Текст книги "Ворон Бури (ЛП)"

Автор книги: Бен Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– Мне нечего было терять, господин, – сказал я.

Он повернулся к Имру.

– Я м-могу п-понять, почему Я-Яйцехват и в-витки навлекли на себя вражду Маэла, но т-тебе это было не нужно. Почему ты их п-просто не в-выдал?

– Люди Кормака убили одного из моих, господин. Неважно, кем был этот мелкий говнюк, – месть должна была свершиться. Выдать ему после этого Яйцехвата и витки было бы слишком похоже на подхалимство.

– И ты не подумал мне об этом рассказать?

Имр переступил с ноги на ногу, редкое проявление неуверенности.

– Я должен выдать вас троих Маэлу. – Лисьи глаза Сигтрюгга были пустыми и холодными.

Вот оно. Нити трех жизней: моей, Векеля и Имра, и ножницы Норн, готовые навсегда их обрезать, и не в лучшую сторону.

– Позвольте нам и дальше служить вам, господин, – сказал Имр, – и я принесу вам несметные богатства. «Бримдир» станет бичом побережья Эриу, клянусь.

Сигтрюгг обсосал эту мысль, и, казалось, ему понравился ее вкус.

– Несметные богатства, значит?

– Вы увидите, господин.

Он фыркнул.

– Хорошо. Я скажу Маэлу, что ничего не знаю о людях, которых он ищет. Он достаточно занят, чтобы не преследовать такое пустяковое дело, я полагаю.

Лицо Арталаха просветлело.

– Благодарю, господин. – Имр прозвучал даже искренне, хотя эти слова, должно быть, терли хуже, чем репей под попоной.

Но Сигтрюгг еще не закончил.

Он поманил нас, и мы подошли ближе. Когда Арталах сделал то же самое, Сигтрюгг не прогнал его, но предупредил, чтобы тот молчал о том, что услышит, под страхом суровой порки. Мальчик серьезно пообещал, что его губы будут на замке.

Сигтрюгг пробормотал:

– Я х-хочу, чтобы в с-следующий раз вы н-напали на К-Клуан-Мак-Нойс.

Он исковеркал ирландские слова, но я понял, что он имел в виду. Монастырь, построенный на великой реке Шаннон, бесчисленное количество раз грабили и ирландцы, и норманны. Он также был союзником верховного короля, что показывало, что намерения Сигтрюгга по отношению к Маэлу оставались враждебными. «У него и в мыслях не было выдавать нас троих», – подумал я, увидев то же горькое осознание на лице Имра. Нас использовали.

Асгейр был больше сосредоточен на задаче и потенциальных рисках.

– Я думал, вы поклоняетесь Белому Христу, господин.

Сигтрюгг перекрестился, словно это могло извинить его за приказ разграбить святое место.

– Церковь получит свою долю от добычи.

«Может, поэтому здесь и нет того мясистого монаха», – подумал я. Пожертвование короля будет символическим и встанет комом в горле у любого священнослужителя, даже у такого подлизы, как тот монах. Он мог бы даже счесть своим долгом рассказать Маэлу, что затевает Сигтрюгг.

– А какую долю получу я, господин? – спросил Имр, немного придя в себя. – Мы не будем грабить задаром.

– Вы не уйдете с пустыми руками. Одну четверть.

Имр взвился, узнав, что Асгейр получит одну треть, как и раньше, но ему хватило ума не протестовать дальше.

«Сигтрюгг хитер, как лис», – решил я. Одна пиявка не так уж и больно, а четверть добычи лучше, чем ничего. Дай Имру и команде «Бримдира» меньше, и он рискует, что они уплывут, решив стать сами себе хозяевами.

Я поймал на себе косой взгляд короля и задался вопросом, не станем ли мы с Векелем подношением Маэлу. «Может, только ты», – сказал голос в моей голове. «Сигтрюгг не станет избавляться от витки, а ты ничего не стоишь».

– Вы слышали историю о том, как Ворон Бури – для вас, господин, Яйцехват – получил меч, украденный сыном Маэла, Кормаком?

Способность Векеля читать мысли была жуткой. У меня снова пошли мурашки по рукам.

– Мне-то что? – Сигтрюгг получил то, что хотел; больше не было нужды любезничать.

– Возможно, вам будет интересно, господин. – Векель сделал легкий акцент на слове «возможно».

Выражение лица короля снова стало хитрым.

– Хорошо. Рассказывай.

Арталах подошел ближе, чтобы послушать.

Наполовину смущенный, наполовину гордый, я слушал, как Векель рассказывал о моей находке трупа с раскроенным черепом на пляже и о том, как я взял меч с одобрения одного из воронов Одина.

– Ты сам это видел? – спросил Сигтрюгг. – Это не какая-то байка, приукрашенная с каждым пересказом, которую ты услышал из третьих или четвертых уст?

– Я все видел, господин, – сказал Векель благоговейным тоном. – Я видел, как ворон сел на тело. Вместо того чтобы клевать глаза, как можно было бы ожидать, он клюнул рукоять меча. Я видел, как Ворон Бури медленно, с почтением приблизился, слышал, как он говорил с вороном. Тот не улетел, нет, он спрыгнул на песок и наблюдал, так же близко, как мы сейчас к вам, пока он брал меч. Он еще и каркнул ему.

Арталах застыл в изумлении.

Сигтрюгг держал свой амулет в виде молота Тора.

– Что-нибудь еще?

– Кроме того, что священная птица Одина предложила меч Ворону Бури? – укоризненно сказал Векель.

Сигтрюгг рассмеялся.

– Удивительное зрелище. – Он обратился ко мне: – Говори.

– Я сначала увидел клинок, господин. Я уже собирался его взять, когда ворон сел на труп. – Я слышал бормотание, мог догадаться, что говорили воины короля: что они бы и близко не подошли. – Я сказал, что предложу себя Одину, если смогу получить меч.

– Вслух?

– Да, господин. Я говорил с вороном. Я дал клятву Одину.

Арталах снова ахнул.

Король медленно покачал головой.

– Я-Яйцехватом я тебя н-назвал, но В-Ворон Б-Бури – твое и-истинное имя.

И тут я понял, что Сигтрюгг не продаст меня Маэлу. Я также понял, по его вопросам, что если я когда-нибудь завладею мечом и король об этом узнает, он отнимет его у меня.

Когда я позже благодарил Векеля за то, что он вплел эту историю в разговор, я упомянул об этом.

Он поинтересовался, не предпочел бы я получить удар по затылку темной ночью и быть доставленным в Дун-на-Ски, прямо в руки Кормака.

На это был только один ответ.

И, как предупредил Векель, снисходительность Сигтрюгга продлится ровно столько, сколько ему будет выгодно. Если придет весть, что Маэл заплатит хорошее серебро за наши шкуры, король легко забудет, что он витки, а я – любимец Одина.

Это была отрезвляющая мысль.

Глава семнадцатая

Клуан-Мак-Нойс, на реке Шаннон

Рассвет был уже близко. Справа от меня, где небо встречалось с землей, я заметил розоватый оттенок. «Бримдир» шел вверх по течению, весла со слабым плеском поднимались и опускались. Мы тренировались этому накануне: Карли и Имр ходили взад-вперед, внимательно наблюдая, пока у всех не стало получаться достаточно тихо. Команда «Морского жеребца» Асгейра делала то же самое; два драккара ходили вверх и вниз по участку воды на приличном расстоянии от монастыря. Болотистая, безлюдная местность была достаточно далеко, чтобы какой-нибудь крестьянин, режущий торф, не побежал в Клуан-Мак-Нойс с предупреждением.

Мы вышли в полночь и гребли, пока на болотистом берегу не стали различимы строения. Их было невозможно не заметить, даже в полумраке. Местность была плоской, монастырь и окружающее его поселение раскинулись на большой площади.

Покой все еще царил, если не считать двух петухов, оспаривавших друг у друга первенство. По расчетам Имра и Асгейра, мы должны были высадиться как раз в тот момент, когда монахи собирались вставать на вторую службу дня. «Неважно, если они ошиблись», – пошутил ранее Ульф, – «потому что лысые девки не умеют драться». «Нападать на монастырь», – объяснила Торстейн, – «это как отбирать конфеты у ребенка. Они только и делают, что плачут».

Хотя монахи и были беззащитны, я решил надеть свою кольчугу. Я проигнорировал насмешки Кетиля, кивнув на Мохноборода, Торстейн, Хравна и Углекуса, которые сделали то же самое. Это заставило Кетиля замолчать. Взглянув через узкий проход между «Бримдиром» и «Морским жеребцом», я заметил, что воины Асгейра тоже были одеты лишь в туники и штаны. Некоторые даже не потрудились надеть шлемы.

– Не говори «хороший был денек», – прошептал Клегги за моей спиной.

– «Пока не сядет солнце!» – с усмешкой ответил я, вынимая весло из воды.

– Не говори «хороша жена», – тихо продолжил Клегги.

– «Пока не похоронишь!» – Услышали и другие и подхватили.

– Заткните пасти! – прошипел Имр.

Я подавил смех и получил удар по голове. Клегги пнули в спину.

– Тихо, все! – приказал Имр.

– Какая разница? – Кетиль приподнял задницу со своего сундука и издал громогласный пердеж. – Это вам, христолюбцы-монахи!

Имр свирепо посмотрел на него, но тихий приказ Карли «табань правым бортом, левый на воду» не дал ему сказать больше. Воины повиновались, «Бримдир» повернул к берегу, и мгновение спустя мягко остановился в камышах, потревожив возмущенного водяного пастушка. «Морской жеребец», маневрируя, с Асгейром, гордо стоящим на носу, тоже остановился.

Ульф первым перелез через борт, опускаясь в воду по пояс. Я передал ему его щит и широкий топор; он хищно улыбнулся и побрел к берегу. «Монахи не виноваты в смерти Хаварда, – подумал я, – но они все равно заплатят». Мохнобород и Торстейн шли по пятам за Ульфом; так же, как и Хравн, Углекус и Карли.

– Так и будешь стоять и смотреть? – тон Векеля был язвителен.

Без слова я схватился за борт и перемахнул вниз. Вода была холоднее, чем мне хотелось, дно – вязким и илистым. Я взял свой щит у ухмыляющегося Лало; два топора и мой сакс были за поясом.

– Оставайся на корабле, – сказал я Лало.

Векель усмехнулся, спрыгнув следом за мной.

– И не надейся.

И точно: Лало перелез через борт и, будучи ниже нас обоих, погрузился в реку по самую грудь.

– О-очень х-холодно, – сказал он, стуча зубами.

Мы двинулись к мелководью, окруженные со всех сторон нашими товарищами. На берегу я увидел, что у Лало тоже был сакс на поясе. Вид у Векеля был устрашающий: лицо выбелено, глаза густо обведены черным. «Даже без оружия, – подумал я, – монахи с воплями бросятся от него врассыпную».

К моему развлечению, там, где причалил «Морской жеребец», вода оказалась глубже. Первый воин, сошедший с корабля, скрылся под водой и вынырнул, отплевываясь. Ему пришлось плыть до берега. Я слышал, как ругается Асгейр, приказывая всем, кто в кольчуге, снять ее, если они не хотят утонуть.

Вокруг Имра, который тоже был в доспехах, собрался рыхлый круг. Он надел их прямо перед тем, как покинуть «Бримдир». В свете зари он представлял собой впечатляющее зрелище: шлем с наглазниками, прекрасный меч, расписной липовый щит, яркие штаны.

– Рассредоточиться. Двигаться быстро, к большим зданиям – там и будет добыча. Медовуху и пиво оставьте на потом. На «Бримдире» напьетесь.

Напряженные лица расслабились; многие тихо рассмеялись.

Имр взглянул на Векеля и получил в ответ серьезный кивок. Знамения были добрыми, сказал ему Векель прошлой ночью. Наш набег будет успешным.

– Вперед! – приказал Имр. – Команда «Морского жеребца» все еще копошится. Это наш шанс. Сбор здесь к разгару дня. Быстро вернемся на реку.

Воины по двое и по трое побежали рысью к поселению. За ним, на некотором расстоянии от реки, стоял монастырь. Я слышал, как Кетиль жаловался, что торопиться некуда.

– Клянусь Одином, это всего лишь монахи!

Векель и Лало пошли со мной. К нам присоединилась Торстейн, что было удивительно. Тут что-то кольнуло в памяти. Я не раз замечал их вместе на «Бримдире», но, полагая, что Торстейн хочет узнать будущее или что-то в этом роде, не обращал внимания. Но были и взгляды, и перешептывания за спиной. Теперь, впервые в жизни, я задался вопросом, не испытывает ли Векель к кому-то чувств. То есть сердечных. Я бросил взгляд. Они с Торстейн шли бок о бок и тихо переговаривались. Лало, с саксом в руке, семенил за ними.

Впереди, из домов, донесся крик на ирландском. Он оборвался и перешел в булькающий вопль. Еще один крик, еще один резкий обрыв, и тут началось. Закричала женщина. Залаяла собака – коротким, отчаянным лаем, который бывает только от смертельного ужаса. Раздались крики мужчин, перекликавшихся друг с другом.

Я вытащил топор и побежал. Я не то чтобы искал драки и не горел желанием кого-то убивать – я просто хотел серебра, и золота, если повезет. Однако было трудно представить, как избежать кровопролития. Во время нашего плавания вдоль южного побережья Мунстера и в устье Шаннона большинство разговоров вращалось вокруг предыдущих набегов, в которых команда участвовала с Имром. Все они были жестокими.

Из узкого прохода между двумя соломенными домами во весь опор выскочил человек. Его копье было нацелено мне в грудь. Времени хватило лишь на то, чтобы нырнуть за щит. Мощный удар; железный наконечник пробил липовое дерево и впился мне в грудь. Я пошатнулся и инстинктивно взмахнул топором. Человек, пытавшийся высвободить копье, даже не заметил удара. Лезвие топора ударило его в основание шеи. На нем была лишь туника. Плоть разошлась. Кость хрустнула. Теплая алая кровь оросила мой щит и лицо. Человек рухнул, как тряпичная кукла – полуразрубленный труп.

Я посмотрел на то, что сделал, и к горлу подкатила тошнота.

– Из тебя бы никогда не вышло мясника, – сухо заметила Торстейн, перешагивая через мертвеца, словно это был просто камень.

Лало не смотрел; Векель сказал:

– Дурак. О чем он думал?

– Он не думал, – ответил я, вытаскивая копье из щита и радуясь, что мой желудок пуст. – Вероятно, просто защищал свой дом или свою семью.

– Лучше бы бежал, – сказал Векель.

– Бежал, – повторил Лало, но голос его звучал несчастно.

«Это жизнь воина, – сказал я себе. – Жизнь налетчика. Это то, чего ты всегда хотел».

Ужасы продолжались. В поселении горели дома и умирали люди. Собака лежала в жалкой груде конечностей, ее голова была отделена от тела. Ребенок примерно того же возраста, что и Арталах, лежал на своей мертвой матери; на их лицах застыло выражение ужаса. Мимо пробежала свинья, визжа как резаная. Голая старуха раскачивалась взад-вперед на корточках, баюкая окровавленную культю одной руки другой.

В дверях дома появился еще один человек. Он бросился на меня с вилами. Лицо его было искажено яростью или горем, я не мог разобрать. Он метнул вилы мне в лицо. Теперь я был более подготовлен и уклонился в сторону; вилы соскользнули с моей кольчуги на плече. Увлеченный собственным движением, человек оказался в пределах досягаемости. Инстинктивный взмах топора снес ему макушку. Аккуратный диск из волос и кости шлепнулся на землю рядом с ним.

Теперь я был зол, раздраженный глупостью тех, кто нападал на воинов в доспехах с вилами и старыми охотничьими копьями.

– В поселении есть хоть кто-нибудь, кто умеет драться? – спросил я Векеля.

«Вероятно, нет», – последовал ответ.

Я решил, что нет смысла заходить в однокомнатные дома, которые выглядели жалкими и бедными. Все ценное должно быть в монастыре, а многие из команды уже были впереди нас. Отряд Асгейра тоже не мог быть далеко. Перейдя на размашистую рысь, пожирающую землю, с Векелем и Лало за спиной, я нашел ворота в низком земляном валу. Они были открыты. Неподалеку лежал мертвый привратник-монах. Он собирался поднять тревогу. Какая от этого была бы разница, я понятия не имел, потому что команда «Бримдира» уже неистовствовала. Монахи метались туда-сюда, вопя и взывая к Белому Христу о помощи, и, если подходили близко, умирали.

Мохнобород, с бочонком на одном плече, спорил с Хравном о том, в какой церкви будет больше всего сокровищ. Едкий ответ Хравна был, что на золото и серебро можно купить больше медовухи, чем содержится в одном паршивом бочонке, и им лучше поторопиться, иначе ничего не останется.

Я не пошел к самому большому зданию, размером с собор, которое уже наверняка было забито людьми. Вместо этого я направился к маленькой, почти квадратной церкви позади него. Я повернул засов и толкнул. К моему удивлению, дверь, укрепленная железными бляхами, даже не была заперта. Она распахнулась, открыв голую, вымощенную камнем комнату с алтарем в дальнем конце, а за ним – большим крестом на стене. Под ним находился вделанный в стену ящик. Я знал, что это такое; в детстве мать достаточно таскала меня на мессы. У него было странное название – дарохранительница, и внутри, если мне повезет, будет хотя бы одна серебряная чаша.

– Кто это? – Лало указывал на фигуру, прибитую к кресту.

– Белый Христос, – сказал Векель, осеняя себя знаком от сглаза. – Ты никогда не был в церкви?

Он возмущенно покачал головой.

– Мой хозяин в Дюфлине пытался. Притащил меня в одну. Я укусил его за руку и убежал обратно в корчму. У меня свои боги. – Его лицо выразило недоумение. – Он прибит к ней. Почему он страдает?

– Странно, я знаю, – сказал Векель. – Он сделал это для тех, кто ему поклоняется.

– Бог страдает за нас? – Лало пробормотал что-то раздраженное на своем языке.

– Так говорят. Три дня он был на кресте, в терновом венце, и давали ему пить только кислое вино.

– Один висел девять дней и ночей на Иггдрасиле, – сказал я.

– Это было для его же блага, чтобы постичь руны.

– Все равно он бог получше.

– Кто бы спорил, – сказал Векель.

Я вознес безмолвную молитву и постарался не замечать Белого Христа, который, казалось, смотрел прямо на меня. Я не собирался спрашивать у него разрешения. Несколько ударов обухом топора – и замок на дарохранительнице разлетелся. Внутри, к моей радости, оказались две чаши, одна больше и богаче украшена.

– Что это? – спросил Лало.

– Этой, – я поднял ту, что поменьше, – пользуются, чтобы наливать вино, которое священник пьет во время мессы.

– Вино? Месса?

– Сейчас не до этого. – Раздосадованный, что не догадался прихватить что-нибудь для добычи, я уже собрался засунуть чашу за пояс.

– Сюда. – Векель уже держал наготове свою кожаную сумку. – Нечего другим на это глазеть.

Я передал ее и достал вторую, побольше, дивясь ее красоте. Крышкой ей служила пластина из чеканного серебра. По краю чаши шел золотой обод, через равные промежутки украшенный темно-красными камнями. Золото опоясывало и дно чаши снаружи, а еще одна широкая полоса обрамляла ее плоское основание.

– Это целое состояние. – Даже Векель, которого редко чем-то можно было удивить, был впечатлен.

Завороженный, я не ответил. Чаши, которые я видел прежде, были простыми поделками, мусором по сравнению с этой.

– Быстрее, пока кто-нибудь не пришел, – сказал Векель.

Я поднял крышку и опрокинул чашу. На пол посыпались маленькие белые кругляши.

Лало был заинтригован.

– Что это?

– Хлеб для причастия. – Увидев его недоумение, я пояснил: – Священный хлеб для последователей Белого Христа.

– Еда? Мало.

– Она и не для сытости, – сказал Векель. – Они думают, что это плоть Белого Христа.

Лало отшатнулся и отшвырнул несколько штук ногой.

– Знаю, это странно, – сказал я, убирая большую чашу к меньшей. Единственной другой вещью в дарохранительнице было серебряное ситечко с длинной ручкой; я взял и его.

– То же самое можно сказать о подвешивании бычьей туши на дереве, или человека, – сказал Векель.

– Это подношения богам, – обиженно сказал я.

– Мы-то с тобой это знаем, но последователь Белого Христа, наткнувшись на священную рощу, сочтет это варварской дикостью.

– Что вы делаете? – Голос, испуганный, но решительный, принадлежал стриженому монаху в дверях. Он вошел в комнату, и его выпуклые глаза впились в открытую, пустую дарохранительницу. – Эти сосуды принадлежат Богу и этому монастырю.

– Теперь они наши, – сказал я, шагнув вперед.

Храбрости этой лысой девке было не занимать: он шагнул мне навстречу.

В голове пронеслись мысли. У монаха не было оружия, но он попытается мне помешать. Я мог бы с легкостью раскроить ему голову, как тому второму в поселении, но мысль об убийстве безоружного, монаха, давшего обет мира, меня не прельщала. Я решил просто толкнуть его щитом в грудь. Может, сломает ребра, но это лучше, чем умереть.

– А это что у нас тут? – В церковь неспешно вошел Эйольф и еще один воин с неприятным лицом, которого я узнал – он был с «Морского жеребца». Топоры у обоих были в крови, а лицо Эйольфа забрызгано багрянцем.

Монах, оказавшись между нами, сжался. Эйольф улыбнулся и перекрестился. Монах, обрадованный, сделал то же самое.

– Ну? – потребовал ответа Эйольф.

– Мы ничего не нашли, – сказал я и, махнув Векелю и Лало, прошел мимо монаха.

– Ящик в стене был пуст?

– Пуст, – кисло ответил я. – Кто-то успел до нас.

Эйольф нахмурился, и на этом все могло бы и закончиться, если бы не дурак-монах.

– Он лжет! У колдуна святые сокровища в сумке!

Лицо Эйольфа потемнело.

– Надо было сразу понять, что ты лжец, Яйцехват. Выворачивай, витки!

Векель уставился на Эйольфа. Он молчал.

– Не заставляй меня причинять тебе боль, витки! – Эйольф шагнул вперед; за ним двинулся и его ухмыляющийся дружок, уродливый ублюдок.

– Сначала тебе придется пройти через меня. – Странно, но я не чувствовал страха. Наоборот, я крепче сжал топор и подумал, что мозги Эйольфа на лезвии будут смотреться неплохо.

Эйольф подкрался ближе.

– Бог вознаградит вас! – Монах даже захлопал в ладоши от волнения. Позже я пришел к выводу, что он принял издевку Эйольфа, осенившего себя крестом, за благоговение. Это, в свою очередь, заставило монаха думать, что Эйольф поможет ему против меня и Векеля. Этот полоумный все еще улыбался, когда уродливый ублюдок вспорол ему живот своим саксом. Ужасный крик боли – и монах рухнул в собственные кишки.

– Отдай, что в сумке, рагр, и вы все трое уйдете отсюда живыми, – сказал Эйольф. – Даже бламаур.

– Не бламаур, – произнес Лало, и в его голосе прозвучала ярость, какой я никогда не слышал. – Мандинка.

– Нидинг – вот тебе имя получше, бламаур. – Эйольф сплюнул на пол.

Векель теперь тоже выглядел рассерженным. Мы с ним встали лицом к лицу с Эйольфом и его дружком; Лало начал обходить их сбоку, явно намереваясь зайти им в тыл.

Я ощутил во рту вкус страха. Эйольф и его уродливый дружок были без кольчуг, но они были опытными воинами. Я – нет, а у Векеля был только его посох. Что до Лало, то он был совсем тщедушным.

– Я убью Эйольфа, потом помогу тебе, – тихо сказал я.

– Продержись, пока Лало не зайдет им в тыл, – таков был ответ Векеля.

Времени на ответ не было. Эйольф уже наступал, и аккомпанементом ему служили ужасные стоны распоротого монаха.

Бум. Бородатый топор Эйольфа впился в мой щит. Он рванул его на себя, потянув меня вперед, даже когда лезвие освободилось. Я рубанул в ответ, мой топор оставил глубокую зарубку на ободе его щита. Я быстро ударил вперед своим щитом, пытаясь вывести его из равновесия, а потом молот Тора Мьёльнир обрушился мне на голову. Колени подогнулись, и, падая, я рубанул Эйольфа по ноге. Я увидел брызги крови и, кажется, услышал его крик, прежде чем меня поглотила тьма.

Вода. Холодная вода на лице. Беспомощный, я вдохнул немного. После приступа судорожного кашля, от которого пульсация в черепе стала вдвое сильнее, я пришел в себя. Холодный камень давил в спину; я лежал на полу церкви. Надо мной на коленях стоял Векель, держа в руках мой перевернутый шлем. Лало примостился с другой стороны, глядя с беспокойством.

– Что случилось? – пробормотал я.

– Эйольф вырубил тебя. Можешь сесть?

Я попробовал, и смог. Глаза медленно сфокусировались, и я увидел Эйольфа и его уродливого дружка, лежащих неподалеку. Ни один не двигался. И они не спали; алые лужи крови служили тому доказательством. Монах был почти мертв.

– Что случилось?

Ответил Лало.

– Векель бросил сумку в того, уродливого. Он попытался ее поймать, и Векель ударил его железным посохом, и я перерезал ему горло сзади.

Я уставился на него. Этот бывший раб говорил так, будто рассказывал, как разделал кусок мяса. Я обрел голос.

– А Эйольф?

– Ты сильно ранил его в ногу. Он охромел, не мог быстро двигаться. Мы с Лало его добили. Неплохо для рагра и бламаура. – Векель встал и протянул руку. – На ноги.

Я встал, и мир закружился. Если бы Лало не подхватил меня под руку, я бы, наверное, упал.

– Такое чувство, будто я вчера выпил целую бочку пива, – сказал я, язык был толстым и непослушным.

– Ничего, пройдет. – Векель поднял мой шлем. – Надень – он сегодня уже раз доказал свою ценность.

Я с уважением посмотрел на шлем. Вмятина длиной с лезвие топора шла по его верхушке от лба до затылка. Он спас мне жизнь, без вопросов. Я осторожно надел его, заметив, что войлочная и шерстяная подкладка насквозь промокла.

– Ты зачерпнул воду из купели, – сообразил я.

– И вылил тебе на голову, – с явным удовольствием сказал Лало.

Странно, но я подумал о матери и о том, как бы она ужаснулась такому осквернению святой воды. Я старался не думать о том, что бы она сказала, если бы узнала, что я помогал грабить Клуан-Мак-Нойс, или что я украл священные сосуды.

Мы поспешили наружу.

В небо поднимался дым; несколько монастырских зданий были в огне. Группа воинов с «Бримдира» наблюдала, как горит собор; сложенные неподалеку бочки с медовухой были еще одним источником их удовольствия.

Я закатил глаза. Словно Имр ничего и не говорил. Для многих нажраться было так же важно, как найти сокровища.

Бууу. Бууу. Оглушенный или нет, но я узнал рог Олафа Две-брови. И сейчас он явно не музыку играл. Бууу. Бууу. Звук не прекращался – ясный сигнал тревоги.

Векель тоже его услышал, и Лало.

И, к моему огромному облегчению, те, кто наблюдал за пожаром.

– Неприятности, – сказал Ульф, осушая чашу и вытирая рот.

– Идет оттуда, – сказал я, указывая на восток.

– Нам лучше вернуться на корабль, – сказал Векель.

– Нет, – раздраженно сказал Ульф. – Мы идем искать Две-брови.

Векель на этот раз не стал спорить.

Сбившись в стаю с волчьей быстротой, Торстейн и Мохнобород повели нас. По пути к нам присоединилось еще с дюжину человек; наскоро пересчитав, я насчитал около тридцати пяти. Услышав шум и увидев нас, два десятка воинов с «Морского жеребца» тоже присоединились.

– Ты это предвидел? – потребовал я ответа у Векеля.

Молчание.

Он не предвидел, понял я, оттого и вид у него был, будто кислого молока хлебнул.

Олаф Две-брови встретил нас, когда мы не одолели и полпути до дальней монастырской стены. Он бежал, то и дело останавливаясь, чтобы протрубить тревогу.

– Что там? – крикнул Мохнобород.

– Воины, конные и пешие.

– Сколько?

– Не меньше двух сотен.

– Кто-то нас вчера видел и позвал на помощь, – выругалась Торстейн.

К такой драке никто не был готов, пьяный или нет.

Несколько недовольных взглядов метнули в сторону Векеля, который сделал вид, что не замечает, а потом мы бросились к «Бримдиру». Кольчуга тянула вниз, в голове все еще гудело, и я не поспевал. Со слухом, однако, у меня все было в порядке, поэтому я услышал крики с корабля одновременно со всеми. Это был Имр, и он ревел так, будто от этого зависела его жизнь.

И, судя по большому отряду воинов, показавшемуся с запада, жизнь его и впрямь от этого зависела.