Текст книги "Столетняя война (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 78 (всего у книги 123 страниц)

Позади двух сотен латников шли вьючные лошади, больше трех сотен, нагруженные баулами, копьями и доспехами. Оруженосцы и слуги, которые вели вьючных лошадей, были завернуты в одеяла, или так могло показаться зевакам.

Одеяние, похожее на грязную тряпку, было перекинуто через плечо, а затем обернуто и закреплено на поясе, слуги не носили штанов, хотя никто при виде этого не смеялся, потому что на поясе они носили и оружие – грубые длинные мечи с незамысловатыми рукоятями, либо зазубренные топоры или охотничьи ножи.

Это было оружие простых людей, но оружие, которое выглядело так, как будто часто использовалось. Со слугами шли женщины, одетые в той же варварской манере, с голыми ногами, покрасневшими и покрытыми грязью.

Их волосы были распущены, но ни один парижанин не осмелился насмехаться над ними, потому что эти косматые женщины были вооружены так же, как и их мужчины, и выглядели столь же опасными.

Всадники со своими слугами остановились около реки в центре города и разделились там на меньшие группы, каждая отправилась искать собственное пристанище, но одна группа, состоящая из полудюжины мужчин в сопровождении слуг, одетых лучше, чем другие, перешла по мосту на остров на Сене.

Они пробирались по узким переулкам, пока не подошли к позолоченной надвратной башне, где стоял на страже копьеносец в ливрее. Внутри был двор, конюшни, часовня и лестница, ведущая в королевский дворец, и всадников поприветствовали поклоном, забрали их лошадей и повели наверх по лестнице, а потом по коридорам в их покои.

Уильяму, лорду Дугласу, предводителю двухсот латников, предоставили комнату с видом на реку.

Окна были закрыты роговыми пластинами, но он откинул их, чтобы сырой воздух мог проникнуть внутрь, где в камине с вырезанным на нем гербом Франции горел огонь.

Лорд Дуглас стоял подле очага, пока слуги принесли постель, вино, еду и привели трех женщин.

– Вы можете выбрать, милорд, – сказал управляющий.

– Я возьму всех троих, – сказал Дуглас.

– Мудрый выбор, милорд, – отозвался управляющий, поклонившись, – желает ли ваша светлость чего-нибудь еще?

– Мой племянник здесь?

– Да, милорд.

– Тогда я желаю его видеть.

– Его к вам пришлют, – сказал управляющий, – а его величество примет вас за ужином.

– Скажи ему, что я буду счастлив с ним увидеться, – без всякого выражения произнес Дуглас. Уильяму, лорду Дугласу, было двадцать восемь лет, а выглядел он на все сорок.

У него была подстриженная каштановая борода, лицо в шрамах от дюжины стычек и глаза, холодные, как зимнее небо.

Он прекрасно говорил по-французски, потому что в детстве провел много времени во Франции, изучая, как сражались французские рыцари, и оттачивая свое мастерство владения мечом и копьем, но уже десять лет жил дома, в Шотландии, где стал главой клана Дугласов и влиятельным членом шотландского совета.

Он был противником перемирия с Англией, но остальная часть совета настаивала на нем, так что лорд Дуглас привел своих самых свирепых воинов во Францию.

Если они не могли драться с англичанами дома, он натравит их на старого врага во Франции.

– Разденьтесь, – велел он трем девушкам. На мгновение они остолбенели, но мрачное выражение лица Дугласа убедило их подчиниться.

Все трое подумали, что у него приятная наружность, он высок и мускулист, но у него было лицо воина, жесткое, как клинок, и безжалостное. Ночь обещала быть длинной.

Девушки разделись к тому моменту, как прибыл племянник Дугласа. Он был ненамного моложе дяди, с широким и приветливым лицом, и носил бархатную безрукавку с золотой вышивкой и голубые обтягивающие чулки, заправленные в мягкие кожаные сапоги с золотыми кисточками.

– Что за чертовщину ты на себя нацепил? – спросил Дуглас.

Юноша дернул за край своей безрукавки.

– В Париже все это носят.

– Боже правый, Робби, ты выглядишь, как эдинбургская шлюха. Что ты думаешь об этих трех?

Сир Роберт Дуглас повернулся и осмотрел троих девушек.

– Мне нравится та, что посередине, – объявил он.

– Боже мой, она такая тощая, что ее можно вместо иголки использовать. Мне нравятся девицы из плоти и крови. Так что решил король?

– Подождать, когда что-нибудь произойдет.

– Господи Иисусе, – снова сказал Дуглас и, подойдя к окну, уставился на реку, покрытую рябью дождя.

От медленных вод реки исходил запах отбросов.

– Он знает, чем это грозит?

– Я говорил ему – ответил Робби. Робби послали в Париж, чтобы обсудить условия с королем Иоанном, и он договорился, что воины его дяди будут оплачены и вооружены французским королем. Теперь воины прибыли, и лорд Дуглас был готов спустить их с поводка.

Английские войска стояли во Фландрии, Бретани и Гаскони, принц Уэльский разорял южную Францию​​, и Дуглас искал возможность убить нескольких ублюдков.– англичан он ненавидел.

– Он знает, что мальчишка Эдуард в следующем году скорее всего ударит на север? – спросил Дуглас. Мальчишкой он называл принца Уэльского.

– Я говорил ему.

– И он бездельничает?

– Бездельничает, – подтвердил Робби. – Он любит пиры, музыку и развлечения. Военное дело не про него.

– Значит, мы вставим стержень в безвольного ублюдка, а?

За последние годы Шотландию не постигало ничего кроме несчастий. Пришла чума и опустошила долины, а почти за десять лет до этого, в Дареме, шотландская армия потерпела поражение, и король Шотландии попал в плен к ненавистным англичанам.

Король Давид – пленник в лондонском Тауэре, а шотландцам, чтобы получить его обратно, требовалось собрать выкуп настолько огромный, что он надолго вверг бы королевство в нищету.

Но лорд Дуглас считал, что короля можно вернуть и другим путем – военным, и это было основной причиной, по которой он привел своих людей во Францию

Весной принц Уэльский, вероятно, выведет еще одну армию из Гаскони, и эта армия будет делать то, что всегда делали английские армии – насиловать и жечь, грабить и разрушать. Целью этого набега было вынудить французов выставить против англичан армию, а затем грозные английские лучники сделают свое дело, и Франция потерпит еще одно поражение.

Ее знать попадет в плен, а Англия от выкупов станет еще богаче.

Но лорд Дуглас знал, как победить лучников, и это был дар, который он принес во Францию​​, и если он сможет убедить французского короля противостоять мальчишке Эдуарду, то есть шанс одержать великую победу, а при этой победе он планировал захватить в плен принца.

Он будет держать принца ради выкупа, равного выкупу за короля Шотландии. Но это все возможно, подумал он, если только король Франции будет сражаться.

– А ты, Робби, будешь сражаться?

– Я дал клятву, – покраснел он.

– К черту твою проклятую клятву!

– Я дал клятву, – настаивал Робби. Он оказался в плену у англичан, но был освобожден, и условием выкупа являлось обещание никогда больше не сражаться с англичанами.

Обещание было дано, а выкуп заплачен его другом Томасом из Хуктона, и в течение восьми лет Робби держал обещание, но теперь дядя подталкивал его нарушить клятву.

– Какими деньгами ты располагаешь, мой мальчик?

– Теми, что ты дал мне, дядя.

– У тебя что-нибудь осталось? – Дуглас подождал, видя робость племянника. – Итак, ты их все проиграл?

– Да.

– В долгах?

Робби кивнул.

– Если хочешь еще денег, мальчик мой, сражайся. Сорви с себя этот наряд шлюхи и надень кольчугу. Ради всего святого, Робби, ты отличный воин, ты мне нужен. У тебя что, нет гордости?

– Я дал клятву, – упрямо повторил Робби.

– Так верни проклятую клятву обратно. Или становись нищим. Смотри, мне все равно. Теперь возьми эту тощую сучку и докажи, что ты мужчина, увидимся за ужином.

На котором лорд Дуглас попытается сделать из короля Франции мужчину.

Лучники зашли в лес. Лошадей, охраняемых двумя стражниками, привязали в ста ярдах, а лучники поспешили к опушке и, когда первые всадники беспорядочной колонны графа Лабруйяда находились уже меньше, чем в ста ярдах, выпустили стрелы.

Эллекены разбогатели на двух вещах. Первая – их предводитель, Томас из Хуктона, который был хорошим солдатом, гибко мыслящим и умным в бою, но на юге Франции было много людей, которые могли бы посоперничать в сообразительности с Бастардом.

Чего они не могли, так это обойти второе преимущество эллекенов – английский боевой лук, и именно это сделало Томаса и его людей богатыми.

Простая вещь. Тисовая жердь, немного выше человеческого роста и предпочтительно срезанная в средиземноморских землях.

Лучник брал жердь и стесывал лишнее, сохраняя твердую сердцевину с одной стороны и пружинистую заболонь – с другой, красил, чтобы удержать влагу, надевал на оба конца навершия из оленьих рогов, на которые крепилась тетива, сотканная из конопляных волокон.

Некоторые лучники любили добавлять в тетиву пряди волос своих женщин, утверждая, что это предотвращает от разрыва, но Томас за двенадцать лет сражений не нашел никакой разницы.

Тетива трепалась там, где соприкасалась со стрелой. Таков был боевой лук.

Крестьянское оружие из тиса, конопли и рога стреляло стрелами, сделанными из ясеня, граба или березы, с наконечниками из стали и оперением из крыла гуся, и всегда из одного крыла, чтобы перья изгибались в одном направлении.

Боевой лук был дешевым и смертоносным. Брат Майкл не был слабаком, но не мог оттянуть тетиву больше, чем на ширину ладони, а лучники Томаса оттягивали ее до уха и делали так шестнадцать или семнадцать раз в минуту.

У них были стальные мускулы. Бугры мышц на спине, широкая грудь, сильные руки – без мускулов лук был бесполезен.

Любой мог выстрелить из арбалета, и хороший арбалет бил дальше тисового лука, но стоил в сто раз больше, а перезаряжался в пять раз дольше, и пока арбалетчик отводил храповик, чтобы снова натянуть тетиву, английский лучник сокращал дистанцию и выпускал полдюжины стрел.

Этими мускулистыми лучниками были англичане и валлийцы, и они начинали тренироваться еще детьми, как сейчас тренировался Хью, сын Томаса. У него был небольшой лук, и отец требовал выпускать в день по три сотни стрел.

Он должен стрелять, стрелять и стрелять, до тех пор, пока больше не будет задумываться о том, куда полетит стрела, а начнет просто выпускать их, зная, что стрела полетит туда, куда он хочет, и каждый день мышцы будут расти, пока через десять лет Хью не будет готов стоять в строю лучников и выпускать смерть с гусиными перьями из большого боевого лука.

У Томаса на опушке леса было тридцать лучников, и за первые полминуты они выпустили более ста пятидесяти стрел. Это была уже не война, а бойня.

Стрела пробивает кольчугу с двухсот шагов, но никто из людей графа Лабруйяда не был в кольчуге и не нес щит – все это было погружено на вьючных лошадей.

Большинство воинов носили кожаные куртки, но все без исключения сняли тяжелые кольчуги и железные доспехи, и стрелы врезались в них, раня людей и лошадей, мгновенно внеся хаос.

Арбалетчики графа шли пешком и намного отстали от всадников, в любом случае, им мешали тюки с награбленным.

Им было нужно несколько минут для подготовки к бою, но Томас не дал ни минуты. После того как стрелы были выпущены в последний раз по ржущим от боли лошадям и падающим всадникам, Томас повел двадцать два латника из леса во фланг воинам графа.

Люди Томаса сидели на боевых конях, огромных жеребцах, способных выдержать вес воина, его доспехов и оружия.

У них не было копий, слишком тяжелых и могущих замедлить их на марше, вместо этого они обнажили мечи или взяли в руки топоры и булавы.

У многих были щиты с черной эмблемой Бастарда, а Томас, как только всадники выехали из-под прикрытия деревьев, развернул строй в сторону врага и резко опустил меч как сигнал к атаке.

Они понеслись рысью вперед, нога к ноге. Луг был усеян камнями, и строй разделился, а потом снова собрался вместе. Всадники были в кольчугах.

Некоторые добавили доспехи, нагрудники или наплечные пластины, и все носили бацинеты – простые шлемы, не закрывающие лицо и дающие хороший обзор в бою. А стрелы продолжали падать.

Некоторые всадники графа пытались сбежать, дергая поводья, чтобы повернуть обратно на север, но мечущиеся раненные лошади мешали им, и они видели черный строй латников-эллекенов, приближавшийся с фланга, и некоторые в отчаянии волочили свои мечи.

Несколько все же прорвались и помчались обратно в сторону северного леса, где находились арбалетчики, а другая группа собрались вокруг своего господина, графа, в чьем бедре торчала стрела, несмотря на приказ Томаса его не убивать.

– Мертвец не сможет заплатить свои долги, – пояснил Томас, – поэтому застрелите кого-нибудь другого, но убедитесь, что Лабруйяд жив.

Граф пытался повернуть коня, но его вес был слишком велик, а лошадь ранена, и повернуть он не смог, а затем эллекены пустили лошадей в карьер, опустив мечи в положение для выпада, и дождь стрел прекратился.

Лучники прекратили стрельбу из опасения попасть в своих же всадников, затем отбросили луки, вытащили мечи и побежали, чтобы присоединиться к бойне, когда латники уже врезались в противника.

Мечи, попавшие в цель, звучали, как топор мясника, разделывающего тушу. Мужчины кричали. Некоторые бросали мечи и поднимали руки, молча принимая поражение.

Томас был не настолько ловок верхом, как с луком, и его выпад отразили мечом. Он пронесся мимо противника и ударил ​​клинком назад, но кожаная одежда отразила удар, затем рубанул вперед – прямо по рыжей голове.

Противник упал, вывалившись из седла, а эллекен развернулся и возвращался, чтобы прикончить врага. Всадник в черной шляпе с плюмажем из длинных белых перьев сделал выпад мечом Томасу в живот.

Лезвие скользнуло по кольчуге, и Томас с яростью вернул удар, рассекая мечом лицо, тогда как Арнальд, один из гасконцев-эллекенов, пронзил мечом его позвоночник.

Всадник графа издал пронзительный крик, непроизвольно дергаясь, из разрубленного лица лилась кровь. Он уронил меч, и Арнальд снова вонзил меч, после чего тот медленно упал на бок.

Лучник схватил за узду его лошадь. Умирающий был последним, кто оказал сопротивление. Людей графа застигли врасплох, им пришлось драться в неравном бою против воинов в доспехах, чья жизнь прошла в битвах, и в несколько мгновений сражение было кончено.

С дюжину людей графа бежало, остальные были мертвы либо в плену, пленником был и сам граф.

– Лучники! – крикнул Томас. – Луки! – они должны были наблюдать за северным лесом на случай, если арбалетчики захотят сражаться, в чем Томас сомневался, поскольку их лорд был захвачен.

Дюжина лучников собирала стрелы, вырезая их из мертвых и раненых лошадей, подбирая с земли и наполняя свои колчаны.

Пленных согнали в одну сторону и разоружили, в то время как Томас направил коня туда, где на траве лежал раненный граф.

– Милорд, – поприветствовал он его, – ты должен мне денег.

– Тебе заплатили, – заревел граф.

– Сэм, – позвал лучника Томас, – если его светлость будет со мной спорить, можешь нафаршировать его стрелами. Он говорил по-французски, который Сэм понимал, и лучник положил стрелу на тетиву и радостно ухмыльнулся графу.

– Милорд, – снова сказал Томас, – ты должен мне.

– Ты мог бы обратиться в суд, – сказал Лабруйяд.

– Обратиться в суд? Спорить? Препираться? Затягивать? Почему я должен позволить колдовать твоим законникам ? – Томас покачал головой. – Где генуаны, что ты забрал из Павиля?

Граф подумывал заявить, что монеты все еще находились в замке Вийон, но лучник наполовину натянул тетиву, а лицо Бастарда был безжалостно, поэтому граф неохотно сказал правду.

– Они в Лабруйяде.

– Тогда отправь одного из своих латников в Лабруйяд, – вежливо велел Томас, – с приказом, чтобы деньги доставили сюда. И когда это произойдет, милорд, мы отпустим тебя.

– Отпустите меня? – удивился граф.

– А какой мне от тебя прок? – спросил Томас. – Понадобится много месяцев, чтобы собрать за тебя выкуп, милорд, а за эти годы ты проешь больше, чем даст твой выкуп.

– Поэтому я отпущу тебя. А теперь, милорд, когда ты послал за деньгами, позволь моим людям вытащить эту стрелу из бедра?

Из числа пленных отобрали латника, дали ему лошадь и отправили на юг с сообщением. Затем Томас позвал брата Майкла.

– Знаешь, как доставать стрелу из плоти?

Молодой монах встревоженно посмотрел.

– Нет, сир.

– Тогда смотри, как Сэм делает это, и сможешь научиться.

– Не хочу учиться, – выпалил брат Майкл, а потом смутился.

– Не хочешь учиться?

– Не люблю медицину, – признался монах , – но аббат настаивал.

– А чего же ты хочешь? – спросил Томас.

Майкл смутился и предположил:

– Служить Богу?

– Тогда служи ему, научившись извлекать стрелы, – сказал Томас.

– Лучше надейся, что это шило, – бодро сказал Сэм графу. – Будет больно в любом случае, но шило я могу извлечь в мгновение ока. Если же это стрела для лошадей, придется вырезать наконечник. Готов?

– Шило? – неуверенно переспросил граф. Сэм говорил по-английски, но граф наполовину понял.

Сэм извлек две стрелы из своего мешка. У одной был длинный узкий наконечник без насечек.

– Шило, милорд, предназначено для пробивания брони.

Он постучал по второй стреле с зазубренным треугольным наконечником.

– Стрела для лошадей, – сказал он и извлек короткий нож из-за пояса. – Не займет и секунды. Ты готов?

– Меня будет лечить мой собственный врач! – закричал граф на Томаса.

– Как угодно, милорд, – сказал Томас. – Сэм! Отрежь древко и перевяжи графа.

Граф вскрикнул, когда вырезали стрелу. Томас отъехал, направляясь к повозке, где лежал владелец Вийона. Голый и окровавленный человек лежал, свернувшись клубком.

Томас спешился, привязал лошадь и позвал Вийона. Граф не шевельнулся. Томас влез в повозку, перевернул его и увидел, что тот мертв.

В повозке было достаточно свернувшейся крови, чтобы заполнить пару ведер, и спрыгнув, Томас поморщился и вытер сапоги о пожухшую траву, перед тем как подойти к клетке, откуда графиня Бертийя наблюдала за ним с широко открытыми глазами.

– Лорд Вийон мертв, – сказал Томас.

– Почему ты не убил лорда Лабруйяда? – спросила она, кивнув головой в сторону мужа.

– Я не убиваю людей за то, что они должны мне деньги, – ответил Томас, – только за отказ вернуть их. Он вынул меч и использовал его, чтобы вскрыть хилый замок на двери клетки, потом протянул руку, чтобы помочь графине спрыгнуть на траву.

– Твой муж, – сказал он, – скоро будет свободен. И ты тоже, миледи.

– Я не пойду с ним! – сказала он дерзко. Она подошла к графу, лежащему на траве. – Он может спать со свиньями, – она указала на две туши, валяющиеся на клетке, – и не поймет разницы.

Граф попытался встать на ноги, чтобы ударить жену, но Сэм, перевязывающий его рану куском материи, вырванной из одежды трупа, резко дернул полотно, так что граф снова завизжал от боли.

– Извините, милорд, – сказал Сэм. – Просто лежите спокойно, это займет совсем немного времени.

Графиня плюнула в него и отошла.

– Приведи сюда эту сучку! – заорал граф.

Графиня продолжала двигаться, прижимая разорванное платье к груди. Женевьева дотронулась до ее плеча, что-то сказала, а потом приблизилась к Томасу.

– Что ты будешь с ней делать?

– Она не моя, чтобы что-то с ней делать, – ответил Томас, – но она не может поехать с нами.

– Почему? – просила Женевьева.

– Когда мы уедем отсюда, то отправимся в Мутуме. Там, возможно, нам придется прокладывать себе путь силой. Мы не можем брать лишние рты, которые будут нас тормозить.

Женевьева коротко улыбнулась, потом взглянула на арбалетчиков, сидящих у края северного леса. Ни у одного не было оружия, они просто наблюдали за унижением своего господина.

– Твоя душа ожесточилась, Томас, – тихо произнесла она.

– Я солдат.

– Ты был солдатом, когда я тебя встретила, а я была пленницей, обвиненной в ереси, отлученной от церкви, приговоренной к смерти, но ты забрал меня. Кем я была, если не лишним ртом?

– Она принесет проблемы, – раздраженно заметил Томас.

– А я их не приносила?

– Но что мы будем с ней делать?

– Увезем ее отсюда.

– Откуда?

– От этого мужа-борова, – сказала Женевьева, – от будущего в монастыре? От вцепившихся в нее когтей иссохших монахинь, завидующих ее красоте? Она должна сделать то же, что и я. Найти свое будущее.

– Ее будущее в том, – заметил Томас, – чтобы учинять ссоры среди мужчин.

– И хорошо, потому что мужчины причиняют женщинам достаточно неприятностей. Я защищу ее.

– Боже ты мой, – раздраженно воскликнул Томас, а потом повернулся к Бертийе. Она была, как он подумал, редкой красавицей. Его воины уставились на нее с нескрываемым желанием, и он не мог их винить. Мужчины готовы умереть за женщину, которая выглядит как Бертийя.

Брат Майкл нашел плащ, свернутый у задней луки седла графа, вытащил его, отнес ей и предложил прикрыть разорванное платье.

Она что-то ему сказала, и молодой монах покраснел, как облака на западе.

– Похоже, – заметил Томас, – что у нее уже есть защитник.

– У меня это получится лучше, – сказала Женевьева, подошла к лошади графа и дотянулась до покрытого кровью ножа для кастрации, свисающего с луки седла. Она направилась к графу, которого передернуло при виде клинка.

Он напряженно смотрел на женщину в серебристой кольчуге, которая глядела на него с презрением.

– Твоя жена поедет с нами, – сказала ему Женевьева, – и если ты предпримешь попытку вернуть ее, я лично тебе кое-что отрежу.

Я буду резать тебя медленно и заставлю визжать как свинью, потому что ты свинья и есть, – она плюнула на него и отошла в сторону.

Еще один враг, подумал Томас.

Генуаны прибыли, когда сумерки сгустились и превратились в ночь. Монеты были нагружены на двух вьючных лошадей, и как только Томас убедился, что все деньги на месте, он подошел к графу.

– Я заберу все монеты, милорд, и плохие, и хорошие. Ты заплатишь мне дважды, второй раз – за беспокойство, которое причинил сегодня.

– Я убью тебя, – сказал граф.

– Было приятно служить тебе, милорд, – сказал Томас. Он вскочил в седло, а потом повел своих людей и всех захваченных лошадей на запад.

На темнеющем небе замерцали первые звезды. Внезапно похолодало, потому что поднялся северный ветер, предвестник зимы.

А когда придет весна, подумал Томас, будет еще одна война. Но сначала он должен отправиться в Арманьяк.

Так что Эллекены поскакали на север.