Текст книги "Ворон Бури (ЛП)"

Автор книги: Бен Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Глава вторая

Одним ясным утром в конце следующей весны я собирался проверить наш скот. Зимой мы держали коров близко к дому, где было легко заметить, если какая-то заболеет или волки подберутся к телятам, но летом стадо паслось далеко отсюда. Могло пройти много дней, прежде чем мы его видели. Я все откладывал это дело, словно оно могло сделаться само собой, но в конце концов идти все же пришлось. Тралл, присматривавший за скотом, не мог в одиночку перегнать стадо на летнее пастбище.

Я взял одеяло со своей постели, которая, как и постели Асхильд и отца, находилась в одном конце длинного дома. Наш дом был одним из немногих все еще жилых строений в Линн Дуахайлле. Норманны по большей части покинули поселение полвека назад, перебравшись в Дюфлин, но некоторые семьи остались. Семья моего отца была одной из них. Кому-то могло показаться странным жить в деревне, временами похожей на призрак, где большинство длинных домов ветшало и разрушалось, но я другой жизни не знал.

– На сколько ночей ты уходишь? – Асхильд хлопотала у очага, помешивая что-то в котле. Дым струйкой уходил в дымовое отверстие в соломенной крыше.

– На одну, может, на две. – Я свернул одеяло и перевязал его кожаными ремешками. – Ты приготовила мне еды?

– Разве я хоть раз отпускала тебя голодным, братец?

– По правде, не припомню. – Как и в тот осенний вечер, я напомнил себе, что Асхильд всего пятнадцать. Осанка и уверенность у нее были, как у женщины на десять лет старше. Ростом она была лишь немного ниже меня, с такими же, как у меня, темно-рыжими волосами, которые она прятала под льняным чепцом.

Она протянула мне узелок.

– Хлеба и сыра тебе должно хватить, если не будешь слишком жадничать.

– Что поделать, если я вечно голоден. – Я подбросил узелок на руке, довольный его весом.

– Оставь немного пастуху. – Это был наш единственный тралл, он присматривал за скотом вдали от дома.

– А мне хватит? – незаметно вошел Векель.

– Тебя я кормить не обязана, – у Асхильд было едкое чувство юмора.

– Ну что ты, – сказал он, обнимая ее за талию. – Ты же знаешь, как я люблю твою стряпню.

– Отстань. – Она выскользнула из его объятий, но на лице ее играла улыбка.

Я поднял узелок.

– Полагаю, здесь и для тебя припасено. – Бабушка Векеля, как всем было известно, готовила и пекла отвратительно.

Векель подскочил к Асхильд и принялся целовать ее в щеки.

– Ты чудесна, Асхильд.

Она фыркнула.

– Мне стоит бояться, что меня хочет поцеловать витки?

– Еще как, – ответил он, целуя ее еще раз. – Я нашлю порчу на Диармайда и заберу тебя себе. – Диармайд, славный молодой фермер, живший неподалеку, был ее суженым.

– Ничего подобного ты не сделаешь. – Асхильд вырвалась и погрозила Векелю пальцем. – Даже не думай об этом!

– Пойдем, – сказал я ухмыляющемуся Векелю. – Нам предстоит долгий путь.

– И не слишком напивайтесь в Манастир-Буи. – Это был небольшой монастырь по пути. Асхильд заметила мое удивление. – Думаешь, я не знаю, что вы задумали после того, как перегоните скот?

Раздосадованный тем, что меня так легко раскусили, я пробормотал что-то о том, что после тяжелой работы не грех и выпить, и направился к двери.

Векель послал Асхильд последний воздушный поцелуй и вышел за мной. Я остановился, свистнул Мадре и Ниаллу, двум своим собакам, и проверил, все ли готово. Еда, одеяло, легкий плащ, лук и колчан, охотничье копье. Железные изделия для обмена, надежно упрятанные в сверток из старой кожи, перевязанный с обеих сторон. А еще на поясе, наискось, висел мой сакс. Этот нож на все случаи жизни выковал отец. После меча это была моя самая дорогая вещь.

– Я помолюсь за вас. Чтобы весь скот был в целости, и тралл тоже, и чтобы с вами в пути ничего не случилось, – крикнула Асхильд.

Векель фыркнул и пробормотал, что от Белого Христа толку не больше, чем от Слейпнира, восьминогого коня Одина, на крутом ледяном склоне. Мне тоже было мало дела до христианского бога, но я не хотел ее расстраивать, поэтому поблагодарил и пообещал, что помолюсь за нашу мать в церкви Манастир-Буи.

– Я в это место и ногой не ступлю, – сказал Векель.

– С твоим-то видом тебя бы и не пустили. – Хотя мы всего лишь собирались перегонять скот, Векель нарядился так, словно готовился к священному ритуалу. Платье на нем было синее, глаза подведены черным. Тонкая красная линия очерчивала его губы, на шее висело женское ожерелье из стеклянных бус. На поясе болтался кожаный мешочек, в котором, должно быть, лежали талисманы, необходимые для практики сейда. Ноги его украшали башмаки из волосатой телячьей кожи со шнурками, заканчивавшимися медными наконечниками. Я подумал, что он выглядит в точности как и подобает витки.

Он взял меня под руку, словно мы были влюбленной парой, вышедшей на прогулку.

– Я подожду снаружи и отпугну всякого, кто вздумает войти в церковь.

– Нет. Пока я буду молиться, ты купишь меда. – Монастырская пасека славилась на всю округу.

Препираясь, как могут только старые друзья, мы пошли к кузнице. У входа, растянувшись на земле, лежал отцовский пес – огромный лохматый волкодав серой масти, носивший подходящее имя Ку – на нашем языке это значило «пес». На моих собак он не обратил внимания, но при виде меня застучал хвостом по земле.

Отец оторвался от наковальни, на которой выковывал обод для колеса.

– Уже в путь?

– Ага.

– Прихвати немного медовухи. – Монастырский напиток был вкуснее его домашнего эля, да и покрепче.

– Конечно. – Мой взгляд скользнул мимо него и остановился на мече, лежавшем на верстаке. Обычно он хранился в длинном доме, под моей кроватью. – Ты не забыл, – с удовольствием сказал я.

Отец хмыкнул.

– Взгляну, как закончу с этим ободом.

Несмотря на промасленную шерсть в ножнах, морская вода все же повредила клинок. Я отчистил его песком, но крошечные раковины остались. С тех пор приходилось постоянно смазывать его маслом. Я также регулярно проверял его на ржавчину и упомянул об этом вчера вечером. Отец, должно быть, принес его, когда я отправился на свою ежедневную прогулку по берегу – эта привычка укоренилась с того дня, как я нашел клинок, и я не изменял ей ни в дождь, ни в зной.

– Спасибо, – сказал я, гадая, смогу ли я наконец уговорить его научить меня обращаться с мечом. Стану ли я когда-нибудь прославленным воином.

Когда мы вышли, светило солнце. Я помахал немногочисленным соседям, что были на улице; они ответили, но на Векеля бросали настороженные взгляды. Он увидел, как я нахмурился.

– Боятся, знаю, – со знающим смешком сказал он. – Но все равно приходят ко мне. Если заболеют, или в море на рыбалку соберутся, или за урожай беспокоятся. Или, как вчера, когда хотят кого-то проклясть.

– Кто это был? – потребовал я ответа. В Линн Дуахайлле и окрестностях жило не больше двух сотен человек. Я знал всех, по крайней мере, в лицо.

Палец с длинным ногтем коснулся его носа.

– Это между мной и духами. – Когда я цыкнул, он добавил: – Если я скажу тебе, сейд не сработает.

Первую часть пути я гадал, кто в поселении так ненавидит кого-то, чтобы насылать проклятие. Я спросил Векеля еще дважды, но он, напевая себе под нос, не обращал на меня внимания и подзывал Мадру и Ниалла, чтобы почесать им за ушами.

– Мне нравится, что собаку твоего отца зовут «Пес», а одну из твоих – «Собака», – сказал он наконец.

Я усмехнулся.

– А вот называть другого «Ниалл» – глупо.

Жители Линн Дуахайлла подчинялись местному королю, а также Уи Нейллам, верховным правителям Миде – земель, где мы жили. Мужчин этого клана звали «сынами Ниалла», в честь основателя династии, и за их высокомерие их повсеместно недолюбливали. Мне это имя всегда казалось забавным.

– Разве не так?

Я вспылил.

– Ему четыре года, и еще ни один Уи Нейлл не слышал, как я зову собаку.

– Все когда-то бывает в первый раз.

– Скорее свиньи полетят, – сказал я с юношеской самоуверенностью.

Переправившись через реку Касан на курахе, мы двинулись на запад. Яркое солнце золотило зеленые холмистые просторы, высушивая наши ноги после брода через вторую, более мелкую реку. Леса почти не было, за исключением вершин нескольких холмов – его вырубили, чтобы возделывать землю. Местность была приятной, хоть и в основном плоской и ничем не примечательной. Фермы были разбросаны далеко друг от друга, но у каждой нас встречал вызывающий лай собак. Оповестив хозяев, они редко подходили близко. Жилища представляли собой небольшие однокомнатные домики с соломенной крышей, окруженные полями овса и ячменя и загонами для скота, огороженными плетнем. Кое-где попадались и раты, построенные более зажиточными фермерами. Круглые земляные валы с единственными воротами, внутри которых были загоны для скота. Название было обманчивым, потому что ни в одном из этих крепостеподобных сооружений не хватало людей для обороны. В некоторых ратах были жилые дома, но большинство из них предназначалось для защиты скота от ночных набегов волков.

Пройдя полпути от Линн Дуахайлла, мы поднялись на холм и увидели среди полей ячменя и пшеницы каменную башню, отмечавшую местоположение Манастир-Буи. Я никогда не уставал смотреть на нее, самое величественное строение в округе. Построенная из местного камня и невероятно высокая – два хороших броска копья, по признанию большинства мужчин, – она была возведена после особенно жестокого набега норманнов тридцатью годами ранее. В ней могли укрыться монахи со всеми своими ценностями, а дверь, к которой вела веревочная лестница, с тех пор так ни разу и не понадобилась.

Приближаясь к первым жилищам – домам мирян, поселившихся под защитой монастыря, – я подозвал Мадру и Ниалла и накинул им на шеи веревки. Иначе они могли гоняться за курами или таскать что-нибудь у кожевника, а и то и другое могло навлечь на нас беду.

По-хорошему, нам следовало бы сначала перегнать скот, но я устал и хотел пить. Глоток эля или медовухи, или и того и другого, был слишком соблазнителен, чтобы отказаться. Неудивительно, что Векель согласился. Мы поспешили к пивоварне, расположенной у низкой ограды монастыря. На меня, юношу в желтой тунике и серых штанах с парой собак, никто не обращал внимания. Другое дело – Векель. Его диковинный наряд, не говоря уже о вызывающем покачивании бедрами, прямо-таки требовал к себе внимания.

Люди крестились, когда мы проходили мимо, и по меньшей мере одна хозяйка скрылась в доме и захлопнула дверь. Седобородый старик уронил палку и чуть не упал от испуга. Когда я остановился у пекарни купить хлеба – припасов Асхильд нам бы не хватило, ведь мы оба ели как лошади, – служанка едва осмеливалась взглянуть на меня, не говоря уже о Векеле. Тот, наслаждаясь произведенным эффектом, засыпал ее вопросами. Я велел ему оставить ее в покое, но он лишь рассмеялся.

– У тебя будет ребенок еще до зимы, – объявил он, оставив ее стоять с открытым ртом.

– Откуда ты знаешь? – прошипел я. Я бы и за сто лет не догадался.

– Сейд.

Я ткнул его локтем.

– А еще что?

Он наклонился ко мне.

– Время от времени она легонько поглаживала живот...

– …как женщина, которая носит дитя, – закончил я.

– Именно.

Я покачал головой, гадая, какая часть сейда Векеля была связана с его остротой зрения.

Монах, заведовавший пивоварней, и глазом не моргнул при виде нас. В основном, я подозреваю, потому что был пьян. Это было его обычное состояние; был ли он таким и раньше или пристрастился к собственному продукту, получив эту должность, я понятия не имел. Красноносый, с более длинной бородой, чем полагалось монахам, в коричневой рясе, сплошь покрытой пятнами от шеи до лодыжек, он был добродушным малым.

– А вот и вы, – объявил он из-за грубого деревянного прилавка. Словно он нас ждал, но это было подходящим приветствием, когда не знаешь или не можешь вспомнить чье-то имя.

– Приветствую, брат, – почтительно сказал я. Благодаря матери я свободно говорил по-ирландски.

Векель склонил голову.

– Благословение Божье на вас обоих. – Векель изогнул бровь; монах, ничуть не смутившись, продолжил: – Вы, должно быть, оба хотите пить в такой теплый день.

– Измучились от жажды, – сказал я. – Пива нам обоим.

Монах зачерпнул деревянной кружкой из бочки, затем второй. Жидкость расплескалась, когда он бесцеремонно поставил их на прилавок.

– Издалека?

Других посетителей было немного, но я чувствовал на себе их внимание.

Мне нечего было скрывать. Выпив полкружки пива, я рыгнул и сказал:

– Из Линн Дуахайлла.

– Какие новости?

– Ничего особенного. – Я допил пиво. – Еще одну, если позволишь.

Векель поставил свою кружку рядом с моей.

– И мне. Хорошее. – Как и большинство жителей Линн Дуахайлла, он тоже говорил по-ирландски.

Монах налил нам еще, и, не дожидаясь просьбы, поставил деревянную миску с водой для Мадры и Ниалла.

– Мой отец любит вашу медовуху, – сказал я. – Если можешь, отложи для нас бочонок, я заберу его после того, как перегоним скот.

Он моргнул.

– А, да – кузнец из Линн Дуахайлла! Торгиль, так?

– Верно.

Он улыбнулся, обнажив коричневые зубы.

– Он любит выпить.

– Любит. – Меня охватила грусть. После смерти матери отец время от времени наведывался сюда. По словам нашего соседа Ингольфа, тоже любителя выпить, отец пил до тех пор, пока не падал, спал на полу и на следующий день начинал снова.

– Еще? – Монах потянулся за моей кружкой.

Настроение испортилось.

– Нет, – сказал я. – Может, позже, когда приду за медовухой.

Векель расстроился, что не получит третью кружку – он любил пиво, – но не стал спорить, когда я напомнил ему о нашей главной задаче.

– Пытаться перегонять скот по пьяни – не лучшая затея. Мы вернемся, не успеешь и глазом моргнуть.

– Хорошо. – Он щелкнул языком. – Мадра, Ниалл, пора отрабатывать свой хлеб.

Собаки вскочили. Я погладил их.

– Ниалл, так зовут твою собаку? – спросил невысокий мужчина с другого конца прилавка. Он был одет по-крестьянски, как и все, а лицо у него было острое, как у горностая.

Сердце у меня ухнуло. Хотелось врезать Векелю. Из всех мест, где можно было произнести это имя вслух, это было худшим. Застигнутый врасплох, я мучительно искал ответ.

Вмешался Векель.

– Пиво, оно уже ударило мне в голову. Ньяль его зовут. Ньяль. Мой друг ведь наполовину норманн.

На лице Горностая читалось недоверие, но предостерегающее позвякивание браслетов Векеля и многозначительный взмах посоха заставили его промолчать. Под его тяжелым взглядом мы вышли из пивной. Красноносый монах крикнул нам вслед, чтобы мы скоро возвращались.

– Прости, – сказал Векель, как только мы остались одни. – Какой же я дурак, особенно после того, что я сам же и говорил!

– Неважно, – легкомысленно бросил я, убеждая себя, что ничего из этого не выйдет.

Скот пасся на склонах ближайшего холма, на общинной земле с видом на реку Бойн. Как всегда, я искал глазами на ближнем берегу священный и таинственный Ши-ан-Вру. Я знал, где он находится, хотя из-за уклона его не было видно, пока не подойдешь совсем близко. Я приметил рат большой фермы – туда и нужно было держать путь, если я захочу посетить загадочный, огромный круглый курган. Его построили неведомо сколько веков назад, и никто не знал, кто. И христиане, и язычники почитали это место. Как говорил Векель, нужно быть мертвецом, чтобы не почувствовать там сейд. Заметив мой взгляд, он сказал, что нам стоит сходить туда на Самайн, в ночь, когда мертвые ходят по земле.

– Иди один. Меня туда и ледяной великан не затащит, – поклялся я и не шутил.

Я вернулся к делу. Наших косматых коров – бурых, черных и рыжих – можно было отличить от чужих по надрезу на правом ухе, и тралл был с ними. Мы тепло поприветствовали друг друга. Он принадлежал семье еще до моего рождения, и отец хорошо с ним обращался, поэтому он и мог один пасти скот. В округе бродили волки, но было несколько каменных загонов, куда он загонял коров на ночь.

С его помощью и с помощью собак мы отделили двадцать четыре головы и погнали их на более свежее пастбище, немного восточнее. Когда мы закончили, было еще светло. Хорошо было стоять и смотреть, как они пасутся, все двигаясь в одном направлении, как это всегда делают коровы.

– Этого хватит до конца жатвы, а может, и дольше, – сказал я. Тралл ухмыльнулся и кивнул, когда я поделился с ним едой.

– А я – в монастырь. Точнее, в пивную. – Векель отправился в путь, не оглядываясь.

– Нам нужно быть осторожнее, – предупредил я. – Особенно если Горностай там.

– Я его до смерти напугаю. – Векель помахал посохом.

– Это не лучшая идея рядом с монастырем. – Я не хотел объяснять подробнее. Витки, колдунов, боялись и уважали, но многие и ненавидели. Не раз бывало, что взбудораженная толпа линчевала или убивала витки.

– Ладно, – сказал Векель. – Если он все еще там, найдем тихое место для ночлега за пределами поселения. А если нет, не вижу причин не провести приятный вечер в компании друг друга.

– За это я выпью! – Я поднял воображаемую кружку, и он, смеясь, сделал то же самое.

Глава третья

Не обнаружив и следа Горностая, мы сделали все возможное, чтобы осушить пивную. Старый монах не отставал. К тому времени, как мир у меня поплыл перед глазами, я все еще успевал дивиться тому, как его не берет хмель. Векель тоже держался лучше меня и безжалостно подкалывал меня по этому поводу.

Конца ночи я не помнил. И снов тоже не было.

Я проснулся от приятного, скользящего ощущения на лице. Пыль забилась в нос, и я яростно чихнул, отчего моя раскалывающаяся голова заболела еще сильнее. Я открыл глаза. Я лежал на полу, а усатый монах подметал. Конец его метлы снова приблизился.

– Я проснулся. – Слова вышли хрипом, но он остановился. Я облизал сухой, мерзкий на вкус рот. – Который час?

– Недавно звонили к третьему часу. Вам пора вставать. – В его голосе слышались нотки упрека. – Для дела плохо, если вчерашние клиенты все еще на полу.

– С похмелья?

Кряхтя, я перевернулся и сел. Векель уже опирался на прилавок с кружкой в руке. Он отсалютовал мне.

– Опохмелишься со мной?

– Мне нужна вода.

Он рассмеялся.

– Тогда выпей на дорожку!

Если я откажусь, он будет попрекать меня до скончания века; старый монах, кажется, это понял и, отложив метлу, наполнил еще две кружки. Морщась от боли в голове, я встал.

Первый глоток был ужасен, второй – уже не так. Когда полкружки было выпито, я почувствовал себя живее. Конечно, одна кружка превратилась в две, потом в три. Странным образом, Векель за ночь подружился со старым монахом; они хохотали над шутками друг друга и долго говорили о пчеловодстве и пивоварении. Чувствуя себя немного лишним, я без труда объявил, что пора уходить. Часть привезенных мной железных изделий – гвозди, пряжки, булавки и разная мелочь – пошла в уплату за наше вчерашнее пиво и бочонок медовухи, что стоял на прилавке. Мне оставалось только выполнить просьбу Асхильд, и можно было уходить.

Я пошел в церковь помолиться, но Векель остался еще на одну кружку. Когда я вышел, чувствуя неловкость от того, что просил о чем-то Белого Христа, он уже ждал меня с собаками. Мы двинулись по тропе, ведущей на северо-восток, домой.

– Думаешь, сработает? – спросил Векель. – Молитва за твою мать, я имею в виду.

– Кто знает? – Христианская религия с ее понятиями греха и проклятия, с постоянным стремлением заслужить место на небесах казалась мне утомительной. Боги норманнов были коварны и ненадежны, но не было никаких правил, которым нужно было следовать, и никаких обязательств вести себя определенным образом, чтобы не обречь себя на вечные муки.

– Зато Асхильд будет довольна.

– Ради этого я и сделал.

Голова все еще болела, и я был не в настроении для разговоров. Векель, казалось, тоже был не против помолчать, и наступила приятная тишина. Не считая нескольких слов, когда мы останавливались утолить жажду у ручьев, она продолжалась до тех пор, пока мы не приблизились к Линн Дуахайллу. Точнее, до тех пор, пока я не увидел столб дыма, поднимавшийся к небу над поселением. Слишком большой для очага или кузнечного горна, он был и слишком ранним для костров в честь середины лета.

– Видишь?

От Векеля не последовало быстрой шутки, как я мог бы ожидать. Я бы поклялся, что услышал, как он прошептал: «И вот началось».

По коже пробежали мурашки. Я поставил бочонок с медовухой.

Мы перешли на бег, который скоро превратился в спринт. Мадра и Ниалл, решив, что это игра, тоже понеслись вперед, покусывая друг друга и перебегая нам дорогу.

У вала стало ясно, что дым идет от нашего длинного дома или рядом с ним. Лица тех, кого мы встречали, говорили о многом. На бегу я кричал:

– Мой отец, Асхильд – они в порядке?

– Асхильд немного ранена, – крикнул муж старой Инги. – Могло быть и хуже.

К моему страху примешалось недоумение, но, отчаянно спеша домой, я не сбавил шага.

– А мой отец?

– Он еще жив.

«Еще», – подумал я, и тошнота подступила к горлу. Пожалуйста, нет. Я прибавил скорости, словно это могло изменить то, что я найду.

Гуннкель Лысый, чей длинный дом стоял в пятидесяти шагах от нашего, поднял руку в печальном приветствии.

– Рагнфрид с ним. – Это была его жена, знавшая толк в травах, та, что сделала все возможное для моей матери в ее последние часы.

– Что случилось? – крикнул я.

– Приходили воины из клана Холмайн.

«Странно», – подумал я. Клан Холмайн был сюзереном Уи Хонайнг, правителей этих земель, и у них не было особой причины посещать Линн Дуахайлл.

– И?

– Был спор…

Я мог узнать больше потом. Я промчался мимо, бежал так, словно у меня на ногах были крылья.

– Отец!

Ответа не последовало.

Я резко затормозил у открытой двери и вошел, Векель следовал за мной. Асхильд стояла на коленях у постели отца, рядом лежал Ку. Полная Рагнфрид сидела на табурете с другой стороны. Я подбежал, охваченный страхом. Так и есть, они ухаживали за моим отцом. Его глаза были закрыты, а в дыхании слышался зловещий хрип, который мне не понравился. Полумрак не мог скрыть его ужасную серую бледность. Мой взгляд перешел на Асхильд. На ее левом предплечье был синяк, а на щеке – ссадина.

– Пустяки, – тихо сказала она, хотя Рагнфрид поджала губы.

Но отцу было куда хуже, это я понял сразу.

– Как его ранили?

Асхильд указала на его живот.

– Его ударили мечом.

Я должен был увидеть сам. Осторожно подняв руку отца – он не проснулся, – я откинул одеяло. У меня вырвался вздох. Кровь пропитала лен, которым был обмотан его живот. Если я правильно понял, клинок вошел под грудину. Я не был воином, не знал врачевания, но это было и не нужно. Рана была смертельной.

Его веки дрогнули и приоткрылись, губы скривились в подобии улыбки.

– Финн.

– Я здесь, отец. – Я сморгнул слезы.

– Ты принес медовуху?

Несмотря на разрывавшее меня горе, я невольно улыбнулся.

– Да.

– Глоток бы не помешал. – Его глаза снова закрылись.

– Я принесу, – сказал Векель.

Я бросил на него благодарный взгляд.

Я понятия не имел, сколько еще продлится неизбежное. И Асхильд, когда я шепотом задал ей этот вопрос, тоже не знала. Отчаянно пытаясь понять, что произошло, я держал отца за руку и смотрел на сестру.

– Здесь были люди из клана Холмайн, я знаю, но что случилось?

– Лошади понадобилась подкова.

Я нахмурился. Такое у ирландцев еще было в диковинку, но все же случалось. Охотничий отряд, зашедший далеко от дома, а может, посольство. Отец был бы рад помочь, подумал я.

– Замена утерянной подковы не должна заканчиваться убийством.

– Дело было не в подкове, а в дани. – Последнее слово она выплюнула.

Я растерялся.

– Мы внесли наше ежегодное подношение Уи Хонайнг три месяца назад. – Как обычно, железными изделиями.

– Я знаю! – резко ответила она. – Думаю, все началось, когда один из них увидел меч.

– Мой клинок? – Один своенравен, с горечью подумал я, но поступить так, прежде чем я хоть раз им взмахнул, казалось немыслимой жестокостью.

– Начались крики, споры. Я прибежала из длинного дома. Один из них, знатный, захотел меч. Он предложил сто серебряных пенни. Отец сказал, что меч не продается.

«Но это не остановило бы надменного молодого вельможу», – решил я. Я живо представил себе эту картину. Молодой щенок в богатых одеждах, свысока глядящий на моего отца, пока его подхалимы хохочут и лебезят. Его взгляд падает на меч. Он берет его, восхищается рукоятью из слоновой кости и серебряной отделкой ножен, а затем ахает, увидев качество клинка. И удивляется, когда мой отец отказывается от ста серебряных пенни – огромной суммы.

– Почему отец не дал ему забрать меч? – прошипел я. У нас была бы гора серебра, мог бы я добавить. Наш отец не умирал бы, а я, быть может, как-нибудь вернул бы себе клинок.

– Думаю, он предложил бы и больше, но тут он заметил меня. – Асхильд залилась краской.

У меня все внутри сжалось.

– Он, он… – Я не мог выговорить эти слова.

– Нет. Он грубо схватил меня, но я влепила ему пощечину, псу, и он отпустил. Один из его людей вцепился в меня, так я ударила его в живот. Я бы осталась, дралась бы, но отец закричал, чтобы я бежала. Я и побежала, до самого дома Диармайда. – Она опустила голову. – Это моя вина, Финн. Мне нужно было остаться.

Я все понял. Взбешенный тем, что Асхильд сбежала, оскорбленный тем, что отец не взял его денег, вельможа выместил злобу, пустив в ход меч. Но сестра не была виновата. Я погладил ее по руке – жалкая попытка исправить случившееся ужасное зло.

– Нет! Если бы ты осталась, у меня был бы не только умирающий отец, но и… – Я яростно подавил подступившее горе и сказал себе, что сделано, то сделано. Теперь моя цель была ясна, как быстрый горный ручей. В тот миг, когда отец умрет, я отправлюсь мстить. Кровь за кровь, как говорится, жизнь за жизнь. И меч – я должен его вернуть. – Мне нужно имя.

– Клан Холмайн… – Глаза отца открылись, но взгляд был расфокусирован. Дыхание стало еще слабее.

– Да, отец. – Асхильд я сказал: – Мне нужно его имя.

– Кормак. Я слышала, как один из них назвал его Кормаком.

В голове завертелись дикие мысли.

– У Маэла Сехнайлла Мора, верховного короля Эриу и главы клана Холмайн, есть сын по имени Кормак.

– Я знаю, – прошептала Асхильд.

Вельможа такого ранга был бы недосягаем. «Пусть это будет не он», – молился я, хотя нутро подсказывало обратное.

– Это был он?

– Думаю, да.

Шансов убить сына Маэла, решил я, у меня было не больше, чем одолеть Одина в поединке. Но это не значило, что я не попытаюсь. Убийство моего отца не могло остаться без ответа. Как и нападение на сестру, и кража дарованного богом клинка.

Вскоре вошел Векель, тяжело дыша, с бочонком медовухи в руках. Отец пришел в себя настолько, чтобы немного выпить. Он улыбнулся и сказал, что мы хорошие ребята.

– Присмотри за ним и его сестрой, – сказал он Векелю. Мой друг, с лицом, искаженным от горя, поклялся, что сделает это. Удовлетворенный, отец закрыл глаза.

Больше он их не открывал, хотя и продержался до рассвета. Он ушел мирно, и на том спасибо. Я сидел с сухими глазами, пока рядом остывало его тело, и думал, как моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я пошел перегонять скот, напился в монастыре, а вернулся домой и нашел отца убитым.

Асхильд тоже не спала всю ночь. В отличие от меня, она плакала, но взяла себя в руки быстрее. Она разожгла огонь, согрела котел с водой и, сняв с отца одежду, бережно омыла его тело. Ку лежал рядом с ней, тише обычного – он все понимал.

Я смотрел на Асхильд, оцепеневший, холодный, мой взгляд был прикован к мокрой, сочащейся красным ране на животе отца. Большая часть меня проклинала тот день, когда я нашел меч, и жалела, что не оставил его ворону Одина, но крохотная, протестующая частичка кричала, что это не могло быть всем, что задумал бог. Я коснулся амулета, ища поддержки.

– Мы должны послать за священником, – сказала Асхильд.

– Зачем? – мой голос был тверд.

– Чтобы он мог быть похоронен по-христиански, – спокойно ответила она.

Я встрепенулся.

– Отец за всю свою жизнь ни разу не переступил порога церкви!

– Так хотела бы мать.

Моя ярость – не на Асхильд, а на пса, убившего моего отца, – вырвалась наружу.

– Мать умерла, сестра! Неважно, чего бы она хотела. Отец верил в Тора и Одина, а не в Белого Христа! – Я выплюнул последние два слова и добавил: – Я теперь хозяин в доме. Его похоронят по обычаю норманнов, и точка.

Мы похоронили отца в тот же день, рядом с матерью, недалеко от Линн Дуахайлла. Ку отправился в загробный мир вместе с ним. Я не смог этого сделать; вместо меня Векель провел клинком по огромной косматой шее. Ку не сопротивлялся. Казалось, с уходом любимого хозяина он и сам больше не хотел жить. В могилу также отправились орудия отцовского ремесла: молот, клещи, щипцы и разные железные изделия.

Я позволил Асхильд повязать отцу на шею амулет-молотокрест. Такие носили те, кто поклонялся и Тору, и Белому Христу; я надеялся, что дух отца не будет против. Над его могилой я не проронил ни слезинки, лишь дал торжественную клятву, что убийца заплатит за его смерть.

Я проводил Асхильд до дома Диармайда, а также Мадру и Ниалла. Славный парень, он согласился присмотреть за моей сестрой и собаками, особенно если я не вернусь. Последнее я сказал ему на ухо. Я также сделал заявление в присутствии Векеля, Диармайда, его отца и брата, так, чтобы Асхильд не слышала. В случае моей смерти длинный дом и наша земля переходили ей.

Мой план действий был очевиден, хоть и опасен. Расспросы Гуннкеля и других, кто видел прибывших, подтвердили, что это были люди из клана Холмайн. Что они делали так далеко от дома, никто не знал, но они пришли в Линн Дуахайлл в поисках кузнеца. Предводителем отряда был молодой светловолосый мужчина. Когда они уезжали, меч был у него. Гуннкель сказал это почти виновато. Я потребовал сказать, слышал ли он, как к нему обращались.

– Кормак. Кажется, Кормак, – прошептал Гуннкель. Асхильд не ошиблась, подумал я, и меня охватил ужас.

Гнаться за отрядом не было смысла. Я понятия не имел, куда они направляются, к тому же я был пешим. А у них были лошади. Лучшее место для свершения правосудия – Иниш-Кро на озере Лох-Эннелл, где жил верховный король. Диармайд, его отец и брат сделали все возможное, чтобы отговорить меня.

– Это убийство – горе, но ничего хорошего из этого не выйдет, – сказал Диармайд. – Кто сказал, что Кормак вообще будет в Иниш-Кро? Туда два-три дня пути. Да и вообще, это, верно, был совсем другой человек.

– Для знати один закон, а для простого люда – другой, – добавил его отец. – Справедливого суда ты не добьешься. А если и добьешься, Кормака к смерти не приговорят. Скорее всего, тебя изобьют до полусмерти. Или хуже.

Они посмотрели на Векеля в поисках поддержки, но тот, пожав плечами, сказал, что не ему вмешиваться. Это Норны, прядущие нити наших жизней, решат, когда оборвать мою.

Диармайд и его родня на это прикусили языки, но их мрачные лица ясно говорили, что, по их мнению, я, сраженный горем, лишился рассудка и скоро погибну. Мне же было не до их беспокойства. Пока Кормак из клана Холмайн мертв, неважно, умру ли я сам. Мало кто будет по мне скучать. Родителей нет, у Асхильд есть Диармайд, они смогут позаботиться о Мадре и Ниалле. Векель, самодостаточный, и так выживет.