Текст книги "Ворон Бури (ЛП)"

Автор книги: Бен Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Глава тридцатая

У побережья южной Англии

Десять дней спустя от моей удали не осталось и следа. После битвы у Кэмбронна мы шли на восток, иногда сворачивая на юго-восток или юг-юго-восток. Я всегда держал побережье, наш единственный ориентир, по правую руку. Рано или поздно должен был появиться Уайтленд, или так я себе говорил. Другой вопрос, как мы его увидим в этой мгле.

Погода стояла зверская, и главным в ней был дождь. Моросящий, сильный или проливной, он часто сопровождался яростным ветром. Всегда под открытым небом, без возможности развести огонь, мы жили в промозглом, продрогшем состоянии, оружие ржавело, а кожаное снаряжение с каждым днем покрывалось плесенью. Охота была невозможна, вся дичь исчезла, а стремясь избежать опознания как норманнов, мы обходили стороной людские жилища.

Первые несколько дней это было довольно легко: земля была бедной и малонаселенной. Но когда грубый кустарник и утесник сменились холмистыми лугами и пастбищами, фермы стали встречаться все чаще, заставляя нас отлеживаться днем и передвигаться только ночью. Это жалкое существование постоянно уязвляло мою гордость, но выбор был разумным. Пятнадцать воинов и один витки – недостаточно сильный отряд, чтобы маршировать по вражеской территории. Мы и так достаточно рисковали, пробираясь по ночам в хозяйственные постройки и утаскивая несколько кур или зарезав овцу в поле вдали от жилья.

Мы были норманнами, а значит – врагами для всех в Уэст-Бретланде, а за ним и в Англии. Лишь встреча со своими давала надежду на радушный прием. Впрочем, и на это не было никаких гарантий. С полностью укомплектованным «Бримдиром» и Имром, известным драккаром и капитаном, шансы были неплохие. Теперь – нет. Волчьи стаи принимали одиночек, как мы приняли Вали Силача и Кара на Мэне, но большие группы пришельцев без корабля были верным путем к беде. То, что мы позволили Хрольфу и Тормоду присоединиться вместе, было редким исключением. Глядя на своих воинов – со впалыми щеками, запавшими глазами, жалких на вид, – трудно было представить себе что-либо, кроме враждебного приема. Или такого, при котором нам пришлось бы разделиться по двое-трое и присоединиться к командам разных кораблей.

Я говорил себе, что Один не для того даровал нам победу в грозу над англичанами, чтобы тут же от меня отвернуться. Иначе выходило, что потеря «Бримдира» и смерть Имра, не говоря уже о других павших, ничего не значили. Я также старался не думать о Локи, который счел бы весьма забавным подвергнуть нас таким испытаниям. Это проверка моей стойкости, решил я. Не более.

И я терпел, и помогал терпеть своим воинам. Когда Хрольф Рыжебородый слег с лихорадкой, я нес его снаряжение и свое, пока он не поправился. Карли Коналссон, ослабевший от голода, несколько дней получал половину моего пайка. Я рвал свою одежду на новые повязки для раненых, вскрывал иглой волдыри Векеля, нес караул чаще, чем кто-либо другой. Я ходил ставить силки с Лало, и на одиннадцатую ночь нашел в двух из них кроликов. Еды было немного для нашего отряда, но в лагере нас встретили восторженно, и никто не побрезговал есть сырое мясо прямо с костей.

Наутро, когда на одну из брошенных тушек опустился ворон, мой дух воспрял еще больше. Я сидел и смотрел, как черная птица клюет и рвет, ее чешуйчатые лапы крепко держат кролика, и думал: «Один меня не оставил». Второй ворон, возможно, его пара, приземлился, чтобы присоединиться к пиру, и трудно было не думать, что это птицы Одина, посланные как божественный знак.

Я был не одинок в этом выводе.

– Твои друзья, Ворон Бури? – искренне спросил Вали Силач.

– Именно, – сказал я, вытаскивая из-под туники амулет с вороном. – Один всегда со мной, видишь?

С поразительной точностью первый ворон проглотил кусок красного мяса и уставился на нас своим зорким глазом.

– Кр-р-ук.

– Он тебя услышал. – Голос Карли Коналссона был благоговейным.

У меня не хватило высокомерия согласиться, но, к счастью, рядом был Векель.

– Конечно, услышал. Это Хугин. А другой – Мунин. Один любит присматривать за своими избранниками.

– Кр-р-ук, – каркнул второй ворон.

Свежая решимость хлынула в мои вены. Пусть мы были мокрыми, голодными, с натертыми ногами и на чужой, враждебной территории, но самый могущественный бог норманнов был с нами. Возможно, потребуется еще кровь, это правда, но таков путь воина.

– Скоро мы доберемся до Уайтленда, – сказал я, громко и уверенно.

– А потом? – спросил Вали Силач.

– Там найдутся драккары, которым нужна команда.

– Ты не будешь нашим вождем. – Голос Карли Коналссона звучал недовольно.

– Мы скоро соберем остальное серебро и купим корабль. – Я надеялся, что это правда. – Еще один «Бримдир» будет бороздить моря. Я буду его капитаном, а вы, воины, станете лучшими в его команде.

Им это понравилось настолько, что они не захотели обсуждать переход под чужое командование. С облегчением я отыскал Векеля.

– Это было хорошо сделано, – сказал он.

– Да, что ж. Теперь наша удача должна перемениться к лучшему. – «Она обязана», – решил я, – «иначе мы и сами станем пищей для воронов».

Дела пошли на лад на день или два. Выкравшись из лагеря в предрассветной тьме, Лало вернулся, согнувшись вдвое под тяжестью приличных размеров лани. Разводить огонь днем было опасно, но голосование привело к почти единогласному решению рискнуть. Только мы с Векелем, осторожничая, проголосовали против. Впрочем, Локи был к нам благосклонен; никто не пришел. Нам также помог порывистый ветер, который рассеивал дым, поднимавшийся над деревьями.

Все умирали с голоду; мы толпились у костра, едва сдерживаясь, пока нанизанные на прутья куски оленины шипели в пламени. Сомневаюсь, что хоть один кусок успел прожариться до того, как его сняли с огня и проглотили. Печень была мелко нарезана и роздана, сырая и блестящая. Затем последовало сердце; я редко ел что-либо столь восхитительное.

– Немного соли, и было бы идеально, – сказал Карли Коналссон, облизывая губы.

– По мне, и так неплохо, – сказала Торстейн, умело отделяя заднюю ногу от таза. Вали Силач наклонился с кинжалом наготове, чтобы отрезать кусок, но Торстейн, цокнув языком, убрала ногу в сторону. Она продела заостренную ветку, которую я срубил, сквозь сухожилие и мясо задней части окорока. Затем, уравновесив каждый конец на аккуратной груде камней, сложенной Олафом Две-брови, она подвесила его над пламенем. – Этому нужно время, – сказала она, отгоняя руки, тянувшиеся к мясу.

– Я видел побережье с высоты, когда охотился, – сказал Лало.

Желудок заурчал, а я продолжал разглядывать жарящуюся оленину.

– И?

– У самого берега есть большой остров.

Мои глаза метнулись к нему.

– И ты не подумал сказать об этом раньше?

Лало пожал плечами в своей обычной манере.

– Говорю же сейчас.

Векель счел это забавным, в отличие от меня.

– Насколько большой? – потребовал я ответа.

– Чтобы пересечь его, понадобится день.

– Уайтленд. – Я торжествовал. – Это он, не иначе.

– Осталось лишь найти способ до него добраться, – насмешливо протянул Векель.

Мой свирепый взгляд на него не подействовал, и я ткнул его кулаком в бок.

– Это еще за что? – взвизгнул он.

– За то, что не помогаешь. – Я был раздосадован, что моя радость от благополучного прохода через Уэст-Бретланд и южную Британию оказалась такой недолгой. Теперь перед нами встала новая грозная преграда – пролив, отделявший нас от острова.

Я и не подозревал, что вскоре все мое внимание будет приковано к суше, а не к морю.

На следующий день настала очередь Гуннара принести интересные вести. С дозорного поста открывался вид на дорогу, ведущую к рыбацкой деревушке на берегу. Это было ближайшее к нам поселение, где мы надеялись выпросить, одолжить или украсть судно. Гуннар заметил две повозки, медленно спускавшиеся к ней с меловых холмов на севере.

– Наверное, купец или торговец. Какая разница? – сказал Карли Коналссон. – На повозках до Уайтленда не доплывешь.

Гуннар, не самый острый нож в ящике, понурился, но потом сказал:

– У купцов не бывает тридцати стражников. Во всяком случае, не для двух повозок.

– Тридцать? Ты уверен? – спросил я.

Обиженный взгляд.

– Я умею считать.

Меня охватила холодная уверенность.

– Они везут серебро. Что еще это может быть? Тридцать воинов – это половина отряда. – Я повернулся к Гуннару. – Сколько времени, пока они не пройдут мимо нас?

– Недолго.

– Успеем свалить дерево?

– Если двинемся сейчас.

– Я понял твой замысел, – сказал Олаф Две-брови. – Ты хочешь забрать серебро себе!

Векель ухмылялся; Лало тоже. Вали Силач улыбнулся в ответ. Если бы не стрелы, что я нашел в поселении, мой безумный план был бы немыслим.

– Это рискованно, – сказала Торстейн. – Шестнадцать из нас против тридцати?

– Мы и не с такими шансами справлялись, – ответил я.

– Да, ночью, в разгар бури.

– Две повозки серебра купят нам драккар, – сказал я.

– Что-то я не вижу здесь особого выбора, – парировала Торстейн. – И это еще до того, как мы учтем норманнов, которым это серебро предназначено. Они будут не в восторге, когда оно не прибудет. Шансов присоединиться к ним будет немного.

– Если никто не уйдет, норманны ничего и не узнают. Мы можем присоединиться к другой части флота дальше по побережью, – уверенно сказал я, понимая, что бросаю кости, ставя на кон будущее всех нас и надеясь, что выпадут две шестерки. Мой взгляд скользнул по лицам. – Ну?

Они согласились, как я и надеялся. Остальные тоже, когда мы вынесли это на голосование. Перспектива огромного сокровища была слишком соблазнительна, чтобы устоять, даже если это было сопряжено с огромным риском.

Поскольку мы жили в кольчугах со времен Кэмбронна, нам оставалось лишь схватить оружие и щиты и отправиться к дозорному посту Гуннара. Это был скалистый утес, возвышавшийся над ясенями и буками, с которого открывался вид на окрестности с высоты птичьего полета. Торстейн, Векель, Лало и я поднялись с Гуннаром наверх, пока остальные оставались вне поля зрения. Притаившись на западной стороне скал, мы смотрели на разбитую дорогу, что вилась от меловых холмов к побережью.

– Вон там, – указал Гуннар.

Запряженные волами повозки выделялись на дороге – другого движения не было. Сопровождавшие их воины состояли из десяти всадников и двадцати пеших, равномерно распределенных впереди и позади повозок. В моем сознании вспыхнуло сомнение. Учитывая ценность груза, который они охраняли, эти воины были не неопытными юнцами, а закаленными бойцами. Их было вдвое больше нас, к тому же пара человек в моем отряде были ранены.

– Ну? – Я уставился на Векеля.

– Удача благоволит храбрым.

Я ждал, но больше он ничего не сказал. Мои глаза переместились на Торстейн, которая пожала плечами.

– Это безумие, но я с тобой.

– Крайне важно, чтобы ни один из всадников не ушел, – сказал я Лало. – Если они…

– Я понял.

– Нам лучше двигаться, – сказал я. – Деревья сами себя не валят.

Дерево поперек дороги всегда наводит на мысль о засаде. Поэтому я выбрал приличных размеров бук сразу за поворотом; его не будет видно до последнего момента. Вали Силач взял на себя руководство, и, работая топорами в парах с обеих сторон ствола, мы быстро свалили бук. Он наглухо перекрыл дорогу, но нам нужно было больше. Пока Лало сновал туда-сюда от опушки леса, сообщая нам о продвижении повозок, мы взялись за другое дерево, на этот раз ясень, в ста шагах к северу. Сойка пронзительно закричала, протестуя против нашего присутствия. На этот раз мы работали иначе, подрубив ясень до такой степени, что Вали Силач мог толкнуть его поперек дороги, заперев повозки и их защитников.

Приготовления были завершены, и, надеясь, что наши будущие жертвы все еще ничего не подозревают, я приказал Лало и двум другим лучникам выбрать лучшие позиции для стрельбы. У каждого было по шесть-семь стрел; промахнуться было нельзя.

Кроме Векеля, оставалось двенадцать воинов для засады. Вали должен был повалить ясень, а затем присоединиться ко мне и еще четверым, пока Лало и его товарищи осыпали врага стрелами. Когда мы нападем, Торстейн и ее пятеро воинов ударят с другой стороны.

В лесу было мирно. Птицы, умолкшие от стука наших топоров, снова запели. Я услышал двусложный посвист пеночки-теньковки и одну из моих любимиц, пеночку-весничку. Славка-черноголовка начала неуверенно и щебеча, а затем выдала свою длинную, красивую трель.

Моя задумчивость длилась недолго. Осознание масштаба предстоящего накрыло меня, когда наша добыча приблизилась. На нескольких всадниках были кольчуги; я надеялся, что Лало это видит и будет целиться в горло или в лошадей. Воины вокруг повозок тоже выглядели сурово, и некоторые также носили кольчуги. «Удача благоволит храбрым», – сказал Векель, но я не мог выбросить из головы поговорку, что дураки часто лезут туда, куда мудрецы ступать остерегаются.

Я подумывал об отступлении. Нашим единственным спутником стало бы унижение. Вместо этого можно было бы подойти к получателям серебра, которые скоро прибудут в рыбацкую деревушку. Ничего не зная о нашей неудавшейся атаке на их богатство, они, возможно, были бы расположены принять новую команду, в частности людей, прошедших через такие испытания, как мы: битва на холме, засада в грозу, наш путь из Уэст-Бретланда.

Но нас бы разделили по разным кораблям. С этим было трудно смириться. Меня также коробила мысль признать другого своим вождем. Я командовал отрядом совсем недолго, но мне это нравилось. Это казалось естественным.

«Атака состоится», – решил я, вытирая одну потную ладонь, а затем другую о штаны.

– Нервничаешь? – прошептал Векель.

– Немного. – Ему я мог это сказать.

Головные всадники достигли поворота.

У меня перехватило дыхание.

Один из всадников натянул поводья. Его лицо исказилось.

«Сейчас, Вали, – подумал я. – СЕЙЧАС».

Громкий треск, который затянулся и закончился тяжелым ударом.

Полетели стрелы – размытые темные полосы. Люди умирали, падали со своих скакунов. Лошади вздыбились, отбиваясь копытами, и рухнули на всадников. Воздух наполнился криками. Приказами. Пешие воины выстраивались в линию по обе стороны повозок, или пытались. Прилетели еще стрелы. Я считал всадников, тех, кто мог легче всего уйти. Четверо из пяти впереди были мертвы или спешены. Лишь один оставался в седле и пытался собрать своих людей. Сзади на лошадях оставались двое, но стрела в крупе одной из них делала ее неуправляемой – она кружилась и металась в явной агонии. Последний всадник поскакал вдоль повозок. Воин на его пути столкнулся с лошадью и был сбит с ног. Я потерял его из виду, пока он не появился из-за головной повозки, и я понял, что он намеревается перепрыгнуть через бук. Если ему это удастся, наши надежды рухнут.

Хвала Одину, Лало тоже вел его.

Стрела метнулась вперед, вонзившись всаднику в горло. Это был самый невероятный выстрел, еще более искусный, чем тот, что сразил пастуха.

Теперь дело было за нами.

Издав боевой клич, я ринулся к дороге. Времени считать, сколько воинов осталось, не было, но они все еще значительно превосходили нас числом. Побеждать нужно было быстро.

Мой первый противник был крепок и хитер. Он сделал выпад, предвидя, что я пригнусь. Направив копье ниже, он ударил меня в шлем, к счастью, в макушку. Копье со скрежетом соскользнуло, но от силы удара по моей вывихнутой шее прокатились волны агонии. Он ринулся вперед, бах, умбон его щита ударил в мой, и я отшатнулся. Его правая рука отлетела назад для второго выпада. Полностью потеряв равновесие, я тяжело рухнул на задницу.

Торжествующий вопль, и вот уже копье нависло надо мной, острием метя прямо в мой полный ужаса глаз. Я вслепую рубанул в сторону бородатой секирой. Должно быть, со мной была одна из валькирий, потому что лезвие вгрызлось глубоко. Во что – я не знал, но воин закричал и позабыл о том, чтобы насадить меня на вертел, словно поросенка. Настала его очередь спотыкаться, и это дало мне миг, чтобы вскочить на ноги. Яйца сжались в ожидании, что в спину мне ударит другое копье или меч. Однако я успел подняться и увидел развороченное бедро воина. Среди кровоточащих мышц белела кость – он был калекой. Я избавил его от мучений.

Следующим я убил раненого, который был так занят, пытаясь вытащить стрелу из правой руки, что не заметил, как моя бородатая секира обрушилась на него. Двое воинов, один в кольчуге, напали на меня вместе, и мне пришлось туго. Если бы не моя собственная кольчуга, я был бы тяжело ранен. Но они зарвались и стали небрежны. Я подцепил щит кольчужника бородой секиры, притянул к себе и тут же, змеиным движением, рубанул вниз. Я перерубил один из его ремней на щите и повредил другой. Щит обвис, и воин остался беззащитен перед следующим ударом – косым замахом, который раздробил ему руку. С разинутым ртом, хрипло дыша, он стал легкой добычей. Бородатая секира снова впилась в плоть.

Спутник кольчужника атаковал. Его копье насквозь пробило мой щит, и острие ударило меня в грудь. Силы удара уже не хватило, чтобы пробить кольчугу. Его владелец изо всех сил дернул копье на себя. Оно не поддавалось, но рывком он потянул меня вперед. Не в силах высвободить руку из ремней щита, я принялся молотить его секирой. Первый удар он поймал на щит, и второй тоже, но, одновременно пытаясь высвободить свое копье, он не предвидел моего следующего хода. Я сменил угол и ударил сбоку. Бородатая секира вонзилась чуть ниже ребер, прорезав брюшную стенку и застряв в позвоночнике. Я отпустил ее и выхватил сакс.

Мне пришлось бросить и щит, с торчащим в нем копьем. Теперь меня защищала только кольчуга да, по сути, большой нож для потрошения рыбы. У всех моих врагов были копья или мечи. Воин неподалеку заметил это и тут же бросился на меня. Асхильд гордилась бы моим уклоном в сторону, ловким, как ее танцевальные па, и тем, как я превратил его в прыжок вперед. Резкий удар сакса украсил его горло новым, зияющим ртом. Хлынула багровая кровь, глаза его выкатились, он умер.

Отчаянно нуждаясь в щите и ожидая нового противника прежде, чем я успею его найти, я с изумлением понял, что на ногах больше не было ни одного воина. Из моих людей, казалось, тоже никто не пал, и с другой стороны повозок не было слышно звуков боя.

– Кто-нибудь ушел? – крикнул я.

– Отсюда – нет, – отозвалась Торстейн.

– А с этой стороны? – Борьба за выживание поглотила все мое внимание.

– Нет. – В поле зрения появился Лало.

– Остались только возницы. – Векель сделал жест. – Нам повезло, что они не побежали, иначе волы могли бы в панике сойти с дороги.

«Это их не спасет», – подумал я, не давая росткам милосердия пустить корни.

Ближайший ко мне, безбородый юнец, выбрал легкий путь. Спрыгнув со своего места с копьем, он бросился в атаку. Вали Силач увернулся, взмахнул секирой, и звук удара напомнил стук мясницкого тесака о колоду. Остался второй возница. Старше и мудрее, он поднял руки и на ломаном норвежском сказал, что у него есть жена, семья. Он пойдет домой и никогда не скажет ни слова о том, что случилось.

– Как будто он мог бы, – сухо заметил Векель. – Ему бы сунули ноги в огонь, чтобы узнать, что стало с серебром.

– Знаю, – сказала Торстейн и убила его.

Мой первоначальный подсчет оказался неверным. Один из моих воинов был мертв. Потеря была невелика. Раненый в ногу на холме, он держался благодаря Вали, который почти всю дорогу нес его на себе. Удивительно, но единственной другой потерей была Торстейн, получившая порез на лице. Рану нужно было зашить; Векель тут же занялся этим, цокая языком, пока Торстейн морщилась.

– Не двигайся, иначе останется шрам.

– Шрам все равно останется.

Шепотом:

– Ты все равно будешь мне нравиться.

Торстейн сделала вид, что не слышала, как и я.

Я подошел к задней части первой повозки и отдернул тяжелый брезентовый полог. Увиденное мне понравилось: два длинных деревянных сундука, окованных полосами металла, каждый с тяжелым навесным замком.

Осознание масштаба содеянного навалилось на меня, и когда в голове возникла следующая преграда, я рассмеялся.

– Что не так? – Окровавленное лицо Карли Коналссона появилось рядом с моим. Он заглянул внутрь. – Это серебро, или я трехногий пес. Почему ты смеешься?

– У нас не хватит людей, чтобы бродить по округе с целым состоянием в серебре.

– Немного поздно об этом думать, Ворон Бури.

Он был прав, конечно, но это ничуть не помогало.

Я был опрометчив, понял я, опрометчив и горд. Мой бросок костей дал мне две шестерки, но Норны не увели нить моей жизни прочь от опасности. Нет, эти суки сплели их воедино, так же тесно, как мы со Слайне сплетались в объятиях друг друга.

Как я видел, у нас было несколько вариантов.

Первый – зарыть серебро и попытаться наняться к норманнам, которые скоро прибудут. Это было бы рискованно, учитывая, что серебро до них не дошло. Какие-то подозрения неизбежно пали бы на нас, даже если бы мы явились нищими – и это при условии, что они не пошлют людей вверх по дороге на его поиски. Место засады нашел бы и слепой. Однако, если бы мы прошли это испытание, нас бы разделили по разным кораблям. Я бы также перестал быть вождем своих воинов. Это было потенциально очень рискованно, но уже не казалось совершенно неприемлемым.

Второй вариант – отправиться на восток через Уэссекс в надежде найти норвежский флот. Эта перспектива мне тоже не нравилась; четырнадцать воинов и один витки обеспечивали слишком слабую защиту для наших новоприобретенных богатств. Путешествовать ночью с повозками опасно; скрыть наши следы почти невозможно. Кто-нибудь заметит наше продвижение. Кто-нибудь увидит наш отряд. Любой олдермен, чего-то стоящий, услышав об этом, сложит два и два и пошлет отряд на разведку. У меня похолодели пальцы на ногах при этой мысли.

Третий вариант был привлекателен лишь потому, что первые два были так неприятны.

Я собрал всех и изложил свои соображения.

Векель рассмеялся, но не стал возражать против моего предложения. Остальным оно не понравилось. Хрольф Рыжебородый предложил вернуться с серебром на Мэн или в Дюфлин – это вызвало большой интерес, – но более долгое плавание вокруг побережья Уэст-Бретланда и через море в Эриу, не говоря уже об опасностях новой встречи с английским флотом, означало, что эта идея быстро умерла. Мы вернулись к обсуждению моего третьего варианта. Это заняло целую вечность, споры шли туда-сюда, без согласия. В конце концов, раздосадованный, снова бросая кости, я объявил, что мы проголосуем по всем вариантам: моим трем и предложению Хрольфа.

К моему удивлению, Вали Силач выбрал первый вариант. За второй не проголосовал никто. Хрольф остался в одиночестве со своим планом, а это означало, что я одержал верх.