Текст книги "Ворон Бури (ЛП)"

Автор книги: Бен Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

– Будь я циником, – прошептал я, когда мы собирали свои вещи, – я бы подумал, что можно было заметить человека с поносом, останавливающегося по нужде еще до прибытия. Заметив рисунок на его щите, принадлежащий южному лорду Миде, и его спешку, нетрудно догадаться, что он нес серьезные вести.

Векель бросил на меня возмущенный взгляд.

– Ты сомневаешься в том, что мне сказали в загонах для трупов?

«Векель мог видеть гонца, – подумал я, – но не мог знать новостей, которые тот нес». И все же то, что Векель сказал Маэлу, было правдой. Я уважительно склонил голову.

– Нет.

Маэл все еще был погружен в беседу с Конхобаром и своими советниками, когда мы вышли из круглого дома. В поселении люди пялились на Векеля, но к этому мы уже привыкли. Кроме его способности предсказывать будущее и накладывать заклятия, никто особого интереса к нам не проявлял. Скоро путь домой будет открыт. Моя радость по этому поводу омрачалась разочарованием. Отец остался не отомщен, а мой меч все еще висел на поясе Кормака.

– Где твоя собака Ниалл, сельдежор?

Я нахмурился, увидев на дороге с востока Горностая с запыленными ногами.

– А?

Знающая ухмылка.

– Не так давно вы пили в Манастир-Буи, ты и твой женоподобный дружок. Пара дворняг у вас была, одну звали Собака, а другую Ниалл.

– Ньяль его зовут, – сказал Векель.

– Я слышал другое.

– Ара, у тебя, должно быть, уши воском забиты, – сказал я. – Ньяль я его звал, в честь моего дяди.

– Как скажешь, сельдежор. – Горностай повернулся к рату.

У меня все внутри перевернулось. «Он пришел донести на меня, – подумал я, – в надежде на серебро». Мои глаза метнулись к Векелю, и на этот раз я смог прочитать его выражение. Он думал то же самое, поэтому, незаметно для Горностая, он вопросительно провел пальцем по горлу.

Я действительно задумался. У нас было время – поблизости никого не было, – а за спиной Горностая зиял переулок. Но я никогда не убивал человека, тем более хладнокровно. Разрываемый сомнениями, я колебался.

Если моя решимость и дрогнула, то у Векеля – нет. Его лицо превратилось в холодную, застывшую маску, и он сжимал свой посох, как дубину. Горностай заметил это, бросился наутек и побежал.

– Маэл будет слишком занят. У него не будет времени слушать трактирные сплетни, – сказал я, словно произнося эти слова вслух, я мог убедить себя.

– Я бы не сказал того же о Кормаке. Нам следовало его убить.

– Я не буду убивать человека хладнокровно!

– А если ему удастся рассказать Маэлу или Кормаку?

– Как бы неуважительно это ни было, имя собаки не имеет значения, когда на пороге войско из Мунстера. К тому же, дело сделано.

– Верно.

Кар-р-р. Кар-р-р.

Звук был знакомым.

– Смотри, – сказал Векель.

Я поднял взгляд. Видеть воронов было не в диковинку, но два, прямо над головой, сейчас, казались посланием богов.

– Как вы, вороны? Откуда вы прилетели с кровавым клювом на заре? – вскричал Векель. – Плоть прилипла к вашим когтям, от вашего дыхания пахнет падалью, думаю, прошлой ночью вы гнездились там, где лежали мертвецы.

Я содрогнулся и потер свой амулет с вороном.

– Это Хугин и Мунин, я уверен, – объявил Векель. – Один хочет, чтобы ты вернулся в Линн Дуахайлл.

Я выбросил из головы и Горностая, и Кормака.

Меня призвал бог.

Глава седьмая

Я смотрел на голый шест – ибо чем еще мог быть этот медленно движущийся вертикальный брус?

– В устье реки корабль, или где-то рядом, – сказал я Векелю.

Он кивнул, словно это было в порядке вещей.

Но это не было. В лучшие дни Линн Дуахайлла это было бы обычным делом. Но не теперь. Хотя местоположение – широкий язык земли, с двух сторон омываемый рекой, с третьей – морем, и защищенный с суши массивным земляным валом и рвом, – было идеальным для поселения норманнов, его расцвет давно миновал. В реке могло поместиться не так уж много судов, а сильные прибрежные течения делали якорную стоянку рискованным предприятием. Дюфлин, с его защищенной гаванью, Черным прудом, стал естественным преемником.

– Думаешь, кнорр?

– Возможно, – ответил Векель. – Это, безусловно, объясняет, почему прилетели Хугин и Мунин.

Я не слушал. Это кнорр, решил я, и мое волнение нарастало. Такой же пузатый торговый корабль, чьи визиты были яркими событиями моего детства. Экзотические товары купцов и их частые упоминания о далеких краях – Исландии, Серкланде, Миклагарде – будоражили мое юное воображение. По сравнению с ними Линн Дуахайлл, Манастир-Буи и даже Дун-на-Ски казались донельзя скучными.

Вместо того чтобы идти в поселение, мы свернули к берегу, где я нашел меч. Людей не было, волны смывали водоросли с камней. До устья реки Касан, которая причудливо извивалась вокруг Линн Дуахайлла, прежде чем впасть в море, было недалеко. Место для стоянки, излюбленное торговыми судами, было пустым. Мы обогнули изгиб и вышли к илистым отмелям, обнажавшимся в отлив, и там увидели драккар, вытащенный на берег. Он был великолепен, длинный, стройный и узкий, добрых сто шагов в длину. Расписные щиты висели вдоль ближнего борта, но драконья голова была снята. Я был доволен; это означало, что капитан корабля уважает местных духов. Я также заметил на иле у носа корабля каменную пирамидку. Украшенная вороньими перьями, она, несомненно, была подношением Одину.

– Должно быть, его потрепало в море, – сказал я Векелю. Иной причины для драккара прерывать здесь свой путь было мало. Местные монастыри, такие как Манастир-Буи, некогда очень привлекательные, теперь находились под защитой верховного короля, и потому драккары, идущие на север, предпочитали бросать якорь в узком проливе у Карлингфорда. Если же они шли в обратном направлении, порт в Дюфлине был предпочтительнее.

– Если только они не приплыли за Грелод.

Я расхохотался.

Отпуская в адрес бедной девушки всяческие колкости, как это свойственно юнцам, мы подошли ближе. Красота драккара завораживала, и я пожирал его глазами. Туго свернутый парус, желто-черный, был шагов пятнадцать в ширину. «Поднятый, он, должно быть, огромен, – подумал я, – и гонит корабль по волнам с огромной скоростью». Я сосчитал отверстия для весел в верхнем поясе обшивки – тридцать с одной стороны.

– Шестьдесят весел, – сказал я.

– Значит, семьдесят или восемьдесят человек, а то и больше, – сказал Векель. – Сильный отряд для набега.

Команды было немного, но один из них нас заметил. Внешность Векеля не оставляла сомнений. Воин склонил голову – из уважения или страха – и что-то сказал своему товарищу неподалеку на отмели. Тот уставился на нас; я помахал. Ответа не последовало.

«Неудивительно, – решил я, – учитывая, что я с витки».

– Остальные, должно быть, в поселении, – сказал Векель.

Так и оказалось. Мы пошли прямиком в кузницу и обнаружили у входа толпу. В основном здоровяки, и все как на подбор – суровые мужики. Я понял это по их уверенной манере держаться и по тому, во что они были одеты. Норвежские туники и штаны. Серебряные браслеты на руках. Пояса и саксы в ножнах. И топоры. Боевые, с бородкой, широкие – у каждого было по одному, по два, а то и по три. Были и копья, и множество мечей. Это были закаленные воины.

«Но это не помешает мне войти в кузницу», – упрямо подумал я. Это мой дом; они – гости. Я шагнул внутрь, и во мне всколыхнулся гнев. Один воин копался в куче железных изделий на полу; другой рылся на верстаке. Третий наливал себе медовуху, которую я принес из Манастир-Буи.

– Эй! – крикнул я на языке норманнов. – Это не твое!

Трое обернулись; ближайший, тот, что был у верстака, усмехнулся. Немного ниже меня, с высокими скулами и черными, как вороново крыло, волосами, перехваченными ремешком.

– Кузнеца здесь нет. – Голос у него был легкий и хрипловатый, с незнакомым акцентом. – Да и брать тут нечего, кроме медовухи.

Красная пелена застлала мне глаза. Я толкнул воина в грудь.

– Вор! Вон отсюда!

В его руке мелькнул сакс; он бросился на меня. Я попятился, слыша за спиной презрительный смех и думая: «Я мертвец».

– Стой, Торстейн!

Сакс неохотно опустился.

Это сказал один из двух других воинов. Средних лет, голова его была обрита наголо, за исключением заплетенных прядей седых волос, свисавших за каждым ухом. Туника на нем была обычная, но таких мешковатых, цветастых штанов я никогда не видел.

– Насмотрелся? – спросил он. Акцент у него был такой же, и я никогда раньше его не слышал.

Снова раздался смех, зачинщиком которого был Торстейн, и я вспыхнул.

– Ты его винишь, Имр? – крикнул дородный воин из дверного проема. – Ты же чертовски уродлив!

Имр не обратил внимания.

– Это твоя кузница, я так понимаю?

– Она была отцовской. Теперь, полагаю, моя.

– Он мертв? – Ни сочувствия, лишь толика любопытства.

– Да. – В мыслях я увидел, как Кормак берет меч. Как бы я хотел быть здесь. Но меня не было, и он убил моего отца и забрал мой дарованный богом клинок. Меня кольнуло беспокойство, что вмешательство Горностая все же может привести его сюда.

– Отца Финна убили. – Векель вошел в кузницу. На него бросали настороженные взгляды, и по меньшей мере один воин пробормотал молитву.

– Ты это видел, витки? – потребовал ответа Имр.

– Нет. Нас не было, мы перегоняли скот.

– Это был один из сыновей верховного короля, по имени Кормак, – сказал я. – Он приехал подковать лошадь и увидел мой меч. Когда отец не отдал его, Кормак убил его.

– Твой отец, должно быть, был могучим кузнецом, раз его убили за один из его же клинков. – Его взгляд обшарил кузницу в поисках оружия, которого там не было.

– Это был не его клинок. Я нашел его много лет назад, на берегу.

Густые брови Имра взлетели вверх.

– Просто лежал на песке?

– Тело выбросило на берег приливом. У него был меч.

– А первым на труп сел ворон, – сказал Векель. Внезапно он завладел всеобщим вниманием. – Это была одна из птиц Одина, но она спрыгнула и позволила Финну забрать клинок. Я видел это своими глазами. С тех пор его зовут Ворон Бури.

– Ворон Бури? – вскричал Торстейн. – Скорее Пугало Огородное.

Еще одна волна грубого смеха заполнила кузницу. Вновь охваченный яростью, не заботясь о том, сколько здесь воинов, я ударил задиру, но тот, усмехаясь, увернулся. Он был очень худым, и, как я понял, единственным без бороды. Наконец хрипловатый голос обрел смысл.

– Постой, – крикнул я. – Ты что, женщина?

– Я оставлю твой труп воронам! – Торстейн ринулся (или ринулась?) вперед с саксом наготове. – Хугин и Мунин тоже смогут попировать!

– Торстейн! – голос Имра.

– Что? – прозвучало в ответ сквозь стиснутые зубы.

– Он не мог знать[1]1
  далее в книге автор продолжает называть Торстейн мужчиной, применяя к ней местоимение «ОН», и только в исключительных случаях «вспоминая» кто она на самом деле (несмотря на то, что все знают что это женщина, и что у нее в дальнейшем появляются гетеросексуальные отношения). Однако в силу особенностей русского языка такие конструкции звучат странно, поэтому в этом переводе Торстейн всегда женского рода. На мой взгляд, это никак не влияет на сюжет. Если вам не нравится подобное вольное обхождение с прогрессивным замыслом автора – мне очень жаль. Прим. пер.


[Закрыть].

Торстейн сверкнула на меня глазами; я был в замешательстве. Я никогда особо не верил в сказки у камина о рыжеволосой норвежской принцессе, возглавившей флот для набега на Эриу, но вот, передо мной стояла женщина-воин.

– У тебя тело женщины. И очень красивое, – сказал Векель, смакуя слова.

Остальным это понравилось, они загудели и зааплодировали.

Лицо Торстейн потемнело от гнева.

– Я не женщина!

– Тогда мы похожи, – сказал Векель, и он не шутил.

– Опусти клинок, Торстейн, – приказал Имр. – Ты не можешь резать каждого, кто называет тебя женщиной, тем более когда это – кузнец.

«Значит, им нужен тот, кто умеет работать с железом», – подумал я.

Бормоча себе под нос, Торстейн повиновалась.

Раздался металлический звон. Имр положил на верстак несколько кусков рубленого серебра.

– Что это? – спросил я.

– Плата за медовуху, – сказал Имр, поднимая бочонок. – Я заберу все гвозди, что у тебя есть, и сколько еще сможешь сделать за пару дней. Наконечники для стрел тоже.

Кроме этой медовухи, у меня выпивки не осталось – остальное ушло на похороны отца, – но рубленого серебра с лихвой хватило бы на оплату, даже будь бочонок полон. На железных изделиях, что он просил, я заработаю еще, так что я пробормотал согласие и вместе с Векелем смотрел, как троица присоединяется к своим товарищам снаружи.

– На харчевню и надеяться не стоит? – крикнул кто-то.

– Не стоит, – крикнул я в ответ, – но если пойдете вон к тому длинному дому, Гуннкель продаст вам пива. У него его полно.

В воздух взметнулся одобрительный гул.

Кормак так и не появился в последующие два дня, и мои тревоги о нем поутихли. Я многое узнал о наших гостях. Их драккар звался «Бримдир», что значит «Морской зверь». Он был с Тюленьих островов, которые норманны звали Оркнейскими. Жаждущие богатства – на Тюленьих островах были лишь скалы, ветер, овцы да и только, – Имр и его ватага вышли в море по весеннему приливу и направились к Эриу. Нападая на поселения и монастыри на побережье Ульстера, они держали путь к Дюфлину, когда их настиг шторм. «Морской зверь» дал течь и лишь чудом не отправился на дно к Ран, вечно голодной морской богине. По словам Гуннкеля, который собирал на берегу выброшенное морем, когда налетчики прибыли, драккар низко сидел в воде, а люди изо всех сил вычерпывали воду.

Теперь я понял, зачем Имру гвозди. Ему также нужны были мотки шерсти и конского волоса для конопатки, и смола, чтобы просмолить доски после. Гуннкель и другие смогли обеспечить его первым, но не последним. Я рассказал Имру о ближайшей смолокурне, на поросшем соснами холме к северо-западу. В ответ он благодарно хмыкнул и тут же отправил туда дюжину воинов с бочками.

Пока я трудился в кузнице, а помогал мне один из траллов норманнов – по предложению Имра, а не моему, – я снова и снова прокручивал в голове наше пребывание в Иниш-Кро. Может, я и повел себя как нидинг, но мое бездействие спасло мою шкуру, и шкуру Векеля. Однажды, если Норны так сплетут мою судьбу, представится шанс убить Кормака и вернуть меч. Что до нашей встречи с Горностаем, она беспокоила меня все меньше и меньше. По сравнению с угрозой Миде со стороны Бриана Бору, не говоря уже о множестве повседневных проблем, с которыми должен был справляться Маэл, собака по кличке Ниалл не имела никакого значения. Векель согласился.

Больше меня волновало, смогу ли я присоединиться к команде Имра. С того момента, как он попросил гвозди и наконечники для стрел, я на это надеялся. Но до сих пор не было и намека на интерес с его стороны. Гордый, боящийся отказа, я тоже не спрашивал. Однако время уходило. Ремонт «Бримдира» был почти закончен. На утреннем приливе третьего дня он должен был отплыть.

В последний день, уже под вечер, я все еще ковал гвозди. Нагрев один из квадратных железных прутков, которые я заготовил ранее, я отрубал куски нужной длины и заострял каждый гвоздь с одного конца. Пока я повторял этот процесс, тралл подхватывал еще горячий гвоздь и пробивал его через отверстие в наковальне, аккуратно расплющивая шляпку.

Шум стоял невообразимый, ведь мы оба непрерывно махали молотами. Поэтому, когда сквозь этот грохот я услышал крики, я прервал работу. Вытерев лицо тряпкой, я подошел к дверям кузницы.

Гуннкель стоял у своего длинного дома, вглядываясь в сторону вала.

Я приложил руку ко рту рупором.

– Что происходит?

– Стражники кричат и на что-то показывают. – Гуннкель выглядел обеспокоенным.

Я считал, что Имр излишне осторожничает, выставляя охрану у вала, и не мог понять, почему его люди повсюду ходят с оружием.

– Никто не знает, что вы здесь, – сказал я ему. – Вам не о чем беспокоиться.

Он бросил на меня сочувственный взгляд и произнес стих:

В чистом поле ни шагу

не ступай без оружья.

Ведь никто не знает, идя по дороге,

когда копье пригодится.

«Каким же я был дураком, пытаясь учить такого воина, как Имр, его ремеслу», – подумал я, заходя внутрь за своим копьем и щитом.

Тралл вытаращил глаза.

– Продолжай работать! – приказал я. – Тебя это не касается.

«Это Кормак», – решил я, и у меня все внутри сжалось.

Конечно, это был Кормак. Он ворвался во главе отряда из двадцати всадников, все как один в боевом облачении. Шлемы, щиты, почти у половины – кольчуги. Копья, мечи, кинжалы. Сил достаточно, чтобы сокрушить немногочисленных жителей Линн Дуахайлла, если понадобится. Более чем достаточно, чтобы исполнить то, что он задумал. Горностаю поверили. Другой причины, по которой Кормак мог примчаться с такой поспешностью, я представить не мог. «Надо было перерезать Горностаю глотку», – решил я, но было уже поздно. Теперь я умру, так ничего и не добившись.

Кормак так резко осадил коня у самой кузницы, что мне пришлось отступить внутрь, чтобы он меня не сшиб. Я снова вышел, когда конь, горячась и раздувая ноздри, немного попятился. Я поднял щит, прикрывая тело, и перехватил копье верхним хватом, готовый нанести удар. «Если мне суждено покинуть этот мир, – подумал я, – я заберу Кормака с собой».

– Финн Торгильссон! – крикнул он, и его лицо сияло от предвкушения.

– Ты знаешь мое имя, господин, – сказал я, не сводя глаз со своего меча, все еще висевшего у него на поясе. У меня в животе все сжалось от дурного предчувствия, но нужно было держать лицо. – Какое дело привело тебя сюда?

– Мне рассказали историю о сыне кузнеца из Линн Дуахайлла, который имел дерзость назвать свою собаку Ниалл. Ты тот самый человек?

– Нет, господин. – «Кормак еще не понял, что я сын того самого кузнеца», – решил я. Он просто думает, что я оскорбил его семью, назвав своего пса в их честь. Я подумывал отрицать, что я из Линн Дуахайлла, что у меня есть собаки, но Кормаку стоило лишь спросить, скажем, Гуннкеля, чтобы узнать, что я здесь родился и вырос, и что у меня их две. – Его зовут Ньяль, господин, в честь моего дяди.

Знающая усмешка.

– Правда?

– Да, господин. – Я сохранял бесстрастное выражение лица. «Пусть это будет единственной причиной его приезда, – молился я. – Я отделаюсь побоями, может, парой сломанных костей». Однако взгляд Кормака не отрывался от меня, и мое беспокойство росло.

Он нахмурился.

– Помнишь тот день в кузнице, когда ты помогал кузнецу с моей колесницей?

Меня затошнило.

– Да, господин. Надеюсь, вы выиграли гонку?

Ответа не последовало. Он нахмурился еще сильнее. А потом сказал:

– Ты сказал, что ты из Брейфне!

Он поймал меня. Я не ответил. Я подумал о том, чтобы выставить вперед копье – он был как раз в пределах досягаемости, – но всадники по бокам от него следили за мной, как ястребы. Одно неверное движение, и они выпотрошат меня, как рыбу.

– Значит, ты из Линн Дуахайлла, а не из Брейфне…

Время остановилось.

Сердце заколотилось о ребра. Я снова подумал, не попытаться ли его убить, но один из всадников немного выдвинул своего коня вперед, и я понял, что момент, если он и был, упущен.

На лице Кормака отразилось потрясенное осознание.

– Так ты сын того кузнеца!

– Ты убил моего отца из-за меча. Моего меча! – крикнул я, отбросив всякую осторожность.

– Сельдежор не имеет права на такое оружие! Ты, должно быть, украл его.

Оскорбление задело не меньше, чем в Дун-на-Ски.

– Я нашел меч на берегу. Мне его послал бог Один.

Его воинам, сплошь христианам, это не понравилось. Несколько человек перекрестились. Но это не помешало Кормаку соскользнуть с коня. Он бросил поводья ближайшему воину. Меч вылетел из ножен; он направил его на меня.

– Ты, язычник дикий. Где твой бог, когда он тебе нужен?

Ярость взяла верх, и если у меня и оставался хоть какой-то мост к отступлению, я сжег его дотла.

– Ты не князь, – сказал я.

Губы Кормака побелели.

– Ты – кусок гнили и убийца! – заорал я. – Подойди сюда, и я с тобой покончу!

– Господин, – сказал воин в кольчуге. – Позвольте мне.

– Стоять на месте! – Кормак подступил ближе.

Я отступил внутрь, загородив дверной проем щитом.

– Хозяин? – в голосе тралла послышался страх.

– Продолжай ковать гвозди, – прорычал я.

Напасть на меня мог только Кормак. У меня есть шанс, сказал я себе.

– Я искал наглого сельдежора, а нашел не только его, но и его ублюдка. Щенка того, кто пытался помешать мне взять то, что мое по праву.

– Сам Один дал этот меч мне!

– Ты хоть раз держал в руках копье, сельдежор? – спросил Кормак. – Непохоже.

Я не ответил.

Он переминался с ноги на ногу, оценивая меня.

Я ждал, нервы натянуты как струна, не зная, что делать.

Его клинок метнулся вперед. Сначала в мой щит, затем обманный выпад в ногу.

Я с силой опустил щит, отбросив острие меча в грязь, и, тяжело дыша, отступил.

Что, возможно, было хуже нового нападения, он рассмеялся.

– Тебе не победить. Ты и сам это знаешь.

– Тебе тоже придется нелегко.

Его хмурый взгляд выдал, что он не был до конца уверен в себе.

Причина была очевидна. Мое копье было длиннее его меча, а я стоял в узком дверном проеме. Он не мог замахнуться мечом ни сверху, ни сбоку, а мог лишь наносить колющие удары.

На ум пришла поговорка отца. Разъяренный враг – враг с брешью в доспехах. «Продолжай его донимать», – подумал я.

– Боишься? – спросил я.

Он выругался и сказал, что мой отец молил о пощаде.

Совершенно забыв отцовскую поговорку, я в ярости бросился вперед. Мое копье дважды ударило в его щит. Он выдержал удары и нанес ответный выпад мечом. Каким-то чудом я успел опустить щит и не дать ему вонзить клинок мне в лодыжку, но это движение вывело меня из равновесия. Я пошатнулся назад и почувствовал, что он следует за мной. Если он заставит меня отступить в кузницу, мне конец. В отчаянии я выставил перед собой копье. Это было неуклюже, по-детски, но острие коснулось его щита, и он остановился. Каким-то образом я восстановил равновесие и шагнул вперед, снова заполнив собой дверной проем.

Кормак улыбнулся.

– Посмотрим, сможешь ли ты повторить это.

«Для меня это жизнь и смерть, – подумал я, – а для него – игра». Если ему наскучит, он может выкурить меня, подпалив крышу. Это было горькое осознание. Я не мог придумать никакой тактики, кроме как броситься на него. Может, успею нанести один значимый удар, прежде чем он закончит бой. Прежде чем ножницы Норн перережут нить моей жизни.

Я напрягся.

Его лицо напряглось.

Крики. Возгласы.

– Господин! – крикнул чей-то голос. – Норманны идут!

Голова Кормака повернулась, совсем немного.

Я бросился вперед. Он услышал, но не смог помешать мне ударить его щитом. Умбон с глухим стуком врезался ему в живот, и я ринулся следом, яростный, как взбесившийся бычок. Он рухнул на спину. Я наступил ему на правую руку, и он выпустил меч. Приставив острие копья прямо ему под глаз, я сказал:

– Лежи смирно.

Побледнев, он повиновался. Соблазн был велик, но я остудил свою жажду крови. Моя жизнь висела на волоске.

Я ждал.

Наша схватка была такой короткой, что воин в кольчуге ничего не заметил. Он обернулся на своем коне. Как и почти все остальные воины.

– Что, во имя Господа, происходит? – взревел Кольчуга.

Подбежал один из воинов.

– Мы убили норманна.

– Что? Почему?

– Это Кербалл. Он потерял голову, погнался за одним из дозорных и зарубил его со спины.

– Дурак! А второй привел своих товарищей.

– Да. Они идут от драккара.