо, пастуха, который отогнал волков от агнца Божьего.

– Никогда не слышал о Сардо, до того как пришел сюда, – продолжал священник, – и сомневаюсь, что кто-нибудь в десяти милях отсюда когда-нибудь о нем слышал! В мире полно святых, их тысячи! В каждой деревне есть святой, о котором никто больше не слышал.

– Кто-нибудь должен знать.

– Ученый человек, да.

– Я думал, ты ученый, отец.

Отец Левонн печально улыбнулся.

– Я не знаю, кто твой святой, Томас, но я знаю, что если твои враги придут сюда, этот город вместе с его добрыми жителями будет разрушен. Твои враги, возможно, и не захватят замок, но город нельзя будет долго оборонять.

Томас улыбнулся.

– У меня сорок два латника, отец, и семьдесят три лучника.

– Недостаточно, чтобы удерживать городские стены.

– И сир Анри Куртуа командует гарнизоном замка. Его не так то просто победить. И почему мои враги придут сюда? Злобы здесь нет!

– Кардинал этого не знает. Ты рискуешь безопасностью этих добрых людей, – сказал отец Левонн, имея в виду горожан.

– Защищать добрых людей – моя задача и ответственность сира Анри, – Томас произнес это более резко, чем хотел. – Ты молишься, а я дерусь, отец. И буду искать Злобу. Сначала я отправлюсь на юг.

– На юг? Почему?

– Чтобы найти ученого человека, конечно же, – объяснил Томас, – человека, который знает все истории.

– У меня такое чувство, Томас, – сказал священник, – что Злоба – нечестивая вещь. Помни, что Христос сказал, когда Петр вытащил меч.

– "Вложи меч в ножны", – процитировал Томас.

– Это приказ Господа нашего! Отложить наше оружие. Злоба заслужила его неудовольствие, Томас, поэтому она не должна быть найдена, она должна быть уничтожена.

– Уничтожена? – просил Томас, потом повернулся, потому что на улице послышался громкий стук копыт и скрип несмазанных колес. – Мы можем поспорить об этом позже, отец, – сказал он, отошел от нефа и распахнул дверь наружу, ослепленный весенним светом.

Груши возле колодца были покрыты белыми цветами, рядом с ним дюжина женщин наблюдала за громоздкой четырехколесной повозкой, которую тянули шесть лошадей.

Повозку сопровождали несколько всадников, все они были людьми Томаса за исключением двух незнакомцев. Один из незнакомцев носил дорогие доспехи под коротким черным жиппоном с вышитой белой розой.

Его лицо скрывалось за турнирным шлемом, украшенном черным пером, а лошадь – боевой конь, был покрыт попоной с черно-белыми полосами.

Его сопровождал слуга, который нес знамя с тем же символом белой розы.

– Эти придурки ждали на дороге, – лучник, ехавший верхом, ткнул большим пальцем в сторону незнакомцев в ливроеях с белой розой. Лучник, как и остальные воины, охраняющие повозку, носил эмблему Эллекенов – странное животное с рогами и бивнями, держащее кубок.

– Ублюдков было восемь, но мы сказали, что только двое могут войти в город.

– Томас из Хуктона, – требовательно спросил всадник в доспехах, его голос звучал приглушенно из-под большого шлема.

Томас проигнорировал его.

– Сколько бочек? – поинтересовался он у лучника, кивая в сторону повозки.

– Тридцать четыре.

– Боже мой, – сказал Томас недовольно, – только тридцать четыре? Нам нужно сто тридцать четыре!

Лучник пожал плечами.

– Похоже, что проклятые шотландцы нарушили перемирие. Королю в Англии нужна каждая стрела.

– Он потеряет Гасконь, если не пришлет стрел, – заявил Томас.

– Томас из Хуктона! – всадник подогнал лошадь ближе к Томасу.

Томас снова его проигнорировал.

– У вас были какие-нибудь проблемы по дороге, Саймон? – спросил он лучника.

– Никаких.

Томас прошел мимо всадника к большой повозке и забрался на нее, где использовал рукоять ножа, чтобы сбить крышку бочки. Внутри находились стрелы.

Они были сложены довольно свободно, чтобы не повредить оперение, иначе стрелы не полетели бы в нужном направлении. Томас вытащил пару и осмотрел ясеневое древко.

– Выглядят неплохо, – нехотя вымолвил он.

– Мы выпустили пару дюжин, – сказал Саймон, и они летели прямо.

– Ты Томас из Хуктона? – рыцарь белой розы подтолкнул своего боевого коня к повозке.

– Я поговорю с тобой, когда буду готов, – ответил Томас по-французски, а потом снова перешел на английский. – Тетивы, Саймон?

– Целый мешок.

– Хорошо, – произнес Томас, – но только тридцать четыре бочки? – одной из его постоянных забот была поставка стрел для его устрашающих лучников.

Он мог сделать новые луки в Кастийоне д'Арбизон, потому что местные тисы были достаточно хороши для изготовления длинного лука, и Томас, как и дюжина его людей, достаточно хорошо умел делать луки, но никто не знал, как сделать английские стрелы.

Они выглядели довольно простыми: ясеневое древко, заканчивающееся стальным наконечником и оперенное гусиными перьями, но рядом с городом не было ясеней, постриженных в виде поллардов, а кузнецы не умели делать наконечник-шило, который способен пробить доспехи, и никто не знал, как сварить клей для оперения.

Хороший лучник мог выпускать пятнадцать стрел в минуту, и во время любой небольшой стычки люди Томаса могли выпустить десять тысяч за десять минут, и хотя некоторые стрелы можно было использовать повторно, многие ломались во время сражения, так что Томас был вынужден покупать им замену из тех сотен тысяч стрел, что отправлялись из Саутгемптона в Бордо, а затем распределялись по английским гарнизонам, которые охраняли земли короля Эдуарда в Гаскони.

Томас положил крышку бочки обратно.

– Этого хватит на пару месяцев, – сказал он, но видит Бог, нам нужно больше, – он посмотрел на всадника. – Кто ты такой?

– Меня зовут Роланд де Веррек, – ответил тот. Он говорил по-французски с гасконским акцентом.

– Я слышал о тебе, – сказал Томас, что было неудивительно, потому что о Роланде де Верреке говорили по всей Европе.

Не было лучшего бойца в турнирах. И, конечно, существовала легенда о его девственности, вызванной явлением Девы Марии.

– Хочешь присоединиться к эллекенам? – спросил Томас.

– Граф Лабруйяд поручил мне миссию..., – начал Роланд.

– Этот жирный ублюдок наверняка тебя обманывает, – прервал его Томас, – и если ты хочешь поговорить со мной, Веррек, сними этот проклятый горшок со своей головы.

– Милорд граф приказал мне..., – начал Роланд.

– Я велел тебе снять проклятый горшок с головы, – снова прервал его Томас. Он забрался на повозку, чтобы проверить стрелы, но также и потому, что оттуда мог смотреть на всадника сверху вниз.

Всегда не очень приятно иметь дело со всадником, стоя на земле, но теперь в неприятном положении находился Роланд. Несколько людей Томаса, у которых присутствие незнакомца вызвало любопытство, вышли из открытых ворот замка. Среди них была Женевьева, держащая за руку Хью.

– Ты увидишь мое лицо, – произнес Роланд, – когда примешь мой вызов.

– Сэм! – прокричал Томас в сторону крепостного вала. – Видишь этого идиота? – он указал на Роланда. – Будь готов выпустить стрелу ему в башку.

Сэм ухмыльнулся, положил стрелу на тетиву и наполовину натянул ее. Роланд, не понимая сказанного, взглянул вверх, в ту сторону, куда крикнул Томас. Ему пришлось поднять голову, чтобы рассмотреть угрозу через прорези для глаз в своем шлеме.

– Это стрела из английского ясеня, – сказал Томас, – чей конец сделан из дуба, а стальной наконечник остер как игра. Она вонзится через твой шлем, проделает аккуратную дыру в черепе и остановится в той пустоте, где у тебя должны быть мозги. Так что либо ты станешь целью, по которой может попрактиковаться Сэм, либо снимешь этот проклятый шлем.

Шлем был снят. Первое впечатление Томаса – ангельское лицо, спокойное и голубоглазое, обрамленное белокурыми волосами, смятыми подкладкой шлема, так что эта копна волос была как шапка плотно прижата к черепу, а по бокам локоны топорщились непокорными кудрями.

Это выглядело так странно, что Томас не мог не засмеяться. Его люди тоже смеялись.

– Он выглядит, как фокусник, которого я видел на ярмарке в Таучестере, – сказал один из них.

Роланд, не понимая, над чем смеются люди, нахмурился.

– Почему они насмехаются надо мной? – спросил он негодующе.

– Они думают, что ты фокусник, – ответил Томас.

– Ты знаешь, кто я, – сказал Роланд высокомерно, – и я пришел, чтобы бросить тебе вызов.

Томас покачал головой.

– Мы не устраиваем здесь турниров, – объяснил он. – Когда мы деремся, то деремся по-настоящему.

– Поверь мне, – сказал Роланд, – я тоже. – Он подвел коня ближе к повозке, возможно, надеясь, что сможет запугать Томаса. – Милорд Лабруйяд требует, чтобы я вернул его жену.

– Писание учит нас, что собака возвращается к своей блевотине, – заявил Томас, – так что сучка твоего хозяина вольна вернуться к нему, когда захочет. Ей не нужна твоя помощь.

– Она женщина, – резко бросил Роланд, – и не свободна поступать вопреки воле своего хозяина.

Томас кивнул в сторону замка.

– Кто владеет им? Я или твой хозяин?

– Ты, на данный момент.

– Тогда на данный момент, Роланд, каково бы ни было твое родовое имя, графиня Лабруйяд вольна делать то, что пожелает, потому что она в моем замке, а не в твоем.

– Мы можем решить это на поединке. Я вызываю тебя! – он стянул латную рукавицу и бросил ее в повозку.

Томас улыбнулся.

– И что же решит поединок?

– Когда я убью тебя, Томас из Хуктона, то заберу женщину.

– А если тебя убью я?

Роланд улыбнулся.

– С Божьей помощью я убью тебя.

Томас проигнорировал рукавицу, которая приземлилась между двумя бочками.

– Можешь сказать своему хозяину, Роланд, что если он хочет получить обратно свою женщину, то пусть приедет и заберет ее сам, а не посылает своего фокусника.

– Этот фокусник, – отозвался Роланд, – должен выполнить два дела. Истребовать законную жену моего господина и наказать тебя за наглость. Так ты будешь драться?

– Одетым подобным образом? – спросил Томас. Он был в чулках, рубахе и свободной обуви.

– Я дам тебе время, чтобы надеть доспехи, – сказал Роланд.

– Жанетт! – Томас окликнул одну из девушек у колодца. – Брось ведро в колодец, дорогая, наполни его и вытащи!

– Сейчас? – спросила она.

– Прямо сейчас, – велел Томас, потом нагнулся, чтобы подобрать рукавицу, сделанную из тонкой кожи с полосками стали и протянул ее Роланду.

– Если ты не покинешь этот город до того, как Жанетт поднимет ведро из колодца, я разрешу своим лучникам устроить на тебя охоту. А теперь иди и скажи своему жирному хозяину, чтобы забрал свою женщину сам.

Роланд взглянул на Жанетт, которая двумя руками тянула веревку, привязанную к ведру.

– У тебя нет чести, англичанин, – произнес он гордо, – и я убью тебя за это.

– Иди и засунь голову в нужник, – сказал Томас.

– Я..., – начал Роланд.

– Сэм! – прервал его Томас. – Не убивай его лошадь! Она мне понадобится!

Он прокричал это по-французски, и Роланд, по-видимому, наконец-то принял угрозу всерьез, потому что он развернул своего боевого коня, пришпорил и поскакал вниз по холму через южные городские ворота в сопровождении своего знаменосца.

Томас бросил Жанетт монету, а потом зашагал к замку.

– Чего он хотел? – спросила Женевьева.

– Драться со мной. Это новый чемпион Лабруйяда.

– Он собирался драться, чтобы вернуть Бертийю?

– За этим его послали, ага.

Брат Майкл пробежал через двор.

– Он приходил за графиней? – спросил он Томаса.

– А тебе что до этого, брат?

Юный монах выглядел смущенным.

– Я беспокоился, – произнес он вяло.

– Что ж, можешь перестать беспокоиться, – сказал Томас, – потому что завтра я отправлю тебя отсюда.

– Отправишь?

– Ты ведь должен был ехать в Монпелье? Значит, завтра на заре мы отправляемся. Собери свои вещи, если у тебя какие-нибудь есть.

– Но...

– Завтра, – сказал Томас, – на заре.

Потому что в Монпелье был университет, а Томасу нужен был ученый муж.

Лорд Дуглас был зол. Он привел во Францию две сотни лучших шотландских воинов, а вместо того, чтобы выпустить их против англичан, король Франции устраивал турнир.

Чертов турнир! Англичане сжигали города за границами Гаскони и осаждали замки в Нормандии, а Иоанн желал поиграть в солдатиков.

Значит, и лорду Дугласу придется в это играть, а когда французы предложили устроить меле, пятнадцать лучших рыцарей короля Иоанна против пятнадцати шотландцев, Дуглас отвел одного из своих воинов в сторонку.

– Положите их быстро, – прорычал он.

Воин, худой и со впалыми щеками, просто кивнул. Его звали Скалли.

Он единственный из латников лорда Дугласа не носил шлем, у него были длинные темные волосы с проседью, заплетенные в косички со вставленными в них многочисленными маленькими косточками, ходили слухи, что каждая кость была от пальца убитого им англичанина, хотя никто не смел спросить Скалли, правда ли это.

Кости могли с такой же вероятностью принадлежать его товарищам-шотландцам.

– Уложите их и пусть там и остаются, – сказал Дуглас.

Скалли улыбнулся от уха до уха, но без особого веселья.

– Убить их?

– Боже, нет, чертов идиот! Это же проклятый турнир! Просто приложите их как следует, сильно и быстро.

Деньги переходили из рук в руки пока делались ставки, и большая их часть была поставлена на французов, потому что те были верхом на превосходных конях, одеты в прекрасные доспехи, и каждый из пятнадцати был известным турнирным бойцом.

Они выставляли себя напоказ, пуская рысью своих боевых коней то в одну, то в другую сторону перед ярусами сидений, откуда за ними наблюдали король и его двор, и снисходительно оглядывали шотландцев, чьи лошади были меньше, а доспехи старомодны.

Французы носили огромные шлемы с подкладкой и плюмажем, а шотландцы – бацинеты, простые головные уборы с задней частью, закрывающей шею, а Скалли и вовсе не носил шлема. Он оставил свой большой фальшион в ножнах, предпочитая булаву.

– Любому рыцарю, запросившему пощады, она будет предоставлена, – читал правила герольд, все знали эти правила и никто не слушал. – Все копья будут тупыми. Нельзя использовать острие меча.

Нельзя калечить лошадей, – он продолжал бубнить, а король отдал кошелек слуге, поспешившему поставить деньги на превосходных французов.

Лорд Дуглас поставил всё, что имел, на своих людей. Он решил не участвовать в схватке, не потому что боялся меле, а потому что ему нечего было доказывать, и теперь наблюдал за свои племянником Робби и думал, не размяк ли юноша, проведя столько времени при французском дворе.

Но, по меньшей мере, Робби Дуглас мог сражаться и был одним из пятнадцати, на его щите, как и на всех щитах шотландцев, красовалось красное сердце Дугласов.

Один из французских рыцарей явно знал Робби, потому что поскакал туда, где шотландцы готовились к турниру, и эти двое погрузились в беседу.

Толстый кардинал, который целый день расточал любезности королю, протиснулся к сиденьям, чтобы занять свободное место рядом с Дугласом.

Большинство людей избегали этого смуглого шотландца с твердым и мрачным выражением лица, но кардинал улыбнулся в знак приветствия.

– Мы не встречались, – радушно представился он.

– Меня зовут Бессьер, кардинал и архиепископ Ливорно, папский легат при короле Иоанне Французском, храни его Господь. Ты любишь миндаль?

– Люблю, – неохотно признал Дуглас.

Кардинал протянул пухлую руку, чтобы предложить чашу с миндалем.

– Возьми сколько хочешь, милорд. Он из моих владений. Мне сказали, что ты поставил деньги на своих?

– А что же еще мне делать?

– Ты, наверное, заботишься о своих деньгах, – радостно произнес кардинал, – подозреваю, именно так ты и делаешь. Так что скажи мне, милорд, что знаешь ты и чего не знаю я.

– Я знаю, как сражаться, – ответил Дуглас.

– Тогда позволь мне задать другой вопрос, – сказал кардинал. – Если бы я предложил тебе треть моего выигрыша и поставил большую сумму, ты бы посоветовал мне поддержать шотландцев?

– Ты был бы глупцом, если бы этого не сделал.

– Думаю, никто никогда не обвинял меня в глупости, – заявил Бессьер. Кардинал подозвал слугу и дал ему тяжелый мешок с монетами.

– На шотландцев, – велел он и подождал, пока слуга уйдет. – Ты недоволен, милорд, – сказал он Дугласу, – а сегодня, по всей видимости, будет день праздненства.

Дуглас бросил на кардинала хмурый взгляд.

– В честь чего это?

– В честь солнечного света, Божьего благословения, хорошего вина.

– С англичанами, которые свободно разгуливают в Нормандии и Гаскони?

– Ах, англичане, – Бессьер откинулся в кресле, положив блюдо с миндалем на свой выпирающий живот. – Его святейшество подстегивает нас к заключению мира.

Вечного мира, – он говорил с сарказмом. Было время, и совсем не так давно, когда Луи Бессьер считал, что наверняка станет Папой.

Всё, что ему было нужно, это создать Святой Грааль, самую желанную реликвию христианского мира, и чтобы быть уверенным в том, что он сможет его сделать, он предпринял огромные и дорогостоящие усилия и соорудил этот фальшивый Грааль, но кубок ускользнул из его рук, и после смерти Папы корона досталась другому человеку.

Но Бессьер не терял надежды. Милостию божию Папа был болен и мог умереть в любой момент.

Дуглас отметил тон кардинала и удивился.

– Ты не хочешь мира?

– Конечно, я хочу мира, – сказал кардинал, я даже был назначен Папой вести переговоры о мире с англичанами. Хочешь еще горсть миндаля?

– Я думал, что Папа желает англичанам поражения, – промолвил Дуглас.

– Так и есть.

– Но понуждает к миру?

– Папа не может поощрять войну, – заявил Бессьер, – так что он проповедует мир и посылает меня вести переговоры.

– А ты? – спросил Дуглас, не закончив предложения.

– Я веду переговоры, – беспечно произнес Бессьер, – и дам Франции мир, который хочет его святейшество, но даже он знает, что единственный способ принести Франции мир – это победить англичан. Так что да, милорд, дорога к миру лежит через войну. Еще миндаля?

Зазвучал горн, призывая две группы рыцарей подойти к краю наклонного поля. Маршалы осматривали копья, чтобы убедиться, что у них на концах деревянные заглушки, так что они не смогут пробить щиты или доспехи.

– Будет война, – произнес Дуглас, – а мы здесь играем в игры.

– Его величество нервничает из-за Англии, – откровенно сказал Бессьер. – Он боится их лучников.

– Лучников можно победить, – яростно заявил Дуглас.

– Правда?

– Да. Есть способ.

– Никто не нашел его, – объявил кардинал.

– Потому что они идиоты. Потому что они думают, что единственный способ вести войну – это играть верхом на лошади. Мой отец присутствовал при сожжении Баннока, ты слышал про эту битву?

– Увы, нет, – ответил кардинал.

– Мы сокрушили английских ублюдков, порвали их на куски, лучников и всех остальных. Это было сделано. Это нужно было сделать.

Кардинал наблюдал, как французские рыцари строились в линию из десяти человек. Оставшиеся пять собирались пойти в атаку в нескольких шагах позади, чтобы воспользоваться преимуществом хаоса, созданного ударом первых десяти.

– Кого следует бояться, – сказал Бессьер, делая жест рукой с орехом, – так это вон того детину с ярким щитом, – он указал на крупного человека на большом коне, облаченного в сверкающие доспехи и держащего щит с изображением сжатого красного кулака на поле с оранжевыми и белыми полосами.

– Его зовут Жослин из Берата, – сказал кардинал, и он глупец, но великий боец. Его ни разу не побеждали в последние пять лет, за исключением, конечно, Роланда де Веррека, а его, увы, здесь нет.

Жослин из Берата был тем самым человеком, с которым разговаривал Робби Дуглас перед тем, как рыцари отправились на край поля.

– Где находится Берат?

– На юге, – туманно ответил Бессьер.

– Откуда мой племянник его знает?

Бессьер пожал плечами.

– Не могу сказать, милорд.

– Мой племянник был на юге, – сказал Дуглас, – до того, как пришла чума. Он путешествовал с одним англичанином, – он сплюнул. – С каким-то проклятым лучником, – добавил он.

Кардинал вздрогнул. Он знал эту историю, слишком хорошо знал. Проклятым лучником был Томас из Хуктона, которого Бессьер винил за потерю и Грааля, и трона Святого Петра.

Кардиналу также было известно о Робби Дугласе, поэтому он и приехал на турнир.

– Твой племянник здесь? – спросил он.

– На пегой лошади, – Дуглас кивнул в сторону шотландцев, которые были так плохо вооружены по сравнению со своими соперниками.

– Я бы хотел с ним поговорить, – объяснил кардинал. – Не будешь ли ты так любезен прислать его ко мне? – но до того, как лорд Дуглас смог ответить, король взмахнул рукой, герольд опустил знамя, а всадники пришпорили коней.

Бессьер немедленно пожалел о сделанной ставке. Лошади шотландцев выглядели такими костлявыми по сравнению с великолепными боевыми конями французов, и французы скакали плотным строем, нога к ноге, как и должны скакать рыцари, а шотландцы медленно пересекли отметку и рассеялись по полю, оставив друг между другом промежутки, в которые могли проехать соперники.

Они решили ехать в одном широком ряду, все пятнадцать в одной линии, но они также скакали быстро, внося беспорядок, в то время как французы ехали медленно, сохраняя позиции, пустив лошадей в карьер только когда обе группы были примерно в пятидесяти шагах.

Кардинал взглянул на лорда Дугласа, чтобы понять, разделяет ли шотландец его опасения, но Дуглас саркастически улыбался, как будто знал, что должно произойти.

Громкий стук копыт утонул в криках толпы. Король, крайне увлеченный рыцарскими поединками, наклонился вперед в ожидании, и кардинал оглянулся и увидел, как французы в переднем ряду подняли щиты и взяли наперевес копья, готовясь к атаке, и внезапно толпа затихла, как будто затаив дыхание в предвкушении столкновения воинов в доспехах и лошадей.