Текст книги "Осень"

Автор книги: Ба Цзинь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)

37

Когда в назначенный день все женщины семьи Чжоу и семьи Чжан собрались в особняке Гао, там, естественно, началось оживление. В этот день госпожа Чжоу и Цзюе-синь выступали в роли хозяев, а третья тетя Чжан и госпожа Шэнь были приглашены составить компанию гостям. В саду, в беседке, были приготовлены два карточных столика; один – для четырех невесток: Чэнь, Сюй, Чжан и Шэнь, которые составили партию в мацзян, другой – для домино. За этим уселись старая госпожа Чжоу и старшая госпожа Чжан, к ним присоединились госпожа Чжоу и Цзюе-синь.

Так как было довольно душно, то Шу-хуа и Шу-чжэнь вместе с Юнь и Цинь, захватив с собой Цуй-хуань, отправились к пруду покататься на лодке. Бирюзовое небо было покрыто пятнами облаков цвета разведенной туши. От этих облаков небо каждый раз мрачнело; а иногда солнце совсем пропадало в них. Вода в пруду потемнела, и по ее поверхности скользила мелкая рябь. Когда лодка проплывала мимо павильона, Юнь, бросив случайный взгляд на балюстраду беседки и на густую тень деревьев за ней, тихонько вздохнула:

– Как быстро летит время! Не успели оглянуться – и еще четыре месяца прошло.

– Опять вспомнила тот вечер в «беседке дождя»? – ласково спросила Цинь, улыбнувшись сестре. Юнь кивнула.

– За четыре месяца все переменилось, – задумчиво произнесла она. – Даже сад, и тот изменился. Тогда все деревья цвели! Какие были красивые цветы у слив и персиков! А сейчас пришла пора желтеть листьям. Пройдет еще три-четыре месяца, и все листья с деревьев опадут, останутся только голые ветви.

– С чего ты вдруг так заговорила, Юнь? – поинтересовалась Цинь. – Знаешь, ведь «цветы распускаются и осыпаются, луна пропадает и появляется». Все движется по бесконечному кругу – это вполне естественно.

– Ия знаю, что будущей весной весь сад снова будет в цветах, – оживилась Шу-хуа, вмешавшись в разговор.

– Только это будет уже новая весна, – так же меланхолично вздохнула Юнь. Затем, посмотрев на остальных девушек и встретившись с заботливым и любящим взглядом Цинь, растроганно улыбнулась: – Да я и не печалюсь. Только природа вызывает у меня особые чувства. – И, боясь, что Цинь неправильно истолкует ее слова, пояснила: – Я вспомнила о Хой. И о Мэе.

– Прошлый раз Мэй еще был с нами. Жаль, что сегодня ни он, ни его жена не пришли. Жена его всего только один раз была у нас, еще невестой. В красивом вышитом платье; говорила мало, посидела немного и ушла, – болтала Шу-хуа, не обращая внимания на других. – Я слышала потом, что у нее оказался плохой характер. Но внешностью она как будто ничего; я не нашла ничего дурного. Правда, я надеялась, что она чаще у нас будет бывать и мне удастся разглядеть ее получше.

– Жаль, что ты не часто у нас бываешь, пожила бы два дня – все разглядела бы, – улыбнулась Юнь так задорно, что на щеках появились ямочки. Но тут же ею снова овладели невеселые мысли. – Я-то думала, что она мне сестрой будет, – удрученно произнесла она, – а она ушла в себя, как улитка. Мэй от ее опеки сам на себя не похож. А дядя Бо-тао ее защищает. Мэй кашляет кровью, Цзюе-синь уговаривает дядю показать его врачу, а дядя не соглашается, говорит, что у него никакой болезни нет. Да, у нас в доме такие дела, что душа переворачивается. Вот я и завидую тебе, Шу-хуа. У вас дома так хорошо!

Шу-хуа разразилась смехом:

– У нас? Вот не думала! А с чего бы Шу-ин и Цзюе-хою было убегать из дома, если у нас хорошо? Подумай-ка! Проживи ты у нас два дня – и ты бы поняла. – И несколько самодовольно прибавила: – Но я живу как мне вздумается. Я никого не боюсь. Как тетя Ван и Чэнь итай ни свирепствуют, а ничего поделать со мной не могут.

– Вы – молодец, барышня. Только тогда-то ведь старшему барину попало, – вдруг громко вмешалась Цуй-хуань, сидевшая на корме с веслом. Хотя никто не уловил некоторого беспокойства, звучавшего в ее голосе, она все же чуть-чуть покраснела.

– Сам напросился. Почему он такой беспомощный, почему не хочет портить ни с кем отношений? – резко возразила Шу-хуа, – Всех боится обидеть.

– Просто он очень хороший человек, – вступилась за Цзюе-синя служанка, но уже не так громко и тут же опустила голову, занявшись своим веслом.

У Шу-хуа чуть было не вырвалось: «Что-то ты очень защищаешь старшего барина», но она тут же забыла об этом, так как ей неожиданно помешала Юнь, которая была не согласна с выпадами Шу-хуа против брата и, чувствуя, несправедливость ее слов, выступила в защиту Цзюе-синя:

– А все-таки похороны Хой устроил Цзюе-синь. Если бы он не вступил в переговоры, то прах Хой и по сей день не нашел бы себе последнего пристанища.

– Но идея все-таки принадлежала Цзюе-миню, – спорила Шу-хуа. – Цзюе-минь всегда что-нибудь придумает. А что надумает, то и сделает. – Шу-хуа была по-прежнему внимательна к Цзюе-синю, но ей всегда казалось, что нельзя быть таким слабовольным, как ее старший брат. Ее недовольство рождалось любовью к брату.

– План, верно, предложил Цзюе-минь, но больше всего приложил усилий все-таки Цзюе-синь, – улыбнулась Цинь. Ей были приятны слова Шу-хуа, ей хотелось услышать похвалу любимому из уст других. Но она все же считала, что удары, которые обрушивает судьба на Цзюе-синя, должны вызывать сочувствие к нему, и, не желая дать Шу-хуа возможности слишком обвинять Цзюе-синя, тоже выступила в его защиту. И она сказала истинную правду.

– Гребите, барышня, сейчас пойдет дождь, – позвала Цуй-хуань, не желавшая слушать упреков Шу-хуа по адресу Цзюе-синя и выбравшая момент, чтобы прекратить этот разговор. Все небо уже было затянуто сплошной серой пеленой, темные тучи висели совсем низко, почти над головой. Ветер стих; растительность и вода озера, казалось, погрузились в покой. Тучи все сгущались и темнели; светлел только краешек неба.

Слова Цуй-хуань заставили всех вздрогнуть. Взглянув на небо, Шу-хуа убедилась, что опасения Цуй-хуань не напрасны. Все это время она, забыв про весло, которое держала в руке, отдыхала, занятая беседой с сестрами, но теперь быстро опустила весло в воду и принялась усиленно грести, успев только бросить:

– Неважно, поплывем к «веранде дождя».

– Быстрее, Шу-хуа, а то не успеем, – подогнала ее Юнь, бросив тревожный взгляд на небо.

– Шу-хуа, ты, наверное, устала, дай мне погрести, – предложила тоже встревоженная Цинь, видя, что Шу-хуа медленно работает веслом.

– Не устала. Вы только не волнуйтесь. Ручаюсь, что под дождь не попадете, – уверенно ответила Шу-хуа, крепко сжимая весло и не собираясь отдавать его.

– За нами еще кто-то плывет, – встревоженно сказала Цуй-хуань.

– Не Цзюе-минь ли? Давайте подождем, – обрадовалась Шу-хуа, перестав грести и собираясь посмотреть, но вдруг услышала насмешливый голос Цинь:

– Откуда же тут взяться Цзюе-миню? Это – Цзюе-ин с братьями.

– Вот неудача! Надо же было именно с ним столкнуться! – проворчала Шу-хуа и, не оглянувшись, снова принялась грести.

– А ты как будто даже боишься их? – съязвила Цинь.

– Я? Их? Да я их презираю! – негодующе защищалась покрасневшая Шу-хуа.

Но задняя лодка быстро нагоняла их; долетел довольный голос Цзюе-ина:

– Эй, сестра! Гребете двое, а лодка на месте стоит? Я один быстрее вас гребу. Хочешь состязаться со мной?

– Ну и шалопай! Не боится, что выдерут – опять сбежал с уроков, – тихо выругалась Шу-хуа, не обращая внимания на брата.

В лодке Цзюе-ина находились также Цзюе-цюнь и Цзюе-ши; все трое, сняв халаты, остались в нижних рубашках. Когда Цзюе-ин окликнул сестру, братья поддержали его предложение, захлопав в ладоши.

– Уже отпустили с уроков, барин? – крикнула Цуй-хуань.

– А ты бы поменьше рот разевала, Цуй-хуань. Не твое дело – обо мне заботиться. Я сам себя отпустил. Тебе – не все равно? – залился наглым смехом Цзюе-ин, поворачиваясь к ней.

– Может, ты скажешь, Цзюе-ин, зачем в таком случае пригласили преподавателя? – не выдержала Шу-хуа, начав злиться.

– А я его и не приглашал, чего ты меня-то спрашиваешь? Иди у отца спроси, раз ты старшая сестра, – грубо ответил Цзюе-ин.

– Преподавателя пригласили, чтобы он учил вас. На это тратят больше десяти юаней серебром каждый месяц, а вы не занимаетесь. Только деньги бросают на ветер! – Ответы Цзюе-ина вывели Шу-хуа из себя и она покраснела.

Лодка Цзюе-ина подошла к их лодке. Цзюе-ин перестал грести, состроил гримасу и, вращая головой, заскрипел зубами. Довольный произведенным эффектом, он расхохотался.

– Подумаешь, восемь – десять юаней. Разве это деньги? У нас денег хватит. Не беспокойся, если и выбросим немного на ветер. Во всяком случае, твое приданое не убудет!

– Попридержи язычок, Цзюе-ин! – пригрозила рассвирепевшая Шу-хуа.

Но Цзюе-ин только заливался довольным смехом и, желая еще больше раздразнить сестру, выкрикивал:

– Ага! Опять в краску бросило? Не можешь меня переговорить, так не берись! Зачем же зря нервы расстраивать? А то еще заболеешь от злости, придется на врачей тратиться.

– Замолчи! Не хочу говорить с тобой! Разве из этой собачьей пасти можно услышать что-нибудь дельное? – выругалась взбешенная Шу-хуа и приказала Цуй-хуань: – Греби быстрее! Не будем обращать на него внимания. – И, сделав усилие, они несколько отплыли в сторону.

Но Цзюе-ин не отставал, упиваясь своей победой:

– Чего же ты удираешь, сестра? И вообще, как старшая сестра, ты должна подбирать выражения. Я, значит, собака? А ты кто? Разве не такое же «четвероногое»? Во всяком случае, пес не хуже, чем сука.

Капля дождя упала Шу-чжэнь на лоб. Шу-хуа хотела еще продолжать перебранку, но Шу-чжэнь умоляюще обратилась к ней:

– Шу-хуа, дождь пошел. – И дернула Цинь за рукав: – Уговори ее, пожалуйста.

На остальных тоже упало по одной-две капли дождя.

– Хватит разговаривать, Шу-хуа, ты и так на него слишком много времени потратила, – добродушно пожурила сестру Цинь.

Звук падающих капель нарушил покой окружавшей их природы; все вокруг ожило; поверхность воды покрылась блестящими бусинами пузырей.

До боли закусив губу и не отвечая, Шу-хуа гребла с таким усердием, что на лбу у ней выступил пот. Вытирать его было некогда. Смех трех младших братьев заставил ее еще сильнее закусить губу, но боли она не чувствовала.

Лодка развернулась и пристала к «веранде дождя». Девушки быстро взбежали по ступенькам, но усилившийся дождь уже успел оставить свои следы на их платьях. Они почти бегом прошли через арочную дверь и остановились у покрытых красным лаком перил галереи, где принялись вытирать платками мокрые волосы. Дождь неумолчно стучал по листьям банановых деревьев; его отдельные капли уже превратились в сплошные нити, свисавшие откуда-то с вышины, и весь воздух был затянут этой непроницаемой пеленой.

– А мы сегодня действительно на «веранде дождя», – улыбнулась Юнь и, повернувшись к Шу-хуа, неожиданно вскрикнула: – Что это? Почему у тебя губы в крови?

– Да она прикусила губу! – встревожилась Цинь и ласково упрекнула сестру: – Ну, зачем так, Шу-хуа? Что пользы спорить с Цзюе-ином?

X – Каждый раз, когда она с ним связывается, она прямо выходит из себя, – шепнула Шу-чжэнь, обращаясь к Цинь.

Шу-хуа неожиданно нахмурилась и с сердцем произнесла:

– Я тоже больше не могу здесь жить. Когда-нибудь и я уйду.

– Уйдешь? А куда? – полюбопытствовала Юнь.

– Куда-нибудь – все равно. Лишь бы уйти. Не могу я видеть все это, не могу видеть этих людей! – гневно вырвалось у Шу-хуа; в глазах ее сверкали презрение и ненависть.

– Уйти, конечно, хорошо. Но не так это легко, – задумчиво произнесла Цинь, сочувственно глядя на Шу-хуа.

– Уйду к Цзюе-хою, к Шу-ин! – Голос Шу-хуа звучал резко: казалось, она сердится на них за то, что они мешают ей уйти.

Цинь виновато улыбнулась; в глазах ее вдруг засветилась надежда. Она принялась мягко убеждать сестру:

– Конечно, решимость твоя похвальна, Шу-хуа, только от пустых разговоров проку мало. Почему бы тебе сначала не поступить в колледж позаниматься? По-моему, твоя мать должна согласиться. Цзюе-синь и Цзюе-минь помогут тебе. Поступай в Первое женское училище – я могу устроить это.

Казалось, все раздражение и весь гнев с лица Шу-хуа унесло каким-то ветром – так оно изменилось.

– Правда, можешь устроить, Цинь? – недоверчиво радостно спросила она. – Я боюсь, что не выдержу экзаменов. Ты же знаешь, что я – лентяйка и никогда как следует не училась. – На ее непосредственном, веселом лице появилось выражение раскаяния. Умоляюще глядя на Цинь, она ждала ее ответа.

– Лишь бы ты сама решилась – остальное не так важно, – заверила ее Цинь, довольная тем, что ее слова произвели впечатление на Шу-хуа. – Если боишься не сдать, не спеши идти сдавать. Подожди, пока я замолвлю словечко директору, пойдешь сдавать одна, после всех. Обязательно примут.

– Я не знаю, что сдавать. Боюсь, что и одна не выдержу экзамена, – все еще сомневалась Шу-хуа, но глаза загорелись надеждой.

– Неважно, я помогу тебе готовиться. Английский ты когда-то учила, а остальные предметы ты сама за эти полгода проходила. Можешь полностью положиться на меня, – ободряла ее Цинь, – только сначала договорись с матерью.

Дождь стихал, слышалось только шлепанье одиноких капель, падающих с навеса. Тоненькие паутинки дождя разорвались, не дотянувшись до земли, и растаяли в воздухе. Мох и тигровые ушки, покрывавшие груды камней на искусственной горке, от капель дождя засверкали бирюзой, мясистые листья бананов блестели, чисто умытые дождем. С камней и листьев бананов то и дело падали прозрачные жемчужины. После дождя, казалось, не только глаза девушек блестели радостнее, но и сердца их были омыты какой-то чудесной очищающей влагой.

Но неожиданно снаружи донеслись грубые крики и смех:

– Эй, Шу-хуа! Боишься со мной состязаться? Разве это дождь? Чего же спряталась?

– Опять лезет. Ничего не боится, даже битья, – пробормотала Цуй-хуань.

Шу-чжэнь потянула Шу-хуа за рукав.

– Не связывайся с ним, Шу-хуа, – тихо попросила она.

На лице Шу-хуа блуждала светлая улыбка. Словно не слыша Цзюе-ина, она звонким голосом обратилась к Цинь:

– Я решилась, Цинь. Ты мне поможешь. Я не раздумаю.

– Я знаю, что ты не раздумаешь, – похвалила Шу-хуа обрадованная Цинь. – Значит, через месяц можешь поступать в колледж. Цзюе-миню будет очень приятно услышать эту новость.

Шу-хуа улыбнулась довольной улыбкой, Цзюе-ин кричал что-то еще, но, не получив ответа, по-видимому, уплыл.

– Как я завидую вам, Шу-хуа! У вас у самих есть свои планы, – с некоторой грустью похвалила ее Юнь, но горечи в ее голосе не слышалось: она не испытывала особенного отвращения к своей серой жизни.

– Вы все – молодцы, Шу-хуа, – с завистью в голосе начала Шу-чжэнь; но глаза ее вдруг покраснели, она отвернулась и, опустив голову, замолчала.

Цинь, Юнь и Шу-хуа понимающе переглянулись. Цинь подошла к Шу-чжэнь, взяла ее за руку и нежно проговорила:

– Ты устала сегодня, Шу-чжэнь. Пойдем посидим.

И все вошли в застекленную со всех сторон веранду.

Вечером и гости и хозяева тесным кружком сидели в беседке за большим круглым столом. Только что подали утку под соусом, и госпожа Чжоу уже собиралась приказать стоящим рядом слугам и служанкам «обносить гостей», как вдруг появились перепуганные Юань-чэн и Чжоу-гуй. Чжоу-гуй, робея, обратился к старой госпоже Чжоу:

– Старая госпожа! Барин просит вас и барыню немедленно прийти домой. У молодого барина от кашля пошла горлом кровь.

Сообщение свалилось словно удар грома; все остолбенели.

– Почему вдруг? Говори скорее! Ведь он же должен сейчас быть в доме Фэнов! – Старая госпожа Чжоу вся дрожала.

– Да я сам не очень знаю, – отвечал еще не пришедший в себя Чжоу-гуй. – Он там ужинал, развеселился, выпил много вина – не знаю уж сколько. Только вышел из-за стола, а его как начнет рвать! Да все кровью. Рвет, рвет, и никак не остановится. Там суматоха поднялась. Сожгли покрывало со святых, дали ему пеплу поесть – не помогает. Потом полегчало, жена его домой отвела. А в комнате опять кровь пошла. Он без сознания. Барин… что делать – не знает. Послал меня за вами да за барыней. Паланкин уже здесь. Будете садиться, госпожа?

– Врача позвали, Чжоу-гуй? – вмешался Цзюе-синь.

– Барин приказал мне только бежать за старой госпожой и барыней. Он сам беспокоится, никак не дождется госпожу и барыню, чтобы посоветоваться.

– Надо же позвать врача! Что толку от пустых беспокойств? – в сердцах сказала старая госпожа Чжоу и, быстро встав, обратилась к побледневшей как смерть госпоже Чэнь: – Пойдем, невестка.

Видя, что она отставила стул в сторону, за ней поднялись и все остальные. Им было не до еды.

– И я пойду, – сказала госпожа Сюй, – А Юнь пусть остается с вами.

Вслед за старой госпожой Чжоу все вышли из-за стола. Госпожа Чжоу приказала Ци-ся и Цуй-хуань подавать старой госпоже одеваться. Неожиданно старуха умоляюще обратилась к Цзюе-синю:

– Проводи нас, Цзюе-синь. Я вижу, от твоего дяди Бо-тао пользы не будет.

Цзюе-синю не хотелось снова увидеть лицо Чжоу Бо-тао; он побаивался ожидавшей его невеселой картины. Но на просьбу бабушки он согласился немедленно, как если бы это было непреложное приказание. Он даже не раздумывал.

Старая госпожа Чжоу, госпожа Чэнь, госпожа Сюн и Цзюе-синь сели в паланкины. Провожавшие направились обратно в сад, в беседку, горячо обсуждая случившееся.

Цинь, Юнь и Шу-хуа шли отдельно от других. Они собирались завернуть за горку и войти под арку, как вдруг Цинь увидела, что Цзюе-минь машет ей рукой.

– Ты покушал? – заботливо спросила она, когда Цзюе-минь подошел.

– Покушал, – улыбнулся Цзюе-минь. И в свою очередь встревоженно спросил: – Что случилось? Почему бабушка и тети ушли так рано? И Цзюе-синь?

– У Мэя пошла горлом кровь. Дядя прислал за бабушкой. – тихо ответила Цинь.

– Любит Цзюе-синь в чужие дела соваться! – недовольно проговорил Цзюе-минь. – Зачем его-то взяли?

Цинь не ожидала таких слов и непонимающе взглянула на Цзюе-миня.

– Бабушка просила его пойти, – мягко пояснила она. – Он чем-нибудь поможет.

– Зря, абсолютно зря, – покачал головой Цзюе-минь. – Таких упрямцев, как дядя Бо-тао, мне еще не приходилось видеть. Ведь до всего этого он довел. – Заметив приближающихся Юнь и Шу-хуа, он оборвал на полуслове и с напускной улыбкой приветствовал Юнь. Та тепло ответила.

– Вот я и говорю – что такое? Шли себе мирно – и вдруг Цинь пропала. А она, оказывается, здесь с братцем. – У Шу-хуа при виде брата отлегло от сердца, и она не удержалась, чтобы не проехаться по адресу Цинь.

Неожиданно для нее Цинь шлепнула ее по лбу.

– Ах ты болтушка! Опять язык чешется? – шутливо выбранила она сестру. – Что же ты не скажешь брату хорошую новость, раз встретила его? Тогда я скажу за тебя. – И обернулась к Цзюе-миню: – Знаешь, наша девчонка поступает в Женское училище.

– Правда? Или обманываете меня? – недоверчиво спросил обрадованный Цзюе-минь. – Ну-ка, расскажи, Шу-хуа, – попросил он сестру.

– Как же, стану я тебя обманывать! – Шу-хуа явно была довольна. – Только я должна пойти поесть: мы же еще не ели. Потом расскажу. Ты лучше сначала проводи нас в беседку. – И потянула брата за собой, под арку.

38

Когда Цзюе-синь и женщины прибыли в особняк Чжоу, Чжоу Бо-тао ждал их у дверей зала. Увидев мать, он беспомощно сложил руки на груди:

– Вернулась, мама? Мэй очень сильно болен. Скажи, что делать?

– Пойдем посмотрим, – встревоженно предложила старая госпожа Чжоу и направилась в комнату Мэя.

Остальные немедля последовали за ней. По дороге Чжоу Бо-тао обратился к племяннику:

– Как ты кстати, Цзюе-синь. Ну, скажи, что делать?

– Вызвали врача, дядя? – почтительно спросил Цзюе-синь.

– Нет еще. Я хотел дождаться матери. Ведь болезнь очень серьезная, нужно быть начеку, – веско ответил Чжоу Бо-тао.

Вошли в комнату. На краю кровати, склонившись над Мэем, сидела его жена и о чем-то говорила с ним. При виде вошедших она поднялась для приветствия. Лицо ее было в слезах, брови нахмурены, губы сжаты; от былого бесстрастного выражения не осталось и следа – его смыли слезы.

Взглянув на это заплаканное лицо, старая госпожа Чжоу и госпожа Чэнь сразу забыли свою обычную неприязнь к невестке и ласковым жестом предложили ей сесть, а сами поспешно подошли к кровати.

На скамеечке у кровати стояла плевательница. На кровати закрытый расшитым шелковым одеялом, так что на подушке виднелось только его бледное, как бумага, худое лицо, бессильно лежал Мэй; в углах побелевших губ были следы крови.

– Мэй! Внучек! – жалобно, страдальчески позвала старая госпожа Чжоу и склонилась над ним.

– А, бабушка… пришла? И мама тоже? – с усилием прошептал Мэй, широко раскрывая глаза. Тут он заметил лицо Цзюе-синя. – Брат, и ты здесь? – Он хотел улыбнуться, но губы не повиновались ему и улыбки не получилось. Он с трудом прохрипел: – Не знаю, что со мной… сразу вдруг… как начнет рвать… никак не остановлюсь… столько крови… хорошо еще, что… что жена… а вы так рано… вернулись…

– Как ты себя сейчас чувствуешь? – выдавила из себя старая госпожа Чжоу, с трудом сдерживая горе. Госпожа Чэнь, стоявшая рядом, утирала слезы:

– Сейчас не идет… но очень… тяжело… Садитесь… бабушка… – через силу произнес Мэй и тут же умолк, чтобы отдышаться.

– Бабушка, надо скорее послать за врачом. Папа говорил, что подождет вас, чтобы посоветоваться, – обратилась к старой госпоже Чжоу взволнованная жена.

– Верно! Скорее за врачом, – кивнула, словно очнувшись, старуха и повернулась к Цзюе-синю: – Кого лучше позвать, Цзюе-синь?

– Я предложил бы военного врача Чжу, бабушка, – не раздумывая, ответил Цзюе-синь.

– Чжу? – колебалась старуха.

– По-моему, не стоит его, – недовольно повернулся к разговаривающим Чжоу Бо-тао, который стоял все это время у окна, погруженный в какие-то свои бесконечные размышления, но, услышав слова Цзюе-синя, нашел его предложение неудачным. – Европейская терапия ненадежна.

Неожиданное возражение отрезвило Цзюе-синя. Он растерянно заморгал – сочувствие, жалость и забота не играли для отца никакой роли. Поэтому, не отвечая, он смотрел на преждевременно увядшее лицо Мэя, и во взгляде его были сочувствие, жалость и забота. «Что же они с тобой сделают!» – с горечью думал он.

– А что вы думаете, бабушка? Если звать врача, так – быстрее. Ему очень трудно. Пусть побыстрее примет лекарство – полегче станет, – торопливо упрашивала молодая.

«А ведь она и вправду обеспокоена!» – подумал Цзюе-синь, бросив сочувственный взгляд на молодую женщину. Но по-прежнему молчал, хотя и чувствовал, что негодование против Чжоу Бо-тао вот-вот прорвется.

– В таком случае пошлем за Ло Цзин-тином, – вмешалась, не выдержав, взволнованная госпожа Чэнь. – Пусть сначала посмотрит его, а потом уж будем разговаривать. По сути дела, давно уже надо было бы послать за ним.

Молодая, сразу поднялась и приказала служанке: -

– Фэн-сао! Беги скорее и скажи Чжоу-гую, чтобы немедленно отправился за Ло Цзин-тином. Да пусть бегом!

Фэн-сао поспешно выбежала из комнаты. Только теперь старая госпожа Чжоу заговорила:

– Можно и Ло Цзин-тина. Он – человек знающий.

Цзюе-синь подавил порыв недовольства и через силу выдавил ничего не значащее: «Хорошо».

– Мэй! Внучек! Ты не волнуйся, врач сейчас придет. Успокойся и отдохни. Врач придет, поможет, – ласково успокаивала внука старая госпожа Чжоу.

– Спасибо, бабушка, – тихо проговорил Мэй. Он хотел улыбнуться, сделал движение головой, но улыбка получилась такой, что, казалось, он вот-вот заплачет. – Я вижу, мне уже не вылечиться, – безнадежным голосом произнес он.

– Ничего страшного нет. Только ты не думай. Лучше отдыхай как следует. Закрой глаза и усни, – мягко убеждала сына госпожа Чэнь.

– Садитесь, мама, – отозвался растроганный Мэй; зрачки его медленно двигались, переходя с лица матери на лицо бабушки, Цзюе-синя и жены; из глаз вдруг выкатились две слезы. – Очень тяжело на душе, – пожаловался он, – только закрою глаза – и сразу чудится прошлое.

– А ты не думай, лежи себе спокойно – успокаивала жена, а сама отвернулась, чтобы скрыть капавшие одну за другой слезы.

– Жена правильно говорит, Мэй, не волнуйся, не беспокойся, – успокаивал брата Цзюе-синь, понимая, что хотя ничего не сможет сделать для них, но по крайней мере не должен скупиться на сочувствие: – Болезнь несерьезная; придет доктор, пощупает пульс, выпьешь лекарство – и все пройдет, – старался подделаться под тон жены Мэя Цзюе-синь.

Мэй покачал головой.

– Врач тоже не поможет, я знаю, что меня не вылечить, – возразил он. – Я уж… давно… болен, только боялся говорить… Все ничего… только… беспокоюсь за жену… Я… виноват перед ней… Такая… такая молодая… и вот…

Молодая тихо всхлипывала, сидя на уголке кровати и прикрыв лицо руками. Старая госпожа Чжоу, глаза которой тоже заволокло слезами, перебила внука:

– Помолчи, Мэй, и отдохни. Ты только других расстраиваешь. Смотри, жену до слез довел.

Лицо Мэя походило на увядший лист.

– Я замолчу, бабушка… Вы… не переживайте… если… что-нибудь случится… позаботьтесь о жене… – твердил он, всем своим видом выражая, что судьбы не избежать. Стоило ему споткнуться на жизненном пути, и он уже был готов отказаться от борьбы за жизнь.

– Не будет этого! Не будет! Замолчи! – забилась з истерике госпожа Чэнь; она уже рванулась к кровати, и только госпожа Сюй задержала ее. Тогда она отвернулась и, не находя себе места, закричала: – Почему Ло Цзин-тин не идет? Почему его нет так долго?

– Наверное, Чжоу-гуй замешкался. Видно, этот подлец заснул, не иначе, – ломая пальцы, выругался Чжоу Бо-тао. Растерянно шагая по комнате, он случайно обратил внимание на стоявшую в углу Цуй-фэн. – Иди узнай, почему врача еще нет, – приказал он.

– Мама, сестра, Цзюе-синь! Садитесь, – уговаривала всех госпожа Сюй. – Сядь, мама, ты уже устала. – И она усадила старую госпожу Чжоу в одно из плетеных кресел у кровати. Госпожа Чэнь и Цзюе-синь примостились на стульях около стола. Сама госпожа Сюй села на вертящийся стул около письменного стола. Молодая по-прежнему всхлипывала, закрывая лицо руками. Мэй лежал на кровати, то кашляя, то хрипя. Все молчали, лишь изредка обмениваясь испуганными взглядами.

Не успела Цуй-фэн уйти, как Чжоу Бо-тао опять забеспокоился:

– Вот ушла и пропала. Все сегодня, как сонные мухи. И врача все нет. Пойду сам посмотрю. – Он распахнул драпировки и вышел.

– Ну, скажи, что пользы от этого человека? – раздраженно сказала вслед ушедшему сыну старая госпожа Чжоу, обращаясь к Цзюе-синю. – Он может только волноваться или сердиться. Почему бы не вызвать врача, раз уж сам был здесь? Давно бы и врач пришел.

Цзюе-синь вспомнил, что произошло позавчера, и с сожалением, но вместе с тем и с некоторой долей недовольства, ответил:

– А начали бы лечить раньше, до этого бы не дошло. Позвали бы врача позавчера да не разрешили бы Мэю сегодня пить – все-таки лучше было бы.

– Конечно! Все это он один наделал! Ну если, не дай бог, с Мэем что-нибудь случится – я ему покажу! – истерически выкрикнула госпожа Чэнь.

– Судьба! Судьба! – разахалась старая госпожа Чжоу, покачивая головой. В это время Ян-сао принесла ей чашку ее любимого «весеннего» чаю.

– Ты сегодня тоже утомилась, мама. Иди к себе, отдохни немного. Мы здесь за Мэем присмотрим, ты не беспокойся, – принялась мягко уговаривать старуху госпожа Сюй, видя, с каким наслаждением та пьет дымящийся чай.

Старая госпожа Чжоу на минуту задумалась.

– Ну, ладно, – неуверенно согласилась она, словно не зная, на что решиться, вздохнула еще раз и поднялась, чтобы идти к себе. Но как раз в этот момент раздался звук торопливых шагов; она остановилась, считая, что это пришел врач, и решив дождаться его.

Но это оказался Чжоу-гуй (а вслед за ним – Фэн-сао и Цуй-фэн). Весь раскрасневшись от быстрого бега, он влетел в комнату и, еле переводя дыхание, доложил:

– Разрешите доложить, госпожа: доктора Ло нет дома; говорят, ушел в гости. Спросил, когда вернется, говорят – неизвестно.

Все уставились на Чжоу-гуя, будучи не в силах произнести ни слова. Первым пришел в себя Цзюе-синь:

– Что же ты не узнал, к кому в гости ушел доктор? Мог бы сбегать за ним туда!

– Разрешите доложить, барин. Я спрашивал об этом, но его слуга не захотел сказать и добавил, что если доктор Лo много выпьет, то лечить не сможет, – почтительно ответил Чжоу-гуй, утирая рукой пот со лба.

Вошел Чжоу Бо-тао и растерянно обратился к старой госпоже Чжоу:

– Ну, что будем делать, мама?

– По-моему, на худой конец пока пригласим врача Чжу, – не утерпел Цзюе-синь. Он знал, что вряд ли его предложение примут, и сам он был убежден, что Мэю не поможет уже никакой врач, никакое прощупывание пульса, никакие лекарства.

– Нет, я против европейской медицины. Ведь это европейская медицина уморила Хой, – бесцеремонно возразил Чжоу Бо-тао.

Цзюе-синь покраснел до корней волос. Он видел, что спорить с дядей не имеет смысла; подавив гнев, он молчал, опустив голову, но про себя негодовал: «Зачем же вы притащили меня сюда, если даже не хотите слушать?» Но высказать это вслух он не решился.

– Придется звать какого-нибудь врача! Нельзя же тянуть время, если человек болен, – не заботясь больше о вежливости, бросила молодая, и ее тонкие брови чуть-чуть приподнялись.

– Давайте позовем Ван Юнь-бо, – предложила госпожа Сюй, стараясь разрядить обстановку, и повернулась к старой госпоже Чжоу: – Как, по-твоему, мама?

– Ладно, мне все равно. Лишь бы вылечил Мэя, а я принесу за это благодарность богам, – поспешно ответила старуха.

Чжоу-гуй собрался идти. В это время к нему подошла молодая.

– Отправляйся быстрее, Чжоу-гуй, – приказала она. – Можешь в паланкине. Не удастся позвать Вана – зови любого, но получше. По пути не мешает еще раз заглянуть к Ло Цзин-тину.

Посидев немного после ухода Чжоу-гуя, старая госпожа Чжоу ушла к себе вместе с Фэн-сао. Остальные остались в комнате. Жена Мэя с опущенной головой неподвижно сидела на кровати. Неожиданно она тихо обратилась к свекрови:

– Он, кажется, уснул. – Какое-то подобие улыбки показалось на ее усталом, встревоженном лице.

Госпожа Чэнь кивнула. Вошел Чжоу Бо-тао (он провожал мать к себе); шаги его нарушили тишину комнаты.

– Не топай так громко, Мэй уснул, – шепотом предупредила его жена.

Чжоу Бо-тао недовольно уселся у письменного стола. Случайно повернувшись на стуле, он неосторожно задел локтем чашку, стоявшую на столе, отдернул было руку, но чашка уже грохнулась на пол. Звон разбившейся чашки заставил всех вздрогнуть. Все взоры обратились к письменному столу: в них был немой упрек. Но Мэй уже встрепенулся.

– Что? Что такое? – испуганно спрашивал он, хватаясь за одеяло. Жена, наклонившись к нему, пыталась успокоить его. Подошла и госпожа Чэнь. Цзюе-синь и госпожа Сюй тоже смотрели на больного.

Только Чжоу Бо-тао, ничуть не смущаясь, повернулся к Цуй-фэн:

– Подмети.

Неожиданно лицо Мэя исказилось в страшной гримасе. Они видели, что он страдает, но ничем не могли помочь ему. Широко раскрыв глаза, он вдруг издал какой-то клокочущий звук и попытался приподняться. Жена поспешила поддержать его и, поняв, что он ищет плевательницу, повернула его голову, но было поздно: он вдруг сильно дернулся, руки ее разжались, и он грудью упал ей на колени. Шея его судорожно вытянулась, в горле что-то захлюпало, и на чистый пол шлепнулся большой красный сгусток. Молодая поджала ноги, чтобы муж мог отдышаться, лежа у нее на коленях, и легонько постукивала его по спине. Госпожа Чэнь, подошедшая было к кровати, теперь отступила на два-три шага (брызги крови чуть-чуть не попали на нее) и растерянно позвала служанку: