355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бернард Корнуэлл » Столетняя война (ЛП) » Текст книги (страница 107)
Столетняя война (ЛП)
  • Текст добавлен: 9 мая 2017, 02:30

Текст книги "Столетняя война (ЛП)"


Автор книги: Бернард Корнуэлл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 107 (всего у книги 123 страниц)

Часть вторая
Нормандия
Глава четвертая

Нику Хуку с трудом верилось, что мир может вместить столько кораблей. Флот он впервые увидел в Саутгемптонской гавани, когда сэр Джон собрал своих людей на берегу, дабы королевские чиновники пересчитали войско. Договор обязывал сэра Джона представить девяносто лучников и тридцать латников. Остаток денег на их содержание ему полагалось получить при отплытии, но прежде количество и пригодность бойцов проверяли специально назначенные люди. Хук, стоя в общем строю, не сводил благоговейного взгляда с кораблей, заполнивших всю гавань так, что за ними не было видно воды. Сентенар Питер Годдингтон утверждал, что для перевозки армии собрано полторы тысячи судов – немыслимое количество, в которое Хук никогда не поверил бы, не случись ему увидеть порт своими глазами.

Королевский инспектор, пожилой круглолицый монах с вымазанными в чернилах пальцами, шел вдоль строя, оглядывая солдат и проверяя, не набрал ли сэр Джон калек, мальчишек и стариков. Его сопровождал насупленный рыцарь в одежде с королевским гербом, осматривающий оружие. Оружие оказалось в порядке: от сэра Джона Корнуолла иного не ждали.

– В договоре указаны девяносто лучников, – укоризненно заметил монах, дойдя до конца строя.

– Истинная правда, – радостно согласился отец Кристофер, оставленный распоряжаться делами в отсутствие сэра Джона, уехавшего на встречу с королем.

– А у вас девяносто два! – с напускной строгостью заявил монах.

– Сэр Джон отберет двоих самых негодных и выкинет за борт! – успокоил его отец Кристофер.

– Хорошо, хорошо, – отмахнулся монах, взглядывая на насупленного рыцаря. Тот, удовлетворенный виденным, одобрительно кивнул, и монах вновь обратился к отцу Кристоферу: – Деньги привезут нынче днем. Да благословит вас Бог!

Монах взобрался в седло и поскакал к другим отрядам, ожидающим проверки. Его подручные, крепко сжимая в руках льняные футляры с листами пергамента, побежали следом.

Торговое судно, на котором предстояло отплыть Хуку, – осадистое, с тупым носом и квадратной кормой – называлось «Цапля», с толстой мачты свисал штандарт сэра Джона Корнуолла. Борт о борт с «Цаплей» был причален личный корабль Генриха, «Королевская Троица», размером с целое аббатство. Внушительности ему придавали увешанные знаменами сине-красно-золотые деревянные надстройки на корме и носу, из-за которых корабль выглядел непропорционально тяжеловесным – как деревенская подвода со слишком высокой копной сена. На бортах крепились белые щиты с красным крестом, с рей свисали три больших флага, на бушприте развевалось красное знамя с четырьмя белыми кругами, соединенными черными надписями.

– Знамя, что на носу, – это знак Святой Троицы, – перекрестившись, пояснил Хуку отец Кристофер.

Хук, заглядевшись на знамя, не ответил.

– Может показаться, что для Святой Троицы нужны три флага, – лукаво прищурившись, продолжал отец Кристофер, – однако на небесах торжествует скромность, поэтому достаточно одного. Знаешь, что в нем за смысл, Хук?

– Нет, святой отец.

– Придется пролить свет на твое невежество. Внешние круги – это Отец, Сын и Святой Дух. А на полосах, их соединяющих, написано «non est». Что такое «non est» по-латыни, Хук?

– «Не есть», – тотчас ответила Мелисанда.

– Боже мой, к такой красоте еще и умна! – радостно заявил отец Кристофер, с удовольствием оглядывая Мелисанду с головы до ног. На девушке было тонкое льняное платье с львиным гербом сэра Джона, однако священника занимала явно не геральдика. Неспешно проведя взглядом обратно снизу вверх, отец Кристофер вернулся к рассказу: – Значит, Отец не есть Сын, который не есть Святой Дух, а тот не есть Отец. Все внешние круги соединены с внутренним, который есть Бог, и на полосках, ведущих к внутреннему кругу, написано слово «est». Стало быть, Отец есть Бог, Сын есть Бог и Святой Дух есть Бог, хотя все трое различны. Все очень просто.

Хук нахмурился.

– Не так уж просто…

– Конечно, непросто, – усмехнулся отец Кристофер. – Не знаю, кому под силу постичь Святую Троицу! Разве что Папе – но которому? Их у нас двое! Григорий non est Бенедикт, а Бенедикт non est Григорий, и остается лишь уповать, что Господь знает, кто est кто. Мелисанда, ты воистину хороша! А досталась какому-то Хуку!

Мелисанда ответила ему гримасой, отчего священник рассмеялся, чмокнул кончики пальцев и послал девушке воздушный поцелуй.

– Приглядывай за ней, Хук!

– Я так и делаю, святой отец.

Священник, умудрившись-таки оторвать взгляд от Мелисанды, повернулся к «Королевской Троице», у борта которой, как поросята у свиноматки, теснились мелкие шлюпки. С них поднимали наверх большие тюки. На корме корабля развевался флаг Англии – красный крест святого Георгия на белом поле. Каждому бойцу в армии Генриха выдали такие же красные льняные кресты, их полагалось нашить спереди и сзади на налатники поверх хозяйского герба. Сэр Джон объяснил, что гербов слишком много: в большой битве немудрено запутаться в расцветках, зверях и птицах. А крест святого Георгия безошибочно укажет своих даже в самой гуще схватки.

К главной мачте флагмана крепилось королевское знамя – огромное полотнище, разделенное на четыре части: в двух четвертях золотые английские леопарды, в остальных двух – золотые лилии Франции. Генрих, заявляя права на оба престола, объединил в своем флаге символы двух королевств, и теперь в Саутгемптонскую гавань стягивался огромный флот, призванный осуществить королевские притязания. Перед отъездом в Лондон сэр Джон Корнуолл сказал, что никогда еще из Англии не отплывало такое крупное войско.

– Король действует верно! – гордо заявил он, ощерившись в волчьей ухмылке. – Нас ждет успех! Наш господин и правитель не жалел денег! Заложил драгоценности короны! Нанял лучшую армию – и мы с вами ее часть! Лучшая часть! Не посрамим короля! Бог на нашей стороне – верно, святой отец?

– Господь не выносит французов, – заявил отец Кристофер уверенно, словно Бог посвящал его в свои сокровенные замыслы.

– Потому что Господь не дурак! – подхватил сэр Джон. – Всевышний знает, что Он создал французов по ошибке! И послал нас исправить оплошность! Мы войско Господне, так выпустим же кишки из чертовых выродков!

Полторы тысячи судов готовились переправлять через Ла-Манш двенадцать тысяч солдат и как минимум вдвое больше лошадей. Кроме англичан, составлявших основную массу войска, среди солдат были валлийцы и несколько десятков воинов из принадлежащей Генриху Аквитании. Хук с трудом представлял себе огромное число – двенадцать тысяч! – однако отец Кристофер, стоявший у борта «Цапли» в кольчуге и с мечом на поясе, повторил предостережение, высказанное им у харчевни перед стычкой с сэром Мартином.

– Французы могут собрать войско втрое многочисленнее нашего, – задумчиво сказал он, облокотившись на поручень. – И даже больше. Если дело дойдет до битв, нам пригодятся твои стрелы.

– Французы не станут с нами сражаться, – вставил кто-то из латников сэра Джона, услыхав слова отца Кристофера.

– Да, биться с нами они не любят, – согласился священник. – Не то что в старое доброе время.

Молодой круглолицый латник усмехнулся:

– Креси и Пуатье?

– Хорошо бы! – завистливо прищурился отец Кристофер. – Представляешь, оказаться под Пуатье! Взять в плен французского короля! В этот раз такого не дождешься…

– Почему, святой отец? – спросил Ник.

– Они уже знают наших стрелков, Хук. И держатся от нас подальше. Сидят по городам да крепостям и ждут, пока нам надоест. Проскачи через всю Францию хоть десяток раз – они не выйдут на бой. А если нам не проникнуть в их крепости, что толку скакать по всей Франции?

– Тогда почему у них нет лучников? – спросил Ник.

Однако ответ явился сам собой. Ответом был он сам, Николас Хук, чье превращение в лучника заняло десять лет. Первый лук отец вручил ему в семилетнем возрасте, наказав упражняться ежедневно, и до самой смерти отца луки становились год от года длиннее и туже, и мальчишка Ник узнавал, как сгибать лук всем телом, не только руками.

– Да навались же ты на лук, недотепа! – ворчал отец, каждый раз огревая его по спине тяжелым цевьем, и Ник учился натягивать тетиву и становился все сильнее.

После смерти отца он начал упражняться с его тяжелым луком, пуская стрелу за стрелой в мишени на церковном поле. Наконечники он точил о столб у кладбищенских ворот, так что от постоянного трения в камне образовались борозды. В стрелы Ник вкладывал всю накопленную ненависть и часто упражнялся дотемна, пока глаз не переставал различать цель.

– Не цепляйся за тетиву, – вновь и вновь повторял ему кузнец Пирс, и Хук научился отпускать тетиву так, чтобы она легко скользила по пальцам, затвердевшим от постоянных усилий.

Год за годом он только и делал, что натягивал и отпускал тетиву, и мышцы на груди, спине и руках делались крепкими и мощными. Однако набрать силу было проще, чем научиться другому качеству, необходимому для лучника: умению целиться не глядя.

Когда натягиваешь тетиву до щеки и смотришь вдоль стрелы на цель – выстрел получается не в полную силу. Так Ник стрелял в детстве. А если стрела должна прошить латный доспех, то ей нужна вся сила тисового цевья, и значит, тетиву надо тянуть до уха. Однако тогда стрелу скашивает; надо годами учиться направлять стрелу к цели одним чутьем. Хук, как и любой лучник, не мог объяснить, как он целится. Он знал лишь то, что, натягивая тетиву, он смотрит на мишень и попадает в нее не потому, что выровнял по одной линии мишень, глаз и стрелу, а потому, что захотел попасть в цель. Вот почему лучников во Франции было не больше сотни, да и те не воины, а охотники: никого из французов годами не учили ощущать тисовое древко и пеньковый шнур так, будто они часть тебя.

Севернее «Цапли», где-то в скопище причаленных судов, загорелся корабль, в летнее небо полетели клубы густого дыма. Тут же разнесся слух, будто против короля замышляли мятеж и бунтовщики собирались сжечь флот. Отец Кристофер коротко заметил, что бунтовщики – сплошь лорды – уже убиты. Обезглавлены, уточнил он. Пожар на судне отец Кристофер объявил случайностью.

– «Цаплю» точно не подожгут, – уверил он лучников.

На нее и вправду никто не покусился.

Там же, севернее «Цапли», стояла «Владычица Фалмута», на которую грузили коней: сначала их вплавь подгоняли к борту, а затем вытягивали наверх на кожаных ремнях. С конских шкур стекала вода, ноги болтались в воздухе, глаза бешено вращались от страха. В воде плавали люди, проворно накидывающие ремни на коней, которых потом опускали в трюм с приготовленными стойлами. Среди лошадей Хук узнал своего вороного мерина по кличке Резвый и пегую кобылку Мелисанды, Делл. Там же, поднимаемый на ремнях, буйно поводил глазами Люцифер – огромный вороной жеребец сэра Джона.

На следующий день из Лондона прибыл сэр Джон Корнуолл вместе с королем. Требования очередного французского посольства были отвергнуты, флот готовился отчалить. Сэр Джон, взбираясь на борт из шлюпки, на ходу выкрикивал приветствия и приказы. Мгновением позже запели трубы на «Королевской Троице», возвещая прибытие короля на сине-золотой королевской барке с белыми веслами. Генрих в полных латных доспехах, начищенных и отполированных так, что солнечные лучи отражались от них белыми сполохами, взобрался на борт флагмана легко и ловко, как корабельный мальчишка. Трубы на корме пропели другой сигнал, с «Королевской Троицы» зазвучали приветственные возгласы, к которым тотчас присоединились на других кораблях, и торжествующий клич разнесся по всему флоту в полторы тысячи судов.

В тот же день, несомые западным ветром, над кораблями пролетели два лебедя, вспарывая крыльями тишину нагретого воздуха. Увидев, как лебеди свернули к югу, сэр Джон радостно вскрикнул и ударил кулаком по поручню.

– Лебедь – личный герб нашего короля! – объявил удивленным лучникам отец Кристофер. – Лебеди указывают нам путь к победе!

Король, должно быть, тоже видел знак. Как только лебеди пролетели над «Королевской Троицей», на главной мачте тут же взметнулся красно-сине-золотой парус с королевским гербом. Дойдя до середины мачты, он затрепетал под ветром так, что звук долетел до «Цапли», и затем скользнул вниз. То был сигнал к отплытию, и корабли один за другим принялись ставить паруса, снимаясь с якоря. Ветер дул в сторону Франции.

Ветер, несущий Англию к войне.

* * *

Никто не знал, в какой части Франции предстоит сражаться Кто-то считал, что флот идет на юг, в Аквитанию, другие утверждали, что их высадят в Кале, третьи даже не пытались строить предположения, а тем, кого на всем пути рвало через борт, ни до чего не было дела.

Два дня над кораблями простиралось ясное небо с бегущими на восток белыми облачками, две ночи светили алмазно-яркие звезды. На «Цапле» отец Кристофер развлекал всех рассказами. Хук, захваченный историей об Ионе и ките, то и дело обращал взгляд на вспыхивающие солнечными отблесками волны, тщетно ожидая увидеть такое же чудовище. Вместо него глазам открывалась лишь бесконечная цепь кораблей, разбросанных по волнам, как стадо овец по летнему пастбищу.

На рассвете второго дня, когда Хук стоял на носу и смотрел на море в надежде увидеть монстра, глотающего людей, к нему молча подошел сэр Джон и дружески кивнул в ответ на торопливое приветствие лучника. Глянув на Мелисанду, спящую под плащом Ника в закутке между бочками на палубе, сэр Джон улыбнулся:

– Хорошая девушка, Хук.

– Да, сэр Джон.

– После войны привезем себе еще французских красавиц. В жены. Видишь облака? – кивнул сэр Джон вперед, где на горизонте виднелся затянутый облаками берег. – Нормандия.

Ник вгляделся, однако не увидел под облаками ничего, кроме кораблей, шедших впереди.

– Сэр Джон, – осторожно начал он и, получив ободряющий взгляд, продолжил, запнувшись на французском имени: – Вы знаете человека по имени сеньор д'Анфер?

– Ланферель? Отец Мелисанды?

– Она вам сказала? – удивился Хук.

– Сказала, – улыбнулся командующий. – А почему ты спрашиваешь?

– Просто любопытно.

– Тебя заботит, что она господская дочь? – без обиняков спросил сэр Джон.

– Да, – кивнул Ник.

Сэр Джон улыбнулся.

– Видишь мелкие паруса? – Он указал вперед, где прямо перед английскими судами виднелись разбросанные по волнам мелкие лодки с коричневым парусом. – Рыбаки бросились в гавани с вестью о наших кораблях. Остается надежда, что им не угадать, куда мы пристанем, иначе нас легко перебьют на берегу. Теперь французы о нас знают. Чтобы помешать нам высадиться, хватит и двухсот латников.

Хук смотрел на крохотные паруса в бескрайнем море, почти не замечая их движения под темным рассветным небом с полоской зари на востоке. Интересно, как английские моряки определяют, куда им плыть? Интересно, заговорит ли с ним святой Криспиниан?..

– Вот она! – тихо произнес сэр Джон, указывая вперед, словно уже забыл про вопрос Ника о сеньоре де Ланфереле.

Впереди виднелся берег Нормандии – пока лишь мелкая тень, клочок темной тверди между облаками и морем.

– Я говорил с лордом Слейтоном, – обронил сэр Джон. Хук предпочел не ответить. – Он, конечно, не годен для нынешней войны. С его-то увечьем… Мы виделись в Лондоне, он приезжал пожелать королю успешного похода. По его словам, ты хороший боец.

Хук промолчал. Все бои, о которых мог знать лорд Слейтон, были лишь трактирными драками – подчас смертельными, но совсем не похожими на настоящую битву.

– Лорд Слейтон тоже был боец что надо, – продолжал сэр Джон. – Пока ему не покалечили спину. Правда, с нижней защитой запаздывал – опасно поднимать меч выше плеча, Хук.

– Да, сэр Джон, – послушно кивнул тот.

– Он объявил тебя вне закона, да теперь это не важно. Во Франции ты не преступник. Какие бы провинности ни числились за тобой в Англии, во Франции за них не наказывают. И даже будь по-иному – тебе ничто не грозит: ты теперь мой.

– Да, сэр Джон, – снова кивнул Ник.

– Ты принадлежишь мне, – твердо повторил сэр Джон. – И лорд Слейтон с этим согласен. Однако у тебя есть враги. Тот священник добивается твоей смерти, и, как сказал лорд Слейтон, тебя с удовольствием прирежут и другие.

– Это правда, – подтвердил Ник, вспомнив о братьях Перрилах.

– Лорд Слейтон добавил еще кое-что, – продолжил сэр Джон. – Сказал, что ты убийца, вор и лжец.

На Хука накатила волна былой злости, но тут же схлынула, как морская пена.

– Когда-то я таким был, – настороженно ответил он.

– И еще он сказал, что ты человек стоящий, – не дал ему опомниться сэр Джон. – Ты такой же, как сеньор д'Анфер. Жильбер, мессир де Ланферель, человек стоящий. Он негодяй – и при этом обаятелен, умен и ловок. Он говорит по-английски! – удивленно добавил сэр Джон, словно считал такое умение странной причудой. – Когда-то в Аквитании его взяли в плен и держали в Суффолке до получения выкупа. Три года. Выпустили десять лет назад, и наверняка по Суффолку сейчас бегает куча его отпрысков. Он единственный боец, которого я не смог победить на турнире.

– Все говорят, что вы никогда не проигрывали! – запротестовал Хук.

– А я ему не проиграл, – улыбнулся сэр Джон. – Мы бились, пока оба не обессилели. Говорят тебе, он хорош!.. Правда, я все-таки взял верх.

– Как так? – заинтригованно спросил Хук.

– Он поскользнулся. И я отступил, дал ему время встать.

– Зачем?

Сэр Джон рассмеялся.

– На турнире, Хук, полагается выказывать рыцарское благородство, обходительность там важна не меньше, чем умение биться. Но то на турнире, не в бою. Поэтому если встретишь Ланфереля в битве – предоставь его мне.

– Или стреле.

– Он может себе позволить лучшие доспехи, Хук. На нем будет миланская броня, только стрелу затупишь. Ланферель тебя убьет и даже не заметит. Оставь его мне.

В голосе командующего Хук уловил что-то вроде уважения.

– Вы им восхищаетесь?

– Да, – кивнул сэр Джон. – Но если придется его убить, меня это не остановит. А что он отец Мелисанды… У него бастардов пол-Франции. Побочные отпрыски не считаются высокородными – ни его, ни мои.

Хук кивнул и нахмурился.

– В Суассоне… – начал было он и замолчал.

– Говори.

– Он наблюдал, как издевались над лучниками! – яростно выговорил Хук.

Командующий облокотился на поручень.

– Мы называем себя рыцарями, Хук, и даже ведем себя по-рыцарски. Приветствуем врагов перед поединком, галантно принимаем их поражение, прикрываем вражду шелками и бархатом – считаем себя благороднее всех в христианском мире. – Сэр Джон невесело глянул на лучника ярко-синими глазами. – А в битвах, Хук, нет ничего, кроме крови, ярости, жестокости и убийств. Господь отвращает от них Свое лицо.

– Над лучниками измывались уже после битвы.

– Боевая ярость опьяняет. И проходит не сразу. Отец твоей девушки – враг. Им можно восхищаться, но он опасен не меньше меня. – Усмехнувшись, сэр Джон похлопал Ника по плечу: – Оставь его мне, Хук. Я его убью. И приколочу его череп у себя в замке.

Поднялось сияющее солнце, которое прогнало тени и осветило нормандский берег – тонкую полоску белых утесов под зеленым травяным покровом. Весь день до самого вечера корабли шли к югу, ветер пенил белые гребни волн и наполнял паруса. Сэр Джон, сгорая от нетерпения, не сводил глаз с земли и уговаривал капитана подойти ближе к берегу.

– Скалы, мой господин, – коротко отвечал тот.

– Нет здесь скал! Ближе, еще! – Командующий высматривал на утесах соглядатаев, которых могли поставить наблюдать за флотом, однако никаких всадников, скачущих к югу вровень с движением кораблей, на берегу не было. Разбросанные по морю рыбацкие лодки по-прежнему мелькали перед английскими судами, а те уже огибали широкий меловой мыс, входили в залив и, повернувшись против ветра, становились на якорь.

В широком и плохо защищенном заливе вздымались высокие волны, от которых нос «Цапли» резко качался вверх-вниз. Хотя берег здесь подступал совсем близко, едва ли на расстояние двух лучных выстрелов, с корабля удавалось разглядеть лишь кромку белого прибоя перед полосой заболоченной земли, за которой вздымался крутой, густо поросший лесом холм. Хотя кто-то сказал, что здесь устье Сены – реки, ведущей в глубь Франции, Ник не увидел ничего похожего на реку. На юге тянулась еще одна береговая полоса, издали почти неразличимая. Отставшие корабли, вслед за передними огибая мыс, присоединялись к флоту, и вскоре в заливе стало тесно.

– Normandie[70]70
  Нормандия (фр.).


[Закрыть]
сказала Мелисанда, глядя на берег.

– Франция, – отозвался Хук.

– Normandie, – повторила Мелисанда, словно разница казалась ей существенной.

Хук вглядывался в деревья, пытаясь угадать, скоро ли появятся французы. Любому, кто заметил в море английские корабли, было ясно, что они причалят в здешнем заливе, больше похожем на каменистую бухту. Так почему же французы не пытаются остановить вторжение сразу же, на берегу? Однако у кромки леса не появилось ни единой фигуры – ни конной, ни пешей, лишь кругами поднимался в небо ястреб да носились над волнами чайки.

Шлюпка доставила сэра Джона на борт «Королевской Троицы», где моряки уже прикрепляли к бортам белые щиты с крестом святого Георгия. С других сторон к флагману подходили еще шлюпки – командующие собирались на военный совет.

– Что с нами будет? – спросила Мелисанда.

– Понятия не имею, – признался Хук.

Ему достаточно было того, что он шел на войну вместе с людьми, которых успел полюбить, и его сопровождала Мелисанда, которую он тоже любил. Впрочем, временами он подозревал, что, попав в родные края, она может от него уйти.

– Ты почти дома, – напомнил он ей, отчаянно желая, чтобы его разубедили.

Девушка помолчала, вновь и вновь окидывая взглядом деревья и болотистый берег.

– Дом был там, где maman[71]71
  Мама (фр.).


[Закрыть]
,– в конце концов сказала она. – А где он сейчас – не знаю.

– Со мной, – неловко выговорил Хук.

– Дом там, где спокойно, – ответила Мелисанда.

Ее глаза отливали серым, как крыло цапли, скользящей над каменистым берегом к дальней низине. На палубе «Цапли» пажи чистили доспехи латников песком и уксусом, чтобы убрать ржавчину и добиться блеска, а потом вощили каждую пластину. Рядом с горшком пчелиного воска, открытым по приказу Питера Годдингтона, устроились и стрелки, чтобы навощить луки.

– Мать тебя изводила? – спросил Ник у Мелисанды, шерстяным лоскутом втирая воск в цевье.

– Изводила? – удивилась Мелисанда. – Зачем?

– Ну, некоторым и причин не нужно… – Хук вспомнил собственную бабку. – А у меня отец был жестокий.

– Значит, ты должен быть добрым. – Девушка, явно о чем-то вспомнив, нахмурилась.

– Ты что?

Она пожала плечами.

– Когда меня отдавали в монастырь… Еще перед тем… – запнулась она.

– Говори, не бойся.

– Отец… Он позвал меня к себе. Мне было тринадцать… Может, четырнадцать… – Голос ее снизился до шепота, она не сводила глаз с Хука. – Он велел мне снять всю одежду, и я стояла перед ним… nue[72]72
  Нагая (фр.).


[Закрыть]
Он меня обошел со всех сторон и сказал, что никакой мужчина меня не захочет. – Девушка помолчала. – Я думала, он собирается…

– Но он не стал?..

– Нет, – быстро ответила Мелисанда. – Он погладил мне… épaule, – она вновь запнулась, вспоминая слово, – плечо, да. Он был весь… как сказать… frissonnant[73]73
  Дрожащий (фр.).


[Закрыть]
– Девушка вытянула руки и помотала кистями.

– Его трясло? – догадался Ник.

Она коротко кивнула.

– И он отправил меня к монахиням. Я просила, чтобы он меня не отсылал. Говорила, что ненавижу сестер. А он сказал, что я должна за него молиться. Что такова моя обязанность – молиться за него и работать не покладая рук.

– И ты молилась?

– Каждый день, – кивнула девушка. – Молилась, чтобы он меня забрал из монастыря. А он так и не приехал.

Сэр Джон вернулся на «Цаплю» только к закату. Французы по-прежнему не появлялись на берегу, хотя за деревьями легко могла скрыться целая армия. На склоне к востоку от залива виднелся дымок, но что за люди забрались на такую высоту и сколько их – оставалось неизвестно.

Сэр Джон поднялся на борт и пошел вдоль корабля, время от времени тыча пальцем в лучника или латника.

– Ты, – в числе прочих указал он на Хука и двинулся дальше. Дойдя до конца, командующий обернулся и крикнул: – Все, на кого я указал, идут со мной на берег! Вечером, как стемнеет! Остальным ждать рассвета: присоединитесь к нам, если выживем. Кто идет со мной – готовьте доспехи и оружие! Выходим не веселиться, а убивать!

Яркая луна, которой оставалась всего неделя до полнолуния, бросала на волны серебристые блики и расчерчивала землю четкими тенями. Хук, одетый в кожаные штаны и сапоги, накинул поверх кожаной куртки кольчугу и надел на левую руку щиток – тот не столько предохранял руку от удара тетивы (от этого спасала и кольчуга), сколько не позволял тетиве разлохмачиваться о кольчужные звенья. Шлем, меч, алебарда, мешок с двумя десятками стрел, готовыми в дело…

Пятеро латников и дюжина лучников вместе с сэром Джоном забрались в шлюпку, которую гребцы тут же направили к берегу. От других судов тоже отчалили лодки. Все молчали, лишь изредка раздавались тихие возгласы – остающиеся на кораблях желали удачи тем, кто отправлялся на берег. Если французы засели в лесу, подумал Хук, лодки они уж точно заметят. Может, именно в эту минуту враги вытаскивают мечи и натягивают толстую тетиву на стальные арбалеты.

На крутой прибрежной волне лодку начало подкидывать резче, прибой становился все шумнее и яростнее. Гребцы погружали весла глубже в воду, пытаясь уйти от грозных закручивающихся волн, как вдруг лодку понесло вперед, с ревом вскипело залитое лунным светом море, и через миг, заскрипев днищем по каменистому берегу, шлюпка развернулась посреди бурлящей волны, готовой схлынуть обратно.

– Все на берег! – прошипел сэр Джон. – Живо!

Из остальных лодок на прибрежные камни выскакивали люди с мечами наготове. Наконец все собрались за широкой полосой водорослей на линии прилива, где теснились огромные валуны с черными от лунных теней боками. Хук ожидал, что первой высадкой будет командовать сэр Джон, и потому удивился при виде молодого человека, ожидающего сбора всех солдат. Моряки, оттолкнув шлюпки от берега, удерживали их подальше от волн, готовые подобрать своих в случае нападения французов, хотя Хук подозревал, что спасти удастся не многих – слишком много крови прольется на береговые камни.

– Держаться вместе, – тихо приказал молодой человек. – Лучникам отойти вправо.

– Слышали? – прошипел сэр Джон Корнуолл. Молодым командующим оказался сэр Джон Холланд, племянник короля и приемный сын сэра Джона Корнуолла. – Годдингтон!

– Да, сэр Джон!

– Отведи своих лучников дальше, чтоб могли нас прикрыть!

Несмотря на то что командующим считался его пасынок, приказы все же отдавал старший сэр Джон.

– Вперед! – По команде младшего сэра Джона строй из сорока латников по левую руку и сорока лучников по правую двинулся в глубь берега.

И немедленно наткнулся на укрепления.

Земляная гряда сразу за прибрежными камнями, на расстоянии выглядевшая вполне безобидно, вблизи оказалась рукотворной насыпью с выкопанным перед ней рвом – настоящий вал с выступающими из него бастионами, с которых арбалетчики могли обстреливать фланги любого войска, поднимающегося по берегу. Вал выглядел целым, не поврежденным ни ветром, ни дождями, и тянулся по берегу всей бухты. Хук представил себе, каково здесь биться, когда латники не дают подступиться к центру, а с боков бьют арбалетчики. Но фантазии остались лишь фантазиями: укрепление, на строительство которого ушло немало дней, оказалось заброшенным.

– Нашли чем себя занять, придурки! – презрительно заметил сэр Джон Корнуолл, пнув верхушку вала. – Что за блажь строить укрепления, а потом их бросать?

– Может, они знали, что мы здесь высадимся? – осторожно предположил сэр Джон Холланд.

– Тогда почему нас не встречают? – возразил сэр Джон. – У них, поди, укреплений понастроено по всему нормандскому берегу! Только и знают, что мочиться в штаны да рыть землю. Лучники! Свистеть умеете?

Лучники промолчали – по большей части от удивления.

– Свистеть могут все? – повторил сэр Джон. – Хорошо! А мотив «Плача по Робин Гуду» тоже знают все?

Уж что-что, а мелодию «Плача» они знали, ведь Робин Гуд – лучник, восставший против английских лордов, принцев и шерифов, – был кумиром любого стрелка.

– Вот и прекрасно! – объявил сэр Джон. – Поднимаемся на холм. Латники по тропе, лучники лесом. Обыскать все до вершины! Если что увидите или услышите – искать меня. И при этом свистеть «Плач по Робин Гуду»! Чтоб я знал, что идет англичанин, а не кто-то из сосунов-французов. Вперед!

Прежде чем взобраться на холм, отряду предстояло пересечь тускло мерцавшую в лунном свете полосу болотистой земли, которая начиналась сразу за твердым берегом. Через нее вела извилистая тропа, и сэр Джон приказал лучникам рассеяться по обе стороны, чтобы в случае засады обстрелять противника с флангов.

– Не иначе как он вздумал нас уморить, – ругался Питер Годдингтон, пробираясь между кочками и пугая встревоженных птиц, которые взлетали над болотом с резким криком и хлопаньем крыльев. Кроме них ночную тишину нарушал лишь звук прибоя.

Болото тянулось на лучный выстрел, чуть длиннее двухсот шагов. Стрелять на большее расстояние мог не только Хук, но и французские арбалетчики, поэтому по пути к темнеющему за болотом лесу Хук отслеживал каждую тень в опасении услышать щелчок – звук спускаемой тетивы. О прибытии англичан французы не могли не знать: их соглядатаи уж точно сосчитали все корабли при погрузке в Саутгемптонской гавани, да и рыбаки наверняка доложили о большом флоте у нормандского берега. И если французы возвели укрепление даже в такой маленькой бухте, то зачем оставили его без защитников? Затем, считал Хук, чтобы ждать англичан в лесу. Затем, чтоб перестрелять передовой отряд по пути через болото.

– Хук! Том и Мэтт! Дейл! Уходите вправо! – Годдингтон махнул рукой, указывая всем четверым на восточный край болота. – И дальше к вершине холма!

Хук, хлюпая по болотной жиже, свернул вправо, за ним близнецы и Уильям из Дейла. На тропе позади них оставались латники. Лунный свет отражался от их стальных поножей белыми бликами, мечи и вовсе казались серебряными. На одежде у всех – лучников, латников, командующих – спереди и сзади был нашит крест святого Георгия.

Из леса никто не стрелял. Если французы и поджидали врага, то не здесь, а выше по склону.

Хук взобрался на невысокий осыпающийся пригорок у северной оконечности болота и обернулся посмотреть на флот – редкие тускло-красные фонари среди целого леса мачт. В лунном свете серебрились волны, звезды сияли ярко и чисто. Повернувшись к непроницаемо-черной кромке леса, Ник снял тетиву с лука.

– Среди деревьев луки не помогут, – объяснил он спутникам, пряча лук в чехол из конской шкуры, который он нес за поясом. Если лук будет натянут слишком долго, он примет привычный изгиб и ослабнет, поэтому Ник предпочитал держать цевье распрямленным. Он накинул на плечо петлю кожаного чехла и вытащил меч. То же сделали и остальные трое, и лучники двинулись в гущу деревьев.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю