Текст книги "Ворон Бури (ЛП)"

Автор книги: Бен Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Мы оказались лицом к лицу, близко, как любовники, и так же интимно, но смертельно. Его глаза были полны боли и шока; мои – холодные, твердые, решительные. Я прошептал ему на ухо:

– Никогда не шпионь за королевой.

Когда я выдернул сакс, он, умирая, рухнул к моим ногам.

– Вы все видели, – закричал Векель. – Он бросился на меня с ножом!

Орм подхватил:

– Он пытался убить витки!

Мужчина в дверном проеме сотворил знак от сглаза. Другие отводили взгляды. Никто не возражал, не обвинял в убийстве. Похоже, никто и не знал, кто этот воин.

Было время для быстрых размышлений. Когда конунг узнает о смерти этого человека, он потребует объяснений, оправданное это убийство или нет. Даже если никто не запомнил меня, Векель и Лало врежутся в память большинству. Этого было достаточно, чтобы уходить немедленно. Я не мог быть уверен и в хозяине «Медной головы». Если он опознает меня, добровольно или нет, Сигтрюгг определенно потребует крови.

Решение было принято, но я не мог уйти, не передав весточку Слайне, какой бы великой ни была опасность. Я быстро сказал об этом Векелю; мое сердце потеплело, когда он без возражений принял мое решение. Он был готов идти. Мой сакс был чист, и я тоже. Мы вошли в толпу, как будто ничего не произошло. Лало и Орм, на удивление спокойные, учитывая то, что только что случилось, были с нами. Нас никто не остановил, и через сотню шагов мы оставили хаос позади.

Я попросил у Векеля его кошель, заверил его, что да, я верну долг, и протянул его Орму.

Его глаза расширились; кошель был туго набит серебром.

– Ты заслужил. Из тебя бы вышел воин, если бы ты захотел.

Он вскинул подбородок.

– Я бы хотел.

– Мне нужно от тебя еще кое-что.

Он загорелся.

– Говори.

Я прошептал ему на ухо. Он кивнул. Я сказал еще несколько слов.

– Я сделаю это, – сказал он.

Я хлопнул его по плечу, как товарища.

– Я благодарен. А теперь скройся с глаз, а? Чем меньше людей увидят тебя с нами, тем лучше будет.

В его глазах была грусть.

– Ты уходишь после этого?

– Я должен.

– Ты вернешься?

– Не знаю. Наверное, нет. Будет слишком опасно.

– Прощай, Ворон Бури.

Я улыбнулся, когда он ускользнул, не удивившись, что он тоже знал, кто я.

Мы втроем вернулись на «Бримдир», сказали Имру, что пришла весть от моей сестры, и что я возвращаюсь в Линн Дуахайлл. Он посмотрел с сомнением, но не собирался называть меня, Векеля и Лало лжецами. Договорились, что когда его нога заживет, он поплывет на север. Мы не упомянули, что собираемся в «Соломенную крышу», куда добирались окольным путем; я ждал в переулке, пока Торстейн, присоединившаяся к нам, не договорилась об использовании здания во дворе. Как преступник, скрывающийся от толпы, я просидел там остаток дня.

Терпя комментарии и смех Векеля, я облачился в женскую одежду, которую купила Торстейн. Я также надел одно из его ожерелий из стеклянных бус. У меня даже был головной убор норвежской женщины, который помог скрыть мои слишком короткие волосы. Два свернутых комка ткани служили мне грудью. К счастью, у меня не было бороды, иначе пришлось бы еще и бриться. Единственным моим оружием был сакс, привязанный высоко на внутренней стороне бедра, на манер Миклагарда, о котором целую вечность назад упоминал Хавард.

– Ну и красотка же ты, – сказал Векель и попытался ущипнуть меня за задницу.

Я ударил его и бросил свирепый взгляд на Лало, который покатывался со смеху. Торстейн сдержалась, за что я был ей благодарен.

Слишком узнаваемые, они остались, а мы с Торстейн снова выскользнули на улицы. Солнце уже село, но оставшегося света на небе было достаточно, чтобы мы могли найти дорогу, снова по малолюдным улочкам, к большому залу. Если Сигтрюгг и посылал воинов на мои поиски, их уже не было видно. На улицах было мало народу; в этот час было безопаснее оставаться дома. Если кто и смотрел, а таких было немного, мы выглядели как воин с женой, идущие по своим делам. Торстейн не смогла удержаться и сказала, что для жены я уродлив как свинья, но раз уж мы вместе, она  меня не бросит. Я недвусмысленно и нецензурно ответил, что только больше ее позабавило.

К моему огромному облегчению, площадь перед большим залом была тиха; мы обошли ее по краю, чтобы добраться до нашей цели – той самой двери, где я спас Слайне от Рогнальда. Сразу же возникла дилемма. Слайне не было видно, и я понятия не имел, удалось ли Орму выполнить его задачу: попросить ее встретиться со мной на улице между вечерней и повечерием. Я знал, что монастырские колокола звонят на закате и снова вскоре после, но мне пришлось попросить Торстейн выяснить, как эти службы называют последователи Белого Христа. Он должным образом это сделал.

В голове крутились разные мысли, пока я стоял в тени, надеясь, что нас никто не увидит или, что еще хуже, не потребует объяснений. Орм мог потерпеть неудачу, и Слайне не придет. В таком случае мы уйдем вскоре после вечернего звона. Или он мог преуспеть, но Слайне не смогла покинуть свои покои. Учитывая, что случилось с людьми Сигтрюгга, посланными следить за его женой, это была вполне реальная возможность. Также было возможно, и это была моя самая большая надежда, что весть Орма не только дошла, но и что Слайне скоро выйдет из двери и окажется в моих объятиях. Это будет горько-сладкое прощание, но лучше, чем ничего.

– Я дурак.

– Не будь так строг к себе.

Вздрогнув – я произнес это вслух, сам того не заметив, – я бросил взгляд на Торстейн.

– Почему? Мне не следовало связываться со Слайне.

– Многие мужчины сказали бы то же самое обо мне и Векеле.

Я никогда об этом не думал.

– Сердце – странный орган, Финн, со своей собственной целью. Игнорируй его голос на свой страх и риск.

Для Торстейн это была целая речь, и очень глубокомысленная. Ее слова и ее верность ободрили меня – она стояла здесь со мной, хотя вероятность того, что из двери вывалятся двадцать дружинников Сигтрюгга, была не меньше, чем появление Слайне.

Время шло, и я начал думать, что мы пришли напрасно. Скоро зазвонит колокол к повечерию, и ждать после этого будет чистым безумием. Теперь я жалел, что не сказал Орму встретиться со мной здесь; так я бы по крайней мере знал, потерпел он неудачу или нет. Я мерил шагами землю, борясь с желанием выломать дверь и войти в большой зал.

Шум. Движение за дверью. Я услышал, как меч Торстейн вышел из ножен. Скрутившись в узел, я сунул руку под платье и вытащил свой сакс. Я не умру безоружным.

Скулеж, шарканье лап.

Мое сердце запело.

Засов сдвинулся; дверь скрипнула. Появился Ку, натягивая поводок, а за ним… не Слайне, а ее служанка.

Борясь с разочарованием, я прошептал:

– Где королева?

Взгляд, от которого расплакался бы ребенок.

– В своих покоях, под усиленной охраной.

– Она невредима?

– На данный момент, да. Конунг подозревает – один из его людей убит на улице, другой исчез, – но у него нет доказательств ее вины.

Меня окатило волной облегчения. Слайне молчала, и хозяин «Медной головы» меня не предал. Пока.

– Быстрее! Меня видели, когда я выходила.

– Передай Слайне, что я люблю ее. Я всегда буду ее любить. – Служанка не усмехнулась, что меня ободрило. – Скажи ей, что я должен уйти, но я вернусь.

– Когда?

– Я не знаю. Когда будет безопасно. – Служанка шмыгнула носом, и я прекрасно понял почему. По-настоящему безопасно не будет никогда, пока жив Сигтрюгг. Я колебался, не зная, что сказать, чтобы это не было ложью или банальностью.

В конце большого зала было движение. Торстейн шевельнулась.

– Финн.

– Иди, – сказал я служанке.

Она кивнула – самый дружелюбный жест, который я когда-либо от нее видел.

– Да пребудет с тобой Христос.

«Да хранит Один тебя и Слайне», – подумал я.

Глава двадцать пятая

– Ты спал с женой Сигтрюгга? – Асхильд можно было услышать в Линн Дуахайлле, до которого было порядочно идти.

– Ее зовут Слайне, – пробормотал я, жалея, что не сохранил в тайне причину нашего прибытия.

– Как деревня?

Мы с Векелем проходили через Балэ-Шлойнэ, казалось, целую вечность назад, по пути к Лох-Эннеллу, но я ни на мгновение не задумывался о его названии.

– Да, полагаю.

– Неважно, – сказала она с уничтожающим взглядом. – Ты дурак, Финн Торгильссон, дурак, который думает своим бод салахом, а не головой!

Я покраснел и попытался проигнорировать широкую ухмылку Векеля и Торстейн, наблюдавшую с удивлением и весельем. Глаза Лало расширились, когда он увидел, как меня так решительно поставили на место. Муж моей сестры, Диармайд, вышел на улицу, якобы проверить скот, но скорее всего, чтобы избавить меня от дальнейшего смущения. Судя по его прощальному выражению, я заподозрил, что ему чаще доставалось от ее едкого языка. Я ему не завидовал. Я занялся Мадрой и Ниаллом, которые терлись у моих ног, требуя внимания, и надеялся, что она скоро закончит.

– Я неправа? – потребовала ответа Асхильд.

– А что мне было делать? Мы полюбили друг друга.

Раздраженный вздох.

– В глазах Бога она замужняя женщина. Ты нарушил седьмую заповедь!

Я фыркнул.

– Я не верю в эту чушь.

– Я проигнорирую это богохульство. Бог однажды свершит над тобой свой суд. – Она перекрестилась. – А пока тебе стоит беспокоиться о Сигтрюгге.

– Может, и нет.

Она уперла руки в бока, точь-в-точь как наша мать, когда злилась.

– Это почему же?

– Воины, что пришли в корчму, где мы встречались, – я встретил неодобрительный взгляд Асхильд, отказываясь отводить глаза, – мертвы.

– Так ты еще и убийца!

– Второй пытался убить Векеля. Я защищал своего друга.

– А первый?

– Осуждай меня, сестра, думай, что хочешь, но если бы я его не убил, он бы рассказал Сигтрюггу. С обоими было одно и то же. Их трупы не могут говорить.

– А Слайне?

– Она будет держать язык за зубами.

– Ты не можешь быть в этом уверен.

– Нет, но не в ее интересах в чем-либо признаваться. – Я надеялся, что это положит конец моему допросу, но, конечно, Асхильд, желая рассмотреть все возможности, не оставила это просто так. Ее вопросы сыпались один за другим.

В конце концов, я не выдержал.

– Все кончено. Проехали. Мы благополучно выбрались из Дюфлина, и, если повезет, Сигтрюгг ничего не знает о Слайне и обо мне. Имр скоро будет здесь на «Бримдире». Мы уплывем в Британию, и конунг может поцеловать меня в задницу на прощание. – Я увидел в ее лице то, о чем не подумал, и мое сердце екнуло.

– А если он знает о тебе и его жене! Не сумев поймать тебя, что если он решит разыскать твою семью? – спросила Асхильд тихим голосом. – Меня. Диармайда. Нашего ребенка.

Я хотел, чтобы земля разверзлась и поглотила меня.

Вмешался Векель.

– Этого не случится, Асхильд.

– Откуда ты знаешь? – Она была последовательницей Белого Христа, но все же говорила с ним мягче, чем со мной.

– Я прошлой ночью вопрошал руны. Вам ничего не грозит.

Она долго смотрела на него, а потом вздохнула.

– Надеюсь, ты прав. Не то чтобы мы могли что-то с этим поделать. Это наш дом. Мы не можем просто запрыгнуть на драккар и уплыть, как некоторые.

– Мы уйдем, – сказал я, не желая подвергать ее или ее семью еще большей опасности, чем я уже создал. – Держитесь у берега и ждите там «Бримдир».

– Не вздумайте, – отругала Асхильд. – На улице льет как из ведра, а вы еще не ели. Вы все выглядите полуголодными.

Мои глаза метнулись к Торстейн, затем к Лало. Они, казалось, очень не хотели выходить под проливной дождь. Даже Векель выглядел довольным, что не нужно двигаться.

– Спасибо, сестра, – сказал я.

– Построите себе укрытие утром. Диармайд знает хорошее место, защищенное от непогоды, но близко к морю, чтобы можно было вести наблюдение.

Я не мог не улыбнуться. У Асхильд всегда была шпилька в хвосте.

Я не возражал.

В итоге, мы пробыли в лагере всего один день, когда боги вмешались самым неожиданным образом. Вскоре после восхода солнца нас пришла искать Асхильд, ее лицо было суровым.

«Она снова пришла отчитывать», – решил я. Когда я сказал это вслух, Векель лишь поднял бровь.

– Все хорошо, сестра? – крикнул я.

Она протянула свежий хлеб.

– Я испекла это для вас.

– Это очень мило. – Я ждал, потому что это было еще не все.

– Дело не только в хлебе. У меня есть новости.

– Я так и думал. Продолжай.

– Я была на пастбище рано утром. Я видела, как Кормак ехал на север.

Этого я не ожидал. Как и Векель, судя по мимолетному шоку на его лице.

– Сын верховного короля? – сказал я.

– Да.

– Ты уверена?

– Думаю, я бы его запомнила. – Ее тон был едким.

Я покраснел.

– Конечно. Сколько с ним было людей?

– Шестеро. У них были луки и копья.

Охотничий отряд, и совсем рядом. Внезапно мое сердце забилось так, будто я взбежал на холм в своей кольчуге.

– Нам понадобятся лошади, – сказал Векель.

Как же я любил его в тот момент. Ни вопросов, ни предупреждений, лишь принятие того, что я должен был сделать, и готовность стать частью этого.

– Кто такой Кормак? – спросила Торстейн.

– Человек, убивший нашего отца, – сказала Асхильд, и в глазах ее была смерть. – Лучше уходите поскорее, чтобы наверняка его поймать.

Я кивнул.

– Спасибо, сестра.

– Сделай это, Финн.

– Сделаю, – поклялся я.

Торстейн объявила, что тоже идет; она произнесла это так, будто мы собрались на прогулку. Лало тоже не собирался оставаться.

Я ухмыльнулся Асхильд.

Четверо против семерых – на такие шансы я мог бы поставить, особенно когда это давало мне возможность убить Кормака. Я молился, чтобы мой меч был при нем.

Лошади, которых нам одолжил Гуннкель Лысый и один из его соседей, были крепкими герранами, но не того качества, что у Кормака и его спутников. Если бы сын Маэла куда-то спешил, мы бы их никогда не догнали. Но, как оказалось, они выехали на потеху и никуда не торопились.

Мы шли по их следу в приличном темпе, по холмистой местности, такой знакомой мне. Раты были большими, земля здесь была хорошая. Овцы усеивали невысокие холмы. На пастбищах пасся скот под присмотром траллов. Никто нас не приветствовал, все с опаской поглядывали на вооруженный отряд, в котором были витки и бламаур. Слух о нашем появлении распространится быстро, но это не имело значения. Наша добыча была не так уж далеко впереди.

Солнце уже клонилось к закату, когда Лало указал на дым, поднимавшийся над дубами вдалеке. Роща была бы хорошим местом для лагеря. Это мог быть и не Кормак, но следы копыт их лошадей вели в ту сторону. Я решил, что шанс, что это кто-то другой, невелик. Привязав каждого геррана лангфейтиром – веревкой, идущей от задних ног к шее, – мы сначала посовещались. Было решено подобраться достаточно близко, чтобы разведать обстановку до наступления темноты, и тогда наша атака могла бы произойти в сумерках, что давало реальное преимущество.

Мы с Торстейн приготовились, как к набегу. Лало никогда не носил доспехов, но у него были щит и копье, а также сакс. Он также был искусным лучником, а луков у нас было два, одолженных Гуннкелем. Векель, который обычно не сражался, сказал, что возьмет второй. Я не видел, чтобы он пользовался луком уже много лет, но только мы с Торстейн могли эффективно атаковать врагов. Это имело смысл; я лишь надеялся, что он метко стреляет.

Мы подошли к кромке леса, а затем Лало, словно темный призрак, скользнул между дубами и рябинами. Он вернулся вскоре, с лукавым выражением на лице.

– Это они, – предвосхитил он мой вопрос и добавил: – Семеро. Хорошие лошади. У одного длинные светлые волосы, и остальные ему подчиняются.

Я облизнул губы.

– Похоже на Кормака. Что они делают?

– Валяются у костра, жарят мясо, пьют. Много хвастливых разговоров.

– Часовые?

Лало усмехнулся.

– Нет.

«Идеально», – подумал я.

Мы дождались полной темноты, прежде чем занять позиции. Лало, способный бесшумно передвигаться туда и обратно, донес, что большая часть группы была пьяна или близка к этому состоянию. К досаде, Кормак был воздержан, причина чего была неясна. Векель предложил, чтобы Лало застрелил его первым, и дело с концом. Я и слышать об этом не хотел. Весь смысл засады, доказывал я, состоял в том, чтобы я отомстил за отца. Будет не то, если Кормака убьет Лало. Моя страсть победила.

Мы подкрадывались все ближе, ступая с невероятной осторожностью, чтобы не наступить на сухие ветки. С густой крапивой ничего нельзя было поделать, но заросли ежевики мы придерживали, чтобы не хлестнуть того, кто шел сзади. Мы часто останавливались, чтобы прислушаться. Ночь была приятной, прохладной, небо частично затянуто облаками. В неподвижном воздухе разносился жуткий, призрачный крик совы. Шорох в подлеске выдавал передвижение мелких тварей. Трижды пролаяла лиса и замолчала. Откуда-то издалека донесся характерный крик козодоя. Стали слышны и голоса, громкие, подогретые пивом, расслабленные. У меня сжался живот. После катастрофических событий в Дюфлине я и не думал о мести за отца. А теперь вот он я, и Кормак вот-вот будет подан мне на блюдечке. Если у Локи будет действительно хорошее настроение, то и меч может быть при нем. Я вознес благодарность богам, добавив: «Я этого не забуду».

Последние сто шагов были мучительно медленными, мы ползли на четвереньках. Я был с Векелем. Лало и Торстейн находились немного правее. Атака с противоположных сторон от костра уменьшила бы шанс на побег, но риск случайной стрелы был слишком велик.

Оставалось около половины пути, когда Кормак начал вещать. Я навострил уши. Это он подстрелил оленя. Это был лучший выстрел в его жизни, утверждал он, – и самый дальний тоже.

– Шагов сто пятьдесят, должно быть. – Я недоверчиво покачал головой. Любой охотник, рискнувший выстрелить с такого расстояния, был либо дураком, либо авантюристом. Кормак преувеличивал, а слушатели у него были благодарные. Его люди осыпали его похвалами, говоря, что они бы так не смогли, что Кормак – поистине искусный лучник.

Один был настоящим подлизой, заявив, что сам мифический воин Кухулин не смог бы сделать такой выстрел. На это замечание последовало неловкое молчание, и я прикусил щеку, чтобы не рассмеяться. Лизоблюдство тоже имеет свои пределы. Когда лесть переходит все границы, даже недоумки это понимают. Кормак был кем угодно, но не дураком. Готов поспорить, сейчас он сверлил подлизу взглядом, а тот, смущенный и напуганный, жалел, что не держал язык за зубами.

Векель змеей подполз ко мне. Даже темнота не могла скрыть его улыбки. Он тоже слышал. Мы не двигались, пока разговор у костра не возобновился. Ждать пришлось недолго; люди вроде Кормака любят звук собственного голоса. Готово ли мясо, потребовал он. Он умирал с голоду. Почти, ответили ему. Уже скоро. Кормак угрюмо ответил, что лучше бы оно не подгорело.

– Пива, – сказал он.

– Вот, господин.

Кормак громко пил, из бурдюка, надо полагать, затем рыгнул.

– Может, завтра добудем кабана.

– Если увидим, господин, я уверен, ваше копье первым вонзится в его плоть, – сказал чей-то голос.

Я скорчил рожу Векелю.

Затем Кормака попросили пересказать историю его последней охоты на кабана, которая была прошлой зимой. Он пустился в долгий, бессвязный рассказ, часто прерываясь, чтобы принять восхищение своих спутников. Это была идеальная возможность для нас с Векелем, и, как я полагал, для Лало и Торстейн, чтобы подобраться поближе.

Группа Кормака разбила лагерь на небольшой поляне. Когда деревья начали редеть, я остановился. Вглядываясь сквозь редкий подлесок, я различил семерых мужчин, валявшихся у большого костра. Кормак сидел примерно на трети окружности от огня, широко жестикулируя, пока описывал убийство кабана. Трое сидели ко мне спиной, остальные – лицом в мою сторону. Доспехов на них не было, и щитов я не видел. Я решил, что луки лежат в куче с копьями неподалеку от костра или, возможно, рядом с их владельцами. Их лошади, каждая со спутанными лангфейтиром ногами, тихо стояли неподалеку.

– Готов? – беззвучно спросил я Векеля, который неловко накладывал стрелу.

Он кивнул.

Я подумал забрать у него лук и пустить стрелу Кормаку в спину. С такого расстояния это было бы легко. «Нет», – решил я. «Я хочу, чтобы он знал, кто положил конец его жалкому существованию».

Условным сигналом был крик совы, который я не очень хорошо умел изображать. Лало, неудивительно, умел, а Векель должен был ответить.

Мы пролежали так ударов пятьдесят сердца, прежде чем Лало крикнул. Это было так близко, что это мог быть только он. Векель подождал, но реакции от Кормака или его спутников не последовало, поэтому он повторил звук. Это была плохая пародия на крик Лало, но это не имело значения. Мы были на ногах, и в пятнадцати шагах справа от нас тоже были Лало и Торстейн.

Лук Лало запел, и одного из воинов, стоявших к нам лицом, отбросило назад, стрела глубоко вошла ему в грудь. Векель выстрелил, и мужчина, сидевший к нам спиной, взревел, когда стрела вонзилась ему в плечо.

Я бросился в атаку, зная, что Торстейн сделала тоже самое.

Я бежал к огню, будто дракон Нидхёгг гнался за мной по пятам. Первый воин, которого я встретил, все еще пытался выхватить кинжал, когда мой топор расколол ему грудь. Мне удалось ударить следующего обратным замахом. Тяжелое лезвие топора раздробило ему скулу, и он отшатнулся. Я развернулся в поисках Кормака. С ловкостью затравленного оленя он перепрыгнул через костер, чтобы скрыться.

Внезапный удар в живот заставил меня замереть. Один из спутников Кормака пырнул меня ножом. Боль пронзила меня, но стальные кольца кольчуги выдержали. Он не вспорол мне брюхо.

Я разбил ему нос умбоном щита, и когда он попятился, отрубил ему левую руку топором. Кинжал выпал из его другой руки. Он отрешенно уставился на брызжущий кровью обрубок, затем его накрыла боль, и он закричал.

Тяжело дыша, я огляделся в поисках других врагов, но их не было. Торстейн была в порядке; Векель неуклюже накладывал на тетиву новую стрелу, а Лало только что выпустил одну через костер. «Вслед за Кормаком», – понял я и перепрыгнул через огонь, едва коснувшись земли, тут же сорвавшись с места.

– Ты попал в него? – взревел я.

– Нет, – донесся разочарованный ответ Лало.

Я нидинг. Если бы я застрелил Кормака или позволил это сделать Лало, думал я, он бы сейчас лежал мертвый со своими подлизами, а не бежал невредимым в темноту. Я пробежал за ним шагов двадцать, но глаза мои привыкли к свету костра, и в темноте я почти ничего не видел. Я огляделся, надеясь увидеть качнувшуюся ветку или след на мягкой земле, но не нашел ничего. Я уже готов был сдаться, когда из темноты донесся треск. Я бросился на звук, ободрав голени о низко лежащий ствол. Ежевика хлестнула меня по щеке, но мне было все равно.

Я бежал так быстро, едва различая что-либо, что даже не заметил ямы. Ноги ушли из-под меня, и я рухнул. Голова ударилась о что-то твердое – поваленное дерево? – и перед глазами поплыли звезды. Ошеломленный, выронив топор, я откинулся назад, как слепой пьянчуга на пиру.

Кто-то прыгнул на меня сверху.

«Кормак», – тупо подумал я. Он упал в ту же яму, но успел подняться на ноги до того, как я подоспел. Силы покинули меня. Я не мог помешать его рукам сомкнуться на моем горле, выжимая из меня жизнь. Дыхание мое хрипело, легкие задыхались. Я начал ускользать, терять сознание. Темнота манила. «Скоро увижу отца», – туманно подумал я. «И мать тоже».

Усмешка.

– Яблоко от яблони…

Мое падение в бездну замедлилось.

– Я думал, в тебе больше огня, сельдежор, но ты ничем не лучше своего пса-отца. Он даже не пытался помешать мне вонзить меч в его плоть, трус. Жаль только, что я не отымел еще и твою сестру.

В моем сознании родилась искра раскаленной добела ярости. Пульсируя, она росла, озаряя темные углы и мягкий, безмолвный путь в вечность. «Мой отец не был трусом», – беззвучно кричал я. «Моя сестра ничего тебе не сделала!» Несправедливость поступков Кормака питала ярость, которая росла, заполняя мой череп. Она дала мне желание жить, а с ним пришла отчаянная, бешеная сила.

Мой первый, неуверенный удар едва коснулся Кормака. Он был несильным, но застал его врасплох. Его хватка на моем горле ослабла. Второй удар пришелся ему в подбородок, отбросив его голову назад, и он отпустил меня. Мощным движением бедер я сбросил его с себя. Он упал в одну сторону, я откатился в другую. Мы встали на колени, а затем поднялись в темноте, чувствуя друг друга по близкому соседству. Хватило времени на один хриплый вдох, и я бросился на него. Он ударил меня в лицо; я поймал его хуком в челюсть. Он пнул меня в пах, или попытался, но я вовремя увернулся, и он вместо этого ударился о мою тазовую кость.

Кормак был меньше, но я был полузадушен. Мы молотили друг друга, не в силах сбить с ног, но готовые принимать удар за ударом. Я попытался ударить головой, мой излюбленный прием, но он предугадал его, и я лишь ушиб лоб о его скулу. Он попытался выколоть мне глаза, но сумел лишь содрать ногтями немного кожи с лица. Я нанес удар; он ответил тем же. Ничего не менялось.

Ш-ш-ших. Звук ножа, выхваченного из ножен.

Меня затошнило. У меня были лишь голые руки.

Кормак подкрался ближе.

«Нидинг». Я услышал голос, ясный, как день. «Твой сакс».

До этого я о нем и не вспомнил. Моя рука опустилась вниз, пальцы сомкнулись на знакомой рукояти. Он вышел из ножен, уютно лег в кулак. Я бросился вперед, не заботясь о ранах, желая лишь вонзить его в него.

Удар в живот, за ним вспышка тупой боли, проклятие Кормака.

Я пырнул его в живот. Я вогнал сакс по самую рукоять, и он заскулил, как щенок, оторванный от соска. Лишь когда он рухнул на землю, увлекая за собой мой сакс, мой затуманенный разум осознал, что со мной не случилось того же, потому что моя кольчуга, о которой я забыл, остановила его клинок.

Теперь Кормак кричал, рыдая и зовя мать.

Я выдернул сакс, и он завыл еще громче.

Мне было все равно. Более того, я ликовал.

– Ну как тебе, господин? – спросил я.

Он плакал и рыдал, и говорил, что сожалеет.

– Слишком поздно. – Я ударил его ножом в грудь, и он умер. Огромный груз свалился с моих плеч. Мой отец был отомщен, а честь Асхильд восстановлена. Когда я наклонился и пошарил у него на поясе, и мои пальцы сомкнулись на рукояти, я почувствовал себя так, словно нашел величайший клад в мире. После столь долгого времени меч снова будет моим.

Когда я вернулся на поляну, волоча за собой тело Кормака, все его люди были мертвы – раненых добила Торстейн. Векель обнял меня и сказал, что я хорошо справился. Он восхитился мечом и заявил, что Один рад видеть его возвращение к законному владельцу. Тень моего отца теперь определенно упокоится с миром. Мое сердце потеплело от этих слов. Вместе мы вырыли глубокую могилу подальше в лесу и свалили туда трупы вповалку. Мы засыпали их землей и утоптали ее, прежде чем навалить сверху огромную кучу срубленных веток. Их лошадей мы распутали и прогнали в темноту. Они разбредутся в разные стороны и, скорее всего, никогда не вернутся ни в Иниш-Кро, ни в Дун-на-Ски. Если кто-нибудь не найдет могилу, что казалось маловероятным, Асхильд, Диармайд и их ребенок, не говоря уже о Мадре и Ниалле, были в безопасности.

Однако чем скорее я покину эти места, тем лучше. Маэл вполне мог послать людей на поиски своего сына; если меня здесь не будет, меня не смогут заподозрить.

Прибытие Имра на «Бримдире» было как нельзя кстати.