Текст книги "Ворон Бури (ЛП)"
Автор книги: Бен Кейн
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Глава пятнадцатая
Прошло четыре дня. Мы брели извилистой тропой на север через поросшие вереском и утесником горы. Людей здесь жило мало; это был дом оленей, лис и волков. Ястребов тоже было в избытке, они висели в небе, словно воздушные часовые. А вот воронов я не видел, что меня беспокоило. Остановка дважды в день позволяла скоту пощипать чахлую траву. Мы могли бы гнать их быстрее и добраться до Дюфлина раньше, но, как я сказал Эйольфу, они бы сильно потеряли в весе и не набрали бы его до зимы. Не было смысла злить Имра, Асгейра и Сигтрюгга еще больше, чем они уже будут злы, когда узнают о грабительской дани воина с фибулой.
В результате мы провели в Осрайе больше времени, но переменчивый Локи благоволил нам, и встреч с воинами Гиллы не было. Мы с Векелем держали Лало подальше от Глума и Кетиля, что не дало этому котлу закипеть. Эйольф и его шайка ухмылялись и вели себя заносчиво, но до кровопролития не дошло. Однажды ночью пришла волчья стая, рыскавшая взад-вперед среди деревьев неподалеку. Их вой сильно встревожил скот, и я вывел дюжину человек с горящими факелами. Волки скрылись во тьме, и им хватило ума не возвращаться.
Обеденный перерыв для выпаса скота давал время для тренировок с оружием, и моим главным учителем был Ульф. К счастью, Векель настоял на кожаных чехлах на лезвиях нашего оружия, потому что, все еще скорбя по Хаварду, Ульф не сдерживался. Продемонстрировав различные приемы, он затем настаивал на тренировочных боях. Все они заканчивались одинаково, унизительно. Я валялся в грязи, а Ульф стоял надо мной, и часто Векелю или кому-то из других приходилось мешать ему довести дело до конца. Весь в синяках, испытывая сильную боль, с гудящей головой, я вставал и просил начать снова. Практика и повторение были единственным способом научиться.
На пятый день Торстейн предложила меня поучить, и, к моему удивлению, Ульф согласился. Мы использовали мечи вместо топоров, что снова сделало меня полным новичком. Однако, в отличие от Ульфа, Торстейн не избивала меня до синяков. Лезвие в кожаном чехле у моего горла или бедра, или острие, прижатое к моему животу, было достаточным напоминанием о том, какой урон оно может нанести в умелых руках. Торстейн была на удивление терпелива, показывая мне, как держать меч и щит, какую позу лучше занять, и так далее. Многие из упражнений были на повторение. Приготовиться, щит высоко, меч под прямым углом к телу. Выпад. Следом удар щитом – «бей умбоном», – советовала Торстейн, – «и сможешь сломать врагу нос», – а затем нанести последний, смертельный удар мечом. Снова. И снова. И снова, пока мышцы моей руки не начинали гореть.
Замахиваться сверху следовало избегать, потому что это давало умелому противнику шанс вонзить свой клинок мне в подмышку. Колющие удары были безопаснее и не менее эффективны.
– Вонзи вот столько в живот человека, – сказала Торстейн, отметив на стали длину ладони, – и он упадет, крича. Нет нужды вгонять его глубже. С этим врагом покончено. Переходи к следующему.
– Но наступи на него посильнее, когда будешь перешагивать. Для верности, а, Глум? – под общий смех посоветовал Мохнобород. Он заметил мое недоумение. – Чаще всего Торстейн права, но иногда рана в живот не сразу выводит воина из строя. Поэтому Глум и хромает.
Одобрительный гул, взрывы хохота.
– Надо было сказать ему всегда смотреть под ноги, Торстейн! – крикнул Козлиный Банки, прозванный так за умение разводить коз. – Хорошо же тот сакс его приложил!
Вместо того чтобы наброситься на Козлиного Банки, не самого умного парня, Глум уставился на меня.
– Что смешного, а?
Опасаясь, я не присоединился к общему веселью; насколько я знаю, я даже не улыбнулся.
– Ничего, – быстро сказал я.
– А отсюда так не кажется. – Он подошел вплотную.
– Не нужно этого, – сказала Торстейн.
– Не лезь не в свое дело! – Глум оттеснил Торстейн. – Ты смеялся надо мной.
– Не смеялся.
– Я все видел, Яйцехват. – Он толкнул меня в грудь.
Малейшая реакция привела бы к необратимым последствиям, поэтому я не ответил, хотя молодая, гордая часть меня этого хотела.
– Говорил не я, а Мохнобород и Козлиный Банки. Почему бы тебе не высказать все кому-то из них?
– Он прав, – сказала Торстейн, хотя и не вмешалась.
– Мохнобород – мой товарищ по веслу. – Затем, с некоторой неохотой: – Козлиный Банки тоже.
– Яйцехват тоже, – заявила Торстейн.
– Не для меня. – Еще один толчок. Ухмылка. Его рука потянулась к саксу.
У меня пересохло во рту. Я не успею снять кожаный чехол с лезвия меча, прежде чем Глум меня пырнет. Придется попробовать ударить головой или в живот, и надеяться, что это даст мне достаточно времени.
– Стой! – Крик Мохноборода привлек всеобщее внимание, как и было задумано. – Все, что мы пока потеряли в этом набеге, – это немного скота.
– Три дюжины голов, – сказал Эйольф, но это было сказано лишь для его приспешников.
– Никто из нас еще не стал пищей для воронов, как предсказал витки, и я бы хотел, чтобы так и оставалось, – сказал Мохнобород. – Оставь это, если не хочешь драться со мной.
Выражение лица Глума могло бы скислить свежее молоко, но он не собирался связываться с Мохнобородом. С выверенной точностью он сплюнул, и плевок приземлился на носок моего левого ботинка.
– Я слежу за тобой и твоим жополюбом-дружком. Не говоря уже о проклятом бламауре. И Кетиль тоже. – Он ушел.
Я представил, каково это – вонзить свой клинок Глуму в рот и вывести его через затылок. Мои пальцы теребили кожаный чехол.
– Яйца у тебя не такие уж и большие, – шепнула мне на ухо Торстейн. – Даже если ты его убьешь, Кетиль отомстит. Ты не сможешь одолеть их двоих, одного за другим.
– Пока, – сказал я.
Оценивающий взгляд, легкий намек на улыбку.
– Посмотрим.
– Давай продолжим тренировку.
– Нет. На сегодня хватит.
– Почему?
– Пора гнать скот. – Мужчины вставали с мест, где сидели, потягиваясь и пуская ветры.
– Глум плохой человек, – сказал Лало, когда я присоединился к нему и Векелю.
– Да, – ответил я. – И он, и Кетиль.
– Кетиль. Глум. – В голосе Лало прозвучала ярость, какой я никогда раньше не слышал.
Он был траллом. Я не придал этому значения.
День клонился к вечеру, и, найдя заброшенный рат на вершине небольшого холма, мы загнали туда скот, решив, что места хватит и для животных, и для людей. Вход заделали переплетенными ветками, срубленными с деревьев в рощице дубов неподалеку. Сделав это, наши мысли обратились к еде. Мы были голодны, а припасы подходили к концу. Козлиный Банки сказал, что попыт-ает счастья в поле. «Ума у него немного», – прошептал Векель, – «но он отличный лучник». И действительно, Козлиный Банки вернулся до заката с выпотрошенной тушей оленихи, перекинутой через плечи. Воины с «Бримдира» приветствовали его криками, обращенными к темнеющему небу; даже Глум, казалось, был доволен.
Пара людей Эйольфа тоже вышли с луками, но вернулись с пустыми руками. Он и его товарищи кисло смотрели, как мы развели огромный костер и соорудили две деревянные треноги, между которыми на уровне груди протянули крепкую ветку. Затем, привязав тушу к «вертелу» кожаными ремнями, мы подвесили ее над пламенем. Рукоятки не было, но нашлось много желающих поворачивать тушу, когда часть, ближайшая к огню, начинала подгорать.
Мохнобород, никогда не отличавшийся сдержанностью, первым отхватил себе кусок саксом. Оленина в лучшем случае была теплой, а скорее всего, все еще сырой, но это не помешало ему проглотить ее в два больших куска. Он причмокнул губами.
– Яйца Одина, до чего же вкусно!
И тут же мы все ринулись вперед, толкаясь и отрезая себе мясо.
Сырое или нет, но на вкус оно и вправду было хорошим. Я отрезал себе еще кусок и дал немного Лало, который в ответ улыбнулся окровавленными губами.
– Не хватает только пива, – сказал Ульф. – Или медовухи.
– Ни того, ни другого нам не видать до самого Дюфлина, – сказала Торстейн. – Вот невезение.
– Нужно рассказать историю, – предложил я.
Всем, казалось, эта идея понравилась.
– Векель?
– Если я буду говорить, вы, дикари, съедите всю оленину и мне ничего не оставите.
Торстейн наколола огромный кусок мяса на ветку.
– Я приготовлю это для тебя, витки. Будет готово, когда закончишь.
Векель обвел взглядом слушателей, оценивая их.
– Сказку, значит?
Вокруг костра раздались одобрительные возгласы. Даже люди Эйольфа, казалось, были заинтересованы.
– Раз уж мы так хотим пить, история о медовухе будет как раз кстати, – сказал Векель.
Множество одобрительных гулов.
Я знал, что будет дальше.
– Слушай внимательно, – сказал я Лало, который примостился рядом с Векелем. – Эта хороша.
– Некоторые из вас слышали о великане Суттунге, который завладел медом, дарующим людям поэтическую силу, – начал Векель. – Как он его добыл – это другая история. Знайте лишь, что Суттунг намеревался оставить мед себе. Он разлил его в три котла под названием Одрёрир, Бодн и Сон и спрятал их в огромной скале, где их охраняла его дочь Гуннлёд.
Посыпались непристойные комментарии.
Векель продолжал:
– Один знал о меде Суттунга и его чудесной силе, которая изначально принадлежала человеку по имени Квасир.
– А мы все знаем, откуда он взялся, – сказал Ульф, харкнув мокротой в огонь.
Все рассмеялись, включая Векеля. Как и про котлы, я пояснил для Лало. Квасир, мудрейший человек в мире, был создан из капель божественной слюны. Убитый гномами Фьяларом Обманщиком и Галаром Крикуном, Квасир стал источником меда – его кровь использовали для приготовления напитка, который содержал его способность даровать мудрость.
– Если гномы сделали… как Суттунг получил… мед? – спросил Лало.
– Как я уже сказал, это другая история, для другой ночи, – ответил Векель. – Но вкратце, он отнял его у Фьялара и Галара.
Лало кивнул.
– Один знал о меде Суттунга и его волшебных свойствах, и он захотел его себе. Он покинул дом в поисках меда и через некоторое время наткнулся на девять траллов, косивших сено. Он спросил, не хотят ли они, чтобы он наточил им косы. Они согласились, и он достал из-за пояса точильный камень и принялся за работу. Вскоре их косы стали намного острее. Впечатленные, траллы попросили у Одина его точильный камень. Любой может его получить, сказал бог, если заплатит достойную цену. Все девять захотели его и предложили продать его только им. Вместо этого он подбросил камень в воздух, и пока траллы, толкаясь и пихаясь, пытались его поймать, каждый умудрился перерезать себе горло своей же косой.
– Вот это было бы зрелище, – сказала Торстейн под одобрительные возгласы и гул.
– Один нашел ночлег неподалеку у брата Суттунга, великана по имени Бауги, – продолжал Векель. – Бауги был в трудном положении. Его девять траллов убили друг друга, жаловался он, оставив его без достаточного количества работников для его полей. Один, назвавшийся Больверком…
– Глупый чертов великан, очевидно, не говорил по-норвежски! – прервал Ульф.
Я присоединился к общему смеху, но лицо Лало оставалось непроницаемым.
– Больверк означает «Творящий зло», – объяснил я.
Лало ухмыльнулся.
– …так вот, Больверк предложил выполнить работу девяти траллов. Его платой должен был стать один глоток меда Суттунга. Бауги сказал, что не имеет власти над своим братом, но согласился пойти с Больверком и посмотреть, смогут ли они убедить Суттунга исполнить просьбу.
– Ну да, как же! – взревел Козлиный Банки.
– За лето Больверк выполнил работу девяти человек. Когда наступила зима, пришло время расплаты. Они вместе пошли к Суттунгу, и Бауги рассказал брату о сделке, которую заключил с Больверком. Суттунг наотрез отказался дать хотя бы каплю меда.
– Типичный великан, – пробормотала Торстейн.
– Больверк убедил Бауги, что им следует добыть мед хитростью. Он достал бурав, – тут Векель взглянул на Лало, – особый инструмент для сверления скал. Они подошли к скале, в которой были спрятаны Гуннлёд и мед, и он попросил Бауги просверлить камень. Через некоторое время Бауги сказал, что прошел насквозь. Больверк дунул в отверстие, но обратно полетела каменная пыль; это показало, что Бауги пытался его обмануть. «Продолжай сверлить», – приказал он, и Бауги подчинился. На этот раз бурав вошел в центр скалы. Быстрый как молния, Больверк превратился в змею и проскользнул внутрь, увернувшись от попыток Бауги проткнуть его буравом.
Пока Векель говорил, я изучал лица вокруг костра. Завороженные, они были словно под гипнозом, как и я, и все в Линн Дуахайлле, когда мой друг творил свое волшебство. «Векель не просто витки, – подумал я, – он скальд».
История продолжалась. Превратившись в красивого юношу, переспав с Гуннлёд три ночи и осушив Одрёрир, Бодн и Сон за три глотка, Один надел свою орлиную шкуру и улетел на полной скорости. Преследуемый Суттунгом, также в обличье орла, он долетел до самого Асгарда и изрыгнул мед в ведра, оставленные богами. Несколько капель упали мимо, с его клюва вниз, в Мидгард, где живут люди.
– Ясно, что ты ничего из этого не пил, витки, – сказал Ульф под громкое одобрение.
Векель с довольным видом кивнул. То ничтожное количество меда, которое уронил Один, давало способности самым бедным и посредственным поэтам, в то время как великие скальды и сказители получали свой дар прямо от богов.
– Превосходное исполнение, витки, – сказала Торстейн с такой теплотой в голосе, какой я никогда раньше не слышал. – Ты, должно быть, хочешь пить.
– Я бы не отказался.
Торстейн протянула бурдюк с водой.
Векель сделал глоток, и его выражение сменилось с удивления на восторг.
– Это же пиво!
Торстейн пожала плечами.
Изумленные обвинения в том, что Торстейн – интриганка первой степени, раз у нее было пиво, про которое никто не знал, могли сравниться только с требованиями дать глотнуть. Она охотно пустила бурдюк по кругу, сказав, что после Векеля очередь Козлиного Банки, и что хватит каждому по глотку, не больше.
– Как насчет еще одной истории, витки? – спросил Ульф.
– На сегодня с меня хватит.
– Расскажи ты, Ульф, про Хаварда, – сказал я.
– Чем грязнее, тем лучше, – предложил Мохнобород. – Он был похотливым ублюдком.
– Я однажды видел, как он трахал старое одеяло, – сказал Клегги. – Клянусь Тором, видел.
Смешки, одобрительный гул и непристойные жесты. Еще больше упоминаний о сексуальных подвигах Хаварда.
Подбодренный красочными воспоминаниями о своем друге, Ульф уселся и начал.
Меня разбудили крики. Голоса, бьющие тревогу. Сбросив одеяло, одной рукой протирая глаза, а в другой держа наготове сакс – после стычки с Глумом я ложился спать с обнаженным клинком, – я встал.
Векель тоже проснулся, но Лало нигде не было. У меня не было времени гадать, почему.
– Охраняйте вход, некоторые из вас! Банки! Банки, мне нужны ты и остальные здесь с луками! – Мохнобород темнел силуэтом на вершине вала. – Эйольф, присылай своих лучников! Быстрее!
Я схватил свой щит и топор и поспешил туда, где мы сложили срубленные ветки, чтобы скот не разбежался. В заграждении зияла огромная дыра – кто-то в нем копался. Там был Ульф, и Кетиль Свирепый, и несколько товарищей Эйольфа, все всматривались в ночь. За пределами рата было слышно движение, но я никого не видел.
– Скот не пропал? – спросил я.
– Не думаю, – ответил Ульф, поворачиваясь к мечущимся животным. – Если кто и выбрался, то немного.
– Кто это был?
– Местные. Должно быть, – прорычал Кетиль. – Вороватая осрайская мразь.
Учитывая, как мы сами добыли этот скот, это звучало несколько лицемерно, но я промолчал. Я подумывал выйти наружу, но последовал примеру остальных, которые оставались на месте. «Невозможно будет отличить друга от врага», – решил я, – «не говоря уже о риске быть пронзенным стрелой Козлиного Банки». Даже сейчас он и другие лучники пускали стрелы, громко подбадриваемые Мохнобородом.
Мы остались на страже. Шумы за пределами рата стихли. Банки и его товарищи, которые, по-видимому, не попали ни в одного из потенциальных похитителей скота, прекратили стрельбу. Пришел Векель, теперь уже с Лало. Я задался вопросом, где был бламаур.
– Мы пересчитали скот, – сказал Векель. – Ни одна голова не пропала.
– Слава Локи, – с чувством произнес Ульф.
– Скорее уж, слава дозорным. – Кетиль приложил руку ко рту. – Глум, это ты поднял тревогу?
Немедленного ответа не последовало. Кетиль взобрался по вырубленным в земле ступеням на вершину вала, все еще зовя своего друга.
– Нам повезло, – сказал Векель. – Было бы обидно потерять еще скот.
– Не потеряли скот, – сказал Лало с застенчивой улыбкой.
Я хлопнул его по плечу.
– Отчасти, без сомнения, благодаря тебе и твоему умению обращаться со скотом.
Он выглядел озадаченным.
– Ско-то-вод-ство?
– Ты хорошо обращаешься со скотом, – сказал я, махая руками, как мы делали, когда подгоняли их. – Цоб-цобе.
Его лицо просияло.
– Цоб-цобе!
– Глум! Глум! – Голос Кетиля теперь звучал сердито и обеспокоенно. – Кто-нибудь, помогите мне его найти!
– Он бы и собственный член не нашел, если бы тот не был приделан, – сказал Ульф, ставя ногу на нижнюю ступеньку.
Мне было наплевать на Глума, поэтому я сосредоточился на том, чтобы оставаться начеку, на случай если воры вернутся. Ульф и остальные вели вялый разговор. Векель и Лало исчезли, предположительно, чтобы хоть немного отдохнуть до рассвета. А он был уже не за горами; на востоке небо бледнело.
– Глум! – Теперь голос Кетиля дрожал от тревоги.
Я услышал, как он спрыгнул с вала. Еще больше криков отчаяния и гнева. Ульф и несколько других вышли наружу, с оружием наготове. Вскоре стало очевидно, что труп Глума лежит за пределами рата; его горло было перерезано от уха до уха. «Он, должно быть, услышал похитителей скота», – бушевал Кетиль, – «и его убили, прежде чем он успел позвать на помощь».
Все думали так же.
И я тоже.
Пока не вернулся к своему спальному месту у костра и не упомянул что-то в этом роде. Лало и Векель переглянулись, что вызвало в памяти тот взгляд, которым они обменялись, когда Векель предсказал весло на «Бримдире» без гребцов.
«Лало ушел, когда подняли тревогу», – решил я. «Черный как ночь, никто его не видел, как и то, как в суматохе он убил Глума». Я подумывал сказать об этом Векелю, но, поскольку он громко сокрушался о смерти Глума и о том, как ему жаль, что его видение оказалось верным, я счел разумным промолчать. Похоже, Лало был не просто пастухом, и его доселе невиданное умение могло еще пригодиться.
Кетилю повезет, если он доберется до Дюфлина целым.
Глава шестнадцатая
Дюфлин
Рады были оставить позади холмы северного Лайина, мы пасли скот в загоне у западной окраины города. Все хотели пойти в город и начать пить – бурдюк Торстейн был лишь далеким воспоминанием, а у отряда Эйольфа и того не было, – но стадо нельзя было оставлять без охраны. Мохнобород и Эйольф мало в чем сходились, но в вопросе количества дозорных они были едины. «Двадцать, как минимум, и радуйтесь, что не больше», – сказали они нам, игнорируя ворчание и кислые мины. Карли и его мешок с черными и белыми камнями были на «Бримдире», так что мы обошлись травинками разной длины, по десять за раз, в гигантских лапах Мохноборода.
К моей радости, я вытянул длинную. Клегги пришлось остаться; так же, к его огромному неудовольствию, и Ульфу. Так было, пока Торстейн не предложила поменяться.
– Залей свое горе, – сказала она Ульфу, протягивая серебряную монету. – Выпей за Хаварда от меня, раз уж на то пошло.
Растроганный, Ульф ответил хриплым кивком. Мохнобород не заставил Векеля тянуть жребий; он хотел, чтобы витки был рядом, когда они встретятся с Сигтрюггом. Мы были с «Бримдиром» меньше месяца, а Векель уже стал незаменимым.
Было неприятно думать, что мое положение не так уж и надежно. Меня приняли, это правда, но я еще не проявил себя. Пока не будет драки или битвы – в которой меня не покалечат или не убьют, – я для многих в команде оставался щенком, кузнецом и не более того. По дороге в Дюфлин я пожаловался на это Векелю, который сказал, что терпение – это добродетель. Мой едкий ответ был вопросом, не становится ли он, с такими монашескими словами, поклонником Белого Христа. Это пробило его защиту; он замолчал. Наслаждаясь этой редкой победой, я изо всех сил старался успокоить Лало, который был явно не в духе. Неудивительно; в Дюфлине его держали в рабстве, и его бывший хозяин вряд ли забыл обиду за то, что Векель его шантажировал.
– Тебе не о чем беспокоиться, – сказал я. – Ты с нами.
Это ничего не изменило. Лало ссутулился и еще больше ушел в себя.
Я попробовал другой подход.
– Ты теперь тралл Векеля, а не хозяина корчмы.
– Он никому не принадлежит.
Я удивленно посмотрел на Векеля.
– Что ты имеешь в виду?
– Я его освободил.
– Когда?
– После набега на скот. Попытки набега.
Я бросил на Векеля острый взгляд. Это придало вес моим подозрениям.
– Почему именно тогда?
– Он снова доказал свою ценность, не дав скоту разбежаться.
– Этого недостаточно, чтобы заслужить свободу. – Тихо я сказал: – Это из-за убийства Глума, не так ли?
Притворный шок.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Вешай лапшу на уши кому-нибудь другому, – сказал я.
Векель не ответил. Затем:
– Он был моим траллом. Это было мое решение.
– Кроме того, что ты использовал мое рубленое серебро, чтобы его купить!
– Нет. Твоя доля пошла на то, чтобы наши товарищи напились, помнишь? Моя пошла на покупку Лало.
Я оставил эту линию атаки.
– Когда ты собирался мне сказать?
Элегантное движение плечами.
– Ты узнал сейчас.
– Векель! – Я вел себя неразумно, и я это знал, но его было так трудно читать, понимать.
Он ухмыльнулся.
«И самодовольный», – подумал я. Я уже собирался швырнуть его задницей в канаву, когда…
– Никаких шалостей. Мы больше не мальчишки в Линн Дуахайлле.
– Я знаю.
– Тогда и веди себя соответственно. Остальные должны видеть во мне только витки, того, кого следует бояться.
«Предпочтительнее», – решил я, – «чтобы остальные уважали Векеля и его силу».
– Хорошо. Но знай, что я знаю, что ты не брезгуешь обманом, когда тебе это выгодно.
Он бросил на меня взгляд.
– Ты предсказал смерть Глума, а потом сам же ее и устроил, или, лучше сказать, заставил Лало это сделать. Следующий Кетиль, я полагаю.
Его глаза превратились в щелочки.
– Возможно. Только Норны могут сказать.
– Тогда которая из них ты – Урд, Верданди или Скульд? – парировал я.
– Ты собираешься кому-нибудь рассказать?
– Конечно, нет!
– Это хорошо.
Я хотел задать еще вопросы, но Векель ушел в одно из своих молчаний.
Мы не разговаривали до конца пути.
Мохнобород и Эйольф нашли еще одно, в чем согласиться: сначала идти к Черному пруду, а не в большой зал Сигтрюгга. На «Бримдире» произошла радостная, если не сказать, немного облегченная, встреча с Имром. «Морской жеребец» Асгейра был пришвартован рядом с нашим драккаром; он тоже благополучно вернулся. Они были в порту уже четыре дня, сказал нам Имр, и начинали беспокоиться, не случилось ли с нашей группой беды.
– Мы знали, что вы забрали скот – загоны были пусты, – но после этого…
– Так же, как и мы ничего не знали о вас, – сказал Мохнобород. – Много траллов захватили?
Волчья ухмылка.
– Около двухсот, в общей сложности. На обратном пути сидели низко в воде. Уже проданы. Сигтрюгг был доволен своей долей. Вы своей тоже будете.
– Многие пали?
– Горстка. – Он назвал несколько имен, но никого из тех, кого я называл друзьями.
Мохнобород скривился.
– Могло быть и хуже.
– А вы? Загоны Ивара были приличного размера – вы, должно быть, забрали все стадо.
– Не совсем.
– Тогда сколько голов?
– Около сорока пяти.
Губа Имра скривилась.
– И это все?
– От Ведрарфьорда до Дюфлина долгая дорога.
Даже изо всех сил стараясь, Мохнобород врал как дерьмо. Имр вмиг вытянул из него правду, услышал печальную историю о том, как мы оказались между воином с фибулой и его людьми из Осрайе, а по другую сторону Шура – отрядом Ивара. Как нас заставили отдать лучших животных.
– Он забрал три дюжины? – выругался Имр. – Почему вы не дрались?
– Может, мы бы их и отбили, – сказал Мохнобород, – но многие из команды погибли бы, а скот разбежался бы во все четыре стороны. А так – никаких потерь, и мы спасли сорок пять голов.
– Совсем без потерь? – удивился Имр.
– Один был – Глум, – его убили через несколько ночей похитители скота. Но из стада они ничего не взяли, – быстро добавил Мохнобород.
– Глум был мерзким дерьмом, – сказал Имр. – Удивительно, что его мать знала, как его назвать, когда он был еще младенцем.
Мохнобород фыркнул, и я решил, что ни тот, ни другой его не любили. Подумав о Кетиле, я взглянул на Векеля, чье лицо было гладким, как свежевыпавший снег. Он был мастером скрывать свои эмоции и истинные мотивы. Даже если в его искусстве и была доля обмана, у него была и настоящая сила. Я был рад быть его другом, а не врагом.
– Ну что ж, витки, – сказал Имр Векелю. – Ты был прав насчет набега. Много траллов, кровопролитие, но не слишком много мертвых. Насчет скота ты ошибся, но, полагаю, ты не можешь видеть каждое движение пальцев Норн на нитях.
– И все же.
Имр хмыкнул.
– И бламаур не принес вам несчастья?
– Он был полезен, – сказал Мохнобород. – Отлично разбирается в скоте. Стоит его держать при себе, я бы сказал.
– Достаточно хорошо. – Имру, казалось, было все равно, что наводило на мысль, что его желание выбросить Лало за борт исходило не из истинного страха, а скорее из неприязни к неизвестному.
– Он больше не тралл, – сказал Векель.
– А? – В открытый рот Имра мог бы залететь рой мух.
Векель спокойно и уверенно объяснил, что он сделал.
– Лало останется со мной, как это принято, но он не раб. И обращаться с ним следует соответственно.
Было общеизвестно, что статус вольноотпущенников был всего на одну ступеньку выше статуса траллов, но Имр не собирался злить своего витки, поэтому он согласно кивнул. Его внимание вскоре переключилось:
– Я вижу, Асгейр и Эйольф сходят на берег. Они пойдут к Сигтрюггу. Пошли! Иначе эти паршивые псы присвоят себе всю славу.
Бывший воин провел нас к Сигтрюггу, его походка была такой же самодовольной, как и в первый раз.
Арталах заметил нас первым и подбежал.
– Яйцехват, ты вернулся!
– Господин. – Я поклонился.
– Ты был в Ведрарфьорде с Асгейром и Имром?
– Был, господин.
– Ты был в отряде, который захватил скот?
– Именно так, господин, – сказал я, думая: «А он сообразительный. Подслушивает разговоры Сигтрюгга».
– Прошу прощения, господин, – вежливо сказал Бывший воин, – но ваш отец ждет.
Арталах скорчил гримасу, но позволил нам пройти к помосту Сигтрюгга.
Король заговорил со мной первым.
– Е-еще ч-чьи-нибудь я-яйца с-сжимал в В-В-Ведрарфьорде? – Его голос был рассчитан на то, чтобы все слышали. Асгейр и Эйольф свирепо посмотрели на меня – они не забыли Бьярна, – но по залу прокатился искренний смех. Арталах был особенно доволен.
Было соблазнительно передразнить заикание Сигтрюгга, как я мог бы сделать в детстве. Вместо этого я пробормотал, что у меня не было возможности.
Он даже не слушал.
– Сколько скота вы привели для меня? – потребовал он ответа у Имра и Асгейра.
Лицо Сигтрюгга вскоре скисло. Его доля составляла одну треть.
– П-пятнадцать голов, – проворчал он. – Я бы м-мог добыть б-больше, п-послав Арталаха и его друзей в Миде на одну ночь.
Арталах надулся, как бойцовый петух. Я почти видел, как он пытается это сделать. И не такое случалось.
– Что случилось с остальным стадом Ивара? – спросил король.
Снова пришлось рассказывать печальную историю. Мохнобород изложил ее как мог, делая упор на то, что мы потеряли только Глума. Эйольф подчеркнул численность людей Осрайе. Сигтрюгг слушать этого не стал и так и сказал.
– Вам следовало д-драться. С-судя по в-всему, вам пришлось бы иметь дело т-только с л-людьми Г-Гиллы. У л-людей И-Ивара не хватило я-яиц, чтобы пересечь реку. – Его заикание, я заметил, усиливалось, когда он злился.
– Потери были бы тяжелыми, господин, – сказал Имр.
Презрительное «пффф».
«В умах королей жизни простых смертных ничего не значат по сравнению с богатством и сокровищами», – решил я. Имр и Асгейр приняли неуважение без реакции. Эйольф тоже сумел сохранить бесстрастное лицо, но Мохнобород, гордый, ощетинился. Векель незаметно положил руку ему на плечо, и тот успокоился.
– Если бы была битва, господин, – сказал Векель, гладко, как по маслу, – скот разбежался бы во все стороны. Нам бы повезло, если бы мы вернули хотя бы четверть.
– Если не меньше, – добавил я.
Имр вступился, упомянув почти семьдесят траллов, отданных королю в качестве его доли. «И рабы были хорошие», – продолжил Асгейр, – «молодые и здоровые, желанные для любого».
– Н-нет смысла п-плакать над пролитым м-молоком, – сказал Сигтрюгг, и я с облегчением подумал, что он на этом и остановится. «Если он потребует больше своей доли, – прошептал мне на ухо Векель, – ни один капитан драккара не захочет служить под его знаменем».
Сигтрюгг обратился к Имру и Асгейру.
– В-вы д-должны разделить с-скот поровну?
– Да, господин.
– Как я и д-думал. Имр, я заберу т-твоих ж-животных – это даст мне тридцать.
– Мой господин? Я не понимаю.
– Это не моя забота.
– Почему я должен быть наказан, а не Асгейр? – Рассерженный, Имр забыл – или намеренно не стал – добавить слово «господин».
– От Маэла Сехнайлла не приходил гонец с требованием головы Асгейра, а также голов двух его людей.
Я не мог не посмотреть на Векеля. Я беспокоился об Асхильд с тех пор, как уехал, но вдали от Линн Дуахайлла угрозы Кормака в мой адрес скоро забылись. «Это было глупо», – понял я.
Имр сохранял невозмутимое лицо.
– Почему Маэл стал бы это делать, господин?
– С о-одним из его с-сыновей п-плохо обошлись в Л-Линн Дуахайлле. Его т-таскали туда-сюда, как п-продаваемого т-тралла, и его ж-жизни угрожал м-местный к-кузнец, человек с с-собакой по и-имени Н-Ниалл. – Взгляд Сигтрюгга упал на меня. – Ч-что т-ты на это скажешь, Я-Яйцехват?
У меня перехватило горло. Если я солгу, а Имр нет, у меня будут большие проблемы с Сигтрюггом, но если я скажу правду, результат будет тот же.
– Ну?
«Разницы между сковородой и огнем нет», – решил я и начал свой рассказ. К моему небольшому удивлению, Сигтрюгг слушал, не перебивая. Арталах тоже внимательно слушал.
Я ничего не утаил. Выпас скота, встреча с Хорьком в Манастир-Буи. Возвращение домой, где я обнаружил, что мой меч пропал, а отец умирает от смертельной раны, нанесенной Кормаком. Наше с Векелем путешествие в Иниш-Кро и уход оттуда, так и не отомстив. Вторая встреча с Хорьком. Присутствие «Бримдира» в Линн Дуахайлле; сделка с Имром. Прибытие Кормака, убийство Кальмана и последовавшая за этим стычка. Сделка, заключенная с Имром, когда я стоял с клинком у горла Кормака.
Последняя деталь заставила Арталаха ахнуть.
Сигтрюггу это тоже понравилось.
– Ж-железная у т-тебя ш-шея, Я-Яйцехват.








