Текст книги "Столетняя война (ЛП)"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 88 (всего у книги 123 страниц)
– Ты прав, сын мой. Она твоя пленница, и ты должен ее защищать, но с осторожностью.
– С осторожностью?
– Это владения графа. Он здесь правит, – он улыбнулся. – Но это в прошлом. Теперь приведи пленницу к нам.
– Пленницу? – спросил Роланд. – Она заложница, отец.
Отец Маршан поколебался.
– Что ты о ней знаешь? – спросил он.
Роланд нахмурился.
– Она низкого происхождения и замужем за Бастардом, но помимо этого ничего существенного.
– Тебе она нравится?
Роланд поколебался, но потом вспомнил, что его долг – говорить правду.
– Поначалу она мне не понравилась, отец, но потом я стал восхищаться ей. У нее есть сила духа. У нее есть разум. Да, она мне нравится.
– Она околдовала тебя, – сухо произнес отец Маршан, – и ты в этом не виноват. Но тебе следует знать, что она отлучена от церкви, проклята святой матерью церковью.
Ее должны были сжечь за ересь, но Бастард ее спас, а потом, чтобы скрыть свое зло, она убила благочестивого доминиканца, открывшего в ней ересь.
Находясь в здравом уме, я не могу позволить ей уйти, не могу позволить ей распространять свое омерзительное учение. Она приговорена.
– Я поклялся защищать ее, – с трудом вымолвил Роланд.
– Я освобождаю тебя от этой клятвы.
– Но она кажется такой хорошей женщиной!
– Дьявол скрывает свои деяния, сын мой, – сказал отец Маршан, – он заворачивает низость и одеяние света и подслащивает грязь нежными словами. Она выглядит такой приятной, но на самом деле – дьявольское отродье, как и ее муж.
Они оба отлучены от церкви, оба еретики, – он повернулся к своему слуге, приближающемуся из темного коридора. – Спасибо, – произнес он, взяв из его рук сокола.
Он натянул кожаную перчатку и теперь накручивал путцы птицы вокруг запястья, а потом постучал по клобуку, закрывающему ее глаза.
– Ты знаешь, – поинтересовался он у Роланда, – почему еретики отправились в Монпелье?
– Она сказала мне, что они сопровождали английского монаха, который должен был поступить в университет, отец.
Отец Маршан печально улыбнулся.
– Она солгала об этом, сын мой.
– Правда?
– Ее муж ищет Злобу.
– Нет! – воскликнул Роланд, выражая не несогласие, а удивление.
– Я подозреваю, ему сказали, что меч может быть там.
Роланд покачал головой.
– Не думаю, – произнес он уверенно.
Теперь настал через удивиться для отца Маршана.
– Ты не думаешь..., – тихо сказал он и замолчал.
– Что ж, конечно же, я не уверен, – пояснил Роланд, – и, возможно, у тебя есть новости о Злобе, которых я не слышал?
– Мы слышали, что она находилась в местечке под названием Мутуме, но к нашему приезду уже покинула его.
– Возможно, ее отвезли в Монпелье, – сказал Роланд задумчиво, – но человек, который о ней заботится, скорее вернул ее на надлежащее место.
– А есть надлежащее ей место? – осторожно поинтересовался священник. Он поглаживал накрытую клубуком голову птицы, палец нежно касался мягкой кожи.
Роланд слегка улыбнулся.
– Моя мать, да благословит ее Господь, происходила из древнего рода графов Камбре. Они были великими воинами, но один из них не подчинился отцу, бросил свои воинские занятия и стал монахом.
Жуньен, так его звали, как гласит семейная легенда, был благословлен Святым Петром, явившимся ему во сне и преподнесшим ему меч. Святой Петр сказал Жуньену, что только человек, который одновременно и святой, и воин, способен защищать этот клинок.
– Святой Жуньен?
– Он не очень хорошо известен, – печально заметил Роланд, – вообще-то, он известен только за то, что спал во время метели, которая должна была бы убить его, но спасся милостию Божьей.
Он замолчал, потому что отец Маршан сжал его руку так сильно, что причинил боль.
– Отец? – удивился он.
– У Жуньена есть храм?
– Бенедиктинцы в Нуайе хранят его останки, отец.
– В Нуайе?
– Это в Пуату, отец.
– Да благословит тебя Господь, сын мой, – сказал отец Маршан.
Роланд услышал облегчение в голосе священника.
– Я не знаю, там ли Злоба, отец, – осмотрительно предупредил он.
– Но она может там быть, может, – произнес отец Маршан, потом замолчал, когда мимо по проходу, освещенному лишь тем слабым светом, что просачивался из зала, прошел слуга, несущий ночной горшок. – Не знаю, – наконец признался он, когда слуга скрылся из вида.
– Не знаю, – устало повторил он. – Она может быть где угодно! Не знаю, где еще искать, но, может, Бастард знает? – он погладил сокола, беспокойно задвигавшегося на его запястье.
– Значит, мы должно понять, что он знает и почему ездил в Монпелье, – он поднял руку, на которой восседал сокол. – Скоро, мой дорогой, – сказал он птице, – очень скоро мы снимем с тебя клобук.
– Снять клобук? – спросил Роланд. Ему это показалось странным в ночное время.
– Это каладрий, – объяснил отец Маршан.
– Каладрий? – спросил Роланд.
– Большинство каладриев находят в людях болезнь, – пояснил отец Маршан, – но у этой птицы есть также данный Богом дар открывать правду, – он сделал шаг в сторону от Роланда. – Ты выглядишь усталым, сын мой. Могу я предложить тебе поспать?
Роланд уныло улыбнулся.
– В последние ночи я мало спал.
– Тогда отдохни сейчас, сын мой, с Божьего благословения, отдохни, – он проводил Роланда глазами, а потом повернулся к концу коридора, где ждали другие рыцари.
– Сир Робби! Приведите девушку и мальчика, – он распахнул первую попавшуюся дверь и оказался в маленькой комнате, где вокруг стола с кувшинами, воронками и кубками стояли бочки с вином.
Он смахнул всё со стола.
– Это подойдет, – сказал он, – и принесите свечи!
Он погладил сокола
– Ты голоден? – спросил он птицу. – Мой дорогой голоден? Скоро мы тебя накормим.
Он стоял у одной из стен маленькой комнаты, когда Робби ввел Женевьеву через дверь.
Он прижимала платье к груди.
– Похоже, ты уже встречался с этой еретичкой? – поинтересовался отец Маршан у Робби.
– Да, отец, – ответил тот.
– Он предатель, – заявила Женевьева и плюнула Робби в лицо.
– Он поклялся служить Господу, – сказал отец Маршан, а ты проклята Богом.
Скалли втащил в дверь Хью и толкнул его к столу.
– Свечи, – потребовал у Скалли отец Маршан. – Принеси несколько из зала.
– Нравится видеть, что делаешь, да? – осклабился Скалли.
– Иди, – приказал отец Маршан грубо, а потом повернулся к Робби. – Хочу, чтобы она была на столе. Если будет сопротивляться, можешь ее ударить.
Женевьева не сопротивлялась. Она знала, что не сможет драться с Робби и наводящим ужас человеком с костями в волосах, который принес две большие свечи и поместил их на винные бочки.
– Лежи спокойно, – приказал ей отец Маршан, – или умрешь.
Он увидел, как она задрожала. Она положила руки на грудь, чтобы удерживать порванное платье на месте, и теперь священник отвязал путцы от своей перчатки и поместил сокола на ее запястье.
Когти вонзились в нежную кожу, и она приглушенно взвыла.
– ‘In nomine Patris, – тихо произнес отец Маршан, – et Filii, et Spiritus Sancti, amen. – Сир Роберт.
– Отец?
– У нас нет нотариуса, чтобы записать признание грешницы, так что слушай внимательно, ты будешь свидетелем всего сказанного. Твой священный долг – запомнить всю правду.
– Да, отец.
Священник посмотрел на Женевьеву, лежащую с закрытыми глазами и сложенными руками.
– Грешница, – тихо сказал он, – поведай мне, зачем вы ездили в Монпелье.
– Мы отвозили туда английского монаха, – ответила Женевьева.
– Зачем?
– Он должен был учиться медицине в университете.
– Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что Бастард проделал весь этот путь в Монпелье лишь для того, чтобы сопроводить монаха? – спросил отец Маршан.
– Это была услуга его сеньору, – объяснила Женевьева.
– Открой глаза, – приказал священник. Он по-прежнему говорил очень тихо и подождал, пока она выполнит приказ. – А теперь скажи мне, ты слышала о Святом Жуньене?
– Нет, – ответила Женевьева.
Сокол в клобуке не сдвинулся с места.
– Ты ведь отлучена от церкви?
Она поколебалась, но потом коротко кивнула.
– И отправилась в Монпелье, чтобы оказать любезность монаху?
– Да, – сказал она слабым голосом.
– В твоих интересах, – заявил отец Маршан, – говорить правду, – он наклонился и развязал клобук, сняв его с головы птицы.
– Это каладрий, – сказал он ей, – птица, которая может узнать, говоришь ли ты правду или врешь, – Женевьева заглянула соколу в глаза и содрогнулась. Отец Маршан сделал шаг назад. – А теперь поведай мне, грешница, зачем вы отправились в Монпелье?
– Я ответила тебе, чтобы сопроводить монаха.
Ее крик пронесся эхом по всему замку.
Роланд был внезапно разбужен криком.
Граф и не подумал предоставить им постели. Замок был наводнен людьми, ожидающими выступления к Буржу, и они спали где придется.
Многие все еще пили в большом зале, а другие легли спать во дворе, там же находились и лошади, которым не нашлось места на конюшне, но сообразительный оруженосец Роланда Мишель отыскал сундук, наполненный знаменами, и разложил их на каменной скамье в прихожей часовни.
Роланд только что заснул на этой импровизированной постели, как крик прокатился эхом по коридорам. Он проснулся и был сбит с толку, подумав, что снова дома, с матерью.
– Что это? – спросил он.
Мишель всматривался в длинный коридор и ничего не ответил. Затем по коридору прокатилось эхо гневного рева, которое полностью пробудило Роланда.
Он скатился со скамьи и схватил меч.
– Сапоги, сир? – спросил Мишель, протянув их ему, но Роланд уже бежал.
Человек в конце коридора выглядел встревоженным, но вроде бы никто больше не был обеспокоен воплями и криком. Роланд толкнул дверь винного склада и застыл.
Комната была почти полностью погружена в темноту, потому что свечи упали, но в тусклом свете Роланд разглядел Женевьеву, сидящую на столе, прижимая руку к глазу.
Ее разорванное платье упало к талии. Отец Маршан с окровавленными губами распростерся на спине, обезглавленный сокол валялся на полу, а Скалли ухмылялся.
Робби Дуглас стоял, держа меч над священником и, как только на месте происшествия появился Роланд, шотландец еще раз стукнул Маршана рукояткой меча.
– Ублюдок!
Хью ревел, но увидев Роланда, подбежал к нему. Роланд рассказывал ему истории и нравился Хью, мальчик приник к Роланду, вздрогнувшему, когда Робби нанес священнику удар в третий раз, стукнув его головой о бочку.
– Ты собирался ослепить ее, ублюдок? – прокричал Робби.
– Что..., – начал Роланд.
– Нужно уходить! – крикнула Женевьева.
Скалли, казалось, нравилось то, что он видел.
– Милые титьки, – сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно, и эти слова, казалось, заставили Робби осознать, что он натворил.
– Куда уходить? – спросил Робби.
– Найди какую-нибудь нору и заройся в нее, – посоветовал Скалли, а потом снова перевел взгляд на Женевьеву. – Немного маловаты, но милые.
– Что случилось? – наконец-то смог спросить Роланд.
– Ублюдок хотел ее ослепить, – объяснил Робби.
– Мне нравятся титьки, – сказал Скалли.
– Заткнись, – рявкнул ему Робби. Он считал, что нашел цель жизни и духовное утешение в ордене Рыбака, но зрелище сокола, целящегося своим клювом в глаз Женевьевы, открыло его собственные глаза.
Он понял, что бежал от старых клятв, что предал сделанные обещания, и теперь должен поступить правильно. Он вытащил меч из ножен и одним махом снес соколу голову, а потом повернулся к отцу Маршану и врезал ему рукоятью меча, сломав зубы и разбив губы, и теперь не представлял, что делать дальше.
– Нам нужно уходить прямо сейчас, – сказала Женевьева.
– Куда? – снова спросил Робби.
– В очень глубокую нору, – произнес Скалли, развеселившись, а потом нахмурился, повернувшись к Робби. – Нам нужно с кем-нибудь драться?
– Нет, – ответил Робби.
– Принеси мой плащ, – приказал Роланд Мишелю, и когда оруженосец принес его, рыцарь-девственник накинул плащ на голые плечи Женевьевы. – Прости меня, – сказал он.
– Простить тебя?
– Ты была под моей защитой, – сказал он, – и я не смог тебя уберечь.
Робби взглянул на Роланда.
– Нам нужно идти, – сказал он испуганным голосом.
Роланд кивнул. Как и Робби, он обнаружил, что его мир вывернут наизнанку. Он отчаянно пытался подумать о том, что следует предпринять, что будет правильным.
Девушка была еретичкой, а как раз в тот вечер он поклялся перед Господом присоединиться к ордену Рыбака, но капеллан ордена лежал здесь и стонал, истекая кровью, а еретичка смотрела на него одним глазом, по-прежнему прикрывая другой глаз рукой, и Роланд знал, что должен спасти ее.
Он обещал ей защиту.
– Нам нужно идти, – повторил он за Робби.
Оба сознавали, что находятся в глубине замка, который внезапно превратился во враждебное место, но когда Роланд выглянул в коридор, там никого не оказалось, а шум из большого зала, где до сих пор пили воины, был достаточно громким, чтобы заглушить крики Женевьевы.
Роланд подтянул перевязь.
– Нам нужно идти, – произнес он с удивлением.
– Ваши сапоги, сир, – сказал Мишель.
– Нет времени, – ответил Роланд. Он почувствовал приступ паники. Как им теперь выбраться?
Отец Маршан попытался встать, и Робби повернулся и пнул его по голове.
– Врежь ему посильнее, Скалли, если он еще раз шевельнется.
– Я дерусь за него или за тебя? – спросил Скалли.
– Кому ты служишь? – потребовал ответа Робби.
– Лорду Дугласу, конечно же!
– А кто я?
– Дуглас.
– Тогда не задавай глупых вопросов.
Скалли был удовлетворен этим ответом.
– Так ты хочешь, чтобы я прикончил ублюдка? – спросил он, поглядев на священника.
– Нет! – воскликнул Робби. Убийство священника могло привести к отлучению от церкви, а у него и так уже было достаточно неприятностей.
– Я бы с удовольствием, – предложил Скалли. – Уже неделю никого не убивал. Нет, даже дольше. Должно быть, по меньшей мере месяц! Ты уверен, что нам не нужно ни с кем драться?
Роланд посмотрел на Робби.
– Мы просто выйдем отсюда?
– У нас нет особого выбора, – признался Робби, его голос снова звучал нервно.
– Тогда пошли! – взмолилась Женевьева. Одной рукой она прижимала тряпицу к глазу, а другой придерживала плащ на шее.
– Возьми мальчика, – приказал Роланд Мишелю и отступил в коридор. – Убери меч в ножны, – сказал он Робби.
– В ножны? – казалось, Робби находился в замешательстве.
Роланд взглянул на меч, на котором остались окровавленные перья.
– Мы здесь гости.
– Пока.
– Что, во имя Христа, мы делаем? – поинтересовался Скалли.
– Сражаемся за честь лорда Дугласа, – отрезал Робби.
– Так мы сражаемся?
– За Дугласа! – прорычал Робби.
– Нет нужды кричать, – сказал Скалли и, когда Робби засунул меч в ножны, вытащил свой короткий клинок. – Просто скажи мне, ты хочешь устроить резню, да?
– Пока нет, – сказал Робби.
– И веди себя тихо, – добавил Робби. Роланд бросил взгляд на Робби, как будто в поиске поддержки, но юный шотландец нервничал не меньше француза. – Нужно двигаться, – предложил Робби.
– Мы покидаем замок?
– Думаю, нам придется, – он помедлил, оглядываясь, – если сможем.
Роланд повел их через двор. Несколько догорающих костров, на которых воины поджаривали овсяные лепешки, дымились в большом дворе, но лунный свет был ярким, а тени черны.
Никто не обратил на них особого внимания. Женевьева завернулась в плащ, а Хью прижался к ее подолу, пока они прокладывали себе путь между спящих мужчин и лошадей.
Некоторые передавали друг другу бурдюки с вином и тихо разговаривали. Кто-то пел. Кто-то негромко хихикал. В надвратной башне мерцал свет фонаря.
– Поищи мою лошадь, – приказал Роланд Мишелю.
– Думаешь, они просто позволят нам выехать? – прошептал Робби.
– Не ищи мою лошадь, – сказал Роланд, размышляя о том, как они смогут сбежать на своих двоих.
– Сапоги, сир? – предложил Мишель.
– Нет времени, – отозвался Роланд. Его мир рассыпался на части, он больше не знал, где лежало спасение, разве что это была его честь, и это означало, что он должен спасти еретичку, даже если придется нарушить клятву, принесенную церкви.
– Я прикажу им опустить мост, – сказал он Робби и зашагал к надвратной башне.
– Остановите их! – раздался крик из двери позади них. Отец Маршан, держась за дверной косяк, указывал на них. – Остановите их! Во имя Господа!
Люди во дворе были тяжелы на подъем. Некоторые спали, другие пытались заснуть, а многие были одурманены вином, но теперь они зашевелились, по мере того, как все больше людей подхватывало этот призыв. Скалли выругался и толкнул Робби локтем.
– Так мы деремся наконец?
– Да! – прокричал Робби.
– С кем?
– Со всеми!
– Как раз вовремя, черт дери! – буркнул Скалли и обрушил свой меч косым ударом на человека, пытающегося вылезти из-под плаща.
Тот упал с залитым кровью лбом, и Скалли разрезал мечом веревки, которыми три лошади были привязаны к кольцу в стене.
Он кольнул одну из лошадей острием меча, и животное рвануло вперед, вызвав хаос в рядах спящих людей. Он стукнул двух оставшихся, и все лошади во дворе заржали и встали на дыбы.
– Подъемный мост! – прокричал Роланд. Перед ним появились двое, оба с мечами, но его неожиданно охватило спокойствие. Это было привычным ему занятием. До сих пор он дрался лишь на турнирах, но победы на состязаниях являлись результатом многих часов тренировок, и он быстро ударил по широкому клинку врага, потом в ответ сделал ложный выпад, шаг вперед, и его меч прошел между ребер мужчины слева, а он уже наступал на второго, яростно махая мечом, отвел руку с клинком, так что локтем заехал противнику в живот.
– Готов, – провозгласил Робби, – в точности так же, как если бы это было меле во время турнира.
Роланд отступил влево и произвел короткий замах, и первый воин выбыл из битвы, он едва мог дышать. Теперь из надвратной башни вышли двое стражников, и он быстро побежал к ним.
Один был вооружен копьем, которым попытался его ткнуть, но Роланд видел нервозность на лице противника и даже не подумал парировать удар, а просто быстро взметнул меч вверх, так, что острие проделало жуткую рану на лице стражника.
Разрезало ему губы, нос и бровь, глаз наполнился кровью, а он повернулся ко второму стражнику, который запаниковал, отступая к надвратной башне.
– Приведи леди Женевьеву, – крикнул Роланд Мишелю, – к воротам!
Роланд исчез в помещении для стражников, а Робби и Скалли расчистили вход в длинный арочный проход, дальний конец которого был закрыт подъемным мостом.
– Проклятые щеколды, – пробормотал Скалли.
Мишель не говорил по-английски, но увидел щеколды и вытащил ту, что находилась справа, из каменного углубления. Женевьева протянула руку, чтобы вытащить остальные, но они не сдвинулись с места, а плащ соскользнул с ее плеч.
Мужчины во дворе увидели ее обнаженную спину и закричали, что хотят рассмотреть остальное. Мишель подошел к ней, чтобы помочь, и огромная железная щеколда со скрипом подалась.
– Удерживай их, Скалли! – крикнул Робби.
– Дуглас! – Скалли прорычал свой боевой клич людям во дворе.
В помещении остался один из стражников, но он отпрянул от проигнорировавшего его Роланда, который взобрался по винтовой лестнице, что вела в большое помещение над проемом ворот.
Там никого не было, но стояла полная темнота, лишь тусклый лунный свет пробивался через амбразуры, но Роланд различил огромный ворот с намотанными цепями подъемного моста.
Барабан ворота был шириной с арочный проход и четырех футов в высоту. На каждом конце находились большие ручки, но Роланд не смог сдвинуть ближайшую. Он услышал крики внизу и лязг клинков. Затем донесся вопль. Заржала лошадь.
Несколько секунд он беспомощно стоял, гадая, как привести в движение механизм, потом его глаза привыкли к темноте, и он заметил большой деревянный рычаг у дальней ручки.
Он подбежал к нему и надавил. Мгновение рычаг сопротивлялся нажиму, но внезапно подался, раздался громогласный треск, и огромный барабан начал быстро разматываться, а цепи соскальзывали с бобины резкими толчками и вибрируя, одна из них порвалась, и сломанные звенья отскочили, полоснув Роланда по лицу, как раз в тот момент, когда жуткий грохот возвестил о том, что подъемный мост опущен.
Он покачнулся, слегка оглушенный ударом, потом пришел в себя, подобрал меч, который бросил, чтобы нажать на рычаг, и начал спускаться по лестнице.
Ворота были открыты.
– Сэр? – Сэм дотронулся до плеча Томаса.
– Господи, – выдохнул Томас. Он почти заснул, вернее, его мысли витали где-то далеко, как неясный туман, поднимающийся от залитого луной рва замка Лабруйяд.
Он думал о Граале, о чаше из обычной глины, которую швырнул в море, и гадал, как он часто делал, был ли то настоящий Святой Грааль.
Иногда он в этом сомневался, а иногда его повергала в трепет та смелость, с которой он скрыл его под вечными перекатами волн.
А до того, подумал он, он искал копье Святого Георгия, и оно тоже пропало, и он задумался, что если и правда найдет Злобу, то и ее, возможно, придется скрыть от людских глаз навеки, и пока его мысли витали где-то далеко, он заметил, как в воротах замка появился внезапный тусклый проблеск света костров, а потом жуткий грохот возвестил о том, что подъемный мост опустился.
– Они выходят? – удивился он вслух.
– Луки! – прокричал Томас. Он встал и изогнул свой большой черный лук, завязав тетиву на наконечнике из рога. Он прикоснулся к обратной стороне левого запястья, убедившись, что кожаный нарукавник, предохраняющий от удара спущенной тетивы, на месте, и вытащил из мешка стрелу.
– Никаких всадников, – сказал один из воинов. Лучники вышли из леса туда, откуда могли беспрепятственно стрелять.
– Кто-то выходит, – сказал Сэм.
Они опустили подъемный мост, размышлял Томас, только если кому-то понадобилось выйти. Но если они планировали неожиданную ночную атаку на его лагерь, то почему до сих пор лошади не скакали через луг, простирающийся у подножия побеленного лунным светом замка?
Он различил несколько человек, пересекающих мост, но никаких всадников. Затем увидел, как за ними последовали другие люди, и на клинках блестел лунный свет.
– Вперед! – призвал он. – На расстояние полета стрелы!
Томас проклинал свою хромоту. Он не был калекой, но не мог бегать так быстро, как раньше, и его люди с легкостью его опередили. Потом Карил и двое других бросили лошадей в карьер и вытащили мечи.
– Это Хью! – крикнул кто-то.
– И Дженни! – еще один голос по-английски. Томас увидел силуэты на фоне освещенного проема ворот, решил, что заметил Женевьеву и Хью, но потом различил и другой силуэт – мужчину с арбалетом. Он придержал лошадь, поднял большой боевой лук и натянул тетиву.
Мышцы его спины напряглись. Двумя пальцами он оттягивал тетиву, еще два удерживали стрелу на месте, когда он поднимал лук в сторону звезд.
Это была большая дистанция для длинного лука, может быть, слишком большая. Он поглядел на ворота, увидел, как арбалетчик встал на колено и приставил свое оружие к плечу, и Томас оттянул тетиву за правое ухо.
И спустил ее.
Роланд ожидал смерти. Он был напуган. Казалось, что скрежет, грохот и визг раскручивающегося ворота все еще звенит в его ушах, как вопли какого-то неведомого дьявола, наполняющие его ужасом.
Он просто хотел спрятаться, свернуться калачиком в каком-нибудь темном углу и надеяться, что мир пройдет мимо, но вместо этого побежал. По-прежнему без сапог, нырнул вниз по лестнице, ожидая, что люди Лабруйяда вновь заняли надвратную башню, и он будет искромсан мстительными клинками, но к его изумлению в помещении находился лишь один человек, еще более испуганный, чем Роланд. Робби кричал, чтобы Роланд поторопился.
– Иисусе, – пробормотал Роланд, и это была молитва.
Скалли громогласно призывал всех воинов во дворе подойти, чтобы он мог их прикончить. Три человека лежали у его ног, и костры отражались от блестящей крови, выливающейся меж булыжников мостовой.
– Женевьева вышла, – прокричал Робби Роланду, – идем! Скалли!
– Я не закончил, – огрызнулся Скалли.
– Закончил, – заявил Робби и дернул Скалли за плечо. – Беги!
– Ненавижу убегать.
– Беги! Сейчас же! За Дугласа!
Они побежали. До сих пор им удалось выжить, потому что люди во дворе были полусонными и не понимали, что происходит, но теперь они проснулись. Воины бросились в погоню за беглецами, и тогда Роланд услышал тот звук, которого боялся, звук взводимого арбалета.
Он прогрохотал босыми ногами по подъемному мосту и услышал щелчок, с которым болт вылетает из арбалета, но болт ушел в сторону. Он его не видел, но знал, что последуют и другие.
Он схватил Хью за руку и потянул его за собой, и только тогда угловым зрением заметил, как промелькнуло что-то белое. Еще одна белая вспышка! В панике и страхе он подумал, что это, должно быть, голуби. Ночью?
Что-то промелькнула мимо в третий раз, позади раздался крик, и он понял, что это были стрелы в ночи. Стрелы с гусиным оперением, английские стрелы, стрелы, пронзающие темноту и летящие в людей, выходящих из замка.
Одна из них отклонилась от этого маршрута и пронеслась мимо Роланда, а потом поток стрел прекратился, и четверо всадников проскакали по полю с мечами наголо, лошади промчались мимо беглецов, развернулись, и длинные клинки опустились на их преследователей.
Всадники не остановились и продолжали нестись, обогнув Роланда сзади, и снова посыпались стрелы, изливаясь безжалостным потоком в открытый проем ворот, где столпились арбалетчики.
А потом внезапно беглецы оказались окружены людьми с длинными луками, и всадники встали щитом позади них, охраняя от обстрела из замка, пока беглецы не добрались до леса, и там Роланд упал на колени.
– Господи!, – произнес он вслух, – благодарю тебя, – он тяжело дышал и дрожал, все еще держа Хью за руку.
– Сир? – нервно спросил Хью.
– Ты в безопасности, – объяснил ему Роланд, а потом кто-то подошел, схватил мальчика в охапку и понес его куда-то, оставив Роланда в одиночестве.
– Сэм! – прокричал резкий голос. – Держи дюжину человек у кромки леса. Луки в готовности! Остальные – назад на ферму! Брат Майкл! Ты где? Подойди!
Роланд увидел, как люди собираются вокруг Женевьевы. Он по-прежнему стоял на коленях. Ночь наполнилась возбужденной английской речью, а Роланд почти никогда не чувствовал себя так одиноко.
Он огляделся и увидел, что залитый лунным светом луг между лесом и замком пуст. Если граф Лабруйяд или отец Маршан и планировали устроить погоню, то она еще не началась.
Роланд подумал, что он всего лишь пытался вести себя достойно, а теперь его жизнь перевернута вверх тормашками. Потом Мишель похлопал его по плечу.
– Я потерял ваши сапоги, сир, – Роланд ничего не сказал, и Мишель склонился перед ним. – Сир?
– Не важно, – произнес Роланд.
– Я потерял сапоги и лошадей, сир.
– Не важно! – ответил Роланд более резко, чем намеревался. Что ему делать теперь? Он считал, что нанят для выполнения двух рыцарских обетов, один из которых был священен, а они лишь привели его к этому одинокому отчаянию.
Он сомкнул глаза в молитве, призывая наставить его на путь, а потом почувствовал, что кто-то дышит ему в лицо. Он вздрогнул и ощутил, как ему лижут лицо, открыл удивленные глаза, увидев пару волкодавов, стоящих подле него.
– Ты им нравишься! – произнес бодрый голос, но поскольку человек говорил по-английски, Роланд понятия не имел, что тот сказал. – А теперь прочь отсюда, оба, – продолжал человек, – не каждый захочет принять обряд крещения от пары чертовых псов.
Собаки умчались, и их место занял Томас из Хуктона.
– Милорд? – сказал он, хотя в его голосе не было уважения. – Мне следует убить тебя или поблагодарить?
Роланд поднял глаза на Бастарда. Рыцарь-девственник все еще дрожал и не знал, что ответить, поэтому он повернулся и снова посмотрел на замок. – Станут ли они атаковать? – спросил он.
– Конечно, нет, – ответил Томас.
– Конечно, нет?
– Половина спит, а половина пьяна. Может, к утру они будут готовы устроить вылазку? Хотя сомневаюсь в этом. Вот почему у моих людей два правила, милорд.
– Правила?
– Они могут напиваться сколько влезет, но только когда я скажу. И никакого насилия.
– Никакого..., – начал Роланд.
– Если только они не хотят быть повешенными на ближайшем дереве. Я слышал, Лабруйяд хотел изнасиловать мою жену? – спросил Томас, и Роланд просто кивнул. – Тогда я должен поблагодарить тебя, милорд, – сказал Томас, – потому что ты поступил смело. Так что спасибо тебе.
– Но твоя жена...
– Она будет жить, – произнес Томас, – быть может, с одним глазом. Брат Майкл сделает все, что сможет, хотя сомневаюсь, что он может многое. Только не уверен, стоит ли продолжать называть его "братом". Не знаю, кто он теперь. Пойдем, милорд.
Роланд позволил поднять себя и повести между деревьев в сторону фермы.
– Я не знал, – сказал он и запнулся.
– Не знал, каков ублюдок Лабруйяд? Я говорил тебе, каков он, но что с того? Все мы ублюдки. Я Бастард, помнишь?
– Но ты не позволяешь своим людям насиловать?
– Бога ради, – произнес Томас, повернувшись к нему. – Думаешь, жизнь такая простая штука? Может, она и проста на турнирах, милорд. Турнир – это понарошку. Ты на одной стороне или на другой, и никто не думает, что Господь занимает чью-либо сторону на турнире, и там есть маршалы, чтобы убедиться, что тебя не вынесут оттуда мертвым, а здесь маршалов нет.
Это просто война, война без конца, и всё, что ты можешь сделать – это попытаться не выбрать неправильную сторону. Но кто, во имя Господа, знает, какая сторона правильная? Зависит от того, где ты родился.
Я родился в Англии, но если бы я родился во Франции, я бы сражался за короля Иоанна и рассчитывал на то, что Бог будет на моей стороне. В то же время, я стараюсь не творить зло.
Не Бог весть какое правило, но это работает, а когда я творю зло, то произношу молитвы, жертвую церкви и притворяюсь, что моя совесть чиста.
– Ты творишь зло?
– Это война, – заметил Томас. – Наша задача – убивать. В Писании говорится, что никто не должен, но мы это делаем. Один ученый в Оксфорде сказал мне, что заповедь гласит, что мы не должны совершать убийство с умыслом, а это не то же самое, что не убивать в бою, но когда я поднимаю забрало какому-нибудь ублюдку и протыкаю мечом его глаз, это меня не слишком утешает.
– Тогда почему ты этим занимаешься?
Томас посмотрел на него почти враждебно.
– Потому что мне это нравится, – ответил он, – потому что у меня это хорошо получается. Потому что в темноте ночи я могу иногда убедить себя, что сражаюсь за всех бедняков, которые не могут сами за себя сражаться.
– А ты сражаешься за них?
Томас не ответил, а вместо этого окликнул человека, стоящего рядом с дверью фермы.
– Отец Левонн!
– Томас?
– Это тот ублюдок, который учинил все эти неприятности. Сир Роланд де Веррек.
– Милорд, – сказал священник, кланяясь Роланду.
– Мне нужно поговорить с Робби, отец, – промолвил Томас, – и присмотреть за Женевьевой. Может, ты найдешь сиру Роланду какие-нибудь сапоги?
– Сапоги? – удивился священник. – Здесь? Как?