Текст книги "Столетняя война (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 123 страниц)

Глава одиннадцатая

Это была необычная поездка.

Томас ощущал нервозность буквально в самой земле. Города держали ворота закрытыми. Крестьяне прятались, когда видели приближающихся всадников, они либо удирали к ближайшему лесу, либо, если были застигнуты врасплох, укрывались в церквях.

Сборщики урожая бросали свои серпы и убегали. Дважды эллекены обнаруживали мычащих от боли коров, которых пора было доить, а хозяева удрали. Почти все лучники Томаса были выходцами из сельской местности и доили коров сами.

Погода постоянно менялась. Дождя не было, но казалось, что он вот-вот начнется. Нависали низкие тучи и дул необычно холодный для этого времени года непрекращающийся северный ветер.

Томас вел за собой тридцать четыре латника, то есть, за исключением тех, что остались охранять Кастийон д'Арбизон, всех людей, достаточно подходящих для этого похода, и у каждого было по две лошади, а у некоторых – три или четыре.

С ними также были оруженосцы, слуги и женщины, все они, как и шестьдесят четыре лучника, ехали верхом, а по дороге лошади неизбежно теряли подковы или могли охрометь, и каждое такое происшествие требовало времени, чтобы все исправить.

Новостей приходило мало, а тем, что появлялись, нельзя было доверять. На третий день путешествия они услышали колокольный звон в церкви.

Он был слишком громким и нестройным, так что вряд ли оповещал о похоронах, так что Томас оставил своих людей под укрытием леса и поскакал вместе с Робби узнать, что вызвало этот переполох.

Они обнаружили деревню, достаточно большую, чтобы позволить себе две церкви, и обе звонили в колокола, а на рыночной площади на ступенях у каменного креста стоял монах-францисканец в замызганной рясе, вещая о великой победе французов.

– Наш король, – прокричал он, – недаром зовется Иоанн Добрый! Он и правда добрый муж! Иоанн Триумфатор! Он рассеял врагов, захватил знатных пленников и наполнил могилы англичанами!

Он заметил Робби и Томаса и полагая, что это французы, указал на них.

– Вот эти герои! Люди, которые принесли нам победу!

Толпа, казавшаяся в большей степени любопытствующей, чем ликующей, обернулась, чтобы посмотреть на двух всадников.

– Я не участвовал в битве, – заявил Томас, – ты знаешь, где она была?

– К северу отсюда! – туманно объяснил монах. – И это была великая победа! Король Англии убит!

– Король Англии!

– Слава Господу! – сказал монах. – Я видел это собственными глазами! Я видел, как гордость Англии зарезали французы!

– Когда я в последний раз слышал новости, – обратился Томас к Робби, – король был еще в Англии.

– Или дрался с Шотландией, – горько произнес Робби.

– Там перемирие, Робби, перемирие.

– Лорд Дуглас не признает перемирия, – слабо возразил Робби. – Потому я и здесь, из-за того, что сказал ему, что не могу драться против англичан.

– Теперь можешь. Больше ты не связан никакими клятвами.

– А благодарностью? – спросил Робби. Томас коротко улыбнулся, но ничего не ответил. Он смотрел на маленького мальчика, возможно, не старше Хью, досаждающего такой же малышке-девочке, пытаясь поднять ее юбку крюком для сбора орехов.

Мальчик заметил взгляд Томаса и сделал вид, что интересуется словами монаха.

– Думаешь, он прав? – спросил Робби. – Была битва?

– Нет, это слухи.

Монах теперь обращался к толпе с призывом пожертвовать деньги двум молодым людям, оба были в монашеских рясах и обходили людей с маленькими бочонками.

– Наши бравые воины страдают от ран! – прокричал монах.

– Они пострадали за Францию! Во имя любви нашего Господа Иисуса Христа, помогите им в беде! Будьте щедрыми и получите благословение Господа! Каждая монета поможет нашим раненым героям!

– Он мошенник, – с пренебрежением произнес Томас. – Просто мерзавец, пытающийся заработать несколько монет.

Они двинулись на север. Эллекенам приходилось избегать городов, потому что в любом поселении со стенами неизбежно имелось некоторое количество людей, способных выпустить болт из арбалета, а Томас хотел закончить свое путешествие, не потеряв ни единого человека в какой-нибудь мелкой стычке.

Он намеревался ехать на восток, потому что в этом направлении вероятнее всего было наткнуться на англичан, и он нашел их в деревне, над которой возвышалась высокая башня церкви. Эта церковь была единственным каменным зданием, остальные были построены из дерева, штукатурки и соломы.

Там была кузница с горном, пристроенным в заднем дворе под опаленным дубом, и таверна, окруженная кучкой маленьких домишек, а когда Томас в первый раз взглянул на эту деревню, окруженную виноградниками, он заметил и группу лошадей, пивших из небольшого ручья, протекавшего рядом с впечатляющей церковью.

Лошадей было больше пятидесяти, что предполагало по меньшей мере двадцать воинов, и они решили, что лошади принадлежат французам, но потом заметили прислоненный к стене таверны флаг со Святым Георгием, его красный крест выделялся на белом поле.

Он повел своих людей вниз с холма, на небольшую площадь, где латники встревоженно повскакали с мест.

– Мы англичане! – прокричал Томас.

– Иисусе! – с облегчением произнес высокий мужчина, выходящий из двери таверны. Он носил жиппон со стоящим на задних лапах львом и лилиями на голубом поле. – Кто вы такие? – спросил он.

– Сэр Томас из Хуктона, – ответил Томас. Он редко использовал это почтительное "сэр", но его посвятил в рыцари граф Нортгемптон, так что иногда это оказывалось полезным.

– Бенджамин Раймер, – произнес высокий. – Мы служим графу Уорику.

– Вы с армией? – спросил Томас с надеждой.

– Мы ищем эту проклятую армию, – объяснил Раймер, а потом рассказал, что он с группой рыцарей сел на борт корабля, отплывшего из Саутгемптона, но потерял из вида флот, перевозивший остальные силы, шедшие на подмогу войску графа в Гаскони.

– Поднялся ветер и проклятый капитан запаниковал, и мы оказались в Испании, – сказал он, – а ублюдку понадобилось два месяца, чтобы починить корабль и доставить нас до Бордо.

Он посмотрел на людей Томаса.

– Какое облегчение, снова быть вместе с лучниками. Наши оказались на другом корабле. Ты знаешь, где армия принца?

– Понятия не имею, – ответил Томас.

– Слепой ведет слепого, – заметил Раймер. – И здесь нет эля, так что на этом плохие новости не заканчиваются.

– А вино есть?

– Говорят, что да. По мне, так на вкус оно, как кошачья моча. Ты приехал из Бордо?

Томас покачал головой.

– Мы из гарнизона на востоке Гаскони, – ответил он.

– Ты знаешь эту проклятую страну?

– Какую-то часть. Она большая.

– Так куда нам идти?

– На север, – сказал Томас. – По последним слухам, что до меня дошли, армия рядом с Туром.

– Где бы ни был этот чертов Тур.

– Он на севере, – объяснил Томас и выскользнул из седла. – Пусть лошади отдохнут, – велел он своим людям. – Напоите их и выведите. Мы отправимся через час.

Раймер со своим войском пошел вместе с Томасом, и тот размышлял, как им удалось выжить так долго, потому что Раймер удивился, когда Томас отправил вперед разведчиков, спросив:

– Что, это опасно?

– Это всегда опасно, – ответил Томас. – Это Франция.

Но пока враги его не беспокоили. Однажды Томас увидел вдали замок и повел колонну в обход, чтобы избежать неприятностей, но гарнизон не сделал попыток бросить им вызов или даже просто выяснить, кем являлись эти всадники.

– Возможно, они отправили большую часть своих людей на север, – объяснил Томас Раймеру, – и осталась лишь горстка, чтобы удерживать укрепления.

– Молю Господа, чтобы мы не опоздали на битву!

– Моли Святого Георгия, чтобы битвы не было, – отозвался Томас.

– Мы должны их разбить! – бодро заявил Раймер, и Томас вспомнил Креси, кровь на траве и стоны в ночи после битвы. Он промолчал, его мысли унеслись к Святому Жуньену.

Томас чувствовал, что они где-то неподалеку от аббатства, где захоронен святой, хотя это было предположение, вдохновленное скорее надеждой, чем фактами.

Местность менялась: холмы становились ниже и круглей, реки – шире и спокойнее, листва быстрее меняла цвет.

Всякий раз, натыкаясь на деревню или путешественника, он спрашивал направление, но обычно люди знали только как добраться до следующей деревни или, возможно, города, о котором Томас никогда не слышал, и потому он просто продолжал ехать на север.

– Мы пытаемся добраться до Пуатье? – спросил сир Роланд на шестой день.

– Мне сказали, что принц может быть там, – ответил Томас, но это предположил сир Анри, а поскольку сир Анри знал не больше Томаса, то это в лучшем случае было смутным направлением.

– Или ты едешь туда, поскольку это около Нуайе?

– Нуайе?

– Там покоится Святой Жуньен.

– Ты бывал там?

– Только слышал, – покачал головой Роланд, – ты туда направляешься?

– Если по пути.

– Потому что тебе нужна Злоба? – спросил Роланд почти обвиняюще.

– А она существует?

– Как я слышал, да.

– Кардинал Бессьер верит в это, – сказал Томас, – и черные доминиканцы, должно быть, тоже, а мой сеньор приказал мне найти её.

– Чтобы он мог использовать её в борьбе против Франции? – возмущенно спросил Роланд. Может, он и присоединился к эллекенам и готов был сражаться против армии короля Иоанна, но только ради Бертийи.

В глубине души он все еще был предан Франции, а это означало, что он поступает так ради Бертийи, только ради Бертийи, потому что она попросила его это сделать, а он выполнял все ее просьбы.

Он повернулся в седле и посмотрел на нее. Она ехала с Женевьевой. Томас хотел, чтобы ни одна из них не поехала на север, но Бертийя настояла, и было невозможно отказать ей, когда жены стольких лучников и латников ехали с ними верхом.

Где-то на севере послышался раскат грома.

– Тебя беспокоит, что я найду Злобу?

– Я бы не хотел, чтобы этот меч оказался в руках врагов Франции.

– Ты бы хотел, чтобы им владела церковь?

– Он должен принадлежать ей, – ответил Роланд, но неуверенно из-за воспоминаний об отце Маршане.

– Позволь поведать тебе историю, – предложил Томас. – Ты слыхал о Семи темных рыцарях?

– Они были избраны охранять сокровища катарских еретиков, – с неодобрением сказал Роланд.

Томас счел, что мудрее утаить, что он происходит от одного из этих темных рыцарей.

– Говорят, что они владели Святым Граалем, – вместо этого сказал он, – и я слышал, они спасли его из Монсегюра и спрятали, и не так давно другие люди отправились на его поиски.

– И я слышал то же самое.

– Но чего ты не слышал, так это того, что один из них нашел его.

– Слухи, – пренебрежительно произнес сир Роланд и перекрестился.

– Клянусь кровью Христовой, – сказал Томас, – что Грааль был найден, хотя человек, который нашел его, иногда сомневался в том, что именно он нашел.

Роланд на несколько секунд уставился на Томаса, затем увидел, что Томас говорит искренне.

– Но если он был найден, – поспешно сказал он, – почему не заключен в золотую раку, не установлен на алтарь и ему не поклоняются паломники?

– Потому что, – мрачно отозвался Томас, – человек, который нашел Грааль, спрятал его снова. Спрятал там, где его не найдут. Спрятал на дне океана. Вернул обратно Богу, потому что людям его доверить нельзя.

– В самом деле?

– Клянусь, – сказал Томас, вспоминая тот миг, когда швырнул глиняную чашу в серые морские воды и увидел всплеск, и ему показалось, что мир вдруг притих, когда Грааль исчез, лишь через несколько мгновений он услышал шум волн и гальки, которую они тащат в океан, и жалобные крики чаек. Сами небеса, подумал он, затаили дыхание. – Клянусь тебе, – повторил он.

– А если ты найдешь Злобу, – начал Роланд, но запнулся.

– Я верну ее Богу, – произнес Томас, – потому что людям нельзя ее доверить, – он помедлил, а потом взглянул на Роланда. – Так что да, – добавил он, – мне нужна Злоба, даже если лишь для того, чтобы ее не нашел кардинал Бессьер.

Где-то далеко на севере затрещал гром. Дождя не было, лишь темные тучи, и эллекены скакали в их сторону.

Дождь двигался на юг, оставляя за собой безоблачное небо и палящее солнце. Стояла середина сентября, а погода была как в июне.

Армия принца шла за тучами на юг, с трудом продвигаясь вперед по высокому лесистому холму. Обоз, тяжело нагруженный добычей, захваченной в этом налете, двигался западнее, используя дороги в долине, но основная часть армии, конные лучники и латники, ехали по тропам среди высоких деревьев.

Это превратилось в гонку, хотя никто не знал, почему. Советники принца, мудрые и опытные воины, посланные его отцом, чтобы оберегать Эдуарда от бед, полагали, что если они смогут опередить французского короля и найти подходящее место для позиции, то смогут сражаться и выиграть битву.

Если бы они смогли вынудить французов карабкаться на высокий холм перед лицом смертоносных английских лучников, у них был бы шанс на великую победу, но те же самые советники боялись, что король Иоанн спутает карты и поставит свою армию на пути отступающих англичан.

– Я бы не стал атаковать, – сказал принцу граф Суффолк.

– Боже, ну и жара, – отозвался принц.

– Всегда лучше обороняться, – добавил граф, скачущий справа от принца.

– Где, во имя Господа, мы находимся? – спросил принц.

– Там Пуатье, – граф Оксфорд, находящийся слева от принца, указал куда-то на восток.

– Ваш дед, прошу меня простить, совершил ту же ошибку в битве при Баннокберне, – сказал Суффолк.

– Ошибку?

– Он атаковал, сир. Нужды в этом не было, и он проиграл.

– Он был идиотом, – весело заметил принц. – А я нет, правда ведь?

– Конечно, нет, сир, – подтвердил Суффолк, – и вспомните великую победу вашего отца при Креси. И вашу тоже, сир. Мы защищались.

– Да! Мой отец не идиот!

– Боже упаси, сир.

– Но дед им был. Нет нужды извиняться! Мозги у него были как у белки, так говорит отец, – принц пригнулся под низкой веткой вяза.

– Но что если мы увидим ублюдков на дороге? Тогда нам придется атаковать, да?

– Если обстоятельства будут благоприятными, – осторожно произнес граф Оксфорд.

– А если мы не найдем подходящий холм? – спросил принц.

– Мы будем продолжать двигаться на юг, сир, пока не найдем его, – ответил Суффолк, – или пока не достигнем одной из наших крепостей.

Принц поморщился.

– Я не хочу убегать.

– Вам это покажется более предпочтительным, сир, по сравнению с тюрьмой в Париже, – сухо отметил Оксфорд.

– Я слышал, в Париже очень красивые девушки?

– Красивых девушек везде полно, сир, – ответил Суффолк, – вы это знаете лучше, чем большинство мужчин.

– Бог добр, – сказал принц.

– Аминь, – добавил Оксфорд.

– И молитесь Господу, чтобы он замедлил французов, – мрачно произнес Суффолк. Последние полученные достоверные сведения гласили, что французский король был лишь в десяти или двенадцати милях, а его армия, которая, как и армия принца, ехала верхом, двигалась быстрее.

Король Иоанн, который все лето валял дурака, теперь внезапно преисполнился решимостью и, как предположил Суффолк, уверенностью. Он жаждал битвы, хотя и не был настолько глуп, чтобы рисковать и сражаться в неблагоприятном месте.

Французы хотели заманить принца в ловушку, принудить его к битве в том месте, которое изберут сами, и Суффолк был встревожен.

Пленник, захваченные капталом де Бушем, подтвердил, что король Иоанн отослал пеших солдат, потому что они могли замедлить его армию, но даже без них он превосходил принца числом, хотя насколько, никто не знал, и ему не приходилось передвигаться по проклятому поросшему лесом холму. Он шел по хорошим дорогам. Он спешил вперед и искал, где захлопнуть ловушку.

Но проклятый поросший лесом холм был последней надеждой принца. Так он срезал путь. Он мог выиграть день пути, а день пути был на вес золота.

И возможно, на краю этой холмистой гряды будет место для засады на французов. А может, и нет. И Суффолк переживал об обозе.

Поскольку он ехал отдельно от армии, то был уязвим, и даже выиграв день пути, им пришлось бы полдня ждать приезда обоза.

И он беспокоился о лошадях. На возвышенности не было воды, и животные мучились от жажды, а седоки были голодны. Поставки продовольствия в армию были слишком скудны.

Им нужно было спуститься вниз, на плодородные земли с полными амбарами, им нужна была вода, отдых и передышка.

В четырех милях впереди принца и двух графов, ехавших по лесу, каптал де Буш сидел в седле на краю холмистой гряды.

Впереди спускался к дороге пологий склон и мерцала река, а справа от каптала, за низкими лесистыми холмами, небо испачкало пятно дыма, который, как он знал, поднимался от очагов Пуатье.

Дальний склон долины был покрыт виноградниками, многими рядами толстых лоз.

Стоял прекрасный день. теплый и солнечный, лишь с небольшими белыми облаками. Деревья отяжелели от листвы и начали окрашиваться в осенние тона. Виноград налился и почти созрел для сбора.

В такой день, подумал каптал, нужно отвести девушку к реке и плавать там обнаженными, а потом заняться любовью в траве, пить вино и заниматься любовью снова.

Вместо этого он наблюдал за врагом.

Армия прошла через тихую долину. Со обеих сторон дороги поверхность была истоптана копытами, тысячами и тысячами копыт, оставившими темные шрамы на поврежденном дерне.

Один из разведчиков каптала на низкорослой быстрой лошади наблюдал, как прошла армия.

– Восемьдесят семь знамен, сир, – сказал он.

Каптал хмыкнул. Лишь самые знатные лорды несли свои знамена во время похода, чтобы воины знали, где их место в колонне, но сколько человек это могло означать?

Ни один знатный лорд не возьмет на битву меньше ста человек, значит, десять тысяч? Двенадцать? Много, мрачно подумал каптал. У англичан и их гасконских союзников было не больше сорока таких знамен, а его разведчик насчитал восемьдесят семь!

И теперь, когда солнце сияло над израненной долиной и спокойной рекой, каптал мог различить лишь два знамени, развевающихся над группой людей и лошадей, отдыхавших возле реки.

– Это их арьергард? – спросил он.

– Да, сир.

– Уверен?

– Позади никого нет, – разведчик помахал в сторону востока. – Я проскакал лигу в том направлении. Никого.

А арьергард французов отдыхал. Они не спешили, да и зачем им было спешить? Они уже обогнали англичан и гасконцев.

Принц не получил лишний день, французы выиграли эту гонку, и каптал вызвал одного из своих людей и велел ему сообщить эти плохие новости Эдуарду.

– Поезжай, – приказал он, – и быстро, – а потом, как и французы, каптал стал ждать.

– Как думаешь, сколько их? – спросил он одного из воинов, кивая в сторону воинов у реки.

– Шесть сотен, сир? Семь?

Итак, шесть или семь сотен французов находились в долине и не двигались. Большинство было без шлемов из-за жары, хотя многие носили широкополые шляпы с экстравагантными белыми перьями, ясным знаком того, что они не ожидали никаких проблем.

Рядом стояла кучка легких телег, нагруженных копьями и щитами. Французы понятия не имели, что враг находился так близко к ним. Некоторые спешились, а несколько человек даже лежали на траве, как будто уснув.

Слуги выгуливали лошадей без седоков по пастбищу, а другие просто паслись. Люди стояли небольшими группами, передавая бурдюки с вином.

Каптал не мог различить, что изображено на двух знаменах, потому что они висели без движения в безветренном жарком воздухе, но само их наличие означало, что среди латников находятся и лорды, а лорды означали выкуп.

– Их больше, – сказал каптал и замолчал, когда его лошадь погрузила переднюю ногу в лесную подстилку. – Их в два раза больше, – продолжал он, – но мы гасконцы.

У него было немногим более трех сотен латников, все в шлемах, со щитами и готовые сражаться.

– Чего они ждут? – спросил один из латников.

– Воды? – предположил каптал. День был жарким, обе армии шли быстро, лошади мучились от жажды, а на возвышенностях не было воды, и он подумал, что арьергард решил дать своим жеребцам напиться из речушки.

Он повернулся в седле и сделал знак Гунальду, своему оруженосцу.

– Шлем, щит, пику и держи топор наготове, – он посмотрел на своего знаменосца, заметившего его взгляд и ухмыльнувшегося.

– Сомкнуть ряды! – призвал он своих воинов. Он поднял забрало шлема и надел его поверх капюшона кольчуги.

Он просунул левую руку через петлю своего черно-желтого щита и схватился за ручку. Оруженосец помог взять пику наперевес. Все воины на краю холма делали то же самое.

Некоторые обнажили мечи, а Гийом, могучий воин верхом на таком же огромном коне, вооружился шипастым моргенштерном.

– Не трубить, – приказал каптал.

Если он протрубит сигнал к атаке, то враг будет предупрежден на несколько секунд раньше. Лучше просто выскочить из леса и быть уже на полпути вниз по склону до того, как французы поймут, что в этот теплый полдень их посетила смерть.

Его лошадь заржала и снова тяжело ударила копытом.

– Во имя Господа, за Гасконь и принца Эдуарда, – сказал каптал.

И пришпорил коня.

Боже, думал он, нет ничего, что может сравниться с этим чувством. Хороший конь, крепкое высокое седло, пика и враг, которого застали врасплох.

День наполнился грохотом копыт, комки грязи разлетались во все стороны из-под тяжелой поступи трехсот семнадцати всадников, вылетевших из-за деревьев и бросившихся вниз по склону.

Знамя каптала, ярко сияющие серебряные двустворчатые ракушки на фоне черного креста на желтом поле, развевалось в воздухе, знаменосец поднял его высоко. Теперь люди кричали:

– Святая Квитерия и Гасконь!

Каптал засмеялся. Святая Квитерия? Это была христианская девственница, отказавшаяся выйти замуж за лорда-язычника, которой отрубили голову, но ее обезглавленное тело подобрало отрубленную и окровавленную голову и отнесло ее на вершину холма, и в этом месте, как говорят, и поныне случаются чудеса.

Она была гасконской святой. Проклятая девственница! Но, может, она принесет чудо, в котором они нуждались. Восемьдесят семь вражеских знамен могли потребовать чуда.

– Святая Квитерия и Святой Георгий! – крикнул он и увидел, как француз развернул лошадь, чтобы отразить атаку, и у него не было ни пики, ни щита, лишь обнаженный меч, каптал толкнул своего боевого коня левым коленом, и лошадь послушно повернула.

Казалось, она чувствовала, куда каптал хочет направиться, и галопом пересекла дорогу, и пика каптала скользнула в живот противника, издав резкий звук, пройдя через кольчугу и воткнувшись в нижнее ребро, он отпустил пику и протянул правую руку, чтобы оруженосец подал ему топор.

Он предпочитал топор, а не меч. Топор мог пройти через кольчугу, даже через доспехи, и снова он коленями направил коня в сторону бегущего человека, взмахнул топором и почувствовал, как тот раскроил череп.

Он выдернул топор, поднял щит, чтобы отразить слабый удар мечом слева, и наблюдал, как тот человек исчез в кровавом месиве, когда моргенштерн Гийома расправился одновременно со шляпой с белыми перьями, черепом и мозгами.

Всадники-гасконцы врезались во врага. Это не была честная схватка. Арьергард французов отдыхал, уверенный, что если кто-то в их армии и увидит противника, то это будет авангард, но вместо этого враг был среди них и убивал.

Каптал тоже убивал и пришпоривал коня, не позволяя французам хоть как-то построиться. Больше всего их было около брода, где под несколькими ивами находилась толпа людей и лошадей, и каптал свернул в ту сторону.

– За мной! – прокричал он. – За мной! Святая Квитерия!

Воины развернули коней, чтобы последовать за ним, всадники были в кольчугах, а на громадных жеребцах блестели стальные доспехи. Кони под забрызганными кровью охотниками сверкали глазами и скалили зубы.

Каптал нырнул в дезорганизованную массу французов и взмахнул топором, услышав крики, панику вражеских лошадей, он погрузился в толпу, не переставая кричать. Французы уже бежали. Воины забирались в седла и пришпоривали лошадей.

Некоторые кричали, что сдаются, а по всему заливному лугу скакали гасконцы, убивая, разворачиваясь и пришпоривая лошадей, чтобы снова убивать.

Каптал думал, что ему придется пробивать себе путь через толпу людей, но толпа рассыпалась, они убегали, а он догонял, а нет ничего проще, чем убивать убегающего.

Его боевой конь сам взял курс на лошадь беглеца и увеличил скорость, ожидая, когда толчок коленом скажет ему о том, что топор сделал свое дело, и можно искать новую жертву. Слева и справа от каптала другие гасконцы делали то же самое.

Они оставляли за собой кровавый след из раненых и корчащихся людей, лошадей без седоков и мертвецов, и по-прежнему подгоняли лошадей, догоняли и убивали, все разочарования дней отступления были излечены этой оргией смерти.

Один из французов запаниковал и резко развернул лошадь влево, животное упало. Две окровавленные гусиные тушки были привязаны к луке седла, и перья разлетелись, когда рухнула лошадь.

Мужчина закричал, потому что падающая лошадь придавила и сломала ему ногу, потом он попытался увернуться от удара топора каптала. Крик прекратился. Женщина звала на помощь, но ее мужчина сбежал, оставив ее в окружении гасконцев на залитом кровью поле.

Каптал крикнул своему горнисту.

– Труби отбой, – приказал он.

Его люди убивали и победили, захватив по меньшей мере трех знатных лордов и прикончив множество врагов, а сами остались без единой царапины, но беглецы скакали в сторону основных сил французов, всего за несколько минут они достигли бы армии, и хорошо вооруженные воины в доспехах бросились бы в контратаку.

Так что каптал взобрался обратно на пологий склон и скрылся в лесу. Долина, выглядевшая такой мирной, была покрыта кровавыми пятнами и усеяна телами.

Армии встретились.

– Аббатство Святого Жуньена? – сказал крестьянин. – Конечно, милорд, идите по долине, – он указал на север своим грязным пальцем, – недалеко, милорд. На телеге можно туда и обратно за одно утро обернуться.

Крестьянин молотил зерно, когда эллекены подъехали к деревне, и не заметил всадников, пока их тени не легли темным пятном на дверь амбара. Он уставился на них в немом изумлении, а потом упал на колени и пригладил рукой челку. Томас сказал, что они не причинят ему вреда, что он в безопасности, а потом, как уже сотню раз во время этого путешествия, спросил, знает ли он, где находится аббатство святого Жуньена. Наконец-то кто-то впервые это знал.

– Там монахи, милорд, – нервно произнес крестьянин, – стараясь быть полезным. Он скосил глаза влево, где, очевидно, жила его семья.

Его цеп – две деревянные дубинки, соединенные полоской кожи – был отброшен в сторону, на случай, если эти мрачные всадники примут его за оружие.

– Кто твой господин? – спросил Томас.

– Аббат, милорд, – ответил тот.

– Что там за монахи? – спросил Томас.

Вопрос озадачил крестьянина.

– Черные монахи, милорд? – предположил он.

– Бенедиктинцы?

– Ах да, бенедиктинцы. Думаю, да, – он улыбнулся, хотя совершенно очевидно не знал, кто такие бенедиктинцы.

– Здесь были какие-нибудь другие солдаты?

В этом ответе он был более уверен.

– Не так давно, милорд, какие-то приезжали в день Святой Перпетуи, я помню. Приехали, но не остались.

– А с тех пор никого?

– Нет, милорд.

Со дня Святой Перпетуи прошло полгода. Томас бросил крестьянину серебряную монету и развернул коня.

– Едем на север, – коротко бросил он и пришпорил лошадь в этом направлении.

Сгущались сумерки, и нужно было искать место для ночлега. На дне долины река делала поворот, и там стояли несколько темных хибар под дубами, но в северном конце долины, спрятавшись за клином лесистой местности, лежала деревня или маленький городок, чье присутствие выдавал дым кухонных очагов.

Аббатство должно было находиться там. Две вороны перелетели через реку, чернея на фоне темнеющего неба. Колокол призывал народ на вечернюю молитву.

– Там город? – к Томасу подъехал Раймер, воин графа Уорика.

– Не знаю, но обычно рядом с монастырем возникают деревни.

– Монастырь! – Раймер выглядел удивленным.

– Я направляюсь туда.

– Чтобы помолиться? – с легкостью предположил Раймер.

– Да, – ответил Томас.

Раймера смутил ответ, и он замолчал. Томас свернул в долину и теперь мог рассмотреть окаймленную ивами реку, а сразу за ней – большую деревню и башни монастыря.

Монастырь был на удивление велик и окружен высокой стеной, над ним возвышалась большая церковь.

– Мы можем остановиться в деревне, – сказал Раймер.

– Там должна быть таверна, – отозвался Томас.

– На это я и надеюсь.

– Мои люди тоже там остановятся. – Томас уставился на монастырь, его высокие стены темнели в сгущающихся сумерках. Стены выглядели грозно, как валы какого-нибудь замка. – Это то самое место? – спросил он сира Роланда, пришпорившего коня, чтобы догнать Томаса.

– Не знаю.

– Похоже больше на крепость, чем на монастырь.

Рыцарь-девственник нахмурился, глядя на далекие стены.

– Святому Жуньену приказали сберечь меч Святого Петра, так что, возможно, это и крепость.

– Даже если это монастырь Святого Жуньена. – Подъехав ближе, Томас увидел, что огромные монастырские ворота открыты. Он предполагал, что их не закроют, пока солнце полностью не скроется на западе. – Он похоронен там?

– Да, его земные останки там.

– Так что, возможно, там и Злоба.

– Может, нам стоит там ее и оставить?

– Я бы так и сделал, если бы не знал, что Бессьер ищет её, а если найдет, то использует, и не во славу Божию, а ради своей собственной.

– А ты?

– Я же говорил тебе, – резко сказал Томас, – я выкину ее. – Он повернулся в седле. – Люк! Гастар! Арнульдус! Со мной. Остальным остаться в деревне! И платить за снедь! Он брал с собой гасконцев, чтобы монахи не заподозрили их принадлежность к англичанам.

Робби, Кин и сир Роланд тоже примкнули к Томасу, затем и Женевьева с Бертийей настояли, чтобы идти с ним, хотя Хью оставили на попечении Сэма и остальных лучников.

– Почему бы не прихватить лучников? – спросила Женевьева.

– Всё, что я хочу, так это задать аббату пару вопросов. И не хочу напугать его. Мы заходим, спрашиваем и уходим.

– То же самое ты говорил в Монпелье, – съязвила Женевьева.

– Это просто монахи, – ответил Томас, – и только. Мы спрашиваем их и уезжаем.

– Со Злобой?

– Не знаю. Не уверен, что она вообще существует. – Он толкнул коня коленями, чтобы достичь ворот до того, как солнце скроется за горизонтом.

Он проскакал галопом через пастбище со стадом коз в сопровождении маленького мальчика и большой собаки, молчаливо наблюдавшими за проезжающими всадниками.

За пастбищем прекрасный каменный мост соединял берега реки. На противоположной стороне моста дорога раздваивалась. Левая вела в деревню, а правая – в монастырь.

Томас увидел, что монастырь был наполовину окружен рекой, запруженной, чтобы сделать подобие широкого рва. Может быть, монахи так разводили рыбу.

Он также заметил две фигуры в рясах, идущие к открытым воротам, и снова пришпорил коня. Два монаха увидели его и подождали.

– Ты здесь из-за паломников? – спросил один из них в качестве приветствия.